На полпути к себе Иванова Вероника

— Не ёрничай! Парень неплохо владеет клинком, ты же видел!

— Неплохо. Но слишком надеется на помощь амулетов там, где выгоднее рассчитывать только на себя.

— Расчётливый ты мой! — умиляется кузен. — Скажи честно: ввязался в бой потому, что заранее знал, что силы неравны?

— А ты как думаешь? — отбрасываю шутливый тон.

— Думаю, что ты поумнел достаточно, чтобы не рисковать попусту.

— Правильный ответ!

— Значит, всё-всё продумал? — не отстаёт Ксо.

— В общих чертах.

— А в частностях?

— И в частностях — тоже. У парня было всего три амулета, на которые следовало обратить внимание…

— Три? — Кузен делает вид, то задумывается. — Будем считать так. Кстати, ты выбрал последовательность действий до начала поединка или…

— Или. Хотя… результат планировал заранее.

— Это радует, — признаёт кузен. — Если бы ты сунулся под нож, не имея общестратегической цели, вот тогда я бы волновался.

— М-да? А не проще ли действовать по принципу: «Вперёд, а там посмотрим»?

— Не проще. Кажущаяся ясность опаснее выставленной напоказ сложности, потому что вселяет в сердце такое вредное чувство, как надежду.

— Чем же она вредна? — невольно обижаюсь, а Ксаррон запоздало вспоминает:

— О, похоже, я залез не в те дебри! Каюсь, забыл о Третьем цвете Пепла. Пожалуй, не буду больше спорить… По этому поводу.

— А по какому будешь? — ненавязчиво интересуюсь.

— На мой предвзятый взгляд, ты слишком долго выбирал момент для удара.

— До-о-о-о-олго? — обиженно тяну. — И пары минут не прошло!

— Пара минут — это целая жизнь, Джерон. Особенно в поединке. А ты… Примеривался, как надёжнее покалечиться?

— Какая тебе разница? — возмущённо фыркаю.

— В сущности, никакой, — пожимает плечами кузен. — Но, в отличие от тебя, я любопытен и не упускаю возможности добавить ещё одну версию событий к сотне уже имеющихся!

— Да уж… Так что ты хочешь услышать? — смиряюсь с учинённым допросом.

— Почему ты медлил? Не был уверен?

— Можно сказать и так. Думаю, если бы действие всех магических штучек прекратилось одновременно, парень успел бы это понять и скорректировать свои действия, а это доставило бы мне массу неудобств!

— В какой-то мере разумно, — высказывает своё мнение Ксо. — Только правильнее было бы нанести один-единственный удар. Или на такое ты не способен? Совладать с тремя очагами волшбы разом — не под силу?

— Ну-у-у-у-у… — Я прикинул свои возможности. Потом ещё раз. И ещё. — Не в движении.

— Любопытно… Позволь узнать, а чем движение отличается в этом смысле от покоя?

— Не знаю, но… Мне не даётся осмысленная работа с Кружевами и скачки по столам в одно и то же время.

— «Осмысленная работа»! — снисходительная усмешка. — «Не даётся»! Положим, ты не слишком стараешься всё вышесказанное совместить. То есть хочешь, но ленишься. Ладно, дело в другом. Почему ты держал Щиты? Если бы первый же выпад Ригона достиг цели, вся твоя стратегия пошла бы псу под хвост! Или скажешь, что был готов?

— Почти, — невинно улыбаюсь.

— Потрясающе! — Кузен обращает своё возмущение к небесам, а спустя вдох следует вопрос, сдобренный робкой надеждой: — Может, хоть врать научишься?

— Зачем? — Непонимающе замедляю шаг.

— Затем! Надо было ответить: «Конечно, я был готов!»

— Но ведь это не так…

— И что? Можно подумать, переживать события, после того как они имели место быть, легче, чем во время!.. «Почти»… Этим словом ты когда-нибудь заставишь меня поседеть… как и своими выходками, впрочем.

— Почему?

— И он ещё спрашивает! — Новый всплеск негодования, улетающий к тяжёлым тучам. — Что тебя дёрнуло встрять во вражду Дворов?

— Я не встревал! Я просто шёл мимо и…

— Решил спросить дорогу? — Попытка пошутить.

— Как ты догадался? — Оторопело смотрю на постепенно каменеющее лицо кузена и, запнувшись о торчащий из мостовой камень, едва не падаю.

— Ты серьёзно? — В маленьких глазках явственно читается ужас. Слегка наигранный, разумеется. — Хочешь сказать, что заблудился?!

— Ну да. — Не вижу смысла скрывать истинное положение дел.

Следующий взгляд в небо лишён словесного сопровождения: губы Ксаррона шевелятся совершенно беззвучно, и я могу только догадываться, какими тёплыми характеристиками наделён на этот раз.

Наконец к милорду Ректору возвращается душевное равновесие:

— Значит, заблудился. Тогда объясни, почему Киан не почувствовал ни малейшей тревоги?

— А он должен был что-то почувствовать? Я вообще не знал, что он рядом. И зачем ты его за мной отправил?

— Уж не для того, чтобы пить эль! — язвит Ксо.

— Откуда ты…

— Не будь наивным больше, чем полагается, Джерон! Оставим тему издевательского обращения с животными на другое время… Киан был удивлён, когда ты наткнулся на «коротышек». Почему?

Начинаю понимать, куда клонит кузен.

— Я же обещал не волноваться, вот и… не волновался. Ни когда заблудился, ни потом. Это преступление? Я сделал что-то не так?

— В своей старательности ты доходишь до абсурда, — ворчит Ксаррон, успокаиваясь. — Если бы Киан заметил твою тревогу, то подошёл бы и оказал помощь.

— Помощь?

— Привёл бы тебя домой! А вместо того вынужден был на ходу соображать: ввязываться в драку или предоставить мальчику возможность развлечься… Ещё один вопрос: обязательно нужно было заниматься рукоприкладством? Не разумнее ли было просто убежать?

— Во-первых, я не люблю бегать. По скользкой мостовой — особенно. — В качестве иллюстрации своих слов снова чудом удерживаю равновесие и остаюсь на ногах, вместо того чтобы носом пробороздить каменные плиты. — Во-вторых, они меня уже заметили и не преминули бы избавиться от нежелательного свидетеля.

— Есть ещё и «в-третьих»? — язвительное уточнение.

— Пожалуй. На моей стороне была неожиданность. В плане оружия, среди прочего. Кроме того… Я так давно не грел в ладонях бусины чиато!

— Мальчишка! — Кузен качает головой. — Следовало ожидать, что не сможешь устоять перед соблазном. Что ж, моя вина, признаю. Но далее… Зачем ты перекинул вызов Ригона на себя?

— Не знаю. Но… он бы убил девочку?

— Конечно.

— А мне почему-то этого не хотелось. Чем не причина?

— Я бы поверил, однако… — Ехидная пауза. — Хочешь, угадаю настоящий повод твоей очередной глупости?

— Попробуй! — перенимаю лукавый тон.

— Ты предположил планы Ригона в отношении Леф (правильно, кстати) и посчитал их нечестными — раз. Эльфийская кровь никогда не давала тебе покоя — два.

— Почему это — не давала покоя?

— Потому, что ты готов начать игру с любым lohassy, едва увидишь! Впрочем, сей порок — наследственный и искоренению не поддаётся… Не перебивай меня! Что ещё осталось? Ах да… Ты заметил наличие амулетов и, справедливо рассудив, что парень ими воспользуется, понял: бой будет заведомо неравным — три. Но об этом мы уже поговорили. А вообще, тебе повезло.

— В чём?

— Ригон был слишком разозлён и удивлён: прими его ярость цвет на несколько оттенков глуше, исчезновение магической поддержки парня не смутило бы никоим образом. В конце концов, к тридцати пяти годам можно наловчиться сражаться и собственными силами.

— Постой! К тридцати пяти годам?! — Слова Ксаррона заставили меня задрожать. Крупно.

— Что тебя удивляет? Ты же заметил примесь эльфийской крови?

— Да, но…

— Джерон, ты идиот, — устало заключил кузен. — Либо вообще не делаешь выводов, либо ухитряешься сделать не те, что нужны… Да, Ригон выглядит и будет выглядеть молодо ещё несколько десятков лет. Потом, конечно, постареет… Но у него было достаточно времени, чтобы научиться владеть ножом.

— Так вот, из-за чего Мастер так… — запоздало понимаю, как глупо себя вёл.

— Напугался? Да. Дошло наконец? Старик прекрасно оценил риск и, не имея ни малейшего понятия о твоих милых чудачествах, поимел несколько до боли приятных минут ожидания исхода поединка. Но тебе, разумеется, было не до его переживаний!

— А почему, собственно, мне должно быть дело… И чего он боялся? Потерять вложенные деньги?

— Сколько лет я имею головную боль тебя знать, столько удивляюсь: в чужих глазах можешь рассмотреть даже то, о чём их обладатель и не подозревает, а когда речь заходит о тебе самом — полный провал, истерика и блуждание впотьмах, — нравоучительно сообщил кузен.

— На что это ты намекаешь? — зло хмурюсь.

— Я говорю прямо, если ты не заметил! — Поправка. Уже не язвительная, а скорее недовольная. — И повторять одно и то же сто раз не собираюсь. Запомни: полукровки, такие как Ригон, наследуют от предков большей частью один или два основных взаимосвязанных признака, свойственных чистой крови. И если внешний облик позволяет чётко установить наличие эльфийских корней, это вовсе не значит, что присутствует и поздняя зрелость, свойственная упомянутой расе. Напротив, чаще встречается именно своевременное или даже несколько более раннее взросление, чем у второй линии крови… Понятно?

— Касательно Ригона — да: несмотря на юное личико, он вполне взрослый мужчина. А вот остальное…

— Ты до какого тома дошёл в изучении Гобеленов? — невинный вопрос.

— Э… не помню. Основные расы прошёл, а потом занимался другими вещами.

— Досадное упущение. Нужно было заставить тебя проштудировать «Слияние Основ», — пометил для себя кузен. На будущее. — Да, непременно… Может, поговорить с Созидающими, чтобы выделили подходящего наставника?

— Зачем?! У меня голова и так опухла от знаний!

— Да-а-а-а-а? А почему я не вижу, чтобы через уши что-то текло обратно? — совершенно серьёзно спрашивает Ксо.

— Потому что… Потому что… — Лихорадочно ищу слова для ответного выпада. И нахожу, как мне кажется: — Потому что холодно и знания замёрзли!

— Ещё один довод в пользу ношения головного убора, ты так не считаешь? — Победная точка в разговоре, как водится, принадлежит не мне.

Путь в «Старую подкову» лежал по набережной Большого канала, именуемого горожанами не иначе как Большая канава, что, по большому счёту, было верно: некогда прорытое в земле углубление, призванное снабжать питьевой водой кварталы города, расположенные далеко от берегов Сейнари, особой чистотой не отличалось, постепенно становясь вместилищем стоков того, что уже побывало в употреблении. Впрочем, поскольку к домам вода подходила через трубы, снабжённые хитроумными угольными и кремниевыми ловушками, Большой канал по-прежнему выполнял свою основную функцию, существенно снижая нагрузку на Малый канал, вырытый гораздо позднее.

Памятуя о моей способности теряться даже на открытой и не загромождённой предметами местности, Ксаррон собственноручно нарисовал маршрут движения, для пущей наглядности — с временными отсечками и расстоянием, исчисляющимся в моих шагах. Я робко возразил, что с картой в руке посреди города буду выглядеть уж совсем непристойно, на что кузен совершенно справедливо посоветовал выучить последовательность поворотов наизусть. Если, конечно, мозги позволят… Мозги позволили, но рисунок всё равно отправился в дорогу вместе со мной: придерживаться полученных инструкций — проще простого, но не в те моменты, когда думать приходится совсем об иных материях.

Нехорошо получилось с Мастером. Я действительно его напугал. Это кузен давно привык к моим глупостям и знает: если вожжа попала под хвост, то… Постойте-ка! А почему — давно? Мы не виделись те же восемь лет, а такое впечатление, что Ксаррон всё прошедшее время находился неподалёку. Странное ощущение. А что, если… Нет, не мог же он… Впрочем, слежка не составила бы для него труда, более того, милорд Ректор мог привлекать для неё своих непосредственных подчинённых. И ту приснопамятную встречу в трактире вполне мог сочинить и поставить мой горячо любимый кузен… Не хочется об этом думать. Не сейчас. Если я хотя бы мысленно допущу возможность столь грубого вмешательства в свою жизнь… совсем перестану ВЕРИТЬ.

Надо будет извиниться перед Рогаром. Вот только какими словами? Что я скажу? Попробовать отшутиться в очередной раз? Заманчиво, но… Придётся быть серьёзным и искренним.

А Ксо всё-таки сволочь! Хочет погрести меня под тяжестью тома о смешении линий крови! Видел я этот фолиант неподъёмный. И нечитабельный, что самое обидное. То есть учёным людям его листать интересно и полезно, а мне для начала надо будет составить маленький такой словарик — листов на десять — с переводом употребляемых терминов на понятный язык. Нет, не буду изучать эту пакость, и не надейся! Зачем нужны знания, которые нельзя применить на практике? Думаете, «Слияние Основ» посвящено описанию результатов кровосмешения? Отчасти да, но в целом это руководство к действию, а не обзорный материал! Правда, если Ксаррон договорится с Созидающими и я получу хорошего демонстратора, будут и лабораторные опыты. Бр-р-р-р-р! Об этом тоже лучше не думать. Пока оно не наступит. Не наступит, не опрокинет и не начнёт топтаться сверху. Копытами…

Силуэт на узком мостике показался мне знакомым. Знакомым настолько, что я замедлил шаг и постарался вспомнить, где мог видеть тонкую фигурку, бледное личико и светлые волосы, пряди которых выбились из-под капюшона. Или моя голова окончательно перестала соображать, или… Роллена? Какого фрэлла? В этой части города, одна, прячущая свою красоту под неприметным плащом… И такой странный взгляд, обращённый к воде…

Я остановился рядом с девушкой, опёрся о перила и некоторое время посвятил разглядыванию ледяного крошева, медленно уплывающего под мост. Не самое захватывающее зрелище на свете, чтобы юная дама предпочла его дворцовому веселью, а это значит: связь вещей нарушилась и может произойти нечто неправильное и, хуже всего, непоправимое. Полюбопытствуем? В последний раз.

— Старики говорят: нельзя долго смотреть на бегущую воду, потому что она может поймать отражение и по капелькам унести его прочь. Вместе с душой.

— Ты в это веришь? — безразличный вопрос.

— Стараюсь. Думаю, сие утверждение не лишено смысла.

— Отражение — моя душа? — горько усмехнулась девушка. — Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой… Взгляни сам и сравни.

Она повернулась ко мне, позволяя рассмотреть печальное лицо во всех подробностях, чему я и уделил некоторое время. Потом перевёл взгляд на воду.

— Не нахожу противоречия, — уверенно заявляю, закончив предложенное расследование.

— Так уж и никакого? — Тень кокетства в потускневших глазах.

— Могу доказать своё мнение. Если, конечно, ты никуда не торопишься.

— Представь себе, не тороплюсь. УЖЕ не тороплюсь.

— Итак, что мы видим? — начинаю очередное представление. Для одного-единственного зрителя, но зато какого! — Щёки бледные. Глаза — припухшие. Губы потрескавшиеся. Разум обременён тягостными раздумьями.

— С чего ты решил… о раздумьях?

— А рябь, пробегающая по поверхности воды и заставляющая линии дрожать и ломаться? — подмигиваю. — Они самые и есть. Раздумья.

— Ловко, — оценила Роллена, снова устремляя взгляд вниз. — А твои старики говорят что-нибудь насчёт памяти? Её река унести не может?

— Память? Не знаю. Впрочем, вряд ли Хозяин Реки польстится на такое лакомство: душа куда аппетитнее!

— Почему? — Жизни в голосе не прибавилось, зато появился вялый интерес.

— Желаешь доказательств и на сей счёт? — говорю так вкрадчиво, как только могу, и губы девушки вздрагивают в попытке улыбнуться:

— Желаю.

— Воля дамы — закон для кавалера!

— Набиваешься мне в кавалеры? — Ещё больше похожее на усмешку выражение лица.

— А если и так? Или не гожусь?

— Скорее не гожусь я, — совсем тихо произносит Роллена и тут же, словно борясь с собой, требует, громко и внятно: — И где же доказательства?

— Изволь выслушать, если не боишься!

— А чего мне бояться?

— Не чего, а кого, — мягко поправляю.

— И кого же?

— Себя, конечно. Бояться нужно прежде всего себя, а уж потом всех остальных.

— Странное утверждение.

— А ты попробуй ему следовать — и увидишь, насколько оно верно.

— Пожалуй, не буду пробовать, некоторые вещи мне не нужно доказывать. — Ещё один тихий вздох.

— Итак, возвращаемся к памяти и душе. Точнее, к тому, по какой причине вторая из дам привлекательнее первой. Всё очень просто, красавица: душа имеет свойство изменяться под действием обстоятельств или в умелых руках. За один день она может стать совсем другой, чем пробыла десятки лет до того. И, что самое главное, к прошлому возвращения не будет, потому что каждый раз душа рождается заново, чистой страницей книги. А вот память… Память хранит и дурное, и хорошее, но дурного, как правило, всегда больше, потому со временем эта леди надевает чёрное покрывало.

— И… нет никакого способа, чтобы… Ведь можно обрести забвение? — Голос девушки звенит от внутреннего напряжения.

— Можно. Но даже самый несчастный человек на свете не согласится отдать сокровища своей памяти в обмен на возможность прожить жизнь иначе.

— Ты не прав! Я бы отдала.

— В запале обиды или злости — да. А по здравом рассуждении — нет. Потому что глупо стремиться забыть. Что бы то ни было.

— Но почему? — Крик несётся над каналом.

— Потому что без ступенек памяти душа не сможет подняться вверх.

Я уже и сам не рад, что затеял это разговор. Не рад, потому что пытаюсь учить Роллену истинам, которые сам никак не хочу принять.

— Вверх? И что там, вверху? — Жалобно-требовательный взгляд.

— Полагаю, что-то получше, чем внизу. Или что-то, без чего нельзя обходиться. Даже крот время от времени выползает на поверхность земли.

— Крот? — Недоумение и растерянность наконец-то сменяют собой озлобленную решимость.

— Ну да, есть такой зверёк… Жаль, сейчас кротовин не найти… А и ладно! Как тебе мои доказательства? Угодили или нет?

— Зачем ты со мной заговорил? — Роллена выпрямляется, отстраняясь от перил.

— Сам не знаю. Иду, смотрю: девушка грустная стоит — такое впечатление, что сейчас в воду кинется… Я и подумал: отчего не поговорить? И мне развлечение, и ей забава. Последняя, — расплываюсь в улыбке.

— И верно, забава, — лёгкий кивок. — Напоследок.

— Вообще, если хочешь — прыгай, — великодушно разрешил я. — Вода сейчас холодная, тело быстренько онемеет — и не заметишь, как захлебнёшься. Даже если вытащат… Поболеешь немного — и всё равно умрёшь.

— А мой… у меня есть знакомый маг, он может вылечить от многих болезней. — Крохотная доля лукавства в уголках губ.

— Что ж он тебя от грусти не вылечил? Или сердце волшбе неподвластно?

— Неподвластно, — подтверждает девушка, но уже не так скорбно, как в начале нашей беседы.

— А я-то думал… — разочарованно цыкаю зубом. — Вот так и умирают самые светлые мечты! Значит, разбитые чувства ничем не склеить?

— Ничем.

— А может, и не надо склеивать? — предлагаю неожиданный выход из тупика. Неожиданный для Роллены, потому что она окончательно поворачивается ко мне лицом, на котором начинает проявляться возмущённое недоумение.

— Не надо?

— А есть ли смысл? — продолжаю рассуждать. — Ну подумай сама: если у тебя разобьётся кувшин, или ваза, или бокал… Можно сварить клей и попробовать склеить осколки, но через какое-то время сила клея иссякнет — и посуда вновь станет грудой сора.

— Но чары…

— Чары? Они не склеивают, красавица.

— А что же они делают? — Девушка удивилась. На самом деле.

— Они заставят швы срастись, но кувшин уже не будет прежним. Он изменится, потому что произойдёт вмешательство в его… Да, в его суть.

— Хочешь сказать, что кувшин перестанет от этого быть кувшином?

— Нет. Но он будет ДРУГИМ кувшином. Чувствуешь разницу?

— Не очень, — признаётся Роллена.

— Экая ты непонятливая, красавица… Ладно, попробую пояснить. Изначально было что? Глина, которую собрали, смочили и размяли руки гончара. Потом шматок грязи обрёл форму и прошёл испытание огнём… И на всём жизненном пути частички кувшина — будущего и настоящего — впитывали в себя тепло человеческих рук. Впитывали память о том, что было, и о том, что есть. Каждый комочек глины занял своё место. А что сделает магия, склеивая осколки? Она перемешает комочки, расплавит их и заставит снова стать твёрдыми — но уже на других местах. И несколько строчек в Книге Памяти будут стёрты. Навсегда. Поверх них появится другая запись: кувшин родится снова. Но он забудет того, кто в первый раз подарил ему жизнь.

— Кажется, я начинаю понимать… — Васильковый взгляд просветлел. — Если таким же образом вмешаться в жизнь, расставшихся можно соединить, но это будут уже не те отношения.

— Совершенно верно! — Я удовлетворённо кивнул. — Гораздо проще и правильнее взять метлу и совок, сгрести мусор и выкинуть его прочь, начав всё заново.

— Как просто! — Первая настоящая улыбка тронула сухие губы.

— Именно! Просто, и никак иначе! — Я взглянул на воду. — Ну что, будешь прыгать?

— А тебе какой в этом интерес?

— Да отойду подальше, чтобы не решили, будто я тебя толкнул.

— Трусишь? — Глаза Роллены лукаво сверкнули.

— Куда ж без этого? — вздыхаю. — Между прочим, трусить — это большое искусство! Я бы рассказал, но мне нужно встретиться с друзьями… Так что позволь откланяться!

— Уходишь? — В голосе девушки проскользнуло разочарование.

— Ну я же не прощаюсь, красавица! Как-нибудь встретимся ещё раз и поговорим.

— О чём?

— Обо всём на свете! Обещаю! Но и ты пообещай в свою очередь…

— Что же? — А она заинтригована. Ай да я!

— Дождаться этого самого разговора. А для этого ты должна хорошо питаться, много бывать на свежем воздухе, слушать красивую музыку, петь песни, весёлые и грустные, и…

— Не слишком ли много для меня одной?

— Думаю, нет. Самое главное — ты должна обещать, что займёшься делом.

— Каким? — Сосредоточенный интерес в глазах. Ай-вэй, дорогуша, вот кому следовало бы входить в опору королевского престола!

— Любым. Выбери то, что тебе по душе и постарайся добиться успеха на избранном пути. Только не успеха, о котором кричит толпа, а успеха, о котором молчат глаза тех, кого ты считаешь мерой дурного и хорошего. Договорились?

— Мы раньше с тобой не встречались? — отвечает Роллена вопросом на вопрос.

— Не в этой жизни, красавица!

— А у меня такое чувство, что этот разговор уже случался… когда-то. Нет, не вспомню. — Тонкие пальцы заправили самый непослушный белокурый локон в причёску.

— Так ты обещаешь?

— А ты? Выполнишь то, о чём говорил? — Внимательный прищур.

— Я всегда держу слово.

— Тогда и я сдержу. Чем я хуже мужчины?

— Ты гораздо лучше мужчины! — подтверждаю. С воодушевлением. — Могу даже доказать почему!

— Ой, не надо! Я догадываюсь! — Улыбка, стремительно переходящая в смех. Искренний и светлый. — Не порти впечатление!

— Твоё обо мне или наоборот?

— Оба!

— Хорошо, не буду. Счастливо оставаться!

— А тебе — счастливо вернуться!

Почему-то простое пожелание из уст Роллены показалось мне исполненным некоего тайного смысла. Но я и предположить не мог, какой могучей силой обладают слова, сказанные от чистого сердца.

Два дня подряд попадать в одну и ту же ловушку собственной растерянности… Считаете, слишком? Не соглашусь. Лично я имею обыкновение совершать одинаковые ошибки довольно часто. Пока не надоест. О чём идёт речь? Я опять… заблудился.

Правда, на сей раз не так фатально — смог вернуться «по своим следам» к исходной точке и начать путь сначала. Прибегнув к помощи карты, чем вызвал нездоровое оживление у попавшихся навстречу прохожих. И ведь причина снова была уважительная!

Роллена, Роллена, Роллена… Я катал это имя на языке, прислушиваясь к внутреннему звучанию сочетания звуков.

Как жаль! Как невероятно жаль тебя, девочка! Кажется, я знаю, что именно произошло в тот проклятый день, когда одна история любви закончилась не начинаясь, а вторая… Вторая была насильно записана в Книгу Судеб. Записана кровью невинного ребёнка, расставшегося с детством самым мерзким из способов.

Это называется «расщепить сознание». Не могу предположить, каким заклинанием пользовался Лаймар, сфокусировавший страсть Герина на его младшей сестре, но суть от смены названий не изменится. Собранные в тугой пучок и тем самым усиленные до предела, чувства придворного мага ударили в неокрепший детский разум. Но ударили не так, как это делает меч — рассекая цель надвое, о нет! Удар молота по фарфоровому блюду — вот чему было сродни покушение на цельность чужой Сущности. И то, что составляло юную Роллену, разлетелось на кусочки… Костёр сознания грубо разворошили палкой. Угольки помельче потухли сразу, но крупные сохранили в себе огонь — и получилась… Картина сомнительной привлекательности.

Где-то там, глубоко, в груде золы и полуобгоревших прутиков осталось самое близкое к оригиналу отражение Роллены, но, став всего лишь «одним из», оно утратило свою изначальную власть и теперь лишь изредка способно выглядывать на свет, болезненно щурясь, страшась жизни и спеша вернуться обратно, на тёплое пепелище, — туда, где уже никто и никогда не сможет его обидеть. А более нахальные тени сознания вышли на первый план. Потому что были сильнее. Потому что были моложе и не знали сомнения и страха.

Мне жаль тебя, девочка. Жаль до такой степени, что я готов самолично свершить суд и привести в исполнение приговор, который окажется желанным и милостивым… Но я не стану тебя убивать. Не стану, пока есть надежда. Пока Зелёный Пепел не вспорхнул вверх на крыльях ветра…

Ты всё ещё жива: та Роллена, которой надлежало прийти в мир и занять предписанное место, ещё прячется в больном сознании. Не всё потеряно. Может быть, наступит день, и тени сольются воедино, став… лучом солнца и разогнав мрак. Могу ли я помочь? Наверное. Кажется, уже помог, отговорив от необдуманного поступка. Впрочем, велика вероятность, что моё вмешательство в ход событий лишь отсрочило неизбежный финал. Тогда я стал палачом, заставив девушку страдать лишние месяцы, в лучшем случае — дни. Не самая завидная роль, но тут уж ничего не поделаешь: грязную работу тоже кто-то должен выполнять. И всё же, всё же, всё же… Почему верится, что самое страшное позади? Принимаю желаемое за действительное? Может быть. Но обманываться — так приятно! И гораздо честнее, чем обманывать.

Я тоже некогда пытался «расщепить» себя. И почти добился нужного результата. Почти стал таким, как все… Но «такой, как все» оказался не нужен. Никому. И все старания пошли прахом.

В «Старую подкову» я воткнулся носом. То есть почти упёрся упомянутым органом в дверь означенного заведения, поскольку шёл, уставясь на карту и основательно заплутав в своих мыслях, лишь изредка поднимая глаза, чтобы вписаться в очередной поворот.

После яркого зимнего дня приёмный зал гостиницы показался мне очень тёмным, понадобилось почти полминуты, чтобы глаза привыкли к смене освещения. Человек наблюдательный, не найдя снаружи намёка на окна первого этажа, сообразил бы, что внутри будут гореть свечи или масляные светильники, но с моими способностями к своевременной оценке ситуации… Хорошо ещё, не расшибся.

— Скажите, почтенная, где я могу найти госпожу Эри? Она остановилась здесь, — обращаюсь к женщине, выглянувшей из задней комнаты на звук захлопнувшейся входной двери, но ответ получаю из других уст: