Очертания последнего берега. Стихи Уэльбек Мишель
Его тестикулы и руки.
Но красоты не будет в ней,
Ни радости, один лишь долг.
И голос жалости во мне,
Надежды голос все не молк.
“Ответственности явный груз…”
Жаку Ле Минору
Ответственности явный груз —
Твоей супруги тачка. Тесно
Тебе в ней, лучше бы петь блюз
С невзрачным маленьким оркестром.
Года идут, а ты все тот же,
Жизнь изменить не бросил план.
Все потому, что ты художник,
Романтик, старый наркоман.
Сторона “Б”
Потом притягивать все вдруг перестает.
Остался прежним мир, и в нем полно предметов
Непрочных, суетных, в которых толку нету,
И льется тусклый свет с безжизненных высот.
Сторона “Б” существованья,
Без радости и без страданья,
Вот только тело износилось.
Вся жизнь становится могилой.
В грядущем – мертвая пустыня,
Лишь прошлое наносит раны,
Пора надежд, самообманов.
Загадка жизни? Нет в помине.
“Приносит вечер мир и разочарованье…”
Приносит вечер мир и разочарованье;
Ход сбавлен, в венах кровь как будто замерла,
В оцепенении размякшие тела,
Прогноз на завтра: солнце скроется в тумане.
Покойно и светло средь загорелых тел,
О смерти позабыть, похоже, их удел.
Программу задали привычки их и гены;
Змей в воздухе повис, один во всей вселенной.
Ни дуновения. Змей падает на скалы,
Ребенок подбежал и смотрит, что осталось:
Обломки планок, ком веревок, клочья ткани.
Природе дела нет до жалоб и страданий.
А детская душа от горя чище станет.
Когда б поднялся ветер, смёл бы, рьяный,
Плоть жалкую, унял болтливость океана!
Когда б поднялся ветер, ветер ураганный!
“Предвестником дождя стал с моря ветерок…”
Предвестником дождя стал с моря ветерок.
Как колесо в крови, диск солнечный алел.
Один на берегу, сжав зубы, я сидел,
От горечи во рту отделаться не мог.
На фоне шимпанзе печален был мой вид,
Сидел я с купленной тобой консервов банкой.
Природа нам должна послушной стать служанкой.
Я был совсем один на пляже и небрит.
Природа заодно с живыми, чей удел
Однажды околеть и массой стать застылой.
Сорваться в пустоту всегда мне страшно было,
И вот, вцепясь в песок, над бездной я висел.
От ливня, грохота исчезло все вокруг.
Я чуял, что попал в лихой водоворот.
Я слишком долго жил. Похоже на просчет.
В неимоверный мрак мир погрузился вдруг.
“Я не приду назад…”
Я не приду назад,
Я не вернусь, о нет,
Сюда, где я чужой,
Где солнце – сущий ад,
Мне страшен солнца свет.
Довольно. Бью отбой.
Дни тянутся, томят
Безликой чередой.
Плясун покинет ряд,
За ним – лишь след пустой.
Воспоминания пениса[212]
“Я знаю цену похожденьям…”
Я знаю цену похожденьям,
Кондомам, брошенным в грязи.
Сама природа пахнет тленьем —
Меня надеждой не грузи.
Я выпил прорву пентотала,
Взахлеб, с “Текилою Санрайз”.
Жизнь просвистала. Всё пропало.
I know the moonlight paradise.[213]
“Ты ищешь – где он, твой sex-friend…”
Ты ищешь – где он, твой sex-friend?
Ты пума, хищница по сути,
Ты птица старая в мазуте,
You’re approaching the end.[214]
“Себя считая "самой-самой"…”
Себя считая “самой-самой”,
Ты в юбке кожаной до пят
Так схожа с модною рекламой:
Гримаса, поза, злобный взгляд!
Мужчины
Мужчины мечтают об одном: кто бы им отсосал.
Когда угодно – хорошо бы почаще,
И кто угодно – хорошо бы красотки.
Все прочее – разговоры о технике.
Кажется, ясно?
“Когда не стоит, все понемногу теряет свое значение…”
Когда не стоит, все понемногу теряет свое значение,
Все понемногу становится неким факультативом:
Приукрашенная пустота наполнена смрадом язв и мучений,
Поражающих плоть. И ты внезапно делаешься прозорливым.
(Напыщенный карлик, таков, как есть,
В отрытую дырку пытается влезть
В промежности той, что зовется “дама”, —
О, повторяющаяся драма!)
Что нам дает коррекция взгляда?
Мир обретает свою непреложность,
Словно попал в боковой объектив.
Навзничь падаешь или ничком,
Ждешь ли бог весть какого оргазма —
Ничто не заменит последнего спазма.
Техника секса здесь ни при чем.
“Размалеванная рыбешка…”
Размалеванная рыбешка – из тех дурех,
Что заполняют аквариум нашего сплина,
Вы приближались, и меня застала врасплох
Эта колеблющаяся картина.
“Дурнушка…”
Дурнушка,
Тоскою разит за версту,
Работает в аэропорту.
Провожает самолеты на взлет.
А дождь все идет и идет.
Поросячьи глазки, лицо на котором нет
Ничего, кроме следов уныния.
Груди обвисли в семнадцать лет,
И попа цыплячья, бескровно-синяя.
(Жизнь тем не менее
Предназначена к размножению,
И дарвинизм не снимает с себя ответственности
За создание самой банальной посредственности).
“Да, черт возьми…”
Да, черт возьми, – отроковицы!
Всё – обещанье, всё – томленье,
Округлость ягодиц, коленей,
И этот взгляд, что так искрится!
А бедный пенис наш, невежда,
Краснеющий в мечтах о ласках
(О, эта жизнь в цветах и красках!)
И ждущий, что блеснет надежда,
Спит, как сморчок в своей грибнице,
Такой привычной и домашней, —
И смерть под зубками гурманши
Ему мерещится и снится.
“Охрана порядка на книжной ярмарке в Монтегю…”
Охрана порядка на книжной ярмарке в Монтегю
обеспечивалась лицеистками:
Все они были разными – и все премиленькими
и сексуальными.
И я снова задумался о тайнах девичьего возраста.
Юная барышня жизнь (и секс) принимает взахлеб
В жажде своей дефлорации (и так далее).
Мы можем во Франции встретить подобных особ
(А также очень красивых в Италии).
Радость щенячью свою подарив нам,
Гордясь молодым и здоровым телом,
Лишь на раздаче шампанского эти девы заняты делом
(Простите меня за склонность к избитым рифмам).
“Один, на пляже. За спиной Кассис…”
Один, на пляже. За спиной Кассис.
В футболку яркую я был одет по моде
И наблюдал, как немки оголялись на природе,
Покуда я тянул пастис.
И плоть, и дух – все непотребно и продажно,
Под солнцем нравы обнажаются, круша
Благопристойность. Загорающим не важно,
Есть ли у вас душа.
Какая может быть душа под влажной кожей,
Под этим потом, что просчитан наперед?
Какая может быть надежда в этой, схожей
С движеньем поршня, самой сладкой из работ?
Слегка с опаской. За другого. За невинность.
Поди какой-нибудь догадкой удиви нас!
Под кожей, в пустоте, где место чувствам быть,
Фантом сверхчувственности может ли ожить?
Квартет
Четверо вошли в вагон
(Сразу видно, американцы),
И я тут же решил, что отношения у них чисто
профессиональные.
Однако их разговор был насыщен намеками
интимного свойства,
И я с удивлением стал теряться в догадках,
Поскольку не мог и представить,
что эти двое мужчин
(Обыкновенных, и даже, если угодно,
привлекательных)
Могут спать с этими двумя женщинами,
Тучными и некрасивыми, но, судя по всему,
энергичными и довольными жизнью,
Никчемными, однако же беззаботными.
Сказать по правде, я даже представить себе не могу,
что какой-то мужчина
Может по собственной воле
искушать свою плоть желанием
В подобной мистерии бессмысленности.
`Штутгарт – Цюрих, 8 апреля 2011 г.
Читать бесплатно другие книги:
