Рапсодия ветреного острова Уайт Карен
– Вам не кажется, что это немного эгоистично? Почему вы взваливаете на хрупкие детские плечи все ваши утраты и ожидания?
На короткий момент ей показалось, что он говорит о ее матери. Эмми никогда полностью не осознавала свою роль утешительницы и защитницы в родительской семье. Она снова остановилась так тяжело дыша, что даже не могла говорить, а не то что кричать на него.
– Прошу прощения, – быстро сказал Хит, как будто понял, что сболтнул лишнее. – Кажется, это прозвучало не так, как было задумано. Я имел в виду… Вместо сожаления о том, что могло бы случиться, вы могли бы поступить иначе. Если у вас нет детей, то можно обрезать якорь и плыть дальше.
Эмми смотрела на него, пытаясь восстановить дыхание и вместе с тем понимая, что, какими бы обидными и бесчувственными ни казались слова Хита, в них содержалась некая истина. Она выпрямилась и глубоко вздохнула.
– Стакан опять наполовину полон, не так ли?
Хит тоже остановился, но его дыхание было ровным, отчего раздражение Эмми лишь усилилось.
– Может быть. Я просто не вижу смысла оглядываться назад, если все равно ничего нельзя изменить.
Эмми отвернулась и пошла прочь. Слова Хита больно жалили ее.
Он быстро поравнялся с Эмми.
– Я не собирался нападать на вас, поэтому не надо так жестко держать спину, иначе вы заработаете растяжение.
Эмми остановилась и гневно уставилась на него.
– Тогда что же вы хотели сказать?
Хит повернулся к ней.
– Если подвести итог, я пытался сказать, что восхищаюсь вами. Оставить воспоминания о вашем муже, семье и доме и приехать в незнакомое место было очень храбрым поступком с вашей стороны.
Храбрость. Опять это слово. Эмми внутренне противилась ему, как будто оно было ножницами, разрезавшими ее жизнь пополам, делившими ее на «до» и «после», когда она хотела лишь одного: оставаться единым целым.
Она смотрела, как Фрэнк тянет на себя поводок, готовый броситься в погоню за чайкой, которая нашла себе что-то вкусное на подстилке из водорослей.
– Пойдемте, – подстегнул Хит и двинулся дальше. – Нужно поддерживать сердечный ритм.
Эмми молча следовала за ним, пока он не замедлил шаг, чтобы она догнала его. Хит благоразумно молчал. Когда они приблизились к причалу за «Холидей Инн», разделявшему пляж на восточную и западную часть, Хит спросил:
– Вы нашли в книгах что-нибудь интересное после нашего прошлого разговора?
– То же, что и обычно, – бессвязный диалог между мужчиной и женщиной, которые отчаянно искали встречи друг с другом. Там мало подробностей, но иногда я чувствую себя так, словно вторгаюсь в их личную жизнь. И все же… – она замолчала.
– Что?
Эмми пожала плечами.
– Иногда у меня возникает такое ощущение – как в тот раз, когда я познакомилась с Лиз и сказала ей, что роды пройдут благополучно. Я не провидица, но время от времени случается так, как будто я знаю что-то, о чем не должна была знать всегда. Например, когда погиб Бен. Я знала об этом еще до того, как к нам пришли на следующий день и сообщили о его смерти. Но когда я читаю эти послания, у меня возникает ощущение, словно они хотят, чтобы я прочитала их. Они как будто ждут, пока я не выясню, в чем дело.
Хит посмотрел на нее, приподняв брови, но воздержался от комментариев.
– Я тоже хотел вас кое о чем спросить, – наконец произнес он. – Когда я помогал вам с обустройством детского уголка в магазине, вы несколько раз упомянули, что вам нужно больше места для хранения разных вещей. Вам известно, что на чердаке над «Находками Фолли» есть кладовая?
– Кладовая на чердаке? Нет, впервые слышу. И я не видела лестницы, которая бы туда вела.
– Очевидно, подрядчик, который занимался ремонтом после урагана «Хьюго», заштукатурил вход в кладовую и забыл о нем, – Хит поморщился. – Хорошая новость заключается в том, что ошибки ремонтников когда-то навели меня на мысль стать архитектором и строителем – можно сказать, послужили источником вдохновения. Плохая новость – мне придется разобрать потолок, если вы хотите попасть в кладовую на чердаке.
Несмотря на утреннюю прохладу, по лицу Эмми стекали капли пота, от которого щипало глаза. Она вытерла лоб тыльной стороной ладони, совершенно не ощущая себя хрупкой молодой библиотекаршей, которую знал Бен. Она ощущала напряжение икроножных и бедренных мышц, и мысль о том, что пот – не такая уж плохая вещь, жужжала у нее в голове, как назойливый комар. Она зашагала быстрее и произнесла:
– Мне очень нужно складское помещение, особенно если затея с продажей редких книг превратится в нечто серьезное. Для хранения таких книг нужно особое место. Это значит, что нам понадобится кондиционированное помещение со встроенными книжными полками и электричеством.
Хит промолчал, но когда Эмми вопросительно посмотрела на него, то увидела, что Хит улыбается.
– Что? – спросила она.
– Ничего. Просто я изумился тому, как быстро упоминание о разборке потолка превратилось в целую пристройку к магазину. Хотите, я составлю план помещения?
Эмми широко улыбнулась, ощущая соленый вкус пота на губах.
– Да. Наверное, хочу.
Они достигли западной стороны Сентер-стрит, где Хит остановился и уперся руками в бедра. Его дыхание по-прежнему было удивительно ровным.
– Мы закончили? – с надеждой спросила Эмми.
– Вроде того. Теперь нужно лишь вернуться обратно.
Хит больше не улыбался, но глаза его сияли. Эмми застонала и закатила глаза, втайне радуясь тому, что еще не умерла от одышки и даже может совершить обратный переход, не свалившись от изнеможения.
– Мы можем немного подождать, чтобы я восстановила дыхание?
– Только одну минуту, – предупредил Хит и повернулся к воде. – Когда-то здесь был замечательный ресторан «Атлантик-Хаус». В 1970-х годах кто-то соединил два заброшенных пляжных дома и открыл там ресторан. Туда ходили все, кроме нас, но никто так и не объяснил мне почему. Лулу ненавидела это место и обходила его стороной. Не думаю, что это было как-то связано с качеством еды. Она никогда не посещала этот ресторан, как и моя бабушка Мэгги. Она не распространялась на эту тему, но каждый раз, когда я предлагал отправиться туда, она отводила нас куда-нибудь еще.
– А что случилось с рестораном? – спросила Эмми, пытаясь представить здание там, где сейчас пространство заполняли лишь вода и песок.
Хит отвернулся и пошел в обратную сторону.
– То же самое, что и со всем остальным на Фолли-Бич: ураган «Хьюго». Ресторан разнесло на куски. По новым законам о разграничении собственности владельцу не разрешили отстроить ресторан заново.
Эмми заработала руками, обнаружив, что это помогает ей двигаться вперед, хотя она по-прежнему успевала сделать два шага на каждый шаг Хита. Она решила потом напомнить ему об этом, чтобы он знал, что для нее тренировка была гораздо более трудной, чем для него.
– Очень жаль. Часть истории ушла в небытие.
– Да. Я всегда думал то же самое, хотя мне так и не довелось там побывать. Но это здание считалось историческим не потому, что оно было старым. Во время Второй мировой войны его использовали для наблюдения за вражескими самолетами и немецкими подлодками. Есть какой-то другой факт, который я никак не припомню – что-то еще, связанное с войной…
– А что, действительно считалось, что немцы так близко?
– Да. В общем и целом, Германия отправила к восточному побережью США двенадцать подводных лодок. В первой половине 1942 года они потопили много судов по всему побережью, пока наше командование не нашло способы борьбы с ними. Хотя тогда мало кто понимал всю серьезность положения, а тем более говорил об этом. Мы были близки к тому, чтобы проиграть войну, едва вступив в нее. У нас почти не осталось запасов нефти для зимнего отопления, не говоря уже о поставках для Британии и ее союзников, и мы быстрыми темпами теряли танкерный флот. Если бы Гитлер отправил больше подлодок, или мы бы так и не придумали, как защититься от них, то сейчас мы с вами могли бы говорить по-немецки.
– Вы шутите? На уроках истории я не слышала ничего подобного.
– Возможно, вы просто не замечали примечания в учебниках. Но здесь, на Фолли-Бич, война была гораздо ближе. Неподалеку отсюда даже есть место, которое называют «Атлантическим кладбищем». Это излюбленное местечко для дайверов, потому что там на дне океана лежат тонны обломков, включая как минимум одну подводную лодку. В Чарльстон однажды доставили немцев – тех, кто выжил, когда потопили вражескую субмарину.
– Не могу представить, что они могли пробраться в глубь страны. Я хочу сказать, даже в Индиане до недавних пор существовало предубеждение в отношении людей с немецкими фамилиями, даже если они жили там целыми поколениями.
Хит как-то странно посмотрел на нее.
– Вам нужно почитать кое-какие исторические книги из вашего магазина, Эмми. В Америке высадились как минимум две группы немецких шпионов: одна в Нью-Йорке, а другая во Флориде. Они закончили разведшколу в Германии, где научились говорить по-английски без акцента и даже с американским сленгом. Их прислали сюда с кучей денег, планами, картами и всевозможными приспособлениями для организации саботажа на заводах и разрушения местной инфраструктуры.
– И что с ними случилось?
– По большой неосторожности с их стороны и чистой удаче для нас, их захватили прежде, чем они успели нанести серьезный ущерб. И все равно становится страшновато, когда думаешь об этом. Ведь могли быть и другие, кто по какой-то причине не смог выполнить свою миссию, но ассимилировался после войны и теперь живет в Америке как ни в чем не бывало.
– Это поразительно. Больше всего пугает, что я ничего не знала об этом. Брат моего деда погиб в Нормандии, и все мы знаем о дне высадке союзных войск[34]. А здесь, у нас дома… готова поспорить, что, если спросить первого встречного на улице, вроде меня, он и понятия не имеет о том, что здесь происходило.
– Значит, сегодня вы узнали что-то новое. Рад был помочь.
Эмми усмехнулась.
– Что же вы не продолжаете, что интерес к новому должен и дальше стимулировать меня, или что-нибудь в этом роде?
– Нет. – Хит ускорил шаг, и она едва не задохнулась, когда попыталась догнать его.
– Почему нет?
– Я надеялся, что вы уже сами догадались.
Если бы в легких Эмми осталось хоть немного воздуха, она бы фыркнула так громко, что оставила бы Хита далеко позади.
Хит как будто пожалел ее и замедлил шаг на обратном пути, за что Эмми была ему благодарна. Ее икры и лодыжки разболелись не на шутку, хотя она не хотела говорить об этом Хиту. Фрэнк продолжал экспериментальные забеги в океан, насколько хватало поводка, и обрызгивал их каждый раз, когда начинал отряхиваться. Ощущение от холодной воды тоже было слишком приятным, но Эмми заметила, что она сама приближается к собаке каждый раз, когда Фрэнк выскакивал из воды.
Она миновала стадию боли и изнеможения, поскольку ее мышцы теперь просто блаженно онемели, но отсутствие физического дискомфорта прояснило ее мысли, а может быть, причиной был запах океана, который уже не казался незнакомым: попурри из соли, морской живности и ветра из далеких мест, наводившее на безмолвные размышления. Недавно Эмми обнаружила, что спит с открытым окном и получает удовольствие от запаха океана, напоминавшего запах ее матери.
Эмми задумалась о своем разговоре с Хитом и о его добродушной уверенности в том, что она знает, как будет лучше для нее. Независимо от того, был ли он прав или ошибался, ее до сих пор раздражало, что он о многом догадывается и его догадки обычно оказываются совершенно верными.
– Почему вы до сих пор не спросили Джолин о кольце Мэгги? Если вы не верите в необходимость оглядываться назад, то должны сказать ей. Ожиданием делу не поможешь.
Его лицо покраснело под загаром.
– С ней все по-другому. Она… больна. Мне приходится быть очень осторожным во всем, что связано с Джолин. Между нами все кончено, и она знает об этом. Ей просто нужно еще какое-то время носить это кольцо.
Эмми нащупала золотое кольцо на собственном пальце, которое она не снимала с тех пор, как Бен подарил его ей. Ей нечего было ответить Хиту.
– Я нашел хорошую реабилитационную клинику и внес депозит, но не могу заставить ее лечь туда. Хотя меня никто не спрашивал, но, думаю, вам следует нанять ее для разработки веб-сайта и определения стратегии маркетинга – не только потому, что она хорошо разбирается в таких вещах, но и потому, что сейчас она как никогда нуждается в работе. После кризиса ее бизнес по дизайну интерьеров сошел на нет, и если я уговорю ее пройти курс лечения, тогда у нее будет надежда на будущее.
Они остановились у пляжной тропинки напротив дома, и Эмми пришлось сделать паузу, чтобы отдышаться.
– Для человека, который так непреклонен в своем намерении двигаться вперед, тема Джолин похожа на зыбучий песок, не так ли?
Хит нахмурился.
– Что вы имеете в виду?
Эмми посмотрела на него, гадая о том, действительно ли он настолько слеп, когда речь идет о его бывшей невесте.
– Дело не в том, что вы не хотите отпустить ее, правда? Вы не препятствуете ее визитам на Фолли-Бич, и, судя по тому, что я вижу, вы – единственный, из-за кого она приезжает сюда. Она даже не владеет домом, где я живу, верно?
Хит кивнул, по-прежнему хмурясь.
– Тогда почему она регулярно возвращается сюда?
– В основном из-за Лулу. Джолин и Лулу нужны друг другу.
Хит повернул голову, коротко свистнул, и Фрэнк подбежал к нему. На Эмми внезапно накатила усталость, и она поняла, что не хочет указывать Хиту на ошибочность его доводов, как будто все резервы, остававшиеся после размышлений о собственных проблемах, оказались исчерпанными.
Хит наклонился почесать Фрэнка за ушами и сказал:
– Я хочу искупаться. Полагаю, вас это не интересует?
Эмми посмотрела на промокшую от пота футболку и на мгновение захотела стать человеком, который любит плавать в одежде, оставлять автомобиль на траве или ходить в церковь в шлепанцах. Она наконец-то выбралась на пляж, разработала мышцы, которые давно так не трудились, и решила, что на сегодня этого будет достаточно.
– Нет, спасибо. Я приму душ.
Он нагнулся и стал развязывать кроссовки.
– Тогда до свидания, – произнесла Эмми.
Хит кивнул, стряхивая кроссовки и снимая носки. Она повернулась и направилась к дому, но почти сразу же вспомнила, что забыла поблагодарить Хита за эту пробежку.
Она вернулась как раз в тот момент, когда он бросил майку на песок. Было трудно не вспомнить, что Бен всегда тщательно складывал снятую одежду. Аккуратность была той чертой, которую она любила в нем и развивала в себе… до недавних пор. Теперь она снова начала бросать одежду там, где снимала ее, и убираться раз в неделю, когда приходила пора заняться стиркой. Казалось, образ Бена постепенно тускнел и отдалялся от нее, как яркий сон после пробуждения.
– Спасибо за прогулку, – сказала она, глядя на затылок Хита. – Это оказалось совсем неплохо.
– Подождите до завтра, мышцы вам напомнят, что вы слишком долго их не тренировали.
Хит помахал ей, а потом они с Фрэнком побежали к воде, нырнули с деревянных мостков и оба исчезли в прибое. Какое-то время Эмми наблюдала за ними, желая узнать, каково это: погрузиться в воду с головой и позволить волнам нести тебя туда, куда им захочется.
Эмми пошла к дому, тщетно пытаясь вспомнить голос Бена. Она думала, что испытает очередной приступ паники, но вместо этого ощутила лишь тупой укол в сердце. Вернись ко мне. Эти слова крутились в ее голове, но она больше не произносила их вслух. Внезапно Эмми почувствовала, что если бы Бен вернулся, то мог бы не узнать женщину, какой она стала теперь.
Эмми ускорила шаг, направилась прочь от дома и перешла на медленный бег, зная о том, что это чрезмерная нагрузка для мышц и завтра ей придется туго. Но теперь она хотела ощущать лишь силу собственного тела, толкающую ее вперед, топот ног по песку и изнурительную усталость – тогда она больше не сможет думать о том, что Бена больше нет в ее жизни.
Лулу повернула голову, услышав топот ног на гравийной дорожке. Она ожидала встречи с Хитом и была разочарована, когда увидела ту женщину. У нее мелькнула мысль скрыться за опорой, но она поняла, что ее уже заметили. Лицо Эмми было покрыто испариной; слишком большая серая армейская футболка потемнела от пота, а щеки раскраснелись. Ее глаза были влажными, но Лулу не могла сказать, слезы ли это или просто следствие физической нагрузки. Глядя на Эмми, Лулу ясно видела, что девушка не принадлежит к числу любителей утренних пробежек, и решила непременно спросить Хита, что за чертовщину он затевает.
Эмми остановилась, тяжело дыша, и уперлась руками в бедра.
– Я могу чем-то вам помочь?
Не обращая внимания на ее слова, Лулу выпятила подбородок.
– Это принадлежало вашему мужу?
Эмми опустила глаза, проследив за ее взглядом, и кивнула:
– Да. У меня нет собственных футболок.
Девушка казалась очень маленькой и хрупкой в длинной мужской футболке. Ее крупные глаза сияли на покрасневшем лице. Но в них было нечто завораживавшее – нечто, заставлявшее Лулу думать о том, что ей придется погрузиться в прошлое. Эта девушка напомнила ей Мэгги: так она выглядела после ухода из ее жизни Джима… и Питера.
– Все еще сердитесь?
Тонкие брови Эмми вспорхнули вверх, словно крылья чайки.
– На вашего мужа. На армию. На плохих парней и на весь мир. Но особенно на то, что муж оставил вас одну.
Эмми смотрела на собеседницу, делая вид, будто она ничего не понимает. Но Лулу гораздо больше знала о страдании, чем многие другие люди, и видела в поведении Эмми много гнева: он проявлялся в ее гордыне, стремлении к уединению, трудностях приобщения к новой жизни. Когда человек сердит, то он не радуется переменам и всему, что с ними связано. А еще Эмми злилась на себя за то, что позволила мужу уехать. Но, возможно, девушка уже была готова сменить гнев на другие чувства.
– Я не… – начала Эмми, но потом замолчала и опустила голову. Когда она снова посмотрела на Лулу, ее глаза были ясными. – Как долго это будет продолжаться? Сколько времени пройдет, чтобы я перестала тосковать по нему?
Лулу немного помолчала, вспоминая о Джиме.
– Достаточно долго. Вы поймете, когда все закончится.
Она пристально смотрела на молодую женщину, стараясь не замечать ее сходства с Мэгги, которое она увидела с самого начала.
– Где его похоронили?
Эмми удивила Лулу: она не расплакалась. Она по-прежнему казалась маленькой и хрупкой, но прочный стержень помогал ей держаться.
– Дома, в Индиане, – ответила Эмми. – На семейной ферме, рядом с его дедом, который был ветераном Второй мировой войны. А что?
Лулу посмотрела на янтарную бутылку, которую держала в руке.
– Просто любопытно. Думаю, хорошо, что его похоронили как следует. Джим, муж Кэт, – тот самый, которого вы видели на фотографии, – числится пропавшим без вести. Мы думали, что он утонул или погиб при взрыве «Оклахомы»[35].
– Бедная Кэт. Ужасно, когда не можешь похоронить своего мужа.
Лулу откинула голову и рассмеялась.
– Больше никогда не говорите «бедная Кэт», а не то ее дух вернется и лишит вас покоя. Она была не из тех, кто нуждался в жалости, это уж точно. А вот Мэгги… – Ее лицо посуровело, и она пожала плечами, продолжая смотреть на бутылку. – Ее тоже так и не нашли, но, думаю, в конце концов она оказалась там, где хотела.
Эмми взглянула на Лулу в упор.
– Что вы имеете в виду? Потому что она любила океан? Или потому что она любила Джима?
– Все мы любили Джима. – Лулу побрела прочь, устав от разговора, но Эмми не отставала от нее.
– И все-таки, что вы хотите сказать? У Мэгги был роман с Джимом?
Лулу развернулась и гневно посмотрела на нее.
– Будьте аккуратнее со своими высказываниями. Джим был верен Кэт все время, пока они были женаты, и мне нечего к этому добавить.
Она ускорила шаг и достала из кармана ключи от мототележки для гольфа.
– Почему вы пришли сюда?
Лулу показала бутылку.
– Мне нужен этот оттенок для дерева, над которым я работаю, поэтому я повесила другую бутылку на дерево Хита. Он не будет возражать. Так или иначе, эта бутылка находилась там лишь временно.
Лулу уселась за руль, когда Эмми подошла к ней.
– Я забыла спросить об этом, когда вы с Эбигейл приходили ко мне. Хит говорил, что он нашел документы о продаже вашего дома на Секонд-стрит Питеру Новаку в феврале 1943 года. Это тот самый Питер, который дарил книги вам и Мэгги?
Лулу сосредоточенно вставляла ключ в замок зажигания, воображая, что слышит голос Мэгги, напевающей мелодию «Нитки жемчуга». Если воспоминания пронизаны чувством вины, то она моментально приходит вам в голову. Она включила зажигание и прислушалась к ровному урчанию мотора.
– Да, это тот самый Питер. – Она повернула руль и начала задним ходом выезжать на улицу.
– Почему Мэгги продала его Питеру всего лишь за десять долларов? Ведь это подарок.
Лулу кивнула, не глядя на Эмми и пытаясь сосредоточиться на дороге.
– Это был подарок?
– Да. – Лулу включила переднюю передачу.
– Что за подарок?
Лулу немного помедлила с ответом.
– Запоздалый свадебный подарок для Кэт и Питера.
Она выжала педаль газа, не заботясь о том, что пыль и гравий могут полететь на Эмми. Может быть, тогда она уйдет и перестанет задавать вопросы, заставлявшие мертвых появляться в снах Лулу по ночам.
Не оглядываясь, Лулу поехала по Ист-Эшли. Она боялась встретиться с обвиняющим взглядом Эмми, смотревшей ей вслед.
Глава 19
Месяцы, последовавшие за признанием Кэт, Мэгги всегда вспоминала как затянувшийся сон. Днем она ходила как во сне, надежно изолированная от любых эмоций. Примерно так же было после смерти Джима, но тогда она, по крайней мере, держалась за осязаемое горе. За что держаться теперь? Не имело значения, что она все еще любила Питера с отчаянием, которое ее пугало. Любовь Питера оказалась лишь фантазией, романтической историей из фильма с ее любимой актрисой Бетт Дэвис. Тем не менее она все еще цеплялась за воспоминания о прошлом, как новорожденные черепашки цепляются за обрывки воспоминаний о матерях, когда впервые погружаются в воду.
Мэгги существовала в черно-белом мире, как будто внезапно лишилась способности различать цвета. Даже звуки казались приглушенными, а вкус притупился. Она воображала, что такой может быть жизнь под водой, когда смотришь на блестящую поверхность из жидкого кокона и видишь остальной мир, который больше не принадлежит тебе.
Единственным ярким пятном, остававшимся в ее мире, был Питер. Когда они не по своей воле оказывались рядом, он был внимателен и даже добр к ней. Так незнакомый человек может относиться к потерявшейся собаке. Но его глаза – эти прекрасные янтарные глаза – были блестящими и поразительно ясными, как у ребенка. Он часто наблюдал за Мэгги, словно чего-то ждал, как ветер ждет дождя перед бурей.
По крайней мере, свадьба прошла без ее участия, поскольку Питер отказался от католического обряда, решительно воспротивившись переходу в другую веру. Поэтому они с Кэт отправились в Чарльстон, где обменялись клятвами верности перед мировым судьей. Лулу заболела, так что Маргарет осталась дома, радуясь поводу не присутствовать на церемонии. Она не знала, кого Кэт выбрала подругой невесты, и это совершенно ее не интересовало.
Мэгги и Лулу перенесли свои пожитки в старую комнату Лулу, чтобы Кэт и Питер могли спать на большой кровати, и, пока они занимались обустройством, Мэгги только радовалась своей абсолютной безучастности. Когда она заправляла новые простыни на кровати, предназначенной для новобрачных, то она ничего не чувствовала. Вместо этого она начала строить планы. Им с Лулу придется уехать отсюда – не просто в другой дом на Фолли-Бич, но на другой край света. Правда, даже в этом не было особой необходимости. Независимо от того, как далеко она могла уехать, Мэгги знала, что никогда не сможет переделать себя: она останется прежней. Это напоминало ей о том, что она слышала от Джима: куда бы ты ни уехал, ты остаешься самим собой. Теперь она точно знала, что он имел в виду.
Она была рада, что у нее остались «Находки Фолли», потому что Кэт перестала работать там. Беременность проходила тяжело, и большую часть времени Кэт не вставала с постели. Казалось, даже легкое усилие, когда нужно встать с кровати, вызывало у нее тошноту, и она так исхудала, что Питер вызвал врача и потребовал того удостовериться, все ли в порядке. Врач заверил его, что тошнота часто встречается на ранней стадии беременности и исчезнет примерно в конце четвертого месяца.
Вскоре после свадьбы Мэгги как-то ночью услышала, как плачет Кэт. Она накрыла голову подушкой, но потом Лулу толкнула ее в бок и сказала, что Кэт зовет ее. Тогда Мэгги встала, надела халат и пошла по коридору. Питер стоял у изголовья и задумчиво переводил взгляд с Кэт на нее и обратно. Наконец он взял подушку и спустился вниз. Мэгги оставалась в спальне, стараясь утешить несчастную кузину и думая о том, как долго она сможет держать обещание, данное ее матери много лет назад.
На следующий день в «Находках Фолли» она почти не замечала усталости. В магазине было полно посетителей, раскупавших газеты из-за новостей о захвате нацистских саботажников, высадившихся в Нью-Йорке и Флориде. Война теперь пришла на территорию США, и люди были напуганы.
Солнце уже почти зашло, когда Мэгги вернулась домой из магазина. Когда она поднималась на крыльцо, то заметила, что ни в одном окне в доме не горел свет. Шторы затемнения еще не были опущены, и это означало, что Кэт лежит в темноте в своей спальне.
Питер уезжал еще чаще, чем раньше, а когда возвращался, то проводил много времени в баре Макнелли на Сентер-стрит. Когда он приходил домой, от него пахло сигаретами, но не алкоголем. Если бы у Мэгги возникло желание задавать вопросы, то она бы спросила, чем он регулярно занимается в самом большом ночном заведении на Фолли-Бич.
Мэгги медленно поднялась по лестнице и с некоторым трепетом приоткрыла дверь своей старой спальни в надежде, что Кэт уже спит.
– Мэг? Это ты?
Мэгги вошла в комнату и направилась к окну. В спальне пахло рвотой, хотя Марта приходила раньше, чтобы вынести судно и вымыть его.
– Да, Кэт, это я. – Она закрыла шторы и включила маленькую настольную лампу.
Кэт лежала на спине. Ее кожа на фоне белой подушки казалась желтой, исхудавшее тело съежилось под одеялом. Она была похожа на испуганного ребенка, а не на будущую мать.
Мэгги стояла в изголовье кровати.
– Почему ты лежишь в темноте?
Кэт попыталась улыбнуться.
– Не хочу даже мельком увидеть себя в зеркале. Я знаю, что стала уродиной.
Мэгги не стала обнадеживать Кэт. Это не было связано с враждебностью или любыми другими чувствами, но ей просто не хотелось успокаивать кузину.
– Ты что-нибудь ела?
Кэт покачала головой.
– Марта приготовила куриный бульон, но у меня нет сил его проглотить. Доктор сказал, что мне нужно есть хорошо, чтобы ребенок был здоровым и сильным, так что я попробую.
Она облизала пересохшие губы. Ее пальцы с облезшим красным лаком на ногтях вцепились в край простыни.
– Поскольку я все равно целый день ничего не делаю, то стала думать об именах. Если родится мальчик, я назову его в честь твоего отца. Но если будет девочка, то мне бы хотелось назвать ее Маргарет… в твою честь.
Мэгги нахмурилась, глядя на вмятину на простыне, где недавно лежал тяжелый живот Кэт. Она впервые связала имя с еще не рожденным ребенком, и это сделало его существование более реальным. Крошечный человек. Ребенок Питера.
– У тебя еще много времени, чтобы подумать об этом, Кэт. Кроме того, у Питера могут возникнуть другие мысли на этот счет.
Кэт отвернулась.
– Питеру понравилась идея назвать нашу дочь в твою честь.
На короткое мгновение Мэгги исполнилась надежды, но потом ее взгляд остановился на простом обручальном кольце на левой руке Кэт, и она порадовалась тому, что кузина не видит ее лица.
Кэт повернулась к Мэгги, в ее глазах блестели слезы.
– Ты винишь меня в этом, да?
Мэгги спокойно смотрела на Кэт, чьи некогда прекрасные золотистые волосы теперь свалялись и потемнели. Вопрос удивил ее. В своих внутренних монологах она винила только себя за чрезмерную доверчивость, но теперь, глядя в скорбные глаза Кэт, она решила, что знает ответ.
– Нет. Мне жаль, что так случилось, но я тебя ни в чем не виню. В некотором смысле, все мы отчасти виноваты в этом.
Мэгги думала, что Кэт будет возражать, потому что та не выносила чужой жалости, особенно от нее. Но Кэт лежала, словно раненое животное посреди дороги, а в ее глазах застыла безмолвная мольба.
– Я сделала с Питером нечто ужасное, Мэг. Ты должна узнать об этом.
Мэгги закрыла глаза и покачала головой:
– Нет. Я не хочу знать. Теперь это не имеет значения; что сделано, то сделано.
Их взгляды встретились, и они долго смотрели друг на друга.
– Ты ненавидишь меня? – наконец прошептала Кэт.
В детстве Кэт часто задавала этот вопрос. Ее шалости часто казались злонамеренными, и она редко сожалела о той боли, которую причиняла другим людям, – по крайней мере, так было сначала. Но в конце концов, угрызения совести довели ее до кошмаров и заставили обратиться к Мэгги. Потребность утешать и быть утешенной заполняла пустоту в каждой из них, образуя цельную личность из двух девочек-сирот, и обещание Мэгги всегда держало их вместе, несмотря на сотни маленьких трещин, то и дело возникавших в их отношениях.
– Нет, Кэт. Я не хочу ненавидеть тебя.
– Но ты должна. – Кэт начала всхлипывать. Мэгги опустилась на край кровати и сжала ее руки, стараясь не чувствовать холодный ободок золотого обручального кольца. – Ты знаешь, что Питер не любит меня и никогда не любил. Это я виновата. Я просто…
Кэт зарыдала так сильно, что уже не могла говорить. Мэгги обняла ее за плечи. Острые плечи Кэт выпирали из-под ночной рубашки. Мэгги подтянула ее к изголовью и прислонила к нему спиной.
– Я просто не могла вынести, что кто-то не любит меня. Не знаю, почему я такая, но ничего не могу с собой поделать. Во всех этих мужчинах я как будто вижу своего отца и хочу, чтобы они любили меня и всегда оставались со мной. Когда я видела тебя вместе с Питером и он не обращал на меня никакого внимания, словно я не существую, это убивало меня. Я позабыла обо всем, что может случиться, а теперь… – она снова разразилась слезами.
Мэгги смотрела на кузину, вспоминая Рождество, когда они были еще детьми. Бабушка вручила Кэт особый подарок: два позолоченных дутых браслета. Мэгги всегда подозревала, что бабушка больше любит Кэт из-за ее золотистых локонов и ярко-зеленых глаз. Ее подозрения подтвердились, когда бабушка достала коробку из ювелирного магазина Крогана на Кинг-стрит в Чарльстоне. Тогда Мэгги надеялась найти под елкой другую коробку, предназначенную для нее.
Стараясь скрыть разочарование, она стала собирать рваную оберточную бумагу и ленты, но Кэт быстро вмешалась и протянула ей один из браслетов. Такие маленькие и неожиданные добрые поступки позволяли Мэгги любить свою кузину и мириться с ее недостатками. Злонамеренность Кэт происходила от глубокой неуверенности в себе, которая начала укореняться с тех пор, как ее отец ушел из семьи. Но доброта исходила из той части ее сердца, которую было дано увидеть лишь немногим.
– Прости меня, Мэгги, – пробурчала Кэт, уткнувшись лицом в ее плечо и намочив слезами воротник ее блузки. – Я ужасно себя чувствую и выгляжу, как пугало. Но это наказание за все, что я сделала. Мне хочется умереть.
Мэгги встряхнула ее за плечи.
– Не надо так говорить, Кэт. Ты слышишь? Грешно даже думать об этом. Кроме того, тогда ты убьешь невинного ребенка.
Кэт тщательно вытерла руки о простыню, как будто стараясь очистить налипшую грязь, а потом зарыдала еще сильнее.
– Мне все равно. Я не хочу этого ребенка. Хочу, чтобы все снова стало так, как раньше.
Мэгги смотрела на плачущую кузину, но больше не могла и не хотела утешать ее.
– Перестань, Кэт. Ты делаешь только хуже. Питер может вернуться в любой день, поэтому ты должна привести себя в порядок, – ее горло перехватил спазм, но она быстро сглотнула, как научилась делать еще в детстве. – Я оставлю дом вам с Питером в качестве свадебного подарка, ведь после рождения ребенка вам понадобится много места. Мы с Лулу уедем и оставим вас. Я уже написала тете Эдит, папиной сестре в Галвестоне. Помнишь, я говорила, что давно хочу съездить туда? Может быть, если мне понравится, я там поселюсь. Это во Флоридском заливе, так что море будет рядом.
Кэт словно оцепенела; ее покрасневшие глаза уставились на Мэгги.
– Нет! Ты не можешь бросить меня! Только не теперь, после всего, что мы пережили вместе!
Она имеет в виду Джима? Мэгги хотелось произнести эти слова вслух, но она промолчала, встревоженная истерическим состоянием Кэт.
– Доктор Браун сказал, что мне нельзя напрягаться, и кто-то должен постоянно ухаживать за мной, – умоляющим тоном продолжала Кэт. – Марта уже сообщила, что она не сможет приходить чаще, чем сейчас. А пока Питер в отъезде, я слишком много времени провожу одна. А если я упаду? А если начнется кровотечение или что-нибудь еще? Что случится с ребенком, если здесь некому будет мне помочь?
Читать бесплатно другие книги:
