Рапсодия ветреного острова Уайт Карен
Нижняя губа Лулу дрожала, когда она повернулась, чтобы уйти, волоча куртку за собой по полу. Возле двери она вдруг развернулась и побежала обратно к Мэгги.
– Я знаю, почему Джим перестал просить тебя покупать мороженое и начал встречаться с Кэт.
Мэгги направилась к лестнице. У Лулу было богатое воображение, и она могла лишь догадываться, какую историю ее сестра сочинила на этот раз. Она поставила ногу на первую ступеньку.
– Почему, Лулу?
– Потому что Кэт сказала ему, что ты больше не хочешь встречаться с ним. Что ты гуляла с ним только из жалости, а на самом деле считала его тупой деревенщиной. И что ты влюблена в Фрэнка Ферридэя из церкви и собираешься выйти за него, как только он вернется с войны. Потом она поцеловала его в губы с языком.
Мэгги пошатнулась, и книга упала с подноса, а за ним и стакан сока. Сок пролился на ступени и забрызгал белую стену. Прислонившись к стене, Мэгги посмотрела на Лулу.
– Ты говоришь ужасные вещи. Почему?
Но глаза и рот Лулу были широко открыты от потрясения, как тогда, когда она сообщила сестре о гибели Джима. Так выглядит человек, который видел ужасные вещи, скрывающиеся в ночном мраке. На самом деле Мэгги не нужен был ответ. Потому что это правда.
Лулу выронила куртку и выбежала на улицу, громко хлопнув дверью. Мэгги сползла вниз по стене и опустилась на ступеньку, по-прежнему держа в руках поднос с испорченным завтраком.
– Ты идешь, Мэгги? Я проголодалась.
Мэгги посмотрела наверх, но ей не хватало сил ответить. Парадная дверь открылась, и она повернула голову. Может быть, Лулу вернулась, чтобы признаться во лжи и объяснить, что хотела побольнее уколоть сестру, чтобы та перестала думать об отъезде с острова. Но она увидела Питера, вошедшего в дом так стремительно, как будто его кто-то позвал. Его лицо прояснилось, когда он заметил Мэгги.
Переступив через куртку, он бросился к лестнице и опустился перед ней на колени.
– Маргарет, что с тобой? Ты упала? – Он взял поднос из ее застывших рук. – Я видел, как выбежала Лулу, но она не остановилась, когда я окликнул ее.
Мэгги покачала головой, раздумывая о том, не сон ли все это.
– Нет. Я… мне нужно посидеть, вот и все.
– Что случилось? – Он смотрел на нее так, как раньше, и Мэгги начала оттаивать.
Мэгги смотрела на любимое лицо: она помнила каждую морщинку и впадинку, каждый волос, гладко зачесанный со лба.
– Ты сказал… раньше ты говорил, что тебе нужно поговорить со мной. Теперь я готова выслушать тебя.
Питер посмотрел вверх, потом снова на нее и покачал головой.
– Я напишу тебе другую записку, – прошептал он.
– Другую? – прошептала она в ответ и нахмурилась. Питер тоже нахмурился и покачал головой, как будто что-то понял.
– Питер, это ты?
Оба повернулись на звук голоса. Питер снова покачал головой и встал с подносом в руках.
– Да, Кэт. Я вернулся.
– Пожалуйста, скажи Мэгги, чтобы она поторопилась с завтраком. Я проголодалась.
Книга, упавшая с подноса, раскрылась на задней обложке, где Лулу изобразила бутылочное дерево.
– Там, – тихо сказал он.
Их глаза встретились, и на мгновение показалось, что всех этих месяцев не было, Кэт не была беременна, а Питер снова принадлежал Мэгги.
– Я принесу завтрак! – крикнул Питер и начал подниматься по лестнице с подносом, лишь один раз оглянувшись, когда входил в спальню.
Из-за шторы затемнения на кухне Лулу наблюдала, как Питер вышел из задней двери, быстро пересек двор и направился к бутылочному дереву. Она не ходила туда с того утра, когда Питер передал ей письмо и попросил положить его в бутылку, поэтому вид дерева вызывал у нее гнетущее чувство вины. Мэгги сказала бы, что ее поступок был греховным, и дерево напоминало ей об этом.
Две бутылки отсутствовали, и дерево склонилось набок, как будто устало от бремени вины. Теперь Питер направлялся прямо к нему, а она сидела и смотрела, радуясь полнолунию. Он уже довольно давно спал на кушетке внизу из-за плохого состояния Кэт, и Лулу практически не слышала его, не считая тех случаев, когда он ходил в ванную или ворочался на пружинном матрасе.
Она наблюдала, как он что-то достает из кармана брюк и засовывает в горлышко янтарной бутылки из-под корневого пива[36] на нижней ветке. Когда он повернулся, Лулу отпрянула, ясно увидев его лицо в лунном свете. Питер улыбался, и его глаза блестели, как морские стеклышки на солнце, что немного испугало ее. Хотя Лулу знала, что он не может ее увидеть, она могла бы поклясться, что он посмотрел прямо на нее, и от этой мысли у нее по спине пробежали мурашки.
Снова выглянув наружу, она увидела, что Питер не пошел к дому, а завернул за угол. Лулу побежала к окну в гостиной, осторожно отодвинула штору и выглянула наружу. Питер направлялся на улицу. Хотя это было запрещено в ночное время, Питер достал из кармана пачку сигарет. Секунду спустя вспыхнула спичка, и Лулу пригнулась, ожидая удара немецкой торпеды, которая найдет единственный источник света на Фолли-Бич.
Когда ничего не случилось, Лулу снова выглянула из-за шторы. Питер шел по улице, держась в тени заборов и деревьев. Он явно направлялся к пляжу. Она следила за оранжевым огоньком сигареты, пока тот не скрылся из виду. Тогда она вспомнила о платке, который Мэгги нашла в куртке Кэт. Она развернула его и обнаружила вышитые инициалы, не имевшие для нее никакого смысла, поскольку они не принадлежали Питеру. Лулу понадобилось некоторое время, чтобы разобраться, в чем дело, но она все еще нуждалась в доказательствах. Платок нужно будет спрятать в шкатулке вместе с другими сокровищами, и она не собиралась кому-то показывать его… пока что.
Как только Питер скрылся из виду, Лулу выбежала через заднюю дверь и тихо закрыла ее за собой. Записка слабо светилась в лунном свете и была легко различима. Лулу достала ее из бутылки и отнесла на кухню, а потом нашла в ящике фонарик и включила его. Она медленно развернула записку одной рукой и начала читать:
«На нашем месте для пикника в два часа ночи. Конный патруль проезжает в час ночи и в три часа, поэтому будь осторожна».
Лулу выключила фонарик и убрала его в ящик, потом дождалась, пока часы не пробьют один раз. Ей хотелось, чтобы ее подруга Эми была рядом и напомнила, что она спрятала первую записку лишь потому, что не хотела расставаться с Мэгги. Даже теперь Лулу казалось, что как бы она ни поступила, Мэгги все равно бросит ее и уедет с Питером. Однажды Джим сказал ей, что ни один дурной поступок не остается безнаказанным. Теперь она понимала, что он был прав. Ей лишь хотелось, чтобы наказание было не слишком болезненным.
Лулу тихо выскользнула из дома и направилась к дереву, утопающему в лунном свете. Она аккуратно свернула записку и положила ее именно туда, где Питер оставил ее для Мэгги. Потом она вышла на улицу и последовала за Питером, полагая, что знает, куда он направляется, но втайне надеясь, что она ошибается.
Глава 22
Эмми посмотрела на новый хронометр для бега трусцой, с которым она еще не успела разобраться, и перешла с шага на медленный бег. Ее новые беговые кроссовки мягко шлепали по мостовой под пасмурным небом, и шаги казались приглушенными, как будто погода хотела соответствовать ее уединению.
Она припарковалась у магазина около половины шестого и просмотрела окончательный план Хита по обустройству чердака, пока ожидала восхода солнца. Потом она направилась к западной оконечности острова в надежде преодолеть маршрут до ворот парка без остановок.
На этот раз Эмми вместо пляжа решила пробежаться по улицам, рассудив, что пора лучше изучить свой новый дом. Она пробежала по Сентер-стрит и миновала розовое здание городской ратуши, где работала неутомимая Марлен Эстридж. Эмми быстро поняла, что если ей нужен ответ на любой вопрос о Фолли-Бич, – о местных правилах, разрешениях или о чем-то еще, – то Марлен будет знать ответ или человека, который его знает.
Когда она снова перешла на шаг, то миновала большие новые дома с подстриженными лужайками и дизайнерскими ландшафтами, втиснутые между старыми коттеджами, которые один из туристов в «Тако-Бой» назвал «коммунальными домами». Эмми едва не посоветовала ему отправиться на Киаву или в Сибрук, если хочется увидеть другие пляжные пейзажи, но удержалась, когда поняла, что сама так думала после приезда на остров.
Но теперь, прожив здесь лишь несколько коротких месяцев, она начала ценить очарование старого города и его отличия от других островных поселений вокруг Чарльстона. Здесь не было атмосферы претенциозности или исключительности: что вы видели, то и получали, и в этом было нечто успокаивающее, особенно для человека, который начал сомневаться в себе.
Эмми спустилась по Вест-Арктик-авеню и миновала дом, где жил Джордж Гершвин, когда сочинял «Порги и Бесс». Теперь дом со всех сторон был окружен высоким деревянным забором из-за туристов, которые то и дело ломились в парадную дверь и просили провести экскурсию.
Глубоко дыша, Эмми чувствовала запах морской соли и болотного ила, но ни то, ни другое больше не казалось ей чуждым. Воздух Индианы в начале октября был полон обещанием предстоящего урожая желтой и сочной кукурузы. Но здешний воздух был напоен дыханием воды, наполненной жизнью, которая оставалась скрытой, пока не подойдешь достаточно близко и не сумеешь разглядеть ее.
Вскоре Эмми достигла ворот парка, пройдя пешком больше, чем пробежав, но она решила, что для начала этого будет достаточно. Не останавливаясь, она развернулась и направилась на восток, через Сентер-стрит до Ист-Эшли, мимо круглосуточного мини-маркета Берта с рукописной вывеской «Мы можем задремать, но никогда не закрываемся», и, наконец, повернула налево, чтобы вернуться в «Находки Фолли». Она несколько раз обошла вокруг своего автомобиля, стараясь восстановить нормальный ритм дыхания и чувствуя себя гораздо старше своих лет. Прежняя Эмми, жена Бена, не стала бы так утруждать себя. Она точно не знала почему; Бен продолжал бы любить ее, несмотря ни на что. Скорее, это было связано с их ролями в браке, а после смерти мужа Эмми чувствовала себя потерянной, как актриса без сценария.
Ее взгляд остановился на коробке книг, лежавшей на заднем сиденье. Книги находились там уже неделю, но она так ничего и не предприняла, даже не спросила Лулу о рисунке бутылочного дерева на задней обложке. Она знала, что развязка близка, но чем ближе она подходила, тем больше мешкала и сомневалась. Возможно, в этом она была похожа на Хита с его незавершенными проектами, который избегал доводить свои дела до конца, поскольку боялся встретиться с будущим. Но Эмми не боялась; она просто чувствовала себя потерянной.
Она решительно открыла дверцу и поискала под сиденьем ключи от магазина. Потом она отнесла коробку в «Находки Фолли» и с глухим стуком опустила ее на пол. Наступило воскресенье, и магазин не работал, поэтому у нее было полно времени, чтобы разобраться с этой последней коробкой.
У Эмми не было с собой ноутбука, поэтому она взяла блокнот и карандаш, села перед коробкой, прислонившись спиной к кассовой стойке, и приступила к привычному ритуалу. Книги были похожи на остальные в том, что представляли собой эклектичное собрание, какое можно найти в любой домашней библиотеке. Правда, большинство книг выглядели как новые, без загнутых страниц и потрепанных корешков. Было и несколько дубликатов, как будто купленных без особых раздумий, или же покупатель вообще не собирался их читать.
Виски Эмми пульсировали от предвкушения, и эта реакция пугала ее. Здесь было что-то важное, что-то еще, чего она не должна пропустить. Лишь когда она просмотрела первые пять книг, то поняла, в чем заключается главное отличие этой коробки от других. На полях каждой книги присутствовала, по меньшей мере, одна запись, как будто их собрали в отдельную коробку именно по этой причине. Но эти записи не были любовными посланиями, и их тон казался совершенно иным.
Эмми раскрыла блокнот и начала записывать. У меня есть план. Эта запись была оставлена мужчиной. Она отложила книгу в сторону и взяла следующую, позднее издание «Шума и ярости» Фолкнера. Заглянув в коробку, она заметила два точно таких же экземпляра, и кровь в висках начала пульсировать еще сильнее.
В следующих семи книгах обнаружились похожие загадочные записи, сделанные мужчиной и женщиной. Глядя в блокнот, Эмми изучила то, что успела переписать, а потом придала записям некое подобие порядка, чередуя женские и мужские фразы в виде свободного диалога.
«Я не могу. Сегодня вечером ей стало хуже. Я должна остаться с ней».
«Где ты?»
«Это слишком скоро. Она еще очень слаба».
«Я больше не могу ждать. Ситуация быстро меняется и выходит из-под контроля».
«Девочка слишком мала, чтобы оставить ее здесь даже на несколько месяцев. Она нуждается во мне».
«Ну же, милая! Нужно сделать это сейчас. Обещаю, потом ты поймешь».
«Не знаю, поверит ли она, если я скажу, что вернусь за ней».
«У меня есть план».
Эмми чувствовала себя так, как будто подслушивала тихий разговор из-за неплотно закрытой двери. Это напоминало детскую игру, в которой секрет шепотом передавался по кругу, пока не искажался до неузнаваемости.
Просмотрев пятнадцать книг сверху, она увидела, что остальная часть коробки заполнена старыми картами и атласами. При более внимательном осмотре выяснилось, что все они изображали мир до начала Второй мировой войны. Границы стран в Западной Европе выглядели незнакомыми, и Эмми представила себе немцев, стоявших у рубежей Польши и готовых к наступлению.
Атласы и путеводители выглядели как новенькие, словно их вообще не читали или пролистали не более одного раза. Просмотрев первый слой и не обнаружив ни одной записи, Эмми разочарованно вздохнула. Легкий холодок пробежал по ее шее и спине, когда она смотрела на собрание атласов и путеводителей и вспоминала слова Эбигейл о том, что раздел путешествий в «Находках Фолли» был самым любимым у Мэгги.
Эмми запустила обе руки в коробку, достала столько книг, сколько смогла, и разложила их на полу рядом с собой. Когда она наклонилась за следующей порцией, то заметила темно-серый матерчатый переплет, похожий на художественное издание в жесткой обложке. Опустившись на колени, она подняла все, что лежало сверху, и обнаружила новенький экземпляр «Путешествий Гулливера». Когда она взяла книгу в руки, то увидела, что обложка немного покоробилась, но, судя по всему, не от воды. Наклонив книгу верхним обрезом к себе, она увидела узкую щель между страницами посередине, как будто что-то было спрятано внутри.
Эмми быстро положила книгу на колени, раскрыла ее в нужном месте и увидела сложенный втрое лист бумаги. Листок был голубым и тонким, совершенно не похожим на современную плотную бумагу для принтеров. Края были ровно сложены и разглажены, как будто кто-то снова и снова проводил ногтем по сложенному листу.
Эмми взяла письмо, мимолетно удивившись, каким легким оно было, словно ожидала почувствовать вес слов, содержавшихся внутри. Она долго смотрела на письмо, размышляя о том, не стоит ли вернуть его на место, закрыть книгу и больше никогда не открывать ее. Теперь она лучше понимала чувства Хита.
Мысли Эмми вернулись к Бену и к моменту их последней встречи, когда они не попрощались друг с другом. Она прикоснулась к этому воспоминанию, как человек мог бы прикоснуться к синяку, надеясь, что то все зажило, и слегка поморщиться, убедившись в обратном. Когда она думала о Бене и представляла его лицо, это всегда была последняя сцена в дверях родительского дома, где они сказали друг другу все, кроме слов прощания. Эмми закрыла глаза, стараясь яснее вспомнить ту встречу и увидеть истину, какой бы тяжелой она ни оказалась.
Она прислушалась, но слышала лишь ровное биение крови в висках; тогда она резко выдохнула и заставила себя открыть глаза. Глядя на сложенное письмо, она с поразительной ясностью вспомнила последнюю встречу с Беном. Возможно, поэтому она регулярно слышала его шаги; их неоконченное прощание было похоже на нераскрытое письмо, и он ждал этих последних слов. Возможно, вся ее неуверенность с тех пор происходила от того, что осталось не сказанным.
Эмми вытерла глаза тыльной стороной ладони, тяжело сглотнула и открыла письмо, развернув его с двух сторон. Почерк был незнакомым, и она невольно опустила глаза, чтобы посмотреть на подпись. Кэтрин. Вернувшись к началу послания, Эмми прочитала:
«Я знаю правду. Я всегда знала, что ты на самом деле не принадлежишь мне, но думала, что, если я постараюсь как следует, мы будем счастливы. Я не сдалась, но знаю, что ты отрекся от меня, и это делает меня такой несчастной, что я уже сама не знаю, как мне поступить. Я не хочу жить без тебя, а ты не хочешь жить со мной. Это наводит меня на мысль о том, что нам обоим будет лучше, если я умру.
Думаю, я действительно любила тебя, по крайней мере, какое-то время. Надеюсь, ты найдешь некоторое утешение в том, что я причинила тебе зло. Прости меня».
Когда Эмми перечитала письмо, у нее пересохло во рту. Ее первой мыслью было позвонить Хиту, но, вспомнив их последний разговор, она поняла, что лучше этого не делать. Потом она вспомнила его совет – позвонить матери.
Аккуратно сложив письмо, Эмми достала из кармана мобильный телефон и набрала номер родителей. Мама взяла трубку после второго гудка.
– Эмми! Какой приятный сюрприз, – судя по тону, Пейдж говорила искренне. – В прошлые выходные мы с отцом как раз говорили о тебе. Мы собираемся в Смоки-Маунтинс[37] полюбоваться золотой осенью и уже забронировали чудесный домик в глуши, но там нет мобильной связи. Я все думаю, что тебе, наверное, не хватает смены сезонов на Фолли-Бич.
Эмми подумала об улетающих скопах, о спящем болоте и о том, как цвет спартины меняется с зеленого на желтый, а семена разлетаются по ветру. Она вдруг поняла, что не совсем тоскует по ярко-оранжевой и буро-коричневой листве лесов Индианы, памятной с раннего детства.
– Возможно, – ответила она, пытаясь вспомнить те времена, когда родители куда-то отвозили ее в красивые места для семейного отдыха. – Последние несколько раз, когда я звонила, то разговаривала только с папой, но хотела убедиться, что он передал мою благодарность за одежду, которую ты прислала.
– Разумеется, он сделал это, – голос Пейдж звучал по-другому; ее южный акцент был не таким отчетливым и глубоким. А может быть, он остался таким же, но Эмми уже привыкла слышать акцент в его первозданном виде. – Ты уже надевала купальник?
Эмми помедлила с ответом.
– Еще нет. Он более откровенный, чем я привыкла.
Она могла представить, как улыбается ее мать.
– Все придет со временем. Просто надень на него футболку и шорты, если решишь прокатиться на матрасе.
– Что?
– В детстве мы любили эту забаву; я думала, что местные по-прежнему так делают, если копов нет поблизости. Ты привязываешь матрас к заднему бамперу автомобиля или грузовика на пляже и стараешься удержаться, пока тебя тащат вперед.
Эмми попыталась представить, как ее мать занимается чем-то подобным, но не смогла.
– Хорошо, постараюсь запомнить, – она покачала головой, гадая о том, что еще мать раньше не рассказывала ей о своем детстве на Фолли-Бич и почему она ждала так долго.
– У тебя хороший голос, Эмми.
– Я отлично себя чувствую, – ответила она, даже не задумавшись об этом. – Все стало… лучше. Я начала бегать трусцой. Ну, наполовину ходить, наполовину бегать. Надеюсь, скоро буду пробегать всю дистанцию.
– В самом деле? Раньше ты потешалась над людьми, которые бегают для фитнеса.
– Я знаю. Хит, сын Эбигейл, едва ли не заставил меня приступить к тренировкам. Я выхожу почти каждое утро и пробегаю около трех миль, хотя иногда перехожу на шаг. Это действительно здорово.
– Надеюсь, ты пользуешься лосьоном от солнца.
Эмми улыбнулась.
– Ты говоришь прямо как Бен.
Обе немного помолчали, словно осознав, что она впервые мимоходом упомянула имя Бена. Казалось, обе ждали, когда на Эмми обрушится очередной приступ горя. Эмми по-прежнему ощущала горечь утраты, но теперь она была более мягкой; острые края сглаживались той жизнью, которую она вела в последнее время.
– Хочешь, я позову отца?
– Нет. На самом деле я хотела кое о чем поговорить с тобой.
– О магазине? Давай.
– Не совсем. О семье Рейнольдсов. Я знаю, что ты родилась гораздо позже, но надеялась, что ты помнишь, как твои родители или соседи говорили об одном старом событии.
– О чем?
– Ты говорила, что была знакома с Мэгги, невесткой Эбигейл. С той женщиной, которая когда-то владела «Находками Фолли».
– Точнее говоря, не просто знакома. В детстве я регулярно посещала ее магазин. Но я лучше знакома с Лулу, потому что она гораздо моложе.
– Ты помнишь Кэтрин, двоюродную сестру Мэгги? Ее называли Кэт.
– Я слышала о ней, но не знала ее; она умерла до моего рождения. Думаю, это случилось во время войны, – Пейдж немного помолчала. – Кажется, с ее смертью было связано нечто трагическое. Наверное, потому, что она была очень молода. Но это все, что я помню. Эбигейл может знать больше; Лулу определенно знает, поскольку она была родственницей Кэт. Эбигейл переехала на Фолли-Бич только после окончания школы. А что? Это имеет отношение к запискам в старых книгах?
– Не знаю, но в одной из книг я нашла письмо. Оно подписано Кэт, и почерк значительно отличается от почерка в других записках.
– Что за письмо?
Эмми глубоко вздохнула.
– Позволь мне прочитать его, а потом скажи, что ты думаешь.
Она развернула письмо и начала медленно читать. Прошло довольно много времени, прежде чем ее мать ответила:
– Это предсмертное письмо. Несомненно, она собиралась покончить с собой.
– Я тоже так подумала. Может, это как раз та самая трагедия, о которой ты говорила?
– Я в самом деле не знаю. Это случилось очень давно, но вроде бы моя мать упоминала… о чем-то таком. Тебе нужно спросить об этом кого-то еще.
– Сначала я попытаю счастья с Эбигейл. Лулу относится ко мне с определенным подозрением. Она не из тех, кто выглядит мягкими и пушистыми, ты же помнишь?
Пейдж цинично хохотнула, чего раньше никогда не позволяла себе при Эмми.
– Она всегда была такой. Когда она работала в магазине старшей сестры, то пугала детей своей мрачностью. Она почти никогда не улыбалась. Но я помню, как она давала мне конфеты, когда мама не видела. И каждый раз, когда я приходила в магазин, она выкладывала на прилавок книжки, которые могли мне понравиться. Там довольно долго существовала маленькая библиотека, где можно было брать книги на время. Помню, как она увлекалась книжками о Нэнси Дрю. Мама говорила, что, когда мисс Лулу была моложе, она бродила по острову с лупой и фонариком и строила из себя маленького сыщика, в точности как Нэнси. После того как мама рассказала об этом, я больше ее не боялась.
Эмми нахмурилась.
– Она не говорила мне, что знала тебя, когда ты была девочкой. Интересно почему.
Она представила, как мать пожимает плечами.
– Я уже давно вышла замуж и живу здесь, но помню, как люди говорили, что она так и не оправилась после «Хьюго», когда погибла ее сестра. Она всегда была тихой и замкнутой, но потом стала почти отшельницей. Думаю, если бы не Эбигейл, Джон и их дети, она бы не пережила этой потери.
Эмми подумала о Лулу в саду бутылочных деревьев, когда та спросила о Бене и назвала ее храброй. В пожилой женщине было много странного, и Эмми даже не пыталась в этом разобраться. Барьер, которым Лулу окружила себя, срабатывал очень эффективно… но его все же можно было преодолеть, если хорошо постараться.
– Я поговорю с Лулу, – внезапно решившись, сказала она.
– Ты дашь мне знать, что она скажет?
Эмми на мгновение замешкалась.
– Само собой, – наконец ответила она.
– Похоже, ты удивлена, что меня это интересует.
– Да, немного. Раньше ты никогда не заглядывала дальше нашего дома и магазина.
– Возможно, и так… Но после твоего отъезда все немного изменилось. В основном из-за твоего отца. В нем проснулась жажда странствий. По выходным мы отправляемся в небольшие поездки, но сейчас он обдумывает визит в Напа-Вэлли, а потом, возможно, даже в Европу. Посмотрим. Но это, как бы сказать… бодрит. Знаю, это звучит странно, но именно так я себя чувствую. Как будто я едва дышала все эти годы и наконец-то решила вздохнуть полной грудью.
Эмми понимала ее. Она чувствовала то же самое, когда в первый раз попробовала бегать.
– Тебе нужно приехать сюда, в Фолли-Бич.
Ответом была тишина, и Эмми представила, как мать смотрит в окно кухни на свое бутылочное дерево.
– Да, я знаю. Мы… говорили и об этом.
Эмми прислонилась к стойке, вспомнив банку с песком, пахнувшую океаном.
– Почему ты никогда не возвращалась сюда?
На этот раз пауза была достаточно долгой, чтобы Эмми услышала шум автомобиля, медленно проехавшего по улице перед магазином.
– Даже не знаю… Может быть, я считала, что если вернусь, то пойму, как сильно скучала, и захочу остаться. Но это было бы неправильно. Это все равно что признать поражение, как будто я забыла все эти годы и то хорошее, что дал мне брак. Я не хотела, чтобы твой отец знал, что у меня возникало такое искушение. Но жизнь рядом с водой… Как бы это сказать… Она более здоровая, что ли. В таких местах легче отвлечься от плохих мыслей. Ты не согласна со мной? Но я не могу вернуться.
– Потому что здесь было так плохо, мама?
– Нет, милая, – последовала короткая пауза, и Эмми показалось, что она слышит звук собственного сердца. – Потому что у меня была ты.
Эмми закрыла глаза, стараясь не думать о том, как долго она хотела услышать эти слова от матери. Ощутив комок в горле, она открыла глаза и снова уперлась взглядом в письмо.
– Мне нужно показать это письмо Эбигейл. И, думаю, я должна найти Лулу и спросить, что она помнит о Кэтрин.
– Сделай это. Хорошо, что ты позвонила, Эмми. Спасибо тебе за разговор. И не забудь рассказать мне, когда выяснишь, в чем тут дело.
– Не забуду. И ты звони мне, если что-то вспомнишь – что угодно о прошлом Фолли-Бич или о его прежних обитателях. Это может помочь.
– Хорошо. До свидания, Эмми.
Эмми попрощалась с матерью, положила трубку и задумалась, почему она больше не чувствует себя так далеко от дома.
Лулу стояла у двери своего сарая за «Находками Фолли», на мгновение ослепленная ярким светом, бьющим в глаза снаружи, так что сарай казался бездонной черной дырой. Ей хотелось войти внутрь и упасть в темноту, как делала Алиса в одной из ее любимых детских книжек.
Проснувшись утром после беспокойной ночи, Лулу наконец поняла, что должна сделать. Сегодня Лиз устраивала вечеринку в честь крестин своих малышей, и туда придет Эмми, которая будет задавать вопросы, свято убежденная в том, что ответы понадобятся ей для решения собственных проблем. Она сама не понимает, что делает.
Все время, пока Лулу лежала в постели, она размышляла о том, как ей поступить. Она вспоминала события давно минувших лет, но глаза, возникавшие перед ее мысленным взором, принадлежали не Мэгги, а Хиту. Когда он показал ей коробку, найденную на чердаке, то понял, что пробил ход в ее прошлое, который никто не должен был обнаружить.
В его глазах читалось понимание, но присутствовала и какая-то затаенная обида, словно он винил ее в том, что она держала свой секрет от него в тайне, и поэтому он так и не смог понять, как опасно оставлять свое прошлое незавершенным.
Лулу вошла в сарай и часто заморгала, как будто это могло прояснить зрение. Когда она ощупью потянулась вперед, ее рука наткнулась на ряд грабель и мотыг, прислоненных к внутренней стене, и они со стуком попадали на пол.
Лулу ощутила резкую боль в груди и попятилась, стараясь перевести дыхание. Пальцы покалывало, когда она снова потянулась и наконец ухватилась за черенок короткой лопаты, висевшей на стене между двумя гвоздями. Она подняла лопату и вышла из сарая.
Лулу на несколько секунд прислонила руки к груди и прищурилась на солнце; в груди жгло так сильно, что она почти чувствовала запах гари. Она сомневалась, что сможет подняться на крыльцо, выходившее на задний двор, поэтому решила срезать путь, пройдя между бутылочными деревьями. Она шла медленно, стараясь ничего не задеть, а потом толкнула калитку и вышла к боковой пристройке, где находилась «Игровая площадка Фолли».
Джанелл стояла на улице и поливала куст камелии холодной водой из кофейника. Она выпрямилась, когда увидела Лулу.
– Вы куда-то пропали, Лулу. Эмми сказала, что вам пришло много заказов. Я надеялась поговорить с вами и узнать, сколько металла…
Лулу продолжала идти, прилагая отчаянные усилия, чтобы держаться ровно.
– Не сейчас, Джанелл. Может быть, во второй половине дня, – она помахала рукой и направилась на передний двор.
Лулу облегченно вздохнула, когда увидела автомобиль Эбигейл, стоявший на обочине. Дверца со стороны водителя была открыта, и двигатель работал, как будто хозяйка лишь ненадолго зашла в магазин. Быстро оглянувшись, Лулу опустилась на место водителя, положила лопату на соседнее сиденье и с опозданием заметила торт в форме детских вязаных башмачков розового и голубого цвета.
Прижав руку к груди, она наклонилась вперед, захлопнула дверцу и выжала сцепление. Боль стала такой резкой, что у нее едва хватило сил надавить на педаль газа. Было начало октября – слишком поздно, чтобы беспокоиться из-за туристов, перебегающих через улицу в неположенных местах.
Когда Лулу доехала до заброшенного участка, у нее не осталось времени и сил, чтобы поставить машину параллельно обочине, поэтому она заехала внутрь, и передние колеса погрузились в песчаную почву.
Лулу опустила голову на руль, чтобы струи воздуха из кондиционера высушили испарину, покрывшую лицо. Ее правая рука совсем онемела, и она с тревогой подумала, что придется копать левой.
Она всем телом налегла на дверь и практически выпала наружу, едва успев ухватиться за открытое окно. Потом она посмотрела на пустой участок и прикинула, насколько далеко находится крест на другой стороне. Глубоко вдохнув, она потащилась к кресту. В глазах потемнело от боли, но она отсчитала двадцать шагов направо и остановилась.
Лулу понимала, что если опустится на колени, то может больше не встать, но она должна была попробовать. Очень осторожно она опустилась на одно колено, потом на другое и поморщилась от боли в груди и суставах. Потом, неуклюже ухватившись левой рукой за черенок лопаты, она попробовала копать. Но теперь левая рука тоже отказывалась работать, и она смогла отскрести в сторону лишь немного грязи и сухой травы.
В глазах стало совсем темно, и Лулу подняла голову, ожидая увидеть грозовое облако, закрывшее солнце. Но голубое небо озаряло весь мир вокруг нее, и солнце щедро разливало по небу яркие радужные лучи. А потом она почему-то увидела Мэгги, которая направлялась к ней со стороны океана и качала головой.
Лулу крепко зажмурилась, понимая, что наказание уже близко. Она ждала, как ей казалось, целую вечность, а потом медленно открыла глаза, всем сердцем желая в последний раз увидеть лицо Мэгги. Теперь боль пронзала все тело, отдаваясь в руки и ноги. Но это не имело значения; она хотела снова увидеть сестру.
Но когда Лулу открыла глаза, то увидела лишь темноту.
Глава 23
Мэгги, в очередной раз наводя порядок на полках своей маленькой библиотеки, вполуха слушала дневную постановку «Против бури» по радиоприемнику, принесенному из дома. После свадьбы Кэт она проводила так много времени в «Находках Фолли», что перестала следить за некоторыми сюжетными линиями радиоспектакля. Лулу посоветовала ей брать приемник с собой, и лишь тогда Мэгги осознала, как много времени ее сестра проводит в магазине, а не дома. Казалось, Лулу опасалась, что старшая сестра исчезнет, если упустить ее из виду хотя бы на одно мгновение. Мэгги полагала, что для девочки, потерявшей обоих родителей в раннем возрасте, вполне естественно бояться разлуки с близким человеком. Но какая-то часть ее существа – та часть, которая знала о скрытной натуре Лулу и где рождались темные, глубоко личные мысли, – предполагала, что страх Лулу может иметь совершенно иную причину.
Мэгги отступила назад и осмотрела полки. Ее любимые книги – те, которые привез Питер, и большая часть книг о путешествиях – уже переместились на самый верх, но теперь они были отодвинуты к стене, и снизу нельзя было увидеть переплеты. Она даже закрыла их словарями и справочниками, которые очень редко брали почитать.
Это была идея Питера, которую он нашептал ей, когда они впервые лежали рядом на одеяле под звездным небом и слушали дыхание океана. Кровь приливала к щекам Мэгги, когда она вспоминала самые интимные моменты, проведенные в объятиях друг друга, и все, что случилось потом. Она старалась не думать о том, что могли бы сказать ее родители или друзья. Несмотря на то что в прошлом Фолли-Бич было известно как место отдыха для проституток, она подверглась бы всеобщему осуждению, если бы соседи и знакомые узнали ее тайну.
Большую часть времени она старательно отгоняла мысли об угрызениях совести или о последствиях своего греха. Ей было стыдно, но в то же время хотелось бросить вызов миру. Всю свою жизнь она вела себя образцово; она была стеной, отражавшей чужие горести своей надежностью. Она так легко позволила Джиму уйти от нее, и даже Питеру… сначала. Но она стала другой. Признание Лулу разбередило язву, которая не заживала с тех пор, как она пообещала своей матери защищать Кэт. Это чувство представляло собой нечто среднее между возмущением и преданностью, – истина, которую она пыталась отрицать, пока держала себя в руках. Свои собственные страсти и желания она держала глубоко внутри… до того, как появился Питер. И Питер любил эту новую, храбрую Мэгги, которой она теперь стала.
– Я надеялась, что у вас найдется что-нибудь для моей племянницы.
Мэгги переключила внимание на Лилиан Родс, привлекательную блондинку, чья семья с начала века владела летним домом на Ист-Арктик-авеню.
– Она останется со мной до окончания войны. Ее родители живут на мысе Гаттерас, и моя сестра панически боится немецкого вторжения. Там потопили много кораблей у самого побережья, а две недели назад группа скаутов, патрулировавшая побережье, обнаружила резиновую лодку, спрятанную за дюнами. Все думают, что на ней приплыли шпионы с немецкой подлодки. Кто знает, где они сейчас. Моя сестра хочет исключить любую опасность Ребекке.
– Я уверена, что здесь ей ничего не угрожает, миссис Родс. Наши патрули очень бдительны, и мы уже несколько месяцев не видели ничего особенного с тех пор, как миссис Кнутсен показалось, будто она заметила немецкую субмарину во время дежурства в корпусе наблюдателей. Возможно, они уплыли на север, когда убедились, что не смогут высадиться незамеченными на Фолли-Бич.
Миссис Родс широко распахнула голубые глаза.
– Именно это я и говорила. Значит, Ребекка останется здесь до конца войны. Лучше бы моя сестра тоже приехала, но она хочет дождаться возвращения мужа. Он служит на торговом флоте, и, когда получит отпуск, сестра должна встретить его дома.
– Понимаю. – Мэгги сменила тему: – Сколько лет Ребекке и какие книжки ей нравятся?
Пока они разговаривали, зазвенел колокольчик над дверью. Мэгги не поинтересовалась, кто это; большинство клиентов сами могли найти ее или оставить деньги на прилавке, если им понадобится газета, мыло или сигареты. Она потянулась за книгой А.А. Милна «Когда мы были очень молоды» и услышала звук монетки, упавшей в банку за ее спиной.
Волосы на затылке Мэгги зашевелились, словно от невидимого поцелуя. Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и у нее вдруг подкосились ноги. Изобразив на лице профессиональную улыбку, она резко повернулась.
– Какой приятный сюрприз, Питер. Добро пожаловать. Должно быть, Кэт отпустила вас ненадолго, потому что ребенок может родиться в любое время.
Он снял шляпу и покачал ее в правой руке. В левой он держал книгу.
– Добрый день, миссис Родс. Маргарет, – он кивнул, задержав взгляд на лице Мэгги. – Я еще не успел зайти к Кэт. Просто хотел вернуть книгу, пока не забыл.
Он протянул книгу, и Мэгги взяла ее, мельком взглянув на название: «Ромео и Джульетта». Миссис Родс тоже посмотрела на книгу.
– Это Шекспир? Думаю, Ребекке понравится. Она очень развитая девочка для своего возраста.
Мэгги прижала книгу к груди.
– Не уверена, что это хороший выбор, Лилиан. Сколько лет Ребекке, четырнадцать? Думаю, в таком возрасте девушка может неправильно понять смысл драмы, не говоря о трагическом финале. В наше время лучше читать что-нибудь более жизнеутверждающее.
Миссис Родс нахмурилась, явно не убежденная ответом. Мэгги повернулась к полкам и окинула книги быстрым взглядом. Она выдвинула первую, которая попалась на глаза, и облегченно улыбнулась.
– Ребекка читала истории о Бетси-Тейси?[38] Это первая книга серии, но есть еще две. Девочкам они очень нравятся.
Лилиан раскрыла книгу на первой странице и принялась читать.
– Разумеется, вы абсолютно правы, – сказала она. – Такая история Ребекке больше подойдет. У вас есть две другие книги? Если ей понравится эта, я приду за остальными.
Мэгги надеялась, что ей удалось скрыть свою радость.
– Почему бы не взять все сразу, чтобы не пришлось ходить лишний раз? Обещаю, они ей понравятся. Лулу прочитала их за два дня и ждет не дождется продолжения.
Она повернулась к полкам и быстро нашла «Бетси-Тейси и Хит» и «Бетси и Тейси отправляются на Большой Холм».
– Все, что от вас требуется, – это десятицентовая монетка. – Она указала на банку. – Положите ее туда и заберите, когда возьмете последнюю книгу.
– Большое спасибо, Мэгги. Потом я пришлю в магазин Ребекку, чтобы вы познакомились с ней.
Снова звякнул колокольчик, и вошли двое мужчин в мундирах; последний из них придержал дверь для выходившей миссис Родс. Питер и Мэгги обменялись быстрыми взглядами, прежде чем она повернулась к новым посетителям.
Минуту спустя она вернулась к Питеру, ощущая болезненную пульсацию за левым ухом.
– У меня есть книга, которая может вам понравиться, – будничным тоном произнесла Мэгги. – Я держу ее под прилавком.
Она чувствовала на себе его взгляд, когда подошла к кассовому аппарату, где держала записную книжку и судок для ланча, и показала небольшой том.
– Тебе нравятся пьесы? – она протянула ему книгу. – Это сборник пьес Джона Форда. Моя любимая называется «Меланхолия влюбленного».
Питер взял книгу, легко коснувшись ее пальцев.
– Почитаю с удовольствием.
Его глаза удерживали ее взгляд, пока двое других посетителей не подошли оплатить свои покупки. Дверь резко распахнулась, заглушив звон колокольчика. Лулу вбежала внутрь; она раскраснелась и вспотела, несмотря на холодную погоду, а с одной косички слетела лента.
Читать бесплатно другие книги:
