Ты, главное, пиши о любви Москвина Марина
Желаю, Марин, вам такой же щедрости и именно в нужную минуту.
Любим вас с Ирмой, Хиддинком, журавликами, Самсоном (и еще появились за это время раненый одноногий аист Федька и птенец осоеда Винни Пух).
17 июля
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Sms: В лугах
выкосили траву
она светится
на закате
золотится
на ней скворцы.
Как вы
живете в
московском
угаре?!!
21 июля
Москва
Марина – Юле
В жару мы, знойные Карменситы, генерируем прохладу!..
Стоило мне вернуться из Уваровки, мое дерево сплошь покрылось бутонами. Я сижу за столом, а оно надо мной шевелит ветвями. У меня в углу – всего двадцать пять градусов, в то время как по всей квартире – тридцать шесть и шесть! Даже в другом конце комнаты!
Вот оно – чудо мирозданья…
29 июля
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Привет! Сегодня печальная история. Гусенку из семьи Хиддинка – они уже подросли и бродят свободно – кто-то из хищников (видимо, лисы), откусил половину клюва! До этого он был безымянным, а теперь появилось имя – от противного.
Догадались?
Ну, в общем – Сирано де Бержерак.
Он особо не переживает, кушает с аппетитом, а я его усиленно опекаю.
Но мы с Сирано де Бержераком НЕ БУДЕМ ВЕШАТЬ НОС!
Учитывая погоду, не с жарким, но с самым сердечным приветом.
Юля.
4 августа
Москва
Марина – Юле
Здравствуй, Юлька!
Чем дальше я углубляюсь в роман, тем очевиднее теряются связи в этом мире – зато герои становятся настолько реальными и живыми, что невольно ощущаешь, как тонка грань, отделяющая нас от них.
Мы вскоре отправляемся в Балаклаву, не знаю только, взлетим ли в густых клубах дыма.
Там, на пирсе, в Балаклавской бухте, где в двадцатые годы местные водолазы по заданию Дзержинского пытались отыскать и поднять со дна британское затонувшее судно «Черный принц», битком набитое золотом и разными другими сокровищами, Лёня собирается установить грандиозный сияющий водолаз-маяк, о котором еще мечтала Вера Мухина…
15 августа
Балаклава
Марина – Юле
Сказано – сделано!
Памятник Водолазу водружен.
Собралась вся Балаклава и пол-Москвы. Лёня в мегафон держал речь на большом ветру в Балаклавской бухте.
Старожилы утирали слезы. Молодежь с окрестных баркасов и яликов подплывали и жали ему руки.
Над морем и горами сгущались сумерки, и чем темнее становилось, тем ярче разгорался внутренний свет водолаза и звезды над его головой, пока все это не слилось в единое и нестерпимое сияние Кассиопеи.
Мы зафрахтовали ялик, вышли в открытое море и наснимали это чудо-юдо оттуда. После чего попрыгали за борт и стали плавать в теплом море, искрящемся планктоном, глядя, как чиркают по небу звезды, и любуясь Млечным путем.
Потом Лёня отправился на праздничный ужин, а я немного поотстала. Вечерняя набережная Балаклавы, конечно, то еще зрелище – пиво льется рекой, жарятся шашлыки, громкая музыка без царя в голове, караоке… И все равно я шла по набережной среди вечерней толпы, счастливая и расслабленная. Внезапно огромный и страшный мужик – наехал и сшиб меня скалоподобным торсом, как автомобиль. Я отлетела и упала на булыжную мостовую.
Меня это скорее удивило, чем огорчило. Я молча лежала на камнях, стараясь понять – не сломано ли чего, и не слишком ли треснулась затылком. А каменный исполин – усы подковой – двинулся дальше, рассекая набережную.
Столпился вокруг перепуганный народ.
Тогда я встала, отряхнулась и произнесла фразу, достойную Рины Зеленой:
– Какие твердые бывают люди…
– Главное, – говорю Лёне, – мне совсем не было больно и не было обидно. Как человека собьет машина, а он вскакивает и идет, будто ни в чем не бывало…
– Только без головы, – добавляет Лёня.
P.S. Посылаю тебе – пускай не прохладу (тут под сорок) – но хотя бы прозрачную крымскую ясность, запах полыни, и конечно, моря, моря, моря.
21 августа
Бугрово
Юля – Марине
Складывала дрова в дровяник, очень темный и низкий. Оглянулась – и увидела, что узкий уличный коридорчик между домом Али и мной весь вдруг освещен солнцем, одним порывом, и, видимо, желая восполнить потери и для рождения новых дров, посыпались семена берез, они забили тропинки.
Марина! Прошу вас, глядите внимательней – где и среди кого вы гуляете!
2010 год. Осень – начало зимы
Я закрываю глаза, чтобы видеть.
Поль Гоген
3 сентября
Москва
Марина – Юле
Юлька, я уплываю на Северный Полюс! Дорогами Амундсена, Нансена и Свердрупа – вокруг Шпицбергена, к Земле Франца-Иосифа, ну, и дальше – во льды.
Британская затея. На месяц.
Плывут художники, ученые и музыканты – по одному из разных стран: американская певица, хореограф, композитор, фотограф, режиссер и другие безумные люди. Будут там творить, по дороге исследуя, что творится с Арктикой, защищая моржей, белых медведей, Ледовитый океан и айсберги.
Позвали Тишкова с Луной, но я умолила взять меня тоже – поскольку за сказочника, ты помнишь, северные поморы плахами бились. Да и потом: как я могу отправить Лёню на Северный полюс в такой сомнительной компании? А вдруг он не станет поддевать кальсоны? Пообещала воспеть это мореплавание в самых возвышенных тонах. И они согласились захватить одну моряцкую жену – в порядке исключения.
Уже съездили в магазин «Экстрим» на «Речной вокзал» – закупаем экипировку для грядущей экспедиции. Теплые сапоги, штаны непродуваемые и непромокаемые, термальное белье.
Продавцы иронично спрашивают:
– Вы, случаем, не на Северный полюс собрались?
А мы отвечаем – с характерной интонацией:
– Вы будете смеяться, таки – да!
4 сентября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Марин, вы что, действительно поплывете на АТОМОХОДЕ к СЕВЕРНОМУ ПОЛЮСУ?! Это экспедиция или ледовый поход, что это, рыболовецкое судно? Это же очень долго. Только по Виктору Конецкому я немножечко представляю северные моря, и, разумеется, очень и очень за вас рада.
А у нас все просто – осень. Тоже после жары вдруг резко ветер, дожди и пасмурно. С Ирмой гуляем по утрам, и я чувствую себя как Фарли Моуэт – то есть в Канаде: те же сосны и ели, мох, лишайники, вереск, папоротники и волк. И в дождь, и в туманы, и когда солнце сквозь туман и сквозь намокшие ветви сосен – я иду в мокрых сандалиях, босиком, в кармане печеньице для Ирмы. Это наши счастливые часы, и волчик летит сквозь рыжие осенние папоротники.
Гуляли тут на болоте торфяном, сухом, красиво!! Все в вереске, вереск цветет, и еще полно багульника. Следы косуль и лосей повсюду.
Читаю японские стихи и еще Левитанского немного.
Вашу книгу про «Жизнь в лесу» Дэвида Торо.
Веду дневник. Ем бруснику.
В лесу тут попала на мух лосиных (ну вы их, наверно, встречали в экспедициях), тоже, конечно, интересно.
А когда на Северный полюс?
Потеплей одевайтесь! Там же холодно!
5 сентября
Москва
Марина – Юле
Какой АТОМОХОД!
Крошечная парусная шхуна с мотором – даже без ледокольного оснащения. Ни Инета, ни мобильной связи. Вот он – этот кораблик в тумане, ему сто лет.
Отплываем со Шпицбергена.
Говорят, что особых морозов не предвидится, еще ведь осень, а осень – она везде осень… (Следующий кадр: швартуемся у Северного полюса – и над нами кружат осенние листья).)
В Норвегию улетаем 9-го.
Ты остаешься за старшего.
Вернемся в октябре.
23 сентября
Бугрово
Юля – Марине
С середины августа, Марин, у нас тренировки. Птицы готовятся лететь на юг. Эскадрильи скворцов с шумом летают в небе, и чувствуешь себя человеком на летном поле, который машет флажком, обозначая посадочную полосу.
Из кустов боярышника и шиповника выглядывают калитки. На них, как у школьников за спиной, висят ранцы – деревенские почтовые ящики. Ранцы охраняют дворняги – Рыжики, Тузики. Громким отчаянным лаем предупреждают хозяев, когда идет почтальон.
Заглянешь внутрь: ни тетрадок, ни писем, только, может, газета, а то и вовсе нет ничего.
Но бабушки ждут, проверяют свои портфели, выходят к калиткам, юные и нарядные, как первоклассницы. Особенно когда покраснеет рябина, пожелтеет кленовый лист.
Дни солнечные, но ветреные. Поля, холмы. С одного холма смотреть на другой, следить за лисой.
И сидеть тихо.
27 сентября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Привет, Марина! Задули ветра – с вашего Ледовитого океана, осыпались последние клены, гуляю с Ирмой, и, когда светит солнце, дорога вся золотая, огромные листья кленов, листья на шерсти волка. Уже мы начали обрастать к зиме, снова густая шерсть, Ирма красавица.
Ветер, снежинки крупные вчера упали на крышу и растаяли, сегодня град и одна из самых красивых осенних радуг.
Ирме наломала валежника, спит на еловых ветках. Хиддинк все чаще прячет клюв под крыло. Вечер, если нет туч, такие звезды!
Жду вашего возвращения на большую землю.
Привет всем! В конце ноября появлюсь в Москве.
5 октября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Не оперение на фазане – капли цвета. И пятнышко румян на щеке, и поднятая удивленно, надменно бровь фазана, прочерченная, поддернутая, как ус.
Собираешь бруснику или чернику – в ладони цвет от пера фазана, натираешь морковку, морковный сок – фазан. Каштан подбираешь осенью (когда он поспел и темно-коричневый) – и такой цвет найдется у фазана. Присмотришься, найдешь на фазане все: и цвет апельсина, мандарина. И цветки горечавки синей и бессмертника.
Алмазный и золотой фазан – уже все сказано.
А фазаньи курочки неприметны: цвета земли, травы, воды. Тише воды и ниже травы. Потому что они сидят на гнездах. Но цвет проступает все равно. Через красную и черноплодную рябину, которую мы им носим. Через яблоки, виноград, яйцо (вареное и толченое яйцо), которые тоже носим. И через молодой одуванчик (даем листья). И через хрустящие огурцы (мы их разрезаем вдоль и кладем в кормушки). И через ломтики тыквы – все фазанам!
Золотой фазан гуляет на золотых и багряных листьях осенью.
7 октября
Бугрово
Юля – Марине
Умерла тетя Маша. Вы помните ее по рассказам. Все это тоже нормально. Но с Машей я подружилась раньше, чем с Алей. И многим, конечно же, Маше была обязана.
«На краю живу, как в раю» – любимая Машина поговорка.
Встретив меня с какими-нибудь приятелями, приглашала: «Ну, вы ходите ко мне, ходите…»
Попросила купить ей хлеба. Посидела со мной немного, пошла домой. Спустилась с крыльца, как в черный океан, в ночь (в октябре темнеет рано). Крыльцо, как мостики корабля. Я ей протянула руку – рука крепкая, несмотря на худенькую и сжавшуюся как-то со временем тетю Машу.
9 октября
Бугрово
Юля – Марине
На краю, где тетя Маша жила «в раю», там даже отсветов от окон соседей нет или мерцания телевизора (малинового, если висят занавески). А у Али, когда идешь по деревне, слышно, как работает телевизор, и как кто-нибудь, та же Аля, громко говорит в телефон. Я постучу, она отдернет красную занавеску, долго будет всматриваться в темноту, потом только спросит: «Юленьк, ты?» И я уже вижу у Али тетю Машу.
Все цеплялись за телевизор, даже Гейченко. «Может и мне, – пишет он, – купить?»
Ведь: «За околицей темно, будто за Маленцом уже край света…»
«Что там Волконские и Поджио в Сибири? – ерунда! А вот здесь по вечерам – о, господи!»
Выкипает картошка на печке, и Маша скажет, обязательно скажет, напомнит Але: «Чугун поплыл…» А поглядев на лук (а он развешан над печкой), добавит: «Шулупинка на луке тонкая – к легкой зиме…»
11 октября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
У нас что ни день, то осень – приближается по минуте в сутки.
Аисты улетели незаметно, несколько дней кружили и кружили, проверяли в полете молодежь, сбивались в стаи, а потом разом подхватили чемоданы и на юг, поднимаем головы – пустые гнезда. Остались только свои, которые путевки на юг не получили.
Нанесли опять много аистов, им уже разлетаться, а они наломали крыльев, такая у нас собралась эскадрилья покалеченная. Аистов нам все несут, несут – безбилетников, не достался билет им в Африку, мама с папой забыли взять. Ничего, оставим их на зиму, подкормим, – на будущий год отправим в полет.
Принесли еще цапель. И много сов.
Каждый день нам кого-нибудь приносят.
Всем здоровья.
Остаемся на связи.
Ваши звери, волки и птицы, ученик.
15 октября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Нина Алексеевна рассказывала: однажды в августе ей не спалось, она увидела свечение в небе, встала, подошла к окну. А это падали звезды, звездный дождь (Нина Алексеевна – метеоролог). Она села на стол перед окном одна в пустом деревенском доме и смотрела.
Осень, дожди, ветер, иногда снег.
Дикие гуси паслись в полях. На ольховых ветках, с дымком, Алексей коптит окуней.
По участку бродят аисты – накануне зимних квартир. А я с ведром еды – кормлю волков, хищных птиц (осоедов и канюков), енотов, енотовидных собак и лис. Аисты, как меня увидят, следуют за мной по пятам – в отдалении, но не отступая ни на шаг. Мои адъютанты, моя свита. Я иду, и только клювы и крылья позади, почти как в почетном карауле. Самые смелые засовывают в ведро красный и длинный клюв. Тонконогие и высокие, им еще не хватает шпаг и мантий. Все подраненные, у кого-то крылья, у кого клюв, но бегут за мной, иногда смешно расставляя ноги, бегут…
18 октября
Бугрово
Юля – Марине
А у нас осень, это правда. Журавли пролетели за это время, гуси. От гусиного пролетного крика я просыпалась по ночам, так много летело ночью.
Пишу и не знаю уже, как давно мы не виделись, точнее, не списывались с последнего письма. Вы были, когда появился лось, точнее, молоденький лосенок? С другого конца Псковской области, оттуда нам позвонили: лосенок вышел в деревню к людям. Родителей, видно, застрелили. И мы везли его, я – на руках. Марина, я полностью вся была в лосиных мухах! Лосенка мы вычистили, он поправился, зовут Лосось.
Про гуся мне приходит по строчке в день (хотя много уже написано), но каждая строчка дорогая. Всему свое время и свой путь. Здесь самое главное – впечатление. Серый журавль в руках (сегодня еще одного привезли, простреленного).
Журавль с неба в руке, Марина! И пусть ты весь в пухоедах, это такие жучки, для человека не опасные, но кто знает, что дикий журавль – весь в них?
У меня много сейчас материала набралось, только бы засесть. Забот много, и заботы все эти настоящие, честные, что очень для меня важно, не напрасно. Сейчас поднимаю журавля с простреленными ногами, взрослого.
Одно дело журавль в хокку, и совсем другое – в пухоедах.
Понимаю, что у вас впечатлений больше.
Гуляю с Ирмой.
Мама сейчас в пансионате лечебном, и я рада.
Люблю вас.
Здоровья всем!
Будьте счастливы.
Ваша Юля.
23 октября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Марин, вы уже вернулись?
Как дела там, на суше, после океана?
Звери, ученик.
24 октября
Москва
Марина – Юле
Юлька, вернулись!
С ледяной планеты – Ио.
Потихоньку прихожу в себя, счастье, что застала теплые золотые дни, все ходила, обнимала деревья, соскучилась по ним.
Не помню – отправляла ли тебе адрес британского сайта, пока плыли – посылали туда тексты, рисунки (Лёня рисовал карикатуры), фотографии… Просторы, просторы… И физиономии, конечно, те еще! Какая живая свежая земля – до нашего варварского «осваивания». Прочти мои «Затертые во льдах»: нас и правда сковало льдами, течением несло на острую подводную скалу, и уже прилетел вертолет – снимать команду с корабля.
А это сухопутный капитан Андрей Волков с винтовкой охраняет нас от белых медведей, повсюду встречали их свежие следы и видели одну дымящуюся кучу! Медведи и сами появлялись не раз. Но мы, конечно, не ранили никого, не убили.
Отчет Волкова начальству был краток: «Все живы».
Ответ был тоже немногословен: «Это главное».
24 октября
Бугрово
Юля – Марине
Марин, привет!!!
Рада и возвращению, и вашей строчке.
А как же вы в качку-то – с вашим мозжечком?
27 октября
Москва
Марина – Юле
Качка – это особая песнь, стоило высунуть нос из фьордов, как начиналась такая болтанка, – стаканы с чаем, перепрыгивая через бортик на столе, валились на пол! С полок сыпались макароны, крупы. Сам ты тремя руками хватался-держался, чтобы не загреметь под фанфары. А уж когда океанологи вздумали приблизиться к Гольфстриму – глянуть, что с ним такое творится!.. Двое суток в открытом океане под парусами кораблик несся на боку, вещи лежали то на нас, то – в обратную сторону – на двери, спать можно было прямо на борту – в хорошую сторону, или падать с верхней шконки – в плохую.
Но теперь этого даже немного не хватает.
5 ноября
Пушкинские Горы
Юля – Марине
Читать бесплатно другие книги:
