Осенний призрак Каллентофт Монс
Она проснулась голодной, в холодильнике пусто. Предметы личной гигиены и одежда исчерпали ее финансовые ресурсы.
Харри скоро приедет. Легкий завтрак перед утренним совещанием в участке и ему не повредит.
Воскресенье ничем не отличается от обычного понедельника, когда у них нераскрытое свежее убийство. Вчера была рабочая суббота, сегодня рабочее воскресенье.
Труп обнаружили два дня назад. Расследование только начинается, нечего и думать о выходных.
В то же время выходной ей нужен. Надо заняться Туве: сходить с ней в бассейн или еще куда-нибудь. В конце концов, забрать эти чертовы вещи, поговорить с Янне, может, пообедать с ним вместе, — воскресное жаркое в сливочном соусе.
Это могло бы сработать. Ведь так?
Вся ее жизнь как насмешка. Она хочет, чтобы Янне позвонил и накричал на нее, но он молчит. «Может, мне самой позвонить и отругать его за это? Пусть хотя бы обвинит меня в том, что я не уделяю внимания Туве. Но он прекрасно понимает, что сегодня мне надо работать, ведь все газеты пишут о нашем деле».
Малин сидит на втором этаже с тремя сырными булочками и большой чашкой кофе, смотрит в окно на пустую площадь, где краски на вывесках магазинов поблекли под моросящим дождем, и только несколько голубей, бросив вызов непогоде, занимаются тем же, что и всегда: клюют.
Она успевает съесть первый бутерброд, когда обритая голова Харри показывается на лестнице. Он улыбается, завидев ее, и кричит:
— Сегодня ты выглядишь гораздо веселее. И эта рубашка очень тебе идет.
— Закрой рот, — отвечает она, а Мартинссон улыбается:
— Ты знаешь, меня беспокоит твое самочувствие. А рубашка симпатичная.
Малин поправляет светло-голубую блузку — обновку из магазина «Н&М», которую решила сегодня надеть. Что ж, возможно, Харри и прав; в красной рубашке, надетой ею вчера, она походила на поросенка.
Он подошел с пустыми руками, и она собирается его спросить, не хочет ли он что-нибудь заказать, но тут звонит ее телефон. На дисплее номер Свена. Голос его звучит озабоченно.
— Форс, звонил один парень, представившийся бывшим адвокатом Петерссона. Он хочет встретиться с кем-нибудь из разыскной группы. Похоже, ему есть что рассказать.
Лицо Харри становится серьезным.
— То есть у адвоката был адвокат?
— Был, Малин. У них у всех есть адвокаты.
— И кто же он?
— Некий Макс Перссон. Адрес его конторы: Хамнгатан, дом двенадцать, это возле площади Тредгордсторгет.
— Сегодня воскресенье. Он там?
— Он там.
— А как же Фредрик Фогельшё?
— Я допрошу его сам, без его адвоката. Просто разговор по душам в камере.
— О’кей, мы побеседуем с этим Перссоном. Сейчас мы завтракаем в кондитерской «Фильбютер», утреннее совещание пропустим.
— Да, не так много новостей за вчерашний день, — соглашается Шёман.
— Что-нибудь вообще всплыло?
— Нет, — отвечает Свен. — Ничего нового.
— Что ж, посмотрим, что за тайны откроет нам этот адвокат, — говорит Форс.
— Будем надеяться, что что-нибудь откроет.
— Это наши тайны делают нас людьми, — вспоминает Малин. — Не твоя ли эта фраза, Свен?
Комиссар смеется, прежде чем положить трубку.
Кабинет Макса Перссона находится на втором этаже желтого кирпичного дома постройки пятидесятых годов. К комнате примыкает терраса, на ней несколько забытых деревянных стульев из последних сил противостоят непогоде. Малин кажется, она видит, как дождь размывает лак.
Они с Харри устроились в красных креслах. Макс Перссон ерзает на офисном стуле по другую сторону огромного письменного стола со стеклянным верхом.
На полу розовый китайский ковер. На стенах картины в ярких тонах: силуэты, выведенные, похоже, чем-то вроде распылителя. Мужчина за столом примерно одного возраста с убитым Йерри Петерссоном. На нем блестящий серый костюм, чей дешевый вид дополняет розовый галстук в сочетании с голубой рубашкой.
«Макс Перссон, должно быть, высокого мнения о себе, — думает Малин. — Адвокат паяца».
Впрочем, он довольно приятный мужчина. У него четкие черты лица и широкие скулы.
— Насколько мы поняли, вы были адвокатом Йерри Петерссона, — начинает Харри.
— Нет, не совсем так. Скорее я помогал Йерри с оформлением договоров при покупке Скугсо. Такая большая и специфическая недвижимость требует обширной документации.
— То есть вы не были его адвокатом?
— Совершенно верно, — подтверждает Макс Перссон.
И тут Малин внезапно понимает, что Макс Перссон, намереваясь сообщить им нечто конфиденциальное, ни в коей мере не хочет выставлять Йерри Петерссона своим бывшим клиентом, чтобы избежать обвинений в нарушении законов профессиональной адвокатской этики.
— Йерри был вашим другом? — спрашивает она.
— Ну, не совсем так. Мы вместе учились в Лунде, а потом я попал в Линчёпинг, оказавшийся его родным городом.
— То есть ваши дороги снова пересеклись? — уточняет Харри.
Макс Перссон кивает и начинает рассказывать.
— Как я уже говорил, я помогал Йерри с покупкой Скугсо и встречался с Акселем Фогельшё и его взрослыми детьми в связи с осмотром недвижимости. Должен сказать, они выглядели очень удрученными. Меня не покидало чувство, что они очень не хотят продавать замок, не спрашивайте почему.
— У них были проблемы с деньгами? — спрашивает Форс. — Об этом Фогельшё что-нибудь говорили?
— Нет, но у меня сложилось впечатление, что они, так сказать, скорее вынуждены продавать Скугсо, чем делают это по доброй воле. И это подтвердили события прошлой недели.
Продолжение повисло на губах Перссона. Похоже, он знает, как держать публику в напряжении.
— И? — не выдерживает Малин.
— На прошлой неделе ко мне обратился Аксель Фогельшё. Он хотел выкупить замок с землями обратно и готов был заплатить на двадцать миллионов больше той суммы, за которую его продал. Он был настроен решительно. Я передал его предложение Йерри, но тот только покачал головой, рассмеялся и отказал старику.
Фогельшё лгали.
Собственность семьи, которую они не хотели продавать. Бегство от полиции. Аферы с опционами. «Пришло время». Ложь! И дело здесь не в стиле жизни, требующем обновления, — мысли витают в голове Малин. Она вспоминает Акселя Фогельшё, его мощную фигуру и роскошные апартаменты.
Может, им стоит в первую очередь заняться Акселем, а не Фредриком? Кто знает, на что способен этот старик?
— И как принял Фогельшё отказ Петерссона?
— Он впал в ярость, когда я сообщил ему об этом по телефону. Он был в бешенстве. Я думал, его хватит удар. Было такое впечатление, что он швыряет в разные стороны все, что попадается ему под руку.
Малин смотрит на Харри, он кивает ей.
— Хотите ли вы сообщить нам о Йерри Петерссоне еще что-нибудь, о чем нам, по-вашему, следует знать?
— Мы с Йерри не очень много общались, — говорит Макс, — даже после того, как он вернулся сюда. Еще в Лунде Йерри жил как волк-одиночка. Он был настоящий талант, не читал и пятой части того, что приходилось зубрить остальным. И тем не менее учился лучше всех. Он не нуждался ни в обществе, как мы, простые смертные, ни в любви. Он искал тех, кого можно использовать. Вроде меня.
— Когда мы попытались выйти на кого-нибудь из его друзей или знакомых, у нас возникли проблемы, — согласилась Малин.
— Вы никого не найдете. Дружба — не то, что было нужно Йерри.
Они стоят у дверей дома, где находится офис Макса Перссона. Дождь перешел в ливень. Словно тучи саранчи обрушились на землю, сметая все на своем пути.
И ни души на улицах, город словно парализован непогодой.
— Граф Аксель Фогельшё пришел в отчаяние, — повторяет Харри.
— Он любит земли в окрестностях замка, — отзывается Малин.
— И он хотел получить их обратно, но у него ничего не вышло.
— Йерри Петерссон отказался продать.
— Он как будто овладел душой Фогельшё, — добавляет Харри.
— А Фредрик, проигравший Скугсо, — рассуждает Малин, — вероятно, хотел все исправить. Теперь, когда Петерссон вышел из игры, они наверняка попытаются выкупить замок обратно. Но откуда у них снова взялись деньги? Те, которые Фогельшё предлагал Петерссону? Позвоню Свену, может, он еще не успел допросить Фредрика.
Дверь тюремной камеры скользит вверх.
Фредрик Фогельшё сидит на койке с чашкой кофе в руке и читает «Свенска дагбладет».
— Может, я не вовремя? — спрашивает Свен Шёман. Он замечает, что плечи Фредрика опустились, будто под давлением некой невидимой силы, что кожа под глазами посерела за время его пребывания в камере и его взгляд выражает желание выпить, совсем как у Малин в последнее время. «Я дам тебе то, что ты хочешь», — мысленно обещает Свен.
— Эреншерны нет.
— Я только хотел кое о чем вас спросить, — говорит Свен, — если можно.
— Можно.
«Фредрик Фогельшё кажется усталым, как будто разочаровался в чем-то или вот-вот разочаруется», — замечает про себя Шёман.
Он присаживается на матрас, чувствуя запах мочи, исходящий от блестящего унитаза из нержавеющей стали.
— Здесь, в участке, у многих проблемы с алкоголем, — начинает Свен. — Стыдиться вам нечего.
— У меня нет проблем, — обрывает его Фогельшё.
— Разумеется. Но даже если б были, никто не осудил бы вас здесь за это.
— Приятно слышать.
— Мы знаем о ваших сделках с опционами, — продолжает Свен.
Фредрик Фогельшё молчит.
Комиссар оглядывает камеру, проникаясь чувством одиночества.
— У вас маленькие дети и жена. Вы скучаете по ним?
— Да. Скучаю. Но ведь вы же запретили мне свидания.
— Не мы, а прокурор. У вас в семье все в порядке?
— Все в порядке.
— Это замечательно. Мы с женой вместе уже тридцать пять лет, и каждый день наслаждаемся обществом друг друга.
— Я испугался, запаниковал, — снова начинает Фредрик. — Я не хотел летом попасть в Шеннинге, быть вдали от своих детей целое лето. Вы можете это понять?
Свен кивает и подвигается ближе к арестанту.
— А ваш отец? Он, должно быть, чуть с ума не сошел от ваших афер?
— Он всегда был немного сумасшедшим, — отвечает Фогельшё, улыбаясь. — Но тут он впал в ярость.
— Однако все вы говорили нам, что замок продали просто потому, что пришло время?
— Приходится думать о чести семьи, когда принадлежишь такому роду, как наш.
— Так, может, именно это вы и делали, защищали честь семьи, когда однажды утром отправились в Скугсо, чтобы отомстить человеку, отнявшему у вас замок? Ведь так? Будет лучше, если вы все расскажете как есть, это я вам обещаю.
— В этом я не сомневаюсь, — говорит Фредрик. А потом с серьезным видом, словно отстраняясь от полицейского, поправляет газету у себя на коленях. — Если позволите…
— Итак, на прошлой неделе вы хотели выкупить поместье…
Фогельшё поднимает глаза от газеты. «Так вы все знаете?» — говорит его взгляд.
Свен кивает.
— Мы знаем. Откуда у вас взялись деньги? Насколько я понимаю, вы проиграли все состояние семьи и даже больше?
— У нас появились деньги, — отвечает Фредрик, — но я не обязан вам рассказывать откуда.
— Как хотите, — соглашается Свен. — Итак, Петерссон только посмеялся над предложением вашего отца, и вы захотели показать, на что вы способны, Фредрик. Вы хотели все поправить — а я могу себе представить, как это непросто с таким отцом, — и отправились однажды утром к Йерри Петерссону. Там вы убили его, так? Вы впали в ярость. Будет лучше, если вы…
— Я не делал ничего такого! Я не делал этого!
27
Съемное жилье.
На доске объявлений у входа прикреплена вывеска коммунального жилищного предприятия «Стонгостаден». В первый раз Малин не обратила на нее внимания. Ей и в голову не пришло, что квартира, в которой живет Аксель Фогельшё, не принадлежит ему.
Тем не менее Аксель Фогельшё — нищий квартиросъемщик, какими бы связями ни располагал он, чтобы получить жилье на Дроттнинггатан с видом на парк Общества садоводов.
Лифт сломан, и они с Харри пешком поднимаются по лестнице на четвертый этаж. Малин задыхается. К горлу подступает тошнота. «Когда человека тошнит так часто, как меня, это становится его обычным состоянием», — думает Форс. Она знает, что с ней творится. Алкоголь действует как и любой другой наркотик: когда телу хочется еще, оно требует, протестует против того, что приток необходимого ему топлива прекратился. Вчерашнее воздержание тело восприняло как оскорбление.
Алкоголь — это бегство.
Малин дышит тяжело, с усилием, каменные ступени лестницы плывут у нее перед глазами. Она старается сосредоточиться на семье Фогельшё.
Они были вынуждены продать.
Дело не в том, что пришло время.
Они сохраняют лицо.
А потом они хотели выкупить замок обратно. Но за какие деньги? Свен только что звонил. Ему ничего не удалось выжать из Фредрика, растратившего огромные суммы.
Петерссон только посмеялся над предложением Акселя Фогельшё.
И что же тому оставалось?
Поручить сыну убить Петерссона, чтобы выкупить поместье у его наследников за любую цену. Или он сам убил Йерри в ярости?
Малин смотрит на Харри, тяжело дышащего в своей промокшей куртке. Она знает, что в голове у него те же мысли. Он не глупее ее. Из окна на лестнице она видит, как падают вниз большие капли, как они мешаются с маленькими, чтобы потом вдребезги разбиться об асфальт.
Отец и сын Фогельшё убийцы. У Малин что-то сжимается внутри. Это от чувства неуверенности, граничащего с сомнением.
И вот они у дверей квартиры Акселя Фогельшё.
Харри кивает напарнице: «Посмотрим, что он нам скажет».
Форс звонит, и по другую сторону массивной деревянной двери, выкрашенной в коричневый цвет, слышится бой часов и шаги. Полицейские чувствуют, как кто-то смотрит в глазок. А потом шаги удаляются.
Малин звонит снова.
Два, три раза. Пять, десять минут.
— Он не откроет, — говорит Мартинссон, поворачиваясь в сторону лестницы.
Аксель Фогельшё сидит в своем кожаном кресле и смотрит на потрескивающий в камине огонь, наслаждаясь теплом в ногах.
Полицейские опять здесь. Что за проклятие?
Знают ли они теперь об обстоятельствах продажи, о проделках Фредрика? Может, и о попытке выкупить замок? «Конечно», — думает Аксель. И они достаточно глупы, чтобы сопоставить одно с другим самым примитивным образом.
Хотя правда бывает примитивна. Иногда она — самый банальный вариант из всех возможных. Когда Фредрик обо всем рассказал отцу, тот сидел в этом же кресле, только еще в замке. Аксель был готов оторвать голову своему отпрыску, когда увидел, как тот корчится перед ним на ковре, словно беспомощный жук. И ему уже ничего другого не оставалось, как только взяться за дело самому.
Беттина, я делал то, что был вынужден, уверяю тебя.
Я смотрю на себя в зеркало, вижу портреты на стенах и читаю презрение в глазах своих предков и любовь в твоих. Я спасал нашего сына.
И в то же время я не могу забыть, что чувствовал в той комнате: это не мой сын. Невероятно!
Они не разговаривали друг с другом месяц, а потом он позвонил Фредрику и позвал его к себе. И сын снова рыдал у его ног и плакал, обнимая дверную раму, словно беспомощное животное.
Стыд и позор.
Любовь может вместить и эти чувства. И если мы не позаботимся друг о друге, кто сделает это за нас?
Я обещал у смертного одра твоей матери беречь тебя, вас. Ты слышишь? Разве ты не подслушивал под дверью в ее последнюю ночь? Это единственное делало меня слабым, Беттина: твоя болезнь, сатанинские муки, проклятые страдания. И я рассчитываю на тебя, Фредрик, несмотря ни на что. А теперь ты сделал большую глупость: ты сел за руль пьяным и убегал от полиции. Привлек к нам ненужное внимание. Тебе надо было остановить машину и заплатить этот смешной штраф, на это наших средств хватило бы! Но ты предпочел сидеть в камере и пожинать плоды своей глупости. Твои дети, мои внуки, я не узнаю себя в них. Может, все дело в их матери? Я никогда не нравился этой женщине, хотя пытался найти к ней подход.
Фредрик.
Может, лучше, если бы ты был слабоумным?
Приходили полицейские: та сильная, умная и измученная женщина и тот, очевидно жесткий, мужчина. Я не пустил их. Если хотят услышать больше, чем я уже сказал, пусть принудят меня всеми имеющимися в их распоряжении средствами.
Фредрик и Катарина.
Сейчас вы делаете что хотите, ведь так? Правильно, Беттина?
Так что ж, давайте посмотрим, что из этого выйдет. Даже если Фредрик все расскажет, что полиция будет делать с этой информацией? Даже если они сделаны совсем из другого теста, чем ты, мой любимый, ненавистный сын. За Катарину мне нечего волноваться. Она всегда меня слушается, она из понятливых.
Аксель Фогельшё поднимается и подходит к окну с видом на парк Общества садоводов. Там действительно кто-то есть под дождем среди голых деревьев? Стоит и смотрит на меня. Или мне это кажется?
Фредрик Фогельшё снова позвал к себе Свена Шёмана. Он пригласил его присесть на тюремную койку и сказал голосом, полным смирения:
— Вы можете мне не верить, но я не имею никакого отношения к убийству Йерри Петерссона и не думаю, что кто-нибудь из нашей семьи приложил к этому руку. Вот как все было…
Фредрик переводит дыхание, прежде чем продолжить.
— Когда отец впал в депрессию после смерти матери, я получил доступ к семейному состоянию, чтобы распоряжаться текущими расходами. У меня должно было получиться, поскольку я работаю в банке и имею экономическое образование.
Фогельшё замолкает, как будто сожалея о чем-то.
— Что вы делаете в банке? — спрашивает Шёман. — Ведь вы член совета, так?
— Я занимаюсь корпоративными сделками. Небольшие предприятия часто прибегают к нашим услугам, когда хотят сменить владельца. Тогда я работаю с их финансами.
— Вам это нравится?
— Может, это и не совсем то, о чем я мечтал, — отвечает Фредрик, — но это вполне достойная работа из тех, что можно получить в Линчёпинге. Итак, отец тяжело переживал смерть мамы. Он полностью передал мне управление нашими финансами до тех пор, пока не почувствует себя лучше.
— И вы принялись за операции с опционами?
— Да, — отвечает Фогельшё.
Он откидывается назад, прислоняясь к стенке, и начинает рассказывать о том, как замок приходил в упадок; о неудачных сделках отца; о смерти матери; о том, как сам он принялся спекулировать опционами, поначалу немного, однако дело стало набирать обороты, как только он получил доступ к семейному капиталу. Он ведь хотел как лучше.
Голос Фредрика слабеет, и полицейскому кажется, что Фогельшё вот-вот заплачет, однако, во всяком случае, сдерживать слезы ему удается.
— Итак, отец был вынужден объявить о продаже Скугсо, и тут всплыл Петерссон. Он один. Только благодаря моим и отцовским связям в банке меня не объявили банкротом до того, как сделка была завершена.
— Банк взял на себя ответственность?
— Нет, я распоряжался семейным состоянием как частное лицо. Это просто замалчивалось. Отец продал Скугсо, чтобы спасти меня от банкротства. Он обещал матери, когда она умирала, заботиться обо мне и Катарине, чего бы это ни стоило. И он сдержал слово.
— Должно быть, сделка далась вам нелегко? — спрашивает Свен.
— Отец тяжело переживал, — отвечает Фредрик и подается вперед. — А я? Я думал только об отце. Может, вам трудно меня понять, но именно так оно и было. А отец думал о Скугсо.
— А потом? Сейчас? Ведь вы пытались выкупить замок? — спрашивает Свен.
— Да.
— Как? На какие деньги?
— Мы получили наследство по датской линии. Одна старая графиня, успешно занимавшаяся предпринимательством, оставила после себя достаточно крупную даже в нашем понимании сумму.
— И вы захотели выкупить поместье?
— Петерссон только посмеялся над предложением отца.
— У вас лично был конфликт с убитым? — спрашивает Шёман, и Фредрик, кажется не без колебаний, отвечает:
— Скажу откровенно. Вечером накануне того дня, когда Петерссона нашли убитым, я был у него. Он впустил меня и на мое предложение ответил решительным отказом. Спросил меня, не желаю ли я выпить рюмочку коньяка в той комнате, где вырос. Он так улыбался и смотрел на меня с таким вызовом, что мне хотелось убить его. Однако я этого не сделал.
Фредрик Фогельшё замолкает и сжимает руки в замок на коленях.
— Хотя должен был, — добавляет он, выдержав паузу.
— То есть вы считаете, что должны были убить его? — спрашивает Свен.
— Да, — отвечает Фредрик, — должен. Но когда, собственно говоря, люди делали то, что должны?
— Какая у вас машина?
— Черная «Вольво», но вы ее конфисковали.
— Но ваша жена сказала нам, что в тот вечер вы были дома?
— Она хотела выгородить меня. Это же естественно — покрывать своих.
Так ты был должен?
Сомнения, сомнения. И в этом одно из многочисленных различий между нами, Фредрик Фогельшё. Я никогда не сомневался.
Вы тщеславные люди.
Кто мы для вас? Вы пытаетесь перенять законы нашего мира и думаете, что ваши предки и ваши кошельки могут разрешить любую проблему. Но вы не понимаете, в чем состоит высшая власть: сказать «нет» деньгам, какой бы ни была сумма.
Мне было приятно посмеяться над предложением старика и предложить тебе коньяк.
Как вы обошлись со мной? Как вы обходились со всеми остальными? Каково, вы думаете, мне было с сорока открытыми ранами?
Так это ты приходил ко мне в то утро, Фредрик?
Сейчас ты слаб, напуган. Где же оно, твое достоинство?
Полицейский почти смущен, но ты этого не замечаешь.
Ты хотел показать своему отцу, что умеешь умножать деньги, что за компьютером сможешь сделать то, чего твои предки добивались на полях сражений.
А ты, Малин, что же должна ты?
28
«Я должна позвонить Туве. Я же ее мама», — думает Малин.
А что, если она сможет приехать сегодня вечером?
Форс и Мартинссон вошли в автоматические двери полицейского участка лишь ближе к вечеру.
В общем офисном помещении по-воскресному пусто. Дождь снаружи льет сплошной стеной.
Я должна, должна, должна была позвонить. Но мой мобильный отключен уже несколько часов. И я хочу вниз, в тренажерный зал.
Почему я избегаю тебя, Туве? В первые десять месяцев после катастрофы в Финспонге этого не было. Я присосалась к тебе, как пиявка, ты не могла этого не чувствовать. Чего я хотела — защитить тебя или задушить свой собственный страх, свое чувство вины?
Малин садится за стол и включает компьютер. Харри делает то же самое.
Вскоре к ним подходит Свен Шёман и передает разговор с Фредриком Фогельшё.
— Мог ли он это сделать? — спрашивает Форс.
Читать бесплатно другие книги:
