Ударом на удар! Сталин в XXI веке Логинов Анатолий
– Простите, но госпожу Новодворскую никто не преследует. Предупреждая ваш следующий вопрос, за ней даже не ведется наблюдение.
– Но она заключена в клетку в московском зоопарке!
– Ваши сведения ошибочны. Госпожа Новодворская действительно проживает на территории Московского зоопарка. Однако не в клетке, а в комфортабельном доме, и это ее личный выбор. Из тех вариантов, которые мог предложить ей Советский Союз, этот понравился ей больше всего…
– Газета «Фигаро». По нашим данным, госпожа Новодворская не может покинуть место своего проживания!
– Почему? Никто не мешает ей этого сделать!
– А медведи?
– Что медведи?
– Но ведь ее охраняют белые медведи!
– Госпожа Новодворская сама об этом просила. Поскольку ее не устраивает охрана из советских подданных, а привлечение иностранных военнослужащих не предусмотрено законами СССР, мы были вынуждены привлечь лиц, не имеющих никакого гражданства. Подчеркиваю еще раз: охрана охраняет госпожу Новодворскую от угрозы извне.
– «Дейли телеграф». Эта угроза существует?
– Госпожа Новодворская считает, что да. Мы не можем не учитывать ее мнение, чем бы оно ни было вызвано.
– А если госпожа Новодворская захочет покинуть клетку?
– Как только она войдет в клетку, она сможет ее покинуть.
– Я имею в виду территорию зоопарка!
– Никто не препятствует ей покинуть территорию зоопарка.
– А территорию СССР?
– Советский Союз не препятствует госпоже Новодворской покинуть СССР. Однако на данный момент только две страны согласились впустить госпожу Новодворскую на свою территорию. Однако Валерия Ильинична отказалась выехать в эти страны.
– Какие это страны?
– Уганда и Центрально-Африканская Республика.
– «Нью-Йорк таймс». А как обстоит дело с возможностью выражения госпожой Новодворской своих взглядов?
– Госпожа Новодворская по собственному желанию выступает перед посетителями зоопарка с весьма интересными речами. По уровню посещаемости это одно из ведущих шоу зоопарка.
– Надо ли понимать, что с заселением госпожи Новодворской доходы зоопарка выросли?
– Нет. Обороты выросли, но все дополнительно полученные деньги уходят на питание госпожи Новодворской.
– А как обстоит дело с ее питанием?
– Госпожа Новодворская снабжается по медвежьей норме. Это значительно больше, чем может съесть человек.
– А она съедает?
– Не поверите! Все до последней крошки!
– Телекомпания Би-би-си. Я хотел уточнить о белых медведях. Это же очень злые звери?
– Молодой человек, как вы считаете, если вас заставить круглосуточно охранять Валерию Ильиничну, лично вы долго будете добрым?»
Юрий резко проснулся, посмотрел на часы и мысленно выругался. Нет, спать в такой духоте решительно невозможно. Поэтому и снится всякое… Поворочавшись, он встал, не включая свет, подошел к умывальнику и обтерся мокрым полотенцем.
Несколько минут спустя он снова заснул, на этот раз без всяких сновидений…
На фоне беспредельной черноты космоса вокруг голубого шара Земли кружилась громоздкая конструкция. Составленное из модулей центральное тело с торчащими с двух сторон на обоих крайних модулях огромными сдвоенными панелями солнечных батарей, плавно поворачивающимися к солнцу. Еще несколько панелей другой конструкции торчали перпендикулярно предыдущим и при взгляде с земли были незаметны. Станция летела в пустоте, совершенно темная и пустая, словно забытая всеми. Но панели исправно вращались, следя за солнцем и снабжая ее электроэнергией. Неожиданно ожило несколько секций. По одному из торчащих в сторону сегментов проскочило несколько световых сигналов, затем из дюз вырвались струи пламени и вся конструкция медленно сдвинулась вверх, меняя орбиту.
Конечно, такие подробности не были видны даже в самый большой телескоп Пулковской обсерватории и додумывались наблюдателем, но то, что наблюдаемое тело дрогнуло и начало изменять свое положение, было все же заметно. Королев с сожалением оторвался от окуляра и оглянулся на сосредоточенно работающих у камеры астрономов.
– Посмотрели, Сергей Павлович? – спросил его стоящий рядом немолодой человек в очках, с бородкой, напоминающий типичного профессора из фильма.
– Да, Гавриил Андрианович. Конечно, фото из будущего выглядят более эффектно, но увидеть своими глазами…
– Понимаю вас, батенька. Воплощенные мечты, да-с. Иногда мне хочется поблагодарить тех, кто все это сотворил. Не всякому удается увидеть мир будущего и увидеть, как воплощаются в действительность самые заветные мечты человечества.
– Не только мечты, Гавриил Андрианович, не только, – задумчиво ответил Королев, вспомнив увиденные фотографии ядерного взрыва, – но и страхи. К сожалению…
Время на экране подошло к нулевой отметке и резко перевалило за черту, отделяющую один день от другого. Он внимательно посмотрел на стоящего навытяжку адмирала. Тот выглядел внешне спокойно, хотя он и чувствовал, что Воложинский волнуется. Так же как и стоящий рядом с ним Кузнецов. Первая встреча вживую, как ни смотри.
– Садитесь, товарищи адмиралы.
Оба, сделав два четких строевых шага, необычных для моряков, подошли к столу и сели. Разместились не торопясь, основательно, что ему понравилось. Как и то, что иновременник быстро пришел в норму. Он вообще любил таких, уверенных в себе и своих умениях людей. Неожиданно вспомнился Чкалов и полученные от группы Абакумова данные из Сети. Вполне правдоподобные, если внимательно изучить дело. Из глубины поднялся гнев, и, стараясь с ним справиться, он занялся манипуляциями с трубкой.
– Докладывайте, товарищ Кузнецов.
– Товарищ Сталин, – привычное начало доклада помогло переключиться на рабочий лад. Тема доклада была действительно серьезной. Флот, на создание и поддержание которого тратились миллиарды народных денег, в новых условиях оказался не более чем плавающей мишенью и картонным мечом. Иновременные корабли положение изменить не могли, их едва хватало на полноценную эскадру на одном из морей. При этом для них надо создавать новую систему базирования. Но больше всего беспокойства доставляли ракетные подлодки. Эти подводные линкоры, способные снести залпом полконтинента, требовалось защитить от возможного нападения во время пребывания в порту, обслуживания и ремонта. С одним из этих ценнейших для страны в нынешних условиях кораблей и так уже произошел «несчастный случай». Так что требовалось срочно, в течение ближайшего месяца-двух организовать грандиозное строительство, требовалось решить, как и на каких условиях организовывать воздушное прикрытие баз и завода в Молотовске зенитными ракетами корейских друзей. Друзья они, конечно, друзья, но себе на уме, так что все показывать им тоже не следовало. А вот товарищ Кузнецов явно поддался оптимизму.
– Вы уверены в правильности ваших расчетов, товарищи? – «Дружно подтверждают. Что же, поверим». – А теперь доложите, как у нас решен вопрос со связью? Мы не можем допустить, чтобы капитан, потерявший… психологическую устойчивость и оставшийся без управления, втянул нас в уничтожающую войну, в «армагеддон».
– Товарищ Сталин, – Кузнецов отвечал спокойно, не заглядывая в бумаги и не задумываясь надолго, – станция связи с подводными лодками переведена нами в дежурный режим. Как выяснилось, она принципиально ничем не отличается от станции того же назначения, используемой в будущем. Наличие у товарища Воложинского соответствующих кодов позволило наладить связь с находящимися в море лодками. Кроме того, по линии НКВД налажен контакт с двумя судами из системы управления стратегическими силами в чрезвычайной ситуации. В настоящее время мы можем гарантировать, что приказы Советского правительства будут переданы в любом случае.
– А выполнены? Как вы считаете, товарищ Воложинский? Сидите, сидите, – он затянулся, с интересом наблюдая за реакцией иновременника.
– Т… товарищ Сталин, – видно, что адмирал заволновался, но по делу, не за себя, отметил он, – командный состав и матросы на эти корабли подобраны специально. Они знают, что зависит от выполнения и невыполнения приказа. Поэтому могу вас заверить, что приказ Родины они выполнят.
– Это хорошо. Но сможем ли мы отдать такой приказ? – Он отметил, что адмирал держится хорошо. Ловко обошел слово «офицеры» и правильно назвал нижних чинов «матросами», а не «краснофлотцами». Пока не «краснофлотцами». «Пожалуй, стоит вернуть старое наименование. Чем матрос РККФ хуже краснофлотца? Ничем. Это все отрыжка троцкизма, все переделать, от всего прошлого отказаться». Уверенность адмирала в своих подчиненных и самообладание ему тоже понравились. Ответил на заданный вопрос уже Кузнецов как старший:
– В настоящее время нами создается распределенная система отдачи приказа на применение специального оружия. Согласно указаниям Правительства, право отдать такой приказ имеют десять человек, получивших специальные инструкции. Для передачи сигнала используются все доступные средства, от системы связи Наркомата обороны до радиостанции «Коминтерн».
– Как у нас обстоят дела с кораблями, возвращающимися из дальнего плавания?
– В настоящее время отряд Тихоокеанского флота, включающий ракетный крейсер «Варяг», продолжает движение во Владивосток, а большой противолодочный корабль «Адмирал Левченко» прошел Скагеррак. Сформированный во Владивостоке отряд кораблей Тихоокеанского флота в составе большого противолодочного корабля «Маршал Шапошников», танкера «Печенга» и морского спасательного буксира вместе с лидерами «Баку» и «Тбилиси» отправлен навстречу «Варягу». В автономном плавании остаются три ракетных подводных крейсера стратегического назначения и одна атомная подводная лодка с самолетами-снарядами. Последняя также получила приказ присоединиться к отряду кораблей Тихоокеанского флота.
– Надо принять все меры для возвращения этих кораблей в наши порты, – он встал и подошел к карте. – Нельзя допустить повторения «несчастных случаев».
Обсудили еще раз все возможные мероприятия. Он снова отметил про себя решительность и профессионализм иновременного адмирала, сочетающиеся с неожиданной аполитичностью.
Закончив беседу и проводив моряков, он посмотрел на лежащую в пепельнице трубку и с печальным вздохом затушил ее, ворча под нос о врачах-вредителях. Потом сел за стол, покосился на экран вычислителя и пододвинул к себе первую папку. Работа спорилась. Поэтому он погрузился в дела, от которых отвлекся, лишь услышал доклад Поскребышева, сообщившего о прибытии товарищей Берии, Молотова и Меркулова. Попросил пригласить сначала Берию и Молотова.
Поздоровались, после чего Берия достал из нового, изящного полупортфеля-получемоданчика две папки. И сразу приступил к докладу по первой, одной из важнейших на сегодня порученных ему проблем:
– …Нами создан Технический совет при Спецкомитете во главе с товарищем Ванниковым. При Техническом совете также создаются комиссии по различным вопросам разработки специального бомбового вооружения. Привлекаются самые перспективные научные и технические кадры, в том числе специалисты с уже прибывших подводных кораблей. Список необходимых для выполнения программы СБВ заводов и научно-исследовательских институтов – в приложении номер два. Для ускорения работ используются материалы из будущего, в том числе имеющиеся на подводных кораблях учебники, схемы и прочие материалы.
– Это хорошо, товарищ Берия. А что предпринимается для получения исходного материала?
– Благодаря материалам товарища Шарапова, нам известны все имеющиеся в нашей стране месторождения. Наиболее перспективным все специалисты считают месторождение Майли-Сай в Киргизии. Еще в двадцать девятом году академик Ферсман нашел там залежи радиобарита. Содержание в руде металла – одно из самых высоких в мире. Спецкомитетом собрана экспедиция для выбора площадки под строительство… – Он внимательно выслушал доклад и внезапно спросил, откладывая незажженную трубку, которую держал в руке:
– Вы считаете, что мы можем привлечь к столь секретному проекту иностранных специалистов?
– Только на этапе разработки принципиальных схем и технологий, товарищ Сталин.
– Этот вопрос стоит обдумать тщательнее. Есть мнение, что нецелесообразно допускать к этим работам даже корейских товарищей. С учетом того, что имеется возможность использовать опыт непереместившихся специалистов. Проработайте этот вопрос тщательнее и доложите через два дня. Как считаешь, Вячеслав?
– Думаю, это правильно, Коба.
– Хорошо. Тогда давайте заслушаем товарища Меркулова, – словно не замечая, что Берия готовит вторую папку, предложил он.
Приглашенный Поскребышевым Меркулов не заставил себя ждать. Поздоровавшись и пройдя твердой походкой военного до стола, он уселся рядом с Берией.
– Товарищ Меркулов, как проходит подготовка к передаче интернированных польских граждан? – Он знал, что основной объем работы выполняет НКВД, но спросил именно Меркулова.
Доклад наркома ГБ был краток, деловит и, что ему понравилось, не маскировал недостатков как по линии его ведомства, так и у работников органов внутренних дел. Во время доклада он внимательно наблюдал за Лаврентием. Но тот реагировал спокойно и конструктивно.
– Хорошо. Что еще есть по вашей линии, товарищ Меркулов?
– Товарищ Сталин. После переноса НКГБ полностью лишился внешних, заграничных сетей, а наша техническая база и багаж знаний инструкторского состава о внешнем мире совершенно не соответствуют минимальным требованиям для работы в мире две тысячи десятого года. Наши специалисты не смогут подготовиться раньше, чем через два-три года. За это время мы можем потерять ценнейшие кадры, необходимые стране. Проведенный анализ возможных действий империалистических разведок показывает, что они прибегнут к интернированию, подкупу и уговорам важнейших для развития и безопасности нашей страны лиц. Всерьез займутся вербовкой. Будут использовать любые методы, от тех, что применены в Великобритании, США и Японии в настоящее время по запрету выезда граждан бывших республик до похищений и убийств. И это будет сделано не позднее чем через месяц-два, а скорее, менее чем за месяц, поэтому меры по противодействию нужно принимать немедленно. Вплоть до эвакуации особо ценных кадров, незаконно удерживаемых империалистическими правительствами. Есть предложение организовать в системе наркомата специальное управление, занимающееся наряду с этими вопросами также связью с агентурной сетью из будущего, проверкой этой сети на лояльность и профессиональную пригодность, выявлением в ней двойных агентов и предателей. Для работы в этом управлении предполагается привлечь уже используемых и достаточно проверенных специалистов-иновременников, например из службы безопасности товарища Фридлендера, а также сумевших прибыть в СССР самостоятельно.
– А что скажет товарищ Берия? – он привычно взял в руки трубку, повертел и положил назад. Как и ожидалось, Берия поддержал своего бывшего подчиненного, Молотов, слегка посомневавшись, тоже согласился.
– Хорошо, – согласился в конце концов он, – есть мнение вынести это предложение на заседание СНК и Штатной комиссии…
Глава четвертая
30.06.2010 г
Утром его разбудил странный шум. Андрей открыл окно и остолбенел. Площадь перед гостиницей была забита народом. Гадать, что происходит, не приходилось, достаточно было прочитать транспаранты, гордо вздернутые над головами. Большинство плакатов были направлены в противоположную сторону, но надписи на двух, развернутых немного боком, удалось разобрать. Два дюжих бритоголовых парня, затянутых в увешенную железом кожу, вздымали над головой коричневое полотнище с большими белыми буквами: «Русские – вон из Англии!» и вовсю заигрывали со скромно одетыми симпатичными девчонками, надпись над головами которых гласила: «Свободу русским братьям!» Толпа вразнобой скандировала что-то про премьер-министра, свистела, улюлюкала и кидала помидорами и яйцами в щиты полицейских, загораживающих здание напротив.
Первушин закрыл окно и открыл ноутбук. Пожалуй, такого он сам не ожидал.
Англию сотрясали демонстрации и митинги. Бунтовали все и вся. Самые разные партии и течения в едином порыве требовали отпустить русских домой. Даже Ассоциация Портлендских Домохозяек присоединила свой дребезжащий голосок к общему хору. На улицу шли простые обыватели, испуганные возможной конкуренцией за рабочие места или просто захваченные общей истерикой. Во всех крупных городах толпы блокировали уличное движение. Впрочем, это никого особенно не волновало, водители тоже были на митингах. Во Франции творилось то же самое. В Америке накал страстей был ниже. Помалу сползающий в последнее время в сепаратизм Техас, с самого начала не поддержавший федеральное правительство в «русском вопросе», как только начался шум, учредил спецрейс «Остин – Варшава», а Калифорния, с отставанием всего на двадцать минут, – «Сан-Франциско – Прага». Зато бурлила Европа. Демонстранты требовали от своих властей не только отказаться от введения санкций против русских, но и воздействовать на Лондон, Париж и Вашингтон. Совет Безопасности ООН, похоже, заседал всю ночь, одну за другой принимая противоречащие друг другу резолюции.
В полдень Анхела Меркиль выступила по телевидению с осуждением решения «властей некоторых стран по ограничению свободы передвижения граждан».
– Мы, – рассказывала канцлер Германии своей стране и всему миру, – не понимаем, чем вызвано столь непродуманное решение, и призываем правительства Франции, США и Великобритании внять голосу разума.
После этого декларации государств пошли потоком.
В дверь номера постучали в шесть вечера. Андрей лежал на кровати, глядя в потолок. Вещи он давно собрал, не сомневаясь в неизбежности этого визита. Только не знал, в каком направлении лежит дальнейший путь бывшего старшины Первушина.
– Господин Первушин?
Вошедший был в штатском, но спецслужбами воняло за версту. Значит, все-таки арест. Ну и хрен с ним. Вместо одного человека СССР получит тысячи, десятки тысяч, а может, и миллионы людей.
– Товарищ Первушин, – поправил его Андрей.
– Какая разница, – поморщился гость, – правительство Содружества просит вас немедленно покинуть территорию страны. Ваш рейс отправляется через два часа.
– Так в СССР не выпускают же. А в другое место мне самому неохота.
– Решение о запрете выезда отменено. Самолет летит в Варшаву. Там будут пущены дополнительные поезда.
Первушин оторвал голову от подушки и, наконец, посмотрел на гостя.
– А остальные?
– Что остальные? Все русские летят дополнительными рейсами. Если не хватит мест, добавим рейсы.
Первушин усмехнулся:
– И с чего это вы стали такими добренькими? Прямо отцы родные!
– Кончай ломать комедию, ублюдок, – по-русски заорал англичанин, – а то мы не знаем, кто начал весь этот бардак! Вали к своему Сталину! Все валите! Чтобы через два часа и русского духу у нас не было.
Андрей наконец встал с кровати, лениво потянулся и вдруг одним, почти незаметным на глаз движением оказался вплотную к «Джеймсу Бонду».
– А ты что хотел, падла? Русских остановить? Ну-ка вспомни историю, мудозвон! Это кому-нибудь когда-нибудь удавалось?
Как только разнеслась весть, что на заводе собираются расконсервировать дирижабль, все те из «дирижабельного племени», кто еще оставались в поселке, потянулись к эллингу, забыв об отдыхе. Пришли мастера такелажного дела Курин и Воробьев, инженер и конструктор дирижаблей Гарф, бортмеханики Новиков и Матюнин. Появились пилоты из местного воздухоплавательного отряда. Привычно занял свой пост комендант эллинга Фадеев. Разложив на полу эллинга такелаж, мастер Гузеев, бывший командир дирижабля инженер Устинович, другие авиаторы проверяли расчалки, узлы креплений. Только они, своими руками собравшие в тридцатом году первый воздушный корабль эскадры «Комсомольская правда», могли быстро разобраться во всех хитросплетениях тросов и штуртросов. Мастер по ремонту оболочек Ксения Кондрашева чуткими пальцами прощупала каждый шов. Мотористы принялись опробовать долго пребывавшие в бездействии моторы. Водород для В-1 собирали, как говорится, «с бору по сосенке». Наполнившись газом, он раздулся и «повеселел», складки и вмятины на нем разгладились. Несказанно рады были ему, заново рожденному, и люди, верившие в любимое дело.
На летном поле Долгопрудного в это жаркое летнее утро было необычно людно. Вокруг выведенного на середину поля играющего на ветру дирижабля сгрудились солдаты, присланные на помощь из ближайшей воинской части, работники завода, просто горожане, привлеченные видом парящего над самой землей аппарата.
– Ну вот, Ленка, смотри, – показывал своей жене на поле Сергей Попов, назначенный ответственным за восстановление дирижабля и один из самых больших энтузиастов воздухоплавания. – Есть надежда на то, что наша работа будет востребована. Говорят, дирижаблями заинтересовался сам товарищ Сталин. Жаль только, что придется собирать по крохам растерянное так недавно… Работы очень много, но она не пугает, ведь любимое дело. Планов еще больше.
– Фантазер ты мой, фантазер, – влюбленно глядя на мужа, ответила Лена. – Сам-то веришь?
– Конечно, верю. С новыми материалами, с гелием вместо водорода дирижабли станут безопасным и экономичным транспортом. Представь себе дирижабль-кран, который прилетит прямо на заводской двор, подцепит под себя собранную целиком турбину для электростанции или целый мостовый пролет и отнесет этот груз на тысячу километров, прямо к месту назначения. И не придется разбирать уже готовый агрегат, тратить время на новую сборку, проверку и испытания. А грузопассажирский дирижабль? Большой, словно кит, из новейших, придуманных за семьдесят лет материалов, с самыми современными приборами и двигателями? Взлетев в Москве, он приземлится в дружественной Гаване, не останавливаясь нигде по пути, не завися от промежуточных аэродромов, используя топливо только на движение…
– Сергей, все готово, – прервал его монолог подошедший Устимович, – пошли.
– Ну, все, – поцеловав жену в щечку, Попов устремился вслед за спешащим к гондоле дирижабля инженером.
– Прилетели, мягко сели, высылайте запчастя… – шутливые строки старой авиационной присказки Антон произнес очень серьезно, словно не вводил самолет в стандартную, много раз выполненную «коробочку» над аэродромом, а готовился к аварийной посадке. В полном соответствии с этой самой присказкой, относящейся, по слухам, еще к двадцатым годам прошлого века. Посадка действительно предстояла сложная. Ни тебе радиосистемы навигации, ни «ближнего привода», все «на глаз». А аэродром горный, полоса короткая. Так что и «коробочку», и заход на посадку аккуратно надо делать. Одна ошибка, и… «нас извлекут из-под обломков». Если бы не африканский опыт, то Куделько ни за что не согласился бы на посадку в таких условиях. А сейчас просто стал действовать осторожнее, чаще обычного окидывая взглядом приборную доску и держа штурвал так, словно он стеклянный. Подтянулись и остальные, никаких шуточек, четкие короткие доклады. «Мыкола-президент», Николай Янукович, еще раз связался с диспетчером, но о результатах разговора промолчал, чтобы не отвлекать командира.
Самолет плавно коснулся полосы. Пробег, короткое выруливание и затихающий рев двигателей. Прибыли. Советский Союз…
Пытавшиеся сопровождать их толстенькие кургузые истребители наконец-то появились над аэродромом и тоже начали заходить на посадку.
– Что там, Николай? – спросил Антон, продолжая наблюдать за суетой на аэродроме.
«Солдатиков понагнали. Ничего о нашем прибытии не знают, что ли? Надеюсь, разберутся. Что-то мне в подвале НКВД оказаться вовсе не хочется». – Мысли текли заторможенно, как всегда после напряженной работы.
Зато время словно ускорилось. Если при посадке он успевал на секунду заметить десяток показаний приборов, отреагировать на них, да еще и проследить за окружающим, то теперь Антон не успел заметить, откуда вынырнул странный «джип». Подъехавший к уже оцепленному самолету автомобильчик почему-то навевал воспоминания о деревне, старинных военных фильмах и о чем-то таком забытом за суетой дней, но оставшемся в памяти неуловимым отпечатком былого.
– «Бантам»! – удивленно воскликнул борттехник и тут же отсоединился от СПУ.
– Что еще за «бантам»? – удивленно спросил Антон. Ответил штурман, разделявший хобби «бортача». – Первый в мире серийный военный «джип» – американский «бантам». Непонятно, откуда он здесь появился. Их только в прошлом году американцы выпускать начали.
– Понятно. – На разговоры не оставалось времени, из «джипа» уже вышел кто-то, судя по повадкам, как минимум генеральского звания. Куделько сбросил гарнитуру, на ходу пригладил растрепавшиеся волосы и прошел к люку. Вслед за ним поднялся со своего места Родригес.
– Кто вы? – Судя по тому, что кричавший повторил эти слова на английском, причем с явным акцентом, а потом, кажется, по-турецки, принимающая сторона об их прибытии уведомлена не была. Антон даже не успел высказать все, что он об этом думает, «представителю заказчика». Родригес, ничуть не смущенный обстановкой, высунулся из люка и прокричал, не обращая внимания на взявшее винтовки наизготовку оцепление:
– Мы выполняем специальное задание! Прошу подняться на борт представителя командования или особого отдела!
Генерал (по крайней мере, так решил по его поведению Антон), стоявший у машины и разглядывавший самолет с невозмутимым видом, повернулся к стоящим за ним офицерам. Один из них, поправив для чего-то фуражку, вышел вперед и осторожно подошел к трапу. Посмотрел на выглядывавших из люка гостей, неожиданно усмехнулся и несколько неуклюже с непривычки полез по металлическим ступеням вверх.
Разговаривали Родригес и местный «чекист» недолго. Пробрались в хвост, поближе к аппарели, где было свободней, несколько минут о чем-то тихо беседовали, после чего посерьезневший особист быстро спустился вниз и еще с десяток минут беседовал с начальником.
– Ну и чего? – спросил Мыкола-одессит, криво ухмыляясь. – Они таки не могут решить в какой из лагерей нас посадить, чи шо?
– Не доведет тебя язык до добра, – осадил шутника Мыкола-президент. – Тут тебе не Африка, мигом по статье загремишь.
– Да? А на хрена мы тогда сюда приперлись? – не остался в долгу Бронштейн.
– А ты предпочитаешь в Африке у какого-нибудь Иди Амина[26] личным извозчиком работать? – неожиданно вмешался в разговор борттехник. Бронштейн молча отрицательно покачал головой.
Впрочем, их сомнения разрешились неожиданно быстро. Экипажу предложили отдохнуть в неплохом домике, похоже, специальной генеральской гостинице. Родригес куда-то уехал вместе с местным «молчи-молчи»[27] и появился только к вечеру. Коротко сообщил, что топливо для них доставят через сутки, а пока можно отдыхать. Их самолет с грузом ждут в Казани. Позднее будет еще один перелет, в Москву. Там с ними хотят побеседовать и предложить дальнейшее сотрудничество.
И они решили отдыхать. Кормили в летной столовой неплохо, охранявшие их бойцы за несколько пачек сигарет притащили вкусного виноградного вина, никто из начальства не появлялся. Так что сутки можно было расслабляться, чтобы не думать о возможном будущем…
Фил Блэк стоял на обочине дороги и смотрел, как его оператор снимает идущих колонной поляков. В своей потрепанной униформе образца прошлого века они выглядели толпой статистов на съемках очередного фильма польского режиссера, снявшего недавно фильм якобы о случившемся с ними событии. Фильм, который теперь придется положить на самую дальнюю полку и забыть, как будто его никогда не было. Очередной раз он увидел, под каким слоем грязи скрывается порой правда.
С пеленок каждому американцу внушали, что развалившийся в девяносто первом году Советский Союз был непримиримым врагом цивилизации, что Сталин – кровавый диктатор, что в СССР все жители жили в нищете, лишениях и страхе перед всемогущей госбезопасностью и только и мечтали как сбежать на демократический Запад. И одной из составляющих мрачного образа русских коммунистов был незаконный расстрел двадцати тысяч поляков, виновных только в том, что они защищали свою страну от вторгнувшихся в нее коммунистов, сговорившихся с нацистами. На самом же деле оказалось все по-другому – веселые люди, маленькие пивные и рюмочные, старомодные, но неплохие гостиницы, пусть и с удобствами на этаже, и столь же старомодные, но роскошные, не уступающие американским рестораны, беспрепятственно гуляющие по улицам туристы из будущего, пионеры и очень мало милиции на улицах. Мистер Блэк не увидел ничего из того, что ожидал увидеть – ни расстрелов, ни облав, ни судилищ, ни страшной нищеты пополам с убожеством. Да, жизнь здесь была намного более бедной и простой, чем в остальном мире. Но ведь остальной мир был впереди на целых семьдесят лет. Советские русские были просто людьми, они были такими же, как жители Соединенных Штатов. Они просто хотели, чтобы им не мешали жить и работать на своей земле. Только один русский, за те несколько дней, пока Фил был в России, сказал, что ненавидит Америку за интервенцию во время Гражданской войны. Остальные сразу же начали стыдить его, напоминая, что во всем виноваты капиталисты, а не американский народ. И Фил видел, что это было искренне.
Но самым большим потрясением стало все же посещение лагеря военнопленных поляков. Того самого, около Смоленска, неподалеку от печально знаменитой Катыни. Того, который должен был давно опустеть, а на самом деле был населен выглядевшими вполне здоровыми, нисколько не истощенными и не забитыми людьми, которые собирались возвращаться на родину. Целыми и невредимыми! Причем поляки охотно вступали в разговоры с приглашенными русскими иностранными корреспондентами, ничуть не опасаясь репрессий «кровавой гэбни» за это.
Фил встрепенулся, заметив стоящего неподалеку и явно следящего за колонной человека в мундире. Если Блэку не показалось, фуражка выдавала принадлежность наблюдателя именно к той самой «gebnya». Он дал знак оператору и решительно направился к аборигену, на ходу начав репортаж:
– Это Филипп Блэк, Си-эн-эн. Продолжаем наш прямой репортаж с русско-польской границы, на которую сейчас прибывают эшелоны с бывшими польскими офицерами. Теми самыми, которых русские вроде бы расстреляли в Катыни. Сейчас я хочу взять интервью у представителя местной госбезопасности. Здравствуйте. – К удивлению Фила, представитель «органов» нисколько не испугался американского корреспондента. Из быстрого опроса выяснилось, что сержант госбезопасности Лерман служит в Бресте, здесь находится, как и все его сослуживцы, а также пограничники и милиционеры, для поддержания порядка и предотвращения возможных инцидентов. На ехидный вопрос Блэка, какие же происшествия могут произойти, он спокойно ответил, что Брест и его окрестности до тридцать девятого года были захвачены поляками, которые вели себя здесь, словно в африканских колониях. Поэтому местные жители относятся к полякам очень х… (было заметно, что сержант буквально в последний момент проглотил какое-то рвущееся наружу слово) неприязненно.
К сожалению Фила, разговор с интересным гэбэшником пришлось на этом прервать, чтобы успеть взять интервью хотя бы у одного из проходящих мимо поляков.
– Здравствуйте. – Остановленный поляк с недоумением посмотрел на Фила, потом видимо сообразил, в чем дело, и улыбнулся прямо в камеру.
– Как вас зовут?
– Збигнев Жепа, пан корреспондент, поручик…
Быстро расспросив, когда и где этот офицер попал в плен к русским, Фил наконец задал основной вопрос:
– Скажите, а как к вам относились во время проживания в лагере?
– Пан корреспондент, могу сразу сказать, что эти русские совершенно нецивилизованные люди. Меня, офицера, шляхтича и всех моих друзей и сослуживцев заставляли работать на постройке дорог! Мало того, они заставляли нас смотреть их пропагандистские фильмы и играть в спектаклях! Пся крев, извините, пан корреспондент, они относились к нам как к обычным холопам. Мы, гербовая шляхта, должны были работать на строительстве дорог для их государства…
Вот в такие дни действительно веришь, что Тихий океан – самый тихий на свете. Идущий экономическим ходом крейсер резал сияющие солнечными отражениями волны, легкий ветерок овевал тело, смягчая палящие солнечные лучи. «Космонавты утверждают, что наша Земля – очень маленький шарик. Но только находясь в море, понимаешь, что человечество занимает совсем малое место в этом небольшом мире» – Владимира отчего-то потянуло пофилософствовать. Погода или просто хорошее настроение и спокойная обстановка повлияли, понять он не успел. Привычный звук шагов и знакомое «Разрешите?» сразу привели адмирала в привычно-сосредоточенное состояние.
– Что у вас, Эдуард Владимирович? – Касатонов уже чувствовал, что идиллия закончилась, еще не начавшись, и, повернувшись к Москаленко, по его виду осознал свою правоту.
– Радиоперехват, товарищ адмирал. Неподалеку от нас американская АУГ[29], – виновато, словно это он устроил, ответил капитан. Касатонов тут же вспомнил истерику в СМИ по поводу «получения тоталитарной державой доступа к современной боевой технике и оружию массового поражения» и вздохнул.
– Хотят повторить «несчастный случай» или устроить провокацию. – Вывод не требовал долгих умозаключений.
– Я тоже так думаю, товарищ адмирал, – согласился капитан первого ранга.
– Тогда… Учебная тревога, БЧ-2 и БЧ-7 иметь готовность номер один. Без команды огня не открывать, – Владимир оглянулся на идущие в кильватер буксир и танкер. – Судам держаться строем фронта, в случае чрезвычайных происшествий спасаться по способности.
– Есть, – Москаленко, опередив Владимира, быстрым шагом, почти бегом вошел на мостик, на ходу подавая команды. Где-то внизу коротко проорал ревун, поднимая отдыхающих моряков.
Касатонов шел следом, на ходу обдумывая возможные действия вероятного противника. Но особо не переживая. После скандала с «потерянной при аварии атомной подводной лодкой «Мемфис» американцы не должны были пойти на что-то более серьезное, чем провокационные облеты. «Точно, спровоцировать несговорчивых русских на открытие огня первыми и тогда уже захватить или потопить. На вполне законных основаниях, при полном одобрении всего международного сообщества хвостозаносителей», – вспоминая разговор с представителем Госдепа, подумал он. Уговорить не удалось, несмотря на полную поддержку местного россиянского консула, остановить на выходе из гавани – тоже. «Решили утопить?» – о новом Чемульпо думать не хотелось, но похоже было, что все шло к этому.
– Товарищ адмирал! – командир «Варяга» вместо доклада протянул ему бланк радиограммы.
«Вас поддерживает ПЛАРК «Омск», а в точке с координатами… ожидается встреча с отрядом кораблей ТОФ в составе БПК «Маршал Шапошников», лидеров «Баку» и «Тбилиси», и судов снабжения», – прочел адмирал. – Сколько до точки рандеву?
– Четверо суток. С «Омском» встретимся раньше, примерно через тридцать восемь часов.
– Что же, надо продержаться тридцать восемь часов. Связь с командующим отрядом установили?
– Так точно, товарищ адмирал.
«Ничего, из Сан-Франциско мы ушли, от фрегатов убежали. И от авианосца уйдем. Тем более когда «Омск» подойдет с дополнительными к нашим ракетам «Гранитами», то уже авианосцу опасаться надо будет, а не нам».
Юрий украдкой зевнул. Нет, он все-таки не выспался. Как не хватает кондиционера, черт побери! Стоило лететь за тридевять земель, чтобы тебя мучили гипнотизеры, чекисты, комары и жара. Как сейчас, например. Зачем «куратору» его воспоминания о курсантских годах? Тем более об отношении к марксистско-ленинской подготовке в армии? Допустим, вопрос о посещенных им точках двенадцатого управления еще можно понять, не стоит подставляться, размещая склады в уже известных вероятному противнику местах. Но марксистско-ленинская-то при чем? Видимо, обуревавшие Колганова мысли отразились на его лице, чекист, средних лет полноватый майор по фамилии Никитин, прервал «разговор» и, вызвав дневального, попросил принести из столовой чаю. Пока солдат бегал с чайником, они вдвоем нарезали хлеб и сероватую, но вкусную, чисто мясную колбасу, и приготовили бутерброды.
Разлив чай и предложив Юрию не стесняться, Никитин сам с наслаждением отпил несколько глотков действительно неплохого чая, после чего отставил стакан и, жестом предложив Колганову продолжать, спросил:
– Юрий Владимирович, вы сегодня чем-то расстроены? Что-то произошло?
– Нет. Просто не выспался. Ночью всякая ерунда снилась, – честно ответил Юрий и неожиданно рассказал запомнившийся сон. Отсмеявшись, Никитин заметил, что сон явно навеян общением с лекарями. – И все же вас беспокоит что-то другое, – добавил он.
– Понимаете, не вижу смысла ваших расспросов. Когда меня расспрашивают о профессиональных обязанностях, инструкциях и нормативных документах, мне все ясно. Но какое отношение к созданию системы хранения и обслуживания специальных боевых частей имеют мои курсантские годы или марксистско-ленинская подготовка?
– Ну, Юрий Владимирович, вы точно не выспались. Или гипнотическое воздействие у вас еще не прошло, – улыбнулся Никитин. – Поймите, нам важны не только ваши профессиональные знания. Мы должны понять, почему социализм в этом мире проиграл, почему распался Советский Союз. Вы, конечно, не читали вчерашнюю «Правду»? Не в упрек вам сказано, я знаю, сколько вы трудитесь, – тут же извинительным тоном заметил особист, – просто все вы, иновременцы, совершенно не интересуетесь прессой, это я уже заметил. Так вот, в ней опубликована статья товарища Сталина. В этой статье разбираются серьезные недостатки в изучении и развитии марксизма-ленинизма, критикуется превращение его в своеобразное религиозное учение. А ваши воспоминания как раз и подтверждают этот вывод товарища Сталина. Вы же сами описываете, как вместо изучения сущности от вас требовали заучивания и повторения цитат из «классиков», как сознательное освоение подменялось начетничеством. В конечном итоге это и привело к отчуждению, к отсутствию истинных знаний. Ну и в результате – к победе контрреволюции. Разве не так? Подумайте, и вы поймете.
Колганов, подумав, смог лишь утвердительно кивнуть. Что скажешь, если твой собеседник прав. Он вспомнил занятия, больше напоминавшие молитвенные сборища, с непременным повторением выдранных из контекста цитат, вспомнил конспекты, списанные у товарищей без всякой попытки понять, что и о чем там пишется, равнодушие, царящее на лекциях. Да, «товарищи» из идеологических органов сумели превратить живое учение в религию, выхолостить главное – попытку научно и непротиворечиво объяснить развитие общества, нащупать закономерности этого развития и применить полученное знание для построения нового, более гуманного в конечном итоге мира.
– Спрашивайте дальше, – помогая убирать остатки незапланированного полдника, сказал, внутренне стыдя себя за несообразительность, Юрий. Слышал же о создании целого наркомата, который должен изучать и внедрять все полезное в жизнь. Так с чего он решил, что особист просто тратит на него время, не зная, о чем допрашивать и как его разоблачить? Нет, это точно последствия ночных кошмаров. А те – явное следствие встреч с «мозголомами». Хорошо, что профессиональные секреты из него уже вытащили и обещали больше принудительно в черепушку не лазить, иначе точно можно закончить жизнь в сумасшедшем доме.
– Обязательно, – ответил Никитин, но допрос, больше похожий на разговор, пришлось прервать. Появился посыльный от командира с просьбой немедленно прибыть на объект для консультаций. Часа два пришлось объяснять, показывать и даже ругаться. Обычный рабочий момент на новой точке с единственным отличием – здесь и сейчас механизмов практически не было, все делалось руками бойцов-строителей. Строились с помощью лопаты, отбойного молотка и «какой-то матери», возводя хранилище для того, что должно было спасти страну от внешней агрессии. И, несмотря на ручной труд, все делалось основательно, качественно, на века. А отдельные недостатки… Для этого и был здесь нужен специалист, то есть он – майор Колганов, и его помощь. Так что пришлось побегать, а кое-где и лично показать, как должно быть.
После же обеда Юрий опять сидел в кабинете у начальника особого отдела.
– Продолжим, Юрий Владимирович. – Никитин снова был сух и деловит, настоящая «кровавая гэбня» при допросе «гондурасского шпиона». – Расскажите поподробней о «дедовщине» в армии. С чего, по вашему мнению, она началась, какие меры против нее применялись, их эффективность…
– «Дедовщина», – задумался Колганов, – по-моему, была в армии всегда. Другой вопрос, в каких формах она выражалась. Во время моей службы, особенно к началу девяностых, «дедовщина» приняла откровенно уголовный характер…
Полноватый мальчишка лет четырнадцати настежь распахнул калитку и вышел на Черкасскую, ведя за руль черный, блестящий свежевымытой краской велосипед МД-1. Новенький, пару недель, как из Москвы привезли. Закрыв калитку, поставил правую ногу на педаль и, на ходу перебросив через машину левую, помчался по улице. До перекрестка с Черниговским, где на бревнах пристроилась кучка парней. Кто на год-другой старше, кто-то помладше.
– Йоська, – заорал велосипедисту самый старший в компании, – дай прокатиться!
Иосиф тормознул и сожалеюще сказал:
– Не могу, Серег! Папка выдерет!
– Папка твой и не узнает ничего, – возразил просивший, – он же на работе сейчас.
– Узнает, – не согласился Йоська. – Кто-нибудь скажет, – потом подумал и добавил: – А если сломаете шо?.. У вещи должен быть один хозяин.
– Брось, Серый, – сказал небольшой хлопец со спадающим на глаза шикарным «казацким» чубом. – Жид он!
– Сам ты жид! – возмутился Йоська. – И шо с того, шо я еврей?
– Ты не еврей! – ответил Серега, зло сплюнув в сторону. – Вот Веник, тот еврей. А ты – жид! Жадюга! Дал бы по сопатке, да мелких не бью!
Йоська насупился.
– Заладили: Веник, Веник, – заявил он. – У Веника отца нет, а мать его не порет. А мне…
– По губе, – вмешался третий. – Венику велосипеды покупать некому! Он сам собирал! Целый год! А ты даже в магазин не сам ходил, привезли, под калитку положили! Правильно Мишка говорит! Жидяра ты!
– Если бы покрышки деповские не подарили, не было бы у него велосипеда! – вспылил Йоська и попытался зажать себе рот. Но было поздно.
– Шо? – угрожающе протянул Серега. – Ну, падла…
Трое хлопцев повисли на товарище.
– Не гони, Серый, – заорал чубатый Мишка, – тебя же батя выпорет, неделю сидеть не сможешь.
– И хрен с ним, – рычал крепыш, – да за такое!..
– Я, это, сдуру ляпнул я, – залепетал перепуганный Йоська, – я другое хотел сказать…
– Ну? Кажи, если с пересеру не забыл, – согласился Серега. – Но если опять… И запомни: был бы у Веньки велосипед! Думаешь, он случайно все время в битки выигрывал?
– Серега! – ахнул Мишка.
– Черт! – Сергей хмуро посмотрел на Йоську. – Сболтнешь Веньке – получишь по сопатке. Понял? И плевать, как меня выдерут!
– Да ты шо! – засуетился тот. – Могила! Я ж понимаю. Я сам ему в шахматы проиграл! – и, оглядев хлопцев, торопливо добавил: – Не специально, правда.
– Твое счастье, что признался, – произнес Мишка, – а то бы сейчас огреб. А велик у Веньки все равно бы был. Мы тоже деньги собирали, шобы покрышки взять. Только в депо быстрее успели.
– И куда дели? – спросил Йоська.
– До мени отдали, – раздался сзади тоненький голосок. – А я до папы снесла. А ты как жадюгой был, так и остался. Еще про Веньку плохо скажешь – улицу харей подмету!
– Ты шо, Вер! Да разве я шо! Я Веника очень даже уважаю! – Сама девчонка, конечно, не смогла бы выполнить угрозу. Но ведь помогут. Точно помогут! – Просто он сам работает. И зарплата у него есть. И починить все может. А я ж в школе учусь…
– Катись! – махнул рукой Серега. – Горбатого могила исправит.
– Нужен нам твой велосипед, як пято колесо да к возу, – добавил Мишка. – Перебьемся.
– Тем более вон Венька едет, – тут же ехидно съязвила Верка.
И вправду, из-за забора, условно ограждающего хибару, гордо именуемую хатой, появился предмет столь острого обсуждения. Такой же хлопчик, как и большинство присутствующих. Разве что с огромным синяком под левым глазом. Ведя велосипед в руках, он добрался до компании и приветственно махнул:
– Здоровеньки булы!
Ответные приветствия посыпались со всех сторон. Венька вручил велик стоящему ближе всех Мишке и устроился на бревнах.
– Катайтесь, кто хочет. Я все равно не могу. Глаз не видит. И болит.
– Кто тебя так? – поинтересовался Йоська, не зная, огорчаться ему или злорадствовать.
– С Дрюхой Беззубым стыкнулся.
– Псих скаженный! – прошептала Верка.
– Так он же здоровый такой! – Йоська вздрогнул, представив себя в подобной ситуации. – Как он тебя вообще не убил!
– Ты на Дрюху погляди, – засмеялся Серега. – Он зараз и вправду беззубый! Губа, как у юродивого с паперти. И фонари под обоими гляделками! Веник его так отделал, мама не горюй!
– Кататься будешь? – спросил девчонку Мишка.
– Ага. Сесть поможете?
Девочка неумело забралась в седло и поехала по улице, неуверенно виляя из стороны в сторону.
– Не свалится? – спросил Санек, самый маленький из присутствующих.
– Не должна, – ответил Серега, – ездила уже. Главное поймать, когда вернется. Тормозить не научилась пока. Слушай, Вень, говорят, Абрам приезжал?
– А то! – перекошенное лицо озарилось широченной улыбкой. – На два дня! А с ним сержант его. С внуком, – неуверенно закончил Венька.
Читать бесплатно другие книги:
