Ударом на удар! Сталин в XXI веке Логинов Анатолий

– От винта! – Плексиглас надежно глушил окружающие шумы, изъясняться приходилось исключительно жестами. Петрович козырнул. В ответ Семен поднял раскрытую ладонь.

– Есть от винта!

Лопасти пропеллера неохотно провернулись раз, другой и пошли, ускоряясь с каждым оборотом. Короткая перегазовка для прогрева двигателя. Разбрасывая искры, взлетает зеленая ракета. Погнали! Недолгая рулежка, разбег, и колеса отрываются от сухой молдавской земли. А следом взлетает бортовой семнадцатый, тоже младшой, Костя Миронов.

Коробочка над аэродромом. Звено перестроилось в тройку. Капитан Овчинников впереди, Светличный справа, Миронов слева.

Увидев нарушителя, Семен аж потряс головой. Не самолет. Автожир. Здоровый, как железнодорожный вагон. Углубляться на территорию Бессарабии руманешты, судя по всему, не собирались. Наворачивали круг за кругом над приграничной полосой, то ли фотографируя систему обороны, то ли проводя рекогносцировку, неся на борту какого-нибудь толстого генерала. Почему именно толстого, Светличный не смог бы сказать точно. Представлял так. Запал в память образ с какой-то газетной карикатуры.

Капитан качнул плоскостями и ушел вправо. Следом пошли на сближение и ведомые. Автожир, дирижабль. Да хоть каракатица летающая! Неважно! Нарушение присутствует. А значит, обязано иметь место и пресечение.

Румын отворачивать в сторону родного Бухареста не собирался. Развернулся навстречу советским самолетам. Прямо на месте. С кургузых крыльцев, нелепо смотрящихся на раздутой туше, сорвались продолговатые предметы, оставляющие за собой густой дымный след.

– «Эрэсы»! – сам себе заорал лейтенант, бросая самолет вниз. Чудом не свалившись в штопор, «миг» ускользнул от дымного следа. Рискуя вывернуть шею, Семен рассмотрел, как в воздухе, там, где сошлись в одной точке советский самолет и румынская ракета, расцветает взрыв.

Летчик снова заорал. Что-то нечленораздельное, больше похожее на рев дикого зверя. Истребитель, выйдя из пике, начал набирать высоту. Руки давили на гашетку так, что побелели пальцы. И никакого эффекта. Трассы выстрелов никак не могли упереться в огромную, неповоротливую на вид машину. Счас! Неповоротливую. Откуда-то сбоку вынырнул краснозвездный самолет, и автожир мгновенно развернулся в его сторону. На фюзеляже «МиГа» четко были видны единица и семерка. «Костя, – мелькнуло в голове, – значит, капитан…» Впереди расплывалось несколько грязных пятен на месте разрывов «эресов».

Младлей творил чудеса высшего пилотажа, неположенные недавнему выпускнику училища. Самолет крутился в воздухе, каким-то чудом уклоняясь от многочисленных трасс огня и не сваливаясь в штопор. Секунды тянулись, как века. «Восемнадцатый» медленно-медленно полз вверх, уже превзойдя автожир по высоте, Костя плавно выписывал зигзуги вокруг автожира, тот неторопливо вертелся, лениво хлестали очереди… Вот одна уперлась в бок «бегемоту»… И ничего, как в пустоту. Автожир чуть вздрогнул и выплюнул еще одну порцию снарядов. Светличный неожиданно понял, что не стреляет. Боекомплект выпустил? Что – весь?! Когда? «миг» Миронова[21] вдруг развалился прямо в воздухе.

– КОСТЯ!!!

Время вернулось к нормальному течению. Навалившуюся вдруг усталость смыла волна ослепляющей ярости. «Значит, пули тебя не берут? Ладно!»

Пальцы сильнее сжали штурвал, и самолет скользнул вниз, к врагу. Навстречу метнулись трассы очередей, по корпусу забило барабанной дробью, но поздно. Поздно! Изрешеченный выстрелами самолет с еще живым, но уже фактически мертвым пилотом всем корпусом смел вращающиеся над автожиром лопасти гигантской мясорубки…

г. Батуми.
Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант ПВ НКВД

Кахабер Вашакидзе сидел за столом и внимательно изучал документацию. Для него, послужившего в системе погранстражи Грузии, многое было знакомо. Но кое-что удивляло или казалось устаревшим. Тогда он брал заранее приготовленный листочек бумаги и писал свои соображения, а потом закладывал нужную страницу. Иногда делал перерыв. Обычно в такой момент всплывали воспоминания о поездке за границу, покупке и перегоне машины, пароме и встрече с сослуживцами из прошлого со своей родной заставы, о подвигах которых столько читал раньше. Вот и сейчас вспомнилась встреча с главным чекистом Батуми…

– Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант!

Рядовой Ломидзе, высунувшись из окна каптерки, кричал, словно Георгий не сидел в пяти метрах от него, а находился на противоположном конце города. Аж уши заложило.

– Что случилось?

– Вас товарищ капитан госбезопасности к телефону требует.

Старлей подошел к окну, забрал у рядового трубку. Провод дотягивался на пределе, но обходить было лень. Да и к чему время терять?

– Старший лейтенант Вашакидзе!

– Каха, – голос начальника городского управления НКВД Тучкова в трубке был слышен хуже, чем орущий Ломидзе. – Там милиция девчонку на берегу задержала. Вроде как из вашего времени. Ты бы съездил в горотдел, проверил, что к чему. У меня Титорчук пошел, но как бы дров не наломал! Бывает у него. Временами…

– И тебе гамарджоба, товарищ капитан! Съезжу, конечно. Время есть. Ломидзе, – отомстил он голосистому дежурному, – ворота открывай!

Открыть ворота – это вам не просто так! Процесс! Засов снять, в сторону отложить, тяжелые створки в стороны развести… Забраться в машину, повернуть ключ и прогреть движок – дело куда более быстрое. Хотя что там прогревать по такой жаре? «Галка», только вчера выгруженная с парома и перегнанная на территорию заставы, радостно заурчала, предвкушая прогулку, и, легко повинуясь хозяину, выкатилась из ворот. В одиночестве пришлось ехать недолго. Цепкий глаз пограничника не пропустил сержанта ГБ Титорчука, целенаправленно шагавшего по Чавчавадзе в одном с Кахой направлении. Притормозил:

– Петро! В горотдел?

– Так точно, товаришу старший лейтенант!

– Садись, подброшу.

Довольный сержант полез в машину. Конечно, идти здесь недолго, но кто же откажется проехаться на машине из будущего? Да и прохлада внутри, всяко лучше жарищи снаружи.

Горотдел встретил сонной тишиной. Только дежурный, позевывающий за конторкой, лениво встрепенулся на звук открывающейся двери, а увидев входящих, даже встал и вытянулся, спросив на ломаном русском:

– Слюшай, за дэвочка, да?

– Ты лучше по-грузински говори, – засмеялся Кахабер.

– Приехали за арестованной, товарищ старший лейтенант? – радостно перешел на родной язык милиционер. – Второй этаж, комната семь. Капитан Тамразов ею занимается!

– Мадлобэли вар, сержанто, – поблагодарил Каха и двинулся к лестнице.

Седьмая комната встретила удивительной картиной. Немаленький канцелярский стол был задвинут в самый угол. На столешницу водружены четыре стула. А большая часть достаточно просторного помещения завалена самыми разнообразными вещами. Туристский рюкзак, две характерные «челночные» сумки, кусок полиэтилена, шерстяные одеяла с черным штампом в углу, обгоревшая консервная банка из-под ананасов, женская и детская одежда, довольно стильная, пара дождевиков из клеенки, кусок толстой веревки, два спасательных жилета, косметичка, пара весел и миниатюрная дамская сумочка. Венчали этот натюрморт полусобранная байдарка, сориентированная из угла в угол комнаты. И матрас у окна, на котором безмятежно спала девушка совершенно невероятной красоты, которую не смогли испортить ни растрепавшаяся прическа, ни пятна морской соли на обветренной коже осунувшегося лица, ни потрескавшиеся губы, ни мешки под глазами. Не говоря уже о грязных потрепанных джинсах, заляпанной бурыми пятнами засохшей крови на рубашке и забинтованных кистях рук. Правая рука обнимала девочку лет семи. Выглядел ребенок точно так же и точно так же дрых без задних ног, уткнувшись носом в высокую грудь девушки.

Два человека в милицейской форме ползали на коленях вокруг байдарки, видимо, пытаясь ее собрать.

– Вот эту хреновину, товарищ капитан, – говорил средних лет старшина, тыкая какой-то железкой внутрь байдарки, – надо засунуть вон в ту хрень, а вторым концом по тому же месту, но на этой хрени! Я так думаю, да…

– Мы по твоим фиговым советам, Вэпхвиа, уже третий раз все переделываем, – возмущался капитан, – никуда твои хреновины не вставляются!

Имя старшине шло. Действительно, настоящий медведь!

– Гамарджобат, амханагэбо, – поздоровался Кахабер. – Старший лейтенант погранвойск Вашакидзе и сержант госбезопасности Титорчук. Как-то у вас, – он попробовал подобрать подходящее слово, – необычно.

– Гагимарджот, – ответил запыхавшийся капитан, поднимаясь с пола, – видишь, собираем плавсредство задержанных, – он кивнул на спящих и запоздало представился: – Капитан Тамразов. Вы же из будущего, товарищ старший лейтенант? Наверное, знакомы с этой конструкцией?

– Нет, к сожалению, незнаком. Может быть, введете в курс дела?

Капитан отряхнул пыльные брюки:

– Снимай стулья, старшина, – и, не дожидаясь выполнения приказа, начал рассказ. – Значит так, товарищи. В восемь утра поступило сообщение о появлении на пляже у реки Чорохи странных людей на необычной лодке. Прибывший через полчаса наряд обнаружил женщину примерно двадцати лет и ребенка, – капитан кивнул на спящих. – По утверждениям свидетелей, подозреваемые прибыли на неопознанной разборной лодке с юго-западного направления. К моменту прибытия наряда плавсредство с помощью свидетелей было разобрано и упаковано в рюкзак. Во второй рюкзак подозреваемые уложили вещи, находившиеся в лодке. На прибытие наряда женщина отреагировала… – капитан запнулся, – странно отреагировала. Сначала предложила купить у нее валюту. Потом байдарку. На предложение проехать в городской отдел РКМ ответила согласием. В машине заснула.

– И шо? – спросил Титорчук.

– И все, – прогудел старшина. – Спит до сих пор. – И тут же поправился: – Обе спят. И толкали их, и трясли, и водой прыскали. Бесполезно, спят и не просыпаются. Врач пришел, руки забинтовал. Спят! Врач сказал – не будить. А еще сказал, что у них это, как его?

– Истощение, – вернул инициативу капитан. – Вот все факты, которые прямо сейчас нельзя потрогать руками. Остальное лежит вокруг. Найденные при задержанных документы – на столе. Умприани!..

А старшина, оказывается, из сванов…

– Да сидите, сами посмотрим.

Кахабер подошел к столу.

– Так. Заграничный паспорт Российской Федерации. Евсеева Елизавета Андреевна. Одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года рождения, – Каха присвистнул. – Ничего себе, двадцать шесть лет. А я думал, ей двадцать от силы! Выдан в Ярославле. Последняя виза – Турция, Трабзон. Выездной нет. Так… Евсеева Дарья Егоровна. Две тысячи третий год рождения. Двадцать восьмого июня, кстати. Выдан там же. Визы. Та же картина. Разрешение на выезд от отца. От матери нет. Что тут еще? Чеки из магазинов. Неинтересно. Хотя… Двадцать пятое июня. Ого, Трабзон! Карточка отеля. Квитанция. Банковские карты, российские, можно выбросить… Петро, а что за штампы на одеялах?

– Не по-русски все…

Каха подошел сам.

– Получается так. Двадцать пятого июня вечером, а скорее, двадцать шестого утром гражданка России Евсеева с несовершеннолетней дочерью сели в байдарку в городе Трабзон, Турция, и к утру двадцать восьмого прибыли в Батуми, пройдя за двое суток более двухсот километров. Бред?

– Без мотора не пройдешь, – уверенно сказал старшина.

– Я бы не был уверен, – не согласился Вашакидзе. – Байдарка куда быстрее любой лодки.

– Вчера шторм был, – сообщил Тамразов. – Не слишком сильный, но этому недоразумению, – он кивнул на байдарку, – хватило бы за глаза.

– Тем не менее вероятность есть. Кстати, а что с руками у них?

– Врач сказал, стерты. До мяса. У девушки были обрывки мокрого бинта. Руки ребенка она на пляже перебинтовала.

Вашакидзе задумался:

– Смотрите, что получается. Мать и дочь. Сестру без разрешения матери не выпустили бы. Да и отчества разные, и по возрасту подходит. Въехали в Турцию седьмого июня. Подтверждено визой. Выездной визы нет, значит, покинули страну неофициально. Двадцать пятого были еще в Трабзоне, покупали продукты. Последний чек в девять вечера. Одиннадцать нашего. Одеяла взяты из отеля. Из денег есть евро, американские доллары, турецкие лиры и российские рубли. Все в небольших количествах. Что получается? После переноса девочку достали турки. Прижало так, что пришлось бежать. Где-то достала байдарку и доплыла. Надо поинтересоваться ходовыми качествами этой штуки.

– А я гадаю, що усе инакше було, – сказал Титорчук, – турецкая шпионка вона! А малая – прикрытие! Подвезлы на машине поближче до кордону и дали подплыть. Щоб заморылись и руки стерли. Мы примем, легализуем, паспорт советский выдадимо, а вона вредить начнет. Арестовывать треба!

– Да ты что, сержант! – возмутился старшина. – Да какая же баба специально ребенку руки изуродует?!

– Це ты шпыгунив не бачив! – рассудительный хохол начал выдавать свою версию произошедшего. – Та и не ее ця дивчина! Подобрали похожую, документы справили, да и выдали за дочу. А на чужую ей плевать! И дело ясное. Кроме того, – Титорчук начал загибать пальцы. – Валютой иностранной торговала. Плавзасиб, тако ж продать намагалась. То спекуляция. Границу, знов же, незаконно пересекла! Чому не поплыла до порта? Почему на пляж й усе? Так что и без шпионажу лет на десять хватит!

– Не, это ты хватил, товарищ сержант, – поддержал начавшего бледнеть старшину капитан Тамразов, – ее словам на пляже значения придавать не надо. Совсем девчонка плохая была. Да оно и сейчас видно. И бредит она, Егора зовет какого-то. А дочка-то – Егоровна. Мужа, выходит.

– Во-во, – оживился сван, – и при задержании все говорила: «Найдите мне мужа». Мы-то посмеялись, как, мол, замуж невтерпеж. Оказалось, она к своему так рвется.

– Эх, товарищи, не хватает вам ще пролетарской бдительности, – уверенно заявил Титорчук. – Побачылы красивую дивчыну, й расслабились. А враг и намагается использовать таку оболочку! Знает наши мужские слабости. Правильно я говорю, товаришу старший лейтенант?

– Не думаю, товарищ сержант, – ответил Кахабер, сдерживая смех. Слишком уж уверенно рассуждал сержант. И слишком уж его рассуждения не вязались с фактами. – Конечно, надо проверить все версии. Но если эта девочка дошла за два дня от Трабзона, да еще в шторм, не ты ее посадишь, а она тебя, а может, и морду набьет. Я думаю, пусть спит. А мы пока подготовим документы на ее передачу в спецгруппу по иновременникам. Происхождение задержанных сомнений не вызывает…

г. Харьков.
Максим Петрович Присталов, водитель-дальнобойщик

– Ты в порядке, Петрович?

– Нормально, – Присталов натянул спецовку. – Вы идите, мне еще со сцеплением повозиться надо.

Проводил взглядом водил, дружно направившихся к воротам завода.

Ничего не нормально. И не будет никогда. Но зачем портить мужикам настроение, все одно не поймут. Молодые, глупые. И, чего уж, приспосабливаются быстро. Не чета ему, старику.

А он… Всю жизнь возил на лобовом стекле фотографию Сталина. Сколько лишних шмонов за то поймал. Искренне верил, что уж Виссарионович навел бы порядок в российском бардаке. Да и… И сейчас верит. Вождь пришел. И не помогут пиндосам ни ядрен батоны, ни «холодная война». Это вам не с престарелым Брежневым бодаться. И не продажных сук раком ставить за зеленые бумажки.

Наведет порядок товарищ Сталин. Как пить дать наведет.

Вот только ему, Максиму Петровичу Присталову, без разницы. Потому как не фотографией под стеклом лобовым он жил. И не ненавистью к пиндосам и наглам. Не в том смысл был. А теперь нет смысла. Никакого.

Страна перенеслась. Да не жалко ту страну, вот ни разу не жалко. Но с той страной перенеслась и обшарпанная «хрущевская» пятиэтажка. И двушка на третьем этаже заплеванного подъезда. И те, кто в этой двушке находились. Самые близкие люди. Единственно близкие. Петрович отдал бы все за то, чтобы находиться с ними рядом. Неважно где, на фронте с фашистами или в динозавровых лесах. Лишь бы с ними. С Оксаночкой ненаглядной и с маленьким Вовиком. Но… Они где-то там, неизвестно где, а он здесь, в Союзе, который надо поднимать, попутно давая по морде обнаглевшим пиндосам. А ему сейчас, честно говоря, начхать и на Союз, и на пиндосов… Сколько лет мотала жизнь старого водителя по всему бывшему Союзу, как долго счастье гуляло где-то далеко от него. И вот, когда оно, наконец, пришло…

Это было как вспышка. Безумие! Ей двадцать четыре. Ему пятьдесят три. Ослепительная красавица с точеной фигуркой и крепким телом спортсменки. Хорошая должность в крупной компании. На подходе второе высшее. Блестящие перспективы. Поклонники, штабелями складывающиеся у ног. Молодые, красивые, богатые… И начинающий седеть водила-дальнобойщик. Невысокий, жилистый, смуглый от никогда не сходящего загара. Восемь классов плюс автомеханический техникум еще в советские времена и многие тысячи километров, намотанные за долгие годы по дорогам Европы и Азии. Металлические зубы. Не все, конечно, и даже не половина, но среди передних – три. Руки, потемневшие от въевшегося масла. Вечный запах соляры. Не нищий, но далеко не миллионер. Что она нашла в нем? Почему решила отдать ему свою молодость? «Девочка, я же старый, я сломаю тебе жизнь». – «Глупый, какое это имеет значение? Я тебя люблю». – «Я тоже тебя люблю»… Кем она была для него? Любимой женщиной? Последним шансом? Неожиданно найденной дочкой? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Наверное, всего понемногу… Ее внезапные визиты, сумасшедшие ночи, уходы в рейс, возвращения, попытки порвать отношения, опомниться, новые встречи… Разборка с каким-то претендентом на руку и сердце. Тот заявился с двумя дружками. Рослые, широкоплечие, молодые… Зеленые… До драки не дошло, монтировка в руках и кровожадный оскал битого жизнью волка объяснили домашним изнеженным щенкам ближайшие перспективы. И те ретировались, звериным чутьем ощутив свою несостоятельность. Объяснение с ее отцом, вылившееся в грандиозную пьянку. «Неправильно это, Петрович!» – «Знаю, Степаныч! И ничего не могу с собой поделать!»…

Свадьба… Рождение сына… Вовки… Еще года не прошло… Его первый шаг… За день до выезда… И счастье… Невероятное, всеобъемлющее счастье…

Во всем виновата жадность. Зачем был нужен этот рейс? Хотел же завязать, продать фуру и осесть на месте, изредка «бомбя» на старом «Фольксвагене». Того, что лежало в банках, и денег за грузовик хватило бы. Плюс Ксюшино пособие на ребенка. Гроши, но… Звали механиком на сервис… Уже решился, а тут звонок Фимы. Хороший рейс, знакомый заказчик, щедрая оплата. Фридлендер никогда не жался, выторговывая копейки у работяг. Охрана, не надо судорожно всматриваться в темные кусты на ночных обочинах… И обратный груз до Харькова… Неделя… Или чуть больше… Всего неделя… Ставшая вечностью. Петрович не сразу врубился в произошедшее. Странная задержка на ночной границе, люди в доисторической форме, беготня, суматоха, разговоры обалдевших водителей… Отъезд Фимы… Собрание водил, на котором сказали… Мгновенная радость, ну теперь-то мы покажем этим гадам!.. И вдруг, как обухом по голове, осознание: Ксюшенька… Вовка… Как же так?

Он верил. Надеялся. Ждал. Вот сейчас все вернется обратно. Тот, наверху, который устроил это безобразие, исправит ошибку. И вернет к семье. Или перебросит их сюда. Или… Так же нельзя! Невозможно! Они должны быть вместе!!! Но прошли дни разборок на границе. И путь в Харьков по не рассчитанным на тяжелые и громоздкие фуры дорогам. И разгрузка на «Харвесте», точнее опять на номерном заводе. Ничего не менялось. А вчера, глядя на мальчишек, гоняющих мяч по пустырю, где когда-нибудь вырастет родная «хрущевка», Присталов понял: это все. Навсегда. Ничего не вернется… И он никогда не увидит жены и сына… Счастья судьба отвела всего два года…

Со сцеплением все было нормально. У Петровича с машиной всегда и все было нормально. Просто разгрузка закончилась, и теперь он был чист перед Фимой. Все, что обещал, выполнил. Загрузил. Привез. Разгрузил. Правда, не получил оплаты, но это неважно. Взгляд упал на фотографию Сталина. «Ты уж разберись с этими падлами, Виссарионыч»…

Петрович открыл тайник «крайнего случая», который не мог найти ни один мент на всех дорогах Европы, вытащил пистолет, передернул затвор и приставил дуло к виску…

Подмосковье. «НИИЧаВо».
Ефим Осипович Фридлендер, нарком «НИИЧаВо». Ирка «Чума», лейтенант ГБ

Ирка ворвалась в кабинет подобно тайфуну, желающему немедленно смести пару американских штатов, но ограниченному замкнутым пространством нашей «шарашки».

Вообще-то не Ирка, а Ирина Юльевна. Женщину сорока с небольшим лет называть по имени, да еще в уменьшительно-ласкательной (или ругательной) форме не принято. Но, во-первых, Ирина Юльевна выглядела от силы на двадцать пять, что с учетом ста пятидесяти восьми сантиметров роста, сорок четвертого, если не меньше, размера одежды и постоянно растрепанных волос способствовало несколько иному ее восприятию. А во-вторых, Ирина Юльевна должна степенно шествовать по коридорам, а не проноситься неуправляемым ураганом, сметая не успевших посторониться офисных хомячков и сотрудников спецотдела НКВД. Такой способ передвижения не подходит и Ирине. И даже Ире. Только Ирке.

Да и как еще можно назвать уроженку Могилевской губернии самого конца девятнадцатого века в звании лейтенанта ГБ, носящейся по сверхсекретному объекту сорок первого года в кроссовках, джинсах и футболке образца две тысячи десятого? Даже непонятно, где успела достать. Впрочем, самому небесному созданию, больше всего напоминавшему маленького симпатичного чертенка, выскочившего на минуточку из преисподней для организации работы своих будущих клиентов, было совершенно неважно, как ее называют. Прикомандированная к «шарашке» с непонятными поначалу функциями, она мгновенно взвалила на себя бремя управления многочисленным племенем офисных хомячков, привлеченных к работе из-за умения нажимать на клавиши компьютера. Следует отметить, что «хомячки» у нее были шелковые, ходили по струнке и языками старались шевелить с оглядкой. Даже Димка Селин, доставший всех в первые дни безграмотными поучениями, как и что надо делать, и отборным пессимистическим нытьем в стиле «все пропало, шеф», после пяти минут общения с Иркой замолчал и начал работать. Сама Ирка общением с Селиным осталась крайне довольна: «Ничего не знает, ничего не умеет, дурак дураком, но грабками по клавишам шевелит, будто всю жизнь пасквили писал. Крайне полезный фрукт!»

Сама лейтенантша освоила стиль общения Фиминых «спецов» за полчаса, жаргон офисно-компьютерного планктона еще быстрее и теперь с каждым общалась на понятном ему языке, сыпля то «двухсотыми» и «крайними», то «винтами» и «материнками», и периодически переходя на «всеобщий, или армейский», то есть нецензурный. Столь же быстро разобралась и с подотчетным контингентом. Мгновенно распределила на группы «знает», «не знает» и «выгнать на фиг», первых пристроила по специальностям, на вторых повесила сбор данных в Интернете, а последних отправила обратно в распределитель, затребовав на замену новую партию. И что самое удивительное, не только получила желаемое, но и привезла тем же рейсом, которым увозила «балласт». При этом она еще успевала читать, и через два дня с ее легкой руки «шарашка» получила неофициальное название «НИИЧаВо». А еще через день название стало официальным, несмотря на недоумение ее современников и протесты некоторых бюрократов. Говорили, что новое название одобрил сам Сталин. Прослушав доклад наркома внутренних дел, он, как передавали по секрету «знатоки», долго смеялся, а потом сказал, что это самое точное название для нового наркомата, и попросил передать благодарность лично «товарищу Егозе».

Любое дело, начатое Иркой, летело вперед со скоростью локомотива революции, сметая с пути любые преграды и производя соответствующее количество шума. Она могла поставить на уши половину родного наркомата ради срочного получения пачки бумаги или коробки канцелярских скрепок. Могла, правда, и не поставить. Если скрепки попадали в ее руки раньше.

В первую же ночь Ирка оказалась в Фиминой постели, причем сам Фима даже не успел сообразить, как это получилось. Против самого факта, однако, он не возражал, и даже то, что утром «дама сердца» с пролетарской прямотой заявила, что это и было ее единственным заданием, Фридлендера не сильно расстроило: ураган – он везде ураган. Иногда Фиме казалось, что это заявление может оказаться и правдой.

Сейчас Ирке были не нужны ни секс, ни скрепки. Ей требовались принтеры! Именно они стали самым большим дефицитом не только в НИИЧаВо, но и во всей стране. Каждый уважающий себя «хомячок» на отдых уезжал с ноутбуком. Не «хомячок» – тем более. Даже челноки и дальнобойщики были частично компьютеризированы. На сотню признавших «новую старую родину» приходилось девяносто пять компьютеров. И дай бог, чтобы хоть один принтер. Набрать на мониторе можно было любой документ. А дальше? Как перенести его на бумагу, чтобы включить в привычный документооборот наркоматов, комиссий, заводов или какой-нибудь задрипанной заготконторы? Переписывать от руки? Печатать на машинке? Писать «хомячки», как выяснилось, разучились еще в школе. На механических «Ремингтонах» им не хватало силы удара пальцев и кнопки «Бэк-Спейс». Оставалось только отпускать документ в длиннющую очередь точно таких же. Увы, памяти принтеров просто не хватало на всю очередь. А закупить за границей и привезти пока удалось не слишком много.

Ирка, безусловно, была готова подключить к вопросу добывания дефицитных устройств не только Фиму, но и самого товарища Сталина. К сожалению, генсека в здании НИИ не наблюдалось, а новоиспеченный нарком Фридлендер мог посодействовать только автографом на официальной заявке. Ирка ворвалась в кабинет, подсунула под руку Фиме подготовленную бумажку, потыкала миниатюрным пальчиком в нужные места и сорвалась в направлении двери, но выйти не успела, наткнувшись в дверях на Берию.

– Здравствуйте, товарищи, – произнес нарком и член ЦК, нимало не смущенный столкновением.

– О! – воскликнула Ирка. – Лаврентий Павлович! Вы-то мне и нужны! Вы же наш куратор от ЦК! Помогайте! Нам катастрофически не хватает принтеров! Хотя бы четырех штук! Но лучше восемь! А в идеале шестнадцать! Или даже тридцать два! Больших!

– Ирка! – попытался прервать поток красноречия Берия. – Я тебя тоже люблю. И если бы не жена, обязательно организовал бы так, чтобы несущая тебя по жизни буря в одну из ночей обрушилась на мое скромное жилище.

Судя по всему, с кудрявым стихийным бедствием нарком был знаком прекрасно.

– Сто двадцать восемь! Из них полсотни – больших! – заявила Ирка.

– Притормози немного, товарищ лейтенант, – усмехнулся Лаврентий Павлович, ставя на бумаге резолюцию, – у тебя и вычислителей столько нет. Хватит с тебя и восьми для начала.

И тут же, хоть и не без труда, поймал уносящуюся девушку за футболку:

– Э нет, задержись, пожалуйста. Ты можешь потребоваться, – взгляд наркома обратился к Фиме, успевшему выбраться из-за стола и подойти поближе. – Здравствуйте, товарищ Фридлендер. Как себя чувствуете в новой роли народного комиссара? Не замучила вас еще Ирина Юльевна?

– Добрый вечер, Лаврентий Павлович! Совсем наоборот. Даже не знаю, что бы я без нее делал!

– Ну-ну, – Берия ехидно усмехнулся. – Значит, у вас все впереди. А я случайно проезжал мимо. Дай, думаю, загляну. Поинтересуюсь, как идут дела…

– Ну, раз зашли… – поддержал игру Фима. – Товарищ лейтенант, что у нас готово лично для товарища Берии?

Ирка выметнулась из кабинета и через минуту влетела с толстой папкой в руках, которую бесцеремонно всунула в руки куратора.

– Здесь все основные предложения и прилагающиеся отчеты по проведенным исследованиям. Кроме работы по УЗОО. Не успеваем распечатать. Принтеры нужны!

– Подписал же! – деланно возмутился Берия и пояснил потрясенному Иркиной бесцеремонностью Фридлендеру: – Что удивляешься, Ефим Осипович? Я своих подчиненных не кушаю. Тем более большевиков с дореволюционным стажем. А Ирина Юльевна, она же Ирка, она же Егоза, она же Чума, в свое время выпила у охранки крови больше, чем Коба и Камо вместе взятые. Любит она это дело.

– Какое? – спросил Фима и улыбнулся, вспомнив старый анекдот.

– Кровь пить, – пояснила обсуждаемая особа. – Но и то дело тоже люблю.

– Это вы о чем? – поинтересовался Берия. – Хотя не надо, сам сообразил. Это каламбур из будущего?

– Типа того, – кивнула Ирка. – Но мне больше нравится: «Требуется двадцатилетняя секретарша с тридцатилетним партийным стажем».

Берия рассмеялся:

– Прямо про тебя. Так что там за узилища вы придумали, но не успели распечатать?

– УЗОО, – ответил Фима, – «учебные заведения для особо одаренных». Предложения по совершенствованию системы образования.

Всю веселость с наркома как рукой сняло.

– А вот это очень важный вопрос. Если не один из самых важных. На экране показать сможете?

Через минуту все трое устроились на стульях перед монитором Фридлендера. Берия пробежал документ глазами, немного помолчал, обдумывая прочитанное, и произнес:

– Давайте по частям. Первое. «Опираясь на информацию, доступную в сети Интернет, а также по другим доступным каналам, в кратчайшие сроки выявить следующие категории советских граждан…» Это реально?

– По пункту «а» база данных уже почти готова, – доложила Ирка, – мы решили начать работу, пока ждем принтеров. Время жалко.

– Хорошо, – согласился нарком. – Этот пункт сомнений не вызывает. Пункт «б» тоже понятен. Педагоги нужны, а те, кто уже воспитывал ученых, преподавать умеют. Пункт «в». «Граждан, погибших в годы войны, а также не добившихся видимых успехов, но рекомендованных педагогами, входящими в категорию «б», как не менее способные, чем граждане категории «а». Ну и обороты у вас, товарищи потомки! А по-человечески это как звучит?

– Хочется найти тех, кто по каким-то причинам не стали академиками и лауреатами, но обладают хорошими способностями, – пояснил Фима. – Проще всего это сделать при помощи их педагогов. Что не отменяет обычные методы проведения отбора. Вроде олимпиад.

– Ага! «Рассортировать… по направлениям науки имеющемуся… образованию». Так… «Создать систему учебных заведений… Контингент обучающихся… Педагогов из числа…» Очень разумно. «Скорость преподавания предметов…» Настолько быстрее? – удивился нарком.

– Может, получится и быстрее, – заверил Фима. – Скорость обучения группы сильно привязана к слабейшему. А тут слабейшие – тоже академики и лауреаты. В нашем времени были примеры подобных вузов.

– А это что? «Освободить всех обучающихся и работающих в УЗОО от исполнения каких-либо других обязанностей, а также бытовых и прочих проблем»?

– Человек, которому надо за два-три года пройти шестилетнюю программу вуза и трехлетнюю аспирантуры, причем по меркам двадцать первого века, не должен думать о том, что его мать будет есть на ужин. И будет ли есть вообще, – твердо сказал Фима. – Механизм возможен разный, но…

– Механизм не важен. Суть понял, – нарком и член ЦК, продолжая задавать вопросы, дочитал документ до конца и подвел резюме: – Срочно распечатать и мне на стол. Срочно! Буду докладывать…

И уже в захлопнувшуюся за Иркой дверь:

– Впрочем, кому я это говорю…

г. Ташкент.
Егор Евсеев, альпинист

Странная штука – внутренние ощущения. Кажется, все, достиг предела. Еще миг, и просто упадешь, уснешь, независимо от обстоятельств, и ничто и никто не сможет тебе помешать. И ведь достиг же… Ан нет. Встаешь, бежишь, движешься… Идешь к смешному киргизскому деду, который запросто охаживает палкой по спине сержанта всесильного НКВД, часами трясешься по серпантину в кузове грузовика, держась за борта обеими руками, чтобы не вылететь. Пересаживаешься в другую машину. Тебя снова кидает по кузову, с размаху ударяя о доски. Уже на рассвете добираешься, наконец, до цивилизации и попадаешь на допрос. В камеру. Опять на допрос. Четыре часа допроса, два в камере, и так шесть циклов. Подряд. Или семь…

Самое сложное – не сорваться. Спокойно отвечать на вопросы следователя, в сотый раз повторяя одно и то же. Правду, правду и одну только правду. Конечно, не всю. Но ни слова лжи. Главная заповедь арестанта: не врать и не болтать. Совет Влада, брошенный в последнюю секунду. Правильный совет. На лжи поймают сразу. Вот если бы заранее договориться, вызубрить легенду… А на фига? Что такого скрывать? То-то, что нечего! А болтать – меньше знают, спокойнее спят. Спрашивайте – отвечаем. А по собственной инициативе… Нет уж, слишком спать хочется. Ты уж, лейтенант, держи паузу, а я пока подремлю минут сколько дашь. Это даже хорошо. Ну что будишь, скотина? Так хочется втолковать этому идиоту истину. Про него и всех его родственников до семнадцатого колена. А еще больше – отправить его под сто собирать собственные зубы. И накачанных дурачков, устроившихся за спинкой стула якобы в недосягаемости, туда же, за компанию. И поспать, пока они будут заняты полезным делом. Но нельзя… Нельзя… Тогда у них появится настоящий «зацеп». Конкретное уголовно наказуемое деяние. Только помечтать… Сильно эти козлы недооценивают допрашиваемого. Не боксер же и не самбист. Так, по горам гуляет. Между прочим, от камней увернуться куда сложнее, чем от кулака, но справляемся. И каждый палец в состоянии удержать на весу тело с рюкзаком. Недолго, но достаточно, чтобы вторая рука нащупала опору. Если этими пальчиками сжать столешницу – вмятины остаются. Может, сжать? Нет, ни к чему следаку такое видеть. Еще обгадится с перепугу, а нюхать кому придется? Вот то-то…

Много чего хочется. Но нельзя! И опять в сотый раз отвечаешь, что не устраивал временных переходов, старательно избегая словечка «темпоральный», и не имеешь ни малейшего отношения к развалу Советского Союза. Тебе тогда было семь лет. Или восемь… Вот ведь довели, уроды, уже собственные года в голове путаются…

А потом все кончается.

– Евсеев, с вещами!

Коридоры, лестницы, мелькнувший на грани восприятия Усольцев, ободряющая фраза: «Уже все нормально». И снова машина, на этот раз что-то легковое, более-менее удобное, но недолгое. Непонятное помещение, то ли гостиница, то ли очередной застенок, только более комфортный. И полное отсутствие чего бы то ни было. Информации, понимания… Зато ребята рядом.

– Меня к блатным пихнули. Хрен знает, зачем. Ни один не тявкнул…

Наверняка где-то в этой камере остались следы Лехиных пальчиков. А то и отпечаток пятерни. Или смятая, словно листок бумаги, кружка-зэчка… Хотя… С вида-то Леха мелкий, но… тюремная публика намечающиеся неприятности жопой чует… А попутчики где? Тот же Серега?

Во, появился.

– Ты чего так долго?

– Ничего особенного. Знакомого встретил. Разговаривали долго, давно не виделись. Кое-какие вопросы порешали. Собирайтесь, поедем сейчас.

Темнит что-то Сергей, ох темнит. Сам, что ли, гэбэшник? Тогда ему по профессии положено. Но не от своих же!

Снова машина, и на этот раз что-то легковое, но теперь явно иностранное, еще более уютное. Вокзал. Надпись «Ташкент», мелькнувшая в окне (почему Ташкент? Мы же были в Киргизии!). Вагон, оцепленный солдатиками. Серегины ребята, купе, мягкая полка и, наконец, совершенно неожиданно, инструктаж по обращению с оружием.

На хрена? Ох, не все ладно в датском королевстве. В смысле, в Советском Союзе. Ну и черт с ним! Ничего сложного в нагане нет в принципе. На объяснения ушло минут десять. Сборка-разборка – мимо кассы. Выстрелить смогу, и ладно.

Вагон медленно трогается. Оцепление провожает до конца перрона. Настороженные, как при пересечении лавиноопасного склона. Нет, странно все тут. Ладно, потом разбираться буду. Когда проснусь. Трое суток не спал… Или четверо…

В небе над СССР. Транспортный самолет израильских ВВС «Астра».
Михаил Черный, крупный бизнесмен

Самолет неторопливо полз по небу под практически неслышный в салоне рев двигателей. Михаил едва удержался, чтобы не поморщиться в открытую. Терять время он очень не любил, но, к глубочайшему сожалению, в данном случае необходимо было присутствовать самому. Других возможностей для переговоров в этой стране, отставшей больше чем на полвека от всего мира, не было. Но! Именно эта отсталость и делала предстоящий бизнес столь перспективным. Не истощенные за семьдесят лет разработок месторождения – нефть и газ, кровь промышленности, а также редкие металлы и алмазы, золото и железная руда. Неисчислимые богатства, хранящиеся даже в отвалах местных предприятий – просто потому, что здесь нет еще технологий по извлечению их из «бедных», по понятиям того времени, пород. Ну, инфраструктура не везде есть, так это – еще одна грань бизнеса. Заработать на постройке инфраструктуры к предприятиям, которые потом принесут прибыль. «Нет, Фиму придется не просто поблагодарить, а порадовать. Помнится, он все время прикидывал, как блокирующий пакет акций в некоем банке приобрести. Надо будет помочь. Так, чтобы БАГАЦ не вмешался, аккуратно. Ты мне – я тебе, этого основного правила никто не отменял. А Фима молодец – как всегда, оказался в нужное время в нужном месте. При всем его романтизме и зацикленности на станкостроении, бизнесмен Фридлендер отличный. Даже пост официальный сумел получить…» – Михаил усмехнулся и посмотрел на сидящего в соседнем ряду Цви. Договоренность об отсутствии в делегации разведчиков, конечно же, соблюдалась неукоснительно. Отставник, к тому ж один из деловых людей Израиля, разведчиком ведь не является? «Интересно бы посмотреть на встречу бывшего начальника Моссад и нынешнего главного энкавэдэшника», – Михаил усмехнулся еще раз, подумав, что два эффективных менеджера наверняка нашли бы общий язык, особенно с учетом их основной специальности. Тут он опять переключился на воспоминания о Фиме. А что еще делать, когда делать нечего? Доступные новости изучены, проанализированы, предложения и указания разосланы, остается только вспоминать.

«Фима Фридлендер… Тот, из-за кого сейчас летит во внезапно появившийся СССР этот самолет с грузом израильских бизнесменов на борту. Таки не официальную же делегацию посылать сразу, правильно? Так вот, возвращаясь к Фиме… – тут Михаил усмехнулся, вспомнив первую их встречу. – Да, столкнулись лбами. Кто же ожидал, что сопливый мальчишка может быть столь жёсток! Даже, пожалуй, жестОк. При личной встрече они сначала разругались в пух и прах, дело чуть не дошло до драки. К счастью, не физической, тут преимущество Фридлендера неоспоримо. Но и в том, что вышло… Однако договорились, и ситуацию удалось разрулить к общей пользе. Даже, можно сказать, подружились. Что там у нас на него есть? Ага… Родился он в Москве. Знает несколько языков, умен, инициативен, спортсмен, шахматист и, кажется, музыкант. Весьма разносторонняя личность. С детства увлечен машиностроением. Закончил с «красным дипломом» «Станкин». Пытался устроиться на работу на заводе имени Орджоникидзе, но в связи с развалом экономики, последовавшим за распадом Союза, занялся бизнесом. С нуля, а дорос до совсем не мелких оборотов, что большая редкость. С криминалом прямых отношений не имел. Если не считать пары «стрелок», с которых «деловые» бежали, как ошпаренные. Учился в Германии, у Круппа и на нескольких мелких фирмах – производителях станков. К июню две тысячи десятого года стал владельцем множества фирм в офшорных зонах от Кипра до Люксембурга, гражданином России и Израиля, акционером ряда европейских и израильских банков. Купил станкостроительный завод… И, как всегда, интуитивно оказался там, где надо: прямо на границе перенесенного СССР. Вместе с закупленным и перевозимым к месту монтажа оборудованием, специалистами и даже личной охраной в сотню человек. Неведомым путем договорился с пограничниками и теперь – одно из доверенных лиц «кремлевского горца», свеженький нарком этого, как его? – Михаил открыл окно в своем планшете, посмотрел и усмехнулся. Литература никогда не была его сильной стороной, но это произведение он знал. – НИИЧаВо. Наверняка и тут без Фимы не обошлось. Неплохо придумано, – он вспомнил рассказ Цви о срочном возобновлении в ЦРУ работ по экстрасенсорике и едва удержался, чтобы не засмеяться в голос. – Если русские создали целый наркомат, то американцы точно организуют как минимум десяток институтов и государственную «черную программу». Надо будет Тому указать, чтобы не упустил возможность получить подряд по этой программе. Наверняка распил будет такой, что русским и не снилось».

Неожиданно самолет стал крениться вправо, и, выглянув в иллюминатор, Михаил заметил два вполне современных «Фалькрэма», сопровождающих их борт. Звезды на их крыльях выглядели не совсем обычно.

– Корейцы, – пояснил заметивший его недоумение Цви. Тут Михаил вспомнил про еще одну шутку Сталина, подсунувшего любителям чучхе вновь молодого вечного вождя. Снова сдержавшись, чтобы не рассмеяться в голос, он вдруг решил, что это хорошее настроение неспроста. Все удастся – и его бизнес, и встреча с молодым еще прадедом, и разговор с самим Сталиным…

Самолет снова накренился, выполняя «коробочку». Внизу замелькали пестрые квадраты полей, постройки и голубые ленточки рек. Появившийся в салоне стюард объявил, что самолет садится на аэродроме Чкаловский, где делегацию ждут представители принимающей стороны во главе с (он слегка споткнулся на первой фамилии) Микояном, Кагановичем и Фридлендером.

Москва. Кабинет т. Сталина.
И.В. Сталин, секретарь ЦК ВКП(б), Председатель СНК СССР

Посмотрев на стоящий на столе вычислитель и уже привычно проверив по нему время, он подумал, что надо бы отдать это устройство специалистам, которым он вроде должен быть нужнее. Но пока специалистов, не просто умеющих нажимать кнопки, а использовать все возможности вычислителя на все сто процентов, было намного меньше, чем этих аппаратов. К тому же он всегда любил лично знакомиться с новинками техники. А этот аппарат позволял к тому же самостоятельно получать сведения от Всемирной информационной сети. Надо только как следует в нем разобраться и научиться поиску. Он поморщился, вспомнив, сколько постороннего и не относящегося к делу вывалилось на экран, когда он попросил специалиста поискать ответ на интересовавший вопрос. Поистине лучший способ спрятать нужные сведения – завалить их кучей мусора и просто ложными данными. Прав был Честертон, лист надо прятать в лесу. Зато какие возможности! Он представил себе мгновенную связь с любым директором завода, возможность получать сведения о выпуске любых деталей сразу, без задержек в десятке инстанций. Или находить поставщиков этих самых деталей, просто заглянув на страничку министерства, где будет перечислена вся номенклатура изделий, а умная машинка еще и поможет вычленить только то, что тебе необходимо. А самое главное, будет возможность создания общесоюзного каталога изобретений и рационализаторских предложений, чтобы внедрять их как можно быстрее!

Он посмотрел на пачку папирос, затем на часы. «Врачи – это садисты в белых халатах, – мелькнула недовольная мысль, – хорошо, что полностью курить и пить не запретили, как Жданову. Жаль, что все пришедшие на ум возможности сейчас просто недостижимы. Сколько надо вложить валюты для покупки всего необходимого, сколько времени и рабочих усилий, чтобы все это наладить. Благодаря товарищу Фридлендеру мы сумели два десятка комплектов для входа в Сеть купить и установить, а на большее в ближайшее время рассчитывать просто не приходится. Слишком много всего требуется нашей стране. Разве что с израильтянами удастся договориться. И с китайцами тоже. Но все их сотрудничество – до первого окрика от заокеанских «хозяев мира». Решат, что мы слишком опасны, и перекроют нам возможности. С китайцами, надо признать, посложнее будет, они тоже, если полученные сведения верны, американцев за самое уязвимое место держат. Сколько у них там денежных обязательств САСШ, не совсем ясно, но то, что с китайцами американцы вынуждены будут разговаривать осторожнее, ясно. А вот Израиль от Америки слишком зависим. Очень жаль…» – он вспомнил, как, прочитав данные о создании Израиля и «своей» роли в этом процессе, мгновенно вычислил мотивы этих действий. Задумка была хороша, плохо, что исполнение подкачало, да и возможностей влиять на еврейских «товарищей» у СССР было намного меньше, чем у США.

Посмотрев на экран, он мысленно снова выругался и отодвинул пачку подальше, за лежащие на столе бумаги. Встал, прошелся, раздумывая, по ковру и снова, присев, открыл папку с докладами Микояна и Фридлендера. «Будущие граждане Израиля – это конечно хорошо в плане взаимопонимания с партнерами. Но не станут ли они «пятой колонной» в нашей стране, имея в запасе еще одну? Что станет для них Родиной – СССР или Израиль?» Он взял лежащую в стороне красную папку и достал из нее сводку, предоставленную ведомством Лаврентия. «Так и есть. Знакомые все лица. Михоэлс, Фефер, Ландау, Жемчужина… Что она заявила этому бывшему израильскому разведчику? «Я еврейская дочь. Желаю благополучия народу Израиля. Если ему будет хорошо – будет хорошо и евреям во всем мире». Получается, что эти люди представляют потенциальную опасность. Они считают свою принадлежность к еврейскому народу выше патриотизма к своей Родине. Что делать? Что делать, что делать. Главное – не спешить и осмотреться. Поговорить с Вече, как вернется, обязательно. Пусть воздействует на жену. А с остальными… пока следить в четыре глаза, решим позднее, после первого предупреждения. В крайнем случае – предложим эмиграцию в «родные палестины» – он вернул папку на место, пригладил усы и продолжил просматривать бумаги из основной папки. Усмехнулся, прочитав впечатления Фридлендера о неожиданном для гостей появлении списка мест, которые могли бы их заинтересовать. «А хорошо, что «сайт» ВСЕГЕИ оказался дублированным в компьютере одного из иновременников и в зарубежной сети. И мы своевременно получили ценную информацию о расположении месторождений, и в переговорах с евреями пригодилось. Не будут недооценивать «лапотную Россию».

Дочитав и написав на первом листе несколько пометок к исполнению, он вызвал Поскребышева. Передав бумаги и заказав чаю, он вернулся к красной папке, на этот раз изучая донесения о ситуации на границах. Дойдя до столкновения истребителей и румынского вертолета нарушителя, сделал помету на полях, после чего отложил этот лист в сторону. Следующий лист, с описанием хода переговоров с властями Афганистана по поводу неспровоцированного нападения банды на советскую погранзаставу, он прочел, непрерывно хмурясь и непроизвольно постукивая карандашом по столешнице. Закончив, размашисто нанес резолюцию в правом верхнем углу документа: «Не стоит разговаривать с марионетками, надо выходить на хозяев. Когда будут переговоры с оккупационной властью?» и расписался. Отложил бумагу, дождался, пока принесший на подносе заказанный чай сержант разместит его на столе.

Выпив чаю с бутербродами, он опять взялся за бумаги, одна из которых привлекла его особое внимание. Отложив ее в сторону, он вызвал Поскребышева и попросил пригласить на завтра Кагановича, Хрулева и профессора Шевалина[22]. После чего отложил бумагу в отдельную папку. Посмотрев на часы, достал папиросу, закурил и прошелся по кабинету. Остановившись напротив карты мира, современной, покрытой слоем пластика, прикинул пальцами расстояние от Бреста во Франции до Владивостока по суше, а затем по морю вокруг Африки и удовлетворенно хмыкнул. Затем вернулся к столу, поднял еще одну папку, быстро просмотрел. Отложил в сторону и вызвал по телефону Поскребышева.

– Вызовите мне Робакидзе.

Через полчаса позевывающий молодой грузин набирал на ноутбуке запрос. После чего, напомнив комбинации кнопок для просмотра, прокрутки и копирования сообщений и включения автоматического переводчика, ушел досыпать. А он продолжил работу, знакомясь с имеющимися в Сети данными по интересующей проблеме.

«Нет, в бумаге удобнее читать. И в книгах сведения выбирать легче. Попросить установить «принтер»? А вот они, к сожалению, пока жуткий дефицит, поэтому придется обходиться экраном. Ничего, привыкну…»

На экране одно за другим мелькали сообщения:

«Молниеносный поезд, под названием «Harmony – a CRH-380A», сможет не только снизить выбросы углерода, но и оказаться удобным и комфортным средством общественного транспорта. Начать регулярные рейсы по маршруту Шанхай – Ханчжоу планируется в октябре. Министерство транспорта объявило, что Китай может почти удвоить количество высокоскоростных железных дорог в стране к 2012 году».

«…Тяжелые поезда шли почти без остановок, со скоростью до двухсот километров в час, и каждый поезд брал столько же груза, сколько средних размеров корабль. …На пути этих дорог были построены громадные грузовые терминалы (самый крупный – под Казанью, где сходились две ветки этой дороги), на которых происходила быстрая перегрузка контейнеров со стратегических поездов на другие средства транспорта, в том числе на железнодорожные вагоны обычной колеи».

«Железнодорожные перевозки грузов остаются одним из лидеров сферы грузоперевозок и среди частных клиентов транспортных компаний занимают второе место, уступая только более скоростному и универсальному автомобильному транспорту».

– Фантастика и действительность, – констатировал он вслух. – Но вопрос очень интересный…

Глава третья

29.06.2010 г

Где-то в Йемене.
Экипаж самолета Ан-12 «Летающий хохол»

– Смотри внимательно, как бы эти «друзья» чего-нибудь не сперли. Не нравятся мне их рожи, – пошутил Микола-одессит, выглядывая в открытый люк.

Борттехник, устанавливавший лесенку-трап, засмеялся и тут же осекся.

– Чтоб я этого больше не слышал, – грозно заметил Величко, – особенно от тебя, Микола. Тут каждый, кто постарше, у нас в Союзе в свое время учился и по-русски говорит не хуже нас с тобой, а может, и лучше, – и, подумав, добавил: – Да и на ридной мове теж. Если друг не врал, то их как раз в Крыму готовили. Так что тщательнее и внимательнее. Ляпнешь чего-нибудь не так, и все, прощай гость.

Все трое переглянулись и синхронно кивнули. Чем дальше, тем больше этот рейс не нравился экипажу. Пожалуй, если бы подошедший кубинец тогда объяснил суть контракта более подробно, они бы отказались. Но в баре возможность заработать почти без риска, да еще получить «подлинные документы» показалась столь заманчивой, что они согласились не раздумывая. Теперь же большинству казалось, что предыдущий африканский рейс с грузом «агрономов и сельскохозяйственными орудиями» был просто разминкой. Особенно с учетом полета в Йемен, о положении в котором они ничего хорошего не слышали. Но было поздно, особенно с учетом представителя заказчика на борту, «белка попала в колесо», оставалось только «бежать», то есть лететь.

Константин попросил Бронштейна привести сидящего в гермоотсеке Родригеса, а сам неторопливо спустился по трапу и, пока группа встречающих подходила к самолету, осмотрелся вокруг.

Аэродром и лагерь размещались в долине между невысоких, но довольно крутых гор. Взлетно-посадочная полоса была расположена очень грамотно. Прикрытая с боков горами, сама полоса была удобной для взлета и посадки по двум ущельям в горной цепи. Прищурившись, Величко посмотрел на ближайший перевал. Там явно поблескивало какое-то орудие. «Удобные подходы прикрыты зенитками, а может, и переносными ракетными комплексами. Арабы, – иронически подумал он, – даже замаскироваться как следует не смогли». Взглянув ниже, он обнаружил у подножия гор целый палаточный городок. Рядом различалось что-то вроде полосы препятствий, а чуть дальше, к горам, находилось натуральное стрельбище, от которого доносился звук одиночных выстрелов.

«Натуральный военный лагерь», – пропуская вперед Родригеса, подвел итоги Константин.

Приняли их радушно. Предводитель, высокий пожилой араб с характерным шрамом на лице, поздоровался с каждым за руку и заговорил с Родригесом на русском языке почти без акцента. Выяснилось, что груз будет примерно через два часа, а пока хозяева приглашают экипаж на обед.

Ели что-то вроде плова из риса – типичное угощение для этих мест, с бараниной, черносливом, жирный, горячий, приготовленный на открытом огне по всем правилам. Местные – из общего блюда, руками, как положено по обычаю, а гостям положили в тарелки и принесли вилки. Запивали чаем и морсом, похожим на легкое вино. После обильной еды гостям предложили отдохнуть от жары в оснащенной кондиционером палатке. Поспать удалось почти два часа. Прибыли грузовики, и экипаж, быстренько ополоснувшись под самодельным душем и одевшись, отправился к борту. У «борта», охраняемого двумя парами арабов с «калашами», их уже ждали. Два седельных тягача стояли у хвоста самолета, на трейлерах лежали ящики, окрашенные в родной армейский зеленый цвет. Рядом с тягачами притулился небольшой грузовичок, кузов которого был забит небольшими ящиками того же цвета.

– Песец, – выругался Микола-одессит, опуская грузовую аппарель. – И как мы это все грузить будем?

– Не волнуйтесь, вам помогут, – заверил его непонятным образом появившийся откуда-то, словно материализовавшийся из воздуха Родригес. И действительно, погрузка прошла быстро, подъехавшие еще на паре грузовиков арабы работали как трудоголики. Контейнеры втянули в грузовой отсек с помощью лебедки, подставленных лаг и какой-то «матери», как на русском, так и по-арабски. Вместились они впритык. Тут же «горячие арабские парни», словно муравьи, затаскивали из маленького грузовичка небольшие ящики и под руководством (чаще всего буквальным – показывая рукой) Бронштейна распихивали их по отсеку.

Не успели они забросать в самолет половину грузов, как к стоящему у грузовика и наблюдающему за погрузкой старшему подъехал мотоциклист и что-то сообщил. Главный поманил к себе Родригеса и крикнул какую-то фразу своим парням. Из-за нее они заметались, словно укушенные пчелами. А Родригес, переговорив со старейшиной, быстро забрался по трапу на борт и, заскочив в кабину, потребовал запускать движки.

– Где данные для штурмана? – потребовал Куделько.

– Взлетим, набирай пять тысяч и получишь по рации. Да запускай же! Мас рапидо! – от волнения кубинец перешел на родной язык.

Запуск, прогрев, быстрый подъем аппарели… Грузовики, освобожденные от тяжести, быстро исчезли где-то вдали, за палатками лагеря, оставив только след из медленно опадающей пыли. Махнув провожающим рукой, Куделько вырулил машину на взлетку и, погоняв двигатели, под поторапливающие возгласы Родригеса начал разбег. Тяжело груженный самолет разбегался, казалось, бесконечно долго, словно не желая покидать гостеприимную землю. Наконец машина, медленно оторвавшись от земли, начала набирать высоту. Величко, смачно выругавшись в СПУ, пояснил:

– Похоже, там какие-то уроды к нашим хозяевам пожаловали. Аж на трех бронетранспортерах, не считая десятка армейских грузовиков.

– Понял. Не мешай, – Антон слишком занят управлением, чтобы отвлекаться по сторонам.

Самолет проскочил ущелье и, набирая высоту, занял продиктованный по рации эшелон над Красным морем. Штурман, получив данные, задал курс – вдоль границ Саудовской Аравии.

– Потом садимся в… дозаправка и… – на несколько секунд штурман замолчал, заставляя экипаж вслушиваться в звучащие помехами наушники, – летим на Кавказ, командир…

г. Батуми.
Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант ПВ СССР. Лиза Евсеева, гражданка Российской Федерации

– Товарищ старший лейтенант!

– Что ж ты так орешь, Ломидзе? – Кахабер привычно повертел пальцем в ухе. – Оглохнешь с тобой!

– Я же с гор, товарищ старший лейтенант! – не удивившись, пояснил рядовой. – У нас все так говорят.

– Вот почему бараны тупые! – сделал закономерный вывод Каха. – От постоянного крика у них мозги вскипают. Ладно, что там случилось?

– Милиционеры девушек привезли. Красивые!

– Кто, милиционеры?

– Нет, товарищ старший лейтенант! Девушки! То есть одна красивая, а другая маленькая! Но тоже красивая! Будет. Когда вырастет.

– Ладно, боец, свободен! Титорчуку позвони. А лучше Тучкова оповести.

– Есть, товарищ старший лейтенант!

Каха отправился в свою комнату. Именно в свою. Выделенную под служебный кабинет и превращающуюся в спальню путем раскатывания матраса. Такого же, как и в милиции…

У крыльца заставы стояла милицейская «эмка» с прикрученной сверху байдаркой. В собранном виде. Упрямые оказались милиционеры.

В кабинете сидели исключительно знакомые лица. Старшина Умприании и обе задержанные.

– Гамарджоба, товарищ старшина, – по-грузински сказал Вашакидзе, – не боишься в одиночку шпионок возить?

– Гагимарджос, товарищ старший лейтенант, – ответил сван и махнул рукой, – какие из девочек шпионки? Дурак твой сержант!

– Он не мой дурак, он – капитана Тучкова дурак! – и перейдя на русский, обратился к задержанным: – Присаживайтесь, Елизавета Андреевна. И ты, Даш, садись, – и снова повернулся к старшине. – Байдарку, гляжу, с божьей помощью собрали.

– Не с божьей, а с моей, – рассмеялась девушка. – Сами бы до Нового года корячились.

Кахабер взглянул на нее внимательнее. М-да… Вчера Евсеева показалась красивой. Сегодня, успев привести себя в порядок, девушка была ослепительна. Так, что хотелось встать на колени, прокашляться и завести речь. Или… «Так, Каха! Держи-ка гормоны в узде! Русские говорят: «Хороша Маша, да не наша». К Лизам это тоже относится…»

– Товарищ старший лейтенант, – отвлек его старшина, – вы бы мне сопроводиловку подписали, да ребят прикомандировали, вещички выгрузить. И поеду я.

– Из дежурки Ломидзе возьми. Скажешь, я просил, – ответил Вашакидзе, подписывая бумагу.

Сильна, однако, задержанная! Часа три прошло, как проснулась, а старшина милиции, причем огромных размеров сван, уже за ней вещи носит! Интересно, а Титорчука за сколько укротит? На себя Каха даже не рассчитывал. Нет, закон не нарушит, конечно. Но насчет переноски вещей… Считай, уже согласен!

Перевел взгляд на ребенка. А младшая Евсеева похлеще мамы будет. Взгляд что твой локатор. Обшаривает кабинет, словно в поисках точки приложения слабых детских силенок. В смысле, что хозяину на голову свалить. Или показалось? Мистика какая-то…

Помяни черта! Запыхавшийся Титорчук влетел в комнату, чуть не сбив стул с ребенком.

– Звиняйте, товарищу старший лейтенант!

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Убийство демократии» американского историка-исследователя Уильяма Блума – это наиболее полное описа...
Жизнь молодой красавицы Алины складывалась именно так, как она мечтала: учеба в университете, работа...
Стихи о любви — это всегда ожидание чуда и соприкосновения своей души с новыми чувствами и настроени...
В сборник вошло два рассказа: «Совет мёртвой проститутки», гдетри подругу с детства делятся бедами и...
У каждой эпохи есть своя поворотная точка – возникновение нового взгляда на мир. В этой книге Джейко...
Хорошо быть молодым, здоровым, сильным! И море по колено, и любое дело по плечу. Тут перспективы поп...