Джентльмены-мошенники (сборник) Андерсон Фредерик
– Так-то, друг мой, – негромко сказал Карн, поднимаясь. – Теперь ты не причинишь нам неприятностей. Сейчас я проверю, достаточно ли надежна веревка, а потом мы положим тебя на кушетку и поскорее примемся за работу.
Проверив веревку, он подал знак Бельтону, и вместе они перенесли пленника на кушетку.
– Если я правильно помню, ключи от сейфа ты носишь в кармане.
С этими словами Карн вывернул карманы стюарда и извлек оттуда связку ключей. Выбрав один, он напоследок окинул взглядом веревки, стягивавшие неподвижного пленника, и повернулся к Бельтону.
– Думаю, он не поднимет шума. За работу. Берите мешки и идите за мной.
Убедившись, что поблизости нет ни души, он зашагал по коридору, устланному роскошным ковром, к двери каюты, в которой помещался главный стюард. Именно там находился сейф, содержавший великолепную золотую посуду, которая и привела Карна сюда. К его удивлению и досаде, дверь оказалась заперта. Строя планы, он упустил из виду это возможное обстоятельство. Скорее всего, ключ также лежал в кармане стюарда; повернувшись к Бельтону, Карн велел ему вернуться в императорскую каюту и принести ключи, которые он бросил на стол. Бельтон ушел, и Карн остался в коридоре один. Он ждал, прислушиваясь к разнообразным звукам в недрах огромного корабля. Над головой, на палубе, послышались тяжелые шаги, на несколько секунд наступила тишина, а затем донесся шум ливня. Невзирая на множество поводов для беспокойства, Карн не сдержал улыбки при мысли о своем странном положении. Он задумался: что скажут его аристократические друзья, если он попадется и вся история выйдет на свет? В прошлом Карн действовал под многими личинами, но до сих пор ему никогда еще не выпадала честь присваивать столь высокое имя. Его последнему предприятию суждено было стать и самым дерзким.
Шли минуты, а Бельтон не возвращался. Карн начал нервничать. Что такое случилось? Карн уже собирался отправиться на поиски, когда камердинер наконец появился с ключами в руках. Карн немедленно их схватил.
– Почему так долго? – прошептал он. – Я думал, с вами что-то стряслось.
– Я задержался, чтобы связать нашего приятеля, – ответил Бельтон. – Он почти высвободил одну руку. Если бы ему это удалось, он вытащил бы кляп и поднял тревогу. И тогда мы бы попались, как крысы в мышеловке.
– Вы уверены, что теперь он связан надежно? – с тревогой спросил Карн.
– О да. Я постарался.
– В таком случае займемся сейфом без дальнейших проволочек. Мы и так уже потратили слишком много времени, и с каждой минутой опасность возрастает.
Без промедления Карн вставил подходящий ключ в замок и повернул. Замок открылся, и сокровищница оказалась в их распоряжении. Каюта была небольшая, но не приходилось сомневаться, что здесь приняты все меры безопасности. Огромный сейф, в котором лежала драгоценная посуда и который Карн намеревался взломать, занимал целую стену. Он был новейшего образца; увидев его, Карн признался себе, что при всем его опыте взломщика потребовалось бы немало времени и усилий, чтобы открыть этот сейф.
Однако при наличии ключа дело заняло лишь несколько секунд. Карн повернул ключ, надавил на рукоятку, слегка нажал – и тяжелая дверь открылась. Сейф был полон доверху. Внутри аккуратными рядами лежала золотая и серебряная посуда – самая разная, в чехлах из замши и зеленого сукна. Ничего подобного прежде не попадало в руки к Карну; и теперь, завладев драгоценной добычей, он намеревался извлечь максимум пользы.
– Ну, Бельтон, – сказал он, – побыстрее вынимайте содержимое и кладите на пол. Мы сможем унести только часть, поэтому давайте позаботимся, чтобы эта часть была лучшей.
Вскоре вся каюта была заставлена подносами, кубками, мисками, вазами, золотыми и серебряными тарелками, блюдами, чашками, ножами, вилками и прочими произведениями ювелирного искусства. В своем выборе Карн руководствовался не красотой, не формой и не тонкостью работы. Его интересовал только вес. Серебро он отверг решительно, поскольку оно ничего не стоило. Меньше чем через десять минут он отобрал то, что хотел, и они под завязку набили прочные парусиновые мешки, которые принесли с собой.
– Больше не унесем, – сказал Карн верному камердинеру, когда они надежно завязали последний мешок. – Забирайте половину, и вернемся в императорскую спальню.
Вся каюта была заставлена подносами, кубками…
Заперев дверь каюты, они отправились туда, откуда начали. Несчастный стюард лежал на кушетке, точь-в-точь как его оставили. Положив мешки на пол, Карн подошел к пленнику и в первую очередь тщательно проверил веревки, которыми тот был связан.
Затем он повернулся к иллюминаторам на корме и, открыв один из них, выбрался на прогулочную палубу. Благоприятствуя его намерениям, лил сильный дождь, и стоял такой мрак, о каком только мог мечтать ловкий преступник. Вернувшись в каюту, Карн велел Бельтону перетащить добычу на палубу; там он прикрепил вертлюжные крюки к кольцам в устье каждого мешка.
– Берите мешки и как можно тише опускайте один за другим в воду, только смотрите, чтобы они не намотались на винт. Когда закончите, пропустите ваш пояс через кольца на другом конце веревок и крепко его застегните.
Бельтон выполнил приказ, и вскоре все шесть мешков лежали на морском дне.
– Теперь избавимся от париков и прочего. Скажите, когда будете готовы плыть.
Избавившись от лишних вещей и швырнув их за борт, Карн и Бельтон перебрались через поручни прогулочной палубы. Коснувшись воды, они разжали руки и поплыли в сторону яхты Карна. Темнота им действительно помогла. Полдюжины гребков – и лишь обладатель очень острого взора различил бы пловцов на фоне увенчанных пеной волн. Но если буря оказала Карну и Бельтону услугу, скрыв от посторонних глаз, в другом отношении она едва не сослужила дурную службу. Хотя оба были отличными пловцами и, к полному обоюдному удовлетворению, доказали это в самых разных морях земного шара, вскоре они обнаружили, что продвигаться вперед удается, лишь прикладывая все силы. Они совершенно измучились, пока добрались до яхты. Как заявил впоследствии Бельтон, он не смог бы сделать еще двадцать гребков, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Наконец они достигли кормы и уцепились за веревочную лестницу, которую загодя оставил там Карн. Он стремительно полез наверх и перескочил на палубу; верный камердинер последовал за ним. Они представляли собой весьма жалкое зрелище, когда стояли у гакаборта, насквозь мокрые, в луже воды.
– Слава богу, мы наконец добрались, – сказал Карн, едва отдышавшись. – Теперь снимайте пояс и повесьте его вместе с моим вот сюда, на кофель.
Бельтон выполнил приказ, после чего спустился за хозяином по трапу в салон. Оказавшись внизу, они побыстрее переоделись в макинтоши и вернулись на палубу. По-прежнему шел проливной дождь.
– Итак, последняя и самая важная часть сегодняшнего дела, – объявил Карн. – Давайте надеяться, что веревка соответствует упованиям, которые мы на нее возлагаем.
С этими словами он отвязал веревку от одного из поясов и принялся тянуть. Бельтон последовал примеру хозяина. Веревка и впрямь оправдала ожидания: меньше чем через четверть часа все шесть мешков, содержавших роскошную золотую посуду императора Вестфальского, лежали на палубе. Оставалось лишь перенести их вниз и сложить в тайник, который приготовил Карн, чтобы спрятать сокровища.
– Так, Бельтон, – сказал Карн, вернув панель на место и нажав на потайную пружину, чтобы запереть тайник. – Надеюсь, вы довольны тем, что мы сделали. Мы отлично поживились, и вы получите свою долю. А пока что поскорее уложите меня в постель, потому что я смертельно устал. Потом сами ступайте отдыхать. Завтра утром вам придется отправиться в город, чтобы договориться с правлением банка касательно моего счета.
Он отвязал веревку и принялся тянуть.
Бельтон выполнил распоряжение, и уже через полчаса Карн лежал в постели и крепко спал. Проснулся он лишь поздним утром и едва успел позавтракать, когда на борту появились граф Эмберли и лорд Орпингтон. Выдерживая роль, которую ему надлежало играть, Карн принял их, сидя в шезлонге на палубе. Его забинтованная правая нога покоилась на подушке. Увидев гостей, он попытался приподняться, но те упросили Карна сидеть.
– Надеюсь, вам сегодня лучше, – вежливо сказал граф Орпингтон, присаживаясь рядом.
– Намного лучше, спасибо, – ответил Карн. – Все не так серьезно, как я опасался. Надеюсь, сегодня я уже смогу ковылять по палубе. Какие новости?
– Хотите сказать, что вы ничего не слышали? – в изумлении спросил лорд Эмберли.
– Ровным счетом ничего, – отозвался Карн. – Утром я не сходил на берег и был так занят приготовлениями к завтрашнему отъезду, что не успел прочесть газеты. Вижу, что-то стряслось, раз у вас перехватывает дух.
– Я сейчас расскажу, – сказал лорд Орпингтон. – Как вы помните, вчера вечером его величество император Вестфальский ужинал на берегу вместе со своим адъютантом, графом фон Вальцбургом. Прошло не более получаса после высадки, когда оба внезапно вернулись. Человек, точь-в-точь похожий на императора и казавшийся весьма встревоженным, велел как можно скорее вернуться на яхту. Тьма стояла – хоть глаз выколи, шел сильный дождь, и, кто бы ни были эти люди, они в любом случае мастера перевоплощения. Они ни в ком не пробудили подозрений, когда добрались до яхты, поскольку офицеры, как вам известно, привыкли к быстрым отъездам и внезапным приездам его величества. Старший лейтенант встретил их на сходнях и даже не усомнился в том, что перед ним его императорское величество. Лицо, голос, манеры совпадали точь-в-точь. По поведению его величества он предположил, что произошла какая-то досадная неприятность; как будто желая укрепить это впечатление, император велел немедленно прислать к нему главного стюарда и поставить караульного, который до тех пор охранял каюту с драгоценностями, в конце главного салона, с наказом никого и ни под каким предлогом не пропускать, пока сам император по завершении разговора со стюардом не отдаст соответствующее распоряжение. Затем он спустился в каюту. Вскоре явился стюард; его впустили. Вероятно, он что-то заподозрил – и уже собирался поднять тревогу, когда вдруг беднягу схватили, швырнули на пол, заткнули рот и связали. Тут же стало понятно, какую цель преследовали преступники. Они потребовали убрать часового от двери сокровищницы и поставить туда, где он не только не смог бы помешать им сам, но и не позволил бы другим. Достав из кармана стюарда ключи от каюты и от сейфа, негодяи вошли в каюту, обыскали ее и забрали из сейфа самые тяжелые и ценные образчики драгоценной посуды.
– Господи помилуй! – воскликнул Карн. – Я никогда ни о чем подобном не слышал. Несомненно, это самое дерзкое ограбление за много лет! Какова наглость – сыграть роли императора и фон Вальцбурга, притом настолько хорошо, чтобы поверили даже офицеры на яхте его величества, а также поставить часового таким образом, чтобы он, сам того не зная, защитил воров во время исполнения их подлого замысла! Но как они умудрились утащить добычу? Золотая посуда, пусть даже и в самых невинных обстоятельствах, ноша не из легких.
И Карн недрогнувшей рукой закурил новую сигару.
– Должно быть, воры удрали на лодке, которая ждала в тени кормы, – предположил лорд Эмберли.
– Смог ли главный стюард предъявить полиции какие-нибудь улики?
– Никаких, – ответил Орпингтон. – Впрочем, он склоняется к убеждению, что преступники были французами. Один из них – который изображал императора – что-то пробормотал по-французски.
– Когда же обнаружили кражу?
– Как только на яхту вернулся настоящий император – вскоре после полуночи. Катер почему-то не ждал на берегу, так что Тремордену пришлось доставить императора на корабль. Можете представить себе, как все удивились его появлению – а потом сошли вниз и увидели, что в каюте страшный беспорядок, стюард лежит на диване связанный и с кляпом, а самая ценная золотая посуда пропала.
– Какое необыкновенное происшествие!
– А теперь, когда мы рассказали вам новости, от которых гудит весь город, позвольте откланяться, – произнес Орпингтон. – Вы твердо намерены покинуть нас завтра?
– К сожалению, да, – ответил Карн. – И я приглашаю как можно больше друзей и знакомых отобедать со мной в час – а в пять я подниму якорь и скажу Англии “прости”. Надеюсь, вы окажете мне честь.
– С огромным удовольствием, – сказал Орпингтон.
– И я тоже, – подхватил Эмберли.
– Тогда давайте временно простимся. Не исключено, что вечером мы еще увидимся.
Обед на следующий день был великолепным светским сборищем, в котором не нашел бы изъянов даже самый взыскательный знаток. Присутствовали все, кто только мог претендовать на принадлежность к высшему свету, а кое-кто даже специально приехал из Лондона, чтобы проститься с человеком, достигшим такой невероятной популярности за время своего краткого пребывания в Англии. Когда Карн встал, чтобы ответить на тост, предложенный премьер-министром, было заметно, что он растрогался – впрочем, как и большинство слушателей.
До самого вечера на палубе яхты толпились друзья, выражавшие надежду, что вскоре Карн снова окажется в их кругу. На добрые слова он неизменно отвечал с улыбкой:
– Я тоже надеюсь, что уезжаю ненадолго. Я получил огромное удовольствие от своего визита, и вы можете не сомневаться, что я до конца жизни о нем не забуду.
Через час подняли якорь, и яхта в атмосфере всеобщего волнения на всех парах устремилась к выходу из гавани. Как сообщил Карну в тот день премьер-министр, с точки зрения общественного интереса его отплытие делило лавры с похищением императорской золотой посуды.
Карн стоял на мостике рядом с капитаном, рассматривая небольшую флотилию яхт, пока она не скрылась из виду. Тогда он положил руку на плечо Бельтону, который как раз поднялся на мостик, и сказал:
– Вот и закончилась наша жизнь в Англии, друг мой. Было несказанно весело. И никто не сможет отрицать, что с деловой точки зрения мы необыкновенно преуспели. Вам, по крайней мере, точно не о чем жалеть.
– Совершенно не о чем, – ответил Бельтон. – Но, должен признаться, хотел бы я знать, что люди скажут, когда узнают правду.
Карн широко улыбнулся:
– Полагаю, что в свете всего случившегося они по праву назовут меня королем мошенников.
Эрнест Уильям Хорнунг
Избранные рассказы
А. Дж. Раффлс
Из сборника Взломщик-любитель (1899)
Художник Дж. Г. Ф. Бэкон
Мартовские иды
Когда я, отчаявшись, вернулся в Олбани, было уже полпервого ночи. Обстановка, в которой меня настигло несчастье, ничуть не изменилась. Фишки для баккары, пустые бокалы и полные пепельницы так и остались на столе. Кто-то лишь открыл окно, чтобы разбавить дым туманом. Раффлс, впрочем, уже переоделся из смокинга в один из своих бесчисленных блейзеров. Тем не менее он приподнял брови, как будто я вытащил его из постели.
– Вы что-то забыли? – спросил он, обнаружив на пороге меня.
– Нет, – ответил я, бесцеремонно оттолкнул его в сторону и прошел внутрь, сам поражаясь собственной грубости.
– Должно быть, хотите отыграться? Я боюсь, что в одиночку ничем не смогу вам помочь. Мне очень жаль, но все…
Мы стояли у камина и смотрели друг другу в глаза. Я не дал ему договорить.
– Раффлс, – сказал я, – вы, несомненно, удивлены, что я вернулся в столь неурочный час. Мы едва знакомы. До сегодняшнего дня я ни разу у вас не бывал. Но еще в школе я выполнял для вас всякие поручения, и вы сами сказали, что не забыли меня. Это, конечно, не оправдание, но все-таки, прошу вас, уделите мне две минуты.
Я переволновался, слова давались мне с трудом. Но на лице Раффлса не было и тени недовольства, и чем дальше, тем тверже я убеждался, что не ошибся в его расположении.
– Конечно, друг мой, – ответил Раффлс, – я уделю вам столько минут, сколько пожелаете. Вот, возьмите “Салливан” и садитесь.
Он протянул мне серебряный портсигар.
– Нет, – ответил я, когда ко мне наконец вернулся голос, – нет, я не буду курить и садиться тоже не буду. Да вы и сами не станете мне ничего предлагать, когда я объясню, зачем пришел.
– Неужели? – Он зажег сигарету и обратил на меня пронзительно-синие глаза. – Откуда вы знаете?
– Скорее всего, вы выставите меня за дверь, – с горечью воскликнул я, – и будете в своем праве! Но хватит ходить вокруг да около. Вы видели, как я только что проиграл больше двух сотен?
Он кивнул.
– И у меня не оказалось при себе денег.
– Да, я помню.
– И я достал чековую книжку и выписал каждому по чеку.
– И что?
– Эти чеки не стоят той бумаги, на которой написаны. Я и без того уже должен своему банку!
– Это, разумеется, временно?
– Нет. У меня ничего не осталось.
– Но мне говорили, что вы богаты. Разве вы не получили наследство?
– Получил. Три года назад. Оно и стало моим проклятием. Но теперь у меня ничего нет, ни пенни! Да, я был глупцом, каких еще не видывал свет… Ну что, неужели вам этого мало? Почему вы до сих пор меня не выгнали?
Вместо того чтобы спустить меня с лестницы, Раффлс с чрезвычайно серьезным лицом принялся расхаживать по комнате.
– Неужели и семья вам не поможет?
– Слава богу, у меня больше нет семьи! – вскричал я. – Я был единственным сыном. Я унаследовал все. Только и утешения, что родители уже умерли и никогда не узнают о моем позоре.
Я упал в кресло и закрыл лицо руками. Раффлс продолжал ходить взад-вперед. Его тихие, ровные шаги тонули в ковре, таком же роскошном, как и все вокруг.
– У вас всегда была литературная жилка, – сказал он после долгого молчания. – Вы ведь редактировали журнал в старших классах, так? Помню, вы здорово выручали меня со стихосложением. В наши дни всякого рода литература в моде, прокормиться гонорарами теперь может любой дурак.
Я покачал головой:
– Этому дураку сначала придется расплатиться с долгами.
– Ну что ж. У вас, без сомнения, есть какая-то квартира?
– Да, на Маунт-стрит.
– Что насчет мебели?
Я громко рассмеялся собственному горю:
– Вот уже несколько месяцев, как я распродал все, до последней досточки!
Тут Раффлс замер, подняв брови. Теперь, когда он знал ужасную правду, я уже не боялся смотреть в его суровые глаза. Наконец он пожал плечами и снова принялся расхаживать по комнате. Несколько минут мы оба молчали. В его красивом, застывшем лице я читал смертный приговор и с каждым вдохом вновь проклинал трусость и безрассудство, приведшие меня к нему на порог. В школе, когда Раффлс был капитаном крикетной команды, а я при нем на побегушках, он был ко мне добр; и вот я снова осмелился искать его покровительства. Ведь я был разорен, а он достаточно богат, чтобы целое лето играть в крикет, а все остальное время предаваться безделью. Я бездумно понадеялся на его расположение, его сочувствие и помощь! Да, несмотря на всю мою показную робость, в душе я рассчитывал на Раффлса, за что и поплатился. В его холодных синих глазах, в его поджатых губах не было ни капли доброты или симпатии. Я схватил шляпу, неловко вскочил. Я ушел бы без слов, но Раффлс преградил мне путь.
– Куда это вы собрались? – спросил он.
– Это мое дело, – ответил я. – Вас я больше не побеспокою.
– Тогда как я смогу вам помочь?
– Я не просил вашей помощи.
– Зачем же вы пришли?
– Действительно, зачем! – отозвался я. – Пропустите меня.
– Сначала скажите, куда идете и что вы задумали.
– А вы угадайте! – воскликнул я.
На долгие секунды мы замерли, глядя друг другу в глаза.
– А духу хватит? – спросил он таким циничным тоном, что кровь вскипела в моих жилах.
– Увидите, – ответил я. Отступив на шаг, я достал из кармана пальто револьвер. – Ну что, вы меня пропустите или мне сделать это прямо здесь?
Я приставил дуло к виску, палец лег на спусковой крючок. Разоренный, опозоренный, я уже приготовился покончить наконец со своей пропащей жизнью. До сих пор поражаюсь тому, что так тогда и не сделал этого. Подлая радость, что моему саморазрушению нашелся свидетель, лишь подхлестнула мой низменный эгоизм, и если бы лицо Раффлса исказилось от ужаса, это стало бы моим последним греховным утешением, и я умер бы дьявольски счастливым. Однако его взгляд меня остановил. В нем я прочитал не ужас и не страх, а удивление, смешанное с уважением, и такое любопытство, что я выругался и убрал револьвер.
– Что за черт! – воскликнул я. – Вы хотели, чтобы я выстрелил!
Я приставил дуло к виску, палец лег на спусковой крючок.
– Не совсем, – ответил Раффлс, запоздало содрогнувшись и побледнев. – Мне не очень-то верилось, что вы говорите всерьез. Честно говоря, я был зачарован зрелищем. Я и не догадывался, Банни, что вы на такое способны! Ну уж нет, теперь я вас никуда не отпущу. Кстати, во второй раз я не буду смирно стоять, так что повторять этот фокус не советую. Осталось лишь придумать, как нам выпутаться из этой передряги. Но ишь вы какой, кто бы мог подумать! А теперь давайте сюда револьвер.
Одну руку он положил мне на плечо, другая скользнула в карман моего пальто, и я без единого звука позволил себя обезоружить. И дело не в том, что при желании Раффлс умел быть совершенно неотразимым. Определенно, он был самым властным человеком из всех, кого я знал, но все же причиной моей покорности была не только собственная слабость. Призрачная надежда, приведшая меня в Олбани, будто по волшебству сменилась поразительным облегчением. Раффлс мне поможет! А. Дж. Раффлс – мой друг! Весь мир будто бы встал на мою сторону, и, вместо того чтобы противиться, я схватил Раффлса за руку с той же горячностью, с какой недавно сжимал револьвер.
– Благослови вас бог! – вскричал я. – Простите меня за все. Я скажу правду. Я надеялся, что вы меня выручите, хоть у меня и не было никакого права просить вас о помощи. И все же я надеялся, что вы дадите мне еще один шанс по старой памяти. Иначе я бы непременно покончил с собой. Если вы передумаете, я так и сделаю!
Я и правда боялся, что Раффлс передумает, несмотря на любезный тон и на то, что он вспомнил мое старое школьное прозвище. Но он тут же развеял все мои сомнения.
– Какой же вы все-таки мальчишка, что так торопитесь с выводами! Я, конечно, не без грехов, но привычки отказываться от своего слова среди них не значится. Сядьте, дружище, выкурите сигарету и успокойтесь. Я настаиваю. Что, виски? Сейчас вам только виски не хватало. Выпейте лучше кофе – когда вы пришли, он как раз сварился. Послушайте. Вы говорите “еще один шанс”. Что это значит? Шанс отыграться? Ну уж нет! Думаете, удача может вам улыбнуться? А если нет? Только хуже будет. Нет-нет, дружище, довольно с вас и нынешних долгов. Вы хотите, чтобы я вам помог, или нет? Что ж, тогда вы больше не играете, а я обещаю не предъявлять ваш чек. К сожалению, вы задолжали не только мне, к тому же мое нынешнее положение ничуть не лучше вашего!
Настал мой черед смотреть на него в изумлении.
– Что?! – вскричал я. – Не лучше моего? Не верю своим ушам!
– Я же вам поверил! – с улыбкой возразил он. – По-вашему, если у меня есть квартира в Олбани, если я состою в паре клубов и играю в крикет, значит, у меня есть и счет в банке? Милый Банни, я так же беден, как и вы! Мне не на что рассчитывать, кроме собственного ума, – совершенно не на что. Выиграть сегодня было для меня такой же необходимостью, как и для вас. Мы в одной лодке, Банни, так что давайте грести вместе.
– Вместе! – подскочил я. – Раффлс, если вы меня не выдадите, я готов на все! Только скажите, я все сделаю! Я пришел к вам в отчаянии, и это отчаяние никуда не делось. Я готов на что угодно, лишь бы избежать скандала.
Я будто снова вижу Раффлса, откинувшегося в роскошном кресле – его квартира была отлично обставлена. Расслабленная, но атлетическая фигура, бледное, угловатое, чисто выбритое лицо, черные кудри, суровый и безжалостный рот. И я вновь ощущаю на себе пронзительный взгляд этих необычных глаз – холодных и ярких, как звезды, проникающих в мои самые сокровенные мысли и чувства.
– Интересно, правду ли вы говорите! – сказал наконец он. – Сейчас вы, конечно, совершенно искренни, но сколько это продлится? Впрочем, пока вы не отступились от своих слов, надежда есть. Кажется, вы и в школе были довольно отважным малым и однажды очень меня выручили. Помните, Банни? Что ж, подождите минутку, возможно, я смогу вернуть вам этот долг. Дайте подумать.
Он встал, раскурил очередную сигарету и снова принялся вышагивать по комнате, на сей раз медленнее, будто бы задумчиво. Продолжалось это довольно долго. Дважды он останавливался у моего кресла, словно собираясь заговорить, но оба раза передумывал и опять начинал ходить в молчании. Потом он открыл окно, которое прежде успел закрыть, и несколько мгновений простоял, высунув голову в туман, наполнявший дворы Олбани. Часы на камине тем временем пробили час, затем полвторого. За все это время мы не обменялись ни единым словом.
Я терпеливо оставался в своем кресле. За эти полчаса мною овладело какое-то неуместное спокойствие. Переложив груз ответственности на плечи своего удивительного друга, я расслабился и принялся изучать комнату. Довольно большая, квадратная, с раздвижными дверями и мраморным камином, мрачная и старомодная, как и все в Олбани, она была прекрасно обставлена – в меру со вкусом, в меру небрежно. Что меня поразило, так это отсутствие всего, что можно увидеть в доме заядлого игрока в крикет. Вместо традиционной стойки с прошедшими огонь и воду битами стену подпирал резной дубовый шкаф, беспорядочно забитый книгами и побрякушками, а когда я поискал глазами фотокарточки, то вместо групповых снимков крикетных команд обнаружил репродукции “Любви и смерти” и “Благословенной девы” в пыльных рамах и еще пару картин в том же духе. Судя по квартире, ее жильца скорее можно было принять за поэта средней руки, чем за первоклассного спортсмена. Впрочем, Раффлс был многогранной личностью и не чурался эстетства; еще в школьные годы я вытирал пыль с некоторых из этих картин. Глядя на них, я задумался еще об одном удивительном свойстве Раффлса – как раз в связи с тем случаем, о котором он мне только что сам напомнил.
Не секрет, что репутация частной школы во многом зависит от ее крикетной команды, точнее даже – от капитана этой команды. Никто не спорил, что во времена А. Дж. Раффлса школа была на высоте и что свое влияние он использовал исключительно во благо. Однако ходили слухи, что он имел привычку гулять по ночам по городу, нацепив фальшивую бороду и костюм в яркую клетку. Слухи ходили, да им никто не верил. Только я знал правду. Ведь именно я ночь за ночью поднимал за ним веревку, когда все уже спали, и часами дежурил, чтобы по сигналу спустить ее обратно. Однажды, на самой вершине своей славы, он чуть не попался и едва не вылетел из школы.
Лишь его невероятное мужество – вкупе, впрочем, с толикой моего здравомыслия – предотвратило неизбежное; большего об этом постыдном событии и говорить не стоит. Не буду притворяться, будто я не помнил о нем, когда в отчаянии отдал себя на милость Раффлса. Я как раз гадал, насколько его благосклонность связана с тем, что он тоже не забыл этот эпизод, когда он снова замер перед моим креслом.
– Я все думаю про ту ночь, когда меня чуть не застукали, – начал он. – Почему вы вздрогнули?
– Я тоже только вспомнил об этом.
Он улыбнулся с таким видом, словно прочитал мои мысли.
– Что ж, Банни, в те времена вы был малый не промах – лишнего не говорили, по пустякам не нервничали, вопросов не задавали. Вы не изменились?
– Не знаю, – ответил я, озадаченный его словами. – Я натворил таких дел, что склонен верить себе не больше, чем мне верят остальные. И все же я ни разу в жизни не подвел друга. Иначе, может быть, все было бы сейчас не так уж плохо.
– Да-да, – закивал Раффлс, как будто в такт собственным мыслям, – именно таким я вас и помню. Готов поклясться, что за десять лет вы ничуть не изменились. Мы не меняемся, Банни. Мы лишь развиваемся. Думаю, ни я, ни вы ничуть не изменились с тех пор, как вы спускали мне веревку, по которой я возвращался в спальню. Вы ведь на все способны ради друга?
– На все! – с жаром воскликнул я.
– Даже на преступление? – улыбнулся Раффлс.
Я не ответил, думая, что он шутит. Но Раффлс смотрел на меня абсолютно серьезно, а я был не в том положении, чтобы отступать.
– Даже на преступление, – объявил я. – Выбирайте – я готов на любое.
Секунду Раффлс смотрел на меня в изумлении, другую – в нерешительности. Наконец он закрыл тему, покачав головой со своим характерным смешком, негромким и циничным.
– Банни, вы славный малый! Толика отчаяния – и что? Тут вам и самоубийство, и любое преступление на выбор! Чего вам не хватает, мой мальчик, так это дурного влияния. Но вам повезло – вы обратились за помощью к уважаемому, законопослушному гражданину, которому есть что терять. Сегодня ночью мы должны раздобыть эти деньги во что бы то ни стало.
– Прямо сегодня, Раффлс?
– Чем скорее, тем лучше. Едва наступит десять утра, как время начнет работать против нас. Стоит одному из ваших чеков дойти до вашего банка, и вы навеки опозорены. Нет, деньги нам нужны сегодня, чтобы наутро первым делом пополнить ваш счет. И пожалуй, я знаю, где их можно раздобыть.
– В два часа ночи?
– Да.
– Но как… но где… в такое время!
– У одного моего друга, на Бонд-стрит.
– Видимо, вы очень близкие друзья!
– Близкие – не то слово. Его двери всегда для меня открыты. У меня даже есть собственный ключ.
– Но вы его разбудите!
– Если он спит.
– И я должен пойти с вами?
– Непременно.
– Хорошо, но должен заметить, Раффлс, что все это мне не нравится.
– Предпочитаете ваш запасной план? – хмыкнул мой друг. – Ну простите, друг мой, я слишком жесток! – вскричал он тут же примирительным тоном. – Я все понимаю. Это страшная пытка. Но иначе вы ничего не получите. Вот что, выпейте чуток на дорожку. Вот виски, вот сифон – угощайтесь, пока я надеваю пальто.
Признаюсь, угостился я от души, тем более что план Раффлса, несмотря на свою неизбежность, казался мне отвратительным… Впрочем, не успел мой бокал опустеть, как страх меня покинул. Раффлс вернулся – теперь поверх блейзера на нем было неприметное пальто, а его кудрявую голову украшала мягкая фетровая шляпа. Я протянул ему графин, но он с улыбкой покачал головой.
– Когда вернемся, – сказал он. – Сначала закончим дело. Помните, какой сегодня день? Пятнадцатое марта. Мартовские иды, Банни, мартовские иды – вам никогда их не забыть! Никогда!
Рассмеявшись, он, как аккуратный домовладелец, подбросил угля в камин и выключил газ. Мы вышли вместе, когда часы пробили два.
Улица Пиккадилли походила на овраг, затянутый туманом, окаймленный расплывшимися контурами фонарей и смазанный тонким слоем липкой грязи. Других ночных путников мы не встретили, зато удостоились сурового взгляда дежурного констебля, который, впрочем, узнал моего спутника и приветственно приподнял шлем.
– Полиция меня хорошо знает, – рассмеялся Раффлс, когда мы отошли подальше. – Бедняги, нет им покоя даже в такую паскудную ночь! Если для нас с вами туман – морока, то для преступного элемента это просто подарок Господень. Тем более что сезон у них уже подходит к концу. Вот мы и пришли… Черт меня возьми, этот пройдоха и в самом деле спит!
Мы свернули на Бонд-стрит и, пройдя несколько метров направо, остановились на обочине. Раффлс вгляделся в совершенно темные окна напротив, едва различимые в тумане. Под ними находилась ювелирная лавка, из глазка которой пробивался яркий свет. Но весь второй этаж, куда вела отдельная дверь с улицы, был черен, как само небо.
– Не стоит сегодня, – сказал я. – Утром еще будет время!
– Не будет, – отрезал Раффлс. – У меня есть ключ. Устроим ему сюрприз. Идемте.
Схватив меня за руку, он потянул меня через дорогу, открыл дверь своим ключом, и мы оказались в темном коридоре. Снаружи, сквозь туман, до нас доносились мерные шаги – мы слышали их, еще когда переходили улицу. Когда они приблизились, Раффлс сжал мою руку.
– Вполне возможно, что это он, – прошептал Раффлс. – Другого такого полуночника не сыщешь! Банни, ни звука! Мы до смерти его перепугаем!
Мерные шаги прошествовали мимо. Раффлс вздохнул и перестал сжимать мою руку.
– Все равно не шумите, – продолжал он таким же шепотом, – мы сыграем с ним шутку, где бы он ни был! Разувайтесь и идите за мной.
Вы, конечно, можете удивляться моей покорности, но вам не понять, каким был А. Дж. Раффлс. Во многом его власть над людьми коренилась в умении принять на себя роль неоспоримого лидера. Да и невозможно было не следовать за тем, кто вел за собой с таким пылом. Конечно, вы могли усомниться в его авторитете – но лишь выполнив прежде все, что он захочет. Так что когда он сбросил туфли, я сделал то же самое. Мы уже поднимались наверх, когда мне пришло в голову, что это весьма странный способ предстать среди ночи перед незнакомцем, у которого ты хочешь попросить денег. Но, судя по всему, они с Раффзлом были удивительно дружны и то и дело друг друга разыгрывали.
Мы так медленно крались по ступенькам, что по пути я успел отметить про себя несколько странных деталей. На лестнице не было ковра. Моя правая рука нащупала только отсыревшую стену, левая явно собирала пыль с перил. С того самого момента, как мы вошли в этот дом, меня не оставляло странное чувство, которое лишь усиливалось с каждым шагом. Что за отшельника мы собирались потревожить в его келье?
Мы поднялись на площадку. Перила повели нас влево, потом снова влево. Еще четыре ступеньки, и мы оказались на площадке побольше. Вдруг тьму осветила спичка. Я даже не слышал, как она чиркнула. На мгновение вспышка меня ослепила. Когда я открыл глаза, Раффлс стоял со спичкой в руке посреди голых стен и открытых дверей, ведущих в пустые комнаты.
– Куда вы меня привели?! – вскричал я. – Здесь никто не живет!
– Тсс! Тихо! – прошептал он и направился в одну из комнат. На пороге его спичка погасла, и он беззвучно зажег другую. Отвернувшись, Раффлс завозился с чем-то, чего мне не было видно. Когда он отбросил вторую спичку, в комнате уже появился какой-то другой источник света и запахло маслом. Не успел я заглянуть ему через плечо, как он развернулся и направил мне в лицо свет маленького фонаря.
– Что это значит? – ахнул я. – Что за дрянную шутку вы задумали?
– Шутка уже почти сыграна, – негромко хмыкнул он.
– Надо мной?
– Боюсь, что так, Банни.
– Значит, здесь никого нет?
– Никого, кроме нас.
– Значит, ваш друг на Бонд-стрит, который покроет наши долги, – это выдумка?
– Не совсем. Дэнби и в самом деле мой друг.
– Дэнби?
– Ювелир с первого этажа.
Он развернулся и направил мне в лицо свет маленького фонаря.
– Что это значит? – прошептал я, дрожа как осиновый лист. Наконец-то я понял, к чему он клонит. – Мы возьмем деньги у ювелира?
– Не совсем.
– Что тогда?
– Мы возьмем из магазина то, что можно на них обменять.
Больше вопросов не требовалось. Теперь я знал, что мне предстоит сделать. Раффлс намекал мне и так и эдак, но намеков я не понял. Я стоял в пустой комнате и смотрел на него, а он светил на меня фонарем и смеялся.
– Взломщик! – ахнул я. – Вы – взломщик!
– Я же говорил, что живу своим умом.
– Почему вы не сказали, что затеяли?! Почему вы мне не верите?! Зачем было лгать? – возопил я, к своему ужасу, задетый за живое.
– Я хотел сказать, – возразил Раффлс. – И даже пытался, причем не один раз. Я намекал на преступление – припоминаете? Вряд ли вы помните, что ответили. Мне показалось, что вы не всерьез, вот я и решил устроить проверку. Вижу, так и есть. Впрочем, я вас не виню. Во всем виноват я один. Уходите, друг мой, и поскорее! Оставьте это мне. Я знаю, что бы ни случилось, вы меня не выдадите!
Какой ум! Какой дьявольский ум! Прибегни он к угрозам, уговорам, насмешкам – все могло бы сложиться иначе. Но он предложил оставить его в беде. Он не стал бы меня обвинять. Даже не попросил сохранить все в тайне – настолько он мне верил! Он виртуозно играл на моих слабостях!
– Не спешите, – ответил я. – Вы ведь и раньше собирались обокрасть этого ювелира или я навел вас на эту мысль?
– Ни то ни другое, – ответил Раффлс. – Ключ я и правда раздобыл несколько дней назад, но сегодня, после выигрыша, захотел его выкинуть; так или иначе, одному здесь не управиться.
– Значит, решено. Я с вами.
– Серьезно?
– Да. Но только в этот раз.
– Старина Банни, – пробормотал он, поднеся на мгновение фонарь к моему лицу; секунду спустя он уже разъяснял свой план, как будто я всю жизнь только и делал, что был его сообщником.
Читать бесплатно другие книги:
