Хасидские истории. Поздние учителя Бубер Мартин
Рабби Ицхак-Айзик говорил о своем намерении отправиться в Святую землю и поселиться там. И его сыновья, и его друзья всячески пытались отговорить его от таких намерений, но тщетно. А потом случилось нечто весьма странное. На вечернюю молитву в канун второго дня Песаха цадик пришел в синагогу в талесе, который он обычно носил по будним дням. После Молитвы Галель рабби, вместо того чтобы приступить к праздничным псалмам, какое-то время стоял молча, и хасиды смотрели на него с изумлением, потому что ничего подобного прежде с ним не бывало. Наконец он начал читать псалмы, и голос его звучал столь же величественно и вдохновенно, как и всегда.
Уже сев за трапезу, рабби сказал: «Сегодня во время вечерней молитвы мне показалось, что я вдруг совсем лишился здравого рассудка; более того, я пришел в дом молитвы в моем будничном талесе. Сначала я не понял, что же Бог сделал со мною, но в конце концов я осознал происшедшее. Мое намерение отправиться в Святую землю привело к тому, что я утратил связь со святостью второго дня Песаха – ведь второй день считается праздничным лишь в странах за пределами Святой земли, вот я и решил, что сегодня – холь ѓа-моэд. Осознав происшедшее, я все тщательно обдумал и решил, что не могу отказаться от святости второго дня, и потому лучше будет, если я откажусь от намерения поселиться в Святой земле. И лишь после такого решения я вновь обрел здравость рассудка».
Но хотя рабби Ицхак-Айзик и отказался от своего намерения уехать в Святую землю, он неизменно пребывал там в своих мыслях и в своем сердце. Он построил синагогу в святом городе Цфате, и она была названа его именем, а он стал говорить, что благодаря этому его молитвы доходят до небес. И еще он говорил, что каждый день после утренней молитвы он наведывается в Святую землю. А когда он затруднялся истолковать какой-либо отрывок из «Книги Зоѓар», то имел обыкновении прильнуть лбом к ящичку, куда собирались пожертвования в пользу Святой земли во имя рабби Меира Чудотворца (этот ящичек всегда стоял на его столе), повторяя слова наших мудрецов: «Самый воздух Святой земли делает человека умнее»[141], и тотчас же врата премудрости открывались ему.
Некий хасид хотел совершить поездку в Святую землю и обратился к рабби Ицхаку-Айзику, чтобы получить от него совет. Цадик сказал: «Подожди немного. Скоро мы отправимся в Землю Израиля вместе». Хасид решил было, что рабби Ицхак тоже собрался в путь, и стал ждать от него весточки. Но взамен он получил известия о смерти цадика. Услыхав о его кончине, он сказал: «Мне тоже следует приготовиться в долгий путь». Он пошел в микву, попросил, чтобы известили хевру кадиша, и покаялся в грехах. Потом он написал завещание, лег в постель и через несколько дней умер.
На протяжении последнего года своей жизни рабби Ицхак-Айзик из Жидачева взял привычку указывать рукой на окно, выходящее на улицу, со словами: «Посмотрите, нет, вы только посмотрите на этот грубый мир!»
В день своей кончины – а умер он к вечеру – рабби, как обычно, надел талес и возложил филактерии. Но, начав читать утреннюю молитву, он остановился и велел снять с себя талес и филактерии со словами: «Сегодня я свободен и от талеса, и от филактерий, и от заповедей, а скоро я освобожусь и от этого мира».
Рабби Яаков-Ицхак из Пшисхи, по прозвищу Йеѓуди, и его потомки
К отцу Яакова-Ицхака время от времени приезжал в гости его брат, живший в маленьком захолустном городишке, где он за мизерную плату прислуживал в доме молитвы, – а в действительности он был одним из тех тридцати шести скрытых праведников, на которых, согласно традиции, держится весь мир. Когда он приезжал навестить брата, они уходили на загородную прогулку и беседовали о таинствах Торы. Однажды они взяли с собой мальчика, и он шел вслед за беседующими взрослыми. Когда они подошли к лугу, на котором паслось стадо овец, то увидели, что животные сцепились, не поделив лучшие места выгона. Бараны наскакивали один на другого и бодались, а поблизости не было ни пастуха, ни пастушеской собаки. Но тут мальчик выбежал на середину пастбища и утихомирил расходившихся животных. Буквально в мгновение ока каждая овца и каждый ягненок получили свой участок; но теперь они, казалось, забыли про кормежку, сгрудившись вокруг мальчика, который почесывал им спины и беседовал с ними. «Знаешь, брат, – сказал прислужник в доме молитвы, – настанет день, и этот мальчик станет пастырем стада».
Однажды Йеѓуди попросили проэкзаменовать тринадцатилетнего Ханоха, будущего рабби из Александрова, на знание Талмуда. Мальчику потребовалось около часа, чтобы растолковать предложенный ему отрывок. Когда он справился с задачей, цадик потрепал его по щеке и сказал: «В свои тринадцать лет я без особого труда разбирал отрывки и посложнее этого, а когда мне исполнилось восемнадцать, у меня уже была репутация подлинного знатока Торы. Но в один прекрасный день меня осенило, что человек не в состоянии совершенствоваться в одиночку. И я понял сказанное о нашем праотце Авраѓаме: он постигал солнце, луну и звезды и не нашел Бога, однако во время постижения ему открылось Божественное присутствие. В течение трех месяцев я размышлял над этим постижением. Затем я принялся размышлять над своими размышлениями, до тех пор пока не постиг истину непостижения».
В свои молодые годы рабби Яаков-Ицхак жил в доме своего тестя, соседом которого был кузнец. Кузнец вставал рано утром и принимался стучать молотом по наковальне, да так, что звуки громом отдавались в ушах спящего молодого человека. Яаков-Ицхак также просыпался, с думой: «Если этот человек в состоянии прервать свой утренний сон ради мирских трудов и мирской выгоды, то неужели я не смогу сделать то же самое ради службы предвечному Богу?»
На следующее утро он поднялся раньше кузнеца, который, войдя в свою кузницу, услышал, как молодой человек читает вполголоса священную книгу. Это кузнеца разгневало: «Он уже встал и занят своим делом, хотя и вовсе не обязан вставать так рано. Уж точно я не позволю этому парню обойти меня!» На следующее утро он поднялся раньше, еще до Йеѓуди. Но молодой рабби принял вызов и в конце концов одержал верх. Впоследствии он не раз говаривал: «Всеми своими достижениями я обязан прежде всего кузнецу».
Познакомившись с юным Ицхаком и его взглядами, рав Липник, противник хасидизма, спросил его: «Что бы ты хотел получить от рабби из Люблина? Чему ты можешь от него научиться? И чему ты уже научился?» На это Йеѓуди ответил: «Во всяком случае, уж одной-то вещи я точно научился у моего учителя, святого рабби из Люблина: как только я ложусь в постель, я тотчас же засыпаю».
Йеѓуди рассказал такую историю: «Хасид после смерти предстал перед Небесным судом. У него были влиятельные защитники, и казалось, что приговор будет в его пользу, но тут появился небесный посланник, обвинивший хасида в некоем прегрешении. “Что понудило тебя так поступить?” – спросили хасида, и он не нашел ничего лучше, как ответить: “Моя жена приневолила меня к этому”. Небесный посланник поднял его на смех: “Вот уж и в самом деле оправдание! Не смог противиться голосу женщины!” Был вынесен приговор: хасида наказали за его прегрешение, а небесного посланника отправили на землю, где ему предстояло жить в человеческом теле, став мужем вздорной женщины». Дослушав этот рассказ до конца, хасиды решили, что рабби поведал им историю своей жизни.
Жена Йеѓуди частенько набрасывалась на него со сварливыми нападками, а он выслушивал ее с полным спокойствием, не прерывая и не говоря ни слова. Однако однажды, когда ее придирки стали совсем невыносимыми, он решил ей ответить. Некоторое время спустя его ученик, рабби Буним, спросил его: «И чем же отличался этот день от всех других дней?» Йеѓуди ответил: «Я почувствовал, что она буквально вне себя от злости, поскольку ее брань никак меня не задевает. И потому я сказал ей в ответ какой-то вздор, чтобы она решила, будто ее слова меня забрали за живое, и чтобы она таким образом смогла самоутвердиться».
Немало людей вовсю старались очернить Йеѓуди в глазах его учителя, рабби из Люблина, и в их числе жена рабби. Они утверждали, будто Йеѓуди посягает на место рабби. Когда жена рабби в одночасье умерла, тот послал за Йеѓуди и сказал ему: «Это ты виноват!»
– Боже упаси!
– Хорошо, скажи, что ты делал, когда слышал, что она поносит тебя?
– Я читал псалмы.
– Хочешь сказать, что ты так вот и реагировал?
– А что еще я мог делать?
– Разозлиться, – сказал рабби из Люблина.
– Рабби, – сказал Йеѓуди, – посмотрите мне в глаза, загляните мне в сердце и сами посудите, могу ли я разозлиться.
Провидец посмотрел в глаза своему ученику. «Это верно, – сказал он, – Йеѓуди не умеет злиться».
Однажды, когда Йеѓуди был в гостях у Магида из Козниц во второй день Шавуот, тот сказал: «Меня беспокоит, что на второй день праздника, отмечаемый лишь за пределами Святой земли, у меня возникает большее чувство святости, чем в первый и единственный, празднуемый в Земле Израиля. Не мог бы ты, святой Еврей, растолковать мне, почему этот второй день, празднуемый в изгнании, кажется ближе моему сердцу, чем единственный праздничный день, отмечаемый на нашей родине?»
Йеѓуди ответил: «После того как человек, поссорившийся с женой, решает с нею помириться, их любовь становится сильнее, чем прежде».
«Ты вернул меня к жизни», – сказал магид и поцеловал его в лоб.
Рассказывают.
Йеѓуди имел обыкновение, надев крестьянский кафтан и картуз и в сопровождении таким же образом одетого слуги, отправляться на рыночную площадь в поисках пророка Илии, тоже бродящего по свету в крестьянской одежде.
В один из таких дней он увидел на рынке крестьянина, ведущего под уздцы кобылу. Йеѓуди дернул своего слугу за рукав и крикнул: «Вот он!» Незнакомец со злобой посмотрел на рабби. «Ты, еврей! – крикнул он. – Если знаешь, то зачем болтаешь языком!» И он исчез в мгновение ока.
Говорят, что именно с тех пор рабби из Пшисхи стали звать не иначе, как Йеѓуди, то есть Еврей.
Однажды Йеѓуди прогуливался взад-вперед по улице. На протяжении нескольких часов он вроде бы беседовал с прохожими о незамысловатых мирских делах, а на деле свершал чудесное вознесение горних миров. И тут ецер-ра, дурное начало, шепнуло ему на ухо: «Полюбуйся, сколь величественна и славна сила твоей души!» Но рабби на это сказал: «И чем же я должен, по-твоему, гордиться? Не сомневаюсь, что любой в состоянии сделать то же самое; просто я не замечаю их способности точно так же, как они не замечают мои».
Однажды Йеѓуди прогуливался за городом и увидел, как перевернулся воз с сеном. «Подмоги мне его поднять», – сказал возница. Рабби попытался, но не сумел даже сдвинуть его с места. «Не могу», – вздохнул он. Крестьянин глянул на него исподлобья. «Да можешь ты, – сказал он, – только не хочешь».
Вечером того же дня Йеѓуди беседовал со своими учениками: «Вот что мне сказали сегодня: мы можем поднять Имя Бога, возвеличить его, да только не хотим этого делать».
Некий человек принял на себя обет молчания и на протяжении трех лет не сказал ни единого слова – только молился и читал Тору. Наконец Йеѓуди позвал его к себе. «Как же это так получается, – сказал он, – что я не вижу ни единого твоего слова в мире истины?»
«Рабби, – ответил тот в свое оправдание, – на что мне суетность речи? Не лучше ли просто учиться и молиться?»
«Если ты так считаешь, – сказал Йеѓуди, – значит, ни единого твоего слова не будет в мире истины. Тот, кто лишь учится и молится, тот умерщвляет слово своей души. Что значит – “суетность речи”? Любое слово, сказанное тобою, может быть и суетным, и истинным. А сейчас я велю, чтобы к вечеру тебе принесли трубку и табак. Придешь ко мне после вечерней молитвы, и я буду учить тебя, как надо вести беседу».
Они просидели вместе всю ночь напролет. К утру ученичество молодого хасида было завершено.
Йеѓуди и Перец, его ученик, шли по лугу. Мычали пасущиеся коровы, и в ручье, огибавшем луг, плескались гогочущие гуси, хлопая крыльями по воде. «Вот если бы можно было понимать, что все они говорят!» – воскликнул Перец.
«Когда ты научишься понимать всю суть того, что ты сам говоришь, – ответил рабби, – тогда ты сможешь понимать язык всех существ».
Однажды Йеѓуди велел своему ученику рабби Буниму отправиться в путь. Буним не стал задавать никаких вопросов, вышел из города с группой хасидов, и они отправились по главной дороге. К полудню они оказались в местечке и зашли в корчму. Корчмарь был счастлив видеть таких благочестивых гостей и пригласил их отобедать с ним. Рабби Буним сидел за столом на почетном месте, а остальные хасиды то входили, то выходили из комнаты, задавая массу вопросов относительно мяса, которое им должны были подать к обеду: не было ли у животного каких-нибудь изъянов, что за человек местный резник, насколько тщательно мясо было просолено. И тут человек, который сидел за печью, одетый в рубище и не выпускавший из рук посоха, сказал: «О, эти хасиды! Вы так беспокоитесь о чистоте того, что попадает вам в рот! Если бы вы хотя бы вполовину заботились о чистоте исходящего из ваших уст!»
Рабби Буним собрался было ему ответить, но странник в мгновение ока исчез – как и свойственно пророку Илие. И тогда рабби понял, с какой целью учитель отправил их в путь-дорогу.
Йеѓуди изучал Талмуд со своими учениками. Некий отрывок привел его в затруднение; он умолк и сосредоточился, пытаясь найти подходящее толкование. Среди его учеников был мальчик, чей отец умер вскоре после его рождения. Зная, что учитель может просидеть долгое время в поисках подходящего толкования, он решил сбегать домой, потому что почувствовал сильный голод. Когда, поев, он отправился в дом учения, мать попросила его натаскать сена с сеновала, но он не стал возвращаться домой, потому что боялся опоздать на занятия. Однако, сделав несколько шагов, он передумал, сказав себе: «Но ведь цель учения – это деяния». Он бегом вернулся домой, помог матери, после чего вернулся в дом учения.
В ту минуту, как он переступил порог, Йеѓуди оторвался от своих раздумий, выпрямился во весь рост и с довольным видом сказал ему: «Несомненно, ты сейчас почтил свою мать. Нам известно, что Аббайе был единственным из наших мудрецов, который не знал ни отца, ни матери, и что поэтому его душа иногда вселяется в тела тех, кто выполняет заповедь чтить своих родителей – поскольку сам он был лишен возможности выполнять эту заповедь. Так вот, Аббайе только что явился мне и помог растолковать этот сложный отрывок».
Вот что говорил Йеѓуди по поводу стиха из псалма: «Доколе мне слагать советы в душе моей, [как избавиться от] скорби в сердце моем, целый день?»[142].
«До тех пор, пока я слагаю советы в душе моей, сердце мое скорбит целый день. И лишь когда я пойму, что никакие советы не смогут мне помочь, и не буду более слагать советы, и не буду более ждать помощи иначе как от Бога – лишь тогда придет мне помощь». И он добавлял: «В этом заключается мистический смысл миквы».
Однажды рабби Буним пришел в комнату своего учителя Йеѓуди. Тот отложил книгу и взглянул на него с видом человека, которого отрывают от дела, но при этом он и сам не прочь оторваться, и спросил едва ли не игриво: «Скажи мне стих из Торы, и я тотчас же истолкую его». Буним сказал первое, что пришло в голову: «И говорил Моше всему собранию Израиля слова песни этой до конца»[143].
«До конца», – повторил Йеѓуди последние слова и вернулся к своей книге. Разговор был окончен.
Рабби Буним вышел из комнаты, исполненный великой радости. Пятнадцатилетний Ханох, бывший в комнате вместе с ним, спросил его, почему он столь радостен – ведь он не получил от рабби обещанного толкования. «Подумай немного!» – сказал ему Буним. И тогда Ханох тоже понял смысл сказанного: снова и снова Моше говорил сынам Израиля слова этой песни, пока те не поняли ее до конца, обретя тем самым совершенство.
Вот что говорил Йеѓуди относительно стиха Писания, где сказано: «А сам стоял над ними под деревом, и они ели»[144].
«Почему так сказано в Писании? Ведь не принято же, чтобы хозяин дома, не садясь за стол со своими гостями, стоял над ними, пока гости едят. Вот каков смысл этих слов Писания: у ангелов есть свои достоинства и недостатки, и у человека есть его достоинства и недостатки. Достоинством ангелов является то, что они не могут становиться хуже, а их недостатком – что они не способны к совершенствованию. В числе недостатков человека – его способность становиться хуже, а в числе его достоинств – способность делаться лучше. Человек поистине гостеприимный способен перенять достоинства своих гостей. Итак, Авраѓам обрел достоинство ангелов, то есть неспособность становиться хуже. И поэтому он над ними и выше их».
После субботней трапезы, на которой присутствовало много отцов семейств, Йеѓуди сказал: «Послушайте, вы все! Если спросить любого из вас, почему он так усердно трудится, ответ будет: “Чтобы дать возможность моему сыну учиться и служить Господу”. А потом сын вырастает и, забыв отцовский тяжкий труд, в свою очередь начинает трудиться не покладая рук, а когда его спросишь, он тоже ответит: “Я хочу, чтобы мой сын стал ученым человеком и у него была хорошая работа”. И так дела обстоят у вас у всех из поколения в поколение. Но когда же мы наконец увидим этого идеального сына, ради которого все трудятся, не жалея сил?»
Йеѓуди частенько говаривал:
«Самое главное – это не смешивать добро со злом. Достаточно и самой крошечной крупицы добра, если только в ней нет ни малейшей доли примеси».
Однажды у Йеѓуди спросили: «В Талмуде сказано: аист называется на иврите хасида, потому что это преданная и любящая птица, заботящаяся о своем потомстве. Тогда почему же Писание считает ее нечистой птицей?»
Тот ответил: «Потому что аист заботится только о своих».
Йеѓуди говорил: «Все на свете поддается проверке, и можно определить, тем или иным образом, свойства и качества всего сущего. А как же можно проверить сынов Израиля? Исходя из того, насколько они любят Израиль. Если человек ощущает, как его любовь к Израилю растет с каждым днем, то он может не сомневаться, что восходит на все более и более высокую ступень служения Богу».
Йеѓуди часто говорил: «Я был бы готов отдать свою долю и в этом, и в грядущем мирах ради самой малой доли Иерусалима».
Йеѓуди однажды сказал: «Творить чудеса – не такое уж великое дело. Всякий, достигнув определенной духовной ступени, может сдвинуть и землю, и небо. Но вот быть евреем – это и в самом деле трудно».
Однажды пришлось Йеѓуди и его ученику рабби Буниму ночевать в одной комнате. Вопреки своему обыкновению Йеѓуди никак не мог заснуть, а все ворочался и вздыхал.
Рабби Буним спросил его, отчего он вздыхает.
Йеѓуди ответил: «Я все думаю о том, что после Моше у нас были судьи, после судей пророки, потом мужи Великого Собора, потом таннаи и амораи, и так далее, вплоть до моралистов, а когда и они оскудели и стали множиться лжеморалисты, то появились цадики. Вздыхаю же я потому, что вижу и их оскудение. Что же тогда будет с народом Израиля?»
Когда юный Перец лежал при смерти, Йеѓуди, сидя у постели своего ученика, сказал ему: «Перец, твое время еще не пришло».
Тот ответил: «Я знаю, рабби… Но можно я скажу одну вещь?»
«Говори», – согласился Йеѓуди.
«Я вижу, – сказал Перец, – что рабби скоро покинет этот мир, и я не хотел бы оставаться здесь без него».
Йеѓуди умер несколько недель спустя.
Когда-то Йеѓуди сказал, что каждый Новый год он по-новому осознает свое служение Богу, и после такого озарения все, что он делал в прошедшем году, кажется ему малозначимым по сравнению с предстоящим, и он, таким образом, начинает новый этап на своем бесконечном пути. Но однажды в конце года, когда он читал «Книгу ангела Разиэля», ему открылось, что он умрет вскоре после Нового года. Йеѓуди отправился к своему учителю, Провидцу из Люблина, и все рассказал ему. «Приезжай на Новый год к нам, – сказал ему Провидец, – и тебя минует эта участь». Но Йеѓуди, попрощавшись с ним, вернулся в свой дом.
В день смерти Йеѓуди рабби Калман прогуливался с рабби Шмуэлем за городом, и рабби Калман сказал: «Сегодня должно быть завершено некое единение, и причем нигде, кроме как в Земле Израиля. Всякий, кто завершит его в любом другом месте, должен будет умереть в этот самый день. Такова была и участь Моше, нашего учителя, да будет мир с ним».
Рабби Йерахмиэль, старший сын Йеѓуди, который, прежде чем стать рабби, был часовых дел мастером, рассказал однажды такую историю собравшимся в доме учения:
«Когда я только постигал мастерство часовщика, я жил в доме моего тестя. Он тоже разбирался в часах. Однажды мне надо было поехать к великому цадику, а у меня не было денег на дорогу. Тогда я сказал моему тестю, что если он даст мне десять золотых, то я починю его часы, которые давно уже не ходили и которые он сам не мог исправить. Он согласился. Тогда я разобрал часы, чтобы посмотреть, что с ними, и увидел, что механизм в порядке, если не считать волосковой пружинки, которая немного деформировалась. Я подправил ее, и часы пошли, показывая точное время, совсем как новые».
Когда рабби Йерахмиэль кончил свой рассказ, все присутствовавшие заплакали.
Хасид рабби Пинхаса из Коньске, внука рабби Йерахмиэля, однажды вошел в комнату своего учителя и увидел, что тот лежит в постели и играет, забавляется со своими часами. Он был сильно удивлен, потому что время уже близилось к полудню, а рабби еще не молился. Тут рабби Йерахмиэль сказал хасиду: «Удивлен, чем я занимаюсь? А знаешь, чем я в действительности занят? Я готовлюсь к тому, чтобы покинуть этот мир».
Однажды в пятницу, возвращаясь после миквы, рабби Йеѓошуа-Ашер, второй сын Йеѓуди, попросил своих сыновей не приходить к нему домой на субботнюю трапезу, как у них было заведено, но лечь пораньше спать, чтобы они могли побыть с ним подольше в ночь после исхода субботы. Сыновья, однако, не послушались и пришли к нему на субботнюю трапезу, как обычно. Встав из-за стола, он сказал им: «Завтра днем не приходите ко мне, как у нас заведено, а после обеда постарайтесь поспать». И снова они не послушали отца и пришли к нему обедать, как обычно. Во время последней субботней трапезы рабби попросил старшего сына порезать хлеб, а когда он сделал это с явной неохотой, рабби сказал: «Тебе следует научиться резать хлеб для народа Израиля и даровать ему благо в избытке».
После трапезы они прочли вечернюю молитву и совершили церемонию ѓавдалы; рабби приступил к трапезе проводов субботы с близкими ему людьми и снова попросил старшего сына порезать хлеб. После еды он сказал своим сыновьям: «Я очень прошу вас не уходить и побыть со мною». Некоторое время спустя он попросил, чтобы ему принесли чистое исподнее. Его жена удивилась такому пожеланию в столь неурочный час, но дала слуге одежду, и рабби переоделся. Затем он велел слуге зажечь свечи в доме учения и во всех комнатах. Жена рабби было возразила, но, поняв, что рабби действительно хочет этого, достала новые свечи. Вскоре после этого рабби велел открыть все двери и послал за своими сыновьями и близкими друзьями, которые ждали его приглашения в доме учения и у входной двери.
Рабби лег в постель и попросил дать ему трубку. Он сделал несколько неспешных затяжек и положил ее на стул подле кровати. Затем он укрылся с головой, вздохнул едва слышно и отошел.
Некий человек, сделавший недоброе дело и страдавший от последствий своего проступка, обратился к магиду из Турийска за советом. Но тот напрочь отказался помочь. «Следует спрашивать совета до того, как ты что-то делаешь, а не после», – сказал он.
Тогда этот человек обратился к рабби Яакову-Цви из Паричи, сыну рабби Йеѓошуа-Ашера. «Тебе следует помочь, – сказал рабби Яаков-Цви. – Мы должны не искать праведных, а молиться о защите грешников. Авраѓам искал праведников и не преуспел в этом. Но Моше взмолился: “Прости же вину народа этого по великой милости Твоей…”, и сказал Бог: “Простил Я по слову твоему”[145]».
Торговец пришел однажды к рабби Меиру-Шалому, сыну рабби Йеѓошуа-Ашера, и пожаловался на другого торговца, который открыл свою лавку дверь в дверь с его лавкой. «Похоже, что ты думаешь, – сказал цадик, – будто бы средства к существованию тебе обеспечивает твоя лавка, тогда как в действительности твое существование в руках Божьих. Но, возможно, ты не знаешь, где искать Бога. Между тем сказано: “Люби ближнего своего как самого себя: Я – Бог”[146]. Это значит: “Тебе следует желать для своего ближнего того, что ему необходимо, как ты желаешь этого для самого себя, – и таким образом ты найдешь Бога”».
Эту историю рассказал рабби Нехемья, третий сын Йеѓуди: «Возвращаясь из Садагоры, где он был в гостях у рабби из Ружина, мой дед задремал в повозке, на козлах которой сидел один из его хасидов. В дороге им встретился человек с большим мешком за плечами. Когда они поравнялись, человек с мешком окликнул деда – и от этого оклика он проснулся: «Нехемья, это ты?» Дед выглянул из повозки. «Маленький Нехемья, – повторил человек, – ты едешь в Польшу? Тогда передавай мои приветы святому рабби из Радошиц, передавай приветы святому рабби из Могельницы и твоему святому брату, рабби Йерахмиэлю!» И человек с мешком продолжил свой путь. Но ведь все те люди, которым он велел передавать приветы, уже умерли. Вскоре после возвращения домой умер и мой дед».
Пшсиха и ее дочерние школы
Глава седьмая
Симха-Буним из Пшисхи
В молодости, когда рабби Буним был торговцем древесиной, он любил играть в шахматы с довольно сомнительными личностями. Каждый ход он делал с душевной страстью, как будто выполнял некий священный ритуал, и время от времени сопровождал свои действия шутливыми стихами, которые он наполовину читал, наполовину пел. Например: «Ходи осторожно – так и без коня остаться можно». Речь в стихах всегда шла о том, что происходит на шахматной доске, но интонация, с которой Буним их декламировал, заставляла всех присутствующих слушать их с особым вниманием. И с каждым разом они все больше и больше осознавали, что стихи связаны с их жизнью. Не желая признаваться в этом даже самим себе, они пытались сопротивляться, но в конце концов вынуждены были подчиниться. И в сердцах своих они ощущали зарождающиеся перемены.
Однажды рабби Буним играл в шахматы с человеком, которого он очень сильно желал наставить на путь истинный. Рабби сделал неудачный ход, и ответный ход противника мог поставить его в безвыходное положение. Рабби Буним взмолился, чтобы противник позволил ему взять ход назад, и тот согласился. Но когда рабби сделал еще один неверный ход, противник отказался дать ему такую возможность. «Один раз я пошел тебе навстречу, – сказал он, – и этого достаточно».
«Горе человеку, – воскликнул цадик, – который настолько погряз в грехах, что даже молитва не имеет на него действия!» Его противник застыл и онемел, потрясенный до глубины души.
Рабби Буним возил свой товар по Висле на продажу в Данциг, а по пути заезжал к святому Йеѓуди.
Однажды он приехал к Йеѓуди прямо из Данцига. «Что нового ты там слышал?» – спросил его святой Йеѓуди. Буним принялся рассказывать ему о самых различных вещах. Йерахмиэль, сын Йеѓуди, не мог скрыть своего раздражения тем, что внимание отца отвлекают какими-то суетными разговорами. Однако, когда гость ушел, Йеѓуди сказал сыну: «Знаешь ли ты, что все рассказанное им поднимается из бездны к подножью трона славы?»
Однажды по пути в Лейпциг рабби Буним вместе с несколькими торговцами-попутчиками остановился в одном еврейском доме, чтобы прочесть послеполуденную молитву. Но, едва войдя в этот дом, он впал в замешательство, потому что там царил стойкий неприятный запах. Рабби подал знак своим попутчикам, и они вышли из дома. Однако, сделав несколько шагов, рабби остановился: «Мы должны вернуться! – воскликнул он. – Стены дома взывают к справедливости, потому что я опозорил их своим презрительным отношением».
Когда рабби Буним бывал в Данциге, он по субботам общался с «немцами» – так называли евреев, которые отошли от Закона и соблюдения еврейского образа жизни, – и вел с ними разговоры о Торе. Но «немцы» только посмеивались над ним, считая его поведение чудаковатым. Его сын, рабби Авраѓам-Моше, едва сдерживал свою досаду, упрашивая отца не обсуждать вопросы веры с неверующими, которые только насмехаются над ним.
«А что я могу поделать? – возражал рабби Буним. – Они раззадоривают меня, и я не в силах сдерживаться. Ну хорошо, в следующую субботу как увидишь, что я снова вступаю в эти разговоры, толкни меня ногой под столом, чтобы я сидел тихо». Так его сын и поступил в следующую субботу, когда они, как обычно, сели за стол.
Но рабби Буним сказал укоряющее: «Вовсе нет! Этих людей нельзя назвать неверующими! Мне довелось слышать, как один из них, страдая от головной боли, воскликнул: “Шма, Исраэль!” Вот фараон – тот был поистине неверующим, потому что, страдая от ниспосланных Богом казней египетских, все равно продолжал заявлять, что не признает Его».
«И сказал фараон: “Кто такой Бог, чтобы я послушался его и отпустил Израиль? Не знаю я Бога, и Израиль тоже не отпущу”»[147].
В то время, когда рабби Буним еще торговал древесиной, купцы Данцига спросили его, почему он, столь хорошо знающий Писание, тем не менее регулярно ходит к цадикам? Что же такого они в состоянии сказать ему помимо того, что он и так может прочесть в книге? Рабби Буним попытался объяснить им – но безуспешно. Вечером купцы пригласили его в театр, но он отказался. Вернувшись после спектакля, они стали рассказывать ему, какое удовольствие они получили от увиденного. «Я и сам знаю, – ответил рабби Буним, – я прочел театральную программку».
«Но разве чтение программки сравнимо с тем, что мы видели своими глазами!»
«Именно это я и хотел сказать вам – когда речь заходит о книгах и цадиках».
Один купец из числа торговых партнеров рабби Бунима попросил рабби взять его сына в Данциг и там присматривать за ним.
В один из вечеров рабби Буним обнаружил, что молодого человека нет в гостинице. Рабби отправился на поиски и вскоре подошел к дому, из окон которого доносились звуки фортепиано и пение. Когда рабби вошел в дом, певица как раз допела песню до конца, и он увидел, как сын его партнера направился к выходу. «Спой свою любимую песню», – сказал рабби девушке, давши ей золотой. Девушка запела, и тут отворилась дверь, впустив молодого человека.
Рабби подошел к нему и сказал как ни в чем не бывало: «Так вот ты где. А там тебя ищут. Пойдем вместе?» Вернувшись в гостиницу, рабби Буним с молодым человеком какое-то время играли в карты, после чего отправились спать. На следующий вечер рабби пошел с молодым человеком в театр. Однако когда они вернулись после спектакля, рабби Буним принялся читать псалмы и делал это с такой страстью, что полностью отвлек молодого человека от мирских помыслов.
Много лет спустя цадик говорил своим друзьям: «В тот раз, в публичном доме, я понял, что божественная Шхина может снизойти где угодно, в любом месте, и если в этом месте находится только один человек, обретающий ее, то этот человек обретает все блаженство».
Однажды, будучи в Данциге, рабби Буним отправился вечером в городской парк. По ярко освещенным аллеям парка прогуливались молодые люди и девушки в красивых платьях. «Эти огни – свечи на Йом Кипур, – сказал про себя рабби. – А эта одежда – китл молящегося».
Когда рабби Буним еще занимался торговлей и ездил каждый год на ярмарку в Данциг, однажды он остановился в небольшом городке, чтобы провести там субботу. Там он услышал о благочестивом и начитанном человеке, который жил в великой бедности. Рабби Буним устроил так, чтобы провести канун субботы в доме этого человека; он приобрел посуду и всякую утварь, заказал еду и даже уговорил хозяина дома принять в подарок новую одежду. Прощаясь с этим человеком на исходе субботы, рабби Буним дал ему значительную сумму денег, но тот отказался, пояснив, что и так уже получил от рабби более чем достаточно.
«А этот дар, – сказал рабби Буним, – предназначен не тебе, а мне. Таким образом я врачую раны сострадания, нанесенные мне твоим тяжким положением; именно так я могу выполнить заповедь милосердия. Ибо сказано: “Дай же ему, и да не будет досадно тебе, когда дашь ему, ибо за это благословит тебя Бог Всесильный твой, во всех делах твоих и во всяком начинании твоем”[148]. Тот, кто не в состоянии выносить зрелище бедности, должен облегчить свое душевное беспокойство, помогая ближнему своему, и тогда печаль покинет его сердце».
По прошествии времени рабби Буним стал аптекарем в Пшисхе. Вечерами же он учился у рабби Яакова-Ицхака, святого Йеѓуди. Когда рабби, исцеляя хасидские души, сталкивался с особыми трудностями, он обычно говаривал: «Позовите аптекаря, пусть он мне поможет».
Рабби Йехезкель из Козниц говорил ученику рабби Бунима: «Когда твой учитель был аптекарем в Пшисхе, мы частенько виделись. То я заходил к нему, то он ко мне. Однажды вечером я зашел в аптеку и увидел лежащий на скамье музыкальный инструмент со струнами, которые тот перебирал пальцами. Тут же вошла крестьянка с рецептом. Одной рукой рабби Буним приготовлял лекарство, другой пощипывал струны. Когда женщина ушла, я сказал: «Рабби Буним, это нечестивое поведение». А он ответил: «Рабби Йехезкель, ты не настоящий хасид!»
Я пошел домой и в глубине сердца затаил недоброе. Но этой же ночью мне явился мой дед; он дал мне хорошую затрещину и прикрикнул: «Не смей подкапываться под этого человека! Он сияет во всех небесных чертогах».
После смерти своего учителя, святого Йеѓуди, рабби Буним продолжал жить в Пшисхе. Однажды его жена, сидя у окна, увидела, как к их дому подъехала битком набитая повозка. Она кинулась к мужу с криком: «Буним, к тебе приехали хасиды, целая повозка!»
«О чем ты говоришь! – резко ответил он. – Не мое это дело, и ты это прекрасно знаешь». Но час спустя, когда приехавшие отбыли восвояси, он сказал жене: «Ничего не попишешь. Я не могу больше этому противиться. В ту секунду, как они переступили порог, я уже знал все нужды и пожелания каждого из них».
После смерти Йеѓуди его ученики какое-то время колебались, кого им выбрать своим учителем. И они обратились за советом к рабби Буниму.
Тот сказал: «Пастух пас стадо овец на лугу. Он почувствовал себя очень усталым, прилег на траву и уснул. Никогда прежде с ним не бывало ничего подобного. Он проснулся в полночь. На небе сияла полная луна, ночь была ясной и прохладной. Пастух напился из ручья и почувствовал себя гораздо лучше. Но в то же мгновение он вспомнил о стаде, и сердце его замерло. Он огляделся по сторонам и увидел в нескольких шагах от себя своих овец, мирно спящих, будто в овчарне. Он пересчитал их – все были в сохранности. И тогда он воскликнул: “Милосердный Бог, как я смогу отплатить Тебе! Доверь мне твоих овец, и я буду беречь их как зеницу ока”. Найдите такого пастыря и сделайте его своим рабби».
Рабби Абель Нойштедтер, который в свое время учил Йеѓуди каббале и которого многие из присутствовавших считали наследником его бывшего ученика, поднялся с кресла и усадил рабби Бунима на свое место.
Когда рабби Буним наследовал своему учителю Йеѓуди, немало молодых людей пришли к нему, забыв свой дом и былые обязательства. Их отцы были разгневаны, и рабби Буним подвергся нападкам в большей степени, чем любой другой цадик его поколения. Как-то тесть одного из этих молодых людей ворвался в дом рабби и с порога начал кричать: «Ты разлагаешь лучших из наших сыновей, и они бросают все, чтобы бесцельно провести годы и годы своей жизни в твоем обществе. А ты заявляешь, будто учишь их страху Божьему! Подумать только, Божьему страху! Не нужен ты нам! У нас имеется достаточно книг, откуда они могут почерпнуть больше полезного, чем услышать от тебя!»
Рабби Буним слушал этого человека, не перебивая, пока тот не иссяк. Затем он сказал: «Как тебе известно, я был аптекарем. И вот что я заметил: врачи, которые посещают всех больных даже без вызова и при этом не берут денег за визиты, пользуются меньшим уважением и доверием, нежели те, кто берут за свой визит немалые деньги. Все неприятности и напасти, которые молодые люди вынуждены терпеть от своих отцов и тестей, – это плата, которая причитается тем, кто приходит ко мне врачевать свои больные души. И они верят именно тому доктору, который оказался для них столь дорогостоящим».
Ученика рабби Бунима однажды спросили: «Что же столь чудесного в твоем учителе, о котором идет так много разговоров?»
Ученик ответил: «Элияѓу нашел Элишу, когда тот пахал свое поле на волах. Элиша был отнюдь не пророком, а всего-навсего простым крестьянином, который лишь погонял своих волов. Однако как только его учитель появился и набросил на него плащ свой, тотчас же душа Элиши вспыхнула огнем, он зарезал своих быков и разломал плуг.
“Что я сделал тебе?” – спросил Элияѓу.
“О! – воскликнул Элиша, – и ты спрашиваешь, что ты мне сделал!”
Он оставил отца своего и мать свою и пошел за учителем, и ничто уже не могло их разлучить. Вот как бывает, когда рабби Буним выбирает себе ученика. И не важно, из какой семьи происходит ученик, – он начинает жить новой жизнью, и его охватывает желание полностью посвятить себя Богу».
«Элияѓу нашел Элишу, когда тот пахал; двенадцать пар волов пред ним, а сам он при двенадцатой. И прошел Элияѓу мимо него, и бросил на него плащ свой. И оставил Элиша волов, и побежал за Элияѓу, и сказал: позволь мне поцеловать отца моего и мать мою, и я пойду за тобою. Он же сказал ему: иди, воротись, ибо что сделал я тебе? Воротившись от него, взял Элиша свою пару волов и зарезал их, и на снаряжении волов сварил мясо их, и роздал людям, и они поели. А сам встал и пошел за Элияѓу и стал служить ему»[149].
Рабби Буним имел обыкновение рассказывать молодым людям, приходящим к нему в первый раз, историю про рабби Айзика, сына рабби Йекеля из Кракова. Прожив много лет в бедности, хотя это нимало не пошатнуло его веру в Бога, он увидел сон: какой-то человек велел ему искать клад, зарытый под мостом в Праге, ведущим к королевскому дворцу. Когда сон повторился в третий раз, Айзик отправился в путь, в Прагу. Однако мост охранялся круглые сутки, и он никак не осмеливался приступить к поискам клада. Он, правда, ходил к мосту каждое утро и проводил там время до вечера.
Наконец старший из стражников спросил его, причем вполне дружелюбно, ищет ли он тут что-нибудь или ждет кого-то. Рабби Айзик рассказал ему о своем сне, который привел его в Прагу. Стражник рассмеялся: «Значит, чтобы потешить свои сонные фантазии, ты, бедняга, не жалея башмаков, приехал в такую даль! Вот если бы я верил в сны, то мне пришлось бы тащиться в Краков – ведь я тоже видел во сне клад, спрятанный под печью в доме человека по имени Айзик – ничего себе имечко: Айзик, сын Йекеля! Воображаю, как бы я искал этот дом – в городе, где половину евреев зовут Айзик, а другую половину – Йекель!» И он снова рассмеялся. Рабби Айзик отдал ему поклон, отправился к себе домой, в Краков, вырыл клад из-под печи своего дома и построил на эти деньги дом молитвы, названный им «Шуль реба Айзика».
«И пусть эта история затронет вас до глубины души, – добавлял обычно рабби Буним. – Запомните: есть вещи, которых вам не найти нигде в мире, ни даже в мире цадика – и все же есть на свете место, где их можно отыскать. Но для этого сначала следует «совершить путешествие в Прагу».
Однажды рабби Буним сказал: «Порой случается, что человек впадает в грех, сам не зная, как это могло случиться – поскольку мысленно он все время был настороже». И рассказал такую притчу:
«У одного вельможи была скаковая лошадь, которую он считал самым ценным своим достоянием. Конюшня постоянно была на запоре, и у дверей всегда дежурил сторож. Как-то ночью вельможей овладело беспокойство, и он пошел посмотреть, что происходит в конюшне. Сторож был на месте и, судя по выражению его лица, предавался размышлениям.
“О чем ты думаешь?” – спросил вельможа.
“Вот интересно, – ответил сторож, – когда вбиваешь гвоздь в стену, то куда девается глина, из которой сделан кирпич, в который вбивается гвоздь?”
“Ладно, продолжай свои размышления”, – сказал вельможа. Он вернулся в дом и лег в постель. Но сон не шел, и через некоторое время он снова отправился посмотреть, что происходит в конюшне. Сторож по-прежнему сидел с задумчивым выражением лица.
“Ну, и о чем ты размышляешь сейчас?” – спросил его вельможа.
“Интересно, – сказал сторож, – когда жарят оладьи, то куда девается масло?”
“Ладно, продолжай свои размышления”, – сказал вельможа. Он снова вернулся в дом, и опять не смог заснуть, и в третий раз отправился посмотреть, что происходит в конюшне. Сторож по-прежнему сидел все с тем же задумчивым выражением лица.
“А сейчас о чем ты думаешь?” – спросил его вельможа.
“Вот интересно, – сказал сторож. – Дверь – она по-прежнему на запоре. Я – как сидел здесь, так и сижу, не спуская с нее глаз. А куда же могла деваться лошадь? Неужели ее украли?”»
После смерти рабби Ури из Стрельска, по прозвищу Серафим, один из его хасидов пришел к рабби Буниму с просьбой взять его в ученики. Рабби Буним спросил: «Как твой учитель учил вас служить Богу?»
«Первым делом, – ответил хасид, – он стремился поселить смирение в наших сердцах. Вот почему всякому, кто приходил к нему, будь то грамотей или человек из богатой семьи, он велел принести два ведра воды из колодца на рыночной площади или поручал какую-либо другую тяжелую и неприятную работу».
Рабби Буним на это сказал: «Я расскажу тебе вот какую историю. Три человека, двое умных и один глуповатый, были посажены в глубокую темницу, куда не проникал ни единый луч света и куда им трижды в день опускали миски с едой и ложки. От темноты и отчаяния глуповатый заключенный лишился последних остатков разума и не в состоянии был пользоваться ложкой, потому что он ее не видел. Один из сотоварищей по заключению помогал ему, но на следующий день он опять все забывал, и его приходилось учить снова, и так раз за разом.
А третий заключенный сидел молча и не вмешивался в происходящее. И вот как-то второй заключенный спросил его, почему тот ни разу не предложил свою помощь.
«Сам посуди, – ответил тот. – Ты хлопочешь изо дня в день, но так и не добился успеха, потому что каждый новый день уничтожает твои достижения дня предыдущего. А вот я сижу и размышляю о том, как бы нам проделать отверстие в стене, чтобы сюда проникал солнечный свет и мы были в состоянии снова все видеть».
Рабби Буним рассказывал такую историю: «Рабби Элиэзер из Амстердама плыл на корабле в Святую землю, и вот в канун Нового года сильнейший шторм едва не пустил корабль ко дну. Перед рассветом рабби Элиэзер велел всем хасидам подняться на верхнюю палубу и при первых лучах зари трубить в шофар. И после звуков шофара море утихло.
Только не надо думать, – добавлял рабби Буним, – что рабби Элиэзер намеревался таким образом спасти корабль. Напротив, он был почти уверен в том, что они все потонут, но перед смертью он хотел выполнить святую заповедь и протрубить в шофар. Если бы он хотел спасти таким образом корабль от гибели, то вряд ли бы ему это удалось».
Рабби Буним рассказывал: «Однажды я ехал в Варшаву, и когда мы уже почти подъехали к городу, мне вдруг захотелось рассказать одну историю. История эта, однако, была мирской, и я не сомневался, что она вызовет хохот у моих попутчиков. Дурное начало всячески старалось отговорить меня от моего намерения, утверждая, что попутчики, услышав эту историю, перестанут считать меня рабби. Но я сказал самому себе в глубинах моего сердца: “Как ты можешь судить о неисповедимых путях Господа?” И еще я вспомнил слова рабби Пинхаса из Кореца: “Все радости идут к нам из рая, и шутки тоже – если только они говорятся в радости”. Потому в глубине сердца я на мгновение забыл о своем положении рабби и рассказал эту историю. Все попутчики расхохотались. И я почувствовал близость всех окружающих – даже тех, кто держался до сих пор отчужденно».
Рабби Буним однажды сказал:
«В субботу, когда мой дом полон гостей, мне трудно “читать Тору”. Ведь каждому нужна его личная Тора, и каждый стремится достичь своего личного совершенства. И потому то, что я даю всем, – это то, что я недодал каждому из них».
Однажды, когда рабби Буним говорил слова Торы за обеденным столом, присутствовавшие так плотно столпились вокруг него, что слуга попросил их отодвинуться.
«Ничего, пускай, – сказал ему рабби. – Поверь мне, если они приставляют ладони к ушам, чтобы лучше слышать, я точно так же, как они, приставляю ладонь к своему уху, чтобы лучше слышать, что говорит мой язык».
Однажды рабби Буним прогуливался за городом со своими учениками. Вдруг он присел, взял щепоть песку, какое-то время рассматривал песчинки, после чего вернул их точно туда же, откуда взял. И сказал: «Тот, кто не верит, будто Богу угодно, чтобы эти песчинки лежали именно в этом месте и ни в каком ином, – тот вообще ни во что не верит».
Рабби Буним начинал свое учение следующим образом:
«Мы благодарны Тебе, который благословен и который есть источник благословения, как явный, так и скрытый». Затем он продолжал: «Человек, обладающий чувствами, должен ощущать Его божественность точно так же, как он ощущает то место, в котором он находится. И точно так же, как он не в состоянии представить себя без такого места, подобным же образом он должен осознавать Его, Кто есть Место этого мира, явное средоточие этого мира; и в то же время он должен знать, что Он – это скрытая жизнь, наполняющая этот мир».
Однажды во время третьей субботней трапезы рабби Буним произнес: «Сказано: “Попробуйте, и вы увидите, что Бог хорош!”[150]. Вкус хлеба, который вы ощущаете, – это не его истинный вкус. Лишь цадики благодаря их чистоте ощущают истинный вкус хлеба – того, что создан Господом. Они пробуют и видят, что Бог хорош».
Когда недруги рабби Бунима спрашивали, отчего он каждое утро запаздывает с молитвой, он отвечал: «“У человека есть кости, которые продолжают спать даже после того, как он сам проснулся”. Сказано, однако: “Все кости мои будут говорить: ‘Бог! Кто подобен Тебе?’”[151] Вот почему человеку следует подождать с молитвой, пока не проснулись все его кости».
Рабби Буним говорил своим ученикам: «У каждого из вас должно быть два кармана, чтобы можно было залезть или в один, или в другой, в зависимости от конкретной надобности. В правом кармане должны быть слова: “Ради меня был создан мир”[152], а в левом: “Я прах и пепел”[153]».
Рабби Буним говаривал: «Человек постоянно проходит через две двери: из этого мира в грядущий, а затем оттуда и снова туда».
Рабби Буним учил: «Человек, который трудился всю свою жизнь, но не посвятил себя Богу, подобен тому, кто, полностью приготовившись к свадьбе, забыл купить обручальное кольцо, – в конце концов он заламывает руки и терзается угрызениями совести».
Любимый ученик рабби Бунима потерял свой шарф и, не щадя усилий, повсюду искал его. Его товарищи начали над ним посмеиваться. «Он прав, – сказал цадик, – если он так дорожит вещью, которая верно служила ему. Точно так же после смерти душа навещает оставленное ею тело и склоняется над ним».
Рабби Буним сказал своим хасидам: «Тот из вас, кто способен только любить – он все равно что блудодей; тот из вас, кто способен лишь быть преданным – он все равно что вор; тот из вас, кто всего лишь умен – он все равно что неверующий. И лишь тот, кому даны все три дара, способен истинно служить Господу».
Рабби Буним узнал, что его ученики собрались устроить дружескую пирушку. И тогда он рассказал им следующую историю:
«Некий человек хотел найти способ хорошо зарабатывать на жизнь и для этого обратился за советом к друзьям и знакомым. Ему посоветовали научиться варить медовуху, поскольку на этот напиток имеется постоянный спрос. И вот он отправился в соседний город, в обучение к опытному винокуру. Вернувшись после учебы домой, он первым делом – согласно обычаю – устроил пирушку и пригласил на нее множество людей, в расчете на то, что они станут повсюду рассказывать о достоинствах его продукции. Но гости, попробовав его медовуху, сделали кислые физиономии, потому что напиток никуда не годился.
Этот человек отправился к своему учителю в соседний город и потребовал вернуть ему деньги за обучение. Тот поинтересовался, все ли ингредиенты были использованы и в должных ли количествах. Получив утвердительные ответы, причем в гневном тоне, винокур задал последний вопрос – относительно качества меда. “Какой мед! – воскликнул этот человек. – Мне и в голову не пришло класть мед”».
«Как бы нечто подобное не произошло и с вами, – закончил свою историю рабби Буним. – Дружеская пирушка – это очень хорошо, но не забудьте о том, что необходим и добрый хасидский мед, причем в достаточных количествах».
Эту историю рассказал рабби Ханох: «На протяжении целого года я очень хотел навестить своего учителя рабби Бунима и побеседовать с ним. Но всякий раз у меня не хватало смелости войти в его дом. Однажды, направляясь к его дому через поле, я заплакал и понял, что мне необходимо повидать его сегодня, и как можно скорее.
“Почему ты плачешь?” – спросил меня рабби. И я ответил: “Я живу в этом мире, я – существо, наделенное всеми чувствами, но я не знаю, для чего я был создан и на что я годен в этом мире”.
“Дурачок, – сказал рабби. – Ведь точно такой же вопрос мучает и меня всю мою жизнь. Пойдем ко мне, и ты поужинаешь со мною”».
Эту историю рассказал рабби Ханох: «В доме моего учителя рабби Бунима существовал обычай: все его хасиды собирались там в канун Йом Кипура, чтобы напомнить о себе. Однажды после чистосердечного раскаяния во всех своих грехах я ощутил стыд при мысли, что он сейчас может меня увидеть. Но все-таки я решил пойти к нему вместе со всеми, просто чтобы напомнить о себе, а затем потихоньку удалиться. Так я и поступил. Однако, увидев, что я собрался уходить, рабби подозвал меня к себе. Такое внимание польстило моему тщеславию; однако в тот самый момент, когда я в глубине души возомнил о себе, рабби сказал: “Ладно, ты можешь идти”».
Один из учеников рассказал эту историю: «Однажды мой учитель рабби Симха-Буним притянул мою голову своей святой рукой так, что его губы коснулись моего уха, и трижды прошептал мне слова из Пиркей Авот: “Не уподобляйся слуге, который служит своему хозяину только лишь за вознаграждение”[154]. Моя голова, казалось, разламывается от святого и приводящего в трепет дыхания моего учителя».
Однажды рабби Буним предоставил ученику из его дома молитвы высокую честь протрубить в шофар. Но когда тот начал свои длительные и утомительные приготовления, чтобы сосредоточиться на смысле звуков шофара, цадик крикнул нетерпеливо: «Идиот! Давай труби!»
Рабби Буним говорил: «В Новый год мир начинается заново, а прежде чем начаться, он подходит к концу. И точно так же, как перед смертью тело человека изо всей мочи цепляется за жизнь, должен и человек перед концом года всеми силами держаться за жизнь».
В первый день Нового года, вернувшись из дома молитвы, рабби Буним рассказал хасидам, собравшимся в его доме, вот эту историю:
Царский сын восстал против отца и был выслан с глаз долой, подальше от столицы. Спустя некоторое время в сердце царя проснулась жалость, и он распорядился разыскать сына. Царские посланники не без труда нашли его далеко от дворца. Нашли его в деревенской корчме, босого и в драной рубашке, пляшущего с пьяными мужиками.
Придворный посланник поклонился ему и сказал: «Ваш отец велел мне узнать, каковы ваши желания. Он готов выполнить любое из них».
Принц расплакался: «Ах, если бы у меня была теплая одежда и пара прочных башмаков!»
«Вот видите, – сказал рабби Буним, – так мы вымаливаем себе сиюминутные блага, в то время как Шхина пребывает в изгнании!»
Вот что рабби Буним сказал, комментируя стих псалма «А я молюсь»[155]:
«Представим, что бедняк, не евший три дня, в лохмотьях, предстает перед царем. Надо ли ему говорить, в чем его нужда? Так же чувствует себя и Давид, представший перед Господом, – он молится».
Однажды рабби Буним сказал: «Как же я завидую мяснику, который всю пятницу только и занят тем, что взвешивает мясо, которое мы покупаем для субботней трапезы. А потом, до наступления субботы, ходит от дома к дому, собирая деньги. Но вот настает время встречать субботу, и он спешит в дом молитвы, а потом идет домой и читает благословение за праздничным столом, а потом вздыхает и говорит: “Благословен будь Господь, давший нам субботу для отдыха”.
О, если бы я мог наслаждаться субботним отдыхом так же, как и он!»
Однажды рабби Буним говорил своим ученикам: «В наши дни и в наше время, когда нет пророков, как нам понять, что грех, совершенный нами, прощен?»
Его ученики дали разные ответы, но ни один из них не удовлетворил рабби. «Понять мы можем, – сказал он, – лишь осознавая, что больше мы не совершаем этот грех».
Однажды рабби Буним сказал: «Да, мне известно, каким образом можно добиться раскаяния любого грешника – любого, если только это не лжец».
Один человек сказал как-то рабби Буниму: «Снова и снова я умерщвляю свою плоть и делаю все, что положено, а Элияѓу мне так и не является».
В ответ цадик рассказал ему такую историю: «Однажды святой Баал Шем Тов отправился в долгий путь. Он нанял упряжку лошадей, сел в повозку и произнес одно из святых Имен. Лошади рванули с места в карьер и, не успев осознать происходящего, тотчас же оказались у первой станции, где их обычно кормили. Они, однако, проскочили эту станцию и не остановились, когда мимо промелькнула вторая станция. Тут животные решили, что превратились в людей и что они не получат еды до вечера, пока не прибудут в тот город, где им предстоит заночевать. Но наступил вечер, а они по-прежнему мчались от города к другому городу, и тогда лошади подумали, что их превратили в ангелов, которые не нуждаются ни в еде, ни в питье. Но тут, наконец, они достигли места своего назначения. Лошадей отвели в конюшню, задали им корма, и они сунули морды в торбы с овсом, как обычно и делают лошади, умирающие с голоду».
«И пока ты находишься в сходной ситуации, – сказал рабби Буним, – лучше всего тебе с этим смиряться».
Некий человек, взыскующий почестей, пришел к рабби Буниму и рассказал, что этой ночью ему во сне явился его отец, объявивший: «Твоя судьба предопределена – ты должен стать во главе». Цадик выслушал эту историю в молчании. Некоторое время спустя этот человек пришел во второй раз и сказал, что снова видел тот же сон.
«Как я понимаю, – сказал ему на это рабби Буним, – ты согласен быть во главе. Если твой отец явится тебе еще раз, сообщи ему, что ты готов стать во главе и что теперь ему следует явиться всем тем людям, которых ты должен возглавить».
Некий человек пришел к рабби Буниму и сказал: «Происходящее со мною опровергает известную поговорку насчет того, что слава стремится за теми, кто от нее убегает, и бежит от тех, кто к ней стремится. Дело в том, что я стараюсь как могу, чтобы убежать от нее, но она вовсе не собирается следовать за мною».
«По всей видимости, – ответил рабби, – она заметила, что ты, убегая, постоянно оглядываешься на нее, и потому потеряла к тебе всякий интерес».
У рабби Бунима спросили: «Что значит “жертвоприношение идолам”? Ведь не может быть, чтобы человек и в самом деле приносил жертвы идолам!»
Рабби ответил: «Сейчас я объясню вам на примере. Когда благочестивый и праведный человек сидит за столом в хорошей компании и ему хочется съесть еще немного, но он воздерживается, опасаясь, чтобы люди не подумали о нем чего-нибудь дурного, – вот это и есть жертвоприношение идолам».
В присутствии рабби Бунима зашла речь о цадиках, которые изнуряют себя служением.
Он ответил вот какой историей: «Царь распорядился построить вокруг своего дворца лабиринт с множеством запутанных поворотов и ответвлений. Всякий, кто хотел увидеть царя, должен был пройти через этот лабиринт, где на каждом шагу существовала опасность попасть в безвыходное положение. Те, кто решались войти в лабиринт ради великой любви к царю, принадлежали к двум категориям. Одни рассчитывали шаг за шагом пробиться к заветной цели, другие помечали наиболее запутанные повороты, давая тем самым знать идущим за ними о том, как двигались их предшественники, – что, впрочем, нимало не облегчало их продвижение вперед. Первые подчинялись сути царских приказов, вторые верили в царское милосердие».
Однажды, уже ослепнув, рабби Буним приехал к рабби Фишелю, повсеместно прославленному своими чудесными исцелениями. «Доверься моим заботам, – заверил его рабби Фишель, – и я верну тебе свет».
«Вряд ли в этом есть необходимость, – ответил Буним. – Я вижу все, что мне надо видеть».
Рабби Буним сказал однажды: «Я не хотел бы поменяться местами с нашим праотцем Авраѓамом! Что хорошего Богу в том, что Авраѓам станет подобен слепому Буниму, а слепой Буним станет подобен Авраѓаму? Вместо этого лучше я сам постараюсь стать хоть немного лучше».
Рабби Буним сказал однажды: «Если бы мне предложили дать глубокое и всестороннее толкование Писания, я бы мог сказать немало достойного внимания. Однако же глупец говорит то, что он знает, а мудрец знает то, что он говорит».
Рабби Буним сказал однажды: «Когда я смотрю на этот мир, то порою мне представляется, что каждый человек – это дерево в пустыне, и что у Бога нет никого в этом свете, кроме него самого, и что ему не к кому обратиться, кроме как к Богу».
Однажды рабби Буним молился в корчме. Люди теснили и толкали его, но он не хотел идти в отдельную комнату. Позже он сказал своим ученикам: «Порою кажется, что молиться в том или ином месте невозможно и потому следует приискать другое, более подходящее место. Однако делать так не следует, поскольку оставленное нами место скорбно вопиет: “Отчего ты отказываешься совершить свой обряд здесь, со мною? А если твоей молитве здесь что-то мешает, то твой долг – спасти и исправить меня”».
Рассказывают.
Однажды рабби Буним выехал за город со своими учениками. В пути все они уснули, а когда ученики проснулись, то увидели, что утомленные лошади остановились в лесной чаще. Нигде не было видно ни дороги, ни просеки, и непонятно было, как они вообще забрались в такую глушь. Они разбудили цадика; тот огляделся по сторонам и крикнул: «Эй, караульный!»
«Кто идет?» – раздался голос из чащи.
«Аптекарь из Пшисхи!»
Тот же голос сказал с угрозой: «Проезжайте, но чтобы это было в последний раз!»
Тотчас же перед ними открылась дорога, повозка тронулась, и вскоре ученики узнали, где они находятся, – да только в тех местах никогда не бывало такого густого леса. Никто не осмелился оглянуться назад.
Рабби Буним говорил своим хасидам: «Грехи, совершаемые человеком, – это не самое страшное из его преступлений. Искушение сильно, а человек слаб! Самое же страшное преступление человека в том, что он хотя и может в любую минуту встать на истинный путь, но не делает этого».
Читать бесплатно другие книги:
