Хасидские истории. Поздние учителя Бубер Мартин
Как-то раз Бубер оказался в Бад-Гомбурге. Ахад Ѓаам и Бялик захотели его повидать. Оттого и получилось, что в закатный час сидели на балконе моей квартиры, лицом к заросшему деревьями саду, три вождя поколения и обсуждали дела нации. Зашла речь о Декларации Бальфура[281]. Ахад Ѓаам сказал: «Если упустят момент, другая такая возможность не представится, ибо все сроки прошли, и это – последний шанс на Избавление». Содрогнулся Бубер и сказал: «Я представляю себе Избавление народа Израиля иначе». Опустил Ахад Ѓаам голову на грудь и умолк, и легчайшая улыбка тронула его лицо при мысли об этом разумнике, романтические мечты которого лишают его здравого смысла.
В другой раз навестили меня в Иерусалиме Ахад Ѓаам и Бялик. За беседой я рассказал им, что Бубер назначен профессором в университете Франкфурта. Бялик пожал плечами, как человек, у которого подобное назначение вызывает сомнение. А Ахад Ѓаам сказал: «Вижу я, что ты недоволен. Был бы назначен такой-то, стал бы читать лекции об ивритской филологии, был бы назначен сякой-то, стал бы читать о другом в том же роде. Но Бубер, поверь мне, человек ответственный, он свою роль исполнит лучше, чем кто-либо другой из еврейских ученых».
Мартин Бубер проводит семинар для студентов Еврейского университета в Иерусалиме
Я стар годами и многих людей знавал на своем веку. Мудрецов, и литераторов, и всевозможных деятелей. Но кажется мне, что никто из них не был столь благожелательным, как Бубер. Он в любую минуту готов был помочь стоящему человеку. Этой душевной щедростью он привлекал к себе молодежь, в которой видел задатки таланта.
А вот и пример. Приехал к нам молодой лектор из западной страны и не нашлось никого, кто бы ему посодействовал. Его оттеснили, и он упал. Когда об этом рассказали в присутствии Бубера, тот сказал: «В другом обществе о таком человеке постарались бы позаботиться с самого начала и не дали бы ему упасть, а упал бы – поспешили его поддержать, чтоб поскорее поднялся снова».
Коль скоро я упоминал об Ахад Ѓааме, добавлю, что Ахад Ѓаам высоко ценил Бубера. Среди наших ивритских литераторов Ахад Ѓаам был, пожалуй, единственным, кто понимал величие Бубера. Когда я перебираю в памяти свои беседы с пишущими на иврите, складывается впечатление, что они не разглядели исходившего от Бубера света, не удосужились глубже вникнуть в его слова. Слишком близко от них находился Бубер, слишком был велик, чтобы обозреть его, чтобы понять его своеобразие и оригинальность. Им казалось, что главная его особенность заключается в том, что он пишет по-немецки.
Среди литераторов назову Моше Гликсона[282], который признавался мне, что жаждет перевести на иврит книгу Бубера «Царство небесное», да не может найти издателя. Нашел бы, была бы у нас на иврите эта книга.
Бялик высоко ставил Нордау[283]. Он видел в нем далекого брата, ставшего нам ближе, когда он прославился благодаря своим чуждым нам по языку и культуре произведениям. Но Бубера, который прославился у нас благодаря еврейскому содержанию своих книг, особенно о хасидах, Бялик не понял и по достоинству не оценил.
Покойный Аѓарон Элиасберг, друживший с Бубером еще с юности, сказал мне: «Встречали вы другого такого человека, который как Бубер, готов длить беседу с неистощимой энергией?» Он рассказывал мне, что Бубер способен ночь напролет просидеть с друзьями или противниками и обсуждать с ними вопросы духовного содержания, а утром и днем как ни в чем не бывало выполнять свою работу, тогда как остальные либо спали, как убитые, либо сомнамбулически передвигались в пространстве.
Да, Бубер был редким собеседником. Боюсь, в новом поколении не найдешь собеседника, подобного Буберу. Собеседника, умеющего говорить и умеющего слушать.
Рукопись из архива Агнона.
Опубликована в томе его наследия «От себя к себе».
О Бубере
К 50-летию Бубера
Уподоблю Мартина Бубера тем дорогим моему сердцу евреям, что открывают заезжий двор вдали от еврейских городишек, чтоб если случится кому-то из сынов Израилевых забрести неведомо куда, нашел бы себе кров и утолил голод кошерной пищей. Так и Мартин Бубер – он пишет на чужом языке, но насыщает страждущую душу чистой еврейской мыслью.
Говорят, мол, у Бубера новый хасидизм. Нет, вовсе это не новейшая выдумка, просто хасидизм наполняет сердце Бубера всякий день новой радостью.
Объявление о выходе новой книги в Еврейском издательстве в Берлине
Пусть он – учитель, но преклоняет ухо, вслушиваясь в хасидские побасенки, словно ученик.
А как часто Бубер проникает в такие тайны мысли, которые были неведомы и высказавшим ее.
А как часто его собственные мысли выражены с такою простотою, словно он сам из первых хасидских учителей.
Бывает, возьмет Бубер нечто малое и возвеличит его, и возвысит на недосягаемую высоту. Так возвысил он беседы хасидов и поставил в один ряд с легендами народов мира.
газета «Давар» 10.02.1928
Тем, кто должен познакомиться с Мартином Бубером и все еще не знаком с ним
К 80-летию Бубера
1. Много раз я хотел написать о Мартине Бубере, и не ради того, чтобы выказать свое к нему уважение, но ради тех, кто должен бы знать, кто такой Мартин Бубер, и все еще не знаком с ним. А почему следует знать о Мартине Бубере? Потому что Бубер – учитель многих и наставник избранных. Он учит нас на письме и изустно, в компании друзей и в большом собрании слушателей, и в беседе один на один. Не было в нашем поколении в Германии человека, оказавшего большее влияние на сионистски настроенную молодежь, чем Мартин Бубер. И пусть иные отдалились от него – воспринятое от Бубера учение определяло многие их поступки. Сегодня, когда Мартину Буберу исполнилось 80 лет, попробую и я совершить поступок. Удастся ли мне воплотить задуманное – боюсь, не вполне. Как бы то ни было, я пишу о том, что задумал, хоть обрывочно, но и связно, порою внятно, а порой намеком.
2. Бубер родился в межвременье. Между еврейским просветительством и национальным возрождением. Возрождением еврейства и возрождением всего человечества.
Его колыбель стояла на чужой земле, но над ней уже звучали песни Сиона. Мужание его духа совпало с мужанием сионизма.
Бубер был еще очень молод, когда принялся за дело. Мы находим его статьи в давно позабытых и исчезнувших журналах, которые когда-то читались с волнением и надеждой. Не было важного вопроса современности, который прошел бы мимо него. Иногда он очерчивал такой вопрос глубже и значительнее, иногда предлагал свой ответ. Случалось, что глубина велика, а ответ скромен. Но никогда его ответы не препятствовали деяниям. Ведь задача разъяснения – наставление, а деяние – цель наставления. Бубер – человек мысли, привыкший к действиям. Он не чурается дела, приводящего к размышлениям, и мыслей, зовущих к действию.
3. Я упомянул о возрождении еврейства, напомню и о его стремлениях.
Эти сокровенные стремления к возрождению, становлению и провиденциальному Избавлению Бубер выразил в благородных и возвышенных духовных категориях философии и тем позволил нам ходить с гордо поднятой головой и свысока взирать на тех евреев, которые заявляли, будто миссия еврейства себя исчерпала, и на тех иноверцев, которые утверждали, будто Израиль утратил последнюю свою надежду. Вы скажете, что стремления требуют действия и свершений, а если так, что толку в философских категориях, пусть и самых возвышенных? Но таковы уж все стремления, что пока не воплотились, они милы нам и греют душу, а при воплощении что-то в них портится и нарушается и порой даже приводит к горьким последствиям. В том-то и проявилась великая заслуга Бубера, что он исследовал устремления прежде, чем они обернулись действием, и исследовал такие деяния, что не посрамили самих себя.
4. Бубер взрастал под сенью возрождения Израиля, которое не вторгалось в пределы мировых чаяний, вроде космополитизма. Однако обе эти сферы подпитывали друг друга. Идея гражданина мира не имела общего с политикой, она понималась как неизменная гармония между нацией и личностью, меж народом и человечеством. В те годы, когда мужала душа Бубера, люди еще не изверились в прогрессе на благо всего человечества, в усовершенствовании мира и тому подобных идеях. Эту веру Бубер унаследовал от просветителей, и идеалы Просвещения много способствовали формированию его души.
Щедро оделило Бубера еврейское просветительство. Иные из этих щедрот себя исчерпали, а иные по нашему постыдному нерадению вот-вот канут в небытие. Потомки наши, что придут вслед за нами, будут рассказывать о них как о преданьях старины. Бубер, возможно, – один из немногих, кто и ныне верен идеалам Просвещения, ведь этот мудрец порой наивен, как семеро младенцев.
5. В этой главке остановлюсь подробнее на сказанном выше, на просвещении.
На просвещение Бубера повлияли все премудрости человечества. Китай и Египет, Индия и древние цивилизации, и народы, о которых я даже не имею представления, обогатили его знанием. К сему добавилось западноевропейское образование и наследие еврейских поколений, и все это переплавилось в тигле его мысли и выплавило его собственный стиль мышления.
Его стиль был отличен от стиля поколения. Его высказывания и идеи не повторяли того, чем жили его современники. И потому он должен был самостоятельно выпестовать свой новый стиль и найти свои новые слова и словосочетания, которые нередко бесили наших евреев, ревниво следящих за чистотой немецкой речи, как если бы эта чистота осквернилась его нововведениями. Но и нас сердило его словотворчество, хоть и по другой причине. Уж слишком многие немецкие нечестивцы уснащали ими свои выступления. И когда злодей Геббельс хотел восславить злодея Гитлера, он величал его «Knder», тем самым словом, которым Бубер назвал библейских пророков, когда вместе с Францем Розенцвейгом[284] переводил на немецкий Священное Писание.
6. Из любви к Священному Писанию я припомню здесь то, что написал Буберу по получении его перевода Книги Бытия, перевода, который одновременно был и толкованием.
Тогда я написал ему примерно так: всякое поколение, не истолковавшее Тору, словно было обделено и Тору не получало. А вот что я добавлю теперь: первый перевод Писания на чужой язык – перевод семидесяти толковников, называемый Септуагинта[285], был сделан в начале нашего Изгнания, а последний перевод Розенцвейга и Бубера сделан в начале нашего Избавления.
Страшно Изгнание, во всех поколениях и во всех языках порабощающее народ Израиля переводами. Благословенна Тора, озаряющая жизнь Израиля во всех изгнаниях и на всех наречиях.
7. Язык и слова нуждаются в форме. Придашь им форму, они живут, не придашь им форму, они, считай, мертвы. Бубер – умелый формотворец. Что бы он ни писал, все облекал в ласкающие душу формы. Из вящей приязни к форме, Бубер нередко позволял ей господствовать над материалом; бывает, формы много, да с материалом скудно, а то форма искусна, да материал простоват. И поскольку я пишу эти слова на берегу моря, в Ашкелоне, поясню примером, внятным морю. Мило нам глядеть на красивую морскую раковину, но не хотелось бы обнаружить в ней живого трепещущего моллюска.
8. Я кончил прежнюю главку притчею, притчею и начну. Однако прежде приведу слова Ахад Ѓаама[286] из его статьи «Духовное возрождение»:
«Со стыдом приходится признать, что если мы захотим найти хотя бы отголосок подлинно еврейской литературы нашего времени, нам следует обратиться к хасидским книгам, где наряду с тем, что не стоит и гроша, найдется немало глубоких суждений, отмеченных печатью истинно еврейской неповторимости; их там наберется во сто крат больше, чем во всей литературе нашего Просвещения».
А теперь расскажу мою притчу. Чудная жемчужина затерялась в куче отбросов. Люди проходили мимо, люди ее топтали. Шел мимо Бубер и ее заметил. Наклонился и поднял, и очистил от грязи, пока не засиял ее блеск во всей красе. А коль скоро засияла жемчужина дивным блеском, утвердили ее в венце поэзии. Жемчужина – это хасидизм. Отбросы – это небрежение, которым пытались перечеркнуть хасидизм. Попирание ее и топтание – это презрительные насмешки, которыми осмеивали хасидизм. Пришел Бубер… – это язык, которым он выразил хасидизм по-немецки.
9. Бубер не был первым. Еще в эпоху Просвещения, за сто лет до Бубера, нашелся верный чистосердечный человек по имени Яаков-Шмуэль Бек[287], распознавший светоч хасидизма. Если вы хотите узнать о Беке, прочтите статью Элиэзера-Меира Лифшица, опубликованную в альманахе «Хермон» за 1906 год и перепечатанную в его собрании сочинений издательства «Мосад рав Кук».
А после Бека был Элиэзер-Цви Цвейфель[288], ученый муж энциклопедических знаний. А за ним – Михаэль-Леви Родкинзон[289]. А за ним – Семен Дубнов[290]. А за ним – Шмуэль-Аба Городецкий[291], но, возможно, Городецкий был прежде Дубнова. А за ними – Авраѓам Каѓана[292] и р. Ѓилель Цейтлин[293], Господь отомстит за кровь праведника.
10. Что же сделали эти мудрецы? Рабби Яаков-Шмуэль Бек сделал великое дело. Он провозглашал достоинства хасидизма и не побоялся ни просветителей, ни религиозных противников хасидов. Рабби Элиэзер-Цви Цвейфель написал книгу из четырех частей – «Шалом аль Исраэль» – антологию хасидских историй, выдержек из хасидских книг и прославлений хасидизма. И когда он писал ее? В поколении, когда слепота оразила людские очи, и они не видели света хасидизма. Из-за ненависти рационалистов к хасидизму его обвинили в лицемерии и угодничестве. И еще есть у него заслуга, потому что ему принадлежит создание литературного стиля, называемого стилем Менделе Мойхер-Сфорима[294], как справедливо заметил в своих воспоминаниях Паперна[295].
Михаэль-Леви Родкинзон был знатного происхождения. Сын дочери автора книги «Аводат Ѓалеви»[296], ученика автора «Тании»[297]. Он издавал хасидские книги и служил старостой в доме учения рабби Исраэля-Дова[298], цадика из Виледников, и писал хасидские истории. Если не ошибаюсь, книга «Адат цадиким» им написана. Он составил две книги о хасидизме – «Толдот баалей Шем Тов» и «Амудей Хабад». Другие его деяния, к хасидизму не относящиеся и добродетелями не являющиеся, тут поминать не к чему. Эти книги, «Толдот баалей Шем Тов» и «Амудей Хабад», представляют собой истории о чудесах и чудотворцах, но никак не научное исследование.
Исследованием хасидизма занимались Дубнов и Городецкий, Авраѓам Каѓана и Ѓиллель Цейтлин. Дубнов собрал в своей книге известные и неизвестные материалы. Но узнать об учении и практике хасидизма из его книги нельзя, как не познал этого и сам автор из собранных им сведений.
Иное дело – труд Городецкого, ставший основополагающим в историографии хасидизма. Городецкий был потомком цадиков и вырос при дворах цадиков. Он рассказывает о том, что сам видел и слышал, и обильно цитирует хасидские сочинения. Только вот цитаты-то хороши и поучительны, да не всегда говорят о том, что подразумевает приводящий их Городецкий. Что же касается его видения и слышания, тот, кто не имел возможности узнать о хасидах из другого источника, несомненно пополнит тут свои знания.
И иное дело – Авраѓам Каѓана. Он взял хасидские предания и составил из них историческое сочинение. Да только предания не для истории нам дадены. Если бы Каѓана умел изящно писать, досталась бы нам книга для чтения. А так, все им добавленное – незначительно, а все им переписанное не нуждалось в добавлениях.
У вклада Ѓилеля Цейтлина свои достоинства. Цейтлин своей гибелью освятил Имя Всевышнего, а своей жизнью воплощал хасидизм. Оттого его книги проникнуты духом хасидизма, и хасиды читают их.
11. И на немецком языке у Бубера был предшественник. Таков рабби Аѓарон Маркус[299], еврей из Гамбурга, который родился и воспитывался в Германии и получил немецкое образование, а потом снял немецкий сюртук и облачился в одежды хасидов. И не только одеяние переменил он, но и самую душу. Помню, рассказывал мне Давид Фришман[300], что однажды случилось ему быть в книжной лавке Аѓарона Фауста в Кракове и застать там рабби Аѓарона Маркуса. Показал ему рабби Маркус портрет милого молодого немца и сказал: «Это я в юности». Поглядел на него Фришман и сказал: «Во многих сложностях мне довелось разобраться, но понять, откуда возник этот хасидский нос на вашем лице, боюсь, не смогу». И еще рассказали мне сыновья рабби Аѓарона, что отец не позволил им учить нееврейские языки, чтобы они навсегда оставались хасидами, как прочие галицийские хасиды. Так вот, рабби Аѓарон Маркус написал по-немецки большую книгу о хасидизме и хасидах, свидетельства человека, много повидавшего при дворах хасидских раввинов, где ему приходилось проживать, и близко знавшего потомков великих цадиков, из уст которых он воспринял хасидизм. Книга эта дорога во многих отношениях, и не один собиратель хасидских историй обращался к ней как к источнику и поминал ее автора добром, величая принятыми у хасидов почетными прозваньями. Однако ненужные суждения и многословные отступления сильно убавляют достоинства сего труда.
Не стану писать о вкладе Шломо-Залмана Шехтера[301] в изучение хасидизма, поскольку не держал в руках его книгу. И современников своих не стану касаться, написавших о хасидизме тома, а сразу перейду к сочинителям, сделавшим хасидизм предметом своего вымысла. Начну я с Ицхака-Лейбуша Переца[302], потому что как раз Перец и положил начало подобному сочинительству.
12. Перец был великим художником и нарисовал прекрасные картины. Но очи его таланта не разглядели ни хасидов, ни хасидизма. Идеи, прорастающие из его прозы, и сами рассказы, обрамляющие эти идеи, не имеют ничего общего с миром хасидов и их учением. Хоть сам иди и ищи всюду, где обитали хасиды, начиная от Бешта и до сего дня, да собери всех хасидов из прошлого и настоящего и заставь их говорить, ни от одного не услышишь ничего, даже отдаленно похожего на речи хасидов в хасидских рассказах Переца, вроде «Между двух гор» и других.
13. После Переца пришел Миха-Йосеф Бердичевский[303] и тоже написал хасидские рассказы. А следом – Йеѓуда Штейнберг[304]. Помню Бердичевский опубликовал свой рассказ «Четыре праотца» (см. «Сифрей шаашуим», вып. 3, сборники, издававшиеся Ицхаком Фернхоффом в Бучаче) – о четырех цадиках, рабби Леви-Ицхаке из Бердичева, рабби Исраэле из Ружина и рабби Рафаэле из Бершадь, а вот кто четвертый – не упомню. Так после публикации издателю пришлось извиняться со страниц еженедельника «Ѓа-магид» за то, что тем рассказом он причинил огорчение многим-многим евреям[305]. Однажды нашли у меня в клойзе[306] сборник, где был напечатан тот рассказ, и сожгли его.
Коль скоро я коснулся хасидских историй, скажу о них следующее. Все, что сохранилось в первоисточнике, читай в первоисточнике, а литературное переложение выбрось. Все, что не сохранилось в первоисточнике, если о нем рассказал поэт, суди его, как судишь об изящной словесности, а рассказал о нем просто писака – не стоит и прочтения. Когда сочинителю не удается создать рассказ, он приписывает его хасидам или вообще народу.
14. И ранние рассказы Бубера заслуживают критики. Дух времени и дух чужого народа наложили на них свой отпечаток, но не витать этим духам под крыльями херувимов. Зато велика заслуга Бубера – автора кратких и прелестных хасидских историй, изданных им в более поздние годы. Они должны служить эталоном всякому, кто решил писать хасидские рассказики. Впрочем, все они идут по стопам Бубера, независимо от того, сознают они это или нет. Странная получается ситуация, у многих хасидизм в дому обретается, но пока не пришел Бубер, чем обладали – не ведали.
15. Рабби Симха-Буним (1765–1827) из Пшисхи рассказывал такую историю. (Она есть в «Тысяча и одной ночи», но источник ее гораздо более древний.) Рабби Айзик сын рабби Якельша нашел клад и построил роскошную синагогу[307]. Как же ему это удалось? Однажды ночью ему приснился сон, что в некотором месте за пределами города зарыто в земле сокровище. Когда тот же сон приснился ему снова и снова, он решил отправиться в то место и вырыть клад. Начал копать, а мимо идет прохожий. Спрашивает: «Что ты делаешь тут в темном месте посреди ночи?» Испугался рабби Айзик сын рабби Якельша, что иноверец заподозрит его в колдовстве, и рассказал все, как было. Но прохожий лишь высмеял простодушного еврея и сказал: «Ну и простак ты! Снам веришь! Взять хоть меня – и я тоже сон видел, и сказали мне во сне, что если б я начал копать в печи Айзика сына Якельша, нашел бы там сокровище. Так неужто я теперь должен идти незнамо куда и лишаться ночного отдыха?» Выслушал эти слова рабби Айзик сын рабби Якельша и вернулся домой. Покопался в печи и нашел там великое сокровище, отдал его на святое дело и построил роскошную синагогу, зовущуюся его именем.
16. На что похож сей рассказ? Да на тех, кто благодаря Буберу начали копать в своей печи. Жаль мне их. Жаль, что не удостоились того, что удалось Буберу.
Но вернусь к отбросам и жемчужине. Не всякому пришлось по душе, что Бубер вызволил жемчужину из мусорной кучи. Нашлись такие, что зажмурились и остались с закрытыми глазами, лишь бы не видеть жемчужины, а другие сделали вид, что жемчужина по-прежнему скрыта сором и их дожидается.
О первых промолчу, о вторых скажу. Когда они склонились долу, чтобы поднять жемчужину, обнаружили одни отбросы, потому что Бубер опередил их. Из зависти, из глупости, а может, по безграничной наивности, они говорят: мы нашли ее, вот она – у нас в руках. Был один такой, что похвалялся мне, будто есть в его владении целые пачки хасидских историй, а поскольку он сам потомок хасидов, я и отправился к нему, так, на авось. И что ж я у него обнаружил? Варианты имен и варианты текстов, лучшие из которых были написаны в свое время Бубером, чудным буберовским стилем.
Если я позволил себе тут излишнее многословие, то исключительно из назидания позволил. Как часто случается, читает человек что-нибудь хорошее и думает, ведь и я так могу. А примется за дело, и в подметки первому не годится.
Я уже сказал, что Бубер – отец всех, пишущих короткие хасидские истории, и сегодня, во времена хасидского просперити, их книгами полнятся многие книжные шкафы. Да только сердце ими не наполнишь.
17. Все, что Бубер написал до переезда в Страну Израиля, он написал по-немецки, и с немецкого языка его книги были переведены на все прочие языки. Кроме Эйнштейна, нет другого такого известного в мире великого еврея, как Бубер. Уж сколько раз доводилось мне слышать, как знаменитые иноверцы превозносили Бубера и говорили о нем с беспредельным восхищением. Благодаря Буберу, иные из них поняли, какой негасимый свет несет народ Израиля, а другие – что им следует по крупицам вычищать из собственной души антисемитизм, впитанный с молоком матери. Говоря о Бубере, как не вспомнить слова пророка: «Посол, к народам посланный» (Иеремия, 49:14).
18. Ради Мартина Бубера, изложившего по-немецки истории 18. Бешта, я закончу свою статью одним из рассказов о Беште.
Зять Бешта был из немецких земель. Как-то раз он захотел съездить в страну Ашкеназ, то есть Германию, припасть к могилам предков. Бешт ему сказал: «Возьми с собой шофар». Взял он с собой шофар, но очень тому дивился, поскольку дело было в конце месяца нисана, а Ашкеназ же не столь далекая страна, и до Новолетия оставалось более пяти месяцев. Отправился он в путь, и прибыл на место, и припал к родным могилам. Возвращаясь, сбился с пути, и когда пришло время Новолетия, оказался в пустынном месте, вдали от городов и селений. Огорчился он, что не дано ему помолиться в общине, и возрадовался, что может исполнить заповедь о шофаре. По прошествии времени вернулся к тестю своему, Бешту. Сказал ему Бешт: «То место пустовало с шести дней Творения и не удостоилось слышать звук шофара. Если бы ты туда не забрел и не протрубил бы там в шофар, уже теперь исчезло бы то место с лица земли».
Рассказ этот – притча, и говорит он по существу обсуждаемого нами предмета.
газета «Ѓа-арец», 7.02.1958
История об одном деянии, или хасидская байка
К 85-летию Бубера
Много важных книг написано Мартином Бубером – о Писании, философии и прочих премудростях, но более всего – о хасидах и хасидизме. Славой и признанием овеяны хасидские истории, вышедшие из-под его пера, и обрели известность на многих языках. Расскажу-ка я историю о Бубере и хасидизме.
В годы великой войны я проживал в Лейпциге. Кое-что из того, что я тогда пережил, описано в моей повести «Вот пока и все» (). Жил я среди братьев наших, выходцев из Галиции, Польши и Литвы, в их синагогах молился и с ними общался, а особенно с раввином рабби Давидом Фельдманом, благословенной памяти праведником, который в те дни был председателем раввинского суда в общине богомольных. И каждый день, до полудня, прежде чем идти разбирать всевозможные тяжбы, число которых умножилось вследствие войны, сидел рабби Давид со мною над листом Талмуда.
Однажды пришел я к нему и не застал хозяина. Где ж он? Пошел к доктору Гольдману. Четыре раввина управляли тогда в Лейпциге, доктор Феликс Гольдман и доктор Карлебах возглавляли городские общины, а раввин рабби Давид Фельдман был раввином общины богобоязненных, и еще один раввин был там, поскольку галицийские богатеи искали для себя особого почета и устроили себе отдельную синагогу, и назвали ее Гинденбургской[308], и взяли себе раввина в дополнение к прочим раввинам, чтобы наставлял их в Торе и заповедях и во всем, что им надобно, кроме связей с властями, каковые связи уже находились в руках местных зажиточных домовладельцев.
Покойный доктор Феликс Гольдман не был знатоком Торы. И сионистом тоже не был. Но его любовь к евреям была столь сильна, что следовало бы позавидовать ей всем праведникам того поколения. (Его вспоминает рав доктор И.Д. Вильгельм из Стокгольма в книге, посвященной юбилею Зигфрида Мозеса.)
Пока я дожидался хозяина, пришла женщина с тремя дочерьми, а с ними – хасид, которого я уже неоднократно встречал на трапезах, что устраиваются на исходе субботы, и за прочими дружескими застольями. Поначалу он был хасидом ребе из Шинова, а когда тот цадик умер, перешел к ребе из Беложева. При каждой нашей встрече он рассказывал мне что-нибудь из хасидской жизни. Но в тот день он сидел молча, теребил свою бороду, прикусывал ее зубами и молчал. Что приключилось с ним? А приговорили его к выселению – его, и жену, и трех дочек, и не было им, куда идти.
Здесь не место вспоминать беды и невзгоды наших братьев, которых из-за войны согнали с насиженных мест, где живали еще их отцы и деды, и деды их отцов, и вынудили скитаться, не имея крова над головой, а когда находили место для ночлега, являлась полиция и изгоняла их снова. Так и та семья. Свой дом в Западной Галиции они бросили, спасаясь от фронта, и долго шли вдоль дорог, пока не очутились в Вене, а потом в Венгрии, а потом еще в ряде мест и добрались наконец до Лейпцига, потому что надеялись на помощь проживавших в Лейпциге родичей, только родичи тем временем покинули Лейпциг и ушли из города. Я не знаю, чем кормился тот хасид и чем кормил своих домочадцев, но сложность была не в пропитании, а в том, чтобы не выбили у них из-под ног землю, на которой обрели они шаткий покой.
Раввин рабби Давид вернулся расстроенным и печальным. По всему видно было, что ходатайство ему не удалось. Доктор Гольдман всяко старался помочь и отвратить беду, но ничего сделать не смог. Не из антисемитизма и не из особой нелюбви к галичанам присудили ту семью к выселению, а из-за нехватки продовольствия в городе. Коли Лейпциг с трудом обеспечивает продовольствием своих постоянных жителей, было бы несправедливо вырвать у них изо рта кусок и отдать пришельцу. Оттого отцы города постановили ограничить право жительства и тех, кто поселился тут без разрешения, изгонять силами полиции. Таково положение дел, и изменить ничего нельзя.
В тот день мне довелось беседовать с доктором Гольдманом. Я слышал, что он написал кое-что интересное о моих рассказах, а к написанному добавлял на словах. Я хотел отплатить ему той же монетой и сказал: «Известно мне, что Ваша любовь к евреям не ограничивается только чтением их произведений, но, как мне сказывал рабби Фельдман и другие, Вы готовы душу за них положить». Доктор Гольдман ответил: «Как видно, душа моя в ходатайствах не высоко ценится, ведь даже одной семье я не сумел помочь».
Сказал я ему: «Уж не о том ли хасиде и жене его ведете вы речь, которых собираются выселить из Лейпцига?» Ответил мне доктор Гольдман: «Вы не найдете влиятельного человека в городе, к которому я б не обращался, и все напрасно. Есть правда еще один важный полицейский чин, который мог бы помочь, но как-то так вышло, что я с ним не знаком. Его тут недолюбливают и даже поносят, а отчего? Оттого, что взяток не берет. Он человек образоанный, доктор юриспруденции или философии. Но сколько б я ни пытался, не могу с ним знакомство свесть».
Имя того неугодного обществу немца мне запомнилось, а Тот, Кто управляет причинами и следствиями, устроил так, что несколько дней спустя мне довелось беседовать с этим человеком.
Как это произошло? А вот как. Один богатый еврей из моих знакомцев выдавал дочь замуж и устраивал по этому случаю пиршество. Он и меня позвал на торжество, и там я встретил обоих раввинов, раввина большей общины доктора Гольдмана и раввина богобоязненных рабби Давида Фельдмана, которых пригласили совершить обряд бракосочетания.
Обложка журнала Der Morgen («Утро»)
Перед бракосочетанием рав Гольдман спросил рава Фельдмана: «Как мы распределим роли в совершении обряда?» Отвечал ему рав Фельдман: «Ведь доктор Гольдман знает, что мы не признаем браков, заключенных вами». – «Что ж, – ответил ему рав Гольдман с приязнью, – если так, вы совершайте обряд, а я произнесу проповедь». И рав Фельдман с радостью принял предложение.
Доктор Гольдман произнес чудесную речь, и она произвела сильное впечатление на собравшихся. А среди гостей оказался высокий полицейский чин города Лейпцига, тот самый человек, от которого зависела судьба хасида и его семьи и с которым у доктора Гольдмана никак не находилось повода для знакомства. Сейчас, после речи, тот чиновник подошел к доктору Гольдману и с радостью и почтением пожал ему руку.
За трапезой обоих раввинов усадили во главе стола, а по правую руку от доктора Гольдмана посадили высокого гостя, начальника лейпцигской полиции. И мне тоже место среди гостей выделили.
Беседуя с шефом полиции, доктор Гольдман указал на меня и сказал: «Этот господин лучше меня разбирается в данном вопросе, у него вы можете найти совершенно точный ответ». Освободили тут для меня новое место и усадили теперь рядом с начальником. Не описать, как я огорчился этой непрошенной почестью. Однако я ответил на все его вопросы и еще добавил сверх спрошенного. Так за разговором мы подошли к судьбе галицийских евреев, которых Отец их Небесный лишил отчего дома, так что они оказались на чужбине, где отцы города не дают им приюта. А евреи эти – люди благочестивые, набожные, и вся их забота лишь об изучении Учения и исполнении Вышнего волеизъявления, но теперь эти хасиды обречены на скитальчество, и земля горит у них под ногами.
Тут, желая пояснить, кто такие хасиды, я припомнил книги Бубера о хасидизме. Я сказал полицейскому начальнику: «Может, попадались вам книги Мартина Бубера о хасидизме?» Ответил начальник: «Я – большой поклонник Бубера, и его хасидские истории произвели на меня глубочайшее впечатление».
Спустя три дня, в часы моих занятий с равом Фельдманом, благословенной памяти праведником, позвали раввина рабби Давида к телефону. Когда он вернулся, лицо его сияло радостью – он только что узнал от доктора Гольдмана, что тому хасиду, его жене и трем их дочерям дано право жительства в Лейпциге.
Спросил я у рабби Давида Фельдмана: «Знает ли раввин, чья это заслуга?»
Он засмеялся и сказал по-арамейски: «Так ведь он благочестив».
Я же сказал: «И каким же образом помогло ему, что хасид он, иначе говоря, благочестив? Нет, все дело в книгах Мартина Бубера!»
Засмеялся рабби Довид и сказал: «Выходит, благодаря хасидским байкам?»
Я же сказал: «Да, но только тем, которые Бубером написаны».
Он ответил: «И все-таки трудно понять – ну какое дело полицмейстеру до хасидских историй?»
Я же сказал: «И вовсе не трудно. Тот немецкий начальник привык читать хорошие книги, а поскольку Бубер – прекрасный писатель и хорошие книги написал о хасидах, прочел полицейский начальник книги Бубера, и благодаря им по воле Небес судьба одной еврейской семьи устроилась к лучшему».
Спросил раввин: «А что, разве он верит всем этим хасидским историям?»
Я же сказал: «Ясно одно – свершилось чудо, а средством его свершения послужили буберовские хасидские рассказики, и против этого не возразишь».
газета «Ѓа-арец», 8.2.1963
Биографические сведения о хасидских учителях
Рабби Исраэль бен Элиэзер, Бешт (аббревиатура от Баал Шем Тов – «Добрый чудотворец»), 5458–5520 (1698–1760) гг.
Р. Исраэль осиротел в младенчестве и был воспитан на средства общины местечка Окуп. Согласно преданию, в молодости он днями прислуживал в хедере, прикидываясь полубезумным невеждой, а по ночам возносился в Высшее Училище, где постигал тайны Торы. Из Окупа Бешт перебрался в Тлуст и женился на сестре одного из крупнейших раввинов того времени, р. Авраѓама-Гершона из Кутова, который сначала изо всех сил противился браку сестры с безродным сиротой, но после того, как ему открылась тайна сокровенного величия жениха, дал свое согласие. Много лет Бешт с женой вели уединенную жизнь в Карпатских горах, зарабатывая на пропитание торговлей глиной, пока в тридцатишестилетнем возрасте повелением свыше Бешт не принужден был открыться миру. Вернувшись в Тлуст, он выступил с проповедью своего учения, совершая множество чудес и дивных знамений. Впоследствии Баал Шем Тов основал дом учения в Меджибоже, в который стекались многочисленные ученики из различных общин Подолии. Вместе с избранными учениками он совершил множество путешествий, нередко предоставив лошадям выбирать направление.
Учение Бешта изложено во многих трудах, первым из которых является комментарий к Пятикнижию Толдот Яаков Йосеф («Потомство Яакова – Йосеф») Яакова-Йосефа из Полонного. Наиболее популярный сборник легенд о Беште – Шивхей Бешт («Прославление Бешта») был составлен Дов-Бером Шойхетом много десятилетий спустя его смерти.
Второе поколение хасидских учителей – ученики Бешта
Дов-Бер, Великий Магид (проповедник) из Межерича, 5464–5533 (1704–1773) гг., любимый ученик и наследник Бешта, распространивший хасидизм по всей Европе и превративший его в организованное движение.
Дов-Бер, с детства заслуживший репутацию гения в Торе, еще до знакомства с Бештом был знаменитым проповедником. Углубленные занятия каббалой, сопровождаемые суровой аскезой и умерщвлением плоти, довели его до тяжелой болезни, которую не могли облегчить врачи. Поддавшись на уговоры близких, Дов-Бер отправился к Бешту, прославленному своими чудесами, и, поддавшись его обаянию, стал его верным учеником. Бешт сам избрал Магида своим наследником, с чем прочие ученики безоговорочно согласились.
Великий Магид не удовольствовался семенами, посеянными его учителем в Подолии, и перенес центр хасидизма в Межерич на Волыни. Из-за слабого здоровья он не мог разъезжать, подобно учителю, вместо этого он рассылал в различные земли посланцев, которые успешно справлялись с поставленными задачами. В доме учения Магида собирались знаменитые раввины и знатоки Торы со всей Европы, многие из которых впоследствии основывали новые хасидские центры.
Ученики Магида не скупились на похвалы учителю: «Молитва его возносилась ввысь, и когда Всевышний выносил приговор, Магид его отменял»; «В доме Магида мы в полную силу черпали святой дух, а чудеса складывали под скамьи».
Учение Магида изложено во многих трудах, главным из которых является Магид дварав ле-Яаков («Изрекает слово Свое Яакову»).
Пинхас из Кореца, 5486–5551 (1726–1791) гг. Родился в Шклове, в аристократической раввинской семье. После переезда семьи в Мирополь стал другом и соучеником Бешта, а также одним из его наиболее верных последователей. Не утратив собственной независимости, кроме традиции, полученной от Бешта, проповедовал и собственное учение. После смерти Бешта присоединился ко двору Великого Магида из Межерича, но и там имел собственный «стол» и своих хасидов. По прибытию в Корец он приглашал к себе р. Шнеура-Залмана из Ляд, чтобы научить его языку зверей и птиц, но р. Шнеур-Залман отказался оставить своего учителя, Великого Магида. Бешт высоко ценил р. Пинхаса, говоря о нем, согласно преданию, что его душа взята из мира покаяния и может сходить на землю только раз в пятьсот лет. А когда р. Пинхасу нужно было однажды пускать кровь, Бешт призывал врача делать это только по крайней необходимости, ибо кровь того хранилась с шести дней Творения. Хасиды высоко превозносили своего учителя, который был одним из выдающихся адморов (см. Глоссарий) своего времени. Среди его учеников было немало других хасидских вождей.
В собственном учении р. Пинхас призывал во всех недугах и радостях уповать на Божественное провидение, не обращаясь к врачам и не прося ничего в молитве. Он высоко ценил углубленную мистическую молитву, которая, по его мнению, имеет сокровенный и интимный характер. Он был сторонником аскезы и возражал против отмены постов.
Могила Яакова-Йосефа из Полонного
От р. Пинхаса не осталось книг. По преданию, одна из его больших рукописей, попав в руки его детей – книгопечатников из Славуты, так и не была опубликована. Его отрывочные изречения вошли в состав книги Нер Исраэль («Свеча Израиля»), составленной Магидом из Козниц.
Яаков-Йосеф из Полонного, умер ок. 5544 (1783) г., один из первых хасидских учителей, любимый и преданный ученик Бешта. В юности, будучи раввином в Шаргороде, симпатизировал противникам хасидизма. Хасидское предание рассказывает, что Бешт, ценя ум и способности р. Яакова, изо всех сил старался привлечь его к своему учению. Когда р. Яаков стал хасидом, его изгнали из Шаргорода. Он уехал в Рашков и сблизился с Бештом, который во всем направлял его деяния. Однако после смерти учителя его последователи сочли, что р. Яаков не способен выстоять в схватке с противниками хасидизма, и наследником Бешта был избран Магид из Межерича. Р. Яаков признал его авторитет, а Магид именовал его свидетелем откровения пророка Элияѓу и обладателем высокой святости. Известно, что р. Яаков устраивал «стол» для хасидов в качестве адмора. В 1770 г. он стал раввином Полонного.
Много легенд сложено о том, как р. Яаков учился дни и ночи напролет, почти лишая себя сна. Большую часть своих средств он жертвовал бедным. Книги р. Яакова принадлежат к основным источникам хасидизма. Среди них – Толдот Яаков Йосеф («Потомство Яакова – Йосеф»), главный письменный памятник учения Бешта, Бен Порат Йосеф («Росток плодоносный Йосеф») и Цофнат Паанеах («Отверзающий печати»).
Адель, дочь Бешта, родилась около 1787 г. Одна из наиболее ярких женских фигур в хасидизме. Выполняла многочисленные поручения отца и помогала ему в служении. Сопровождала отца во время неудавшейся поездки в Землю Израиля. По разрешению отца сама раздавала камеи и амулеты. Ее слава и влияние затмевали авторитет ее мужа. Внук Адели – выдающийся хасидский адмор р. Нахман из Брацлава.
Надгробие Сары, матери Бешта
Барух из Меджибожа, 5513–5572 (1753–1812) гг. Сын Адели Чудотворицы, дочери Баал Шем Това, в детстве был любимцем деда, после смерти которого занял престол адмора в Меджибоже. Мистик и интеллектуал, он нередко впадал в черную меланхолию, от которой его спасал придворный шут Ѓершеле Острополер; в иные часы отличался надменностью и высокомерием. Его учение изложено в книге Буцина де-негора («Свеча света»).
Зеев-Вольф Кицес из Меджибожа, умер после 5525 (1765) г., один из приближенных и любимых учеников Бешта, сопровождал его в поездках и участвовал в совместном служении. Отзывался об учителе как продолжателе традиции святого Ари, чудесными способностями которого он также был наделен.
Исторические обстоятельства жизни р. Зеева почти не известны. Хасидское предание описывает его большие достижения в учении, а также в светских науках. Был послан Бештом в Броды, чтобы предотвратить съезд митнагидов. Некоторые источники упоминают, что он был раввином в одном небольшом местечке. В Шивхей Бешт о нем говорится как о человеке, который был самым близким поверенным Бешта. Все сведения о нем собраны в книге Мишнат Зеев («Учение Зеева»).
Йехиэль-Михл, Магид из Злочева, 5486–5541 (1726–1781) гг., приближенный ученик Бешта и Великого Магида из Межерича, известный своей ученостью и самостоятельностью. При дворе Магида ему было разрешено иметь свой отдельный «стол» и своих хасидов. Первый пламенный проповедник хасидизма в Галиции. Из-за гонений на хасидизм был вынужден оставить Броды и перебраться в Злочев, а затем в Калиш и Ямполь, где позиции хасидизма были надежнее. Учитель большинства адморов следующего поколения.
Р. Йехиэль-Михл постоянно стремился достичь прилепления к Творцу и каждый раз во время молитвенного уединения просил Всевышнего, не прерывая этого блаженного переживания, взять к Себе его душу. Этим он вызывал большую тревогу своих сыновей, которые старались как можно меньше оставлять отца одного. Тем не менее однажды после третьей субботней трапезы он достиг такого глубокого молитвенного экстаза, что после слов: «Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един» душа покинула его тело.
Р. Йехиэль не писал книг, и никто из его учеников не записывал его проповедей. Однако впоследствии по его изречениям, приведенным в разных книгах, было составлено собрание его поучений под названием Маим рабим («Многие воды»).
Йенте, пророчица, согласно хасидскому преданию, мать р. Ицхака из Дрогобыча. Познакомившись с Бештом, стала вести уединенный образ жизни, несколько раз в день совершала ритуальные омовения, молилась в талите. Когда муж пожаловался на нее Бешту, тот сказал, что она удостоилась иметь глаза и уши ясновидца и должна называться «пророчицей». С тех пор хасиды просили у нее благословений, а Йенте жила на их подаяние.
Лейб, сын Сары, 5480–5551 (1720–1791) гг. Скрытый праведник и чудотворец, ученик Бешта и Магида из Меджибожа, один из наиболее загадочных и чарующих персонажей хасидских преданий. Хасиды считали, что о именно нем говорится в средневековом мистическом трактате Разиэль га-малах («Ангел тайн»), впервые изданном в 1701 г.: «Откроется сердце Лейба, сына Сары, для изучения Торы». На протяжении всей жизни занимался «выкупом пленных» – освобождением евреев из тюрем и из различных видов рабства. Его биография, письма и поучения собраны в книге Гвурот Арье («Сила льва»).
Моше-Хаим-Эфраим из Судилкова, 5502–5560 (1742–1800) гг., сын Адели, внук Бешта, отмечавшего его выдающиеся способности к учению. Учился также у Магида из Межерича и р. Яакова-Йосефа из Полонного. Служил раввином в Судилкове. В 1788 г. переехал в Меджибож, где оставался до самой смерти.
Книга р. Моше Дегель махане Эфраим («Знамя стана Эфраима») – комментарии к Пятикнижию – до сих пор остается одной из основных книг хасидизма, а также важным источником о жизни и учении Бешта. Эта книга обеспечила своему автору такую известность, что после ее выхода уже никто не упоминал о р. Моше под его собственным именем – он превратился в Автора Дегеля. Местечко Судилков также стало неразрывно связанным с Дегелем. Община, высоко ценившая р. Моше, содержала его, выплачивая ему в неделю, согласно раввинскому постановлению, четыре рубля золотом. Хасиды говорили о нем, что «он внимал словам Торы из уст Самого Святого, да будет Он благословен, и Его Шхины».
Менахем-Мендел из Перемышлян, 5488–5531 (1728–1770) гг., любимый и приближенный ученик Бешта. Исследователи считают, что если бы он не уехал в Землю Израиля, ему было бы предназначено стать наследником Бешта, подобно великому Магиду из Межерича. Во время Суккота р. Яаков-Йосеф из Полонного предоставлял ему свой дом для занятий мистическим уединением. Предпочитал вдохновенное служение учению и считал двейкут высшей целью хасидского пути. В 1764 г. отправился в Землю Израиля, поселился в Тверии и в письмах призывал хасидов последовать его примеру. Его учение изложено в книге Даркей йешарим («Пути праведных») и упоминается во многих хасидских книгах.
Менахем-Нахум из Чернобыля, 5490–5558 (1730–1797) гг. Хасидское предание повествует, что дядя р. Нахума вместе с Бештом учился у Адама Баал Шема. В юности сделался одним из любимых учеников Бешта и ярым проповедником его учения. Учился также у Великого Магида из Межерича. Легенда говорит, что однажды Бешт остановился в семье р. Нахума на субботу и сказал его жене: «Твой муж – вор. Он хочет своими добрыми делами и святостью завладеть Райским садом и Миром грядущим». Отличался исключительным смирением и скромностью, считал себя недостойным раввинской должности, служа меламедом, затем получил должность магида в Чернобыле. Свято следуя заповеди освобождения пленных, собирал деньги для выкупа из тюрем арестованных. Р. Яаков-Йосеф из Полонного говорил о нем, что «у каждого цадика есть свой собственный путь в служении, но р. Нахум – праведен всем и на всех путях своих».
Подобно ранним хасидским учителям, р. Нахум не писал книг, но дал свое согласие, чтобы его поучения были записаны. Так были составлены труды Маор эйнаим («Светоч глаз») и Исмах лев («Возрадуется сердце»).
Цви-Ѓирш Софер – писец Бешта, который писал для него сначала камеи и амулеты, а затем свитки Торы и тфилин. Амулеты р. Цви-Ѓирша высоко ценились хасидами, принося достаток и благополучие, а буквы Торы в его начертании имели ряд существенных отличий от стандартных норм, обязательных для соферов. Предание рассказывает, что когда Бешт собирался открыть р. Цви-Ѓиршу тайны начертания Святых Имен и букв, он велел тому отправиться в лес и встать между двумя могучими деревьями. Затем, присоединившись, Бешт промолвил: «Теперь я покажу тебе тфилин Владыки мира, но сначала мы должны совершить омовение». Тогда очертил Бешт круг на земле, и образовался водоем. Омылись они, и отверз ему Бешт великие тайны. С тех пор, когда писал р. Цви-Ѓирш святые тексты, простирался взгляд его «от одного конца мира до другого».
Агарон из Карлина, 5496–5532 (1736–1772) гг., основатель Карлинской династии, сын Яакова из Янова – синагогального служки, семья которого, по преданию, принадлежала к роду царя Давида. В юности под влиянием дяди отправился в Межерич, где стал одним из любимых учеников р. Дов-Бера, Великого Магида. После возвращения в Карлин на него впервые была возложена миссия по распространению хасидизма в Литве, где, несмотря на молодость, он приобрел значительное влияние и авторитет.
В молитвенной практике придавал большое значение воодушевлению и стремлению к двейкуту. Его молитвы, произносимые громким звучным голосом, были необыкновенно музыкальны. Р. Аѓарон сам составлял пиюты, некоторые из них вошли во многие популярные хасидские молитвенники. Высоко ценил значение радости в служении, уделяя также большое внимание практике мистического уединения.
Учение р. Аѓарона вошло в труды его внука, р. Аѓарона Второго из Карлина. Среди основных произведений: Азгарот ве-гангагот («Предостережения и руководства») и Игрот («Собрания»), которые включены в книгу Бейт Агарон («Дом Аѓарона»).
После ранней смерти р. Аѓарона его хасиды говорили, что их учитель «сгорел в пламени Божьего трепета».
Дедушка из Шполы, рабби Арье (Йеѓуда) Лейб, 5485–5572 (1725–1812) гг. Ученик Пинхаса из Кореца, который привел его к Бешту. Знаменитый праведник и чудотворец. Славился человеколюбием, скромностью и весельем, особое внимание уделял помощи бедным; распространял в народе особые копилки для сбора пожертвований, институт которых сохранялся в течение долгого времени после его смерти. Был наиболее влиятельным и активным гонителем Нахмана из Брацлава. Его учение собрано в книге Иш га-пеле («Чудесный человек»).
Зуся из Анаполя, умер в 5560 (1800) г., младший брат р. Элимелеха из Лежайска. Ученик Великого Магида из Межерича. За праведность хасиды прозвали его «рабби реб Зуся». В хасидизме он стал символом наивности и чистоты. Похоронен рядом с Магидом. Его учение представлено в книге Менорат загав («Золотой подсвечник»), а биография – в труде Буцина кадиша («Святая свеча»).
Леви-Ицхак из Бердичева, 5500–5570 (1740–1810) гг., ученик Магида из Межерича и Шмелке из Никольсбурга. Великий знаток Торы, он исполнял должность раввина в Зелихове, Пинске и Бердичеве и пользовался огромным авторитетом среди адморов и хасидов. Леви-Ицхак славился человеколюбием и пламенной любовью к Творцу и Его заповедям. Существуют предания о том, как р. Леви-Ицхак вызывал на суд самого Всевышнего, требуя от Него заботы о Своих детях, и Бог подчинялся решению суда.
Главный труд р. Леви-Ицхака – Кдушат Леви («Святость Леви») до сих пор является одной из популярнейших хасидских книг.
Менахем-Мендел из Витебска, 5490–5548 (1730–1788) гг. Его отец, рабби Моше, был приближенным учеником Бешта, который незадолго до появления на свет р. Менахема говорил своим ученикам, что одна великая душа должна воплотиться в мире и необходимо сражаться с Сатаной, чтобы тот не смог помешать этому. В раннем детстве р. Менахем был лично представлен Бешту, затем был одним из любимых учеников Магида, которому его представил р. Аѓарон из Карлина. После смерти Магида (1772 г.) в качестве адмора был назначен главой хасидов Белоруссии и Литвы, где одним из его учеников стал р. Шнеур-Залман из Ляд. Вместе они совершили путешествие к р. Элияѓу, Виленскому Гаону, чтобы поговорить об истинной сущности хасидизма и прекратить вражду хасидов и митнагидов, но Гаон отказался принять их. С группой своих учеников, в числе которых р. Авраѓам из Калиша, р. Барух из Косова и другие, р. Мендел стал готовиться к отъезду в Землю Израиля. В 1777 г. он достиг Цфата, а в 1781-м перебрался в Тверию, где оставался до самой смерти.
Мистик и интеллектуал р. Менахем был известен своей ученостью и склонностью рассказывать в своих поучениях о тайнах Торы. Блестящее знание каббалы и вдохновенная любовь к служению позволили ему создать труды, полные глубины и драматизма. Идея единства антиномий творения и их проявления в человеке пронизывает все его произведения. Р. Менахем придавал большое значение мистической молитве как средству достижения двейкута.
Учение р. Менахема сохранилось в книгах При ѓа-арец («Плод земли» – комментарий на Пятикнижие), При га-эц («Плод Древа»), Ликутей амарим («Собрание высказываний»), Эц при аль га-Тора («Плодовое древо» – разъяснения к Торе).
Рафаэль из Бершади, умер в 5587 (1827) г., любимый и самый одаренный ученик р. Пинхаса из Кореца. Продолжал традицию учителя. Версия его молитвенника, став основой для бершадских хасидов, отличается от обычных хасидских сидуров. О его юности известно немного. Стал лидером хасидов Подолии, был близок к простым людям, не облачался в одежды адмора, старался ни в учении, ни в молитве не превозносить себя. Его поучения не были записаны, однако в разрозненном виде приводятся во многих хасидских трудах. Сохранилась приписываемая ему и популярная в хасидских кругах рукопись под названием «Манускрипт р. Рафаэля Бершадского».
Шломо (Готлиб) из Карлина, 5498–5552 (1738–1792) гг., приближенный ученик Великого Магида и Аѓарона из Карлина, проповедник хасидизма в Литве. Из-за гонений на хасидизм вынужден был бежать в волынский центр хасидизма Людмир. Хасиды считали его воплощением Мессии – потомка Йосефа, страдающего и возрождающегося из рода в род, и верили, что их ребе «понимает язык деревьев, птиц и зверей». Шломо из Карлина был убит казаком во время польского восстания 1792 г.
(Шмуэль) Шмелке (Горвиц) из Никольсбурга, умер в 5538 (1778) г., один из ближайших учеников Великого Магида, учитель большинства адморов своего поколения, в первую очередь в Галиции и Польше. Был верховным раввином Никольсбурга в Моравии. Пламенный проповедник, он считал, что слова, исходящие из души, сами по себе способны изменить слушающих. Во время молитвы р. Шмелке впадал в такой экстаз, что забывал, что именно полагается говорить и делать, и начинал петь новые, неслыханные мелодии. Его главное сочинение – трактат Шем ме-Шмуэль («Имя Шмуэля»), легенды о нем собраны в книге Шемен тов («Добрый елей»).
Шнеур-Залман из Ляд, 5505–5573 (1745–1812) гг., Алтер Ребе (идиш – Старый Рабби), Рашаз, создатель течения Хабад (от первых букв ивритских слов Хохма – «мудрость», Бина – «понимание, разумение», Даат – «знание»). С детства отличался блестящими способностями. Согласно преданию, учителя рекомендовали его отцу, принадлежавшему к хасидам Бешта, отдать сына учиться наукам в Витебске. Однако в возрасте 20 лет он уехал в Межерич и стал приближенным учеником Великого Магида, который прочил его в соученики своего сына, Авраѓама Ангела, чтобы тот открыл ему тайны каббалистической мудрости. В Межериче р. Шнеур познакомился с р. Менахемом-Мендлом из Витебска и после смерти Магида стал его ближайшим учеником и другом. В Кореце он посетил р. Пинхаса, в Межериче познакомился с семьей Адели, знаменитой дочери Бешта, учился у Йехиэля-Михла из Злочева чудесам и молитвенным интенциям. Вместе с р. Менахемом-Мендлом из Витебска участвовал в жесточайшем споре с противниками хасидизма, посетил Виленского Гаона, поехал в Землю Израиля, но с дороги вернулся в Могилев, где долго не соглашался, несмотря на письма учителя и просьбы хасидов, возглавить хасидское движение Белоруссии и Литвы. Только около 1789–1790 гг. он принял титул адмора. По доносам его несколько раз арестовывали, и он находился в заключении. В 1804 г. получил разрешение вернуться к хасидам и с этого времени жил в Лядах. Известно неприятие Рашазом Наполеона и французской армии в роли предвестников избавления евреев. В 1812 г. он бежал из Ляд в глубь России и умер в одной из деревень Курской губернии.
Биркот ѓа-неѓенин ве-нетилат ядаим («Законы благословений и омовения рук» с разъяснениями Шнеура-Залмана), Варшава, 1844
Известно, сколь высока была ученость Рашаза в каббале. Он составил особую версию сидура – традиционного молитвенника и свод религиозного законодательства (галахи, см. Глоссарий) Шульхан Арух га-Рав («Накрытый стол Раввина») согласно учению великого каббалиста р. Ицхака Лурии (Ари). Основы его учения изложены в сборнике трактатов на разные темы, известном под названием Танья («Учили…»), который по сей день составляет основу хабадского канона.
Элимелех (Липман) из Лежайска, 5477–5546 (1717–1786) гг., прародитель хасидизма в Польше и Галиции. В юности добровольно отправился в «изгнание» (принятый среди еврейских мистиков вид аскезы, заключающийся в продолжительных непрерывных странствиях) и занимался умерщвлением плоти. Под влиянием своего брата, рабби Зуси, обратился к хасидизму и отправился учиться в Межерич, где стал приближенным учеником Великого Магида и одним из глав хасидского братства.
После смерти учителя р. Элимелех перебрался в Лежайск, откуда распространил хасидизм по всем областям Польши и Галиции. Его роль в хасидском движении была столь велика, что его приравнивали к Бешту.
Его трактат Ноам Элимелех («Приязнь Элимелеха») сыграл огромную роль в становлении хасидизма и стал своего рода «священной книгой», которую хасиды и сегодня кладут под подушки больных и рожениц.
Авраѓам Ангел, 5501–5537 (1741–1776) гг., сын Великого Магида, р. Дов-Бера из Межерича. Вел уединенный аскетический образ жизни, изнурял себя постами и целыми днями просиживал закутанным в талит и облаченным в тфилин. Отличался большими познаниями в тайнах Торы. На основе каббалы развивал свое учение о праведнике (цадике), душа которого содержит в себе души всех поколений. Являясь некоей первоматерией, цадик посвящает все свои качества делу Божественного служения и тем самым разрывает оболочки (клипот), освобождая искры святости и приводя избавление – раскрытие царства Божия во всем мире. Автор трактата Хесед ле-Авраѓам («Милость Авраѓама»).
Авраѓам-Йеѓошуа Ѓешель из Апты, 5515–5585 (1755–1825) гг. Приближенный ученик и один из четырех духовных наследников р. Элимелеха из Лежайска; хасиды говорят, что Провидец из Люблина унаследовал от учителя проницательность взора, прозревающего неведомое, Магид из Козниц – сердечный пыл, Мендел из Риманова – душевную глубину, а ребе из Апты – красноречие.
Магид из Козниц
Авраѓам-Йеѓошуа Ѓешель был раввином и адмором в местечках Колбасов, Апта, Ясницы и Меджибож. Один из главных проповедников хасидизма в Польше и Румынии, он прославился кротостью и человеколюбием и был прозван «Любящим Израиль» – по названию составленного им сборника проповедей на темы Пятикнижия (Огев Исраэль). С 5575 (1815) г. считался главой адморов своего поколения, для всех хасидов его слово было законом.
Исраэль, Магид (проповедник) из Козниц, 5496–5575 (1736–1815) гг., в молодости по совету своего первого учителя, Шмелке из Никольсбурга, отправился в Межерич, где был с радостью принят в ученики Великим Магидом, который предсказал, что р. Исраэлю предстоит распространить хасидизм в Польше. После смерти учителя он сблизился с Элимелехом из Лежайска и стал одним из его ближайших сподвижников.
Знаменитый проповедник и чудотворец, благословения которого жаждали не только евреи, но и польские аристократы, он подвергался яростным нападкам противников хасидизма. Согласно преданию, он вынужден был бежать из Козниц и долгое время скрываться в доме Леви-Ицхака из Бердичева.
Исраэль из Козниц был великим знатоком Торы и автором множества книг, посвященных еврейскому законодательству – галахе, каббале и хасидизму.
Менахем-Мендел из Риманова, умер в 5575 (1815) г., еще в детстве увлекся хасидизмом, был учеником Элимелеха из Лежайска и Шмелке из Никольсбурга, лучшим другом Моше-Лейба из Сасова. Менахем-Мендел, один из лидеров цадиков своего времени, ввел немало важных для хасидизма правил и обычаев, его окружали тысячи хасидов, а десятки его учеников сами стали адморами.
Мордехай из Несхижа, 5502–5560 (1742–1800) гг., преданный ученик р. Йехиэля-Михла из Злочева, по предположениям, принадлежал также к дому учения Великого Магида. Был раввином в Галиции, затем перебрался в Несхиж. Там он вскоре стал известен как великий чудотворец, а его слава стала так велика, что через три года он прекратил свою практику. Хасиды превозносили его, р. Леви-Ицхак из Бердичева называл его «копией Бешта», а Провидец из Люблина говорил, что «для него изучение Торы, молитва, еда, питье и сон суть деяния одной природы, которыми он возвышает свою душу к ее духовному источнику». Хасиды считали, что в теле р. Мордехая была воплощена душа пророка Самуила.
Толкованию Торы он предпочитал деяния. Известен своей помощью бедным и больным, стоял во главе группы хасидов, поддерживающих общину в Земле Израиля.
Его учение собрал позднее р. Нета Коген из Кольбеля и опубликовал в книге толкований к Торе Ришпей эш («Огненные искры»). Многие из его изречений приводит также р. Симха-Буним из Пшисхи в книге Коль симха («Глас радости»).
Мордехай (Мотл) из Чернобыля, 5530–5597 (1770–1837) гг., сын основателя династии р. Нахума из Чернобыля, зять р. Аѓарона из Карлина. После смерти отца в 1798 г. занял пост адмора. Необыкновенно укрепил хасидское влияние в Чернобыле, имел огромный двор, его окружали тысячи хасидов. Ввел обязательное денежное отчисление в пользу двора цадика. В учении следовал традиции своего отца. Его главный труд – Аикутей Тора («Выдержки из Учения»).
Моше-Лейб из Сасова, 5505–5567 (1745–1807) гг., любимый ученик Шмелке из Никольсбурга, почитатель Элимелеха из Лежайска. Один из первых пропагандистов хасидского учения, прославленный кротостью и человеколюбием. На основе его проповедей ученики составили книги Аикутей Рамал («Собрания р. Моше-Лейба») и Торат Рамал га-шалем («Полное изложение учения р. Моше-Лейба»).
Нахман из Брацлава, 5532–5571 (1772–1810) гг., ярчайшая фигура в истории хасидизма, адмор, оставивший после себя многочисленных последователей, создатель Брацлавской ветви хасидизма. Со стороны матери правнук Баал Шем Това, сын Фейги, племянник р. Моше-Хаима-Эфраима из Судилкова и р. Баруха из Меджибожа. Еще в отроческие годы многочасовое учение он стал сочетать с различными испытаниями тела и духа, которым специально подвергал себя.
Людей притягивала необычайно яркая личность юного рабби: результат сложнейшей и напряженнейшей работы души. Но в 1798 г. р. Нахман отправился в путешествие в Землю Израиля. Выехав в начале лета в сопровождении единственного спутника через Николаев, Одессу, Стамбул и сознательно не миновав дорогой целого ряда довольно странных для постороннего взгляда положений и ситуаций, прибыл осенью в Землю Израиля, провел там одну неполную зиму и, не посетив даже Иерусалима, возвратился обратно.
После возвращения р. Нахман с семьей и ближайшими учениками переехал в Златополь. С этого переезда в его жизни начался период тяжелейших испытаний, неотступно следовавших за ним и не оставлявших р. Нахмана до последнего дня. Проявление ненависти со стороны одного из самых уважаемых лидеров хасидизма Дедушки из Шполы, рабби Арье (Йеѓуды) Лейба, положило начало настоящей травле р. Нахмана. Не последнюю роль в этом сыграли злые языки, передававшие колкие и неуважительные высказывания р. Нахмана о признанных авторитетах. Он вскоре переехал в Брацлав, где окончательно оформилось его учение; в Брацлаве навеки связал с ним свою судьбу р. Натан из Немирова, стремившийся сохранить в памяти и записях каждое слово и высказывание любимого учителя. Умер р. Нахман в Умани.
Могила Натана из Немирова
Его книги Аикутей Могаран («Собрание поучений учителя нашего, р. Нахмана»), Сефер га-мидот («Книга качеств»), Сипурей маасийот («Сказочные истории») и другие составлены по разрозненным записям р. Натаном. Большая часть текстов, написанных р. Нахманом собственноручно, не сохранилась. Дважды по его приказу ученики уничтожали уже подготовленные к печати рукописи, от которых сохранились только названия: Сефер га-нисраф («Сожженная книга») и Сефер га-гануз («Спрятанная книга»); одной из важнейших частей его завещания было повеление сжечь все его рукописи и заметки немедленно после его кончины, что и было в точности исполнено учениками.
Нафтали (Цви) из Ропшиц, 5520–5587 (1760–1827) гг., любимый ученик Элимелеха из Лежайска, в дальнейшем сблизившийся с Провидцем, Магидом из Козниц и Мендлом из Риманова. С 1815 г. – знаменитый адмор. Славился интеллектуальной изощренностью и искрометным юмором, за которым, по словам учеников, скрывались величайшие тайны. Автор комментария к Пятикнижию Зера Кодеш («Святое семя»). Эпитафия на его надгробии гласит: «Единственный в поколении по Божественной мудрости».
Ури из Стрельска, 5517–5586 (1757–1826), сын простого сельского еврея по имени Пинхас, которого однажды благословил Магид из Межерича, сказав, что в его будущем сыне воплотится душа. Никогда не вкушавшая от Древа познания добра и зла. В юности переехал во Львов, учил Тору, посещал хасидских цадиков, среди которых были р. Элимелех из Лежайска, р. Пинхас из Кореца, р. Мордехай из Несхижа, р. Зуся из Анаполя. Познакомившись с р. Шломо из Карлина, стал одним из его приближенных учеников. После того как р. Шломо был застрелен казаками, вернулся во Львов (Лемберг), принял титул адмора. После переезда в Стрельск его авторитет среди хасидов значительно возрос. В центре его служения – экстатическая молитва и двейкут. Превозносил бедность и смирение, не одобрял чудотворения. Незначительная часть его учения записана учениками и собрана в книге Имрей кодеш («Святые изречения»).
Яаков-Ицхак из Люблина, Провидец, 5505–5575 (1745–1815) гг., ученик Великого Магида из Межерича и глава учеников Элимелеха из Лежайска, который еще при жизни объявил его своим преемником. Проживал в Ланцуте в Галиции, откуда перебрался сначала в Роспадов, потом в люблинское предместье Винаву, а затем и в сам Люблин.
Яаков-Ицхак оказал огромное влияние на становление хасидизма, почти все цадики Польши и Галиции следующего за ним поколения были его учениками. Не случайно Великий Магид говорил о нем: «Такая душа не спускалась в мир со времен пророков».
Авраѓам-Яаков из Садагоры, 5580–5643 (1819–1883), сын р. Исраэля из Ружина. В 1855 был арестован по обвинению в укрывательстве от призыва и провел в заключении ок. 15 месяцев. Его учение представлено в книге Эмет ле-Яаков («Истину – Яакову»).
Давид (Бидерман) из Ледова, 5506–5574 (1746–1814) гг., ученик Элимелеха из Лежайска и Провидца из Люблина, лучший друг Святого Еврея из Пшисхи. Один из первых проповедников и апологетов хасидизма, привлекший к нему множество новых последователей. Прославился своим человеколюбием. Легенды о нем собраны в книге Мигдаль Давид («Башня Давида»).
Давид-Моше из Чорткова, 5588–5664 (1828–1903), сын р. Исраэля из Ружина. Был адмором в Потике, откуда переехал в Чортков в 1859. Его учение изложено в книге Диврей Давид («Изречения Давида»).
Зеев-Вольф из Збаража, умер в 5582 (1822) г., один из пятерых сыновей р. Йехиэля-Михла, Магида из Злочева, прозванный хасидами «Пятью книгами Торы». О его высокой праведности, любви ко всем творениям и участии к бедным и слабым сложено много легенд. В книгах о нем упоминается также под именами Зеев-Цви и Биньямин Вольф. Учение р. Зеева изложено в книгах Разин де-Орайта («Тайны Торы») и Тиферет Цви-Зеев («Красота Цви-Зеева»).
Исраэль из Ружина, 5557–5611 (1796–1850) гг., правнук Великого Магида из Межерича. Славился своей праведностью и глубокими познаниями в Торе. С 1813 г. получил титул адмора. Высокий авторитет среди хасидов и необыкновенное обаяние позволили ему стать главой всех хасидских общин России. Посетить его приезжали даже хасиды Польши, среди которых ведущее место занимали ученики р. Менахема-Мендла из Коцка. В Ружине хасиды купили ему замок, который впоследствии прославился роскошью и великолепием.
По доносу р. Исраэль был арестован российскими властями и провел в заключении двадцать два месяца. После освобождения ему удалось бежать через Молдавию в Австрию, где благодаря усилиям и уловкам местных хасидов он избежал преследования царских властей, получив разрешение поселиться в Садагоре. Там он продолжал служение адмора и стал вновь высоко почитаем хасидами, которых принимал в новом отстроенном замке. Р. Исраэль был окружен любовью и уважением польских и австрийских общин. Он также оказывал большую поддержку еврейской общине Израиля, на его средства в Иерусалиме была построена огромная синагога Тиферет Исраэль («Великолепие Израиля»). Его учение изложено в книгах Ирин кадишин («Святые ангелы»), Кнесет Исраэль («Община Израиля») и другие. При жизни был издан сборник его изречений Орот Исраэль («Света Израиля»).
Иссахар-Дов-Бер из Радошиц, 5525–5603 (1765–1843) гг., ученик Провидца из Люблина, Святого Еврея из Пшисхи, Магида из Козниц и р. Авраѓама-Йеѓошуа Ѓешеля из Апты. Неуклонно следуя заповеди ритуального очищения, настаивал на необходимости постоянного омовения, нередко делал это в реках в стужу и холод, разламывая лед. Жил в бедности и никогда не брал подаяния. Совершал поездки по домам окрестных праведников, которых называл «120-ю обладателями святого духа», оказывал им всяческую помощь. После смерти раввина из Апты в 1815 г. принял титул адмора в Радошице. Обладал удивительной способностью творить чудеса, за что хасиды прозвали его Святой Дедушка (Саба кадиша). Выдержки из его учения, а также рассказы о его жизни и чудотворных способностях собраны в книге Нифлаот Саба кадиша («Чудеса Святого Дедушки»).
Иссахар из Вольбужа, 5563–5638 (1803–1877), учился у р. Хаима из Волброма, р. Хаима-Меира-Йехиэля из Могельницы и р. Элазара из Козниц. С 1862 раввин и адмор. Вел аскетичный образ жизни, постился от шаббата до шаббата. Автор книг Аводат Иссахар («Служение Иссахара»), Сэдэр га-зманим («Хронология») и Имрей Ноам («Благостные изречения»).
Ицхак-Айзик из Жидачева, 5565–5633 (1805–1873), ученик своих дядей р. Цви-Ѓирша из Жидачева и р. Моше из Самбора, ездил учиться и к другим цадикам того поколения. Среди его хасидов немало видных людей и знатоков Торы. Автор комментариев к мидрашу Берешит рабба Перуш Магари («Комментарий нашего учителя р. Ицхака»), к Торе и Талмуду Аикутей Тора ве-га-Шас и Аикутей Магари к Ялкут Шимони.
Ицхак-Айзик из Калло, 5511–5581 (1751–1821), учился у р. Шмелке из Никольсбурга и р. Элимелеха из Лежайска. Положил начало распространению хасидизма в Венгрии. Стал раввином Калло в 1781. Был известен своими задушевными напевами. В обычае венгерских хасидов посещать его могилу.
Ицхак из Ворки, 5539–5608 (1779–1848), учился у «Провидца» из Люблина, р. Давида из Лелова и р. Симхи-Бунима из Пшисхи. После того как он поселился в Ворке, к нему стали тысячами стекаться ученики, к которым он относился бережно и с большой любовью. Его учение представлено в книге Огель Ицхак («Шатер Ицхака»).
Ицхак-Меир из Гур, 5559–5626 (1799–1866), воспитывался в доме Магида из Козниц, учился у его сына р. Моше-Эльякима, потом у р. Симхи-Бунима из Пшисхи, и наконец у р. Менахема-Мендла из Коцка. Когда умер ребе из Коцка, он встал над его хасидами. Известный знаток Галахи. Автор Хидушей га-Рим («Нововведения р. Ицхака-Меира») и комментария к Торе Сефэр га-зхут («Книга достойности»).
Йеѓуда-Цви из Роздола, 5551–5608 (1791–1847), виднейший ученик своего дяди и тестя р. Цви-Ѓирша из Жидачева. После смерти дядей занял их место как адмор из Жидачева. Автор книг Даат Кедошим («Знание святых»), Таалумот Хохма («Загадки мудрости») и Амуд га-Тора («Столп Торы»).
Йеѓуда-Цви из Стретина, 5605–5667 (1845–1907), раввин и адмор в Стретине. Про его молитву говорили, что она как «самовоспламеняющийся огонь, стоящий того, чтобы ехать к нему за сотни верст». Его сын, Авраѓам из Стретина, 5627–5677 (1867–1917), занял место отца в Стретине после смерти последнего.
Йехезкель из Сенявы, 5575–5669 (1815–1909), сын р. Хаима из Цанза. Перенял учение у р. Цви-Ѓирша из Риманова и у других цадиков. В 1856 был выбран раввином Сенявы. Проявился как адмор еще при жизни отца. В 1869 посетил Страну Израля. Его учение изложено в книге Диврей Йехезкель («Слова Йехезкеля»).
Менахем-Мендл из Ворки, 5579–5628 (1819–1868), учился у своего отца и у Менахема-Мендла из Коцка. Адмор, известный малословием и остротой ума. Большинство хасидов его отца приняли его как адмора.
Менахем-Мендл из Косова, 5528–5586 (1768–1825), сын Яакова Капеля «праведного». В 1790 стал раввином Косова. С 1898 адмор, его влияние выросло в 1802 со смертью его учителя из Надворно. Высоко ценился выдающиеся учителя поколения, «Провидецем» из Люблина и р. Симхой-Бунимом из Пшисхи. Его учение изложено в книге Агават Шалом («Любовь к миру»).
Менахем-Мендл из Коцка, 5547–5619 (1787–1859), ученик «Провидца» из Люблина и «святого Еврея» из Пшисхи, виднейший ученик р. Симхи-Бунима из Пшисхи. Адмор с 1827, сперва в Томашове, затем в Коцке. Знаток всех тонкостей Талмуда и книг законоучителей. Одаренный лидер, отличавшийся твердостью и необыкновенной остротой ума. Его учение изложено в книге Огель Тора («Шатер Торы»).
Менахем-Нахум из Штепинешта, 5583–5629 (1810–1869), сын р. Исраэля из Ружина. Один из первых адморов и распространителей хасидизма в Румынии.
Мордехай из Ляховичей, 5502–5570 (1742–1810), выдающийся ученик р. Шломо из Карлина, учился также у р. Баруха из Меджибожа. Был арестован вместе с р. Шнеуром-Залманом из Ляд (но отпущен тут же). Активно поддерживал хасидскую общину в Стране Израиля. Его учение приводится в книгах Ор йешарим («Свет праведных») и Торат авот («Учение отцов»).
Моше из Кобрина, 5544–5618 (1783–1858) гг. Сын простых родителей, он с юности обратился к хасидизму, став преданным учеником р. Мордехая из Ляховичей, а затем его сына р. Ноаха. После его смерти р. Моше унаследовал пост адмора в Кобрине, превратив город в большой центр хасидизма и открыв свой дом учения. Уже будучи цадиком, посещал р. Исраэля из Ружина и усвоил многое из его учения. Р. Моше, продолжая традицию хасидов Карлина, отличался особым рвением в экстатической молитве. Был известен кротостью и усердием в служении. Принимал активное участие в формировании общины в Земле Израиля, отправляя туда многих хасидов. Выдержки из его учения приводятся во многих трудах, основной из которых Торат Моше («Учение Моше»).
Моше из Козниц, 5517–5588 (1757–1828), сын «Магида». Стал адмором по указанию «Провидца» из Люблина, хотя при жизни отца оставался в тени. Важнейшие его книги: Беэр Моше («Колодец Моше»), Даат Моше («Познания Моше»), Бинат Моше («Разум Моше»), Кегилат Моше («Собрание Моше»), Пиркей Моше («Поучения Моше»), Матэ Моше («Посох Моше»), Тефилла ле-Моше («Молитва Моше»), Ва-яхель Моше («И стал Моше…»).
Моше Тейтельбойм, 5519–5601 (1759–1841). Под влиянием зятя, р. Арье-Лейбиша из Вишницы, поехал учиться у «Провидца» из Люблина и считался одним из его крупнейших учеников. Р. Мешулам Игера сказал о нём: «Моше истина и учение его истинно». Заседал одно время в суде в Перемышле. Стал раввином в Сеняве вместо переехавшего в Никольсбург р. Шмелке. В 1808 стал раввином Уйхея, с 1815 адмор. Занимался пересылкой денег в Страну Израиля, страстно ожидал прихода Мессии. На его могилу приходят молиться и по сей день. Известен как автор Исмах Моше («Возрадуется Моше») – комментариев к Танаху и к агадот из Талмуда. Другие его книги: Тешив Моше (респонсы «Ответил Моше»), Тефилла ле-Моше («Молитва Моше», комментарии к Псалмам), Мааян тагор («Чистый источник»).
Святой Еврей из Пшисхи, р. Яаков-Ицхак, 5526–5574 (1766–1814) гг., один из величайших знатоков Торы в своем поколении. В юном возрасте возглавил йешиву в Апте, где под влиянием Моше-Лейба из Сасова обратился к хасидизму. Лучший друг, Давид из Лелова, уговорил его отправиться к Провидцу из Люблина, чьим учеником он стал на долгие годы. Святой Еврей поселился в Пшисхе, которая стала центром интеллектуального направления в хасидизме, привлекавшего тысячи последователей. Наветы завистников привели к разрыву с Провидцем и к ожесточенной борьбе между хасидскими школами.
Святой Еврей скончался раньше своего учителя, но усилиями учеников, в первую очередь Симхи-Бунима, его учение распространилось по всей Польше.
Симха-Буним из Пшисхи, 5527–5587 (1767–1827) гг., ученик Провидца, друг и преемник (после 1814 г.) Святого Еврея. Великий знаток Торы, по профессии аптекарь, Симха-Буним славился парадоксальностью суждений и нетривиальностью поступков. Во многом благодаря обаянию личности Симхи-Бунима школа Пшисхи привлекла к себе тысячи незаурядных людей, а интеллектуальное направление в хасидизме получило широкое распространение.
Учение Симхи-Бунима изложено во многих трудах, главным из которых является Коль Симха («Глас радости»).
Хаим из Косова, 5565–5614 (1805–1854), сын р. Менахема-Мендла из Косова. Собирался переехать в Страну Израиля и даже приобрел дом в Цфате, но алия не состоялась. Его учение изложено в книге Торат Хаим («Учение жизни» или «Учение Хаима»).
Хаим из Цанза, 5557–5636 (1797–1876) гг., в детстве и юности проявил большие способности, учился Торе и Талмуду. Когда ему исполнилось восемь лет, посетил р. Яакова-Ицхака, Провидца из Люблина, который предрек его отцу, что мальчик станет главой поколения. Был хасидом и учеником р. Нафтали-Цви из Ропшиц, посещал многих цадиков. В 1818 г. стал учителем в Цанзе, а в 1830 г. принял там титул адмора. Знаток галахи и каббалы, р. Хаим жертвовал почти все свои средства в пользу бедных. Усердие и воодушевление в его многочасовой молитве соседствовали с глубоким мистическим трансом и интенциями Ари. Часто устраивал «столы» для своих хасидов, и долгие часы рассказывал хасидские предания за трапезами, которые никогда не совершал в одиночку. Среди его учеников было множество адморов его поколения.
Читать бесплатно другие книги:
