Игольное ушко Фоллетт Кен
– Предположим, у него состоялся контакт после того, как я его упустил. Они условились, что резидент придет к нему сюда, однако тот, похоже, предположил, что это ловушка – вот почему он проник через окно и взломал замок.
– Значит, этот ваш резидент – опытный волк, всегда начеку, – заключил Харрис.
– Вероятно, ты прав, именно поэтому мы его до сих пор не поймали. Во всяком случае, он попадает в комнату Блондина и будит его. Но сейчас-то он видит, что никакой западни нет, так?
– Так.
– Почему же он все-таки убивает агента?
– Может, между ними произошла какая-то серьезная ссора или даже драка?
– Между тем, нет никаких следов борьбы.
Харрис нахмурился и сидел над своей пустой чашкой, сосредоточенно думая.
– Возможно, он знал, что за Блондином следят. Наверное, боялся, что мы схватим парня и «раскрутим» его на полную катушку.
– Тогда мы имеем дело с беспощадным и расчетливым типом, – сказал Блогс.
– Может быть, это еще одна из причин, почему его так долго не могут поймать.
– Входи. Садись. Мне только что позвонили из МИ-6. Канариса освободили от занимаемой должности.
Блогс озабоченно спросил:
– Это хорошая новость или плохая?
– Очень плохая, – ответил Годлиман. – Все произошло в самый неподходящий момент.
– Можно узнать почему?
Годлиман пристально посмотрел на него, затем сказал:
– Думаю, тебе даже нужно это знать. В настоящее время мы располагаем сорока двойными агентами, которые передают в Гамбург ложную информацию относительно планов союзников осуществить высадку во Франции.
Блогс даже присвистнул от неожиданности.
– Я не думал, что дело имеет такой размах. Полагаю, двойники сообщают, что мы нацелены на Шербур, хотя в действительности это будет Кале, или наоборот.
– Что-то вроде этого. Деталей не сообщали, да мне и не полагается их знать. Однако ясно, что опасность велика. Мы хорошо знали Канариса, его стиль и методы работы, знали, что удается его дурачить. Была уверенность, что и дальше мы сможем направлять ему ложную информацию. А «новая метла», кем бы она ни была, может не доверять агентам своего предшественника. И еще – на той стороне были люди, готовые с нами сотрудничать. Они могли бы постепенно сдать нам всех агентов Абвера в Британии. Несомненно, сейчас немцы начнут очень приглядываться к нашим двойникам и той информации, которую они передают. Кроме того, есть возможность утечки информации с нашей стороны. Буквально тысячи людей знают сейчас о нашей игре с двойниками. Двойные агенты работают не только в Британии, но и в Исландии, Канаде, на Цейлоне. Мы занимаемся этим на Ближнем Востоке – словом, целая система. В прошлом году мы допустили серьезный промах, когда репатриировали одного немца по имени Эрих Карл. Позже мы узнали, что он был агентом Абвера – настоящим агентом. Когда его в свое время интернировали на остров Мэн, он мог узнать о нашем трюке с двумя двойниками – Мэтом и Джефом, а, возможно, знал и про третьего – по-моему, Тейта. Таким образом, мы ходим по лезвию бритвы. Если кто-либо из настоящих агентов Абвера в Британии узнает о «Фортитьюд» – именно таково название нашей широкомасштабной операции по обману противника – вся стратегия будет под угрозой. Можно без преувеличения сказать, что от этого зависит наша победа в этой проклятой долбаной войне.
Блогс при этом улыбнулся – он вспомнил, что еще не так давно профессор Годлиман не употреблял таких крепких словечек.
А профессор продолжал:
– Руководство совершенно ясно дало понять, что и слышать ничего не хочет о каких-либо агентах Абвера, активно действующих в Британии.
– Еще на прошлой неделе мы могли быть уверены, что таких на данный момент нет, – сказал Блогс.
– Теперь же мы знаем, что, по крайней мере один, есть.
– И мы дали ему улизнуть от нас.
– Значит, сейчас нужно обязательно его найти.
– Это крайне трудная задача, – произнес Блогс мрачно. – Мы не знаем, в каком регионе страны он работает, понятия не имеем, как он выглядит. Он слишком хитер, чтобы его можно было поймать, запеленговав во время передачи, – иначе он давно был бы у нас в руках. Мы даже не знаем его кличку. Так откуда начинать искать?
– С нераскрытых преступлений, – неожиданно сказал Годлиман. – Пойми, шпион обязательно где-то преступает закон. Он подделывает документы, крадет горючее и боеприпасы, обходит контрольно-пропускные пункты, проникает в запретные зоны, делает снимки, и, когда есть вероятность, что люди могут его раскрыть, он, не задумываясь, убивает. У полиции наверняка накопились такие дела, если шпион в стране уже не первый год. Когда мы просмотрим дела о преступлениях, совершенных с начала войны, то, возможно, найдем за что зацепиться.
– Но вы забыли, что большинство преступлений остается нераскрытыми, – начал было Блогс. – Такими делами можно буквально завалить Альберт-холл.
Годлиман лишь пожал плечами.
– Тогда давай ограничимся Лондоном и начнем с убийств.
Они нашли то, что искали, уже в первый же день поисков. Годлиман сам натолкнулся на эту папку, но сначала даже не оценил всей важности того, что держал в руках.
Это было дело об убийстве некоей Юны Гарден, жившей в 1940 году на Хайгейт. Ей перерезали горло, она подверглась нападению на сексуальной почве, хотя изнасилована не была. Ее нашли в спальне жилого дома, который она сдавала внаем квартирантам, со значительным содержанием алкоголя в крови. Картина представлялась довольно ясной: у нее было свидание с одним из жильцов, он начал к ней приставать, произошла ссора, в результате ее убили – убийство охладило его сексуальный пыл. Однако полиция так и не нашла этого жильца.
Годлиман уже собирался было отложить данное дело и перейти к другому – шпионы не какие-нибудь сексуальные маньяки. Но с бумагами профессор был педантичен донельзя, поэтому он постарался снова внимательно вчитаться в каждое слово и в итоге обнаружил, что у той несчастной помимо перерезанного горла оказалось еще несколько ран от удара стилетом.
Годлиман и Блогс сидели за столом напротив друг друга в архиве, расположенном в старом здании Скотланд-Ярда. Просмотрев папку, Годлиман кинул ее на стол и сказал:
– Думаю, это то, что нам нужно.
Блогс тоже изучил дело.
– Надо же, опять стилет.
Они взяли папку под расписку, вышли из архива и прошлись по улице до здания Военного министерства. Когда вошли в кабинет, Годлиман увидел у себя на столе дешифрованное сообщение. Профессор внимательно прочитал его и в возбуждении стукнул кулаком по столу.
– Это он, черт побери!
Блогс прочел: «Указания получены. Привет Вилли».
– Помнишь его? – спросил Годлиман. – Игла!
– Да, – неуверенно произнес Блогс, – точно. Игла, но какая здесь связь?
– А ты думай, пораскинь мозгами. Стилет совсем как игла. Да, это один и тот же человек: убийство миссис Гарден, все эти радиосигналы в 1940 году, с которыми мы ничего не могли поделать, «Рандеву» с Блондином…
– Возможно, – Блогс выглядел задумчивым.
– Я могу это доказать, – сказал Годлиман. – Помнишь сообщение, касающееся отправки экспедиционного корпуса в Финляндию, которое ты показал мне в первый день нашего знакомства? Именно то, что сначала было незаконченным?
– Да. – Блогс открыл шкаф, где лежали досье, взял одну из папок.
– Если мне не изменяет память, сообщение передано точно в день убийства… держу пари, что время смерти также совпадает с моментом передачи.
Блогс посмотрел в досье, сверил цифры.
– Вы правы.
– Вот видишь!
«Итак, он работает в Лондоне по крайней мере пять лет, и только сейчас мы вышли на него, – подумал Блогс. – Его будет нелегко поймать».
Тут Блогс посмотрел на Годлимана и изумился. Он никогда раньше не видел своего коллегу в таком возбуждении – Годлиман не на шутку рассердился, даже весь как-то ощетинился.
– Может, эта сволочь и умная, может, и хитрая, но уж со мной не сравнится, – процедил он сквозь зубы. – Клянусь, я поставлю его к вонючей стенке и заставлю нюхать кирпич…
Блогс громко рассмеялся.
– Боже, как вы за это время изменились, профессор. Просто узнать вас нельзя.
– Изменился? Возможно. А ты сам-то хоть понимаешь, что за весь год смеешься первый раз?
9
Барка, которая регулярно, раз в две недели привозила продукты и все остальное из Абердина, медленно обогнула мыс и направилась по направлению к Штормовому острову. Небо было синим. В барке находились две женщины: одна из них – жена шкипера – его призвали в армию, и сейчас она продолжила его ремесло, другая – мать Люси.
Мать спрыгнула с перекидного мостика на землю. На ней был повседневный пиджак, короткая, выше колен, юбка, мужская куртка. Люси крепко ее обняла.
– Мама! Вот это да! Какой сюрприз!
– Но я же тебе писала.
Вся почтовая корреспонденция находилась в это время на барке. Мать просто забыла, что почту тоже доставляют на остров только два раза в месяц.
– Неужели это мой внук? Какой он уже большой!
Джо, которому уже почти исполнилось три года, застенчиво отвернулся и спрятался за юбку Люси. Это был темноволосый, прелестный ребенок, довольно высокий для своего возраста.
– Как похож на своего отца, – сказала мать.
– Да, – подтвердила Люси. – Но что же мы стоим, ты, наверное, замерзла – пойдем скорее в дом. Где ты достала такую модную юбку?
Они взяли с собой продукты и стали взбираться наверх по склону. По дороге мать говорила, не умолкая.
– Это такой фасон, дорогая. Уходит совсем мало ткани. Да, но у вас на острове заметно холоднее. Такой ветер!.. Думаю, ничего, что я пока оставила свой чемодан внизу – здесь его некому брать. Знаешь, Джейн помолвлена с американским солдатом – слава Богу, он белый. Сам выходец из… Как там называется место… ах, да, Милуоки. Хорошо, что не жует эту противную жевательную резинку, как все янки. Теперь мне осталось выдать замуж только четырех дочерей. Твой отец – капитан Местной обороны, не помню, писала я тебе или нет. По ночам он где-то патрулирует, все ловит немецких парашютистов. Магазин дяди Стивена разбомбили – просто не знаю, что он будет сейчас делать, проклятая война…
– Не спеши, мам. Ты теперь каждый день в течение двух недель будешь рассказывать мне новости, – засмеялась Люси. – А вот и наш дом.
– По-моему, очень мило, – сказала мать. Женщины вошли внутрь. – Да у вас просто отлично.
Люси усадила маму за кухонный стол и приготовила чай.
– Том заберет твой чемодан. Он сейчас зайдет к нам на ленч.
– Это пастух?
– Да.
– Ну что, он находит Дэвиду здесь какую-нибудь работу?
Люси рассмеялась.
– Совсем наоборот. Однако пусть он лучше сам тебе все расскажет. А я хочу знать, как это ты надумала приехать.
– Доченька. Дело в том, что я тебя порядком не видела. Знаю, сама ты не любишь уезжать и бросать дом, но хотя бы раз в четыре года ты могла бы…
В эту минуту они услышали шум мотора, и вскоре Дэвид с Томом въехали на «джипе» во двор. Они открыли дверь дома, Дэвид поцеловал тещу и познакомил ее с Томом.
– Том, сегодня ты можешь заработать свой ленч, если принесешь сюда мамин чемодан, она уже захватила твои продукты, – сказала Люси.
Дэвид грел руки у камина.
– Что-то совсем сыро сегодня.
– Ну что, говорят, ты серьезно занялся разведением овец? – спросила мать.
– За три года стадо увеличилось вдвое. Жаль, что мой отец здесь никогда к этому серьезно не относился. Я огородил овцам место, где они пасутся, улучшил пастбищные условия, применил новые методы овцеводства. Сейчас у нас не только увеличилось поголовье, но еще и с каждой овцы стали получать больше мяса и шерсти.
Мать осторожно спросила:
– Полагаю, ты только руководишь, а всю физическую работу делает Том?
Дэвид захохотал.
– Нет, нет, мы с ним на равных, мама.
На ленч было овечье сердце, а мужчины съели еще и гору картошки. Мать похвалила Джо, удивившись, как мальчик умеет держать себя за столом. Она была довольна, что даже на далеком острове внук получает правильное воспитание. Потом Дэвид зажег сигарету, а Том набил табак в трубку.
– Да, хорошо у вас, но когда, хочу вас спросить, вы подарите нам с отцом еще внуков? – Мать подмигнула и улыбнулась.
Тут вдруг наступила долгая пауза. Все молчали. Мать почувствовала неладное и, чтобы как-то разрядить обстановку, сказала:
– Дэвид такой молодец у тебя, успешно со всем справляется.
– Да, – произнесла Люси тихим голосом.
Они бродили вдвоем по холму. Мать находилась на острове уже третий день, ветер стих, и можно было совершать приятные прогулки. Женщины взяли с собой Джо. Мальчик шел в теплом рыбацком свитере и меховой шубке. Они стояли на верху холма и смотрели, как Дэвид с Томом пасли овец. Люси чувствовала, что матери очень хочется о многом расспросить ее, но она не решается, поэтому дочь решила начать разговор сама.
– Дэвид меня не любит.
Мать быстро оглянулась – хотела убедиться, что Джо сейчас нет рядом и он не слышит разговора.
– Уверена, что все не так плохо, как тебе кажется. Понимаешь, мужчины проявляют свои чувства по-разному.
– О чем ты говоришь? Мы с ним после свадьбы практически не живем.
– Но как же?.. – Мать кивнула в сторону Джо.
– Это произошло еще до свадьбы.
– Боже, неужели все из-за той аварии?
– Нет, совсем не то, что ты думаешь. Как мужчина, он вполне нормален. Дэвид просто… не хочет. – По обветренным щекам Люси потекли слезы.
– Ты уже говорила с ним?
– Пыталась.
– Ничего, возможно, со временем…
– Мама! Прошло почти четыре года!
На минуту обе замолкли, размышляя об одном и том же. Они спустились вниз, к вереску, брели по мягкой земле, слабые солнечные лучи освещали им путь. Джо гонялся за чайками.
– Знаешь, однажды я чуть не потеряла твоего отца, – произнесла наконец мать.
Теперь уже Люси не знала, что сказать.
– Когда?
– Вскоре после того, как родилась Джейн. В то время у нас были проблемы с деньгами – отец все еще работал у своего папаши, к тому же это были тяжелые годы экономической депрессии. Я ждала уже третьего ребенка за три года; казалось, мне судьбой только и уготовано, что рожать детей и сводить концы с концами. И тут я вдруг узнаю, что он встречается со своей старой любовью – некоей Брендой Симмондс – ты ее не знала, она училась в Бейзингстоке. Мне тогда было тяжело. Я задавала себе вопрос: зачем живу, зачем все это делаю, и никак не могла найти подходящий ответ.
Люси смутно, отрывочно помнила те дни: ее дедушка с седыми усами, отец – копия дед, только более худой; продолжительные завтраки, обеды и ужины на кухне большого фермерского дома; много смеха, солнца и животных. Тогда ей казалось, родительский союз очень крепкий, надежный, счастливый.
– Ну и что же ты? Не ушла, я имею в виду.
– В то время это было не принято. Не было никаких нынешних разводов, одинокая женщина с большим трудом могла устроиться на работу.
– А сейчас, посмотри, женщины работают повсюду.
– И в прошлую войну так, но затем ситуация на рынке труда изменилась в худшую сторону. Думаю, на этот раз нас ждет то же самое. Вообще, если говорить, мужчина всегда находится в лучшем положении.
– Словом, ты рада, что осталась.
– Понимаешь, я далека от мысли делать громкие заявления, учить других, как жить. Знаю лишь одно: в жизни мне всегда приходилось довольствоваться тем, что имею, как и большинству женщин, с которыми я знакома. Покорность только выглядит как жертва, уступка с чьей-то стороны, но, обычно, это нечто иное. Впрочем, не собираюсь давать тебе советы. Все равно ты ими не воспользуешься, а если и примешь, то потом будешь винить меня в ваших проблемах. В таких вопросах каждый решает сам.
– Ну что ты, мама. Понятно. Я просто вижу, что ты переживаешь за нас.
– Может, повернем назад? – сказала мать. – Думаю, достаточно прошлись на сегодня.
Как-то вечером на кухне Люси сказала Дэвиду:
– Я бы хотела, чтобы мама погостила у нас еще недельки две, если, конечно, захочет. – Мать в это время была наверху. Она укладывала Джо спать, читала ему сказку.
– Тебе что, не хватило этих двух недель, чтобы твоя мамаша узнала обо мне все? – спросил Дэвид.
– Не говори ерунду, пожалуйста.
Он подъехал в кресле к столу, где сидела Люси.
– Только не уверяй меня, что вы не болтали обо мне.
– Почему, болтали немножко – ты же мой муж.
– И что ты ей рассказала?
– А почему это тебя так волнует? – ответила Люси с оттенком горечи и раздражения. – Тебе есть чего стыдиться?
– К черту, стыдиться мне действительно нечего. Только никому не понравится, когда две сплетницы вторгаются в его личную жизнь.
– Мы о тебе не сплетничаем.
– Что ты ей говоришь?
– Боже, какой ты стал чувствительный, это ж надо.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Хорошо, я говорю, что хочу уйти от тебя, а она пытается убедить меня не делать этого.
Дэвид резко крутанул кресло и отъехал в сторону.
– Скажи ей, что может обо мне не беспокоиться, не пропаду.
– Ты это серьезно? – почти крикнула Люси. Он остановился.
– Мне никто не нужен, поняла теперь? Я могу жить один.
– А как же я? – тихо спросила жена. – Ты обо мне подумал? Может, мне кто-то нужен.
– Тебе? Зачем?
– Чтобы меня любили.
Вошла мать и сразу же почувствовала напряженную атмосферу.
– Ребенок крепко спит. Заснул как раз на том месте, когда Золушка приходит на бал. Наверное, я тоже пойду к себе укладывать вещи, чтобы не оставлять все на завтра. – Она вышла.
– Думаешь, что-то изменится, Дэвид? – спросила Люси.
– Не понимаю твоего вопроса.
– Ты когда-нибудь сможешь снова стать прежним… как тогда, до свадьбы?
– Ноги у меня уже не вырастут, это точно, если я тебя правильно понял.
– Боже, как странно, мы говорим с тобой на разных языках. Я просто хочу быть любимой.
Дэвид пожал плечами.
– Это твоя проблема. – Он выехал до того, как она расплакалась.
Мама не осталась еще на две недели. На следующее утро Люси вышла с ней к молу. Обе женщины были одеты в плащи из непромокаемой ткани, так как шел сильный дождь.
Они стояли и молчали, ожидая барку, наблюдая, как дождь падает в море частыми мелкими каплями. Мать держала Джо на руках.
– Со временем все образуется, поверь мне, – сказала она. – Четыре года в браке – не срок, это почти ничего.
– Не знаю, – ответила Люси. – От меня теперь уже мало что зависит. Но есть Джо, война, искалеченный Дэвид – как я могу все бросить и уйти?
Пришла барка, привезла три коробки с продуктами и пять писем, но сейчас заберет маму. Море слегка волновалось. Мать прошла в крошечную каюту… Дочь и внук все махали рукой на прощание, пока судно не скрылось за мысом. Люси чувствовала себя совсем одинокой.
Джо начал плакать.
– Не хочу, чтобы бабушка уезжала.
– Я тоже, – произнесла Люси, глядя на воду.
10
Годлиман и Блогс шли по тротуару некогда очень оживленной улицы Лондона. Сейчас повсюду были следы войны – то здесь, то там они видели разрушенные здания. Эта пара смотрелась очень странно: сутулый, похожий на птицу, профессор в круглых очках, с трубкой в зубах, вперед не смотрит, семенит маленькими шажками – и решительный, целеустремленный молодой человек со светлыми волосами, в плаще детектива и опереточной шляпе. Просто карикатура какая-то, осталось лишь придумать название.
Разговор начал Годлиман.
– Думаю, у этого Иглы хорошие связи в рейхе.
– Почему?
– Только так можно объяснить, что он не боится наказаний за свое явное пренебрежение к вышестоящему начальству, за элементарное несоблюдение субординации. Взять, к примеру, его «Привет Вилли». Должно быть, адресовано самому Канарису.
– Думаете, они с Канарисом были друзьями?
– Так или иначе, у него есть высокий покровитель, возможно, даже более влиятельный человек, чем был до недавнего времени Канарис.
– У меня такое ощущение, что надо поработать в этом направлении – может, откроются новые детали…
– Хорошие связи обычно тянутся еще из школы, университета, военного учебного заведения. Необходимо здесь покопаться.
Они проходили мимо полуразрушенного магазина. В здании темнела огромная дыра – прямо в том месте, где когда-то находилась зеркальная витрина. Табличка с грубым, от руки нацарапанным текстом была прикреплена к чудом уцелевшей раме и гласила: «Сегодня открыты даже больше, чем всегда». Блогс от души рассмеялся, оценив юмор.
– Однажды я видел надпись на полицейском участке, в который тоже попала бомба: «Участок работает, ведите себя хорошо, не нарушайте установленных правил».
– Похоже, такие надписи все больше становятся одной из форм народного творчества.
Они пошли дальше, и Блогс снова заговорил об Игле.
– А что если Игла действительно учился вместе с тем, кто позднее занял в Вермахте высокий пост?
– В любом случае должны сохраниться какие-то школьные фотографии. Вот, например, Мидлтон. Там в подвале, что на Кензингтон – ну вспомни, дом, где располагалась МИ-6 до войны – у него буквально тысячи фотографий немецких офицеров: школьные фото, веселые попойки в клубах, парады, представления фюреру, снимки из газет – словом, все.
– Понимаю, – сказал Блогс. – Если вы правы, да к тому же Игла учился в Германии в известных учебных заведениях, мы, возможно, сумеем достать его фотографию.
– Почти наверняка. Как ты знаешь, шпионы сниматься не любят, но в школе шпионами не становятся. Надо посмотреть у Мидлтона, может, найдем какое-нибудь фото Иглы в юности.
Теперь они шли мимо большой воронки от бомбы, совсем рядом с парикмахерской. Само заведение не пострадало, но традиционная – в полоску, красная с белым – вывеска была разбита вдребезги, и осколки лежали на тротуаре. В окне выставлено объявление: «Гладко бреем – приходите и убедитесь сами».
– Но как мы его узнаем? – продолжил Блогс, – ведь никто его не видел.
– Нет, видел. В пансионе миссис Гарден на Хайгейт его знали отлично.
Дом викторианской постройки стоял на холме. Казалось, он смотрит на Лондон. Он был из красного кирпича, и Блогс подумал даже, что дом, возможно, сердится, видя какие разрушения приносит городу война. На холме прекрасный прием из эфира. Игла наверняка жил здесь на последнем этаже. Блогс задумался, какие сообщения он передавал отсюда в смутные дни 1940 года: вероятно, координаты авиа- и сталелитейных заводов, информацию об обороне побережья, политические сплетни, сообщал о противогазах повсюду, о бомбоубежищах, мешках с песком, моральном духе населения, о результатах бомбежек… «Так держать, ребята, молодцы, вот вы и Кристину Блогс угрохали…» Стоп, хватит об этом.
Дверь открыл пожилой мужчина в черном жакете и полосатых брюках.
– Доброе утро. Я инспектор Блогс из Скотланд-Ярда. Хотел бы поговорить с хозяином, если можно.
Блогс заметил страх в глазах мужчины, но тут откуда-то из глубины коридора появилась молодая женщина и сказала:
– Входите, пожалуйста.
В покрытом плиткой холле пахло мастикой. Блогс повесил полушинель и шляпу на вешалку. Старик куда-то исчез, женщина повела Блогса в комнату отдыха. Комната была обставлена богато, в старом викторианском духе. На маленьком передвижном столике стояли бутылки виски, джина и хереса – все непочатые. Женщина села в широкое цветастое кресло, положила ногу на ногу.
– Почему старик вдруг испугался, когда узнал, что я из полиции? – спросил Блогс.
– Это мой свекор. Он – немецкий еврей, попал в Англию в 1935 году, спасаясь от Гитлера, а уже в 1940 англичане отправили его в концентрационный лагерь. Свекровь тогда покончила жизнь самоубийством. Сейчас его только что освободили из лагеря с острова Мэн. У него письмо от короля, в котором приносятся извинения за вынужденные лишения и неудобства.
– У нас нет концентрационных лагерей, – возрази Блогс.
– Нет? Это мы их и придумали. В Южной Африке. Вы что, не знаете? Мы так кичимся нашей историей, демократией, но не хотим замечать нелицеприятных фактов.
– Мне больше по душе другой пример.
– Какой?
– В 1939 году мы так не хотели замечать тот факт, что в одиночку нам не справиться с Германией – и посмотрите, что получилось.
– Это как раз то, что говорит мой свекор. Он не такой желчный, как я. Ладно, чем мы можем помочь Скотланд-Ярду?
Блогсу начало нравиться спорить с этой милой женщиной, поэтому он с сожалением перешел к делу, ради которого, собственно, пришел.
– Четыре года назад в вашем доме произошло убийство.
– Ну и что? Ведь это случилось давно.
Читать бесплатно другие книги:
