Волшебный свет любви Батракова Наталья

– Конечно есть. Подождите минутку, – подхватив со снега аптечку, Катя заглянула в салон и достала из сумочки документы.

Недовольно раздувая ноздри, протянул свои корочки и Веня.

– Все в порядке, – вернул документы участковый и, откашлявшись в сторону, снова спросил: – Так вы по какому делу в наши края?

– По заданию редакции, – буркнул Потюня, открыв дверь машины. – Катя, поехали.

– Могу вас сопроводить, – вдруг услышали они неожиданно любезное предложение.

– Спасибо, мы как-нибудь сами, – мягко отказалась Проскурина.

– Без сопровождения, – язвительно добавил фотокор.

– Тогда счастливой дороги, – козырнул участковый и направился к УАЗику. – Да, если вам нужен магазин, – обернулся он, – то, как въедете в деревню… сразу поверните налево в проулок… – то ли ухмыльнувшись, то ли улыбнувшись, подсказал он после небольшой паузы.

– Неприятный типус этот ментяра, – тронувшись с места, не удержался от комментария Веня. – Наверняка квасил вчера. Дух еще тот.

– Не придирайся, работа у него такая. Нервная и малоприятная, – миролюбиво заметила Катя и напомнила: – Он сказал: сразу налево. Давай сюда сворачивай.

– Что-то не нравится мне эта улица, – отъехав метров пятьдесят от перекрестка, засомневался Потюня.

И то верно. Если основная сельская дорога, по которой за их спинами пронесся милицейский УАЗик, была расчищена от снега, то здесь просматривалась лишь припорошенная снегом глубокая колея.

– Да уж, странно, – согласилась Катя. – Неужели к единственному в деревне магазину может вести такая дорога? Слышь, Веня, остановись-ка.

Но было уже поздно. «БМВ» успела не только увязнуть в снегу, но и сесть на брюхо.

Промучившись с полчаса, они поняли, что без помощи из снежного капкана им не выбраться.

– Бабушка, здравствуйте! У вас лопаты не найдется? – обрадовалась Катя, увидев приближавшуюся старушку.

– Ё, дзетачка, лапата, – кивнула та. – А чаго ж вы сюды звярнулi? – стала она сокрушаться. – Тут да вясны нiхто не ездзiць. Толькi Грышка Палавiнкiн на сваiм трахтары.

– Половинкин? – Катя не поверила своим ушам. – Это тот, у которого жену посадили?

– Ён самы, – кивнула старушка. – Калi ня п’е – залаты чалавек, ну а калi ўжо пачаў – то нядзелi на дзве. Колькi з iм Марыйка напакутвалася, што нi рабiла, чым толькi нi загаворвала! А! – безнадежно махнула она рукой. – А цяпер вось, як жонка ў турме ды дзяцей у дзетдом забралi, дык навогул нiхто яму рады ня можа даць. Пойдзем, дзетачка, дахаты, дам я вам лапату. Толькi вернеце.

– Обязательно вернем, – кивнула Катя. – Веня, ты жди, я сейчас. И зря не газуй, бессмысленно. А вас как зовут? – обратилась она к старушке и предложила: – Давайте я вам помогу сумку донести.

– Ой, спасиба, дзетачка. Я сама як-небудзь. Баба Каця мяне завуць.

– И меня Катя. Давайте, давайте. Мне не тяжело, – настояла она, перехватила у бабы Кати авоську, непроизвольно заглянула внутрь: буханка хлеба, батон.

– Вы из магазина? Разве он не на этой улице? – удивилась она.

– Што ты, дзетачка! За Палавiнкiнымi па гэтай вулiцы толькi кладбiшча. А магазiн, ён там, – обернувшись, махнула она рукой в сторону, куда поехал милицейский УАЗик.

– Странно. Нам сказали, что надо повернуть налево, – озадачилась Катя.

– I хто вам такое сказаў?

– Участковый ваш. Михаил… Фамилия у него такая забавная. Кот… Корт… – призадумалась она. – Кочин! Он только что заехал в деревню.

– А, гэты, – хмыкнула старушка. – Гэты што хочаш скажа… Нябось да Галкi паехаў.

– А кто такая Галка?

– Галка? Дык магазiнам заведвае, – с удивлением, словно все на свете обязаны знать их заведующую Галку, сообщила старушка.

– В котором Половинкина работала? – уточнила Катя.

– Адзiн у нас магазiн, – баба Катя оказалась женщиной не очень многословной.

Ступив еще пару шагов, она остановилась и подозрительно посмотрела на следовавшую за ней Проскурину.

– А вы да каго? Хто такiя будзеце?

– Мы – корреспонденты. Из Минска. Меня зовут Катя, там Вениамин остался, – показала она рукой на застрявшую в снегу машину.

– I якая нячыстая вас сюды занесла?

– Не нечистая, – вздохнула Проскурина и вдруг решилась: – Мы здесь из-за письма Марии Половинкиной. Она в газету из тюрьмы написала. По детям скучает. Вот мы и решили выяснить, что да как. Почему ее посадили?

– А што тут выясняць, – вздохнула старушка и продолжила движение по заснеженной улице. – Не магла адна Марыйка столькi ўкрасцi. Яна – дзеўка чэсная, у мяне на вачах расла. Ды толькi дурнiца, – добавила она и умолкла.

– Что значит «дурнiца»? – не выдержала Катя.

– А то i значыць.

Толкнув калитку во двор маленького покосившегося деревянного домика, баба Катя дошла до заснеженного крыльца, забрала авоську и показала рукой на деревянную лопату у стены.

– Во, бяры.

– Спасибо, – взявшись за древко, Проскурина переставила лопату поближе к себе. – Я верну, как только откопаемся. Только объясните, пожалуйста, что значит «дурнiца»? Вы поймите, я же хочу помочь Марии. Мы специально приехали, чтобы расспросить, что она за человек. Почему никто из деревенских не вступился за нее?

– Праўда хочаш памоч? – недоверчиво покосилась старушка. – Гэта добра. Толькi зра вы сюды прыехалi. Нiхто вам нiчога не скажа.

– Почему? Ведь если случилась несправедливость, надо с этим как-то бороться! У людей должна быть совесть.

– Можа, i далжна быць, – согласилась баба Катя. – Толькi вы дадому вернецеся, а нам тут жыць. Не, дзеўка, ехала б ты адсюль хутчэй.

– Почему?

– А таму. I ў магазiн няма чаго ехаць, калi Мiшка туды падаўся. Бачыла я яго там… Едзь, дзеўка, ад граху далей. Нiчога я табе больш не скажу, i так лiшняга нагаварыла… Лапату толькi вярнi.

С этими словами старушка открыла дверь и скрылась внутри.

– Я верну, обязательно, – пробормотала ей вслед Катя.

Спустя минут сорок им наконец удалось выбраться из снежного плена. Да и то с помощью проходивших мимо двух подвыпивших мужиков: сторговались на бутылку водки.

– Вы идите к магазину, а мы сейчас подъедем. Я только лопату отнесу, – успокоила их Катя, когда машина выехала на расчищенную главную дорогу.

Надеясь, что снова увидится со старушкой и задаст еще пару вопросов, она зашла во двор и постучала в окно. Тишина. Ни шороха, ни звука.

Все понятно. Разговаривать с ней здесь больше не хотят.

Их помощники уже топтались на крыльце магазина.

– Ну что? Пошли? – предложила она им.

– Зачынены, – шмыгнул красным носом один из них. – Калi да Грышкi шлi – работаў, а цяпер зачынены.

– Так, может, перерыв?

Катя поднялась по ступенькам, подергала ручку двери, попыталась заглянуть в большое окно. Свет включен, но в торговом зале ни души. Никаких объявлений. Да и время вроде не обеденное. Странно.

– И часто у вас такое бывает? – спросила она у пригорюнившихся мужиков.

– Ды не. Хiба, можа, тавар прыймаюць? Трэба з двара глянуць, – предложил один из них.

Но во дворе тоже не оказалось ни машин, ни людей. Дверь заперта, судя по всему, изнутри.

– Ну и как теперь быть? – озадачилась Катя.

– Ну як… Грошы давайце. Угавор як-нiяк, – сощурил глаза второй мужичок. – Адчынiцца, нiкуды не дзенецца. Мабыць, Галка з Мiшкам дахаты паехала. Зранку ён сення заявiўся.

– А Галка – это заведующая?

– Яна самая.

– А Мишка – участковый? Михаил Кочин?

– Бачыш, вы ўсё ведаеце. Давайце грошы, – нетерпеливо хриплым голосом напомнил первый мужичок.

Катя задумалась.

– А были вы у Половинкина?

– Так. Толькi спiць ён п’яны. Хата нятопленая.

– Понятно… Будут вам деньги, даже на две бутылки будут, – неожиданно оживилась она. – Только сначала вы нам расскажите об этой Галке. А заодно о Марии Половинкиной, жене Григория.

– А навошта вам Машка? Сядзiць яна.

– А вот это и хотим знать: за что ее в тюрьму упекли?

Мужики обменялись взглядами, украдкой осмотрелись вокруг, нерешительно потоптались на месте. По всему было видно, что перспектива заполучить две бутылки водки вместо одной им нравилась. Но что-то усмиряло даже их хмельные головы.

– Не-е, – первым отказался тот, что был поменьше ростом. – Не. Хопiць з нас i адной.

– Почему?

– А па качану, – мрачно пробубнил второй. – Грошы давай.

– А если три бутылки? Или четыре? – не сдавалась Катя.

Мужики снова переглянулись. По загоревшимся глазам стало понятно, что от такого предложения им отказаться гораздо труднее.

– Дзесяць, – наконец выставил свою цену первый.

– Идет, – с ходу согласилась она. – Пошли в машину, холодно тут стоять.

– Не, у машыну не пойдзем, – дружно замотали головами аборигены. – Вы лепей едзьце назад, а за вёскай звярнiце да вадакачкi. Там можна схавацца, i дарога чышчаная. А мы самi падыдзем, – понизив голос, предложил второй и оглянулся на окна магазина. – Едзьце, едзьце хутчэй, падглядаюць за намi Мы ў другi бок пойдзем. Чакайце…

В Минск Катя с Веней вернулись на следующий день к полуночи. Голодные, усталые. Ко всем сюрпризам в пути добавилось еще и спущенное колесо. Хорошо хоть запаска оказалась полноценной, а не таблеткой, рассчитанной на расстояние до ближайшего шиномонтажа. Где же его найдешь ночью на наших дорогах?

Однако, несмотря на все это, Проскурина с Потюней пребывали в приподнятом настроении. Справились! Даже больше: руководство женского исправительного учреждения позволило сделать небольшой фоторепортаж с концерта.

После разговора с деревенскими жителями и недолгого общения с Марией Половинкиной вырисовалась полная картина произошедшего. На признательное показание Марию и в самом деле уговорила заведующая Галка, которая состояла в давней любовной связи с участковым Кочиным. Он и арестовал Половинкину, как только та написала на себя бумагу. Он же «из лучших побуждений» и адвоката рекомендовал, которая в итоге ничем не помогла своей подзащитной.

С ней Проскуриной увидеться не удалось. В городской коллегии сказали, что та ушла с работы, заболела. А жаль, спросить хотелось о многом. К примеру, почему она лишь дважды встречалась с Марией? И то на первом же свидании дала ей указание помалкивать: мол, надо подождать, пока остальные признаются, тогда растрату разделят на всех и всем дадут условный срок. А вторая их встреча состоялась уже непосредственно в зале суда, где «вдруг» выяснилось, что признание написала одна Мария, а следовательно, вся вина ложится только на нее.

Необходимо было также найти ответ на вопрос, почему в положенный срок не было обжаловано решение суда. И почему адвокат так легко позволила «повесить» на бедную женщину многомиллионную сумму? Ведь из-за этого, несмотря на четверых детей, ей дали приличный срок с конфискацией имущества. Хотя что там конфисковывать-то было? Старый телевизор да холодильник?

Проконсультировавшись по телефону с Надеждой, Катя убедилась, что права: адвокат не только ничего не предприняла по делу, но еще и ввела в заблуждение подзащитную. И тут же заполучила номер телефона коллеги, специализирующегося на подобных делах. Созвонились, назначили встречу через неделю.

Прекрасно понимая, что не стоит торопить события и что все известное ей по делу Половинкиной не вынесешь на страницы газеты, по дороге назад Проскурина продумывала статью. Она уже знала, о чем будет писать. О нестерпимой тоске по детям, которая читалась в глазах многих женщин в колонии.

– Давай, Веня, к своему дому. Я оттуда сама доеду, – предложила Катя, когда они приблизились к городу.

Надо сказать, что после вчерашнего обморока Потюня так и не позволил ей сесть за руль. И пусть сознания она больше не теряла, все утро ее снова мутило, подкатывала тошнота, да и голова побаливала.

– Точно доедешь? – засомневался он. – Перепугала ты меня вчера. Сам чуть рядом не грохнулся, когда тебя на дороге увидел. Только что разговаривали и вдруг – бац, лежит! Подумал, сбил кто, а я и не заметил. Второй раз такого не переживу.

– Не будет второго раза, Венечка, не волнуйся.

– Слышь, Кать, а ты, часом, не беременна? – осенила его догадка. – Здесь одно из двух: или поймала вирус, как я на прошлой неделе, или залет.

– С чего ты взял? – удивилась она.

– Да насмотрелся я на эти штучки! Ты б сходила проверилась на всякий случай. Это я тебе как трижды отец говорю.

– Твои б слова – да Богу в уши. Вень, знал бы ты, сколько у меня с этим делом проблем! – Катя тяжело вздохнула. – Так что или вирус, или что другое. Давление, к примеру. Мама гипертоником была. Говорят, это передается по наследству.

– Час от часу не легче… Но, если честно, мне совсем не хочется потом добираться от тебя на такси. Ты и вправду в норме, голова не кружится?

– Ты меня триста раз за два дня об этом спросил. Доеду, не волнуйся! – успокоила Катя. – Ты же видишь: все нормально. Просто изнежилась за отпуск, расслабилась.

– Похоже на то, – согласился Веня, меняя на светофоре маршрут в сторону своего жилища. – Ладно, уговорила. Только одна просьба: не работай сегодня ночью, спать сразу ложись. Я ж тебя знаю: пока с диктофона все не снимешь – не успокоишься. Трудоголик несчастный!

– Не столько трудоголик, сколько есть одна причина: улечу во Франкфурт, там мне будет не до статьи. А за это время что-то выветрится из памяти, какие-то важные детали могут стереться. Скорее всего, завтра и улечу… Так что надо текст набросать. Можно подумать, ты спать уляжешься, не просмотрев фото на компьютере, – усмехнулась она.

– Я – другое дело, я в обморок не падаю. Вот сейчас позвоню и пожалуюсь твоему кавалеру. Расскажу, что с тобой в дороге приключилось, – недвусмысленно кивнул он на лежавший на панели мобильник Проскуриной.

– Только попробуй! – быстро схватила телефон Катя.

– Запросто! Раза три уже собирался его набрать. Кать, если без шуток… Пообещай, что ляжешь спать, ну пожалуйста! – едва не взмолился он.

– Ну хорошо… Я постараюсь.

– И на том спасибо… Ладно, садись за руль, – остановившись у своего подъезда, милостиво разрешил Веня. – Только отзвонись, когда в квартиру войдешь! Иначе я такой тарарам подниму! – пригрозил он, забирая из салона свои вещи.

– Обязательно! Но можно я сначала своему кавалеру позвоню? – обойдя машину, чмокнула его в щеку Катя и уселась на водительское сиденье. – Спасибо!

– А то… – глядя вслед габаритным огням, пробубнил Венечка. – Может, и не беременная, – непонятно почему вздохнул он, поправил на плече рюкзак и скрылся в подъезде.

Переступив порог квартиры, Катя сразу же позвонила Вадиму. Выслушав ее краткий отчет об обратной дороге, он, как и Потюня, приказал немедленно ложиться спать. Этого конечно же Катя не могла себе позволить. Пришлось до пяти утра просидеть за компьютером. Еще и стихотворение написала. Как всегда, в последнее время: стоило только лечь в кровать, подумать о Вадиме, посчитать дни до встречи – и полилось:

Вскочила Катя в восемь и ровно в девять была у ворот немецкого посольства. Слава богу, несмотря на явный недосып и насыщенные событиями два предыдущих дня, проблем со здоровьем не ощущалось. Разве что голова туго соображала.

Припарковавшись неподалеку, она переключила телефон в режим «без звука» и направилась к воротам. Но пройти в здание вдоль турникетов оказалось непросто. Угрюмый замерзший люд в очереди и знать ничего не желал о том, что она записана на прием к консулу. Пришлось идти прямо к охраннику.

Демонстративно выдержав довольно долгую паузу, соответствующую должности старшего привратника, тот в конце концов удосужился куда-то позвонить. В отсутствие паспорта страж порядка долго изучал ее документы, наконец нехотя, словно делая великое одолжение, нажал кнопку автоматических дверей.

Спокойно наблюдая за его действиями. Катя размышляла о том, что не мешало бы при случае поднять на страницах газеты и эту тему.

Почему у человека, заполучившего мизерное количество власти, начинаются необъяснимые изменения в психике и он уже мнит себя столпом человечества? Правда, не гнушается при этом лебезить и пресмыкаться перед тем, у кого этой власти чуть больше. Неужели «столп» не понимает, что лишь демонстрирует собственную ущербность?

Катя вошла в здание, где, в противовес охраннику, ее встретили весьма приветливо, провели в кабинет, предложили присесть, заполнить анкету и подождать. Дожидаться пришлось довольно долго. Но уже по другой причине. Как оказалось, поданные ею ранее документы осложнили дело. В паспорте уже стояла многократная полугодовая виза, открытая грядущим вторником. Поэтому долго совещались, как поступить. В конце концов решили открыть еще одну визу, но с завтрашнего дня. Забрать паспорт можно будет после двух часов дня.

Увы, Вадим оказался прав: реально вылететь во Франкфурт у нее получится лишь в субботу. Покинув посольство, Катя по телефону забронировала через агентство билет на самолет и только тогда заметила информацию о восьми непринятых звонках! Понятное дело: больше часа аппарат работал в режиме «без звука»! Два звонка были от Вадима, один из редакции, один от Потюни, один от Арины Ивановны, один с неизвестного мобильного номера, два – с незнакомого городского.

Первым делом Катя позвонила во Франкфурт. Судя по привычному уже автоответу, номер был вне зоны действия сети. Вздохнув от расстройства, перед тем как связаться с редакцией, она решила набрать Арину Ивановну – исключительно потому, что мачеха с падчерицей редко перезванивались. Относились они друг к другу с уважением, но без особого тепла, поэтому для звонка должна была быть веская причина.

«Странно. Не случилось бы чего», – закралось в душу беспокойство.

Телефон Арины Ивановны оказался занят, и тогда, недолго думая. Катя набрала отца. В любом случае о том, что завтра улетает, она должна его предупредить. Почему бы не сделать это прямо сейчас?

К ее удивлению, Александр Ильич оказался дома. Вот только ответил он как-то хрипло, с явной одышкой. На вопрос дочери «Ты не заболел?» ответа не последовало, связь прервалась. Повторный ее звонок отозвался долгими гудками.

Не на шутку встревожившись, Катя попыталась связаться с отцом по домашнему номеру. Та же картина: трубку никто не снял. А у Арины Ивановны все еще занято. Поколебавшись несколько секунд, с бешено стучащим сердцем. Катя рванула в сторону кольцевой.

Припарковавшись у ворот, дрожащей рукой она нервно выудила в сумке связку ключей, открыла калитку, пробежала по расчищенной от снега дорожке до крыльца, толкнула незапертую дверь и влетела в дом.

В гостиной, прислонившись спиной к дивану, бледный, как полотно, отец сидел на ковре и тяжело дышал.

– Папа, что с тобой? – бросилась она к нему и только тут заметила прижатую к сердцу руку. – Тебе плохо? Сейчас я накапаю валокордин, потерпи.

Метнувшись на кухню, Катя открыла холодильник и застыла: вся верхняя полка была уставлена лекарствами, которых она прежде здесь не видела. Обнаружив знакомый с детства пузырек валокордина, трясущимися руками попыталась его открыть, уронила, чертыхнувшись, подняла с пола. В этот момент кто-то позвонил с улицы, почти одновременно затренькал мобильник отца, следом – ее. Никак не реагируя на звонки, она продолжала отсчитывать капли. Закончив, мельком глянула в окно: к дому торопливо шагали двое мужчин с чемоданчиками в руках в униформе «скорой помощи». Обрадовавшись, она оставила лекарство на столе и побежала ко входной двери.

– Кардиобригаду вызывали? – буркнул мужчина постарше и посолиднее и, не дожидаясь ответа, перешагнул через порог. – Хорошо хоть калитку оставили открытой. Где больной?

– Я никого не вызывала… – растерялась Катя. – Но вы так вовремя… Отец…

– Евсеев Александр Ильич? – глянул в бумажку мужчина. – Вот, написано, жена вызвала. А вы кто будете?

– Я – дочь… Приехала, а он…

– Ведите к больному, – не дослушал врач.

– Да-да, конечно, – засуетилась она. – Сюда, в гостиную.

Отец сидел на полу в прежней позе и продолжал тяжело дышать.

Склонившись над ним, доктор жестом подозвал младшего напарника. Бросив любопытный взгляд на Катю, паренек без лишних слов понял намерения коллеги. Спустя несколько секунд Александр Ильич уже лежал на диване. Подсунув ему под голову подушечку, доктор раскрыл один из чемоданчиков, в котором находился прибор с проводами и присосками.

– Помогите раздеть, – послушав, вынул он из ушей дужки стетоскопа.

В этот момент в кармане зазвонил Катин мобильный.

– Выйдите, пожалуйста, за дверь и закройте ее поплотнее, – тоном, которого нельзя было ослушаться, приказал он.

– Катенька, это Арина Ивановна, – раздался в трубке взволнованный голос. – Как хорошо, что я до тебя дозвонилась! Отцу плохо…

– Я знаю, я уже здесь. «Скорая» приехала, кардиограмму снимают.

– Слава богу! – облегченно выдохнула Арина Ивановна. – А ты как в Ждановичах оказалась? Как узнала, что ему плохо? Папа позвонил?

– Нет, я сама. Разговор оборвался, вот я и примчалась.

– Какая ты умница! Я в такси, уже на кольцевой. Боялась, что не успею к приезду «скорой» и некому будет калитку открыть. Набирала тебя из больницы, но ты не ответила.

– Я была в посольстве, телефон отключала. Пыталась вам перезвонить, но было занято. А что случилось? Почему он дома, а не на работе?

– Даже не знаю, как тебе и сказать… Его позавчера с работы уволили.

– То есть как уволили? – от неожиданности Катя едва не выронила трубку. – Он ведь директор…

– Вот Виталий его и уволил из директоров, – тяжело вздохнула женщина. – А вчера сообщил, что нашел покупателя и на автомойку.

– Не может быть… – прислонилась она к стене и стала сползать на пол.

– Может. Сказал, что мойка принадлежит ему, а поскольку у вас развод, в услугах Александра Ильича он больше не нуждается. Мол, после продажи вернет его долю, а пока – до свидания. На глазах у всех работников уволил. Вчера Саша ездил к нотариусу, подписал документы. Вернулся от него сам не свой, только и сказал, что теперь окончательно стал пенсионером.

– А мне почему не позвонили?

– Отец не велел тебя тревожить, – снова вздохнула Арина Ивановна. – Сам две ночи не спал: то ворочался, то на кухне сидел. А сегодня утром признал, что ты была права насчет Виталика. Он ведь до последнего надеялся… Мне настрого приказал ничего тебе не говорить. Но я ослушалась, после планерки попыталась до тебя дозвониться. А потом Саша попросил позвонить в «скорую»… Я сразу же вызвала реанимацию: если уж сам попросил, то дело плохо.

– Но ведь он так редко болел, – недоумевала Катя. – И на сердце не сильно жаловался.

– Нет-нет, с сердцем у него давно проблемы. Ты просто не знала. Еще когда у меня в отделении лежал, кардиологи сказали, что ему недолго осталось до инфаркта. Я уж и так, и этак просила его поберечься, уговаривала еще раз обследоваться, а он все отмахивался – некогда. И тебе просил ничего не говорить, не хотел расстраивать, даже лекарства прятал, когда ты в гости приезжала.

– Но почему?.. – еле слышно выдавила Катя.

– Жалеет он тебя. А вот Виталик все знал. Он даже несколько раз таблетки из Москвы привозил. Ну все, я подъезжаю. Буду через пять минут. Ты попроси «скорую» меня дождаться.

– Да, конечно.

«Почему? – опустив руку с зажатой трубкой, едва не заплакала Катя. – Почему он ничего мне не рассказывал? И Виталик… Как он мог так поступить с отцом? Вот так, на глазах у всех, унизить, вышвырнуть за дверь… Боже, Виталик, какой же ты подлец! Как я могла не замечать этого столько лет!»

В этот момент в прихожей появился молодой фельдшер и почти одновременно – Арина Ивановна.

– Я за носилками, а вы зайдите, Иваныч попросил, – на ходу бросил он непонятно кому из женщин.

Обе вошли в комнату. У окна с кардиограммой в руках стоял доктор и с кем-то беседовал по телефону. Судя по разговору, состояние отца было критическим. Он по-прежнему лежал на диване, рядом – стойка капельницы.

– Здравствуйте, я жена, – поздоровалась Арина Ивановна. – Я сама врач.

– Очень хорошо. Все очень серьезно. Как раз решаю вопрос с госпитализацией, – кивнул ей доктор. – У больного районная прописка?

– Районная, но это неважно. Я сейчас позвоню, – достала она свой мобильный. – Договорюсь со своей больницей… Пару минут…

Пока доктора решали профессиональные вопросы, Катя опустилась перед отцом на колени.

– Папочка, как ты? – погладила она его по голове, затем осторожно, чтобы не дернуть иглу, обняла и прижалась щекой к пальцам руки. – Я тебя люблю, папочка. Держись, пожалуйста. У меня никого роднее тебя нет.

Приоткрыв глаза, Александр Ильич улыбнулся ей уголками губ и накрыл ее руку своей ладонью.

– Все образуется, дочка, – тихо ответил он. – Хотел тебе сказать: прости меня… Ты правильно поступила… Только не плачь… Выкарабкаемся…

– Конечно, все будет хорошо, – поддержала Катя, изо всех сил стараясь не заплакать.

С детства отец был для нее воплощением мужественности, уверенности, защиты. И никогда в жизни она не видела его таким беспомощным, обессиленным болезнью. Но даже в таком состоянии он пытался ее поддержать.

– Отойдите, – попросил ее появившийся за спиной фельдшер.

Вместе с доктором и санитаром они ловко переложили больного на носилки-каталку и, придерживая капельницу, направились к выходу.

– Ко мне в больницу едем, – сообщила Арина Ивановна. – Катюша, я с ними. Ты закроешь дом?

– Я тоже с вами, – Катя потянулась за курткой.

– В реанимацию тебя все равно не пустят, – мягко остановила ее женщина. – Ты лучше покорми Дайну. Еда на веранде, ты знаешь. Я тебе позвоню, не волнуйся.

– Хорошо, – вынуждена была согласиться Катя. – Конечно, я все сделаю.

Проводив «скорую», она закрыла изнутри калитку, зашла в дом, присела на диван, глянула на подушечку, на которой еще совсем недавно лежала голова отца, прижала ее к груди и, не в силах больше сдерживать слезы, расплакалась. Почему он скрывал от нее свою болезнь? Как ему помочь? Что теперь делать? Какой же подлец Виталик!

Слезы душили, поначалу тихие всхлипывания перешли в рыдания. Вовремя вспомнив о линзах, она подхватилась с дивана, добежала до ванной, спрятала их в контейнер, умыла лицо и достала футляр с очками.

В кармане зазвонил мобильный. Бросив взгляд на дисплей, она вытерла ладошкой заново выступившие слезы. Вадим. Как вовремя!

– Ну, привет, пропажа, – голос Ладышева звучал, как всегда, нежно, но устало. – Никак нам с тобой поговорить не удается. Что с паспортом?

– Все в порядке, в два часа забирать. Вот только… – как ни пыталась Катя сдержаться, ничего не получилось. – Отца только что «скорая» забра-ла… – завыла она в трубку.

– Та-а-ак… Пришла беда – отворяй ворота… Что с ним?

– Не знаю-ю-ю… Кардиобригада…

– Куда его повезли?

– В больницу к Арине Ивановне-е-е…

– Ясно. Андрюха там же работает. Я сейчас позвоню, попрошу проследить…

– Она сказала, что ему немного оставалось до инфаркта-а-а…

– Это серьезно. Но ты мне не говорила, что отец болен.

– Я сама не знала. Они от меня скрывали. А вчера… Вчера… Представляешь, Виталик его позавчера с работы уволил, а вчера заставил подписать отказные документы на автомойку… Представляешь? Как он мо-о-ог? – выла в трубку Катя. – Папа столько здоровья в нее вложил… Как он мог?

– Вот в чем дело! Теперь понятно… Жаль, что я не знал о его состоянии.

Вадим был явно растерян.

– Я сейчас же поеду к Виталику. Я все ему выскажу!

– Катя, не надо никуда ехать. Я вернусь – и все уладится.

– Что уладится? Автомойку со дня на день продадут! Как он может? И не уговаривай, я сейчас же к нему поеду…

– Пообещай мне, что никуда не поедешь. Это я покупаю автомойку, – глухо произнес Вадим.

– То есть? Как ты? Ты ведь во Франкфурте? Ничего не понимаю, – захлопала она мокрыми ресницами.

– Я покупаю автомойку, – повторил он. – Полностью. Вчера мое доверенное лицо и Проскурин обсудили окончательные условия, сегодня утром немецкая компания сделала авансовый платеж.

– Подожди… То есть как? Так вот почему ты сказал, что по возвращении мы поедем в Ждановичи… – стало доходить до нее.

– Именно поэтому, – подтвердил ее догадку Вадим. – Я хотел прийти не просто так, не с пустыми руками, а предложить ему контрольный пакет, чтобы в будущем никто не смог у него ничего отобрать, – он тяжело вздохнул. – Пришлось торопиться. Эх-хе-хе, – сокрушенно вздохнул он.

– Но почему и ты от меня скрывал?

– Не хотел говорить раньше времени. Считал, что так лучше. Ну, да чего уж там теперь… Извини. Если бы знал про его сердце, то встретился бы с ним до отъезда. Но тогда… Сложно сказать, какой бы вышел разговор. Он мог и отказаться.

– А думаешь, при таком раскладе не отказался бы? – не удержалась Катя. – Ты плохо знаешь отца. Как ты мог не посоветоваться со мной? Меня без конца укоряешь, что не знаешь моих планов, а сам? Между нами не должно быть никаких тайн – это твои слова. Если с отцом что-то случится, кому он будет нужен, твой контрольный пакет? – прорвало ее. – Зачем ты так, Вадим?! Ведь это может его убить, если еще не убило!!!