Волшебный свет любви Батракова Наталья

– Так мне никогда и не быть худой, – улыбнулась Катя. – Здесь я вся в маму пошла. Помните, я рассказывала, что она была примерно такой же комплекции, как вы.

– Ну и зачем тогда с природой спорить? Решено: в пятницу на десерт у нас обязательно будет вишневый пирог! Ты только предупреди, в котором часу тебя ждать.

– Обязательно предупрежу, – пообещала Катя.

– И еще… – Нина Георгиевна сделала паузу, словно не решаясь сказать. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты звонила и заглядывала ко мне почаще. Ну, как к себе домой, – неуверенно добавила она. – Мне бы этого очень хотелось. Я столько лет мечтала о дочери и внуках.

– Спасибо, – в очередной раз растерялась Катя. На глаза опустилась туманная пелена, непроизвольно заморгали ресницы. – Вы себе даже не представляете, какие чувства переполняют, – растроганно поделилась она. – Я сейчас заплачу от счастья. Спасибо вам огромное! Обязательно буду звонить и приезжать! Я еще успею вам надоесть!

– Не успеешь, девочка моя, я слишком долго тебя ждала, – неожиданно всхлипнула женщина.

– Вы плачете? – обеспокоилась Катя.

– От счастья. Слезы счастья – самые дорогие. Спокойной ночи, Катенька!

– Спокойной ночи, Нина Георгиевна! Я вам обязательно позвоню!

– Буду ждать, родная моя. Буду ждать.

Опустив трубку, Катя снова подошла к окну, окинула взглядом светящуюся, расплывавшуюся в слезах панораму ночного города.

«Какие они милые, мать и сын, – улыбнувшись, вытерла она ладошкой бегущую по щеке каплю. – Родная… Так меня только мама называла. Господи, неужели это и есть счастье?.. Все, пора собираться в путь и принимать душ. Завтра лучше посплю лишних пятнадцать минут».

Покинув душевую кабину, Катя сразу услышала далекое попискивание мобильного. Быстро намотав на голову полотенце и набросив халат, она бегом пересекла гостиную и схватила телефон:

– Ну, слава богу! Звоню, звоню, уже начал волноваться. Ну, очередной привет, родной мой человечек!

От теплоты и нежности в голосе Вадима у Кати стали подкашиваться ноги, из глаз снова хлынули слезы.

– Привет… Мой самый дорогой мужчина на свете, – не найдя других слов, прошептала она. – Родной человечек… Ты себе не представляешь: только что так же со мной разговаривала твоя мама. Это… Это так трогательно…

– Ты плачешь? – насторожился он. – Ну-ка, признавайся, что случилось и почему так долго не отвечала?

– Я была в душе. А слезы – они от счастья, – всхлипнула Катя. – Нина Георгиевна сказала, что они самые дорогие.

– Теперь понятно, – неожиданно развеселился он. – Значит, отныне вы мне на пару сырость в квартире разводить будете?

– Это не сырость. Сложно объяснить, но я… Я так счастлива… Возвращайся скорее. Я тебя встречу в аэропорту. И не пытайся отговаривать.

– Конечно, встретишь. А кто же еще встретит? Я никого, кроме тебя, там видеть не желаю. Потому что, в отличие от тебя, знаю, что со мной происходит.

– И что же?

– А вот об этом я скажу в субботу. Потерпи еще несколько дней, – с нежностью попросил он и вдруг спросил: – А в чем ты сейчас?

– В халате.

– А под ним?

– Ничего. Я ведь из душа бежала. Только полотенце на голове, – немного растерялась Катя.

– В шлепанцах?

– Да, в твоих. Ты теперь всегда будешь расспрашивать меня, в чем я одета? – пошутила она, вспомнив, что уже слышала подобный вопрос накануне Нового года.

В трубке послышался шумный вздох.

– Всегда. Как бы я хотел сейчас оказаться рядом, снять с тебя халат. Эх… Ладно… А теперь, если не передумала с командировкой, немедленно в кровать! – строго приказал он.

– Волосы можно высушить? – игриво уточнила Катя.

– Нужно. Высушишь – и сразу спать.

– А вещи собрать?

– Хорошо. Собирай – и в кровать. Обещаешь?

– Обещаю.

– И это не все. По возвращении первым делом познакомишь меня с Потюней. Не забывай, что я ревнив и должен быть уверен в тех, кому тебя доверяю!

– Соперников надо знать в лицо? – все так же игриво заметила Катя. – Венечка, между прочим, тоже горит желанием с тобой познакомиться.

– Вот-вот. Посмотрим, что за фрукт.

– Боюсь, он тебя разочарует, – притворно вздохнула она. – А вот ты его перепугаешь и лишишь меня верного и преданного фотокора.

– Если мне покажется, что он того заслуживает, и побить могу. Так и передай, – заверил он. – А теперь – спать. У меня завтра тоже сложный день. Будешь выезжать из города, позвони! Спокойной ночи, повелительница холостяцких покоев!

– Спокойной ночи, хозяин шикарной кровати, на которой, в отсутствие законного владельца, впервые в гордом одиночестве будет спать женщина! Утром звонить не стану, дождусь, пока проснешься и сам наберешь! Целую!

– Хорошо, договорились. И я тебя целую… Спи. Спокойной ночи!

– Сладких снов!

«Я тебя люблю!» – едва не вырвалось у Кати.

Не хватило доли секунды. Или решимости? Посмотрев на не погасший еще экран дисплея, она коснулась его губами. Господи, как же тепло на душе! Неужели кто-то там наверху решил, что и ей пора стать счастливой?

С блаженной полуулыбкой она зашла в прихожую и автоматически подключила телефон к зарядному устройству. Вадим прав, надо быстренько собраться и укладываться спать.

Сборы в дорогу заняли немного времени: запасной комплект одежды, белья, сменная обувь, полотенце, кое-что из гигиенических принадлежностей, косметичка. Ноутбук. Пожалуй, достаточно. По сути, туда и обратно, одна ночевка. Послезавтра к вечеру должны вернуться. Что еще? Может, на всякий случай положить в сумку тампоны с прокладками, чтобы не искать их потом по киоскам или аптекам? Месячные задерживаются, скорее всего, продолжает сказываться гормонотерапия. В прошлом месяце была такая же картина.

Разобрав постель, Катя завела купленный накануне очередной будильник на пять утра и на всякий случай решила подстраховаться телефоном.

В тот момент, когда она переносила его вместе с подзарядкой в спальню, раздался неожиданно поздний звонок. Абонент в списке контактов не значился, а значит, его можно было с чистой совестью проигнорировать. Что она и сделала: скорее всего, ошиблись номером.

Однако вызов повторился. Поколебавшись несколько секунд, она решила ответить.

– Да, я вас слушаю.

– Екатерина Александровна? – спросил показавшийся знакомым женский голос.

– Да. Простите, вы кто?

– Здравствуйте. Как бы вам объяснить… Я – давняя знакомая семьи Ладышевых.

Катя непроизвольно напряглась.

– Что-то случилось с Ниной Георгиевной? – спросила она первое, что пришло на ум. – Я с ней разговаривала полчаса назад, все было в порядке!

– Надеюсь, с Ниной Георгиевной и сейчас все в порядке, – после небольшой паузы ответила женщина. – Но если ей станет известна кое-какая информация, состояние ее может резко ухудшиться. Да и Вадиму Сергеевичу, мягко говоря, это придется не по душе, – в голосе почувствовалась скрытая угроза.

В душе у Кати шевельнулось неприятное чувство.

– Кое-что – это что? – сменив тон, уточнила она.

В силу профессии ей часто приходилось сталкиваться с разного рода людьми. В редакцию звонили и недовольные публикациями, и откровенные шантажисты, и анонимщики, и душевно больные люди.

А года три назад вообще приключилась детективная история: ее стал преследовать один тип, который вдруг решил, что она – девушка, которая бросила его много лет назад. Теперь вот должна вернуться и стать его женой.

Поначалу Катя пыталась образумить незнакомца, убеждала, что он ошибся. Но все напрасно. Звонки раздавались в одно и то же время – утром, сразу после планерки. И каждый раз приходилось объясняться по новой. Тогда она перестала снимать трубку. Тайного поклонника по голосу узнавали коллеги и под любым предлогом отказывались позвать ее к телефону.

Но мужчина не унимался и каким-то образом узнал номер ее мобильного. А однажды на редакционной парковке под дворниками машины она нашла послание, написанное от руки: мол, если не вернется, то он вынужден будет ее похитить.

Тогда Кате стало по-настоящему страшно, и она сразу побежала писать заявление в милицию.

«Маньяка» вычислили довольно быстро: бедняга давно состоял на учете в психдиспансере. В тот же день его опять поместили в стационар. Но от этого на душе у нее легче не стало, и она решила встретиться с лечащим врачом. Тот поспешил успокоить: после очередного курса лечения душевнобольной забудет ее навсегда. Такое с ним случается периодически. Когда-то давно, в юности, его действительно бросила любимая девушка. Парень не вынес переживаний, попал в Новинки, с тех пор эта история и продолжается.

Обычно после выписки из больницы несколько месяцев, а то и лет он живет спокойно. Но, увы, рано или поздно болезнь возвращается. Для начальной фазы достаточно зацепиться взглядом за случайный сюжет по ТВ, случайную статью, случайную фотографию. Щелчок – и мозг начинает жить навязчивыми фантазиями. Скорее всего, в данном случае больной открыл «ВСЗ», сфокусировался на ее имени и фамилии. В общем, такая вот «русская рулетка».

Как и обещал доктор, больше о «маньяке» Катя ничего не слышала. Но еще долго опасалась отвечать на незнакомые звонки и с неспокойным сердцем подходила к машине.

И вот опять. И зачем только ответила?

– Вы не могли бы сказать прямо, а не ходить вокруг да около? – строго произнесла она. – И представьтесь, пожалуйста. Иначе – до свидания.

– А вы сделались крепким орешком, – ничуть не удивилась ее ответу собеседница. – Ну что ж… Меня зовут Людмила Степановна Балай.

Катя задумалась. Балай, Балай… Где-то она слышала эту фамилию. Надо вспомнить. Нет, не получается.

– Простите, мы с вами встречались? – спросила она чуть мягче.

– Это не столь важно, – уклонилась от ответа женщина. – Как я догадываюсь, семейство Ладышевых вам небезразлично, а потому нам необходимо встретиться. Желательно до возвращения Вадима Сергеевича.

– А откуда вы знаете, что он не в Минске?

– Я много чего знаю. Гораздо больше, чем вам хотелось бы. Не забывайте о слабом здоровье Нины Георгиевны. На вашем месте я бы долго не раздумывала.

– Хорошо, – вынуждена была согласиться Катя. – Когда и где?

– Предлагаю завтра.

– Нет, завтра не получится, я уезжаю в командировку. В пятницу ближе к обеду устроит?

– Мне удобнее после восемнадцати.

– У меня после восемнадцати тоже не получится, – Катя вспомнила, что вечером обещала быть у Нины Георгиевны. – Пятница, ближе к обеду, – стояла она на своем. – Ориентировочно с двенадцати до трех дня.

– Ладно, договорились, – неожиданно быстро согласилась женщина. – Я позвоню вам утром в пятницу. И еще один совет: для вашей же пользы не рассказывайте о нашем разговоре Вадиму Сергеевичу. До свидания.

– До свидания, – пробормотала озадаченная Катя.

«Странный звонок, странная женщина, – задумалась она. – Настойчивая, самоуверенная. Вадиму просила не сообщать… Нет уж, дудки! Сейчас, конечно, не буду звонить, но завтра первым делом расскажу об этой Балай! Мне от него нечего скрывать. А теперь – спать».

Спалось Кате в эту ночь совсем плохо. Можно сказать, вообще не спалось. Наконец-то достигшее постели тело вроде и отдыхало, но мозг никак не хотел отключаться: анализировал, сортировал, вытаскивал из памяти забытые лица, события, выстраивая одному ему понятную логическую цепочку. Так и не позволил своей хозяйке полностью забыться: стоило ей начать погружение в зыбучее марево сна, как он тут же посылал импульс, словно пытался о чем-то предупредить. В один из таких моментов промелькнуло лицо мамы – опечаленное, озабоченное…

Зазвонил будильник. Измученная Катя автоматически включила лампу на тумбочке, нажала на отбой, с закрытыми глазами присела на кровати и замерла, прислушиваясь к себе.

«Боже мой, что за ночь? Почему на душе так тревожно, почему так колотится сердце, ком у горла? Что это? Дурное предчувствие? Может быть, сегодня лучше никуда не ехать? Как же хочется спать…» – почти простонала она и опять рухнула на подушку.

Запищал телефон. Контрольный будильник. Надо вставать. Все ерунда. Она элементарно волнуется перед дальней дорогой, боится, что не справится. Не отступать! И для начала применим проверенный метод – контрастный душ. Надо смыть все эти непонятные тревоги, неприятные, липкие мысли, мобилизовать положительные эмоции. Затем оживим организм чашкой кофе, не забудем налить еще и в термос, позвоним Потюне – и в путь! Итак, раз, два, три!

Усилием воли на счет «три» она заставила себя подняться, пошатываясь, добрела до душевой кабины, натянула на волосы шапочку и, зажмурив глаза, шагнула под холодные струи.

Но быстро привести себя в чувство никак не получалось. Ледяные капли были как-то особенно неприятны, и вместо привычного бодрящего ощущения ее начало знобить. Да так, что пришлось долго отогреваться под теплой струей. И тут вдруг навалились вялость, ломота. Закружилась голова, стало подташнивать.

Одно хорошо: навязчивые тревожные мысли и дурные предчувствия отошли на дальний план. К тому моменту, когда она наконец покинула квартиру, от них и следа не осталось.

На улице за ночь здорово похолодало. Зябко поежившись, Катя поставила дорожную сумку на заднее сиденье, проскользнула в салон машины и быстро захлопнула дверь. Помогло это мало: внутри было так же холодно, как и снаружи. Разве что не ветрено. Не снимая перчаток, она завела двигатель, включила обдув стекол, подогрев сидений, добавила тепла регулятором температуры и посмотрела на часы: опаздывает на десять минут.

Пришлось рисковать и мчаться по пустому утреннему городу, нарушая все скоростные режимы. К счастью, организм окончательно проснулся и сконцентрировался, так что к дому Потюни она добралась почти вовремя. Еще и подождать пришлось.

Бросив рюкзак в багажник, хмурый Веня плюхнулся на пассажирское сиденье.

– Утро доброе! – кивнула ему Катя.

– Как же, доброе: раннее да холодное, – пробурчал тот.

– Кофе в термосе. Не откажусь, если и мне плеснешь.

Венечка молча перегнулся за водительское сиденье, достал термос. Салон тут же наполнился бодрящим ароматом.

– Поражаюсь тебе, Проскурина, – сделал он глоток. – Честно говоря, в душе надеялся, что проспишь. Ан не на ту напали: и разбудила минута в минуту, и приехала! Тяжело быть отличницей, а, Кать? Вот признайся честно: тебе хотелось сегодня забить на эту поездку?

– Врать не буду: еще как хотелось! К тому же плохо спала. Состояние – точно заболела или вот-вот заболею. Видел бы ты меня сегодня утром в душе.

– Так какого черта премся в такую рань в это болото? Осталась бы дома, поболела. Неровен час, подхватила тот же вирус, что и я неделю назад после Киева. Вначале ломало, а потом три дня с горшка не слезал. А тут такая дорога впереди.

– Не дождешься! Здорова я, не дрейфь. Обыкновенная лень, Венечка, с которой надо бороться.

– А я вот иногда думаю: ну зачем мне с ней бороться? Она же моя, родная. Ну выехали бы часом позже, что изменилось бы?

– Ничего, если не считать, что и в Гомель приехали бы часом позже, – заметила рассудительная Катя. – И потом, какой смысл ворчать? Мы уже в пути. Можешь доспать, разрешаю.

– Да ладно. Проснулся уже.

– Тогда рассказывай, что интересного еще случилось, пока меня не было. Кроме твоего горшка, конечно.

Она прекрасно знала, как исправить Потюне настроение. Требовалось или его разговорить, или дать возможность пощелкать камерой. Так как фотографировать пока было нечего, оставалось первое.

За язык Веню тянуть не пришлось. Через несколько минут от его угрюмого вида не осталось и следа. Он не просто пересказывал истории и события, а, как хороший актер, еще и проигрывал – мимикой, жестами, голосом. Бесконечные шутки и отступления, свежие анекдоты. Разве что танцами не изъяснялся – ограниченное пространство не позволяло.

Правда, запала Потюне хватило километров на сто, после чего он неожиданно умолк, а затем и вовсе стал посапывать. Катя улыбнулась. Пора включать музыку. Поставив спокойную инструменталку, под которую хорошо думалось, она глянула на приборную доску и забеспокоилась: во Франкфурте уже восемь утра, а Вадим не позвонил.

Спустя полчаса она уже не на шутку волновалась. Не может быть, чтобы он так долго спал! В половине десятого у него встреча с юристами. Определенно что-то случилось!

Чтобы как-то справиться с волнением, она даже закурила. А ведь с Нового года они с Вадимом решили сообща бороться с пагубной привычкой и ограничили количество сигарет до минимума: он – не более десяти, она – две-три. Да и то старалась приберечь их к вечеру.

Звонок раздался около одиннадцати, когда Катя с Потюней практически добрались до нужного места.

– Ну наконец-то! Подожди минутку!

Покосившись в сторону проснувшегося Венечки, Катя притормозила, остановилась на обочине и вышла из машины: чужие уши ей ни к чему.

– Доброе утро! Я уж решила, что-то случилось, раз не звонишь, – захлопнула она за спиной дверцу.

– Случилось… – убитым голосом подтвердил Вадим. – Сегодня ночью в госпитале умер Мартин.

В разговоре возникла тягостная пауза.

– Прими мои соболезнования, – глухо произнесла Катя. – Я знаю, кем для тебя был Флемакс. Жаль, что не успела с ним познакомиться.

– Вчера сразу после приезда мне удалось с ним поговорить в последний раз. Я рассказал ему о тебе.

– То есть… Как поговорить? Он пришел в сознание?!

– Нет, он больше месяца был без сознания. Но Хильда приезжала к нему каждый день и сообщала новости. Убеждала, что он все воспринимает. Вот и я поехал… Ты знаешь, она права: у меня тоже возникло ощущение его полного присутствия… Сложно объяснить, но я чувствовал: он рад моему приезду и с интересом слушает рассказ о тебе… А сегодня утром… – по частым паузам стало понятно, что Вадим борется с собой и с трудом преодолевает спазм в горле. – А утром позвонила Хильда – Мартин умер около четырех утра… Он будто ждал моего приезда.

– То есть, по-нашему около пяти, – тут же прикинула Катя. – Теперь понятно, почему мне ночью не спалось. Очень жаль, Вадим… Когда похороны?

– Пока не решено, но кремацию назначили на пятницу. Час назад корпорация официально объявила о его кончине и взяла на себя расходы по организации похорон. Мартин был уважаемым человеком. Уже пошли телеграммы с соболезнованиями. Многие собираются приехать и проводить в последний путь. Думаю, сегодня определятся с датой.

– А как Хильда?

– Убита горем. Я с шести утра рядом с ней, в квартире. Ты знаешь, она ведь до последнего надеялась, что он поправится. Умом все понимала и продолжала верить. У нее никого из родных не осталось. Можно сказать, теперь я самый близкий для нее человек.

– Понимаю.

– Катя, мне придется задержаться во Франкфурте, – словно оправдываясь, произнес он.

– Да, конечно. В такой момент нельзя оставлять Хильду.

– Спасибо, что ты меня понимаешь… Теперь еще одно: я только что внес тебя в список лиц, приглашенных на траурную церемонию. Через час он будет в немецком посольстве в Минске. Мне пообещали, что это ускорит получение визы. Как некстати твоя командировка! Можно было бы сегодня успеть. Но даже если ты подъедешь туда завтра утром, уже в пятницу сможешь быть во Франкфурте.

– Боюсь, что нет, – замялась Катя.

Вот он, момент, о котором она опять не подумала. Ну почему вчера вечером она забыла ему сказать, что командировка продлится два дня? Теперь оставалось только сожалеть.

– Вадим, я не смогу завтра. Понимаешь, мы столько всего наметили, что не успеем за день, придется заночевать в Гомеле, – Катя тщательно подбирала слова. – Ты извини, что я вчера не предупредила.

– Понятно, – упавшим голосом ответил Вадим.

Разговор опять прервала пауза.

– Я тебе объясню, почему так получилось… – попробовала оправдаться Катя.

– Это уже неважно. После расскажешь.

По тону, каким он это произнес, было ясно, что известие о двухдневной командировке опечалило его ничуть не меньше, чем смерть Мартина.

– Вадим, прости меня. Поверь, я не собиралась от тебя ничего скрывать – просто элементарно забыла. Для меня не суть разговора была важной, а ты, твой голос. Я так скучаю по тебе! Ты не смотрел почту? Я вчера выслала тебе новое стихотворение… Ты даже не представляешь, как мне невыносимо плохо и грустно без тебя. Чтобы хоть как-то отвлечься, я и ухватилась за историю с бедной женщиной, о которой тебе рассказывала. А шанс встретиться с ней – только один. Во время концерта в колонии, а концерт – завтра… Ну хочешь я прямо сейчас развернусь и поеду в посольство?

– Не стоит, – произнес он в раздумье. – Поезжай. Если тебе удастся чем-то ей помочь, будет хорошо. Людям ведь надо помогать. Когда-нибудь это зачтется…

– Солнышко мое, пожалуйста, не расстраивайся, – едва не заплакала Катя. – Может, мне все-таки вернуться в Минск? Не это сейчас для меня главное.

– Никто не знает, что сейчас главное, – не согласился он и повторил: – Езжай в Гомель.

– Я прилечу в пятницу! Постараюсь попасть в посольство с самого утра и успеть на самолет! Если… Если, конечно, ты еще этого хочешь, – добавила она неуверенно.

– Хочу, – тихо признался он. – Мне тоже без тебя тяжело. Но, боюсь, ты не успеешь вылететь в пятницу. Самолет в два часа дня. Это нереально.

– Есть другие рейсы! – вспомнила Катя. – Я позвоню в агентство, попрошу билет до Франкфурта через любой другой аэропорт!

– Не стоит суетиться. Лучше сразу бронируй на субботу… Я тебя встречу, – окончательно совладал он с эмоциями. – Ты где сейчас?

– Только что подъехали, – оглянулась на машину Катя, – к деревне, в которой жила осужденная. Хочу поговорить с сельчанами.

– Как дорога?

– Обыкновенная зимняя дорога. Снега не было, так что чистая, укатанная, – попыталась она его успокоить.

– Ты сказала, что плохо спала, – вспомнил Вадим. – Почему? Что-то еще случилось?

– Да нет, просто рядом не было тебя… Помнишь, я как-то говорила о состоянии между небом и землей? Так вот, ты уехал – и я опять оказалась будто без почвы под ногами… Больше ничего не случилось, – постаралась уверить его Катя.

В последнюю секунду она твердо решила, что о позднем звонке какой-то Балай ему пока лучше не знать. В пятницу ей будет не до встречи с этой женщиной. Увидится с Вадимом во Франкфурте – расскажет.

– Хорошо, что ты не одна, – неожиданно сменил тему Вадим.

– Ну да, а то был у меня легкий мандраж перед дорогой. Отвыкла далеко ездить. Ты только не волнуйся, все хорошо.

– А за кого мне теперь волноваться? Мартина больше нет. Остались ты, мама да Хильда. Береги себя.

– И ты себя береги. Я сразу прилечу, как только получу визу! Целую тебя. Держись!

– И я тебя целую.

Тяжело вздохнув, Катя вернулась в машину. Венечке, пытавшемуся с помощью навигатора сориентироваться в довольно большой деревне, хватило одного взгляда на Катю, чтобы понять: что-то случилось.

– На тебе лица нет. Кто звонил?

– Умер один хороший человек, – положила она телефон на панель.

– Кто? – напрягся Потюня.

– Ты его не знаешь. В пятницу или в субботу полечу в Германию на похороны. Вот только не знаю, как объяснить Жоржсанд. Поторопилась я с выходом на работу.

– Так и объяснишь. Что она, не человек? А кто умер-то?

– Можно сказать, отец человека, которого я… которого я люблю, – набравшись смелости, произнесла Катя и задумалась.

Впервые она сказала эти слова вслух. Но первым их услышал совсем не тот, кому они предназначались.

«Почему я не сказала о своей любви Вадиму? – заныло сердце. – Это для него сейчас так важно. Такое горе… А я так его люблю…»

– Тогда надо лететь, – поддержал ее Потюня, наблюдая, как, схватив телефон, она снова открыла дверцу машины.

Набрав немецкий номер Ладышева, с которого ей только что звонили, Катя прижала трубку к уху. Автоматический женский голос, судя по всему, оповестил ее, что абонент в данный момент недоступен. Тогда Катя повторила попытку на другой номер. Тот же результат. Отрицательный.

«Жаль… Как жаль, что я ничем не могу сейчас ему помочь… Даже словом…»

В один момент чувство сострадания к Вадиму, к незнакомой Хильде и ее умершему мужу не просто захлестнуло, а затмило сознание: горло сдавил спазм, закружилась голова, ноги перестали держать ослабевшее тело, которое интуитивно принялось искать опору. Вокруг все поплыло…

– …Катя! Катя, очнись!.. Еще нашатырь… – словно сквозь вату в ушах, донеслись до нее голоса.

В нос ударил резкий запах. Кто-то изо всей силы тормошил тело, щеки обожгло чем-то шершавым и холодным.

– Катя, очнись! Катя…

– О! Глаза открыла!

– Надо бы «скорую» вызвать… А где здесь больница?

– В городе. Тридцать километров, – отчетливо прозвучал неприятно-сиплый незнакомый голос.

Взгляд довольно быстро сфокусировался, и она смогла рассмотреть не только склонившееся над ней лицо Венечки, но и незнакомого мужчину в милицейской форме. Неподалеку стоял УАЗик.

– Не надо «скорую», – пошевелила она непослушными губами. – Мне уже лучше. Сейчас, – попыталась она приподняться и только тогда сообразила, что лежит на коленях у Потюни.

Рядом валялась раскрытая аптечка.

Поняв ее намерения, милиционер ухватил Катю за плечи, поставил на ноги, дождался, пока она закрепится в вертикальном положении.

– Как вы себя чувствуете?

От мужчины пахнуло перегаром.

– Спасибо, уже лучше, – отстранившись, Катя перевела взгляд на штанины вставшего следом фотокора. – Только мутит почему-то. А что случилось?.. Авария? Не помню…

– Если бы авария! – отряхивая от снега джинсы, пробубнил Веня. – Стояла с телефоном, через минуту глянул – нет нигде. Выскочил из машины, а ты под дверью лежишь. Сразу растерялся, не понял, что к чему. Хорошо вот, товарищ милиционер мимо проезжал, – заботливо принялся он чистить Катину одежду. – Н-да… Куртка у тебя теперь хоть куда: всю грязь с двери собрала, никакой «Ариэль» не поможет.

– «Тайд» обещал прийти, – попыталась она пошутить.

– Может, все-таки в больницу? – пристально вглядываясь в ее лицо, уточнил Веня.

– Нет, – замотала Катя головой. – У нас дел уйма, и больница в планы никак не вписывается.

– Тогда будем считать, что все это нервы… Значит, так. Теперь я за рулем, а ты рядом, – не терпящим возражений тоном заявил Венечка. – Товарищ милиционер меня поддержит.

– Не только поддержу. Рекомендую, – кивнул мужчина.

– А я и не собираюсь сопротивляться, – подняла на него взгляд Катя и улыбнулась. – Спасибо вам за помощь.

Лишь сейчас ей удалось его рассмотреть: за сорок, на полголовы выше Потюни. Упитан, круглое лицо, глубоко посаженные глаза – слегка опухшие или отекшие, похожие на маленькие щелочки. Но взгляд острый, цепкий. Специфика работы, что ли?

– А, собственно, вы здесь к кому? – неожиданно поинтересовался он, глянув на номера. – Из столицы… Каким ветром занесло?

– Да вот, ищем… – начал было Потюня.

– Магазин ищем, – перебила его Катя и посмотрела многозначительно. – Веня, ты нашел его на карте?

– Нету его там, – буркнул тот.

– Странно, зачем вам магазин за тридевять земель от трассы… Обычный сельмаг, – призадумался милиционер. – Вам только магазин нужен или конкретно кого-то ищете? Сами кто такие? Покажите ваши документы, – неожиданно сменил он тон, подступил ближе, дохнул перегаром и пронзил изучающе-неприятным взглядом.

Катя с Веней переглянулись.

– А вы, собственно говоря, кто? – возмутился фотокор. – На каком таком основании я должен показывать вам документы? Или вас не учили, что надо представиться?

– Михаил Кочин, – не скрывая недовольства, назвался милиционер. – Участковый. Ваши документы!

Опыт подсказывал, что перечить представителям правопорядка в такой глуши себе дороже. Запросто арестует – только время зря потеряешь. По сути, он прав: имеет право знать, что за визитеры пожаловали на его территорию.

– Хорошо, – согласилась Катя. – Мы – журналисты «ВСЗ». Меня зовут Екатерина Проскурина, это Вениамин Потюня.

– А удостоверения есть?