Волшебный свет любви Батракова Наталья

– Ничего. Будешь жить, учить немецкий, писать свою книгу, наконец.

– И в каком статусе? Политического убежища просить? Так ведь не дадут, веских оснований нет.

– Убежища, но не политического… – Генрих умолк на мгновение. – К примеру, выйдешь за меня замуж и без проблем получишь вид на жительство.

– Как это замуж? – не сразу поняла Катя. – Ген, ты что? Я еще развестись не успела.

– Ну, развод и оформление новых бумаг, конечно, займет некоторое время, – согласился он. – А в остальном… Почему бы тебе не подумать над моим предложением всерьез?

– Я бы лучше на твоем месте подумала, – улыбнулась она. – А вдруг чуть позже ты на самом деле захочешь жениться? Ну встретишь кого-то, полюбишь. Или вдруг я кого-то встречу? Как тогда быть? Нет, Ген, не надо меня жалеть до такой степени. Фиктивные браки не для меня.

– А если это будет не фиктивный брак? – опустив глаза, негромко произнес он. – А если все будет по-настоящему?

– То есть, как по-настоящему? – захлопала ресницами Катя. – То есть…

Растерявшись, она замолчала.

– То есть, именно то, о чем ты сейчас подумала, – подтвердил Генрих. – Все по-настоящему.

– Ген, ты шутишь? – растерянно заглянула ему в глаза Катя. – Ведь мы просто друзья. Хорошие, добрые друзья. А семья – это прежде всего любовь. Ушла любовь – семья теряет смысл, сам недавно убеждал. Как же ее начинать без любви? Нет, Генка, – покачала она головой. – Спасибо, конечно, но на такую авантюру я не пойду.

– А я не буду тебя торопить, – спокойно отреагировал он. – Тем более, что в первых числах января мы с Жастином отправляемся на три недели в Новую Зеландию. Минимум месяц на раздумья у тебя есть.

Катя не заметила, как допила вино, молча поставила пустой бокал на стол и задумалась. И если в душе еще была легкая растерянность от неожиданного предложения Генриха, в уме тут же созрел четкий ответ: нет, она больше не желает выходить замуж. А уж тем более за друга Генку, которого, увы, категорически отказывается принимать в любом другом статусе. Вот только надо бы все это объяснить, не обидев.

Как спасение, у стола тут же возник Михаил:

– Повторить? – мигом разлив оставшееся вино, с улыбкой спросил он.

– Спасибо. Пока достаточно. И бутылку пустую пока оставьте… Знаешь, устал я по свету колесить, – так и не дождавшись от Кати ничего вразумительного в ответ, продолжил Генрих. – Хочется пожить в тишине, покое, среди природы. Я уже и домик присмотрел в одном городке, неподалеку от Гамбурга. Кое-какие сбережения у меня есть, возьму кредит в банке. И до Жастина рукой подать: пару часов по автобану – и ты во Франции. Между прочим, он из самой что ни на есть аристократической семьи! Его предки еще при Людовике четырнадцатом служили! Во время революции бежали подальше от Парижа, к границам Германии, да так и застряли. У них и замок есть, правда, они сдали его в аренду государству и там сейчас музей.

– Надо же, какой у тебя родовитый друг! – искренне подивилась Катя, радуясь тому, что сменилась тема. – А почему там сейчас музей?

– Все легко объяснимо. Деньги. Чтобы содержать такую махину, нужны немалые средства, а все свои капиталы родители Жастина вкладывают в виноградные плантации, которые заложили еще предки. Кстати, мы только что пили не просто французское вино, а вино, произведенное на недавно модернизированном винодельческом заводе семейства Кложе! Вот, смотри, это их товарный знак! – показал он на этикетку. – Вино поставлялось еще в царскую Россию. Так что мой друг, кроме всего прочего, еще и потомственный винодел!

– Надо же, никогда бы не подумала, – недоверчиво сказала Катя. – А откуда взялась страсть к путешествиям?

– Обычная история. По молодости все норовят вырваться из дома. Вот и Жастин сначала по настоянию отца поступил в технологический университет, затем бросил, перевелся на исторический в Сорбонну. И категорически отказался возвращаться домой.

– И что, так и планирует до старости быть как перекати-поле? Ему ведь, поди, за сорок?

– Почти сорок четыре… Я не так давно заметил в нем перемены: как-то уж слишком настойчиво он стал предлагать посетить те или иные винодельческие дома. Расспрашивал подробно о производственных циклах, интересовался всякими мелочами, много фотографировал. Ну, а когда я посмеялся, что все это напоминает промышленный шпионаж, признался: отчасти так оно и есть, и он всерьез подумывает о продолжении династии. Родителям за семьдесят, сестра с мужем выбрали дипломатическую карьеру, так что кому, как не ему, продолжить дело предков. Вот приедешь, обязательно свожу тебя в гости.

– Ну что? Будем выдвигаться? – взглянула на часы Катя, опасаясь, как бы разговор снова не вернулся к теме замужества. – Пока съездим в Марьино, пока доберемся до вокзала… Да и с хозяевами надо бы попрощаться, поблагодарить, вернуть ключи.

– Да, пора, – вздохнув, согласился Генрих. – Сейчас я им позвоню. Михаил, счет, пожалуйста, – достав из портмоне кредитную карточку, попросил он официанта.

– Я подожду тебя у выхода. Надо заглянуть в одно местечко, – вполне доходчиво намекнула она.

«Снег пошел. И ветер усилился, – в ожидании Вессенберга Катя стояла возле дверей и отстраненно наблюдала за разгулявшейся за стеклом непогодой. – Вот так и в моей жизни: пусть нежарко было, зато солнечно. А теперь ни солнца, ни тепла. Сплошная зима… Да еще с аномалиями: Генка то ли шутя, то ли серьезно предложение сделал, Вадима с дамой встретила. Красивая, ухоженная… Видно, не зря он постоянно в Москву мотается, не только по делам… Вертит вами жизнь, госпожа Проскурина, – горько усмехнулась она. – Знать бы, за какие грехи…»

Несмотря на усилившийся снегопад, провожать на вокзал Катю и Генриха отправилась довольно большая компания: хозяева квартиры, друзья и малознакомые приятели, которыми, судя по всему, гиперкоммуникабельный Генка обзаводился каждый день. Выпив немного на прощание, гурьбой отправились до ближайшей станции метро, дружно ввалились в одну электричку, пересели в другую, толпой пересекли здание Белорусского вокзала, где к ним, к неудовольствию милиции, присоединилось еще несколько человек.

По сути, придраться стражам порядка было не к чему: вполне интеллигентного вида компания, веселая, но не буйная. И все же после того, как провожающие устроили на перроне небольшой импровизированный концерт с песнями под гитару, у них решили проверить документы.

Дав знать, что разберутся сами, ребята подтолкнули гостей к купейному вагону, помахали им руками и все с теми же песнями под гитару направились в сторону метро.

– Хорошие у тебя друзья, жалко расставаться, – посмотрев им вслед, загрустила Катя.

Едва поезд отошел от перрона, Катя предоставила своему спутнику возможность переодеться, вышла в коридор и нос к носу столкнулась… с вышедшим из соседнего купе Ладышевым. Удивленно застыв на несколько секунд, они машинально кивнули друг другу и повернулись каждый к своему окну.

Сфокусироваться на проносившихся мимо пейзажах не получалось. Во-первых, из-за скорости, во-вторых, из-за темноты, в-третьих, из-за обуревавших каждого весьма схожих чувств и мыслей: почему он (она) здесь, что он (она) делал (а) в Москве, заговорить или не стоит? И самый главный вопрос: с кем?

Минут через пять все прояснилось: из купе Ладышева вышла пожилая пара.

– Заходите, молодой человек, – вежливо предложили они.

За спиной Проскуриной в это же время появился Генрих.

– Катюнь, заходи, переодевайся, – заботливо произнес он.

Бросив на него оценивающий взгляд, Вадим молча вошел в свое купе и задвинул дверь.

Уснуть в ту ночь у Кати долго не получалось. На верхней полке давно посапывал Генка, а она все крутилась, крутилась. Уснешь тут! Тонкая перегородка может визуально скрыть людей друг от друга, но что делать с угнетающим, почти осязаемым присутствием рядом Вадима?

И надо же такому случиться, чтобы они встретились в многомиллионном городе! Да еще дважды за день! И что за дама сердца осталась у него в Москве? Хотя какое ей дело, с кем он там встречается…

Измученная мыслями, к утру Катя все же забылась коротким тревожным сном, и вдруг кто-то коснулся ее плеча. Гена. Пора вставать, через полчаса поезд прибудет в Минск. Дальше – как в тумане: гудящая голова, суета, звук отодвигаемой двери, тамбур, в котором мелькнул затылок Ладышева. Морозное утро, кассы вокзала, Генка покупает билет до Жлобина, провожает ее до такси, беспокоится о самочувствии, поскольку у нее нездоровый вид…

Как она попала в квартиру, помнила плохо: глаза слипались на ходу, голова по-прежнему гудела. Переступив порог, она сбросила одежду, ногой задвинула в угол дорожную сумку, упала на кровать и словно нырнула в спасительную бездну…

Угрюмый и злой Ладышев появился в офисе около десяти утра и первым делом спросил у Зины, передала ли она Проскуриной вещи, якобы забытые в боулинге. Увы, секретарша так и не смогла с ней связаться за эти две недели. Она даже сбегала несколько раз во время обеда к ее дому, но, судя по всему, в квартире никого нет.

– Андрей Леонидович, что слышно о машине Проскуриной? – став еще более мрачным, уточнил он у Поляченко.

– Еще во вторник можно было забрать, – доложил тот. – Но я не смог найти Екатерину Александровну. Наверное, куда-то уехала.

– Уже вернулась. Скорее всего, она сейчас на Чкалова. Значит, так: возьмите у Зины ее вещи, сдайте ей с рук на руки «БМВ», и можете о ней забыть. Она у нас больше не работает.

– Понял, – кивнул Андрей Леонидович, хотя на лице мелькнуло: не понял ничегошеньки! – А как быть с доплатой за ремонт? Получилось почти на сотню больше. Вы сами просили ускорить.

– Доплатите, – потянулся к портмоне Ладышев, – и закройте вопрос.

– Екатерине Александровне назвать сумму ремонта? – на всякий случай уточнил Поляченко.

– Как сочтете нужным. Это – оплата ее услуг нашей компании. Так что тема закрыта. Пока все.

Проводив взглядом начальника отдела безопасности, Вадим откинулся к спинке кресла и, заложив руки за голову, закрыл глаза. Работать, как и думать о чем-то важном, не получалось. Сил не было. Ночью глаз не сомкнул по нескольким причинам. Во-первых, в силу обстоятельств пришлось возвращаться в Минск не самолетом, как обычно, а поездом, да еще в купейном вагоне, так как билетов в СВ не было. Во-вторых, всю ночь промучился вопросами: что Проскурина делала в Москве и кто ее спутник? Судя по обращению «Катюня», их связывают теплые отношения.

Он даже выходил несколько раз в тамбур, курил, чего никогда не делал по ночам. И ради чего? В тайной надежде, что откроется дверь соседнего купе и появится она? Глупо. Ведь решил окончательно, приказал себе, что с этим знакомством пора завязывать, и до вчерашнего дня все получалось: почти не вспоминал, будто ничего и не было. Тому и обстоятельства способствовали: к концу года дел навалилось невпроворот, тендеры, даже на охоту не получалось выбраться. И пусть в памяти периодически всплывала ветка сакуры, женщина напротив, близость, пронзившая острым сладострастием, усталость легко справлялась с коварным подсознанием.

И вот стоило ему ее увидеть, да не одну, а в компании с мужчиной, как все нахлынуло с новой силой. Он снова никак не мог отрешиться от мыслей о Кате. Почему именно она? Почему он хочет видеть, слышать, ощущать рядом ее присутствие? Почему не может победить себя, свои желания?

Издав недовольный рычащий звук, Вадим с силой стукнул кулаком по столу. Спустя пару секунд в дверях показалась встревоженная Зиночка. Сделав ей знак, что все в порядке, он схватил со стола вовремя зазвонивший мобильник и зло выдохнул:

– Ладышев! Слушаю!

– Привет, милый! Что за тон? Кто нас обидел? – томно поинтересовалась Кира. – Что-то случилось?

– Привет! Ничего не случилось. Утром из Москвы вернулся. Плохо спал в поезде.

– Сочувствую… А ведь мы так давно не виделись, больше месяца! Даже с днем рождения тебя не поздравила… Неужели ты решил меня забыть? – с плохо скрываемой обидой спросила она. – Как насчет сегодняшнего вечера? Я так соскучилась!

– Нет, не получится. Много работы, – буркнул Вадим первое, что пришло в голову.

Вот уж чего ему точно не хотелось, так это встречаться с Кирой. К счастью, хоть в этом давно определился.

– Ты не рад моему звонку? – теперь уже по-настоящему обиделась Кира.

– Ну почему? Рад, что не забываешь. Но действительно много дел… Я перезвоню, хорошо? Как только освобожусь.

– Хорошо. Поняла. Жду звонка! Целую… – томно вздохнула трубка, послышался характерный чмок.

«Да пошла ты! – Вадим швырнул телефон на стол и принялся растирать ушибленную руку. – Давно не виделись… Значит, не хотелось!.. А ведь раньше сама никогда не звонила. Испугалась, что замену нашел? Оно и верно, не встречались, считай, с той самой охоты, – прикинул он, взглянув на настенный календарь. – Знала бы, что хотел расстаться еще пару недель назад, – хмыкнул он. – То-то расстроится, когда поймет, что охота не удалась. А ведь далеко пойдет девочка, все для этого есть – и красота, и эрудиция. И цели выбирать умеет. Вот только огня в душе нет. С ней, конечно, было очень удобно: звонок – и безотказный приезд в квартиру на Коммунистической. Но время Киры вышло… Сплошные расставания какие-то».

Накануне Ладышеву пришлось распрощаться и с красивой иллюзией – центром японской медицины. С хозяйкой подобного бизнеса в Москве он познакомился в сентябре в самолете, когда возвращался из Токио. Она сидела в соседнем кресле салона бизнес-класса и листала красочные буклеты. Он попросил посмотреть. Слово за слово – разговорились, в том числе о целях визита в Японию. Он прилетал по приглашению головного офиса корпорации, она привозила на очередную обязательную стажировку медперсонал своей клиники, представлявшей в России передовые разработки японской медицины.

Вадима это заинтересовало. После того как тяжело заболел Флемакс, он постоянно думал о будущем своего бизнеса. Такой поддержки, как прежде, ему не видать, непонятно, что теперь будет с компанией, которую создавали вместе с Мартином. А ведь через нее проходили все финансы. Следовало найти нечто иное, перспективное, желательно завязанное на медицинской тематике.

И вдруг совершенно неожиданно новая знакомая прямо в самолете предложила ему открыть один из филиалов ее клиники в Минске. Мол, у нее уже есть клиентки из Беларуси, так что при хорошей раскрутке, она уверена, дело пойдет. Вадим поблагодарил за столь лестное предложение сотрудничества и пообещал подумать. Даже специально прилетел через неделю в Москву.

Дело показалось необычайно заманчивым и привлекательным. Он давно подумывал о собственном медицинском центре, а здесь новейшие технологии, передовые разработки! Он так загорелся этой идеей, что даже не спал несколько ночей! Но, как учил отец, серьезные решения должны приниматься на ясную голову.

Попросив время на обдумывание, для начала он решил максимально изучить существующий рынок медицинских услуг. Рисковать своим, а уж тем более чужим капиталом ему не хотелось. Он давно усвоил истину: в долг берешь чужие деньги и ненадолго, а отдаешь свои и навсегда. Вот только с чего начать? И времени нет, да и правды никто не скажет. Вот тогда ему и пришла идея нанять человека, который помог бы собрать информацию. Кривая поисков неожиданно вывела на Катю. И она более чем справилась.

Максимально абстрагировавшись, неделю Ладышев размышлял, прикидывал, пока не пришел к окончательному выводу: нет, еще не время открывать в Минске подобную клинику. Кому позволят финансы, те и в Москву слетают. Но в общей массе они, увы, погоды не сделают. Так что на встречу с потенциальным деловым партнером он ехал, определившись: предложение лестно и заманчиво, но он от него отказывается.

Красивая и обаятельная бизнес-вумен, по странному совпадению также Екатерина Александровна, нисколько не удивилась и не огорчилась. Скорее, наоборот, облегченно вздохнула. В последнее время она внимательно следила за экономической ситуацией в соседней стране и также пришла к выводу: не время. Но если оно наступит, она будет рада снова встретиться с господином Ладышевым. И предложила обсудить это за обедом.

Собственно, из-за затянувшегося разговора Вадим и не вылетел из Москвы самолетом. Попрощавшись с несостоявшимся партнером, он посмотрел на часы и понял: центр города, час пик, до Шереметьево быстро добраться не получится, так что придется возвращаться поездом.

«Кто же вместе с ней был? – Ладышев снова попытался напрячь память. – Голос вроде знакомый, где-то я его уже слышал… Ну, конечно! Конечно же, это ее друг-немец! – осенило его. – Значит, она ездила в Москву к своему Генриху! – тут же выстроил он логическую цепочку. – А не зря Проскурин его недолюбливал!»

Вот она, истина: он снова влип. Проскурина оказалась ничем не лучше Гаркалиной и прочих дамочек, имеющих на всякий пожарный запасной аэродром.

Настроение сразу опустилось ниже всяких пограничных отметок, хотя и до этого было не на высоте. Закрыв глаза, Вадим несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул, затем резко придвинулся к столу и нажал кнопку громкой связи:

– Зина, для начала кофе, и покрепче. В одиннадцать совещание: собери начальников отделов, главного инженера, главного бухгалтера. Короче, как обычно. Дальше… Что у нас с новогодним вечером?

– Все оплачено. Как и договаривались. Двадцать девятого числа. Список приглашенных – как мы с вами и обсуждали. Почти всех обзвонила, все будут… Вы хотите кого-то добавить? – спохватилась бойкая секретарша.

– Наоборот. Вычеркни из списка Проскурину.

– То есть как? Как вычеркни? – растерялась секретарша.

– Очень просто. Екатерина Александровна у нас больше не работает.

– То есть… как не работает? – убитым голосом решилась уточнить Зина.

– Потому что мы в ее услугах больше не нуждаемся.

– А как же договор?

– В договоре есть пункт, где черным по белому написано, что по обоюдному согласию сторон всякое сотрудничество прекращается. И вообще, Зина, что-то много вопросов ты задаешь, – опередил он ее следующее «то есть».

– Хорошо, вычеркну… Вадим Сергеевич. А Екатерина Александровна знает, что у нас уже не работает? Она согласна? – никак не могла смириться секретарша.

– Думаю, догадывается.

«А ведь она права, – подумал он. – На всякий случай надо, чтобы Поляченко взял с нее расписку».

– Зина, подготовь для Проскуриной что-то вроде акта выполненных работ, но без всяких сумм. И соглашение о расторжении договора. Принесешь мне, я подпишу, затем передашь Андрею Леонидовичу. Он как раз к ней собирается. Попроси задержаться, подождать. Еще вопросы есть?

– Есть… Теперь у нас лишний заказ на одну персону, – расстроенно пролепетала Зина. – А ведь я обещала Екатерине Александровне, что мы ее пригласим…

– Ну, это уже чересчур! Ты мне предлагаешь решить проблему с лишним местом? Чтобы я больше ничего не слышал о Проскуриной! – разозлился Ладышев и шлепнул ладонью по кнопке громкой связи.

Телефонный аппарат скользнул по столу, толкнул лежавшую на краю пухлую папку «На подпись», из которой выпали документы и веером рассыпались по ковровому покрытию. Пытаясь призвать на помощь секретаршу, Вадим снова потянулся к кнопке громкой связи, но, чертыхнувшись, передумал.

«Без новых вопросов не обойтись, еще и Зину уволить придется. Это же надо, даже ей Катя пришлась по душе! – мелькнула неожиданно болезненная мысль. – Как мне все надоели со своими советами!!!» – еще пуще разозлился он и принялся собирать с пола разбросанные бумаги.

Катю разбудил надсадный звук, очень напоминавший дверной звонок. Спросонья она повернулась на другой бок, прикрыла ухо подушкой, но звук не умолк. Пришлось вставать. Заглянув в глазок, она с немалым удивлением идентифицировала на лестничной площадке Андрея Леонидовича, набросила халат и впустила нежданного гостя. Новость, которую он принес, заставила окончательно проснуться и подпрыгнуть чуть не до потолка: прямо сейчас можно забирать ее «ласточку» из ремонта! Ну наконец-то!

Быстро собравшись, она сбежала по лестнице, открыла дверцу машины Поляченко и тут же обнаружила на сиденье свой телефон и перчатки. Только села – Андрей Леонидович молча протянул ей папку. Пробежав глазами находящиеся в ней документы, Катя так же молча их подписала. Ненадолго задумавшись (по-видимому решая, стоит это делать или нет), все-таки протянул ей файл со скрепленными бумагами: счет на ремонт автомобиля. Глянув на итоговую цифру, Катя едва не ахнула: ничего себе! Где же ей взять такие деньги? Раньше середины января страховая компания даже не планировала выплату возмещения!

– Не волнуйтесь, – оценив ее реакцию, успокоил Поляченко, – все уже оплачено. Вадим Сергеевич пояснил: это плата за услуги, которые вы оказали нашей компании. Но, вы же понимаете, сумма эта нигде не фигурирует и, кроме вас, меня и шефа, о ней никто не знает.

– В таком случае передайте своему шефу, что я верну ему деньги, потраченные на ремонт, – спустя некоторое время заявила Катя.

– Вам виднее, – глубокомысленно и немногословно отреагировал Андрей Леонидович и до самой мастерской больше не произнес ни слова.

Осмотрев машину, Катя села за руль, подзабытым движением сдвинула рычаг коробки передач и тронулась с места. Поначалу было нервозно: тряслись руки, ноги, потела спина. Однако стоило выехать на кольцевую – и стало спокойнее: включилась механическая память, зимняя резина, которую милостиво привез отцу Виталик, хорошо держала дорогу. А навыки езды никуда не исчезают, требуется лишь некоторое время на их восстановление.

Первым делом Катя решила заехать в страховую компанию – увы, ничего радостного. Выплату ускорить не получится, только после новогодних праздников. Как же быть? Ведь она твердо решила вернуть долг Ладышеву! И чем быстрее, тем лучше. Принципиально. Спасибо, конечно, за помощь, но ей не нужны его подачки. Тем более, что поиск ответов на его непростые вопросы оказался более чем полезен: отвлеклась от личных переживаний и нашла для себя новую тему, которая в дальнейшем могла принести то вознаграждение, которое ей причиталось. Если же он считает, что таким образом заплатил ей за проведенную с ним ночь, то она не даст ему такого шанса.

Занятая мыслями, Катя не заметила, как наступили ранние зимние сумерки. А ведь хорошо было бы сделать еще одно важное дело – заглянуть на прием к Ольге, которая за годы борьбы с бесплодием стала для нее подругой. Работала она в гинекологическом отделении одной из больниц, а по вечерам – в платном медицинском центре. Посетить гинеколога Проскуриной следовало больше месяца назад, но… В очередной попытке ЭКО нужды нет и не будет. Не от кого ей теперь беременеть, а вот нормализовать гормональный фон не мешало бы. Уж очень тяжело худеется.

У Ольги как раз оказалась «форточка» в записи. Подруга пребывала в прекрасном настроении и выглядела чудесно, словно и не отпахала до этого день в отделении. Объяснялось все просто: после случившегося три года назад развода ее личная жизнь наконец-то стала налаживаться. Во всяком случае, Проскурина знала, что Оля влюблена и уже год живет гражданским браком с мужчиной. Тоже доктором.

Обрадовавшись Кате, Оля первым делом ее пожурила, что не появилась раньше, и деликатно спросила: что с ЭКО? Узнав, что никакого ЭКО не было, тут же предложила пройти в кресло, от чего Катя попыталась отказаться: ни к чему это теперь – семейная жизнь дала трещину, и мужчины у нее нет. И заехала она поболтать да посоветоваться, как быстрее избавиться от последствий гормонотерапии. Ошеломленная такой новостью, Ольга, тем не менее, убедила Катю сначала пройти осмотр, а уж потом поговорить.

Выслушав краткий рассказ Проскуриной о последних месяцах жизни, подруга посочувствовала, а затем неожиданно приободрила: может, оно и к лучшему, так как похоже, что у Кати с Виталиком была несовместимость. Теперь найдет она себе нового мужа, забеременеет без всяких чудо-средств и родит здорового ребенка. Подобных случаев в ее практике хватает.

У самой же Ольги наметились серьезные перемены: Саша, ее любимый мужчина, наконец-то решился сделать предложение. Кроме того, пожелал официально удочерить Ксению, семилетнюю дочь Ольги от первого брака, в которой души не чаял. Заявление в ЗАГС уже подали, в феврале свадьба – скромная, придут только близкие друзья и родственники. Но Катю она заранее приглашает, потому что у будущего супруга очередь из неженатых друзей!

На этом короткая встреча подруг, к сожалению, закончилась: под дверью кабинета гинеколога уже нервничала пациентка. Радуясь за Ольгу, Катя вышла из медицинского центра в приподнятом настроении и задумалась: куда ехать? В квартиру на Чкалова возвращаться не хотелось, ее там никто не ждет. Никаких срочных дел тоже нет. Она вспомнила Ладышева с его актом выполненных работ и снова загрустила.

Надо перевести в доллары не только отпускные, но и все, что скопилось на карточке, и как можно скорее вернуть ему деньги за ремонт. Эх, жаль, что праздники впереди, банки закрыты, большинство обменников тоже… Вот только не хватит ей этих денег… Что же делать? И тут ее осенило: а что, если перехватить у отца? И как она сразу не додумалась? В Ждановичи!

Александр Ильич с супругой неожиданному приезду Кати обрадовались, осмотрели в свете фонарей отремонтированную машину, накормили ужином, после чего уселись за круглый стол чаевничать, а заодно и побеседовать. Тем для разговоров хватало: каковы дальнейшие планы, здоровье, как провела время в Москве?

Вдоволь наговорившись, глава семейства категорически отказался отпускать дочь в город. Да ей, честно говоря, и не хотелось уезжать. Соскучилась по отцу.

– Завтра утречком вместе на рынок поедем: сначала за продуктами, а затем на вещевой, – оставшись наедине с дочерью, сообщил он тоном, не допускающим возражений. Арина Ивановна в это время разбирала постели. – Обновки себе купишь. И не сопротивляйся. Ты у меня одна, и тебе сейчас непросто.

– В таком случае… Пап, у меня к тебе просьба: лучше одолжи денег. До Нового года я хочу рассчитаться с одним человеком за ремонт машины, а страховку выплатят только в январе.

– Его фамилия, часом, не Ладышев? – неожиданно нахмурился отец.

– Ладышев… А ты его откуда знаешь? – удивилась Катя.

– Неважно… И кто такой?

– Я делала для него кое-какие… рекламные материалы, вот он и предложил, не дожидаясь денег по страховке, ускорить ремонт. Мне бы очень хотелось вернуть эту сумму побыстрее.

– Ну что ж, – вздохнул Александр Ильич. – Долги и впрямь надо до Нового года отдать. А уж тем более Ладышеву, – задумчиво добавил он. – Калькуляция есть?

Заглянув в сумку, Катя достала файл с цифрами. Нацепив очки, Александр Ильич какое-то время изучал стоимость работ, запчастей, сверял суммы.

– Все по-честному, – наконец вынес он вердикт. – Конечно, можно было и подешевле отремонтировать, но раз страховая оплатит – тогда нормально. Ладно, завтра после рынка мы об этом еще поговорим. А сейчас пошли спать.

«Выглядит усталым, надо ему сказать, чтобы поберег себя… Милый, милый мой папочка», – коснувшись головой подушки, подумала она с нежностью и тут же заснула спокойным крепким сном.

Наутро вместе с отцом Катя отправилась на рынок за продуктами, а после обеда он протянул пухлый конверт.

– Вот… То, что просила. Из дела взял, так что как только страховку выплатят – придется их вернуть, ты уж извини. И еще одно условие: чтобы больше я ничего не слышал о Ладышеве.

– Спасибо, папа. Вот только… Почему ты так категорично против него настроен? – пряча конверт в сумку, озадачилась дочь.

– Есть причины. Там даже чуть больше, чем ты просила, – кивнул он на сумочку. – Но это тебе в подарок к Новому году. Считай, что моя компенсация.

– За что?

– За то, что не вникал в твою семейную жизнь. Глаза закрывал на многие вещи.

– Выходит, ты тоже знал? – пристально посмотрела на него Катя. – Или подозревал, что у Виталика есть другая женщина?

– Знал не знал, подозревал не подозревал – какая теперь разница? Все образуется.

– Что образуется?

– Помиритесь. Лучше прежнего заживете, уж поверь мне!

– Папа, я к нему не вернусь, неужели ты не понял?! – недоуменно уставилась она на отца.

– Простишь, никуда не денешься. Оно, конечно, правильно: пусть попереживает, понервничает. Только меру знай, со всякими там Ладышевыми не заигрывайся. Да, забыл спросить: это правда, что ты решила уйти из газеты?

– А кто тебе сказал?

– Виталик тут по делам заезжал на прошлой неделе, от него и узнал. Ты бы ключи и шубу забрала. Все бегаешь в курточке.

– Ключи возьму – придется еще раз заехать на Гвардейскую за архивом… – согласилась Катя и задумалась. – Теперь понятно, почему тебе так не мил Ладышев… Не волнуйся, из газеты я не уйду. Но и к Виталику не вернусь, не надейся. И шуба его мне не нужна. Подарки дарят раз и навсегда, а не так, что сегодня это твое, а перестанешь меня слушаться – отберу. Как-нибудь обойдусь. И вообще, семья у нас давно кончилась. Просто жили под одной крышей два человека, создавали иллюзию счастья. А в том, что наскучили друг другу и стали чужими, боялись признаться даже себе. Если бы это было не так, не появилась бы у Виталика другая женщина.

– Не суди так строго, дочка, – не согласился отец. – Ну ошибся. С кем не бывает?

– А с тобой было? Вот признайся честно, ты изменял маме?

– Ну… – растерялся отец.

– Понятно, – грустно усмехнулась Катя. – Теперь понятно, почему ты его защищаешь.

– Да не защищаю я никого! – опустил взгляд Александр Ильич. – Беда, конечно, что сама все узнала и увидела, здесь уж Виталику не отвертеться. Только и ты признай: не знала бы ничего – жила бы и дальше как у Христа за пазухой. Это я к тому, что горячишься ты, все до правды хочешь докопаться. Только какая она, правда? У каждого своя. И еще неизвестно, чья правдивее.

– На сегодняшний день для меня бесспорно одно: я его не люблю. И он меня не любит, просто признать не хочет: крах семейной жизни никак не вписывается в образ мужчины-победителя. Пожалуйста, пообещай, что впредь не будешь заводить подобных разговоров и не станешь вмешиваться в мою личную жизнь, – пристально посмотрела на него Катя. – Иначе мы серьезно поссоримся, а это будет больно и несправедливо, так как ближе и роднее у меня никого нет.

– А я и не вмешиваюсь, – поняв, что увещевать дочь бесполезно, отступил отец. – Добра желаю.

– Спасибо.

– Ты бы осталась у нас еще на денек, – пытаясь сгладить ситуацию, предложил Александр Ильич.

– Не могу, папа. Дела у меня завтра, правда, – как можно мягче отказалась Катя, умолчав, что обещала Генке встретить его с поезда и отвезти в аэропорт. – Ты себя побереги, выглядишь неважно.

– Все нормально, – не вдаваясь в подробности, успокоил отец.

– Значит, встретимся на Новый год, как договорились, – улыбнулась дочь. – Еще раз спасибо. Поехала я, – и чмокнула его в щеку.

Добравшись до квартиры, Катя пересчитала сумму, спрятала деньги в укромное местечко и посмотрела на часы. Шесть вечера. Чем бы заняться?

«Может, позвонить Ладышеву? – подумала она. – И что я ему скажу? Что хочу вернуть деньги? Суббота, вечер… Подумает, навязываюсь… Ладно, подождем с этим пару дней, – приняла она решение и потянулась к пульту. – Посмотрим, что творится в мире. Надо же, целую вечность телевизор не включала!..»

…Ладышев лежал на диване в гостиной и тоже щелкал пультом телевизора: западный мир готовился встречать католическое Рождество. На душе у Вадима было совсем не празднично. Ночью у впавшего в кому Мартина неожиданно остановилось сердце. Вовремя заметили, удалось быстро запустить. Час назад он перезвонил Хильде: никаких изменений к лучшему нет и, по-видимому, уже не будет. Вместе с тем никто не знал, сколько еще выдержит подключенный к аппаратам организм.

И хотя Хильда просила Вадима не нарушать свои планы и ничего не предпринимать, Вадим сразу же решил лететь во Франкфурт. С большим трудом, но все же достал билет на завтра. Он должен, он обязан в такое тяжелое время быть рядом с теми, кто сделал для него столько, сколько другие не делают для родных детей за всю жизнь…

…Катя встретила Генриха на железнодорожном вокзале и привезла в аэропорт минут за десять до начала регистрации. Времени для обеда в местном ресторане было маловато, так что пришлось довольствоваться кофе и бутербродами в баре.

Купив по пути к терминалу кое-какие сувениры, Гена остановился у стойки с прессой и набрал увесистую кипу журналов и газет. Объяснил, что хотел бы просмотреть на досуге, понять, насколько далеко шагнула местная периодика и полиграфия.

– Зря стараешься, почти все, что ты купил, российское, – после того, как они пристроились в хвост очереди на регистрацию, насмешливо отреагировала Катя.

– Неважно. Я ведь и московские газеты только в интернете читаю. А чтобы сделать правильные выводы, их надо еще и в руках подержать, понюхать. Хотя кому я это объясняю?.. Ну что? Пора прощаться, – спрятав прессу в чемодан, распахнул он объятия.

– Когда теперь увидимся? – прижавшись к его груди, спросила Катя, но тут же отстранилась и шутливо потребовала: – Обещай, что будешь чаще писать!

– Обещаю, что буду высылать тебе целые репортажи и фотоотчеты Жастина. Он классный фотокор, лучший из тех, кого знаю!

– Ничего против твоего Жастина не имею: веселый, дружелюбный француз. Только все равно как профессионалу ему далеко до нашего Потюни! – провокационно заявила она. – Венечка и здесь таких пейзажей умудряется нащелкать, что мы не устаем восторгаться! Жаль, вам снова не удалось познакомиться… Ему бы как-то пробиться, персональную выставку, к примеру, организовать, – задумалась она. – Ладно, тебе пора.

– До встречи, Катюнь. Ты себе не представляешь, как я счастлив, что у меня есть ты и что нам вместе удалось провести столько времени…

– И мне так тепло, так спокойно и надежно, что у меня есть такой друг, как ты, – перебив, поделилась Катя.

– Я еще не все сказал… – Генрих постарался поймать ее взгляд. – Я хочу напомнить тебе о…

– Не надо. Гена. Мы же договорились, пожалуйста, – умоляюще замотала головой Катя. – Дай мне время во всем разобраться, пережить, успокоиться.

– …Хорошо, – после паузы обреченно склонил голову Генрих. – Хорошо, я понимаю, что тебе нужно время… Тогда иди к машине, очередь подходит. Не люблю долгих проводов. В накопителе еще не меньше часа просидим, – взглянул он на часы. – Так что доедешь домой – сразу меня набери. Лететь спокойнее, когда знаешь, что с тобой все в порядке.

– Обязательно позвоню. Ты не обиделся? – теперь уже Катя попыталась заглянуть ему в глаза.

– На тебя? Что ты!

Нежно, едва касаясь Катиного лица, он провел по нему ладонью, зажал руку в кулак, будто пытаясь сохранить самое для него дорогое, и сунул ее за пазуху, ближе к сердцу.

– Я могу обижаться лишь на себя. Ну, да чего уж теперь, – забросил он за плечо дорожную сумку, махнул на прощание рукой и, не оглядываясь, шагнул в дверь терминала.

Вздохнув, Катя понуро побрела к выходу. С отлетом Вессенберга кратковременный праздник души закончился.

В это время одиноко стоявший в неосвещенном углу вестибюля мужчина приблизился к панорамному окну, проследил, как женщина в отороченной мехом бордовой курточке открыла дверцу автомобиля, завела двигатель, отъехала от бордюра и покатила вниз по эстакаде.

Подхватив походный чемодан, он тут же проследовал к очереди в терминал.

– Простите, нельзя ли меня посадить рядом со знакомым? Он уже зарегистрировался на рейс. Генрих… Запамятовал фамилию, – мило улыбнулся Ладышев сидевшей за стойкой девушке.

– С господином Вессенбергом? – заглянув в монитор, уточнила очаровательная блондинка.

– Да-да, конечно, с господином Вессенбергом.

– Сейчас посмотрим, попробую вам помочь… Вам повезло, у господина Вессенберга место 15а. Ваше – 15б, – наконец протянула ему посадочный талон девушка. – Счастливого полета!

– Огромное вам спасибо! – от души поблагодарил Вадим.

«Посмотрим, что за фрукт», – скептически хмыкнул он, направляясь к паспортному контролю.

На аудиенцию к Ладышеву Катя собиралась основательно. Выглядеть нужно было на все сто, чтобы у него и мысли не возникло, будто она переживает. С вечера подобрала подобающий такому случаю комплект одежды: черные брюки, голубая водолазка под цвет глаз, черный пиджак. Все отутюжила, почистила. Обувь тоже выбрала соответствующую: черные кожаные полуботинки на довольно высоком каблуке. Просто, строго, но стильно. Вот только сумочка подкачала: как Катя ни изощрялась, та не желала выглядеть поновее. Ручки обтрепанные, заломы… Ничего не оставалось, как прямо с утра отправиться в магазин за новой. Но перед этим надо было попасть на маникюр. Хорошо хоть корни волос еще не успели отрасти, а так бы пришлось и к парикмахеру записаться.

А еще следовало купить красивый подарочный конверт. То-то удивится Вадим Сергеевич, когда откроет, – а внутри не сувенирчик, не надушенный девичий носовой платочек, а еще один скромный конвертик, в котором деньги. Вот так-то, господин Ладышев: не нужны мне подачки с вашего барского стола! Уж что-что, а цену себе мы знаем! Главное – человеческое достоинство!

Что, собственно, и собиралась продемонстрировать Катя.

Поначалу все складывалось удачно: утреннее время у маникюрши оказалось незанятым. Заколов волосы и добавив строгости выражению лица, Катя покрутилась перед зеркалом, потянулась за любимой утепленной курточкой и тут же расстроилась: не подходит… Ни по цвету, ни по фасону никак не вписывается в задуманный образ.

«А вот шубка была бы очень кстати… Черная норочка – в самый раз… – впервые пожалела она об отвергнутом подарке Виталика. – Заскочить к отцу? Надеть разочек и вернуть? Нет, никакого «разочка»! Сама себе потом не прощу! Лучше… выскочу из машины без куртки. Припаркуюсь поближе, туда – и сразу обратно, не замерзну! Оно даже к лучшему: засиживаться я не собираюсь, снимать верхнюю одежду не с руки, а так – сразу товар лицом! Вот она, я: красивая, гордая, независимая! Полюбуйтесь, покусайте локти и – счастливо оставаться!»

Представив эту греющую самолюбие сценку, она улыбнулась отражению, застегнула куртку и покинула квартиру.

Увы, дальше все пошло не по плану. За сумочкой по совету маникюрши (повелась на то, что там дешевле) она поехала в ЦУМ. Надеялась, что еще и время сэкономит. Однако вышло с точностью до наоборот.

Сначала долго не могла припарковаться, затем так же долго и нерешительно перебирала сумки: то фасон не тот, то цена зашкаливает. Еле выбрала! А ведь еще конверт купить! Когда же, наконец, вышла из магазина, то обнаружила, что машина заблокирована с двух сторон. Сама виновата, растяпа: оставила ее перед воротами, на которых висел знак «Остановка запрещена». Не думала, что застрянет в ЦУМе надолго. Вот ей и отомстили: в открытых воротах, нервно сигналя, стояла машина, позади – еще одна. Водителя в ней не было.

Пока его искали, пока выслушивала упреки, оправдывалась, прошло еще с полчаса. Затем застряла в пробке на проспекте Независимости: то ли кортеж со слугами народа пропускали, то ли какая другая беда впереди приключилась. Не выдержав, она повторила маневр других нетерпеливых водителей: развернулась через двойную сплошную и поехала на Воронянского в обход, что, впрочем, оказалось ненамного быстрее: в районе Червенского рынка снова уткнулась в пробку.

В итоге вместо двенадцати, как планировала, к офису Ладышева Проскурина подъехала без четверти два. И снова пришлось искать место для парковки. Когда, запыхавшись, она наконец попала в помещение «Интермедсервис» и «Моденмедикал», в обычно людном коридоре было непривычно пусто. Даже охранника не наблюдалось.

– Зиночка, добрый день! – влетела она в приемную. – А где все?

– На совещании… – застигнутая с лейкой в руках, недоуменно заморгала та. – Я как раз цветы поливала, когда ты позвонила. Смотрю в монитор и глазам не верю: ты – не ты? Добрый день!

– Жаль, – расстроилась Катя. – Как ты думаешь, совещание надолго?

– Не знаю. Как получится. Но, поскольку шеф в командировке, думаю, что недолго. А ты к нам каким ветром?

– Как шеф в командировке? – совсем расстроилась гостья и присела на стул. – Вообще-то я к нему…

– Так он неожиданно улетел. Даже для меня. Еще в пятницу никуда не собирался. А вы договаривались о встрече? Ой, я, наверное, забыла тебе позвонить и отменить… – отставила лейку огорченная секретарша. – Сейчас, секундочку, посмотрю в записях… – засуетилась она и принялась перелистывать блокнот на столе.

– Нет, мы не договаривались, – успокоила Катя. – Я мимо проезжала, решила заглянуть на минутку. Хотела передать кое-что Вадиму Сергеевичу, заодно и с наступающим праздником поздравить. Как же теперь быть? – задумалась она.

– Ой, как жалко! Ты сегодня такая красивая! Тебе так идет голубой цвет! Жаль, что шеф не увидит… А ты оставь у меня то, что хотела передать. Он завтра вернется, и я сразу отдам!

– Наверное, это выход, – вздохнув, согласилась Катя. – Зина, дай мне, пожалуйста, лист бумаги. Черкану пару слов.

– Конечно! Пиши, я не буду мешать! Я пока цветы полью и Нине Георгиевне позвоню, узнаю, как она там.

Пододвинув чистый лист бумаги и ручку, секретарша демонстративно отвернулась к окну, полила оставшиеся вазоны, спрятала в шкафчик лейку, вытерла салфеткой капли воды с подоконника.

Все это время Катя пыталась собраться с мыслями: раз уж не получилось все сказать при личной встрече, надо было как-то четко и лаконично изложить свою позицию на бумаге, а это гораздо сложнее.

– Здравствуйте, Нина Георгиевна! – покончив с хозяйственными делами, звонко поздоровалась по телефону Зиночка. – Как ваше здоровье? Как давление? Как Кельвин поживает? Может быть, нужна помощь?

Стараясь не прислушиваться и не отвлекаться, Катя набросала короткую записку, перечитала. Вроде неплохо получилось: и поблагодарила, и гордо объяснила, что не нуждается в помощи. Заодно легонько прошлась по его не лучшим человеческим качествам. Сложив лист, спрятала его в большой красочный конверт, сунула туда же конверт с деньгами, заклеила и передала Зине.

– …Да вы что?!! Я немедленно вызываю «скорую»!!! – воскликнула та, машинально взяв конверт. – И Андрею Степановичу сейчас позвоню! Вы только ложитесь в постель и не вставайте! У меня есть ключи! Я мигом!

– Что-то случилось? – насторожилась Катя.

– Нине Георгиевне плохо, давление за двести! – взволнованно пояснила секретарша, набирая новый номер. – Скорая?! Примите, пожалуйста, срочный вызов! Ладышева Нина Георгиевна, шестьдесят три года, улица Пулихова… Давление, очень высокое, она сердечница, гипертоник! Жена профессора Ладышева, он был известным хирургом. Кардиобригаду, пожалуйста, вышлите!.. Я сама дверь открою, я там буду через… – она глянула на часы, – минут десять! Хорошо… Спасибо!