Волшебный свет любви Батракова Наталья

– Что я слышу? – всплеснул руками Саня. – Наш Зайчик снова решил обзавестись потомством? Лед тронулся?

– Давай закроем тему! – поднял кверху огромную пятерню Андрей. – Как друга прошу, и без того на душе погано. Ты лучше Вадима расспроси о его новой пассии. Что-то его не пойму: то все с модельками якшался, а то вдруг завел себе обычную земную бабу, – подмигнул он Сане и перевел взгляд на хозяина. – Я как увидел, кого он все-таки в Крыжовку привез, едва дара речи не лишился: это ж надо, на охоте по кабану почти в упор промазал, зато другую дичь подстрелил! Мастер! – снимая пробку с бутылки, хохотнул он. – А вчера, когда узнал, кого он меня под дверьми клуба оставил дожидаться, чуть не рухнул. Надо же! Та самая Катя!

– А при чем здесь кабан? – не понял Саня.

– Да мы с ней на охоте в Островце познакомились, – разливая водку, пояснил Заяц. – Там три дамочки были. Одна, кстати, в его вкусе: ноги от ушей, сама – как кукла. Так нет, выбрал самую что ни на есть обычную. Пухленькая такая. Мордашка, правда, миловидная.

– Там гормоны, – вставил Вадим.

– Откуда знаешь?

– Догадываюсь. Десять лет с мужем прожила, детей нет. Сам понимаешь.

– Так давай ее к Ольге определим, – тут же воодушевился Саня. – У нее рука легкая! Обследуем, решим, чем помочь.

– Это не мое дело. Сама разберется, – остудил его пыл Вадим.

– Слушай, ты бы отключил этот чертов аппарат! – взмолился Заяц, прислушавшись к неумолкающему треньканью в прихожей. – Как заведенный!

Вадим молча встал, подошел к телефону, но почему-то не отключил, а выбрал режим «без звука».

– Так, хватит разговоров! Будем пить или нет? – вернулся он к столу.

– Обижаешь! – расплылся в улыбке Андрей. – Как это не пить? В унитаз, что ли, родимую спустим?

– Весело вы тут пожили! И пока для меня многое все еще туманно, – задумавшись, подытожил услышанное Саня. – Ладно, пить так пить. После сами языки развяжете, – глубокомысленно заявил он. – Ну что, друг? Ты из нас самый младший: Андрюхе тридцать девять почти месяц назад исполнилось, мне тридцать восемь – в июле. А тебе только вчера. Пусть твой следующий год станет для тебя… Пусть он станет для тебя переломным!

– Не понял…

– Подрастешь до моих тридцати восьми – поймешь! – многозначительно заключил Саня. – Правда, Андрей?

– Не знаю, как-то не почувствовал, – пожал тот плечами. – Ладно, будь!

Три рюмки взметнулись над столом, звякнуло стекло.

– Ребят, а ведь я в феврале женюсь, – неожиданно сообщил Саня. – На Оле. Ксюшу собираюсь официально удочерить. Так что приглашаю на свадьбу.

– О-ба-на! Приехали! – чуть не подавился салатом Заяц. – А я думал, первый объявлю, что подумываю жениться.

– Да мы это уже без объявления поняли!.. – расхохотались друзья.

Поднимаясь по лестнице, Катя услышала, как за дверью ее квартиры надрывается телефон.

«Кто бы это мог быть?» – озадачилась она и ускорила шаг.

Этот номер знали немногие: отец, Потюня, Виталик, Лена с Людмилой да еще пара человек. Тот же Ладышев, к примеру. Стоило о нем вспомнить, как в душе что-то всколыхнулось и засаднило. Но пока поднялась на этаж, пока открыла замки и вошла в прихожую, звонок прекратился.

«И зачем только поехала к нему домой? – зарывшись головой в подушку, Катя продолжила самоедство. – Ведь ясно было как дважды два, что ничем хорошим это не закончится. Когда же все началось? Неужели стартовым механизмом послужила ревность? Наслушалась от Стрельниковой восторженных эпитетов в адрес Ладышева – и нате вам, мир перевернулся! Воспринимала его в своей жизни как случайный эпизод – и все было нормально, а как только кто-то другой посмел покуситься на него, тут же сработал собственнический инстинкт. Откуда этот Ладышев взялся на мою голову? Абсолютно чужой человек, не друг, даже не приятель, просто случайный знакомый! Одно хорошо: поняла, что меня примитивно использовали. А в благодарность – немного секса с барского плеча… Радовалась не по-детски, когда победила в боулинге, а на самом деле это маневр был такой, отвлекающий. Чтобы посочувствовала герою дня и стала доступней… Боже, какой бред лезет в голову! – вдруг осознала она. – Так запросто можно свести к нулю собственную самооценку! Обманутые ожидания? А чего я ждала? Если уж на то пошло – и он не обманщик. Он всего лишь мужчина – и этим все сказано! Подумаешь, провела с ним ночь! Ну случилось, ну поздравила человека с днем рождения. Так ведь и сама получила инъекцию счастья! Ведь на самом деле все было замечательно! И кофе зря не выпила. Надо было идти до конца… К черту самокопание! Все даже лучше, чем могло быть: не успела развестись с мужем, как поняла, что на нем свет клином не сошелся. Есть другие замечательные мужчины, и они обращают на меня внимание. Через час встреча с Виталиком, – Катя посмотрела на часы. – А может, правы девчонки и стоит с ним помириться? По большому счету, все мужики одинаковые, – тяжело вздохнула она. – Да и чем я теперь лучше? Наставила рога мужу, – усмехнулась она. – Ладно, посмотрим. В любом случае надо выглядеть на все сто!» – решительно вскочила она с дивана.

На встречу в ресторане Катя опоздала ровно на двадцать минут. И вовсе не для того, чтобы заставить супруга понервничать и уж тем более ему досадить. Как специально, прямо на мосту между Чкалова и Московской сломался автобус! Так что пришлось топать по скользоте до ближайшей остановки. Позвонить и предупредить, что задержится, телефона не было.

«Ну и утро! – чертыхаясь, цеплялась она за поручни спуска в подземный переход. Появившееся за время сборов подобие настроения быстро исчезло. – Ненавижу зиму! Ненавижу снег! И мужиков ненавижу!»

Виталик сидел за столом в дальнем углу практически пустого зала.

«Похудел, – где-то глубоко в душе шевельнулась жалость и тут же успокоилась. – Но ему это даже к лицу».

– Привет, прости, что опоздала, – с ходу извинилась Катя, пытаясь отдышаться. Проскурин встал, задвинул за ней стул. «Надо же, какие у нас манеры появились, какая галантность!» – успела удивиться она. – А где остальные? Где твой адвокат?

– А больше никого не будет, – присел напротив бывший, вернее, пока еще действующий супруг. – Хорошо выглядишь. Я сделал для тебя заказ. Как ты любишь: морепродукты, рыба, сок…

– То есть как это – больше никого не будет? – недоуменно перебила она его.

– Утром я позвонил адвокату и попросил не приезжать.

– Почему? По-моему, мы собирались обсудить серьезные вопросы.

– Катя, я попросил его не присутствовать по одной простой причине… В общем, не дам я тебе развода. Не хочу с тобой разводиться.

– Как это не дашь развода? По-моему, я ясно…

– Выслушай меня, пожалуйста, – мягко остановил он ее. – Я знаю, что виноват. Виноват дважды, трижды. Виноват, что обидел тебя. Прости.

– Если бы только обидел! – усмехнулась Катя. – Едва не растоптал. Как личность. Знаешь, одного до сих пор не могу понять: как же я упустила момент, как не заметила, не поняла, что у тебя есть кто-то еще? Объясни, что тебя подвигло?

– Хорошо, – потупил взгляд Виталий. – Возможно, в какой-то момент мне показалось, что я тебе не нужен. Ты стала малоразговорчивой, холодной… Не только в постели. Постоянно была занята, постоянно за компьютером – и днями, и вечерами.

– То есть, во всем виновата я сама? – перебила она его. – А как же ты? Ты ведь тоже постоянно был занят. Разве не так?

– Я зарабатывал деньги!.. Но я понимаю, что сейчас это не аргумент. Мы жили каждый сам по себе. Я не подстраивался под тебя, ты не торопилась менять планы под меня. А она… Я имею в виду ту, другую, – покраснев, уточнил он, – готова была бросить все: родителей, друзей, пропустить учебу. Это и сбило меня с толку.

– Приятно, когда кто-то готов пожертвовать ради тебя всем. Льстит самолюбию, греет душу, повышает самооценку, – рассудительно отреагировала на его слова Катя. – Странно, что мне в голову не приходила подобная мысль. Мне ведь тоже было порой грустно и одиноко. Вот ты, к примеру, улетел в Египет и даже не поинтересовался, как я буду жить эту неделю? Каково мне будет одной вечерами, чем буду заниматься?

– Катя, но ведь у меня бывали деловые командировки и на более длительный срок? И ты всегда спокойно воспринимала отъезды, – недоуменно посмотрел на нее муж.

– Спокойно, ты прав. Потому что верила, как себе. Потому и не заподозрила ничего, когда ты отправился с Анастасией Сергеевной в Вильнюс – машину покупать. Или подарил, уж не знаю, как там у вас было. Ну, заодно погулять, расслабиться.

– Откуда ты знаешь про Вильнюс? – покраснев, пробормотал Виталик. – Все было не так… Ну, не совсем так. На машину ей родители деньги дали, но «опель», который мы выбрали по интернету, оказался… – поняв, что опрометчиво произнес «мы», он на секунду умолк. – Меня попросили, я помог выбрать автомобиль, но в оригинале он сильно отличался от того, что было на снимке. Я не мог бросить человека один на один с проблемой. Я должен был помочь ее решить.

– А кто спорит? Конечно, должен. Взялся за гуж, как говорится… Да бог с ним, с этим «Опелем»! – махнула рукой Катя. – Я никогда не расспрашивала, никогда не вдавалась в подробности, куда ты собрался, зачем, с кем. Потому что свято верила: все для дела, все для блага семьи. Ведь тогда я планировала поехать с тобой, даже договорилась с отгулами. Но ты увернулся: мол, предстоят серьезные деловые переговоры. Полугодовую визу мне открыл, спасибо. Только срок ее месяц назад истек, а я так никуда и не выехала, – с горечью добавила она.

– Завтра же попрошу партнеров выслать новое приглашение, – виновато опустил голову Виталий. – Мне казалось, тебе самой никуда не хочется. Ты никогда не высказывала особого желания. И не возражала никогда. Против поездки в Египет ты тоже не возражала.

– А что я должна была делать? Топать ногами, рвать на себе волосы? Ты ведь просто поставил меня перед фактом: улетаю такого-то числа.

– Из-за своей работы ты все равно не смогла бы полететь.

– Откуда ты знаешь? Ты ведь мне не предлагал? Хотя все эти разговоры – если бы да кабы – теперь бессмысленны, только настроение портят. Главное, что у тебя есть другая женщина.

– Кроме тебя, у меня нет никакой другой женщины. И не будет, – густо покраснел Виталик. – Я с ней расстался.

– И давно?

– На следующий день.

Катя удивленно хмыкнула.

– Я ее уже и с работы уволил, – словно оправдываясь, добавил он. – Вернее, пока отправил в отпуск. Но за это время она должна подыскать себе новое место.

– Жестоко, – впечатлилась Катя. – Не жалко? Столько времени зря потрачено на поиски хлебного места с похотливым директором в придачу.

– Ты не права. Она – не такая…. Она – хорошая и с работой справлялась, – опустил голову Виталик.

«Хорошая… Конечно, наша лучше всех! – горько усмехнулась Катя. – А ведь он даже не понимает, что, защищая ее, делает мне больно. О чем тут дальше разговаривать?»

– Но из-за нее я едва не потерял тебя, семью, – продолжил Проскурин. – Так что жалко не жалко – мы с ней расстались. За это время я понял, что ты – единственная женщина, которая мне нужна.

– За какое время? За год встреч с любовницей? Или за пять недель, как все открылось и я ушла? Бедненький, как же ты мучился, кого выбрать: уволить любимую игрушку или расстаться с женой? – сочувствующе покачала головой Катя. – Как канатоходец: то к Катеньке потянет, то Настеньку пожалеть. И та хороша, и эта. Даже льстит, что выбрал меня.

– Зачем ты все утрируешь? – бросил на нее укоризненный взгляд Виталий. – У меня ни разу и мысли не возникало с тобой расстаться… А тут еще родители прознали, что мы в ссоре. Расстраиваются. Они тебя любят. И я тебя люблю.

– Надолго ли тебя хватит? – усмехнулась Катя. – Ведь ничего не изменится: твоя и моя работа, друзья, приятели. Скоро тебе снова захочется, чтобы кто-то все бросил и примчался по первому зову.

– Не захочется. Потому что мы с тобой начнем все сначала: ты и я – так, как прежде. Ведь у нас с тобой были и совсем другие времена.

– Были, – согласилась она и задумалась. – Были счастливые времена, счастливые дни, часы, мгновения. Только все они в прошлом. Чувств былых нет, Виталик, вот в чем беда. Умерли. И возродить их невозможно. Так что не стоит обманываться.

– Ты ошибаешься, чувства есть! В тебе говорит обида! Мы обязательно будем счастливы! – с жаром принялся уверять он. – Построим дом не хуже, чем у Валерки! Родим ребенка. Мы снова пойдем на ЭКО. И у нас обязательно получится!

Катя тяжело вздохнула, опустила глаза и задумалась.

– Нет, Виталик. Ничего у нас уже не получится, – наконец произнесла она.

– Почему? Ведь доктора уверяли, что не все потеряно. Ну, пропустили время – повторим заново.

– Не повторим, – подняла она взгляд и неожиданно даже для себя призналась: – Я больше не хочу от тебя ребенка.

Над ними нависла гнетущая тишина, нарушаемая лишь позвякиванием столовых приборов из подсобки.

– И обиды на тебя у меня нет, – продолжила Катя. – Была поначалу, ты прав. Даже очень сильная. Но прошла. Сама удивляюсь, почему так быстро. Видимо, потому, что за эти недели у меня на многое открылись глаза. Нет между нами любви, давно нет. Есть привычка, общая квартира, общая постель, общий быт. Этакие удобства, позволяющие не замечать, что мы с тобой давно стали чужими. Нам действительно надо начинать жизнь сначала, но, увы, каждому свою. Если мы хотим быть счастливы…

– Тебе кажется…

– Это тебе кажется! – перебила его Катя. – Ты пытаешься обмануть себя, меня. Люди всегда цепляются за старое до последнего только потому, что новую жизнь начинать страшно!

– А тебе не страшно? – после небольшой паузы глухо спросил Проскурин.

– Страшно. Когда улеглись первые эмоции, ты даже представить себе не можешь, как стало страшно! Я ведь прекрасно осознаю, что жила за тобой почти как за каменной стеной, ты был хорошим мужем, надеждой и опорой…

– Тогда в чем дело, черт возьми?! – раздраженно повысил он голос. – Если я был таким хорошим мужем, то я им и остался! Ничего ведь не изменилось!

– Изменилось, Виталик. Одна история с шубой чего стоит! Признайся, я ведь никогда не была женой-транжирой, всегда довольствовалась малым. И, по сути, шуба – единственная роскошная вещь, которую ты мне подарил. Да я никогда и не просила подарков.

– Разве, кроме шубы, я тебе ничего не дарил? – растерялся Виталий. – А машина, а ноутбук, а отдых за границей? А сколько денег вбухал в автомойку тестя?

– Машине десять лет. А отец когда-то тоже вложил немало денег в нашу первую квартиру, – напомнила Катя. – Да, конечно, ты ему помог. Но, насколько я знаю, не безвозмездно: отец выплачивает тебе проценты, возвращает долг. И потом, это ваши дела, ваш бизнес. Меня он не касается.

– Ну хорошо… Давай прямо отсюда поедем в автоцентр и закажем тебе новый автомобиль!

– Да не в подарках дело, как ты не понимаешь?! – в сердцах воскликнула Катя. – В истории с шубой ты унизил не только меня, но и себя! Разве любящие мужчины так себя ведут?!

– Ну, извини, – потупил глаза Виталий. – Виноват, выпил тогда лишнего. И шубу давно твоему отцу отвез. Если бы не этот Ладышев, ничего бы не было.

– А что тогда было? Случайный человек предложил перевезти вещи.

– Я же не знал.

– Тем не менее едва с ним не подрался. Что, впрочем, с успехом умудрился сделать при следующей встрече.

– Ну, приревновал… Почему какой-то тип все время вокруг моей жены вертится? Я же не знал, что он тебе работу предложил.

– Это не ревность, Виталя, это собственнический инстинкт, – констатировала Катя.

– И что в этом плохого? Ты ведь моя жена. Как съехала с квартиры, туда даже заходить не хочется, – поделился он и, скривившись, потрогал рукой бок. – Ребро сломано, болит.

– Сочувствую. И понимаю. Больно видеть чужого мужика рядом со своей женой, это верно. А мне легко было наблюдать за вашей встречей в аэропорту. Но есть одна разница: в тот момент ты был моим мужем, сейчас я – жена бывшая, пусть нас пока и не развели.

– Ты не бывшая, ты – настоящая. Катя, пожалуйста, возвращайся домой, – с мольбой произнес Виталик. – Ты не можешь вот так вот, одним махом, разрушить свою жизнь, мою! Я десять лет ее строил! Очень прошу, одумайся, пока не поздно! Ну наказала ты меня, ну подала на развод. Я исправился, попросил прощения… Ну позлила ты меня с этим Ладышевым. Катя, я последний раз прошу: возвращайся! Ты меня знаешь, на коленях за тобой не поползу, – вдруг добавил он с угрозой.

Услышав последнюю фразу, Катя улыбнулась.

– Ну вот, наконец-то. Теперь я вижу, что передо мной настоящий Виталий Проскурин.

– Не понял…

– Все ты понял, Виталик, – вздохнула она. – Плохой из тебя актер. Извини, но я не верю твоим словам о любви. И не меня ты боишься потерять, а жизнь, которую строил десять лет. Только зря стараешься. Тебе нужна другая женщина.

– Какая?

– Которая будет тебя любить таким, какой ты есть. Прости, я больше не могу ею быть.

– То есть… Ты всерьез не собираешься возвращаться?

– Не собираюсь, – твердо ответила она. – И даже благодарна тебе, что подтолкнул меня к такому шагу. Сама бы я никогда не решилась, так и продолжала бы жить в плену иллюзий. Поэтому, – окинула она взглядом уставленный закусками стол, – предлагаю выкурить трубку мира и выпить за счастливое будущее, которое мы построим уже порознь.

Виталик протянул руку к ведерку, из которого торчало горлышко бутылки, но вдруг остановился.

– Нет, подожди. Я не буду за это пить. Ты должна хорошенько подумать.

– А мне уже нечего думать, – спокойно отреагировала она. – Сегодняшнюю ночь я провела с другим мужчиной. До этого моим единственным мужчиной был ты. Вот такая честность, – развела она руками.

Проскурин помрачнел, на скулах шевельнулись желваки.

– Я понимаю, тебе это неприятно слышать. Жестоко для мужского самолюбия, но это правда. И я призналась тебе для того… – она замялась, – привела как доказательство, что обратного пути нет. Я серьезно намерена расстаться, и теперь у тебя тоже есть повод со мной развестись.

– Отомстила, значит… Это Ладышев? – после долгой паузы глухо уточнил Виталий.

– Нет, что ты! Это другой человек, – соврала Катя. – Ты с ним не знаком. В боулинг вчера играла, познакомились и вот… Я не собиралась тебе мстить, так получилось.

Показалось ей или нет, но Проскурин облегченно вздохнул.

«Странная у мужчин логика, – усмехнулась она про себя. – С кем – второстепенно. Главное – не с тем, кто оказался сильнее и едва не набил морду. Не с обидчиком, короче».

– Ну, будем пить? – напомнила она.

Виталик снова машинально достал из ведра бутылку, но тут же опустил ее и мрачно уставился на пустой бокал.

– Не хочешь… Ладно, извини. Если честно, то мне тоже не до выпивки. Пора, – Катя с затаенной тоской посмотрела на аппетитные блюда на столе: с утра во рту не было и маковой росинки. – Спешу, – виновато повела она плечами. – Надеюсь, все остальные вопросы мы также разрешим миром, без адвокатов. На твой бизнес и имущество я не претендую. Так что всего доброго, Виталик. Удачи тебе.

Чуть не сбитая с ног ледяным порывом ветра, Катя спустилась по ступенькам, юркнула в подземный переход, перебежала на другую сторону проспекта и, почувствовав нестерпимый приступ голода, повернула к «Макдоналдсу». Сделав заказ, она поднялась на второй этаж и присела за свободный столик у окна.

«Чем бы заняться? – медленно пережевывая кусочки курицы, размышляла она, чувствуя, что вместе с насыщением возвращаются воспоминания о безрадостном утре. – Все-таки отпуск. Позвонить кому-нибудь, напроситься в гости? Ни машины, ни телефона. Как без рук… Заехать к Ладышеву? – раздумывала она, тупо рассматривая проносящиеся за стеклом машины. – Нет, ни за что! Придется тащиться домой».

Неожиданно ее внимание привлекло остановившееся через дорогу такси. Виталик торопливо сбежал со ступенек и нырнул в салон.

«Уехал… Интересно, куда? Вряд ли домой, скорее всего, к Толику. Или к Анастасии Сергеевне? Все может быть… А ведь странно, что мне все равно, – продолжая смотреть в окно, подумала она как-то отстраненно. – Можно было «простить» и с гордым видом вернуться обратно. Пылинки бы первое время сдувал. И о том, что у меня был другой, никогда не узнал бы. Но ведь я не только для него призналась, для себя тоже, – неожиданно поняла она. – Обратной дороги нет… Ни мужа, ни любовника… Глупая я баба, наверное…»

Аппетит тут же исчез. Отставив недоеденную курицу и недопитую колу, она вытерла салфеткой руки, убрала со стола поднос и поплелась к выходу.

За дверью квартиры снова надрывался телефон. Сердце моментально сменило ритм и застучало в груди маленьким молоточком: «Вдруг Ладышев? Он знает номер…» Лихорадочно отыскав в сумке ключи, она вломилась в прихожую. Звонок прекратился. Но тут же повторился снова.

– Катя?! Наконец-то!!! – обрадованно заорали в трубке. – Я тебя полдня разыскиваю: тарабаню, тарабаню. По мобильному какой-то мужик отвечает, отец не говорит, где ты.

– Генка??? Кто тебе дал этот номер?

– Да мужик тот и дал. Что случилось? Почему ты не у себя в квартире?

– Гена, я развожусь с мужем.

– Это правда?

– Правда, Гена… К счастью или к несчастью, но это правда.

Неожиданно ее глаза увлажнились: как всегда, в самый трудный момент Генка тут как тут!

– К счастью, конечно, к счастью, Катюнь! – тут же уверил ее друг. – Между нами, мне твой Виталик никогда не нравился! Впрочем, как и я ему!

– Ты где был? Ты сейчас где? – всхлипнула Катя. – В Германии?

– Не угадала, чуть ближе. Правда, Минск проехал, вернее, пролетел. Мы здесь с пятницы, почти на две недели. Задержались в командировке одной… Долго рассказывать. Ты плачешь? – насторожился он.

– Это от радости, – пытаясь сдержать слезы, выдавила она. – Ты так вовремя позвонил…

– Постой… Ты плачешь, все-таки ты плачешь… Что это за квартира?

– Арины Ивановны, папиной жены… Я ведь ушла от Виталика.

– Это я уже понял… – Гена задумался. – Значит, так: сегодня я прилечу в Минск. В крайнем случае завтра. Только не плачь, слышишь? Жаль, что сама не можешь ко мне выбраться.

– Я могу… Могу, Гена, я в отпуске! – не в силах больше себя сдерживать, заревела Катя и сползла по стенке на пол. – Прямо сейчас поеду на вокзал и куплю билет на ближайший поезд. Только куда? Ты где остановился?

– Вообще-то, у московского друга на квартире… – замялся он. – Но я решу этот вопрос. Ты только сообщи, какой поезд встречать.

– Я тебе сразу позвоню, как только куплю билет. И насчет моего ночлега не волнуйся: остановлюсь у подруги. Или, в крайнем случае, в гостинице, – вытирая ладошкой бегущие по щекам слезы, забормотала Катя. – Как хорошо, что ты приехал, Генка! Ты себе даже представить не можешь, как хорошо и как вовремя!

– Постой, а как же ты мне позвонишь? Ты забрала свой телефон? – опомнился он. – И что это за мужик мне отвечал?

– Случайный знакомый. Так получилось, что телефон у него остался. Я позвоню из автомата.

– Обязательно! На всякий случай запиши адрес в Москве и номер телефона. Есть чем записать?

– Сейчас, – Катя подтянула к себе сумку, вытащила первую попавшуюся ручку и записную книжку. – Диктуй… Записала, жди звонка. Я тебя целую, – улыбнулась она сквозь продолжавшие катиться по щекам слезы. – Ты настоящий друг…

В понедельник Вадим проснулся задолго до прихода домработницы. С одной стороны, редкий случай, так как Галина Петровна появлялась ровно в семь, с другой – в этом не было ничего удивительного. Предыдущую ночь практически не спал, затем хорошо выпил с друзьями, соответственно, рано улегся – примерно в девять вечера, как только проводил Андрюху с Саней до такси. Даже посуду не убрал, что ему совсем несвойственно. А ведь родители с детства прививали любовь к идеальному порядку. Всегда и во всем, особенно в голове.

«Рука должна быть твердой, голова – ясной, движения отточенными, – учил его отец. – Цель должна быть четко сформулирована, путь к ней продуман до мелочей, чувства и желания под контролем, речь – лаконична, без лишних отступлений. И боже упаси позволить эмоциям взять над тобой верх!»

Тактичность, вежливость, располагающая улыбка, умение терпеливо выслушать собеседника – у отца он научился многому. Тому же доведенному до автоматизма анализу текущей ситуации. Не холодный расчет, а именно анализ, этакое параллельное мышление, позволяющее или сохранить твердость, или проявить гибкость. Сергей Николаевич готовил сына к великим свершениям, верил, что со временем тот станет светилом медицины…

Щелкнув выключателем настольной лампы, Вадим глянул на часы и позволил себе еще немного поваляться в постели: не мешало на свежую голову проанализировать последний период жизни. Тщательно планируемая, она все чаще давала сбои. Мог ли он подумать, что затеянное скуки ради знакомство получит такое продолжение? События, словно звенья, нанизывались одно за другое, спаивались, обрастали новыми деталями и превращались в итоге в прочную цепь.

До вчерашнего утра он считал, что всецело контролирует свою жизнь: создает свои звенья событий, нанизывает одно на другое, скрепляет, спаивает. И тут вдруг выяснилось, что кто-то другой завладел этой цепью, опутал его ею и в какой-то момент даже предпринял попытку его подчинить.

И дело даже не в его квартире и не в этой кровати, на которой впервые спала женщина. По большому счету, здесь нет ничего страшного: во всяком случае, в его предыдущем жилище такое случалось. Однако то ли он стал другим, то ли его отношение к женщинам стало иным, но он давно не чувствовал такой душевной тоски, которая вопреки принятому решению поглотила его со вчерашнего утра. Даже за столом с друзьями снова никак не мог отрешиться от мыслей о Кате.

«И чем это объяснить? – как заевшая пластинка, вернулся он ко вчерашнему безрадостному разговору с самим собой. – Опять не отпускает меня мое прошлое. Неужели никогда не смогу от него отрешиться, выдавить из себя страх? Как же ноет душа…»

…Не бывает в чистом виде врачебных ошибок, бывает стечение обстоятельств, из которых вытекают медицинские неудачи. Стечение обстоятельств, вдребезги разбившее все, чем до сих пор жил, дышал, к чему стремился, – именно так и случилось когда-то с Ладышевым, в ту пору Кореневым. И даже спустя много лет, когда события тех дней подзабылись и душа успокоилась, осталось то, с чем он не мог смириться: смерть молодой девушки, предательство любимого человека и кончина отца. Три незаживающие раны…

Он хорошо помнил тот солнечный весенний день, когда познакомился с Лерой: в приемный покой вызвали свободного хирурга, и свободным оказался именно он. Однако встретившая его гинеколог, голубоглазая блондинка с пухлыми губами и мягким грудным голосом, отказалась от консультации хирурга, так как больная была по ее профилю.

Говоря образно, с этого момента Ладышев, вернее, Коренев, и пропал: перестал есть, пить и спать, по любому поводу и без повода старался заглянуть на гинекологический этаж, по первому зову мчался туда ассистировать, по утрам нарочно задерживался у входа в больницу, курил – лишь бы увидеть, поздороваться, перекинуться словечком. Вскоре на его поведение обратили внимание коллеги. Шутили, посмеивались: неужели решил сменить специализацию? Ну а когда догадались, кто является объектом его внимания, то и вовсе не стали давать проходу.

Особенно донимал друг Заяц, работавший в той же больнице анестезиологом: неужели синий чулок Вадим решил изменить науке? Уже сколько раз друзья пытались знакомить его с девушками, но тщетно. А здесь темная лошадка Валерия Гаркалина – старше на пять лет, с ребенком! Биография ее изобилует белыми пятнами, и практически не у кого спросить, что она за человек, чем жила раньше, чем живет сейчас. Сама же дамочка весьма закрытая: разговоры с коллегами – только о работе, моде и погоде.

А ведь поинтересоваться было чем. К примеру, как, окончив Витебский мединститут и проработав пару лет в захудалой районной больнице, она умудрилась перебраться в Минск, устроиться на приличное место и даже получить комнату в общежитии? За какие такие заслуги? Почему ее дочь живет с родителями в Полоцке, а не с мамой? И куда она периодически исчезает по вечерам, а то и по ночам, когда ее пытаются разыскать в экстренном случае? Кругом завеса тайны.

Короче, Андрюхе Валерия не нравилась, как, впрочем, и Вадиму девушка Зайца, с которой тот тогда встречался. Даже будучи свидетелем на свадьбе, Ладышев до последнего момента отговаривал его жениться: мол, замуж за тебя Надя идет лишь по той причине, что ты – внук академика. На что тот парировал аналогично: а ты – профессорский сын, поэтому Лера и уступила твоим ухаживаниям.

В итоге оба оказались правы. Вот только выяснилось это для одного чуть раньше, для другого чуть позже, но на тот момент неприязнь к возлюбленным оказалась сильнее мужской дружбы. То ли в пику друг другу, то ли обидевшись за своих пассий, на какое-то время они почти прекратили совместное времяпрепровождение. Даже созваниваться перестали, оправдываясь тем, что и без того каждый день видятся в больнице. Но лишь до того момента, когда Вадим попал в беду. Андрей тут же, позабыв обиды и недомолвки, вместе с дедом встал на защиту друга, несмотря на то что такой поступок мог ему самому выйти боком. И это было неоценимо, так как профессор Ладышев скоропостижно скончался и уже ничем не мог помочь сыну, а рядом с Вадимом больше никого не оказалось.

Однако все эти события случились гораздо позже, а поначалу не только ближайший друг не одобрил выбор Вадима. Чета Ладышевых без объяснения причин категорически отказалась даже знакомиться с Лерой. Как потом понял сын, до отца дошли дурные слухи о ней, но он промолчал. Не к лицу профессору пересказывать чужие сплетни.

Вадима же поведение родителей обидело до глубины души. Никто и никогда в их семье так открыто не выражал к кому-то своей неприязни!

«Неужели не понимают, что у нас любовь!» – недоумевал он.

Как же он желал, чтобы его избранницу приняли и все вместе они зажили одной дружной семьей: у Вадима есть своя комната, кабинет отца вполне можно переоборудовать под детскую. Лерину дочь он уже полюбил всей душой, хотя еще не видел. Да и родители никуда не делись бы, привыкли… А там, смотришь, и родные внуки пойдут.

Умом он, конечно, мог объяснить такую негативную реакцию отца и матери. Наверняка они мечтали о другой невестке, а здесь – и старше, и ребенок. Но ведь сами же когда-то пренебрегли гораздо большей возрастной разницей! И проблем с родственниками вкусили сполна!

Собственно, тогда и превратилась в пропасть давняя трещина в отношениях между отцом и сыном. Ладышевы были непреклонны. В ответ на их категоричность Вадим решил отделиться и жить самостоятельно. По счастливой случайности Клюев, обладатель маленькой однокомнатной квартиры, доставшейся ему после развода родителей, собрался на стажировку за границу и попросил друга как минимум год присматривать за жилплощадью. В день отъезда Саши тот и перебрался на новое место жительства.

Между тем отношения с Лерой развивались, и Вадим вскоре сделал ей предложение. Красиво все получилось: колечко с маленьким бриллиантиком, цветы, шампанское. Колечко Лера приняла, как, впрочем, и предложение, но попросила подождать со свадьбой. И переезжать к нему отказалась. Объяснила тем, что соседи сразу настучат куда надо и она как мать-одиночка не получит заветных метров в малосемейке. А ведь ей совсем немного осталось потерпеть. Мол, по этой же причине она Вадима к себе и не приглашает.

Таких мотивов отказа он не понял: почему нет, если есть возможность как минимум год жить в отдельной квартире? Ведь до этого им так редко удавалось проводить время наедине! Но Лера была не менее непреклонна, чем родители, и ему пришлось смириться.

Разве он мог тогда предположить, что причина кроется в другом? У него и мыслей таких не возникало! Он верил каждому ее слову!

За это позже и поплатился…

…В гостиной послышались шаги и приглушенное шуршание: значит, пришла Галина Петровна и пора вставать.

Ступив босыми ногами на белый пушистый ковер, Вадим направился в ванную, спустя некоторое время вышел оттуда в белом махровом халате, аккуратно застелил белоснежным покрывалом постель и посмотрел на часы: надо поторапливаться.

Тихо и незаметно для занятой на кухне домработницы он прошел через гостиную, отодвинул зеркальную дверцу гардероба и задумался: что надеть? С одной стороны, серьезных деловых встреч сегодня не намечалось, а с другой – планерка, где начальники отделов и их заместители будут одеты соответственно dress-коду: костюм, рубашка, галстук.

«Ничего не поделаешь, – вздохнул он. – Придется выполнять самолично установленные правила».

Из длинного ряда плечиков с идеально отутюженными рубашками он выбрал темную в мелкую полоску, потянулся за подходящим по расцветке галстуком, затем заглянул в другое отделение шкафа, где висели костюмы. Задвинув зеркальную дверцу, затянул на шее узел, набросил пиджак и посмотрел на свое отражение: вроде, все безупречно.

«Как манекен, – пришла в голову неожиданная аналогия. – Манекен в дорогом костюме от Версаче, в рубашке от Кардена, в галстуке от Бриони… Искусственная улыбка и глаза, в которых нет даже намека на жизнь. И зачем только растравил душу воспоминаниями? Надо завтракать и ехать на работу».

– Вадим, что вы так рано сегодня? – встретила его удивленная Галина Петровна. – Я только собралась вас будить, постучала в дверь, а у вас уже и постель заправлена. Наверное, трудный день предстоит? – ловко сервируя стол, поинтересовалась женщина. – Вы бы предупредили. Если надо, могла бы пораньше приехать – встаю ни свет ни заря.

– Все время забываю спросить: а почему вы приезжаете в такую рань? – поинтересовался Вадим, присаживаясь за стол. – Ключ у вас есть, в любое время можно прибраться в квартире.

Насколько он знал, Галина Петровна – женщина одинокая: муж давно умер, две дочери с внуками жили в России.

– Могла бы, конечно, да только чем дома заняться? Спать не спится. Возраст. А ведь в молодости такой лежебокой была! – широко улыбнулась она, поставив на стол ароматный омлет с овощами. – Да и убирать у вас особо нечего. Только пыль смахнуть… Вот одна моя приятельница работает в семье, где трое детей. Так там и уборки, и глажки, и готовки в пять раз больше! Мне даже неловко иногда: за что вы мне такие деньги платите?

– За доверие, Галина Петровна. В наше время сложно найти человека, которому доверяешь. К тому же вы и матери помогаете, и на Коммунистической убираете.

– Да там тоже только пыль смахнуть, – улыбнулась женщина. – А с Ниной Георгиевной мы подруги. Вам ужин готовить?

– Нет, не надо, – хозяин сделал глоток кофе и взял в руки столовые приборы. – После всего, что вы наготовили в субботу, неделю придется в спортзале потеть и на диету садиться. Все было очень вкусно, спасибо.

Галина Петровна зарделась от похвалы.

– А гостям понравилось?

– Очень. Еще и вчера с друзьями пировали.

– А девушке понравилось? – вкрадчиво уточнила женщина.

– Какой девушке?

– Той, которая перчатки на тумбочке в прихожей оставила. Там еще телефон чей-то лежит: в нем батарейка садится, так я его на подзарядку поставила. Мое зарядное подошло. Я его на всякий случай всегда в сумочке ношу. Так девушке ужин понравился? – переспросила она.

«Надо было спрятать, – нахмурился Вадим. – И телефон, и перчатки».

– Понравился. Это была девушка моего друга, – быстро нашел он правдоподобное объяснение.

– Вы меня предупреждайте, когда у вас в гостях будут девушки. Я приготовлю что-нибудь низкокалорийное – фруктовый десерт, например. Девушки, они всегда на диете сидят… А что за красота у вас в кабинете стоит? Я заглянула, а там… Просто нет слов…

«Ветка сакуры! – догадался Вадим. – И почему не убрал сразу?»

– Вот я и подумала: наверняка у вас было романтическое настроение. А значит, в гостях была девушка. Особенная девушка… Вы так долго не распаковывали ту коробку.

– Галина Петровна, с каких это пор вы изучаете содержимое моих коробок? – раздраженно буркнул хозяин.

– Я не изучала, – растерялась женщина. – Коробка пустая на полу стоит, вот я и подумала… Обрадовалась, что девушка в гостях была…

– В следующий раз думайте, что говорите, – резко оборвал ее невнятное оправдание Ладышев. – В моем доме нет и никогда не будет места женщине!

Отложив звякнувшие столовые приборы, он резко поднялся со стула, прошел в прихожую, обулся, стянул с плечиков дубленку, прихватил с тумбочки ключи от машины, документы, забытый Проскуриной телефон, сгреб ее перчатки и открыл дверь.

– Завтра утром я уезжаю в Ригу, вернусь к пятнице, – бросил он напоследок обескураженной женщине.

– Ну вот… И кто меня за язык тянул? – расстроенная Галина Петровна посмотрела на почти нетронутый завтрак на столе. – Не было в его квартире женщины… Ну как же! Если бы не было, отшутился бы. А здесь вон как завелся, даже кофе не допил, – и тут же в испуге всплеснула руками: – Бог мой! Только бы не Кира!

Год назад в однокомнатной квартире, также принадлежащей Ладышеву, она застала брюнетку, представившуюся Кирой. Для чего Вадиму Сергеевичу понадобилась еще и эта жилплощадь, Галина Петровна не спрашивала, и без того понятно. Молодому здоровому мужчине непременно нужно встречаться с девушками, и даже хорошо, что он не водит их на Сторожевку. Однако дамочка, с которой ей тогда пришлось столкнуться, оставила о себе самые неприятные воспоминания. Ну да, разбудили ее, но извинились же. Откуда столько презрения, даже брезгливости по отношению к женщине, годящейся ей в бабушки? Разве можно так себя вести с пожилым человеком, которого в первый раз видишь? В общем, Галина Петровна ответила взаимностью – невзлюбила Киру с первой минуты. Тоже мне краля на ночь! И не таких видывала, когда работала администратором в ресторане!

После этой встречи они столкнулись еще раз, но не обмолвились и словом. А затем Галина Петровна попросила Вадима Сергеевича предупреждать, когда в квартире кто-то оставался на ночь. С тех пор, к счастью, они не встречались.

«Не дай бог Нине такую невестку!» – перекрестилась она и принялась убирать со стола…

…Виталик открыл глаза и не сразу понял, где находится. Затуманенная голова гудела, тело, точно побитое накануне, ныло, болело, не желало слушаться не то что воли хозяина, но даже вполне понятных позывов жизнедеятельности организма. И все же надо было как-то себя пересилить, подняться, заставить принять вертикальное положение и найти туалет.

На помощь пришло чуть просветлевшее сознание: он – у Замятина в Боровлянах, на третьем этаже, в гостевой комнате. Санузел – на втором. И угораздило же архитектора не запроектировать его там, где он в данный момент нужен больше всего!

Чертыхнувшись, Виталик медленно присел на край дивана, но тут же закрыл глаза и обхватил ладонями закружившуюся голову, словно попытался крепче прикрепить ее к месту, где ей, собственно, и надлежало быть. Вроде получилось, и в мозгу моментально включилась спасительная ассоциация с приборной доской в кабине пилотов: вот он – горизонт, вот он – штурвал, теперь надо изо всех сил напрячься, совместить непослушные линии, постараться удержать, намертво скрепить, зафиксировать мыслительным процессом…

На самом деле Проскурин никогда не бывал в кабине пилотов, никогда не держал в руках штурвал. Он вообще боялся летать, хотя в детстве, как все мальчишки, мечтал стать летчиком. Возможно, с тех времен и засела в мозгу эта ассоциация-видение, которая позже стала единственным спасительным средством после обильных застолий. Когда он впервые ею воспользовался, и сам не помнил: то ли на выпускном, когда впервые напился с одноклассниками, то ли когда с такими же, как сам, дембелями в ожидании поезда встречал Новый год на станции Ачинск. Но это точно случилось до студенчества, иначе вылетел бы из вуза еще в колхозе, не дожив до первой сессии.

А все потому, что Виталик плохо переносил крепкий алкоголь. Видимо, это наследственное – в организме недоставало каких-то ферментов. Потому-то отец и отказался когда-то наотрез от алкоголя. А вот у него не получалось: без конца какие-то клиенты, партнеры, проверяющие, и порой никак не обойтись без выпивки.

Эх, везет Толику! На три года младше, тот и в общежитии, пока учились на строительном, мог за троих дерябнуть непонятно какой бодяги и назавтра выглядеть как огурчик. Что уж сейчас говорить, когда он может позволить себе куда более качественное спиртное!