Беседы с Маккартни Нойер Пол Дю

Глава 6. Мой темный час

Let It Be и начало конца

В 1968 г. даже самый рассеянный слушатель мог уловить на новой пластинке «Битлз» раздробленность. Складывается впечатление, что на «Белом альбоме» (на самом деле называвшемся The Beatles) скомпонованы три или четыре сольные программы, и лишь изредка заметны моменты истинной сплоченности в группе. Впрочем, многое по-прежнему вызывало восхищение, и никто не жаловался.

Однако вскоре личная жизнь и музыкальные устремления каждого из участников «Битлз» сделались слишком разными, чтобы они могли жить дружно. Пол женился на Линде Истмен, Джон женился на Йоко. У каждого были проекты на стороне. Даже то, что они основали Apple[23], одновременно музыкальный лейбл и эксперимент в области патронажа артистов, не помогло им остаться вместе. Abbey Road, альбом 1969 г., звучал на удивление связно, но он всего лишь маскировал разногласия в сердце некогда братского квартета.

Распад «Битлз» стал самым болезненным эпизодом профессиональной карьеры Пола. Мы осветили этот период как минимум в трех длинных интервью, взятых в промежутке между 1989 и 2003 гг. Он высказывался о нем со смесью неосмотрительной горячности и тщательнейшей осторожности на случай юридических ловушек. Бывший менеджер «Битлз» Аллен Клайн был все еще жив на момент интервью – он умер в 2009 г., – и Пол описывал его в той ситуации как очевидного злодея. Как всегда, он, казалось, разрывался между стремлением поделиться своей версией событий и нежеланием нападать на старых друзей.

Последние синглы были в основном сочинениями Пола – Hello, Goodbye, Lady Madonna, Hey Jude, Get Back; к ним прибавились Ballad of John and Yoko Леннона и величественная Something Харрисона. Чаще всего они занимали верхние позиции в хит-парадах, как до них Can’t Buy Me Love или I Feel Fine, Ticket to Ride и Day Tripper. Но «великолепная четверка» распадалась на четверых великолепных музыкантов. Позже появились их пропитанный раздорами последний фильм «Пусть будет так» и полный шероховатостей альбом к нему в компанию. Пластинка вышла в мае 1970 г., вскоре после того как Пол заявил, что покинул «Битлз».

«Когда записывался Let It Be, – рассказал он мне, – как многим известно, “Битлз” по ряду причин переживали напряженный момент. Оказалось, что мы все едины во мнении, что круг замкнулся, и остро это чувствуем. Поэтому и обложка у альбома красно-синяя: мы обыгрываем наш первый альбом».

В 1969 г. группа приняла те же позы, что на фото Энгуса Макбина 1963 г., сделанном для обложки Please Please Me на лестничной клетке EMI. Битлы планировали использовать снимок на следующем альбоме, предварительно озаглавленном Get Back. В итоге фотография пролежала в запасниках до выхода «красного» и «синего» сборников в 1973 г. Как объясняет Пол:

Причиной были ссоры, профессиональные разногласия и все такое. Мы, в общем, заканчивали существование как группа. Приблизительно в то же время мы записали Let It Be, но личные отношения были напряженные, и последней соломинкой, сломавшей спину верблюду, стало появление Аллена Клайна.

[Он был назначен менеджером «Битлз» в феврале 1969 г.; Пол хотел, чтобы им стал отец Линды – Ли Истмен, чья фирма впоследствии действительно представляла сольные интересы Пола.]

Он решил, что Let It Be недостаточно хорош и ему не хватает струнных. Поэтому он привлек к работе Фила Спектора – бедный Фил, он в этом не виноват на самом деле, – чтобы подрихтовать запись.

Но до того, как все это произошло, я получил копию с ранним вариантом. У нас у каждого был ацетат [пробный пресс, печатавшийся перед выходом пластинки]. Я как-то вечером его слушал и подумал: «Боже, это так смело! Но это все равно крутой альбом». Собственно, это просто «Битлз» без мишуры, четыре парня в одном зале. Или пять, если считать Билли Престона [приглашенный сессионный клавишник]. Было почти боязно, потому что мы всегда использовали дабл-трек, раскладывали песню на голоса и тому подобное, а это было как концертный альбом.

Я помню, у меня мурашки шли по коже, потому что я сидел в пустой комнате с совершенно белыми стенами и слушал этот альбом – крайне минималистичный – и думал: отлично, мне очень понравилось. Это будет гениальная пластинка. А потом его переделали, переаранжировали для выхода на виниле, перефасовали для продажи в магазинах, все такое. И мне он уже был не так дорог. Конец первой сцены первого акта.

То есть вы слушали версию Глина Джонса? (Джонс был звукорежиссером, который тогда начинал как продюсер. К нему обратились с просьбой превратить исходные пленки с сессий в связный альбом.)

Да. Это были ранние дубли.

С другим треклистом. Если не ошибаюсь, там была, например, Save the Last Dance for Me. А сама пластинка должна была называться Get Back?

Кажется, да. Это ведь бутлег? То есть я сам плохо знаю: нам просто выдали наши пластинки, и на пластинке было это. Так что не знаю, как планировалось его назвать. Все это фиксируется в последний момент: Abbey Road собирались назвать «Эверест» из-за сигарет Джеффа Эмерика [звукорежиссера «Битлз»] – и это вплоть до той самой секунды, пока мы не вышли на зебру. Все всегда было очень подвижно, как всякий раз, когда работаешь над альбомом.

Так что не знаю, как мы собирались его назвать, но, наверно, ты прав, Get Back. И миксы, наверно, тоже были Глина, потому что он всем этим занимался. Но для меня смысл был в том, что на пластинке слышно только нашу группу и нет никаких примесей. Вот и всё. Конец первой сцены.

Что раздражало Маккартни больше всего? Сторонний продюсер в лице Фила Спектора или то, что не проконсультировались с ним? «И то и другое», – признается он. Но, отвечая на вопрос, он неизбежно возвращается к Аллену Клайну:

Битлов обдирали как липку, и не только меня, а всех. Это, конечно, было мое мнение. Я без конца настаивал: «Не давайте Аллену Клайну двадцать процентов, дайте ему пятнадцать, мы же звезды!» И все такие: «Не, ну как, он же хочет двадцать».

Я им втолковывал: «Да он бы на самом деле и тридцать хапнул, но мы должны ему дать пятнадцать. Это же как гребаную машину покупать. Торговцу не дают ту цену, которую он запросил». Так что я все время старался заполучить для нас сделку повыгоднее, чтобы нас не грабили. Но в итоге это стало невозможно, было три голоса против одного. Я бился как рыба об лед – а я ведь просто пытался, как считал, спасти положение. А с точки зрения Клайна, это выглядело, будто я хочу все испортить.

Он меня называл Неподатливой девой. Я отвечал: «Иди на хрен, я просто не хочу быть с тобой, вот и всё». Он такой: «Ну вы знаете, вдруг он согласится, чего бы и нет… может, да, может, нет, в итоге выходит может быть». Так он про меня говорил. Я все время старался подстраховаться и не связываться с этим парнем. Я знал, что что-то здесь не так. Тем не менее, чтобы ответить на твой вопрос…

В итоге заговорили о двадцати процентах с любой заключенной им новой сделки, и мне пришлось на это согласиться. Никто не хотел нормальных условий, все хотели говенных. Было по-настоящему сложно. Так что мне ничего не оставалось, кроме как бойкотировать Apple. Я просто подумал, что не соглашусь. Я каждый день приходил и говорил: «Слушайте, у нас есть проблема…» – «Да отвали». – «Нет, ну смотрите, этот парень торговал подержанными автомобилями». И даже судья в конце сказал что-то вроде этого – это было втиралово торговца подержанными машинами.

Вот так я себя чувствовал. Так что я объявил бойкот Apple. Это значило, что я туда не езжу и что это они должны меня искать, когда требуется принять решение. Ситуация была очень напряженной.

То, что Пол отстранился от битлов, имело удачный побочный эффект: он на всю жизнь подружился с одним музыкантом, своевременное вмешательство которого помогло ему тогда выпустить пар:

Стив Миллер. Очень его люблю, он отличный гитарист и певец. Мы познакомились, когда у нас накрылась сессия из-за ссоры по поводу Аллена Клайна. Ребята приехали в полном составе [в студию «Олимпик», 9 мая 1969 г.], а я не соглашался подписывать какую-то бумажку. Они хотели, чтобы я себя с потрохами продал. А я решил: «Нет, кажется, это плохая идея, лучше я понедельника подожду». Они на меня разозлились, потому что я не хотел это подписывать в пятницу вечером. Они уехали, а сессия была забронирована. Стив просунул голову в дверной проем и спросил: «Студия свободна?» Я ответил: «Получается, да. Сыграем что-нибудь, приятель?» – «Отлично!» Мне хотелось побарабанить; чтобы было много брейков, как следует полупить по барабанам. Мы записали трек под названием My Dark Hour, «Мой темный час». Я на нем сыграл на ударных, на басу, и еще немного на гитаре, и спел. Все остальное сделал Стив.

На вышедшей в итоге пластинке Миллера Маккартни обозначен как Пол Рамон – этот эксцентричный псевдоним он недолгое время использовал в 1960 г.

Я не хотел, чтобы мы потеряли то, что заработали, – битловское состояние. Я не хотел, чтобы они его потеряли, и сам не хотел его терять. Когда Аллен Клайн пригласил Фила Спектора, я сказал: «Думаю, нам лучше этого не делать. Я против». А они сказали: «Ну, а мы за».

Так что, отвечая на твой вопрос: я не участвовал в этом в связи со своим бойкотом, и кроме того, моего мнения не спросили. Знаешь: «Ты согласен? Тебе это нравится? Эта аранжировка пойдет?» Раньше, если кто-то из нас собирался добавить к песне струнные, то мне проигрывали аранжировку. «Что ты об этом думаешь?» И я говорил «здорово», или «не здорово», или «переделать». Как вообще-то делается, когда записываешь пластинку.

Ретушь, наведенная Филом Спектором, – вероятно, наименьший из недостатков Let It Be как альбома. Достоинство снятого одновременно фильма в том, что мы своими глазами видим, что не так:

Мы связались с Майклом Линдсей-Хоггом, который снимал для нас один клип. Он точно снял Hey Jude и Revolution. У меня всегда проблемы с хронологией, не помню, что было раньше. [Он также снял Paperback Writer и Rain.] Майкла я знал лично, он был одним из моих приятелей, интересный чел. Я сказал, что мы хотим сделать фильм, и он спросил: «А о чем он будет?» Мы думали о том, чтобы сесть на корабль, на океанский лайнер, придумать сюжет на этой основе, играть в бальном зале. Типа как в фильме «Последний вальс»[24]. Просто играть, что-то придумать. Нам всегда нравилось выражение «синема верите»[25], поэтому мы и сотрудничали с братьями Мейзлз. [Документалисты Альберт и Дэвид Мейзлз освещали первое американское турне «Битлз».] Это было такое клевое выраженьице, которое в то время употребляли. Богемное.

Вы, кажется, задумывались о здании парламента?

Ха! Думаю, о чем мы только не задумывались. Так оно все и делается. Ты спрашивал, как происходят такие вещи. Каждый выдает идеи. Мы вполне могли задуматься о парламенте, но, вероятно, мы еще и Луну выдвигали в порядке предложения. Нет, серьезно. Почему бы и нет, это же просто предложение.

Некоторые идеи кажутся нелепыми, а потом кто-нибудь говорит: «Я знаю одного парня из здания парламента, и представьте себе, там будет концерт». Вот так подкидываешь идеи… Поскольку мы личности творческие, мы все время хватали через край. Если у тебя крезовые идеи, то всерьез тебя уже не воспринимают: «Может, нам просто сжечь это здание?» – «Ну, вообще-то страховая компания…» Наверное, тут мы правда зашли слишком далеко.

Так что, вероятно, мы действительно думали о здании парламента. Мы точно думали об океанском лайнере, и еще у нас было с полдюжины сумасшедших идей, но в итоге мы никуда не отправились. В итоге мы вылезли на крышу Apple. Кстати, там все тоже началось с дурацкой идеи: «А пошли на крышу!»

В тот момент вы не могли знать наверняка, что в последний раз вместе выступаете на публике?

Нет. Если и было что-то, что ощущалось как последний раз, так это когда мы приехали в офис EMI на Манчестер-сквер и сделали это фото [повторяющее обложку Please Please Me]. И нам всем было не по себе: «Это мы ставим точку. Круг замкнулся. Вот так мы начинали, вот так заканчиваем». А там, на крыше, было: «Ну давайте, до завтра». Это был просто концерт для фильма, который мы делали.

Концерту на крыше здания Apple 30 января 1969 г. предшествовали несколько недель съемок в Твикенгемской киностудии:

Мы оставили эти дурацкие задумки, и он [Линдсей-Хогг] предложил: «Почему бы вам просто не поехать в Твикенгем, в большую студию?» Идея была в том, чтобы заснять репетиции и чтобы зрители видели, как рождаются песни, а затем в конце был бы заключительный, красиво снятый концерт. «В конце ребята споют специально для вас».

Во время съемок их взаимоотношения как музыкантов сделались еще более напряженными. Был момент, когда проект оставил Джордж Харрисон. Как вспоминает Пол, это была не первая их ссора в студии:

В это самое время группа начала распадаться. Так что кино получилось про наше расставание. Когда мы собирались, это могла быть просто катастрофа. Я особенно доставал Джорджа. Было несколько моментов. То, что происходило, было похоже на случай с Hey Jude [записанной летом прошлого года]. У меня был замысел сделать песню очень простой, но чтобы к концу все нарастало. Я хотел как-то так: «Эй, Джуд, не вешай нос», да-да-да, чтобы все было очень просто.

А когда мы репетировали, Джордж играл так: «Эй, Джуд, – [впечатляющий гитарный рифф] дэнг-диддл-да-да, – не вешай нос», дэнг-диддл-да-да… «Джордж, дружок, сделай одолжение. Не играй так. Мы потом вставим соло или еще что-нибудь, только не отвечай на каждую мою фразу, это же очень скоро станет скучно». – [Угрюмо] «Ладно. Ну и на хрен не буду тогда». Вот до чего мы дошли.

Мы будто рогами сшибались. Как молодые самцы. Теперь, поскольку я разводил животных и знаю повадки жеребцов и баранов, я понимаю, что любая молодежь ведет себя так. Как только они достигают половой зрелости, то начинают бороться. Футбольные фанаты, пьяные хулиганы. Я для себя это так понимаю – это животное поведение. Так самцы поступают.

Вот и мы так себя вели – зрелые самцы, схлестнувшиеся рогами. А что касается Джорджа, то как-то раз [10 января 1969 г.] он просто не явился на съемки после обеденного перерыва. Мы такие: «Та-а-а-ак, совещание! Блин, что мы натворили?» – «Ну чувак, он по-настоящему обижен, ты совсем зарвался, раскомандовался с ним, а ты же не главнее его». Это правда, мне недоставало взбучки, наверное.

Мы собрались на совет у Джона дома. И Джон говорит, будучи человеком прагматичным: «Ну чего, пригласим Эрика Клэптона!» – «Э, мужик, я как-то не уверен. Мы же “Битлз”, это другая тема, понимаешь?» И я подумал: «Не, я перегнул палку. Надо извиниться перед Джорджем». И я извинился.

Это был напряженный период. Группа начала распадаться. После этого все стало немного неустойчивым, потому что все хотели сказать свое слово. Тогда как в прошлом нам с Джоном удавалось написать большую часть песен, вытянуть одну песню из Джорджа и еще одну написать для Ринго. Это была наша формула, потому что считалось, что лучше всех пишут Леннон и Маккартни, и это никто по-настоящему не ставил под вопрос. Но, конечно, со временем это, думаю, стало надоедать остальным парням: «А кто сказал, что вы лучше остальных сочиняете?» Им же не скажешь: «Ну ребят, мы правда лучше остальных. Так получилось». Так сказать нельзя.

Одна из причин, по которым мы расстались, в том, что ближе к концу «Битлз» мы ставили на пластинку «четыре песни от Пола, четыре от Джона, четыре от Джорджа, четыре от Ринго». Как сейчас понятно, это был неправильный подход. Здесь не было равновесия. Вот это стремление к демократии нас и погубило, понимаешь?

В фильме видно, как мы препираемся с Джоном. Сейчас, оглядываясь на прошлое, я думаю, это хорошо. По идее такого себе не позволяют. Стирать свое грязное белье на людях никто не хочет. Но вот идут съемки, эти парни снимают нас на камеру, и тут Джон такой: «Я не согласен». Здесь должна быть такая музыка [изображает тревожные звуки, как в кино при внезапном повороте сюжета]. Потом все стало как на пленках «Троггз». [Группа, чьи репетиции, не обходившиеся без перебранок, были записаны на пленку и ходили по рукам на радость слушателям.] Все стало очень… Но в итоге мы его досняли, и я считаю, это хороший фильм.

За музыку нам дали «Оскара». Это мой единственный «Оскар», я его показываю друзьям, они восхищаются. Мы даже не знали, что фильм выдвинули на «Оскара», но американцы собрали все фильмы, глянули и решили: «Ну что ж, тут у битлов вышел фильм, они в этом году красавчики». Так мы и победили. Ура! Получили «Оскара» за просто так.

Но для фильма это был хороший сюжет. Конечно, мы не планировали, что все пойдет так, но в итоге это стало неплохим сюжетом. «Знаменитая на весь мир группа распадается прямо на глазах у зрителей!» Ну чего, неплохо.

Let It Be – как альбом, так и фильм – обнажил трещины в фундаменте «Битлз». Возможно, Клайн и не собирался разваливать группу, но он как сумасшедший молотил по значку &, некогда соединявшему имена Леннона и Маккартни.

Этот процесс еще не был закончен. Группа собралась вновь, чтобы записать Abbey Road – по-настоящему достойную лебединую песнь, выпущенную раньше Let It Be, но записанную позднее. Окончательным катализатором их распада стала в итоге совершенно другая пластинка: первый сольный альбом Пола. Как мы увидим, история McCartney неотделима от разворачивающейся вокруг катастрофы.

Глава 7. В одиночку против системы

Это было самое паршивое время в моей жизни и самое паршивое для всех нас

В последний год существования «Битлз» Пол испытывал противоречивые ощущения: с одной стороны, его окружала любящая семья, а с другой – он переживал распад группы, участники которой ожесточились друг против друга. Его сольная пластинка 1970 г. была попыткой уйти от затянувшейся борьбы, но при этом именно она повлекла за собой окончательный кризис. Работая над McCartney, Пол думал, что «Битлз» по-прежнему вместе. Однако когда альбом был выпущен, публика восприняла его как постбитловский: «Вот что сочиняет Пол Маккартни после “Битлз”». Это восприятие существует до сих пор, отчего альбом кажется легковесным. Между тем он не был задуман как величественное прощальное слово. Не был он и смелым утверждением независимости Пола как художника. Как сказал он мне: «Нет. Это было что-то переходное».

С юридической точки зрения затруднение заключалось в том, что Пол не мог освободиться от «Битлз», находившихся под контролем Клайна, не разорвав партнерских отношений:

В тот момент было много идиотского. Я хотел подать в суд на Аллена Клайна, чтобы развязать себе руки. Но все мне говорили: «Он не связан никакими соглашениями, он просто посторонний человек. У тебя не получится освободиться от обязательств, если ты подашь в суд на него. Придется судиться с “Битлз”». Поэтому я ввязался в этот ужас и мне пришлось судиться с ними, и больше всего меня пугало, как ты говоришь, что люди увидят этот альбом, услышат мое заявление, а затем узнают, причем абсолютно не представляя себе контекста, что я подал в суд на битлов.

Новую группу я не мог собрать, потому что не был уверен, что «Битлз» распались. Мы еще были вместе, когда я начал, просто я занялся сольным альбомом. Потом мы действительно распались, но я в это еще не верил.

Это продолжалось с тех пор, как Джон заявил, что покидает группу. Я тогда предложил снова собраться и немного поиграть вместе. А он сказал: «Да ты, наверное, рехнулся. Я не хотел тебе говорить до того, как мы подпишем контракт с Capitol [американским лейблом “Битлз”]. Но я ухожу из группы». Это и был Тот Миг, Когда Распались «Битлз».

Вот как он описывает полчившийся в итоге альбом McCartney: «Я наслаждался свободой. Я хотел вернуться к абсолютной простоте, точно так же, как хотел, чтобы “Битлз” снова ездили по миру с концертами – снова стать ансамбликом, вспомнить, кто мы такие. Точно так же мне нравился замысел сессий Let It Be – группа музыкантов просто веселится; мы с этим настроем сыграли Maggie Mae. И теперь я продолжал один, стараясь не растерять этот вайб».

Я не думал делать из этого альбом. Я просто записывал музыку в свое удовольствие. Потом я начал думать о том, чтобы добавить туда несколько песен – инструменталы разбавить. Я написал, например, Every Night и Maybe I’m Amazed, так что подборка стала выглядеть серьезно.

Сейчас для меня это чудесные воспоминания о счастливом периоде: это были наши первые месяцы с Линдой. Она мне помогала. У меня дома были гитара и усилок и она говорила, например: «Я не знала, что ты на гитаре играешь!» Да, и я ей играл, показывал разные блюзовые фишки. Я ей рассказывал, мол, играл то и это, сыграл ей соло из Taxman… Она меня очень поддерживала, и это вдохновило меня на Momma Miss America, Kreen-Akrore – совсем шизанутые вещи. Потом родились более нормальные песни, и из этого получился альбом.

Да, несмотря на сложные профессиональные обстоятельства, в которых записывался альбом, на нем много позитивных песен – например, Every Night, где поется, что жить стало лучше. И Man We Was Lonely.

Так и было. Я пережил тяжелый, сложный период, но вот я встретил Линду, создал семью, и в этом было спасение. Я увидел свет в конце туннеля. Даже мелочи имели значение: я мог сам купить нам елку на Рождество, ее больше не заказывал офис. Мы восстали против этого: «Слушай, там на углу стоит мужик, у него их десятки, пошли вместе, сами ее донесем». Мы жили в атмосфере бегства от рутины.

Я все думал: «Как же мне, блин, избавиться от этих тягомотных совещаний?» – «Да не ходи на них, и всё!» Дзинь! Блестящий план! Это была просто Идея Века. Мы так и поступили, и им приходилось звонить нам домой [стонущим тоном]: «У нас будет совещание, что думаешь?» – «Нет». Или что угодно. «О’кей, вот и славно». Мы просто вырвались из этого всего, спаслись бегством и стали наслаждаться жизнью.

Потому что, боже ж ты мой, я все эти годы как проклятый вкалывал с битлами, и не было похоже, чтобы это в итоге принесло мне счастье. И вот я неожиданно его нашел и за него ухватился.

Этот альбом был моим бегством. Мы записали его в гостиной. Я прихожу домой, у меня новорожденный ребенок – вот такие у меня были радости, и они преображают жизнь. У меня до этого не было детей – у нас была только Хезер от первого брака Линды, так что дом был для меня великой радостью и утешением.

Мэри, первый ребенок Пола и Линды, родилась 28 августа 1969 г. Хезер в это время было восемь лет. Их следующий ребенок, будущий дизайнер Стелла Маккартни, появился на свет в сентябре 1971 г.

Я записывал этот альбом с чувством «да, вот это мне нравится делать!» Все остальное, за окном, было полное дерьмо. Я выходил из дома, и на меня валилось все дерьмо мира, но когда я приходил домой, я как будто заворачивался в кокон.

Дома я мог вести себя естественно, быть самим собой. Я записывал его частично дома – у меня был рекордер, которым я обзавелся через EMI, четырехканальный, – частично в «Морган», маленькой студии в Уилсдене, я работал там всего с одним звукооператором. Мы с Лин и ребенком сидели в будке. Мы очень радовались. Это был восторг, понимаешь? Мы же были молодоженами. Если тебе повезло, то ты отлично проведешь несколько лет. Когда ты молод и только что женился – это очень особенное время.

Я приходил туда вкалывать на целый день, как месье Магритт. Вкалывал, придумывал что-то, а вечером сворачивался. У меня не было пульта для звукозаписи, я просто втыкал микрофон в «Студер», там, где сзади разъем. Ставил рекордер перед барабанной установкой. Плохо слышно большой барабан? Я просто двигал микрофон поближе. Все очень примитивно, проще некуда. Большая радость была записывать эту пластинку.

Glasses… Это настоящие стаканы для вина. Kreen-Akrore – это песня об одном племени из Амазонии, которое я видел по телевизору, оно боролось за выживание. Я записал звук стрелы из лука, пролетающей мимо микрофона… Hot as Sun я сочинил еще в дни «Битлз».

Teddy Boy была хорошая песня. Я пытался записать ее с «Битлз», но нам не хватало друг с другом терпения. Она и на «Антологию» попала – едва хватило материала, чтобы сделать нормальную версию. Ни у кого не хватало на меня терпения, так что я тогда так и не довел ее до ума. Решил выпустить ее на своей пластинке. Maybe I’m Amazed, наверное, самая удачная песня на альбоме.

Даже сейчас у этого альбома интересный саунд. Очень аналоговый, очень естественный.

Когда подошло время его выпускать, мне пришлось пойти на сделку с маммоной, то бишь с Apple. Я им позвонил и попросил: «Э-э, вы мне назначите дату выхода?» Нил [Аспинолл] назначил мне дату. И тут вдруг Apple решила изменить дату выхода, потому что выходит [с сарказмом], видите ли, такая махина – альбом Let It Be. Я говорю: «Сволочи! У меня же запланирована дата! Как так можно!» Я точно на них наорал.

Я в одиночку восстал против системы, я один боролся с ними, с врагом, гребаным безликим костюмчиком из Apple. Вот почему это хороший альбом.

Но это было прямо в период всех битловских неурядиц. Поэтому нам приходилось хранить материал не в Apple, чтобы никто не сжег пленки. Мы сами бронировали студии звукозаписи и не показывали Apple обложку.

Вам действительно приходилось прятать альбом от Apple?

Все, что я в то время делал, вызывало протесты со стороны Apple. «О, я не уверен, что вы можете так поступить». Да ладно вам, мы же с «Битлз» просто говорили: «Мы делаем вот это, “Сержант Пеппер” будет вот таким, и поставьте этих людей на обложку, потому что это прикольно».

Эти трения возникали все время. Поэтому я выработал стратегию. Ходить в Apple – только настроение себе портить. Изо всех щелей попрут клерки: «Вы так не можете поступить, нам нужно связаться с адвокатами, подождите, сейчас проконсультируюсь по этому поводу». Я подумал, что мне это не нужно. Просто сделаю это, вот и все.

В момент выхода McCartney собственно музыку в новостях затмило обсуждение пресс-релиза, посвященого альбому. В этих машинописных листках, разосланных по СМИ, Пол практически объявил, что «Битлз» пришел конец. Что он чувствует по этому поводу сейчас, по прошествии времени?

Я выпустил альбом и этот пресс-релиз, в котором, собственно, и объявлялось о нашем распаде. Я наконец предал всё огласке. Джон был раздосадован. Позже он мне признался, что хотел сам об этом объявить. Но по моим ощущениям, ждать дольше не имело смысла – прошло три или четыре месяца. Или мы еще год страдали херней, или мы говорили людям: «Знаете что? На самом деле месяца три-четыре назад мы распались. С тех пор я с ними не работал и даже не разговаривал».

Группу поразил общий паралич. Каждый из ее участников теперь был занят сольными проектами и – во всяком случае так точно было в случае Пола и Джона – совместной жизнью с новыми партнерами. Пол уже несколько месяцев избегал контакта с Apple, но все же его альбом выпускала эта фирма, и ему пришлось согласиться на условия их рекламной кампании.

Мы более подробно обсудили это по случаю переиздания McCartney в 2010 г. Пресс-релиз 1970 г. был составлен в форме анкеты. Принимали ли в его написании участие тогдашние ассистенты Apple – Дерек Тейлор и Питер Браун?

Я скажу тебе, как было, насколько могу припомнить. Питер Браун сказал: «Ты выпускаешь пластинку, значит, тебе нужен промоушен». Возможности сесть и устроить пресс-конференцию не было. Но я был согласен, какая-то реклама была нужна. И я спросил: «А что конкретно?» Он ответил: «Пресс-конференция там, интервью, как обычно». Я сказал: «Я этого не могу. Давайте вы приготовите для меня вопросы и то, что получится, покажете публике, сделаете из этого типа пресс-релиз».

И вот он придумал вопросы, оставил место для ответов и прислал листок мне. Я туда вставил только: «Планируют ли “Битлз” вновь собраться вместе?» А с «Битлз» была такая фигня, что мы никому не рассказывали о нашем распаде. Потому что некий американский бизнесмен нам велел: «Никому не говорите, потому что я буду заново заключать контракты с Capitol и так далее, а им незачем знать, что вы распались. Иначе мне будет сложно урвать новую сделку».

Так что мы все держали язык за зубами. Но меня эта идея бесила, потому что я считал, что битлам всегда была важна честность, а тут мы поджали хвост и секретничаем. Но при этом мы распались. И поверь мне, я пошел на попятный, и Джордж пошел, и мы все пошли, и я предложил: «Эй, может, не будем расходиться?» Но увы, мы решили, что нет, мы расстаемся.

Поэтому на соответствующий вопрос в анкете я ответил: «Нет, не планируем». Или что-то в этом роде. В этом интервью я всё выложил начистоту

У меня появилась такая мысль – проболтаться в пресс-релизе. И никакой рекламы не нужно; все представители прессы получат бесплатный экземпляр, так всегда было и сейчас так делается. Так что это был пресс-релиз. Но он выглядел как составляющая альбома. Насколько помню, в магазине при покупке пластинки его не выдавали. Были только экземпляры для прессы, и я решил, ну и достаточно. Если Evening Standard желает знать, что происходит, то вот мой пресс-релиз.

Вот и всё. Но я произвел впечатление холодного и расчетливого человека. «Он об этом так, мимоходом, заявляет. Что этот парень задумал? Да он еще и с битлами судится! Ну и сволота». Мне за это здорово досталось. Мне пришлось грудью встретить эту волну враждебности, зная, что я поступил правильно. И что в некотором роде я просто отвечал на вопросы, которые задал мне этот парень, как на экзамене.

Рано или поздно мы неизменно возвращались к «некоему американскому бизнесмену», Аллену Клайну. Поскольку Пол был юридически связан с «Битлз», а не с вызывающим неоднозначную реакцию новым менеджером группы, подать в суд он был вынужден именно на нее.

Это был кошмар. На самом деле я не хочу не то что об этом говорить, но даже думать. Если рассказывать вкратце, то этот парень к нам затесался, чтобы ограбить битлов. Некий американский менеджер обдирал битлов. И я этого грабителя вычислил. Один я и больше никто. Остальным он нравился, они встретили его с распростертыми объятьями.

Я стоял перед выбором – сцапать грабителя или позволить ему обчистить дом. Надо было задержать этого парня, иначе ничего не останется. Я сказал: «О’кей, я подам на него в суд». Но мне возразили: «Так нельзя. Если хочешь что-то сделать, то придется подать в суд на “Битлз”». Я не мог так поступить. Прошло несколько месяцев, прежде чем я вообще смог принять эту мысль. А он тем временем рылся у нас в шкафу и пер что ни попадя.

В конце концов я был вынужден это сделать. Но это вконец испортило отношения между членами группы. Публика это тоже плохо восприняла, потому что всё, что она в этом увидела, – я сужусь с «Битлз». Невозможно было объяснить людям, в чем дело. Думаю, сейчас они это понимают. Но тогда это был кошмар.

Я очень старался объяснить в прессе: «Ну понимаете, ля-ля-ля, я не мог подать в суд на Аллена Клайна, ля-ля-ля». Для меня это был дерьмовый период. Я стоял перед выбором: либо позволить ему все заграбастать, и мы бы тогда все поплыли за ним… Но дело еще в том, что он был полный мудак. Он делал вид, будто у меня нет возражений: «Не волнуйтесь, Маккартни меня любит». А этот ублюдок прекрасно знал, что я его ненавижу. Он был мошенником, и мне это было ясно.

Но чтобы избавиться от него, мне пришлось судиться с ребятами. А ты-то понимаешь, у нас в Ливерпуле кореша – это святое. Как бы мы ни ссорились, до такого дойти – последнее дело.

Я знал, что с этих пор моему имиджу придет конец. Думаю, во многих отношениях я с этим борюсь уже двадцать лет. Я знал, что так произойдет. Но выбор был ясен: сделать так и получить шанс всё спасти, ну или проиграть и оплатить счета адвокатов, что так себе вариант. Или просто позволить Клайну всё забрать. Потому что остальные были всей душой за него.

Я сделал выбор и подал на него в суд. Мне пришлось жить с тем, что люди думали: «Это [сольный альбом] стало первым шагом Пола после того, как он ушел из “Битлз”». Собственно, это было еще ничего – я записал альбом после «Битлз», ну и что такого? Самое плохое в том, что я судился с лучшими друзьями. Но сейчас они оглядываются в прошлое и говорят: «Спасибо, ты нас оттуда вытащил». У нас бы не осталось Apple, не было бы «Антологии», не было бы сборника 1. Это все бы оказалось в кармане у чужого дяди. Это был правильный поступок, но я знал, что вступаю в Долину смертной тени[26]. Было страшно, но это одна из тех ситуаций в жизни, когда по-другому нельзя.

Стоял выбор – либо позволить себя ограбить, либо сцапать этого парня. В последнем случае ясно, что нужно делать – вызывать полицию. В итоге я чувствовал себя так хреново, что еще пару лет не мог до конца отойти. Но, слава богу, мы всё же забыли о наших разладах, и это здорово. Мы снова завязали отношения. Даже хотя мне пришлось пережить все это дерьмо, я тогда принял правильное решение.

Это было самое паршивое время в моей жизни, если честно, и самое паршивое для всех нас. Все скисло. Надо было бороться, и я просто пытался сделать так, чтобы наше состояние осталось за нами.

Несмотря на то что лоу-файная простота McCartney сегодня вызывает все больше восхищения, в 1970 г. альбом воспринимали с куда меньшим энтузиазмом. Пластинка родилась в мире, который по-прежнему ожидал от «Битлз», что они сойдут с горы со скрижалями. Только заключительная композиция Maybe I’m Amazed по звучанию была похожа на классическую битловскую песню, а все остальные сочли случайными однодневками. На тот момент последним сочинением Пола, которое слышало большинство, была вторая сторона Abbey Road – совсем другая музыка.

«Ага, над ним много потрудились после записи. Очень сложная музыка, если сравнивать.

Мы выпустили наш альбом, нам понравилось. Отзывы были разные, некоторые просто улет. Джон, кажется, считал, что это отстой; я говорил вчера с одним человеком, и он сказал, что слышал от Джона, что это мусор.

Сейчас мне нравится аскетичность моего альбома. То есть вряд ли можно создавать музыку честнее, чем когда втыкаешь штекер прямо в рекордер. Мне он нравится – и я думаю, Джон был не прав»,

Несмотря на все закулисные трения, Пол по крайней мере сделал McCartney, еще будучи битлом. Теперь же – впервые в жизни – ему предстояло научиться быть музыкантом, когда-то игравшим в «Битлз».

И учитывая роль в истории, которую волей судеб сыграла эта группа, это было больше, чем простое профессиональное затруднение.

Глава 8. Астронавт и Луна

Есть ли жизнь после «Битлз»?

Лондонский дом Пола был салоном, где собирался Свингующий Лондон; позже он стал убежищем от невзгод. Теперь же, с наступлением семидесятых, его все больше манила его шотландская ферма.

Сельский образ жизни привлекал не одного Пола: Дилан и Ван Моррисон были знамениты отшельнической жизнью среди пасторальной идиллии, в то время как такие английские группы, как «Трэффик», превратили «тусы в деревне» в культ. В этом смысле переезд Джона Леннона из зеленых пригородов Лондона в самую что ни на есть урбанистическую среду Нью-Йорка был нетипичен.

В 1989 г. Пол описал мне первые дни своей постбитловской жизни следующим образом: «Это как будто ты побывал астронавтом и слетал на Луну. Что ты будешь делать всю оставшуюся жизнь? – Он пожал плечами. – Можно в веру удариться, так с большинством происходит. Ездить с лекциями, рассказывать, то на Луне видел Бога.

Удивительно, как бывает. Все время появляется молодежь, которая ничего не знает о героях прошлого».

Он только что дал интервью подростковому журналу Smash Hits, посвященному поп-музыке; журналист признался, что к ним приходят письма с вопросом, кто такой Джордж Харрисон.

«Проходит время, люди забывают. Они дети, они не знают. Казалось, никогда не наступит время, когда люди не будут знать, кто такие Джордж Харрисон или “Битлз”. А вот наступило. Спрашивают: “Кто это?”»

(Рассказывают, что в 2015 г., когда Пол засветился на треке Канье Уэста Only One, фанаты рэпера писали в «Твиттере»: «Что это за чел?»).

«Собственно, я всегда смотрел на это с оптимизмом. Особенно пытаясь что-то сделать после “Битлз”. Есть ли жизнь после “Битлз”? Это хорошо, что подрастает молодое поколение. Перед такой публикой можно играть и не чувствовать себя так, будто пытаешься превзойти легенду о самом себе».

Выпустив McCartney, сольный дебют, который, в общем, никогда не планировался как таковой, Пол уплыл вместе с Линдой в Нью-Йорк. Как и Джону в то же время, Америка, вероятно, представлялась Полу некоторым убежищем, находящимся далеко от Apple и связанных с ней проблем, далеко от неприязни английского общества к его жене-иностранке.

Четырьмя годами ранее последнее американское турне «Битлз» пошло наперекосяк после шутки Леннона о том, что они «популярнее Иисуса». Между тем Америка вдохновляла их в музыкальном и культурном плане. Завоевание Штатов было их важнейшим символическим достижением. Жены и Пола, и Джона в свое время считали Нью-Йорк своим домом. А недавние вещи битлов здесь почему-то были в большей чести, чем у них на родине.

Англии в 1970 г. не терпелось пережить новую сенсацию в поп-музыке. «Битлз» не были забыты, но в то время в роке еще не установился культ отцов-основателей рока, нашедший выражение в трибьют-бэндах, церемониях награждения и повторном использовании стилей – это стало обычной практикой лишь позднее. Слишком мало времени прошло, чтобы испытывать ностальгию, и мода двигалась вперед с беспощадной быстротой.

Переезд Леннона в Нью-Йорк в итоге оказался окончательным, в то время как Маккартни попал туда лишь временно. Как предполагают некоторые, причиной была разница в их темпераменте: Джон казался бродягой, Пол домоседом. Но вероятнее всего, так просто сложились обстоятельства. Вышло так, что басист не отказался ни от своего лондонского дома, ни от шотландского поместья, и в Ливерпуль тоже наведывался частенько. Если же Леннон оставался в Штатах, то это было в силу выбора, нежелания что-либо менять и юридической необходимости.

Тем временем Пол и Линда занимались музыкой:

Мы думали собрать группу. Я не хотел заканчивать карьеру и подумал, ну чего, лучше петь вживую, потому что тут главное оставаться на виду, а то потом поминай как звали. Первым делом мы отправились в Нью-Йорк. Было здорово туда попасть. Мы сели на французский круизный лайнер [пароход «Франс»], такой старомодный и роскошный. Там были французские горничные в шапочке и фартучке – о-ля-ля! Это было приключение. [За этим путешествием, с октября по декабрь 1970 г., последовали новые поездки в США в начале 1971 г.]

Мы сели на него в Саутгемптоне и по прибытии стали думать о записи песен. Мы нашли какой-то замызганный подвальчик и начали проводить прослушивания. Один человек посоветовал нам кучу барабанщиков, и мы выбрали Денни Сайуэлла, отличного сессионного музыканта, человека с чувством юмора, с которым легко поладить.

К нему добавился второй сессионный кудесник, Дейв Спинозза, и Пол записал свой первый сольный сингл Another Day. Выбрать в качестве сингла Maybe I’m Amazed, вызывавшую всеобщее восхищение, было бы менее рискованно, но он предпочел эту скромную песню, изначально предназначавшуюся для «Битлз». Она была великолепно сыграна, и Линда пела там впечатляющий бэк-вокал, так что песня действительно стала хитом. Однако ее нежно-меланхолическое настроение и типичный для Маккартни интерес к страдающему от одиночества безымянному персонажу вызвали насмешки Джона Леннона и других хулителей. В самой резкой из направленных против Пола песен – How Do You Sleep? – Джон мимоходом пнул своего бывшего компаньона, назвав его «просто еще один день». Эту строчку подсказал ему некто Аллен Клайн.

Спинозза был связан другими обязательствами, и после того, как он поучаствовал в записи еще нескольких песен, его место занял другой столп нью-йоркской музыкальной культуры, Хью Маккрэкен. И тот и другой гитаристы также принимали участие в сольных проектах Джона Леннона.

Тем временем Пол и Линда проводили свободное время, пользуясь тем, что их никто не узнает, и для этого им даже не было надобности специально маскироваться:

Мы ходили в «Аполло» [клуб в Гарлеме, знаменитый своей арэнби-историей] и подобные места. А когда мы были битлами, нам постоянно говорили: «Нет, не надо вам ходить в «Аполло», ребят, там небезопасно». – «Но чувак, мы столько всего слышали про «Аполло», обязательно надо там побывать!» – «Нет, там, знаете, черные тусуются, опасное место».

Я тогда был с бородой, и меня в любом случае трудно было узнать. Я обычно носил солдатскую куртку и джинсы и в Нью-Йорке выглядел как обычный нарик. Так что меня не замечали. А Линда вообще очень храбрая. Так что мы туда пошли.

Мы опоздали к началу, а в этот вечер у них был конкурс талантов, и они только что закрыли двери. Линда говорит: «Пожалуйста, друг, он из самой Англии приехал, пустите его, ему понравится “Аполло”». – «Извините, мэм, мы закрываемся». – «Ну как же так!» Она так его упрашивала, что он в итоге сломался: «Твою мать, ну ладно, проходите». Вероятно, мы были там единственными белыми. Но было круто.

Было совсем не похоже на конкурс талантов в Англии, потому что они почти все отлично выступали. Это был соул, и дело происходило в Нью-Йорке, так что они выступали что надо. Был, правда, один парень из Кентукки, которого освистали. Он исполнял That’s Alright Mama, а парни, которые сидели впереди нас и курили траву, шикнули ему: «Вали отсюда, по дороге допоешь!»

Наверху была будка, и там сидел человечек с тромбоном, и если выступление ему не нравилось, то все было как на «Гонг-шоу»[27]. Бр-р-рп, бр-р-рп! Выступавшему приходилось покидать сцену. Зато если исполнитель вызывал симпатию, к нему сбегались продюсеры: «Я из Arista Records, предлагаю контракт! По рукам?!»

Мы часто так делали, просто ездили на машине по всяким местам. Однажды нас занесло в Гарлем, на Сто двадцать пятую улицу. Потому что я к такому неравнодушен, я же сам из Ливерпуля. Линда говорит: «Я должна забрать Хезер из школы, встретимся здесь через час». Так что я бродил по кварталу и наткнулся на игровую площадку, где было полно детишек, и это было круто. Это были черные дети, и они прыгали – не могу изобразить, но было похоже на считалочку в стиле ритм-энд-блюз – вероятно, предок рэпа. Есть такая знаменитая пластинка…

«Два-три-четыре, гусь пил вино в квартире…»

«И табачок жевала обезьянка…» [The Clapping Song, хит Шерли Эллис 1965 г.]. И тут ко мне подходит черный мужик:

– Вы учитель?

– Да нет, просто за детьми наблюдал.

– Не учитель? Лучше уходите из этого квартала.

– Вы чего? Я турист. – Он меня явно не узнал, да я и выглядел стремновато. – Шутите, что ли? Мы в свободной стране.

– Ну-ка вали, или я тебе помогу.

Он пошел прочь, а я семеню за ним, как Дастин Хоффман в «Полуночном ковбое»:

– Послушайте, я из Англии. Мы такое любим. Я музыкант, мне нравится ритм-энд-блюз, я с удовольствием за этим наблюдал, и очень жаль, что вы меня прогоняете отсюда.

Что-то в этом духе. А он мне [тихо и угрожающе]:

– Вали давай, пидор.

Ну, в общем, я ушел из этого квартала.

Но я бродил неподалку и зашел в магазин пластинок. Я был очень расстроен. Вроде чего-то добился в жизни, и тут этот парень принимает меня за извращенца. Я рассказал черному парню в магазине, что произошло. Он сказал: «Не заморачивайся, чувак, мы не все такие, здесь только пара парней таких жестких».

Но это все равно было здорово. В этой атмосфере мы и записывали Ram.

Ram, вторая пластинка Маккартни послебитловского периода, потрясающе хаотична. Не исключено, что это самый сумасшедший и мелодически удачный альбом за всю его карьеру. Его «посмертная» репутация непрестанно растет, а вот в момент выхода его восприняли сдержанно. Джон и Йоко внимательно прослушали альбом, изучили его оформление и решили, что он целиком состоит из оскорблений. Но в действительности эта пластинка на удивление беспорядочна, и искать злой умысел в ней не стоит. Она изобилует цепляющими ухо музыкальными фразами; при этом песни толкают друг друга, как пьяные матросы, и Пол с заносчивой легкостью разбрасывается идеями, не воплощая их до конца.

«Я работал в студии Фила Рамона и некоторое время в Си-би-эс, – вспоминает Пол, – а потом поехал в Лос-Анджелес записывать The Back Seat of My Car с [продюсером] Джимом Герсио, чтобы закончить альбом. Поработал там, на солнышке погрелся. Трудиться приходилось как следует, потому что пластинка делалась в основном нашими с Линдой усилиями. Ну и ничего страшного».

Поскольку распад «Битлз» сопровождала целая мыльная опера, критики исследовали их сольную музыку на предмет зашифрованного обмена сигналами между Ленноном и Маккартни. И в случае с альбомом Ram лидером был Леннон.

По поводу песни, открывающей пластинку, Пол признается: «Too Many People, собственно, камень в огород Джона, потому что он до меня докапывался. Мы докапывались друг до друга в прессе. Это происходило, в общем, беззлобно, просто мы злились друг на друга».

С чего все начинается? Вы спели: «Piss off»?

Ага… «Piss off», «отвали». То есть вместо «piece of cake», «легкотня», я пою «piss off cake» – это же пустяк, настолько невинно, просто мелкие подколы. Но первая строчка о том, что слишком много развелось людей, которые поучают остальных, понимаешь? Как я считал, Джон и Йоко всех учили, как жить. И мне казалось, что мы не нуждаемся в том, чтобы нас учили. Вся суть «Битлз» была в том, что типа каждому свое. Свобода. И тут они такие: «Делайте так-то». Как будто пальцем грозили. Это меня бесило.

Так что эта песня правда про них. А дальше понеслось. Там была фотка, которую мы сделали на Хеллоуин: там на нас [на Поле и Линде] дурацкие маски, купленные в магазине детских товаров в Нью-Йорке. А Линда изображает другого персонажа, немного похожего на азиата. Мы потом узнали, что они решили, будто мы их пинаем, но на самом деле нет. Кое-что не было подколом, но воспринималось как подколы.

Он объясняет, что, например, в песне Dear Boy не говорилось о Джоне: персонаж, который «так и не понял, что нашел», – это бывший муж Линды.

Тогда Джон в свою очередь меня подколол: сфотографировался со свиньей вместо барана. [В качестве приложения к альбому Леннона Imagine была выпущена открытка, пародирующая Пола на обложке Ram.] Но это была не постановочная фотография. В этот год мы с Линдой решили сфотографировать своих овец, всех гребаных овец до последней в стаде – с каждой из них я сфоткался. Получилось больше ста снимков. Потом меня должны были вырезать!

Мы ехали в Ливерпуль на машине и решили, что для альбома хорошим названием будет Ram. Потом мы придумали картинку: слово «ram» означает таран, можно выбить дверь, и одновременно это баран, этакое воплощение самцовости, как олень, например. Мы решили, что это подходящее слово.

Monkberry Moon Delight мне очень нравилась – вплоть до того, что я включил ее в свою книгу стихов. Long Haired Lady очень проникнута духом того времени [с причудливым калифорнийским акцентом]: «Моя длинноволосая леди». Очень в стиле семидесятых. Ram On – симпатичная вещица на укулеле; когда я садился в Нью-Йорке в такси, я каждый раз брал укулеле на заднее сиденье, просто чтобы иметь под рукой инструмент. Таксисты думали, что я шизанутый.

Uncle Albert / Admiral Halsey – целая эпопея, в Америке она заняла первое место в чартах, как ни удивительно. Мне нравится эта часть, которая вдруг прорывается: «Адмирал Холси написал мне, пам-пам-пам, я выпил чашку чаю, съел картофельный пирог». Довольно сюрреалистический фрагмент вклинивается в песню ни с того ни с сего. Но у меня было очень шаловливое настроение, да и сейчас мне это так же нравится. Некоторых слушателей это, наверное, выморозило, потому что песня довольно шизанутая.

Такое ощущение, что у вас было достаточно материала, чтобы заполнить два альбома, поэтому вы использовали фрагменты или попурри. Из одной части Ram On вы позднее сделали Big Barn Bed на другом альбоме.

Ага, Long Haired Lady слегка бесформенная, у Big Barn Bed ноги растут из Ram On, это верно… The Back Seat of My Car очень романтичная песня: «Доберемся до Мехико мы». Это настоящая песня для тинейджеров, со стереотипным образом родителя, выступающего против отношений влюбленных, а эти двое готовы горы свернуть: «Мы верим, что не можем ошибаться». Так что там много клише, но мне нравится, когда тот, у кого мало шансов, побеждает наперекор всему.

На пластинке Ram чувствуется, что вы наконец можете выплеснуть накопившуюся энергию. С «Битлз» теперь было покончено. Вы чувствовали, что соревнуетесь с бывшими коллегами?

Да, мы все друг с другом соревновались и пытались избегать совпадения с датой выхода пластинки другого, как в бытность битлами старались не пересекаться с датами релизов роллингов. Естественно, когда Джон или Джордж выпускали альбом, я его слушал, чтобы понять, что у них на уме. На самом деле, как многие говорят, нам друг друга не хватало. Про всех нас можно сказать, что нам не хватало сотрудничества, как в те времена, когда Джон говорил «так не делай» или «лучше вот так». Не хватало того, как мы раньше друг друга подталкивали.

Некоторое время я это очень остро чувствовал. Это было большое потрясение. Представляешь, я вдруг перестал тусоваться с этими ребятами? Я же с ними тусовался с тех пор, как мне было семнадцать-восемнадцать.

Как ни странно, если оглянуться назад, то в коммерческом плане из четверки бывших битлов удачнее всего стартовали Джордж и Ринго.

Ну да, достаточно подумать об All Things Must Pass Джорджа… Как он сам сказал, это было похоже на диарею: он столько времени держал это в себе. С ним работали Фил [Спектор] и многие другие профессионалы. И Джордж так на нас злился! То есть весь этот гнев наконец выплеснулся. Для альбома это хорошо. Здесь большую роль сыграло «я вам покажу», этот фактор и для меня потом был важен на Band on the Run. «Я без вас не обойдусь, да правда, что ли?» Так что Джордж и Ринго стартовали очень удачно. Для нас с Джоном это было довольно болезненно, но со временем все мы преуспели в качестве отдельных исполнителей.

Что мне сейчас нравится, так это то, что поколения помладше переживают то же, что я. Им двадцать с небольшим, и они размышляют, чего хотят от жизни, как мы в свое время старались быть слегка прихиппованными. Мы сторонились авторитетов и учились всё делать сами. Я думаю, и сейчас молодежи это важно. В этом есть невинность. Это и значит быть молодым. В этом больше молодости, чем в музыке «Битлз».

Глава 9. Начинать с нуля

Стоило мне попытаться, как я понял, что будет непросто

«Уингз» были группой, которую перо критика чаще кололо, чем ласкало. Ее состав тоже был нестабилен и вращался вокруг корневого трио: Пол, Линда и Денни Лейн. Но даже при этом коммерческий успех коллектива был огромен, а «посмертная» репутация продолжает расти. Что же можно сказать о второй полноценной группе Маккартни?

Она прсуществовала восемь лет, с 1971 по 1979 гг., то есть лишь немногим меньше, чем «Битлз». Маккартни руководил группой с напускной храбростью и, в общем, едва скрывал, что бредет по самому непродуманному карьерному пути в истории музыки. Это был осознанно хаотичный проект при участии его не имевшей ни малейшего опыта жены.

В начале своего существования «Уингз» без объявления давали концерты в маленьких залах, заполненных растерянными студентами. Со временем они доросли до залитых солнцем вершин стадионного рока. Они записали острую политическую песню-протест под названием Give Ireland Back to the Irish и выпустили следом упрямо инфантильную Mary Had a Little Lamb. Они записали классическую бондовскую тему для фильма «Живи и дай умереть», а под закат карьеры выдали странную пластинку под названием Back to the Egg.

С тех пор Пол высказывался о группе исключительно положительно, стараясь ничем не очернить ее память. Однако иногда он признается, что в профессиональном плане эти годы были для него периодом редкого пессимизма.

Он всегда стремился к солидарности внутри любой группы, но «Уингз» были слишком нестабильны. Он не мог обойтись без другой «команды», обладающей некоторым количеством демократии, царившей в «Битлз», и считал, что «Уингз» отвечают его стремлению к беззаботной непосредственности. Но в конце концов даже отсутствие плана может рухнуть. Как всегда в биографии Маккартни, от этого эпизода остается музыка непревзойденной красоты.

После альбома Ram он удалился в Шотландию, захватив с собой двух американских музыкантов, на которых держался этот альбом, – Денни Сайуэлла и гитариста Хью Маккрэкена. Однако только один из них в итоге вошел в принимающую очертания новую группу. «Хью приехал репетировать в Шотландию, – рассказывает Пол, – с намерением войти в группу. Но он был такой убежденный ньюйоркец, что не в Америке чувствовал себя плохо. Я могу это понять. Нью-Йорк – удобный город, там все что угодно в пределах одного квартала, а вот на Малл-оф-Кинтайр такого не будет. Так что у Хью началась ломка по Нью-Йорку, и он мне сказал: “Я так не смогу”. Но мы всё равно хорошо поиграли вместе».

Место Маккрэкена занял другой Денни. «Денни [Лейн] раньше играл в “Муди блюз”. Я его уже видел, когда мы с “Битлз” ездили на гастроли».

Лучше всего мне запомнился один вечер; мы были на гастролях, кажется, в Эдинбурге. Мы вместе пили и решили, что «Муди блюз» и «Битлз» должны сразиться в бильярд – а там был такой очень красивый большой стол. Но вместо того чтобы проявить благоразумие и играть поодиночке друг против друга, типа как в лиге, они все выстроились с одного конца стола, а мы встали с другого, так что мы в итоге разнесли стол в щепки. Блин. Ну зато повеселились.

Так что с тех пор я был знаком с Денни. Я знал, что мы хорошо поладим, и мне нравился его голос, особенно в песне Go Now, которую я продвигал. Я помню, что, когда они только начинали, я захватил эту пластинку на Би-би-си и спросил: «Вы слышали песню “Муди блюз” Go Now? Это сейчас моя любимая пластинка». И тамошние продюсеры приняли это к сведению. Так что благодаря мне песню несколько раз проиграли на радио. Я знал, что у него замечательный голос, и он отличный парень, хороший гитарист, так что он стал первым гитаристом. Я привык к тому, что в группе есть еще один основной голос, так что Денни взял на себя эту роль.

А на клавишных в качестве полноценного участника группы играла Линда. Многим подобный состав группы казался несколько необычным. «Это было отважное решение, – парирует Пол, – но я не видел другого варианта».

В тот момент это не воспринималось как смелость, я просто подумал: «Ну что еще делать?» Можно было собрать крутую группу с участием знаменитостей и с Джимом Келтнером [выдающимся американским барабанщиком]. Остальные парни постоянно так делали, поэтому, видимо, меня это и не привлекало. Я сказал себе [устало]: «Да ну нах, тогда у всех экс-битлов на барабанах будет Келтнер».

Это казалось слишком очевидным вариантом. Мне хотелось чуть больше риска. Я подумал, не-а, нам нужны хорошие… не то чтобы никому не известные – потому что про Денни Лейна такого не скажешь, – но нам точно не нужна супергруппа типа «Блайнд фейт».

Новая группа, которую окрестили «Уингз», неуверенно стартовала первой пластинкой Wild Life, вышедшей в декабре 1971 г. Как мои друзья, так и чрезвычайно могущественная музыкальная пресса, которую мы только начали покупать, были искренне разочарованы. Вероятно, торопясь поставить группу на ноги, Пол пожертвовал искусством сочинения песен и студийной отточенностью, и результатом стало обрывочное собрание не воплощенных до конца идей. В отличие от бурного разнообразия Ram, все песни здесь немного длиннее, чем хотелось бы.

И все же присущий Маккартни талант мелодиста придает альбому единство, и я всегда находил, что пластинка по-своему неплоха в своей неуклюжести. Как признает он сам, на альбом попала одна из его худших песен Bip Bop, но есть также и две самых недооцененных.

В 2001 г. я захватил на интервью винил, который приобрел тридцатью годами ранее в магазине «Рашворт», недалеко от НЭМС, некогда семейного бизнеса Брайана Эпстайна. Пол с огромным любопытством изучил сей древний артефакт. «Купил, когда еще жил в Ливерпуле? Ну-ка, какая тут этикетка? Да, и “пятак” тот же самый… Автор текста на конверте Клинт Хэрриган. Ну что, отлично пишет Хэрриган!» На самом деле это, конечно, не кто иной, как сам Пол: «Я просто не мог признаться в том, что сам это сочинил».

Читая список песен, он вспоминал саму музыку. Первая песня, Mumbo – чистый слой шума, который с течением десятилетий звучит все более дико:

Mumbo – это просто крики без слов. Безумная идея, потому что я просто ору «Вуэ-э-э-э-э-э на-на-на!», а мы ее так смиксовали, что получилось похоже на Louie Louie. Все спрашивают: «А что там поют?» Спасибо, что ноты не просят. Правда, по счастью, не просили.

Love is Strange – это песня пятидесятых годов, нам с Линдой она очень нравилась. Wild Life – это о том, как я ездил в сафари-парк в Кении и видел там знак «Уступайте дорогу слонам». Some People Never Know – наша с Линдой любовная песнь, мы противостоим целому миру. I Am Your Singer – о том же. В Tomorrow есть слова: «Принеси мешочек с хлебом и сыром» – мы так отдыхали на юге Франции: заходили в лавочку, покупали багет, кусок сыра, парочку помидоров, бутылку вина, шли в поля.

Страницы: «« « 12345678 » »»