Вечная принцесса Грегори Филиппа

Нет, помощи ждать неоткуда. Придется думать самой…

Донья Эльвира дождалась, когда принцессу уложили в постель, вся дворня удалилась и они остались одни. Закрыв дверь, она повернулась к Каталине, которая сидела в постели, опершись на высоко взбитые подушки.

— Что хотел король? — прямо спросила она.

— Он предложил мне руку и сердце, — так же прямо ответила Каталина. — Свою руку и свое сердце.

Дуэнья замерла, переваривая это известие, а потом перекрестилась, словно отгоняя нечистого.

— Прости его Господь, как ему в голову пришло!

— Прости Господь вас, донья Эльвира, — парировала Каталина. — Я это предложение обдумываю.

— Да он же ваш свекор, и старик к тому же!

— Возраст здесь ни при чем, — не без резона ответила Каталина. — Ведь если вернемся в Испанию, мне будут искать не молодого мужа, а выгодного.

— Но он отец вашего мужа!

— Моего покойного мужа, — помолчав, тусклым голосом поправила ее Каталина. — И брак наш не вступил в законную силу.

Донья Эльвира не стала это опровергать, лишь сверкнула глазами.

— Тем не менее! Это противно самой природе!

— Я так не думаю. Брак не консумирован, детей нет. Так что какой грех! И потом, мы получим разрешение от Святой Церкви.

— В самом деле? — заинтересовалась донья Эльвира.

— Так говорит король.

— Но, ваше высочество, скажите по чести, вы же не можете этого желать!

— Он не отдаст меня Гарри, — с бесстрастным лицом произнесла Каталина. — Он говорит, принц еще мал. Я не могу ждать четыре года, пока он подрастет. Так не лучше ли выйти за короля? Мне надо выполнить мое предназначение. Я думала, мне придется принять принца Гарри. Теперь выходит, что придется заставить себя принять короля. Возможно, в этом и есть испытание, уготованное мне Господом. Но моя воля сильна. Я стану королевой и матерью короля. Я сделаю эту страну оплотом от мавров, как обещала матушке, учрежу здесь справедливые законы, выстрою защиту от шотландцев, как обещала Артуру.

— Кстати, про матушку! Не представляю, что она скажет, — вздохнула дуэнья. — Знала бы, зачем он пришел, ни за что не оставила б вас с ним вдвоем!

— Да, лучше не оставляйте нас больше, — согласилась Каталина и, подумав, добавила: — Но если я дам знак, кивну например, тогда, донья Эльвира, вам следует уйти.

— Вот еще, уйти! Помилуйте, ваше высочество! И не думайте, не уйду! До свадьбы он не должен вас даже видеть! — завелась дуэнья. — Я скажу послу, пусть оповестит его величество, что посещать нас теперь он не может!

Каталина вздохнула:

— Мы не в Испании, дорогая моя! Неужели еще не понятно? Ни посол, ни даже моя матушка больше не могут диктовать нам, что делать! Я беру все на себя. Я зашла так далеко, что теперь ничего не остается, кроме как идти до конца.

Я надеялась увидеть тебя во сне, но ты не приснился. У меня такое чувство, словно ты ушел далеко-далеко. Писем от матушки нет, так что неизвестно, что она думает по поводу предложения короля. Я молюсь, но Господь мне не отвечает. Я самоуверенно толкую о своей судьбе и Его воле, но чувствую себя сбитой с толку. Если Господь не сделает меня королевой, уж и не знаю, как мне жить, во что верить…

Каталина ждала, что назавтра король приедет с визитом, как он обещал, но этого не случилось. Ни назавтра, ни на следующий день, ни потом. Она гуляла вдоль берега, сжимая руки под покровом плаща, и ломала голову, что же пошло не так. Она-то думала, он примчится, и разработала для себя линию поведения: приманивать его, держать в напряжении, но под строгим контролем, на расстоянии вытянутой руки, — и что теперь толку в этой стратегии, когда он не едет!

С изумлением она поймала себя на мысли, что ей хочется его видеть. Не из страсти — какая там страсть, ей, кажется, никогда больше не испытать желания! — а потому, что благодаря ему она может занять трон Англии. И что, если он не приедет снова?..

Может, это козни его матери? Я так ее боюсь! Она меня не любит, и, если высказалась против этого брака, настаивать он не посмеет. Впрочем, он ведь сказал, кажется, она согласна… А может, возразил испанский посол? Нет, трудно поверить, что наш посол скажет что-то поперек английскому королю. В чем же дело? Отчего он не приезжает?

Прошло еще два дня, и Каталина не выдержала, послала ему записку, в которой осведомлялась, здоров ли он. Донья Эльвира, видя, как она отсылает записку, смолчала, но всем своим видом выразила неодобрение.

— Я знаю, что вы скажете, — заявила ей Каталина, когда дуэнья махнула горничной, чтобы та ушла, и принялась расчесывать волосы своей подопечной. — Однако поверьте, я не вправе упустить этот шанс.

— Ничего я не скажу, — холодно ответствовала дуэнья. — Я отстала от жизни, у вас теперь все по-новому, по-английски, не так, как у нас на родине. Что уж слушать мои советы. Я — так, пустой сосуд…

— Пустой так пустой, — рассеянно пробормотала Каталина, слишком занятая своими мыслями, чтобы улещивать дуэнью. — Возможно, он явится завтра…

Генрих VII между тем, поняв, что Каталиной движут амбиции, пришел к выводу, что самое время дать девушке несколько поразмыслить. Пусть сравнит свою теперешнюю, уединенную и скудную жизнь в Дарэм-хаусе, когда не на что купить вина, сменить обивку на мебели и сшить новые платья, в узком кругу своих испанских придворных, с той жизнью, которую она вела бы как королева, во главе одного из самых богатых дворов Европы. Пожалуй, у нее хватит здравого смысла, чтобы увидеть все преимущества, которые кроются в его предложении. Когда же от нее принесли записку, в которой она справлялась о его здоровье, влюбленный король понял, что был прав. На следующий день он уже ехал по Стрэнду к Дарэм-хаусу.

Мажордом Каталины доложил, что ее высочество прогуливается в саду у реки. Генрих, пройдя дворец насквозь, вышел на террасу, по лестнице спустился в сад и еще издали заметил принцессу. Погруженная в думу, она брела одна, оставив позади щебечущих, по обыкновению, придворных дам. Король замер. Его настигло давно позабытое волнение, то чудное и странное чувство, которое охватывает мужчину при виде желанной женщины. Он снова почувствовал себя молодым, страстным, сильным. «Вот же, не зря говорят: седина в бороду — бес в ребро!» — улыбнувшись, подумал он.

Паж, опередив его, объявил о прибытии короля, а тот, опытный охотник, зорко следил, как поведет себя его возлюбленная. Выслушав пажа, Каталина обежала взглядом лужайку. Король улыбнулся ей, с замиранием сердца ожидая того момента, когда встретятся взоры женщины и влюбленного в нее мужчины, когда обоих охватит острая радость узнавания, когда глаза скажут: ах, это ты! — и не будет счастья больше.

Однако ничего этого не случилось. Старый лис, он сразу понял, что ее сердечко не дрогнуло при виде его. Это его лицо освещалось робкой улыбкой и предвкушением встречи. Она же — нет, захваченная врасплох, она выглядела совсем не так, как выглядит влюбленная женщина. Подняла голову, увидела его — и с ужасающей ясностью он понял, что его не любят. Ни следа радости. Напротив, в глазах расчет и настороженность девочки, прикидывающей, как далеко можно зайти, где границы влияния, можно ли настоять на своем. Взгляд шулера, оценивающего карточного игрока, насколько тот простофиля. Генрих, проницательный отец двух своенравных дочек, сразу понял все это. Ему стало ясно, что, как бы принцесса ни щебетала, как бы ни улыбалась, для нее их супружество будет лишь браком по расчету. А еще он понял, что она решилась принять его предложение.

Он приблизился, ступая по свежескошенной лужайке, и взял ее за руку.

— Добрый день, принцесса.

— Ваше величество, — сделала она реверанс и повернулась к своим дамам: — Можете идти во дворец. А вы, донья Эльвира, проследите, чтобы королю было чем угоститься, когда мы вернемся после прогулки. Мы ведь прогуляемся, да, государь?

— Из тебя выйдет очень элегантная королева, — с улыбкой заметил король. — Ты так ловко нами командуешь!

Она замедлила шаг, подняла на него лицо и выдохнула:

— А вы, сир, в самом деле намерены жениться?

— Да, дорогая моя. И скажу по чести, в Англии не было и не будет королевы красивее тебя!

Она так и расцвела.

— Но мне столькому надо научиться!

— Моя матушка этим займется, — легко сказал он. — При дворе ты будешь жить в ее комнатах и под ее опекой.

Каталина от неожиданности даже сбилась с шага.

— Разве у меня не будет своих покоев, как положено королеве?

— Их занимает моя мать, — сказал он. — Переехала туда после кончины покойной королевы, упокой Господь ее душу. И ты присоединишься к моей матушке. Она считает, ты еще слишком молода, чтобы иметь свои комнаты и отдельный штат. Будешь жить в ее комнатах с ее придворными дамами, и она научит тебя всему, что знает.

Похоже, такое положение вещей ее не устраивает, но она изо всех сил старается это скрыть.

— Ну, я-то думала, что знаю, как устроена жизнь в королевском дворце, — с усилием изобразив улыбку, произнесла Каталина.

— У нас здесь речь об английском дворце, — любезно, но твердо уточнил он. — К счастью, моя матушка управляла всеми моими дворцами и замками с тех пор, как я на троне. Ей есть чему тебя научить.

Каталина, благоразумно смолчав, сменила тему.

— Как вы полагаете, государь, скоро ли придет ответ от Папы? — спросила она.

— Я послал эмиссара в Рим, чтобы навести справки. Нам придется подавать прошение совместно с твоими родителями. Думаю, решение не заставит себя ждать. Если мы одного мнения, возражений быть не может.

— Да, — кивнула она.

— Так мы с тобой одного мнения по поводу брака?

— Да, — повторила она.

Он взял ее руку и просунул себе под локоть. Таким образом, она оказалась близко к нему, так близко, по сути дела, что ее голова касалась его плеча. Каталина была без покрывала, в головном уборе, называемом «французский капюшон», который при движении сбился назад, открыв затылок. От ее волос пахнуло розовым маслом. Король помедлил. Принцесса тоже остановилась, оставаясь в тревожащей близости от него. Он чувствовал тепло ее тела.

— Каталина, — низким, хрипловатым голосом произнес он.

Она подняла глаза, увидела сдерживаемое желание на его лице и не отступила, а даже, кажется, подалась вперед.

— Да, ваше величество? — прошептала она.

В молчании она смотрела на него снизу вверх, и король не устоял перед невысказанным приглашением, наклонился и поцеловал ее в губы.

Она не отшатнулась, не сжалась, нет. Она податливо приняла его поцелуй. Король обнял ее и с силой прижал к себе, но почти сразу же отпустил: вспыхнувшее желание было столь сильно, что пришлось взять себя в руки. Каталина, освободясь, принялась поправлять свой чепчик, словно загораживаясь от короля, подобно наложнице из гарема в чадре, когда видны только одни глаза над тканью. Этот жест, такой чужеземный, такой интимный, снова заставил его потянуться к ней, чтобы поцеловать.

— Увидят, — трезво сказала она, отступив на шаг. — И из дворца могут увидеть, и с реки.

Он промолчал, опасаясь, что голос выдаст его, без слов предложил руку, и Каталина так же молча ее приняла. Они пошли, он — приноравливая свой длинный шаг к ее, мелкому.

— Позвольте спросить, ваше величество, будут ли дети, которых мы можем иметь, вашими наследниками? — ровным, уверенным тоном поинтересовалась она, следуя ходу мыслей, чрезвычайно отличных от той бури эмоций, которую переживал король.

Он откашлялся, прочищая горло:

— Да, конечно, будут, а как же!

— Таков английский обычай?

— Да.

— А каков порядок наследования?

— Наш сын унаследует перед принцессами Маргаритой и Марией. Однако наши дочери наследуют после них.

Она нахмурилась:

— Отчего так?

— Сначала учитывается пол, потом возраст. Сначала первенец-мальчик, потом другие сыновья, потом дочери, по старшинству. Главное, чтобы в Англии всегда были принцы-наследники. У нас нет традиции правящих королев.

— Королева может править ничуть не хуже короля! — отозвалась дочь Изабеллы Кастильской.

— Только не в Англии, — возразил Генрих Тюдор.

— Но наш старший сын станет королем, когда вы умрете? — со свойственной ей прямолинейностью переключилась она на то, что интересовало ее сейчас сильнее всего.

— Надеюсь, я еще поживу немного, — сухо сказал он.

— Да, конечно, сир! Но когда вы умрете, наш сын, если он будет, сможет наследовать?

— Нет. После меня королем станет принц Гарри.

— А я думала, — нахмурилась Каталина, — вы можете назначать наследника по своему выбору. Разве нельзя передать престол нашему сыну?

Король покачал головой:

— Гарри — принц Уэльский. Он станет править после меня.

— Разве он не был обещан Церкви?

— Теперь уже нет.

— Но если у нас будет сын? Нельзя ли отдать Гарри ваши французские владения или Ирландию, например, а нашему сыну — Англию?

Он издал короткий смешок:

— Нет, нельзя. Это значит развалить мое королевство, которое досталось мне с таким трудом и которое я, как могу, сохраняю. Оно перейдет Гарри, и по праву, — сказал он, но, увидев, что Каталина огорчена, добавил: — Дорогая моя, ты будешь королевой Англии, не самого плохого места в Европе, королевства, которое выбрали для тебя твои родители. Твои сыновья и дочери будут здесь принцами и принцессами. Чего ж тебе больше?

— Я хочу, чтобы мой сын стал королем, — напрямую ответила она.

— Этому не бывать, — пожал он плечами.

Она отвернула голову и даже отошла бы, если б ее ладонь не оставалась в руке короля. Тот попытался перевести все в шутку:

— Каталина, душа моя, мы еще не женаты, у нас нет сына, а мы ссоримся из-за ребенка, который даже не зачат!

— Тогда в чем же смысл этого брака? — бросила она, в который раз выказав присущий молодости всепоглощающий эгоизм.

«В том, чтобы утолить мою страсть», — мог бы сказать он, но ответил так, чтобы она поняла:

— Как в чем? В том, чтобы ты воплотила свое предназначение и стала королевой!

Однако такой ответ показался ей недостаточным.

— Позвольте, государь, я объяснюсь. Видите ли, я надеялась стать королевой Англии для того, чтобы увидеть на троне моего сына. Я рассчитывала, что получу влияние при дворе, хотя бы такое, каким пользуется ваша мать. У меня есть планы. Я хочу выстроить оборонительные замки и военный флот, основать школы и университеты. Я хочу укрепить наши оборонительные рубежи на севере от шотландцев и защитить береговые линии от мавров. Я хочу быть правящей королевой. С колыбели меня воспитывали как королеву. У меня было время подумать над тем, что нужно сделать в этой стране. У меня обширные планы.

Генрих поневоле расхохотался. Это дитя, девочка ростом ему по плечо, рассуждает, как государственный муж!

— Звучит очень внушительно, дитя мое, но боюсь, придется тебе смириться с тем, что на троне тут я, и я тут главный! — сказал он, отхохотавшись. — Это, видишь ли, мое королевство, и все здесь будет так, как я повелю. Не для того я боролся за корону, чтобы своими руками отдать ее девочке, которая годится мне в дочки. Твоя задача, душа моя, в том, чтобы родить мне детей, и детские — это пределы твоего мира!

— Однако ваша матушка…

— Придется тебе смириться и с тем, что моя матушка защищает свою сферу влияния так же, как я защищаю свою, — заявил он, все еще улыбаясь. — Она будет распоряжаться тобой, как дочерью, а ты будешь жить в ее комнатах и ей подчиняться. Не обольщайся, Каталина. Да, ты будешь носить корону Англии, но при этом ты будешь моей женой, и женой покорной, как я привык!

Тут он хотел было остановиться, чтобы не запугивать совсем уж бедную девочку, однако властолюбие, счастье обладания короной, которая непросто ему досталась, было сильней страсти к женщине.

— Ты должна понять: я не мальчик, каким был наш Артур, — уже спокойней сказал он, понимая, что покойный сын, юноша мягкий и податливый, мог много чего наобещать своей волевой жене. — Ты не будешь править рядом со мной. Мы не будем делать это в четыре руки, как твои родители. Для меня ты невеста-дитя. Я буду любить тебя и сделаю все, чтобы ты была счастлива. Клянусь, ты не пожалеешь, что вышла за меня. Я буду добр, великодушен и дам тебе все, что пожелаешь. Однако своей власти я тебе не отдам, нет. Даже после моей смерти ты не сядешь на мой престол.

Этой ночью мне приснилось, что я королева, сижу в тронном зале, на голове у меня корона, а в руках — жезл и скипетр. Вот я поднимаю жезл, и на глазах он меняется, превращаясь в ветку, в стебель цветка, в пустяк. И в другой моей руке уже не круглобокий скипетр, а розовые лепестки. Я слышу их пряный запах. Я отбрасываю никчемный стебель, поднимаю руку к голове, проверить, там ли моя корона, — и обнаруживаю венок из трав и цветов. Стены тронного зала тают, и я оказываюсь в одном из садов Альгамбры, рядом с сестрами, те плетут венки из маргариток и венчают ими друг дружку.

— Где королева Англии? — громко вопрошает кто-то с террасы, которая располагается ниже сада.

Я поднимаюсь с лужайки, усыпанной цветущими ромашками, чтобы мимо фонтана пробежать к арочному проходу в конце сада, и кричу: «Здесь! Здесь я!» — однако не двигаюсь с места и не слышу ничего, кроме плеска воды в мраморной раковине фонтана. «Где королева Англии?» — слышу я снова. «Здесь! Я здесь!» — неслышно кричу я. «Где Екатерина, королева Английская?» — «Здесь! Здесь! Здесь!»

Посол, которому на рассвете послали приказ немедля явиться в Дарэм-хаус, не поторапливался и прибыл только в девять утра. Принцессу он нашел в ее приемной, с одной только доньей Эльвирой в качестве компаньонки.

— Я послала за вами давным-давно! — вместо приветствия неласково сказала ему Каталина.

— Не обессудьте, ваше высочество, я был занят поручением вашего батюшки и прибыть раньше никак не мог, — гладко ответил де Пуэбла. — Что случилось?

— Вчера здесь был король, который снова предложил мне выйти за него замуж, — не без торжества в голосе заявила Каталина.

— Поздравляю, ваше высочество!

— Однако при этом он известил меня, что мне придется делить покои с его матерью.

Посол наклонил голову.

— И что мои сыновья смогут наследовать только после сыновей принца Гарри.

Посол кивнул еще раз.

— Нельзя ли убедить его сделать так, чтобы у моего сына был приоритет перед Гарри? Нельзя ли предусмотреть это в брачном контракте?

Посол покачал головой:

— Никак нельзя, ваше высочество.

— Разве человек не может сам назначить себе наследника?

— Если этот человек — основоположник династии, король, который первым в роду вступил на престол, увы, нет. Но даже если б он мог, он не станет.

Каталина вскочила с места и прошла к окну.

— Мой сын будет внуком испанских королей! За ним целые века пребывания на престоле! Тогда как принц Гарри всего лишь сын Елизаветы Йоркской и удачливого узурпатора трона!

Де Пуэбла даже поперхнулся и в ужасе глянул на дверь.

— Заклинаю ваше высочество никогда больше такого не повторять! Вы говорите о короле Англии!

— Хорошо, — кивнула она, признавая его правоту. — Однако согласитесь и вы, что происхождением принц Гарри мне уступает!

— Да, ваше высочество, несомненно. Дело, однако, в том, — заметил посол, — что таков обычай: в этой стране старший сын короля всегда носит титул принца Уэльского и всегда наследует трон. Его величество Генрих Седьмой меньше всех на свете заинтересован в том, чтобы превратить собственного законного наследника в претендента на трон! Он по горло сыт претендентами. К чему ему заводить раздор в стране?

Тут Каталина некстати припомнила последнего претендента, Эдуарда Уорика, обезглавленного, чтобы обезопасить ей путь к трону, и, как всегда, при мысли о нем ей стало не по себе.

— Кроме того, — продолжил посол, — вы не можете не понимать, ваше высочество, что всякий король предпочтет иметь наследником крепкого одиннадцатилетнего мальчика, а не младенца в колыбели. Времена сейчас неспокойные. Разумней оставить престол подростку, чем сосунку.

— Но если мой сын не станет королем, зачем мне тогда выходить за короля? — вскипела Каталина.

— Затем, что вы будете королевой, — был ей ответ.

— И что это будет за королева, если последнее слово всегда будет у миледи матушки короля? Генрих не позволит мне управлять государством, а она не подпустит меня к управлению двором!

— Вы еще так молоды, принцесса! — умиротворяющим голосом сказал де Пуэбла.

— Мне достаточно лет, чтобы понять, чего я хочу, — заявила Каталина. — И если я чего-то хочу, так это быть королевой не только по названию, но и по существу. Однако при короле Генрихе мне этого не видать, верно?

— Верно, — подтвердил посол. — Пока он жив, у власти вам не бывать.

— А когда умрет? — не дрогнув, поинтересовалась Каталина.

— Вы станете вдовствующей королевой.

— И мои родители примутся снова выдавать меня замуж, и тогда мне придется покинуть Англию! — в изнеможении закончила она.

— Вполне возможно.

— А жена Гарри станет принцессой Уэльской, а потом новой королевой! Ее место будет впереди меня, она будет править вместо меня, ее сыновья станут королями, и все мои жертвы пойдут прахом!

— Тоже правда.

Каталина упала на стул:

— В таком случае я не выйду замуж за короля. Вопрос решен.

Де Пуэбла, при всей его сдержанности, ужаснулся:

— Насколько я понимаю, ваше высочество, вы дали слово! Король дал мне понять, что вы согласны!

— Я согласилась стать королевой, а не марионеткой, — сказала она с побелевшим от решимости лицом. — Вы знаете, как он меня назвал? Невеста-дитя! И к тому же жить в комнатах его матери, словно я одна из ее придворных дам!

— Но покойная королева…

— Покойная королева всем уступала, она была ангел. Терпеть такую свекровь! Я так не могу. Это не то, что мне нужно, не то, чего хотела для меня моя мать, не то, что угодно Господу.

— Но если вы дали слово…

— Когда мое слово имело какой-либо вес в этой стране? — с яростью спросила она. — Мы разорвем это соглашение и заключим другое. Я не выйду замуж за короля. Я выйду замуж за другого.

— За кого? — устало поинтересовался посол.

— За Гарри, принца Уэльского. С тем, чтобы, когда король умрет, я стала королевой по духу и букве.

Некоторое время они молчали.

— Да, — сказал наконец де Пуэбла. — Ну что ж… Только кто скажет об этом королю?

Господи, если Ты есть, дай мне знать, что я поступаю правильно. Если Ты есть, помоги мне. Если Твоя воля в том, чтобы я стала королевой Англии, помоги мне. Все так запуталось, все пошло не туда, и если это для того, чтобы испытать меня, вот, взгляни! Я на коленях и вся дрожу от неизвестности. Если я в самом деле избрана Тобой и Тобой любима, почему мне так безнадежно одиноко?

Перед послом де Пуэблой встала весьма непростая задача: принести дурную весть королю могущественному и гневливому. Вооружившись письмами от испанских величеств, твердо и недвусмысленно отказывающими Генриху VII в его сватовстве, а также словом Каталины, непререкаемо решившейся вернуть себе статус принцессы Уэльской, он собрался с духом, что далось ему нелегко, и отправился на аудиенцию, каковая состоялась, по желанию короля, в конюшне дворца Уайтхолл. На днях туда доставили партию арабских скакунов, купленных для улучшения английской породы. У посла мелькнула было мысль изящно пошутить насчет того, как пользительно разбавлять местную кровь свежей, завезенной из чужих пределов, особенно если скрещивать животных молодых, однако, увидев мрачный лик Генриха, он понял, что такая шутка прозвучит двусмысленно и вряд ли ему поможет.

— Ваше величество, — низко поклонился он.

— Чем порадуете, господин посол? — кисло отозвался король.

— От их испанских величеств получен ответ на лестное предложение вашего величества… Однако, государь, не стоит ли отложить этот разговор до более удобного времени?

— А чем вас не устраивает это? Впрочем, уже по тому, как вкрадчиво вы вошли, могу предположить, что они там пишут…

— Дело в том, сир, — завел приготовленную загодя ложь испанец, — что их величества хотят видеть свою дочь дома и потому не могут согласиться на предложение вашего величества. Особенно категорично звучит отказ королевы.

— Мотивы? — осведомился король.

— Ее величество желает, чтобы супругом ее младшей, самой любимой дочери стал принц, близкий к ней по возрасту. Женский каприз, сир, — посол слегка развел руками, словно призывая к снисходительности, — всего лишь женская прихоть! Однако мать есть мать, не так ли, ваше величество?

— Так-то так, — буркнул король, — однако что говорит об этом вдовствующая принцесса? Я полагал, мы с ней пришли к соглашению. Она может сообщить своей матери о своем выборе. — Говоря это, он не отрывал глаз от нервного арабского скакуна, вышагивающего по двору конюшни. Гордо вскинув точеную голову, тот бил себя хвостом по бокам, грациозно выгибал шею. — Она вполне в состоянии говорить за себя.

— Принцесса со своей стороны заявляет, что, как всегда, будет рада выполнить волю вашего величества, — тактично сказал де Пуэбла.

— И!..

— Но вынуждена подчиниться матери, — закончил посол и даже отступил, заметив, как сдвинул брови король. — Видите ли, она добрая дочь, послушная дочь, ваше величество… Не может ослушаться матери.

— Я предложил ей себя, и она недвусмысленно дала понять, что согласна.

— Ну, разумеется! Еще бы она отказала вашему величеству! Однако если ее родители не согласятся на брак, они не подадут прошения Папе, без их прошения все наши старания теряют смысл, а без разрешения Папы о браке не может быть и речи.

— Насколько я понял, ее предыдущий брак в законную силу не вступил. Мы можем обойтись и без папской буллы. Это всего лишь жест вежливости, формальность.

— Конечно, мы все знаем, что брак консумирован не был, — торопливо согласился посол. — Принцесса еще девица, хоть сейчас под венец. Однако без папской буллы, увы, нельзя. Если их испанские величества уклонятся от подачи апелляции, что тут поделаешь?

Король одарил его суровым взглядом:

— Представления не имею. Я в растерянности. Подскажите мне вы, посол! Что можно сделать?

Тут посол призвал на помощь всю изворотливость своего племени, свое еврейство, от которого он отрекся и которое все-таки выручало его в самые тяжкие минуты.

— Увы, ваше величество, сказать по чести, сделать ничего нельзя. — Он попробовал сочувственно улыбнуться, поймал себя на том, что ухмыляется, и принял самое мрачное выражение. — Если короли Испании, мои государи, не подадут прошения Папе — а они его не подадут, ваше величество, поскольку королева настроена непримиримо, — сделать ничего нельзя.

— Ну, я им не сосед, которого можно покорить за одну весеннюю кампанию, — вспылил Генрих. — Я им не Гранада. Не Наварра. Я не боюсь их неудовольствия!

— Именно потому они и жаждут союза с вашим величеством! — с готовностью подхватил посол.

— Союза?! Теперь?! — сардонически отозвался король. — Насколько я понял, меня отвергли!

— Возможно, мы сможем уладить это недоразумение, отпраздновав заключение другого брака, — почтительно начал дипломат, следя за выражением лица своего собеседника. — Ради союза, который всем так необходим…

— О каком еще браке может идти речь?

— Государь… Я… — замямлил посол.

— Кого еще хотят они для нее теперь? Теперь, когда мой сын мертв и погребен? Теперь, когда она вдова, ее приданое вполовину не выплачено и она прозябает на крохи с моего стола?

— Да, государь, все так. Но у вашего величества остался еще один сын, принц Уэльский. Инфанту взрастили как принцессу Уэльскую и привезли в эту страну, чтобы она стала женой принца, а в дальнейшем — даруй Господь, чтобы это дальнейшее было как можно дальше! — и королевой. Кто знает, может, это ее судьба. Во всяком случае, сама она именно так думает.

— Думает она! — воскликнул король. — Она думает! Да она думает так же, как вот эта кобыла! Сейчас одно, через минуту другое!

— Принцесса молода, — кивнул посол. — Еще научится. И принц молод, пусть учатся вместе, не так ли, ваше величество?

— Вот как? А что прикажете делать нам, старикам? Отступить? Выходит, она ничего не сказала вам о том, что отдает предпочтение мне? Не выказывает никаких сожалений по поводу такого поворота событий? Не намерена противостоять родителям и сдержать свое, без принуждения данное мне слово?

В голосе короля неприкрыто звучала горечь.

— Но, ваше величество, у нее нет выбора, — напомнил ему посол. — Принцесса связана дочерним послушанием. На мой взгляд, она очень к вам привязана, чрезвычайно, но знает, что должна делать то, что ей скажут.

— Я думал на ней жениться! Я хотел сделать ее королевой! Королевой Англии! — Он даже задохнулся слегка. Всю свою жизнь он считал, что для женщины нет большей чести, чем заполучить этот титул, выше которого нет на свете.

Де Пуэбла, проявив такт, помолчал, чтобы дать королю возможность собраться с мыслями, и только потом осторожно продолжил:

— Могу доложить вам, ваше величество, что в испанской королевской семье имеются и другие особы, не уступающие принцессе красотой. Например, юная королева Неаполитанская, которая теперь вдовеет. Это племянница короля Фердинанда, за ней дадут хорошее приданое, и к тому же она обладает семейным сходством… — Он помолчал. — Говорят, она очаровательна и весьма… любвеобильна.

— Она дала мне понять, что любит меня. Должен ли я понять это так, что она притворщица? Претендентка, единственная цель которой — забраться на трон?

Посла обдало жаром.

— Ни в коем случае, ваше величество! — сложив губы в жуткое подобие улыбки, воскликнул он, надеясь сбить короля с мысли о двоедушии Каталины. — Любящая невестка, нежная девушка…

Ледяное молчание.

— Вам известно, де Пуэбла, какова судьба претендентов в этой стране? — после паузы сухо осведомился король.

— Да, но…

— Если она играла со мной, она об этом пожалеет.

— Помилуйте, ваше величество! Никаких игр! Никакого притворства!

Генрих помолчал.