Любовник королевы Грегори Филиппа

– Нет. Хватит нам осыпать его упреками. Вряд ли мы могли бы получить больше, чем он добился.

– Прощайте, блистательные возможности? – с усмешкой напомнил ей Роберт.

– Может, итак.

«Значит, Сесил опять успел окружить ее своими чарами, – подумал он. – До чего ж она податлива».

– Елизавета, я же не слепой. Я вижу, что после прогулки с Сесилом в тебе что-то изменилось. Что случилось?

– Не сейчас, – только и ответила она. – Потом поговорим. Наедине.

Роберт не стал спорить. Он и так видел настороженные, любопытные взгляды придворных, обедавших с ними. Те сидели, навострив уши, ловили каждое слово, любой жест королевы и сэра Роберта.

– Конечно, – учтиво улыбаясь, согласился он. – Тогда чем ты хочешь развлечься после обеда? Может, сыграем в карты или еще во что-нибудь? Потанцуем?

– Лучше в карты, – сказала Елизавета, сообразив, что игра избавит ее от необходимости разговаривать.

Поздним вечером Роберт, как всегда, ждал у себя Елизавету. Снаружи у двери стоял верный Тамворт. На столике ожидало вино и угощение. От топящегося камина вкусно пахло яблоней – в королевском саду срубили старые деревья, переставшие плодоносить. Наконец заветная дверца приоткрылась, и вошла Елизавета. Но сегодня в ее движениях не было порывистости и нетерпения, а лицо не озарялось желанием. Чувствовалось, что она заставила себя прийти и не появилась бы вовсе, если бы могла.

«Королева полностью помирилась с Сесилом, – подумал Роберт, вспомнив странное поведение Елизаветы за обедом. – Скорее всего, этот хитрец опять что-то наговорил ей против меня. Не беда. Главное в том, что мы успели обручиться, пока его здесь не было. Она – моя».

– Дорогая, я едва мог дождаться, когда мы окажемся наедине, – сказал он, принимая ее в объятия.

Дадли уловил напряженность в теле своей венценосной подруги. Прежней безотчетной радости не было. Он стал целовать ей волосы, потом прошептал на ухо:

– Моя любовь, единственная и неповторимая.

Роберту показалось, что ей хотелось высвободиться из его объятий.

«Ты как лютня, – подумал он. – Сесил настроил тебя на свой лад. Ничего, сейчас ты снова зазвучишь так, как нужно мне».

Он не стал удерживать Елизавету в объятиях, подвел к стулу у камина и предложил:

– Садись, любовь моя. Наконец-то мы одни. Налить тебе вина, дражайшая моя?

– Да, – тихо ответила она.

Он наполнил бокал, подал ей и обхватил ее пальцы своими. Елизавета взяла вино. Она смотрела на огонь, но не на Роберта.

– Не знаю, что наговорил тебе Сесил, но тебя словно подменили, – не выдержал он. – В чем дело? Неужели я тебя обидел? Тогда скажи, чем именно?

– Нет! – торопливо возразила Елизавета. – Ты всегда…

– Тогда что случилось, любовь моя? Расскажи мне, и мы вместе попробуем разобраться в твоих трудностях.

– Не тревожься, – покачала она головой. – Ничего особенного не случилось. Просто я настолько тебя люблю, что мне было бы невыносимо тебя потерять. Я лишь на мгновение подумала об этом, и мне стало жутко.

Роберт поставил бокал на стол, опустился перед ней на колени.

– А зачем тебе меня терять? Я твой душой и сердцем, обещан тебе.

– Скажи, если бы нам пришлось надолго отложить наше бракосочетание, ты продолжал бы меня любить? – вдруг спросила она. – Ждал бы меня?

– Что за странные мысли у тебя сегодня, любовь моя? Чего ради мы должны откладывать это надолго? Почему бы нам не объявить во всеуслышание о нашей помолвке?

– Нет! – воскликнула она, взмахнув рукой. – Не сейчас. На то есть тысяча причин. Может, все они и пустяшные. Но если бы было так, как я сказала, ты ждал бы меня? Оставался бы верным мне? Между нами всегда были бы такие отношения?

– Если понадобится, я готов тебя ждать. Я был и останусь тебе верен, – пообещал Роберт. – Но мы не сможем таиться слишком долго. Кто-то узнает, кто-то проболтается. Представь, каково мне любить тебя, быть рядом и в то же время соблюдать эти дурацкие условности! Я даже не могу успокоить тебя, когда ты огорчена или испугана. На меня сразу же устремляются любопытные глаза твоих фрейлин и наших придворных. Получается, мы сами даем пищу для домыслов и пересудов. Мне хочется как можно скорее объявить всем, что я твой, а ты – моя, у нас общие враги, и я их сокрушу.

– Но лучше обождать, если это возможно, – не унималась Елизавета.

– Любовь моя, я что-то совсем тебя не понимаю. Зачем нам ждать? Разве мы не заработали наше счастье? Мы оба томились в Тауэре, сжимались при мысли, что наступивший день может оказаться последним. Неужели мы не заслужили немного радости?

– Конечно заслужили. Но Сесил говорит, что слишком многие тебя ненавидят. Есть люди, которые даже сейчас готовят заговор против меня. Нужно, чтобы Англия приняла моего избранника. На это требуется некоторое время, только и всего.

– Слушай ты больше этого Сесила! – беспечно воскликнул Роберт. – Откуда ему знать? Он только-только вернулся из Эдинбурга. У меня ведь тоже есть доверенные люди, которые следят за обстановкой в стране. Тебя любят повсюду. Со временем примут и меня.

– Ну вот, ты же сам так говоришь! – ухватилась за его слова Елизавета. – Нужно немного выждать.

Спорить с нею сейчас было опасно. Пожалуй, даже очень.

– Если желаешь, я готов ждать вечно, – улыбаясь, произнес Роберт. – Веками, если тебе так надо. Ты сама выберешь время, когда мы объявим о нашей помолвке. До того момента она останется секретом.

– Я не хочу отказываться от нее, разрушать то, чего мы добились, – вдруг сказала Елизавета.

– Ты и не можешь, – самоуверенно проговорил Роберт. – Да и никто другой. Это не легкомысленная клятва, данная на маскараде. Наша помолвка была законной. Священное обещание, которое мы дали друг другу перед Богом и свидетелями. В глазах Господа мы уже муж и жена, и ни один человек не сможет нас разлучить.

Мистер Форстер, друг и клиент Роберта, прислал Эми письмо, приглашая ее провести у них сентябрь. Она даже не стала открывать его, и текст ей прочла Лиззи Оддингселл.

– Напиши им ответ. Поблагодари за приглашение. Скажи, что я буду рада погостить у них, – сдержанно сказала Эми. – Ты поедешь со мной или останешься здесь?

– Как я могу оставить тебя? – спросила ошеломленная Лиззи.

– Вдруг ты устала возиться со мной? – произнесла Эми, глядя в сторону. – Возможно, ты разделяешь мысли своего брата. Он наверняка считает, что я теперь в опале, поэтому со мною лучше не знаться.

– Мой брат ничего подобного не говорил, – уверенно возразила Лиззи. – Я ни за что тебя не покину.

– Я ведь теперь не та, что прежде. – Эми печально улыбнулась, от недавней холодности, наполнявшей ее голос, остался лишь легкий след. – Я больше не пользуюсь вниманием своего мужа. Твой брат может ничего не говорить, но я же чувствую, что мое присутствие его тяготит. Думаю, что и в Камнор-Плейсе не слишком-то обрадуются такой гостье, как я. Мне придется искать тех, кто согласится меня принять и не посмотрит, что я в немилости у своего господина. Для других я теперь не подарок.

Лиззи молчала. Не могла же она сказать Эми, что письмо Энтони Форстера было неохотной уступкой ее просьбам принять у себя леди Дадли на всю осень. Лиззи написала и Скоттам в Кэмберуэлл. Те ответили, что, к великому сожалению, уезжают на весь ноябрь. Ни родственники, ни друзья Роберта, ни даже родня Эми более не желали видеть ее у себя дома.

– Энтони Форстер всегда восхищался тобой, – сказала Лиззи, стремясь держаться как ни в чем не бывало. – Мой брат и Алиса только вчера говорили, что малыш Том слушается одну тебя. Пока ты не приехала, с ним сладу не было. Тебя здесь считают своей.

– Так и говорили? – спросила Эми, которой очень хотелось, чтобы слова подруги оказались правдой.

– Да. Без тебя они несколько нянек сменили.

– Тогда почему я не могу остаться в Денчворте? – простодушно поинтересовалась Эми. – Я тут прижилась, скажу тебе честно, совсем не хочу трогаться с места и возвращаться в Стэнфилд-холл. Чтобы не злоупотреблять гостеприимством твоего брата, я могла бы платить ему за свое проживание и стол.

Лиззи стало неуютно, она чувствовала шаткость своих доводов, но сказала:

– Сама подумай, мистер Форстер нас пригласил, и мы обидим его, если не приедем.

– Тогда съездим к ним на неделю или дней на десять, – предложила Эми. – Погостим там и вернемся сюда.

– Эми, но ведь есть же правила приличия, – стала придумывать новые доводы Лиззи. – Мы же приглашены на целый сентябрь. Что о нас подумают, если мы через неделю соберемся и уедем?

Лиззи надеялась, что ее ложь выглядит вполне правдоподобно и подруга больше не станет возражать.

Она уже хотела заговорить о другом, когда Эми вдруг повернулась к ней, выразительно на нее посмотрела и сказала, медленно выговаривая каждое слово:

– Лиззи, а ведь все куда проще. Твоему брату нужно, чтобы я поскорее уехала из его дома. И он, и Алиса совсем не хотят моего возвращения в октябре. Возможно, они вообще больше не желают видеть меня в своем доме. Значит, чутье меня не обмануло. Не надо всей этой лжи во спасение. Твой брат больше не собирается поддерживать знакомство со мной. Да и никто этого не хочет.

– Зачем ты так говоришь? – пыталась возразить Лиззи. – Ведь мистер Форстер пригласил тебя.

– Думаю, что не сам. Ты писала ему? Просила разрешения приехать?

– Да, – созналась Лиззи, опустив глаза. – Выбор у нас невелик. Либо туда, либо в Стэнфилд-холл.

– Хорошо, мы поедем в Камнор-Плейс, – сказала Эми. – Всего год назад люди наперебой меня приглашали и были рады, если я оставалась у них на несколько месяцев, а не дней. Как все изменилось. Думаю, Форстеры с трудом вытерпят меня три-четыре недели.

Совсем недавно Елизавета цеплялась за любую возможность побыть с Робертом наедине. Теперь она словно избегала его и стремилась побольше времени проводить с Уильямом Сесилом. Буквально в последний момент она отказалась ехать на охоту, заявив, что у нее раскалывается голова, а от верховой езды заболит еще сильнее. Когда ее спросили, не отменить ли выезд вообще, Елизавета сказала, что не хочет лишать придворных развлечения. Ведь охотничьи забавы должны были растянуться на целый день. Поэтому с Робертом поехала не она, а Летиция Ноллис.

Пожелав придворным удачной охоты, королева вернулась в свои покои, где ее ждал Сесил.

– Он говорит, что готов ждать.

Из окна Виндзорского замка еще была видна кавалькада, двигавшаяся по склону крутого холма. Дальнейший путь охотников лежал сначала в город, а затем к прибрежным болотам.

Сесил молчал.

– Он говорит, что ему все равно, объявим ли мы о помолвке или сохраним ее в тайне. Мы можем подождать, пока наступят благоприятные времена.

– Вам нужно аннулировать помолвку, – сказал Сесил.

– Призрак, я не могу это сделать! – почти крикнула Елизавета, отворачиваясь от окна. – Я боюсь его потерять. Это для меня хуже смерти.

– Вы согласились бы уступить ему трон?

– Нет! Никому и ни за что. Такого не будет.

– Тогда вам нужно взять свою клятву назад, – решительно заявил главный советник.

– Я не могу нарушить данное ему слово. Не хочу, чтобы он считал меня вероломной.

– Вы должны освободить друг друга от обещаний. Сэр Роберт прекрасно знал, что он не вправе приносить клятву перед алтарем. Он ведь не свободен. Совершенно неважно, любит он супругу или нет. Эта помолвка сделала его двоеженцем.

– Он ни за что меня не отпустит, – прошептала Елизавета.

– Да, пока у него остается хоть малейший шанс вас завоевать, – согласился Сесил. – А если лорд Дадли убедится в том, что это безнадежная затея, поймет, что дальнейшее упорство может стоить ему положения при дворе? Нужно поставить его перед выбором. Или он навсегда лишится возможности видеть вас и отправится в ссылку, или откажется от своих брачных притязаний и останется в том положении, какое занимал до этой помолвки.

– Наверное, тогда он отступил бы, – неохотно призналась Елизавета. – Но пойми, Призрак, у меня не хватит смелости угрожать ему ссылкой, сказать, чтобы он оставил меня. Я не могу обречь его на страдания. Неужели тебе неведома любовь? Я не могу его отвергнуть, скорее соглашусь отсечь свою правую руку.

Все эти пылкие заявления ничуть не впечатлили Сесила.

– Понимаю. Это должно выглядеть как его собственный свободный выбор.

– Нет, ты не понимаешь! Он меня любит и никогда не оставит!

– Но уж точно не отдаст за вас свою правую руку, – убежденно сказал Сесил.

Елизавета задумалась.

– У тебя есть какой-то замысел? Ты знаешь, как мне освободиться?

– Мне придется найти такой способ. Если по стране пойдут слухи об этой безумной помолвке, вы потеряете трон. Елизавета, я не шучу и не пугаю вас. Положение серьезное. Я должен найти способ помочь вам, а затем мы вместе им воспользуемся. Цену в расчет не принимаем.

– Я не предам свою любовь к нему, – сказала Елизавета. – Все это он должен услышать не от меня. Что угодно, только не это. Я скорее умру, чем дам ему повод обвинить меня в вероломстве.

– Я очень даже хорошо это знаю, – согласился обеспокоенный Сесил. – Нужно обставить все как его решение и свободный выбор.

Путь из Денчворта в Камнор-Плейс не был долгим. Он пролегал среди сочно-зеленых холмов Оксфордшира, где под синим, совсем еще летним небом паслись овечьи стада. Беспечные ребятишки-пастушки, завидев путешественниц, с криками неслись к дороге, чтобы поглазеть на важных дам.

На этот раз Эми не улыбалась детям, скачущим с проворством коз, и не бросала им мелких монеток. Скорее всего, она не видела и не слышала их. Леди Дадли впервые ехала без сопровождающих, с одной только Лиззи Оддингселл. Сейчас ее окружали не ливрейные лакеи, а облака дорожной пыли. Никто не скакал впереди нее, держа древко штандарта с гербом Дадли. Она ехала, опустив голову и поводья. Ее лошадь тяжело ступала, будто в седле сидела не легкая как перышко Эми, а воин в полном боевом облачении.

– В этом году поля просто радуют глаз, – сказала Лиззи, чтобы хоть как-то развеять тягостное молчание.

Эми рассеянно огляделась по сторонам.

– Да.

– Можно ждать хорошего урожая?

– Да.

Перед отъездом Лиззи написала сэру Роберту, уведомив его, что Эми покидает Абингдон и переезжает в Камнор. Ответа она не получила. Никто из слуг Дадли не привез денег для уплаты долгов. Убедившись, что сопровождающих не будет, Лиззи попросила брата помочь в перевозке вещей Эми. Уильям Хайд выделил небольшую телегу и двух слуг. Когда солнечным утром Эми вышла на крыльцо, одетая для путешествия, она увидела старую телегу, не особо расторопных слуг и поняла, что поедет как обычная женщина. Не будет ни штандарта знатного лорда Дадли, ни горделивых слуг в ливреях, при одном виде которых простой люд освобождал дорогу, снимал шапки и кланялся. Так могла бы ехать мисс Робсарт. Но нынешнее положение Эми оказалось несравненно худшим. Прежде она была свободна и могла выйти за кого угодно. Там, где она жила, многие сочли бы ее выгодной партией. А сейчас… горькая участь женщины, выбравшей не того мужчину.

Малыш Том хватался за подол ее дорожной юбки, просил взять его на руки и повторял:

– Ми-ми.

– Я вынуждена с тобой проститься, – сказала ему Эми. – Сомневаюсь, что мне позволят снова тебя увидеть.

Слов ее ребенок не понял, зато почувствовал печаль. Улыбка исчезла с его личика.

– Ми-ми!

Эми наклонилась, поцеловала его в шелковистую головку, вкусно пахнущую здоровым малышом, затем повернулась и торопливо пошла к своей лошади, моля Бога, чтобы Том не расплакался.

Прекрасное утро конца августа перешло в такой же замечательный день. Год назад Эми восторгалась бы красотами природы. Сегодня она молчала, не замечая, попросту не видя их. Справа от нее в небе вился жаворонок, прилетевший с пшеничного поля. Он поднимался выше и выше, сопровождая каждый взмах крыльев веселым щебетанием, но Эми не слышала и этой песни. Ее лошадь поднималась по холмам, спускалась в лесистые долины, шла мимо плодородных полей. Эми ни на что не смотрела. Лиззи несколько раз пыталась вовлечь ее в разговор, но слышала лишь односложные ответы, а потому оставила свои попытки.

Они остановились у ручья, чтобы напоить лошадей и освежиться самим. Эми отогнула вуаль своей шляпы. Лиззи встревожила необычная бледность лица подруги.

– У тебя что-то болит? – спросила она.

– Да.

– Так ты не сможешь ехать дальше? – испугалась Лиззи.

– Смогу. Все как обычно. – Эми вздохнула. – Мне пора к этому привыкнуть.

Слуги с телегой уехали вперед. Лиззи не торопила Эми, зная, что к вечеру они так и так доберутся до Камнора.

Городок встретил их кудахтаньем потревоженных кур и лаем уличных собак. Эми и Лиззи проехали мимо церкви с красивой четырехугольной каменной башенкой колокольни. Она была старой, ее окружали такие же древние толстоствольные тисы. Над башенкой развевался флаг с гербом Елизаветы, но Эми даже не взглянула на него. Глинистая улица изгибалась между незатейливыми деревенскими домами, похожими один на другой, крытыми соломой.

Усадьба Камнор-Плейс находилась несколько дальше и примыкала к кладбищу, отгороженному полуразрушенной стеной из известковых плит. К ней вела аллея, тоже окаймленная тисами. Оказавшись в их тени, Эми вздрогнула, словно попала из лета в зиму.

– Потерпи, осталось совсем немного, – решила ободрить ее Лиззи.

– Знаю.

Миновав каменную арку, женщины въехали во двор перед домом.

Заслышав лошадей, миссис Форстер поспешила навстречу гостьям и крикнула еще издалека:

– Добро пожаловать! Путешествовать в такое время – одно удовольствие. Должно быть, вы даже не заметили, как доехали к нам.

– Да, мы быстро добрались, – ответила Лиззи, оглядываясь на молчаливо сидящую Эми. – Вот только леди Дадли, как мне кажется, очень устала.

– Как вы себя чувствуете, ваша светлость? – спросила миссис Форстер.

Эми так же молча откинула вуаль.

– Боже, какая вы бледная! – всплеснула руками хозяйка. – Поскорее слезайте с лошади. Еще немножко – и вы отдохнете.

Подошел конюх. Эми неуклюже спешилась. Миссис Форстер взяла ее за руку и повела в большой зал с высоким потолком, где в громадном старинном камине потрескивали дрова.

– Не желаете ли выпить эля? – предложила хозяйка.

– Благодарю вас, – почти шепотом ответила Эми.

Миссис Форстер усадила ее в громоздкое кресло возле очага и послала слугу за элем и кружками. Лиззи уселась рядом.

– Вот вы и добрались, – подытожила миссис Форстер и замолчала, выбирая самую безобидную тему для разговора.

Спрашивать о придворных новостях было бы равносильно удару наотмашь. Миссис Форстер и сама слышала сплетни, достигавшие Камнор-Плейса. Поведение королевы и мужа этой бледной, уставшей женщины становилось все более дерзким и вызывающим. Вся страна знала, что Роберт Дадли ведет себя как будущий король, а Елизавета в присутствии своего шталмейстера млеет и готова выполнить любую его прихоть.

– Этим летом нам повезло с погодой, – сказала миссис Форстер, не найдя иных тем.

– В самом деле, – поддакнула Лиззи. – Вот только жарко. Но для урожая, наверное, это благо.

– Я ничего не смыслю в подобных делах, – быстро ответила миссис Форстер, всем своим видом давая понять, что она состоятельная нанимательница прекрасной усадьбы, а не жена фермера. – Об урожае нужно спрашивать в деревне.

– Он окажется очень хорошим, – сказала Эми. – Благодарение Богу, у всех нас будет достаточно хлеба.

– Да, конечно, – растерянно произнесла миссис Форстер.

Неловкое молчание было прервано появлением слуги, принесшего эль.

– Забыла вам рассказать. У нас гостит миссис Оуэн, – оживилась хозяйка. – Это мать нашего землевладельца, мистера Уильяма Оуэна. Думаю, ваш муж… – Миссис Форстер умолкла, напряженно соображая, как безопаснее всего закончить эту фразу, и неуклюже вывернулась: – Мне думается, Уильяма Оуэна хорошо знают при дворе. Может, он знаком и вам, леди Дадли?

– Мой муж хорошо его знает, – все тем же бесцветным голосом ответила Эми. – Он очень высокого мнения о нем. Это я слышала.

– Его мать оказала нам честь, согласившись остаться у нас на длительное время, – с гордостью сказала миссис Форстер, воспрянув духом. – Вы встретитесь с нею за обедом. К этому времени вернется и мистер Форстер. Он поехал навестить наших соседей и велел мне устроить вас со всеми удобствами.

– Как любезно с его стороны, – равнодушно и устало отозвалась на это Эми. – Я сейчас прилегла бы с дороги.

– Конечно-конечно. – Миссис Форстер засуетилась, поднялась со стула. – Ваша комната прямо над этим залом, окном на дорогу.

Вот и первый признак того, что Эми здесь не слишком-то хотели видеть. В прошлый раз ей отвели лучшее помещение, расположенное в другом конце дома.

– Идемте со мной, – сказала миссис Форстер.

Они вышли из зала через двойные сводчатые двери, миновали кладовую с каменным полом и оказались возле такой же винтовой лестницы.

– Вот ваша комната. – Хозяйка указала на одну из двух одинаковых дверей. – Рядом разместится миссис Оддингселл.

По стене коридора тянулся деревянный карниз, фрагменты которого соединялись фигуркой ангелочка. Когда-то она была темной, как и весь карниз, но от частых прикосновений стала почти белой.

– Наверное, лет пятьдесят назад здесь был монастырь, – вдруг сказала Эми. – Этот ангелочек кому-то помогал молиться.

– Слава богу, королева избавила нас от католических предрассудков! – с жаром воскликнула миссис Форстер.

– Аминь, – благоразумно завершила эту щекотливую тему Лиззи.

Эми молча погладила деревянную щеку ангелочка, открыла тяжелую дверь бывшей кельи и вошла.

Миссис Форстер и Лиззи дождались, когда дверь закроется. Тогда они прошли в соседнюю комнату. Толстые стены гасили все звуки. Здесь можно было говорить, не опасаясь, что Эми услышит.

– До чего же она бледна, – вздохнула миссис Форстер. – Леди Дадли, часом, не больна?

– Очень устала с дороги… и вообще, – ответила Лиззи. – Почти ничего не ест. У нее не утихает боль в груди, но она говорит, что это от сердечных мук. Ничего удивительного. Эми все принимает очень близко к сердцу.

– Я слышала, у нее чуть ли не рак груди.

– Боль ее не оставляет, но никаких опухолей нет. А насчет рака – это еще одна лондонская сплетня, как и все прочие.

Миссис Форстер поджала губы. Лондонские сплетни доходили сюда исправно. Каждый день приносил новые подробности неслыханных доселе отношений королевы и ее фаворита.

– Да хранит ее Господь. – Миссис Форстер вздохнула. – Знали бы вы, чего мне стоило уговорить мужа принять Эми у нас! Адова работа! Честно сказать, я думала, что он пожалеет бедняжку. Где там! Супруг мне в лицо заявил, что для него обидеть нынче сэра Роберта – хуже смерти. Если слухи верны и лорд Дадли приобретает такую громадную силу, только отъявленный глупец может рассориться с ним и лишиться его благосклонности.

– Я не слежу за слухами, – сказала Лиззи. – Он что, и впрямь метит очень высоко?

– Говорят, станет королем-консортом, – ответила миссис Форстер. – Они с королевой уже якобы тайно обвенчались, а к Рождеству его коронуют. Тогда несчастную Эми совсем забудут.

– Так где же ей жить? – спросила Лиззи. – Мой брат заявил, что больше ее к себе не пустит. Остается Стэнфилд-холл – тесный, неуютный фермерский дом ее отца, где даже нормальных дымоходов нет. Представляете, каково сидеть там безвыездно? Боюсь, теперь ей и туда путь закрыт. Мачеха Эми не любит сэра Роберта, но тоже не станет обострять с ним отношения. Если даже родня ее не примет, не представляю, куда ей податься.

– Ой, не знаю, доживет ли она до Рождества. – Миссис Форстер снова вздохнула. – Тогда все трудности его светлости разрешатся сами собой. Может, послать за лекарем для нее?

– Если можно, обязательно сделайте это, – попросила Лиззи. – Я уверена, что она болеет от горя, но пусть лекарь даст ей какое-нибудь снадобье, чтобы она хотя бы ела, спала и перестала без конца плакать.

– Она плачет?

– Днем еще как-то забывается, а ночью… – Голос Лиззи дрогнул. – Постойте возле ее двери, сами услышите. Это сущая мука! Она плачет во сне. По нему. Шепчет его имя. Представляете? Каждую ночь зовет: «Мой господин».

Королева с Сесилом и фрейлинами гуляли по розарию Виндзорского дворца, когда к ним подошел Роберт Дадли с испанским послом.

Елизавета улыбнулась де Квадра, протянула ему руку для поцелуя и спросила:

– Ваш визит продиктован делами или вы посетили нас для удовольствия?

– В настоящий момент я испытываю наслаждение, оказавшись рядом с вашим величеством, – с сильным акцентом сказал испанец. – Я могу себе это позволить, поскольку все дела мы уже обсудили с сэром Робертом.

– Дела? – переспросила Елизавета, выгибая подведенные брови и вопросительно глядя на Дадли.

Тот кивнул и подтвердил:

– Мы обо всем переговорили. Я рассказывал испанскому послу, что вечером у нас состоятся состязания по теннису. Сеньор де Квадра проявил живейший интерес и выразил желание присутствовать.

– Состязания – это громко сказано. Просто игра, – возразила Елизавета, боявшаяся оглянуться на Сесила. – Молодые люди из числа придворных составили две команды – «люди королевы» и «люди Цыгана».

Услышав эти названия, фрейлины захихикали.

– В общем-то, это неуважение к сэру Роберту, – сказала королева. – Они воспользовались его прозвищем.

– В глаза меня так не называют, – пояснил сэр Роберт.

– Это оскорбление? – спросил посол, привыкший к большей официальности.

– Скорее шутка, – улыбнулся Дадли. – Не всем нравится оттенок моей кожи. Для англичанина я считаюсь слишком смуглым.

Вздох Елизаветы был переполнен желанием. Его услышали все, кто находился рядом.

Дадли повернулся, наградил ее нежнейшей улыбкой, ничуть не стесняясь присутствия других людей, и сказал:

– К счастью, не все презирают мою смуглую кожу и темные глаза.

– Игроки сейчас упражняются, – сообщила Елизавета, не в силах оторваться от изгиба его рта.

– Не взглянуть ли нам на них? – вмешался Сесил, взял посла под локоть и повел к полю.

Фрейлинам пришлось пойти следом. Дадли предложил Елизавете руку, и она чувственно скользнула пальцами по его рукаву.

– Ты выглядишь заколдованной, – тихо сказал ей Роберт.

– Так оно и есть. Ты же знаешь.

– Конечно знаю.

Они молча прошли несколько шагов, затем она спросила:

– Что было нужно послу?

– Жаловался, что наши купцы вывозят из Нидерландов испанское золото. По законам короля Филиппа такие действия считаются преступными, – сообщил Дадли.

– Знаю. Вот только не могу сказать, кто решился на такое дело.

Роберт пропустил мимо ушей ложь, наспех придуманную ею, и продолжил:

– Кто-то из портовых досмотрщиков слишком усердно проверял наш корабль и обнаружил, что бумаги на вывоз груза подделаны. Золото конфисковали, кораблю разрешили выход в море, а испанский посол заявил официальный протест.

– Он что, будет говорить с Тайным советом? – забеспокоилась Елизавета. – Если раскроется, что мы ввозим золото, то испанцы сразу поймут, для каких целей. Да и в Тайном совете не все об этом знают. Представляешь, какой шум поднимется? Все спешно начнут избавляться от старых монет. Мне нужно срочно посовещаться с Сесилом и решить, как сохранить дело в тайне.

Елизавета шагнула вперед, но Роберт задержал ее и решительно сказал:

– Никаких встреч посла с Тайным советом не будет. Все должно оставаться в секрете.

– Ты дал ему время, чтобы увидеться со мной и Сесилом?

– Мы с ним все решили.

Слова Роберта настолько ошеломили королеву, что она замерла, не замечая жаркого солнца, припекавшего ей затылок.

– Что именно ты решил?

– Все, что требовалось. Назвал произошедшее досадной ошибкой. Осудил контрабанду. Признал, что незаконный вывоз слитков из одной страны в другую опасен для торговли. Пообещал ему, что больше такого не повторится, поскольку теперь я лично буду за этим следить. Конечно, всем моим словам он не поверил. Самое большее – половине. Но главное не в этом. Посол отправит доклад своему королю, и все будут довольны.

– Роберт, а на каком основании он говорил с тобой? – Елизавету прошиб холодный пот.

– Я же тебе только что объяснял, – сказал он, делая вид, будто не понимает ее слов.

– Почему испанский посол говорил с тобой и не высказал свои претензии Сесилу, не пришел ко мне, в конце концов, не попросил о встрече с Тайным советом?

Роберт обнял ее за талию, не боясь, что придворные это увидят, и ответил:

– Потому что, любовь моя, я хочу снять этот груз с твоих плеч и знаю о тонкостях королевского правления не меньше, чем вы с Сесилом. По правде говоря, даже больше. Ведь я, как и ты, был рожден для подобных дел. Его претензии касались твоего агента Томаса Грэшема, который нынче шлет сообщения непосредственно мне. Как видишь, это настолько же мое дело, как и твое. Твои заботы о чеканке монет – в равной степени и мои. Мы же все делаем вместе.

Елизавета не пыталась высвободиться из его рук, однако уже не таяла от присутствия Дадли так, как обычно.