Преторианец Скэрроу Саймон
Катон схватился за оружие, плотно обхватил пальцами его обтянутую кожей рукоять; он отлично знал, как это опасно для бойца, если меч в бою выскользнет из ладони. Он выхватил меч из ножен и теперь держал его горизонтально, чтобы клинок был рядом с краем щита, лишь на полфута выступая вперёд за его поверхность. Остальные гвардейцы по обе стороны от него продолжали надвигаться на гладиаторов, держа наготове сверкающие мечи.
Главарь гладиаторов, не раненный пилумами преторианцев, быстро убрал своё оружие в ножны и схватил один из дротиков, торчавших из земли. Крикнул своим сподвижникам:
– Хватай пилумы, ребята, пусть они отведают собственного лекарства!
И метнул пилум в гвардейцев, до которых оставалось менее двадцати шагов. Он не мог промахнуться – шеренга блестящих щитов и шлемов была совсем рядом. Пилум пробил щит преторианца рядом с Макроном и ударил того в защищённую кольчатой бронёй грудь. Вес застрявшего в щите дротика заставил солдата опустить левую руку, потом он издал крик боли, сбился с шага и выскочил из шеренги, сунул меч в ножны и высвободил руку из ремней щита. С руки потоком текла кровь.
– Сомкнуть ряды! – инстинктивно крикнул Макрон. – Плотнее ряды сомкнуть!
Несколько гладиаторов последовали примеру своего вожака, и ещё четверо гвардейцев свалились на землю, прежде чем Тигеллин отреагировал на новую угрозу и принял соответствующие меры.
– Вперёд! – отчаянно заорал он. – В атаку!
Макрон широко раскрыл рот и издал оглушительный рык, боевой клич. Он опустил голову и бросился вперёд. Катон скрипнул зубами и двинулся рядом с ним, не отставая. Гладиаторы сдвинулись теснее, готовясь принять удар атакующих. Те, у кого ещё были пилумы, сжали древки покрепче, готовые использовать их как пики. Раздался грохот и топот, потом послышался звон клинков, и преторианцы врезались в ряды противника.
Макрон сразу же устремился на огромного германца с мощной грудью и длинными космами волос, стянутыми назад и завязанными в пучок на затылке. Тот поднял свой тяжёлый круглый щит и отвёл в сторону и назад правую руку с зажатым в ней серповидным клинком, фалькатой. Он оскалил зубы, взревел и бросился вперёд. Щиты сшиблись с грохотом, но удар Макрона оказался сильнее. При столкновении он налёг на щит всем своим весом, заставив германца отступить на пару шагов назад. Но тот оказался хорошо подготовленным бойцом и, быстро оправившись от удара, яростно отбил колющий выпад Макрона, отбросив в сторону острие его меча. Реакция и техника боя у него были отличные, но он был натренирован именно для индивидуального боя, один на один, и это его и погубило. Всё его внимание было сосредоточено на Макроне, и только в самый последний момент он заметил угрозу со стороны Катона, напавшего на него сбоку. Катон мощным ударом щита о щит сбил его с ног – германец упал на колени и согнулся, подставив под удар свою широченную спину. Катон, не колеблясь, нанёс удар, вонзив ему клинок между лопаток, распарывая мышцы и рассекая рёбра. Высвободил меч, весь в крови, и сразу повернулся, прикрывшись от новой атаки.
– Отлично сработано, мой милый, – заметил Макрон.
Вокруг кипела схватка, гладиаторы держались твёрдо, сдерживая преторианцев и отражая их удары щитами или парировали их своими клинками, ловко ими орудуя. Тут Катон разглядел их вожака – тот как раз обрушил свой маленький щит на шлем кого-то из преторианцев, отшвырнув того в сторону. Гладиатор рванулся за ним и нанёс мощный секущий удар в незащищённое горло гвардейца, затем тут же выдернул меч назад и чуть присел, осматриваясь в поисках следующего противника. Катон отметил, что на земле уже валялось несколько преторианцев, но всего двое гладиаторов. Лишь латные доспехи и большие щиты спасали пока что гвардейцев от более крупных потерь в этом неравном бою.
– Бой-то проигрываем, – заметил Макрон. – Надо что-то делать. Давай-ка принимать командование.
Катон кивнул, не отводя глаз от поля боя. Это может привлечь к ним ненужное внимание, наверняка найдутся такие, кто удивится, как они легко и привычно взяли на себя управление боем – если, конечно, они выживут в этой схватке.
Макрон набрал полную грудь воздуха и заорал:
– Преторианцы, ко мне! Ко мне!
Катон громким голосом повторил призыв. Ближайшие из их товарищей двинулись к ним, и вокруг них быстро образовалась небольшая группа, плотно сдвинув щиты и прикрывшись ими.
– Сомкнуть ряды! Держать строй! – выкрикнул Макрон. – Не отступать! Помощь вот-вот придёт! Держитесь!
Тигеллин повторил его слова, и на некотором расстоянии от них тут же сформировалась ещё одна такая же группа, ощетинившаяся щитами. Остальные продолжали драться, стоя спина к спине или же ввязавшись в индивидуальную схватку. Катон, стоя рядом с Макроном, высоко держал щит. Глянув вбок, он заметил Фусция, тот тяжело дышал. Глаза опциона были широко открыты, он злобно оскалил зубы. Но, несмотря на столь яростное выражение лица, руки у него тряслись, кончик клинка дрожал и смотрел в землю.
– Так мы выстоим, – сказал ему Катон. – Если будем держаться вместе и сохранять боевой порядок.
Фусций быстро взглянул на него, закивал и сразу отвернулся.
Гладиаторы окружили их группу, но они никак не могли скоординировать свои действия и броситься в атаку одновременно. Вместо этого каждый из них вроде как избрал себе конкретного гвардейца и либо мерился с ним злобными взглядами, либо пытался сделать удачный выпад, чтобы обойти щит и нанести колющий удар. Некоторые делали обманные движения, а потом старались нанести удар. Но всякий раз им мешало то, что по обе стороны от избранной ими цели стояли другие гвардейцы, так что все их попытки оканчивались неудачей. Это был совсем не такой бой, к какому они привыкли, к которому их готовили, и они явно находились в замешательстве. И всё реже атаковали. Катон воспользовался этим и снова призвал их прекратить сопротивление:
– Победить вы не можете! – прокричал он. – К нам идёт подмога, она будет здесь с минуты на минуту! Вас на куски разорвут, если будете продолжать сопротивляться! Сложите оружие!
– Мы в любом случае погибнем, братья! – крикнул их главарь. – Либо там, развлекая римлян, либо здесь, сражаясь с римлянами! Будем биться до конца!
С яростным воплем гладиатор бросился на гвардейца рядом с Фусцием и ударил его щитом, заставив преторианца выше поднять свой щит для отражения этого удара. Но гладиатор одновременно отвёл правую руку назад и нанёс удар широким крюком, проведя меч под щитом солдата, и вонзил его тому в пах. Удар был такой силы, что выбил у гвардейца весь воздух из лёгких и чуть не поднял его в воздух. Клинок распорол ему живот. С торжествующим рёвом гладиатор высвободил меч, отпрыгнул назад и замахал в воздухе окровавленным клинком.
– Бей их! Бей их всех, братья!
Ему вторил хор криков и воплей его сотоварищей, они сомкнулись вокруг двух групп преторианцев и снова набросились на них, рубя и колотя по щитам и шлемам.
– Надо свалить этого их вожака, – пробурчал Макрон, отражая очередной удар мечом. – Как только он упадёт, им не устоять.
Катон рискнул оглянуться назад, за императорский павильон, и увидел, что там уже торопливо строятся остальные преторианские центурии. Труба где-то за оградой протрубила сигнал тревоги, значит, и ауксиларии готовятся вступить в схватку. Однако у гладиаторов ещё было время, чтобы успеть порубить Тигеллина и его людей на куски. На смотровой площадке снова появился император, по-прежнему держа в руке кубок. И злобным взглядом уставился на эту свалку.
– Что это такое?! Кто это дал приказ начинать бой?
Катон прочистил глотку и рявкнул:
– Давай, за дело!
Макрон кивнул и чуть присел, перенося весь вес на одну ногу и готовясь к рывку.
– Готов?
– Готов.
– Тогда вперёд. Расступись!
Макрон отступил назад, за внешний ряд их обороны, Катон последовал за ним. И Макрон тут же отдал новую команду:
– Сомкнуть ряды!
Фусций и гвардеец, стоявший справа от Макрона, сдвинулись ближе друг к другу, а Катон с Макроном обошли их сбоку, пока не оказались прямо напротив вожака гладиаторов. Тут Катон выдвинулся вперёд, протиснувшись между двумя своими товарищами и крича на ходу:
– Дай дорогу!
Гвардеец отступил в сторону и пропустил их. Макрон пристально уставился на вожака, стоявшего всего шагах в восьми перед ним.
– Нападаем, когда он делает следующий выпад. По моей команде.
Катон покрепче ухватил рукоять меча и почувствовал, как в жилах забурлила кровь. Мышцы закололо, как всегда, от напряжения перед схваткой. Гладиатор впился взглядом в Макрона, а тот улыбнулся и поманил его к себе, приглашающе помахав клинком:
– Ну, давай! Померяемся силами, если у тебя духу хватит!
И чуть сдвинул щит вбок, открывая грудь, словно насмехаясь над противником.
Гладиатор нахмурил брови и проорал:
– Так сдохни, ублюдок!
И бросился вперёд, нацелив меч в горло Макрона. Тот опустил щит ещё ниже и взмахнул мечом, парируя выпад. Гладиатор же в последний момент сделал финт и изменил направление удара, нацелив меч между шлемом и плечом Макрона. В тот самый момент Катон прыгнул на него, ударил гладиатора щитом в бок и одновременно нанёс рубящий удар мечом по вытянутой руке противника. Лезвие глубоко вонзилось в мышцу и ударилось о кость. Гладиатор судорожно затряс рукой, пальцы на рукояти меча разжались, и оружие отлетело вбок, ударившись о двойную кольчугу на плече Макрона. Вожак зашатался, отступил назад и издал жуткий животный вопль ярости и боли. Из раненой руки хлестала кровь. Его товарищи раздались в стороны, оттаскивая его подальше от преторианцев и с ужасом глядя на своего вожака. Его правая рука безвольно свисала вдоль тела. Он швырнул на землю свой щит и ухватился левой рукой за раненую правую, пытаясь остановить кровь.
– Вперёд, – тихо скомандовал Макрон Катону. – Надо его прикончить.
Они осторожно двинулись вперёд, следя за противником, но гладиаторы держались на расстоянии. Их главарь сидел, скорчившись, на земле, плотно сомкнув веки и пытался пересилить боль от раны. Макрон подскочил к нему и встал прямо над ним, а Катон продолжал наблюдать за остальными, подняв щит и держа его наготове на случай, если кто-то прыгнет вперёд на помощь вожаку.
– С вашим предводителем покончено! – выкрикнул Макрон. – Конец ему! Оружие в ножны, если не хотите погибнуть здесь вместе с ним!
Возникла пауза, остальные гладиаторы ждали реакции своего главаря. Макрон в ярости скрипнул зубами и рявкнул:
– Выполняйте команду! Делайте, как я сказал, иначе не будет вам никакой пощады!
Один из гладиаторов неуверенно сунул меч в ножны. Его примеру последовал ещё один, потом и другие. Остальные отодвинулись подальше от преторианцев и тоже выполнили приказание Макрона. Их раненый вожак остался сидеть, где сидел, с яростью оглядываясь по сторонам.
– Продолжайте драться! – крикнул он. – Отбивайтесь! Ведь император обещал вам свободу! Так деритесь же за неё, иначе её у вас снова отнимут!
– Это п-п-парень всё в-в-врёт! – пьяно заорал с площадки Клавдий. – Ничего т-т-такого я не об-б-бещал! Наглец какой! Уб-б-бейте его! Уб-б-бейте всех, кто отказывается сложить оружие! Быстро! – Он махнул рукой в сторону противоположного берега озера, откуда донеслись жидкие, явно издевательские аплодисменты. – Не испытывайте больше их т-т-терпение!
Вожак гладиаторов понял, что проиграл. Он поднял взгляд на Макрона и тихо сказал:
– Только сразу!
Макрон кивнул. Гладиатор протянул свою целую руку и ухватился за колено Макрона. И откинул голову назад и вбок, подставив шею и ключицу. Макрону было известно, что этих бойцов специально учат умирать на арене, не выказывая страха, и только лёгкое подрагивание руки гладиатора, цеплявшейся за его колено, показывало истинные его чувства. Прислонив щит к ноге, Макрон поднял меч и нащупал ямку под ключицей обречённого. Потом прижал кончик меча к этому месту, несильно, даже не распоров кожу.
– Готов? – спросил он.
Гладиатор кивнул и закрыл глаза.
– На счёт «три», – тихо сказал Макрон. – Один, два…
Он изо всех сил вонзил меч в тело, так что клинок сразу дошёл до самого сердца. Нажим заставил гладиатора охнуть, его нижняя челюсть отвалилась, глаза открылись и вылезли из орбит. Макрон повернул меч в ране и выдернул его, и из открытой раны мощным фонтаном брызнула кровь. Гладиатор покачался, потом упал на спину, уставившись в небо, последний раз вздохнул и умер. Вокруг стояла полная тишина, никто не шевельнулся, потом Катон услышал крики и команды и топот калиг. Это трибун Бурр вёл к ним остальные когорты. Эти звуки привлекли внимание нескольких гладиаторов, и они отступили назад, к ограде. Их примеру последовали некоторые другие, потом ещё больше, пока перед преторианцами не осталась всего горсть бойцов, по-прежнему при оружии. Они стояли и злобно и вызывающе смотрели на гвардейцев.
– Шестая центурия! – скомандовал Тигеллин. – Стройсь!
Солдаты бросились строиться в шеренгу. Макрон задержался, воспользовался подолом туники убитого гладиатора, чтобы стереть кровь со своего клинка, потом они с Катоном присоединились к остальным. На земле осталось лежать несколько тел, по большей части преторианцев; раненые стонали от боли.
– Последнее предупреждение! – крикнул Тигеллин оставшимся с оружием в руках гладиаторам, всё ещё не желавшим сдаться. – Мечи в ножны, или вы умрёте!
– Тогда лучше уж умереть! – ответил один из них, высокий и мускулистый человек восточной наружности. Его тёмные губы растянулись в яростном оскале, и он бросился вперёд, на преторианцев. Завязалась новая схватка, последовал быстрый обмен ударами – он напал на одного из своих врагов и заставил его отступить. Но тут двое других преторианцев навалились на него с обеих сторон. Он ухитрился парировать один выпад, но тут же получил удар мечом в бок. Он со стоном отпрянул от ранившего его клинка, но тут же получил ещё – в другой бок и в грудь. Ещё несколько безжалостных ударов, и он рухнул на землю и замер, истекая кровью.
Жестокий конец его безнадёжной выходки окончательно лишил остальных, ещё не сложивших оружия, силы духа. И они вложили мечи в ножны и отошли назад. Позади них, на дорожке за оградой, уже появился отряд ауксилариев с пилумами наготове.
– Как раз вовремя, – кислым тоном прокомментировал их появление Макрон.
Минуту спустя на сцене появился трибун Бурр и тут же расставил своих людей по обе стороны от шестой центурии лицом к гладиаторам. После чего промаршировал к смотровой площадке и отдал честь императору:
– Какие будут приказания, государь?
На лице Клавдия было ледяное, безжалостное выражение. Пальцами одной руки он барабанил по балюстраде, в другой по-прежнему крепко сжимал кубок с вином.
– Для тех, кто не п-п-повинуется императору, может быть одно нак-к-казание. Я бы всех вас велел перерезать, прямо здесь и прямо сейчас… если бы не вон то отребье. – Клавдий кивнул в сторону противоположного берега и толпы, что усеивала пляж и склоны ближайших к озеру холмов. Доносившиеся оттуда недовольные хлопки как раз достигли крещендо. – А так, – продолжал он, – вы ум-м-мрёте вон там, на озере. И это будет только справедливо. Бурр!
– Да, государь?
– Отведи этих подонков на корабли. Быстро!
– Есть, государь!
Недовольно оскалившись напоследок, Клавдий отвернулся от балюстрады и пошёл внутрь павильона. Бурр прошёл сквозь ряды своих солдат и приблизился к гладиаторам. Уперев руки в боки, он уставился на них.
– Вы слышали, что сказал император. Ступайте на корабли! На вашем месте я бы приложил все силы, чтобы представление было по высшему классу. Произведёте должное впечатление на толпу, тогда некоторые из вас уйдут отсюда живыми. Пошли!
И гладиаторы побрели к поджидавшим их кораблям.
– Быстрее! – заорал Бурр им вслед. – Вы уже и без того слишком долго тут болтались! Бегом, ублюдки, а не то я прикажу своим ребятам подгонять вас пилумами в задницу!
Гладиаторы прибавили шагу и рысью двинулись к берегу. Один из них задержался и боязливо приблизился к трибуну.
– В чём дело? – рявкнул Бурр.
– Господин, командующий нашим флотом убит. – Гладиатор показал на гладиатора, которого уложил Макрон. – И у нас теперь нет командира.
– Вот ты и будешь командиром. – Бурр ткнул его пальцем в грудь. – Получил назначение? Вот и действуй. И проваливай с глаз моих!
Гладиатор боязливо поклонился и бегом бросился к самому большому кораблю под алым вымпелом, трепетавшим на мачте. Когда последний гладиатор забрался на палубу, сходни втянули на борт и бойцы собрались на корме, чтобы нос поднялся достаточно высоко и гребцы смогли отвести судно от берега. На взгляд Катона и Макрона, которые принимали участие в кампании против пиратов, все эти манёвры жалкого флота, управляемого якобы персами и греками, представлялись довольно неуклюжими. И тем не менее при виде этих вроде как боевых судов, выходящих на гладь озера и выстраивающихся в боевую линию, толпа на том берегу вскочила на ноги и заорала от восторга. Недовольное хлопанье ладоней смолкло.
Поскольку гладиаторы больше не представляли опасности для императора, трибун Бурр увёл свою когорту, а шестая центурия заняла прежние позиции вокруг павильона. Мёртвые тела уже убрали солдаты вспомогательного отряда, а ранеными поспешно занялся императорский лекарь, которому вовсе не хотелось пропускать спектакль, разворачивающийся на глади озера.
Как только флоты выстроились в центре озера в две боевые линии в полумиле друг от друга, центурион Тигеллин обошёл своих людей. Катон с Макроном при его приближении вытянулись по стойке «смирно». Тигеллин остановился и некоторое время внимательно их разглядывал, прежде чем заговорить.
– Вы там быстро сообразили, – тихо сказал он. – Когда скомандовали собраться вместе.
– Нам показалось, что это будет самая лучшая тактика в той ситуации, мой господин, – ответил Макрон.
– Понятно. Такое впечатление, что ты привык командовать. Если не знаешь, то можно подумать, что ты раньше был командиром. Опционом или даже центурионом.
Макрон, не моргнув глазом, ответил:
– Спасибо, господин.
– Это вовсе не комплимент, Калид. Это результат наблюдения. Скажи-ка, как это вы, двое рядовых, сумели быстро сориентироваться и вести себя так, как люди, привыкшие командовать?
Не оставалось ни малейших сомнений: центурион что-то заподозрил.
Макрон спокойно сложил губы куриной гузкой:
– Тут нечему удивляться, господин. Когда человек поучаствует во многих кампаниях, как мы, он быстро соображает, что требуется в данной ситуации. Мы не раз попадали в такое положение, когда наш центурион выбывал из строя, получал по башке, к примеру. И опцион тоже. И тогда кому-то приходилось брать командование на себя. Со мной много раз так бывало, и с Капитоном тоже. Любой ветеран на такое способен, если он и впрямь стоящий солдат.
Тигеллин некоторое время обдумывал его ответ, потом кивнул:
– Да, так и должно быть. В таком случае, это просто отлично, что вы оказались на моей стороне. Когда настанет время, несколько умелых и решительных людей смогут изменить судьбу Рима. – Центурион подошёл ещё на шаг ближе и оглядел их обоих с головы до ног. – Вы явно нечто большее, чем я раньше думал. И лучше бы, чтобы это нечто оказалось в вашу пользу.
Катон нахмурился.
– Не понял, мой господин?
– Мне надо кое-что прояснить. И если окажется, что вы двое не то, за что себя выдаёте, тогда вы быстренько присоединитесь к Луркону. Так быстро, что и охнуть не успеете.
Ответа он ждать не стал, просто повернулся на каблуках и пошёл прочь. Катон озабоченно поглядел ему вслед и вздохнул:
– Кажется, мы по уши в дерьме, мой друг.
– Да ерунда всё это! – ответил Макрон. – У нас отличное прикрытие, прекрасная легенда. К тому времени, когда он что-то на нас накопает, мы уже сделаем своё дело и будем уже далеко от Рима. Если, конечно, Нарцисс выполнит свои обещания.
– Нет уж, мы сидим в дерьме, как я уже сказал. – Катон всё смотрел вслед удаляющемуся Тигеллину. Потом добавил: – Надеюсь, ты был прав на его счёт.
Их разговор прервал звук труб, раздавшийся по ту сторону павильона, и они обернулись к озеру. Между двумя флотами встали на якорь две баржи, между ними натянули канат, с которого свешивалась большая корзина, набитая камнями. Как только раздался сигнал труб, люди на баржах обрубили канат и корзина с плеском упала в воду.
Макрон нахмурился:
– Это ещё что такое?!
Они продолжали напряжённо вглядываться. Вода в центре озера между баржами вдруг забурлила, и из неё поднялись три сверкающие острия, а затем рука, сжимающая длинное древко. С него потоками стекала вода. Макрон удивлённо замотал головой.
– Что это за явление?
Катон улыбнулся:
– А это маленькое вступление, придуманное Аполлодором на радость и потеху публике.
Теперь уже стало понятно, что это было такое – огромное изображение Нептуна с трезубцем, раскрашенное золотой краской; когда противовес – корзина с камнями – опустился на дно озера, эта впечатляющая фигура футов двадцати высотой, тот самый сюрприз, который инженер обещал Клавдию, вознеслась из воды и встала в центре озера. Вода плескалась у ног морского бога, создавая впечатление, что это сооружение стоит на поверхности. С противоположного берега донёсся взрыв восхищённых воплей, и на склонах холмов, запруженных толпами зрителей, замелькали и затрепетали разноцветные флажки и тряпки – народ таким образом выражал своё одобрение и восторг.
– Ух ты, как здорово! – Макрон довольно улыбнулся. – Умно придумано!
А команды двух барж между тем принялись лихорадочно грести, направляя свои посудины к берегу, стараясь поскорее уйти подальше от готовых вступить в сражение двух флотов. Прозвучал новый сигнал труб, и навмахия началась. Со стороны обоих сближающихся флотов – по двадцать судов в каждом – раздались воинственные крики, а за ними последовала размеренная барабанная дробь, задающая темп гребцам на каждом корабле. Вёсла ударили по воде, сперва довольно неуклюже, вразброд, и эти небольшие боевые корабли двинулись навстречу друг другу, постепенно набирая скорость. Некоторые шли быстрее и вырвались вперёд, сломав чёткую линию построения, и общее движение стало более хаотичным, поскольку неумелые рулевые не могли строго держать курс.
– Не самый впечатляющий пример демонстрации морского искусства из всех, что я видел, – заметил Катон. – На настоящем флоте даже самая молодая команда даст этому сброду сто очков вперёд.
– Да уж, да уж, – раздражённо ответил Макрон. – Может, перестанешь наконец разыгрывать из себя большого знатока и будешь просто любоваться зрелищем?
Катон посмотрел на друга:
– Я просто отметил их неумение как старый солдат…
– Ладно, хватит.
Командные корабли были уже на расстоянии броска дротика друг от друга, и Катон заметил, что с палубы каждого корабля тонкой струйкой поднимается дым. Секунду спустя стрела, выпущенная с одного из кораблей под синим вымпелом, прочертила в небе огненную дугу, оставляя за собой дымный след, обозначивший траекторию её полёта. Стрела упала в озеро в добрых пятидесяти футах от носа ближайшего вражеского корабля.
– Вот оно, хвалёное восточное искусство стрельбы из лука, – засмеялся Макрон. – Промазали!
Неудачный пуск первой стрелы, не долетевшей до цели, не остановил неумелых стрелков на обоих кораблях – они выпустили ещё кучу стрел, и поверхность озера покрылась маленькими всплесками. И тут два корабля сблизились. Не было никаких манёвров, попыток избрать более выгодный курс, чтобы пустить в дело таран, два судна просто врезались друг в друга, столкнулись носами. Хилая мачта на греческом корабле переломилась где-то у самого основания и рухнула вперёд, потянув за собой весь такелаж, который тут же накрыл бойцов, столпившихся на носовой палубе. С берега донеслись возбуждённые крики. Пока бойцы старались освободиться от упавших на них снастей, их противники начали метать абордажные крюки, зацепили повреждённый корабль и начали подтягивать его к себе, после чего бросились на палубу вражеского судна. С берега было плохо видно, что там происходит, лишь мелькание и блеск мечей и доспехов, так что было не понять, кто кого одолевает.
В схватку вступало всё больше кораблей, таких же неуклюжих, а те, что оказались самыми медлительными, теперь получили отличную возможность взять самый выгодный курс, выбрать себе цель и нанести удар тараном. Первая такая атака была проведена грубо и бездарно, скорость нападающего корабля оказалась слишком малой, чтобы таран проткнул корпус судна противника. Гребцы сдали назад, отвели свой корабль на небольшое расстояние, желая попробовать снова, но в результате на них на полной скорости налетел другой неприятельский корабль. Во все стороны полетели обломки сломанных вёсел, невеликий корабль весь вздрогнул от удара и отлетел вбок, сбросив в воду множество бойцов. Некоторые из выпавших за борт, что были в доспехах, очень недолго держались на поверхности, а потом вес боевого снаряжения утянул их на дно. Мощный удар таранящего судна принёс негативный результат и для атакующих: жаровня, которой они пользовались для поджигания стрел, опрокинулась, разбросав вокруг пылающие угли, засыпав ими всю палубу, отчего просмолённый такелаж немедленно вспыхнул. И очень скоро корабль запылал, и пламя, раздуваемое лёгким бризом, дующим вдоль озера, охватило также и корпус пробитого тараном судна. Схватка прекратилась: бойцы обеих сторон теперь думали только о спасении, отчаянно срывая с себя доспехи, прежде чем прыгнуть в воду и ухватиться за что угодно, что помогло бы им держаться на воде.
– Бедолаги, – пробормотал Катон, тогда как остальная публика орала и визжала от восторга.
Через два часа после сигнала о начале сражения поверхность озера была вся усеяна обломками судов. Один корабль затонул, ещё три горели. На палубах остальных, сцепленных абордажными крюками, ещё шли сражения и отдельные схватки под восторженные крики толпы, жующей продукты, выданные им ранее императорскими чиновниками. Наблюдая за ними и прислушиваясь к доносившимся изредка из павильона замечаниям и комментариям, Катон пришёл к выводу, что представление замечательно удалось в качестве отвлекающего манёвра для поражённого голодом населения столицы. Если восторги и восхищение, вызванные этим зрелищем и раздачей продуктов, продлятся ещё день или два, значит, навмахия успешно выполнила поставленную задачу.
Тут его внимание привлёк стук копыт, приближающийся к озеру. Он обернулся и увидел императорского курьера, галопом скакавшего по берегу от дороги, ведущей из столицы. Всадник низко склонился к шее лошади, понукая её, а от той во все стороны летели клочья пены – с боков и из пасти. Перед павильоном он резко натянул поводья, спрыгнул с седла и бросился вверх по лестнице, ведущей к императорской ложе.
– Интересно, чего это он так торопится? – Макрон почесал щёку. – Скверные новости?
– Когда это было в последний раз, когда приходили хорошие новости? – вопросом на вопрос ответил Катон.
Они повернулись обратно к озеру и стали смотреть на продолжающееся сражение, но Катона не оставляли мысли о том, что за вести заставили курьера так спешить. Уже начинало темнеть, солнце опустилось за горизонт. Снова протрубили трубы, и по этому сигналу уцелевшие корабли обоих флотов стали расходиться и медленно и неуклюже двигаться к тому берегу, на котором возвышался императорский павильон. Они причаливали по обе стороны от павильона, и теперь стало видно, что «персидский» флот выиграл бой в этот первый день представления. Корабли один за другим приставали к берегу, и их вымотанные команды и бойцы, шатаясь, выгружались по сходням на песок пляжа, где их быстро разоружали и уводили в загоны бдительные ауксиларии.
Макрон пихнул Катона в бок и ткнул пальцем в сторону:
– Гляди-ка, а это не Септимий?
Катон посмотрел в том направлении, что указывал Макрон, и увидел четверых мужчин, нагруженных мехами с вином, которыми командовал человек в простой красной тунике дворцового слуги. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Макрон прав.
– Да, это он.
– И что это он здесь делает?
– Видимо, хочет что-то сообщить Нарциссу.
Макрон печально посмотрел на Катона:
– Ну, спасибо тебе, а то я сам не догадался.
Они продолжали наблюдать, как эта группа пробиралась между рядами преторианцев, направляясь прямо к Катону и Макрону. Когда они подошли ближе, Септимий указал на мехи и провозгласил:
– Это в знак благодарности императорского величества его верным солдатам!
Септимий щёлкнул пальцами, и один из его людей стал развязывать горловину своего меха. Септимий подошёл ещё ближе к обоим гвардейцам, продолжая сиять довольной улыбкой, и заговорил тихим и напряжённым тоном:
– Нарцисс прислал меня, как только курьер передал своё сообщение. Это был единственный способ сообщить вам, не привлекая ничьего внимания. Не говорите ни слова. Берите вино и слушайте.
Септимий оглянулся по сторонам, проверяя, нет ли кого поблизости, потом перешёл на шёпот:
– Скверные новости из Остии. Корабли с зерном с Сицилии попали в шторм и погибли. Уцелели только два судна, но им пришлось сбросить большую часть зерна за борт.
Макрон тихо присвистнул.
– Положение становится ещё более хреновым.
– Не то слово, – сухо ответил Септимий. – Император так рассчитывал на это зерно, надеялся с его помощью сохранить в Риме спокойствие и порядок и после навмахии… А теперь…
Он не закончил фразу, но Катон и без этого сразу представил себе тот хаос, который воцарится на улицах столицы, как только люди узнают, что теперь уже ничто не может спасти их от голода. Он потянулся к меху с вином, который один из рабов тут же протянул ему. Он тихо спросил Септимия:
– И что Нарцисс намерен теперь предпринять?
– Да он практически ничего не может сделать. Теперь это дело преторианской гвардии – любой ценой поддерживать порядок в столице. Префект Гета предложил сразу же вернуться в город, призвать остальные части гвардии и начать готовиться к обороне императорского дворца, здания сената и храмов. Клавдий останется на ночь здесь, утром снова будет присутствовать на играх, а потом вместе с остальным своим семейством незаметно отсюда смоется.
– А чего Нарцисс хочет от нас? – спросил Макрон.
– Пока ничего. Просто будьте наготове, потом он даст вам знать.
– Есть одна вещь, которую мы вполне могли бы сделать, – сказал Катон. – Кое-что такое, что очень нужно сделать прямо сейчас.
– Что именно?
– Найти зерно, которое было вывезено с того склада. – Катон пристально посмотрел Септимию прямо в глаза. – Скажи Нарциссу, что мы должны его найти. Преторианской гвардии не удастся долго продержаться против толпы. Теперь только это зерно может спасти императора.
Глава двадцать пятая
На следующий день, как только внимание зрителей сосредоточилось на продолжении битвы на воде озера, император незаметно уехал, сопровождаемый только императрицей, Нероном и Британиком. Большая часть свиты осталась в павильоне, прикрывая его отсутствие. Трибун Бурр оставил на озере первую центурию своей когорты, чтобы охранять павильон и прикрывать отсутствие императора. Остальные его люди построились в колонну позади пустых загонов для заключённых и сначала двинулись по редко используемой дороге между холмами и только потом выбрались на главную магистраль, ведущую в Рим. Вскоре после полудня они достигли городских ворот и сразу же увидели, какие меры безопасности уже успел принять префект Гета. Солдаты когорт городской стражи, которые обычно охраняли ворота в город и собирали въездную пошлину, были разосланы патрулировать улицы, а их место заняли преторианцы.
Внутри городских стен было тихо и спокойно, улицы были почти пусты, поскольку большая часть обитателей Рима в это время наслаждалась зрелищами на Альбанском озере. Все основные перекрёстки были заняты секциями караульной стражи. Когда колонна преторианцев пересекла Форум и приблизилась к императорскому дворцу, Катон заметил, что двери во все окрестные храмы закрыты, а перед входами в них сооружены баррикады, ощетинившиеся заострёнными кольями. Позади баррикад стояли солдаты-преторианцы. Такие же оборонительные сооружения были возведены и перед дворцовыми воротами. Как только императорская семья и её эскорт без помех проследовали внутрь, ворота во дворец были закрыты и заперты тяжёлыми брусьями, задвинутыми в мощные железные скобы – для ещё большей безопасности.
– Дворец смотрится прямо как крепость, – тихо заметил Макрон, осмотрев все эти приготовления к обороне дворцового комплекса. Изнутри к стене по обе стороны от ворот были придвинуты фургоны, накрытые досками, образовав своего рода дополнительные площадки для защитников. На земле под фургонами уже лежали связки дротиков.
Катон пожал плечами:
– Возможно. Но одни только преторианцы могут даже не надеяться перекрыть все входы внутрь. На стены во многих местах совсем нетрудно взобраться. Это просто демонстрация силы. Префект всего лишь рассчитывает предупредить народ, когда люди вернутся с озера.
– Ну, они, конечно, будут тихо себя вести, как только увидят, что повсюду стоят солдаты, – уверенно сказал Макрон.
– Ты так думаешь?
– Конечно. Это ж сущее безумие – броситься на преторианцев и когорты городской стражи. Их просто всех перебьют.
– Но они уже на грани такого безумия. И голод окончательно доведёт их до ручки, им уже нечего будет терять. К тому же, в любом случае, преторианцы скоро тоже останутся без жратвы. И ослабнут, и даже, может быть, будут испытывать искушение примкнуть к голодной бунтующей толпе. – Катон понизил голос. – И когда это произойдёт, люди, которые прячут зерно, станут настоящими хозяевами Рима.
Он огляделся по сторонам, ещё раз осмотрел приготовления к обороне дворца, заметил, что на вершине Палатинского холма толпятся солдаты, расставленные по балконам и террасам.
– Дворец и впрямь выглядит как крепость, но он легко может превратиться в ловушку и даже в тюрьму.
Макрон повернулся к нему:
– Что ты хочешь сказать?
– А то, что императорская семья окружена войсками префекта Геты. Здание сената закрыто, и готов спорить, что скоро в городе введут комендантский час, и он будет сохраняться, пока кризис не разрешится тем или иным образом. В такой ситуации с императором и его семьёй может произойти всё что угодно, а Гета просто выдаст потом городу и миру любую сказку, какую только придумает. А как только спрятанное зерно начнут раздавать народу, он немедленно выразит благодарность и признательность тем, кто спас его от голодной смерти. К этому времени, когда Гета отменит комендантский час, в Риме, вполне возможно, будет уже новый император или вообще никакого императора не будет.
Макрон с минуту обдумывал эти слова, прежде чем ответить.
– Ты опять гоняешься за тенью, мой милый. Все нынешние события вызваны всего лишь тем, что корабли с Сицилии погибли в шторме. Освободители никак не могли этого предвидеть.
– Верно, не могли, однако они готовы воспользоваться этой внезапно открывшейся возможностью. Поверь мне, Макрон, если они намерены нанести удар, они это сделают очень скоро. Очень скоро.
Катон посмотрел туда, где трибун Бурр совещался со своими командирами. Позади них, из небольшой двери под лестничным пролётом, спускавшимся с роскошного крыльца перед главным входом во дворец, появился префект Гета. Бурр и прочие командиры, как только его увидели, вытянулись по стойке «смирно». Гета отдал несколько приказаний, и группа разошлась, а сам он вернулся во дворец. Тигеллин прошёл через двор к своей центурии и крикнул, чтобы все его слушали:
– Парни, префект говорит, что в ближайшие дни на улицах столицы вспыхнут беспорядки. Бунт, с которым мы имели дело в прошлый раз, был всего лишь зачином, преамбулой к тому, чего следует ожидать на этот раз. Поставок продовольствия в город, видимо, уже не будет, все запасы истощены. Запасов, что имеются во дворце, хватит только на то, чтобы мы пару дней продержались на половинном рационе. С нынешнего дня рационы уменьшаются ещё на треть.
Кто-то застонал, кто-то недовольно забурчал, кто-то злобно выругался, а Тигеллин набрал в грудь воздуху и заорал:
– Молчать! Разговорчики в строю! Мне и самому не больше вашего хочется сидеть на урезанном пайке! Но приказ есть приказ, и его надо выполнять, а наш долг – охранять императора. Шестая центурия занимает посты в жилых покоях императорской семьи. Если не считать этих варваров, этих громил, германских телохранителей, мы – последняя линия обороны! – Он сделал паузу, давая всем время переварить его слова. – Всем надлежит соблюдать особую бдительность! И выполнять все приказы без всяких там пререканий. Без пререканий, господа! Времена нынче сомнительные, опасные. Когда всё кончится, единственное, что будет иметь значение, это как мы выполняли свой долг. Опцион Фусций разведёт вас по постам. На рассвете когорту сменят. Это всё.
Тигеллин передал опциону пачку восковых табличек и отступил в сторону, а Фусций вышел вперёд, расправил грудь и отдал приказ:
– Шестая центурия, за мной!
Гвардейцы двинулись за своим опционом, а Тигеллин какое-то время шёл рядом с Катоном и Макроном.
– Будьте готовы выполнить мой приказ, – тихо сказал он им. – Каким бы ни был этот приказ. Понятно?
– Есть, господин! – так же тихо ответил Катон, и Тигеллин отошёл от колонны и остановился, глядя на проходящую центурию.
Опцион во главе колонны поднялся по широкой лестнице и через главный вход прошёл во дворец. Здесь повсюду были видны приготовления к обороне, предпринятые префектом: у всех входов и выходов стояли солдаты – у дверей в помещения для рабов, в комнаты слуг. Некоторые двери были вообще закрыты и заперты, да ещё и забаррикадированы тяжёлой мебелью. Императорские покои располагались на самой вершине Палатинского холма, их окна смотрели на Форум. Они состояли из целой серии спален, кабинетов и садов при них, террасами спускающихся по склону. В покои был только один вход со стороны других помещений дворца, но предприимчивый человек мог легко взобраться на стену снаружи, так что Фусций расставил своих людей с учётом такой опасности. Опцион сверился с восковыми табличками, что вручил ему Тигеллин, и ткнул пальцем в Макрона:
– Калид! Ты и Капитон, ваш пост на балконе императорского кабинета.
Макрон кивнул, и они с Катоном поднялись по лестнице на окружённый колоннами балкон. Фусций махнул рукой остальным солдатам и указал им на самый большой из террасных садов. Когда они ушли, Макрон повернулся к Катону:
– Чего это Тигеллин там вякал такое воодушевляющее? Единственное, что имеет значение, это как мы слушаемся приказов, а?! – Макрон надул щёки. – Кажется, ты был прав насчёт происходящего. Императору и впрямь грозит реальная опасность.
В этот момент за стеной, внутри кабинета раздались шаги, и Макрон с Катоном быстро выпрямились по стойке «смирно», повернувшись спиной к пилонам по обе стороны от двери, ведущей с балкона внутрь. Боковым зрением Катон увидел Клавдия. Император прохромал к своему письменному столу и опустился на табурет с мягкой подушкой. Двое германцев-телохранителей молча заняли посты по обе стороны и чуть позади своего хозяина. Перед столом появились префект Гета, Нарцисс и Паллас, за ними Агриппина. Нарцисс оглянулся на гвардейцев, охраняющих вход с балкона, и на мгновение на его лице мелькнуло удивление, но он тут же заставил себя забыть про это и принять обычное нейтральное выражение.
Клавдий ткнул пальцем в Гету:
– Твой рапорт, префект.
– Государь, у меня во дворцовом комплексе шесть когорт. Три стоят на постах до утра, три отдыхают. Остальные когорты взяли под контроль городские ворота, Форум и здание сената. Я приказал приостановить заседания сената, пока мы не справимся с кризисом.
– Да неужели? – Император метнул в префекта острый взгляд. – И от чьего же имени ты отдал такой приказ?
– От твоего, император. Ты в тот момент ещё был в пути, возвращался в город. Я решил, что это будет самое лучшее – действовать сразу и быстро, чем откладывать решения и рисковать. Так будет безопаснее для самих сенаторов.
Клавдий подумал и кивнул:
– Очень хорошо, только я не п-п-потерплю, чтобы мои командиры и впредь отдавали подобные п-п-приказы от моего имени. Это п-п-понятно?
– Да, государь. Прошу прощения.
Возникла напряжённая пауза, потом Клавдий заговорил снова:
– Итак, господа, что будем делать? В Риме миллион людей населения, и почти ничего, чтобы их к-к-кормить. Я полагаю, во все г-г-города и сёла в радиусе по крайней мере ста миль разосланы п-п-приказы направить сюда всё продовольствие, какое они т-т-только могут собрать. Так?
Нарцисс кивнул:
– Так, государь. Я повсюду разослал курьеров сразу, как только узнал, что корабли погибли. Они повезли приказ реквизировать любое имеющееся продовольствие и средства транспорта и направить всё это в Рим.
– И тоже от моего имени, надо полагать?
– Да, государь, – ответил Нарцисс. – Как уже отметил префект, нельзя было терять времени.