Преторианец Скэрроу Саймон
– Понятно. – Клавдий посопел. – Т-т-такое впечатление, что управление Р-р-римом может отлично осуществляться и в моё отсутствие.
Снова возникла напряжённая пауза, прежде чем Клавдий заговорил снова:
– Как бы то ни было, даже если п-п-продовольствие будет реквизировано, оно прибудет в Рим в недостаточных количествах, чтобы спасти народ от голода. Так или не так?
– Увы, государь, это так, – ответил Нарцисс. – Именно поэтому ты и твоя семья должны уехать из Рима, пока опасность не минует.
– Уехать из Рима?
– Да, государь. И чем скорее, тем лучше. Прежде чем толпа вернётся с Альбанского озера и узнает, что произошло с кораблями, вёзшими зерно. Как только они об этом узнают, начнётся паника и беспорядки. И императорская семья окажется в опасности.
– Ерунда, – перебил его Гета. – Мои люди позаботятся об их защите.
– У тебя под командой девять тысяч человек, – сказал Нарцисс. – Толпа тебя пересилит, соотношение будет сто к одному. Даже преторианская гвардия не сможет устоять при таком перевесе.
– Ничего, сыграем и в такую игру. Пусть только попробуют сюда прорваться, сам тогда увидишь, что произойдёт.
– Если они перелезут через стену и ворвутся во дворец, понятно, что произойдёт. Они тут всех перережут. Невзирая на лица и ранги. Именно поэтому императорскую семью следует вывезти в такое место, где они будут в полной безопасности. Вне города.
Паллас покачал головой:
– Даже речи о таком не может идти. Император должен оставаться в городе, подавать пример народу. Фигурально выражаясь, разделять их страдания весь период, пока мы не справимся с нынешними трудностями. Если ты покинешь Рим, государь, они будут кричать, что ты бросил их на произвол судьбы. Ты потеряешь уважение народа, их любовь, их преданность. Такие потери долго потом придётся восстанавливать, годы понадобятся, если вообще этого можно будет добиться. Как один из твоих ближайших советников я убедительно настаиваю на том, что ты должен оставаться во дворце, под защитой префекта Геты и его великолепных солдат. Пока они в твоём распоряжении, я не верю, что ты и твоя семья подвергаются какой-либо опасности.
Нарцисс сделал полшага к императору:
– Государь, я протестую!
– Хватит! – Клавдий поднял руку. – Придержи язык, Н-нарцисс! Я должен подумать. – Он почесал свою растрёпанную седую шевелюру. С минуту он молчал, потом поднял взгляд на жену: – А ты что думаешь, моя м-м-милая? Что я должен делать?
Агриппина лёгкой походной обошла стол и опустилась перед ним на колени.
– Мой дражайший, Паллас прав. На тебя ведь все люди смотрят. Ты не можешь бежать, когда они более всего в тебе нуждаются.
– Император не бежит, – прервал её Нарцисс. – Он всего лишь проявляет благоразумие в интересах и для блага Рима. Что это может принести империи, если мы поставим под угрозу его жизнь и жизнь его семьи?
Агриппина обернулась к нему и злобно на него посмотрела:
– Ты что, защищаешь жизнь императора или свою собственную?
Катон смотрел на Нарцисса. Тот со свистом втянул в себя воздух и ледяным тоном ответил императрице:
– Я посвятил всю свою жизнь службе императору, государыня. Я от зари до зари думаю только о его безопасности, только этим заняты мои мысли. – Нарцисс сделал паузу, затем кивнул в сторону Палласа: – Не имею понятия, какие мотивы движут моим коллегой, но он подвергает жизнь императора реальной опасности. Паллас, друг мой, зачем ты так последовательно подрываешь все мои усилия, все меры, которые я предпринимаю, чтобы уберечь императора от его врагов?
Второй императорский советник, такой же вольноотпущенник, бросил на Нарцисса ледяной взгляд и ответил спокойным и ровным тоном:
– Мы всего лишь советники императорского величества. Я считаю недостойным и неподобающим навязывать своё мнение столь настырным образом, как это делаешь ты. Император сам в состоянии принимать решения.
– Отлично сказано! – воскликнула Агриппина и улыбнулась. Потом обернулась к мужу и взглянула ему в лицо с выражением искреннего обожания: – Это ты сам должен решить, мой дорогой. Должны мы оставаться здесь и смело смотреть в лицо всем бедам, что обрушились на наш народ, или же поступить разумно, как предлагает наш добрый Нарцисс, и бежать из города и спрятаться, пока не минует опасность?
Клавдий полным любви взглядом посмотрел на неё, по-прежнему стоящую на коленях, и погладил её по щеке.
Агриппина чуть повернула голову и поцеловала его в ладонь, потом прихватила губами его палец. Глаза императора на мгновение затуманились, ресницы затрепетали, прежде чем он убрал руку.
– Я принял решение. Мы ос-с-стаёмся в Риме. Это самое лучшее, что мы можем сейчас сделать. По к-крайней мере, сегодня.
Катон отметил, как при этих словах опустились плечи Нарцисса. Паллас постарался удержаться от усмешки, а Гета сложил руки за спиной, большим пальцем правой руки расчёсывая ладонь левой.
– Хорошо сказано, супруг мой, – заявила Агриппина и поднялась на ноги. – Смело сказано. Но одной смелости мало, чтобы поддержать и укрепить человека. Ты весь день ничего не ел. Идём, тебе следует подкрепиться. Поедим вместе, в моих покоях. Я велю чего-нибудь принести. Твои любимые блюда, хочешь?
– Грибы! – радостно заулыбался Клавдий. – Как ты добра ко мне, Агриппина!
Он легко поднялся на ноги, выпрямил спину и повернулся к остальным:
– Я сообщил вам своё решение. Пусть объявят всем, что император остаётся в Риме.
Гета, Паллас и Нарцисс склонили головы и отступили в сторону, а Клавдий с женой, держась за руки, вышли из кабинета. Гета последовал за ними. Двое императорских советников были последними, кто покинул помещение – так требовал принятый этикет. Как только префект претория вышел из кабинета, Паллас обернулся к Нарциссу. На его лице было выражение ледяного высокомерия.
– На твоём месте, – бросил он, – я бы воспользовался своим собственным советом и как можно скорее убрался из города. Пока это ещё возможно.
– Что?! И бросить императора на произвол твоих друзей?! – Нарцисс говорил очень громко, чтобы Катон и Макрон могли его услышать.
– Моих друзей?
– Освободителей! Ты же на них работаешь! И ты, и Гета. Интересно, что они тебе пообещали в качестве награды?
Паллас насмешливо покачал головой:
– Ты не на ту собаку лаешь, мой друг. Я не имею ничего общего с Освободителями. Могу тебе в этом поклясться. Жизнью своей клянусь!
– Лжёшь!
– Отнюдь. – Паллас встал прямо перед Нарциссом и ткнул ему пальцем в грудь. – Ты доживёшь и сам убедишься, что это истинная правда, но я бы не поручился, что ты проживёшь хоть немного дольше. – Он помолчал и оглядел императорского советника с головы до ног. – Это было истинное наслаждение, работать рядом с тобой все эти годы, Нарцисс. Ну, по крайней мере, большую часть этого срока. Мы хорошо служили Клавдию, но император ведь не вечен. И встаёт один-единственный вопрос: кто наследует Клавдию. Ты сделал свой выбор, решил, кому будешь служить, а у меня выбор свой. Прощай, Нарцисс. – И он протянул руку, но его коллега не сделал ни единого движения ему навстречу. Паллас грустно покачал головой: – Я бы предпочёл, чтобы мы с тобой расстались друзьями. Жаль. Прощай.
Паллас повернулся и вышел из комнаты. Нарцисс смотрел ему в спину, не скрывая ненависти во взгляде. Когда шаги его соперника стихли, он повернулся к балкону и подошёл поближе к Катону с Макроном.
– Всё слышали?
Катон кивнул:
– Каждое слово.
– Они хотят убить Клавдия. Я в этом уверен. Все эти идиоты лишь играют им на руку. – Нарцисс горько скривился. – Эта маленькая сука всё время обводит его вокруг пальца, вертит им, как хочет. И им, и этим ублюдком, Палласом. Надо действовать, и быстро! – Он замолчал и удивлённо уставился на них: – Как это случилось, что вас поставили на пост именно здесь?
– Фусций получил от Тигеллина готовый приказ, где распределялись все посты охраны.
– От Тигеллина? – Императорский советник напряжённым взглядом уставился на него. – Он, значит, хотел расставить своих людей как можно ближе к императору. Он дал вам какие-нибудь инструкции?
– Он велел нам быть готовыми действовать.
– И всё?
Катон кивнул.
Нарцисс озабоченно потёр челюсть.
– У Освободителей есть свои люди рядом с императором. Префект и некоторые его командиры участвуют в заговоре, и они взяли под контроль весь дворец. Можно считать, что они скоро выступят. Может, даже нынче ночью. И уж наверняка не позднее завтрашнего полудня.
– Это почему же? – спросил Макрон.
– Потому что к тому времени закончится представление на озере. Большая часть народа на ночь останется там, на озере. Они отправятся обратно в Рим при первых лучах зари, а к полудню будут в городе. Если бы здесь было какое-то продовольствие, чтобы их накормить, ничего бы не случилось. А при нынешнем положении вещей нам нечем их остановить, если они начнут бунтовать. Я так полагаю, что к тому моменту Освободители уже завладеют властью. Император будет мёртв, и они вывалят на рынок всё зерно, которое до того тайно хранили. Толпа будет страшно благодарна любому, кто её накормит. – Нарцисс смотрел на них с циничной улыбочкой. – И как только они заполучат расположение и поддержку народа, они начнут убирать тех, кто был лоялен по отношению к предыдущему режиму. В каковом случае меня уже вполне можно считать мертвецом. Меня и Британика.
– А как насчёт остальных? – спросил Катон. – Почему бы им заодно не отделаться и от Агриппины с Нероном?
– Почему? – горько переспросил Нарцисс. – Да потому что, как я полагаю, они тоже участвуют в этом заговоре. Зачем ещё Агриппине было убеждать императора остаться во дворце? И теперь Клавдий полностью в их власти.
Катон напряжённо думал.
– Нет, это не имеет никакого смысла. Агриппина не может участвовать в заговоре Освободителей.
– Это почему?
– Она была в нашей колонне, когда Освободители напали на императорский кортеж на Форуме. Они пытались убить её сына, и это им чуть не удалось. – Катон хорошо помнил этот инцидент, но некоторые его подробности всё ещё оставались без должных объяснений. Он продолжил развивать свою мысль: – После этого Нерон говорил со мной. И сказал, что наградит меня, когда станет императором. Как мне показалось, он был в этом совершенно уверен.
– И что?
– Если он верит, что станет императором, это значит, что такую мысль заронила ему в голову именно Агриппина. Ты же сам говорил, что она использует его для осуществления своих собственных честолюбивых замыслов. В таком случае, зачем ей что-то замышлять вместе с Освободителями?
– Он прав, – заметил Макрон.
Нарцисс раздражённо выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
– Ну хорошо. Тогда, если она не участвует в заговоре Освободителей, почему она старается удержать Клавдия в Риме, где опасность наиболее велика? Этому может быть только одно стоящее объяснение. Она осуществляет собственный заговор! Она действует совместно с Палласом с целью убрать императора и посадить на трон своего сынка. Ни для кого не секрет, что она не жалела сил, чтобы сделать Клавдия послушным своей воле. Сперва соблазнила его, потом убедила жениться, потом заставила усыновить своего сынка и в конце концов сделать Нерона наследником трона.
– Ну вот, теперь всё складывается в логически безупречную картину, – кивнул Макрон. – Стало быть, мы имеем дело не с одним заговором, а с двумя. Освободители желают убрать всю императорскую семью, а Агриппина стремится заменить императора своим сыночком. С ума можно сойти!
Да, это имеет смысл, думал Катон. Но есть одна маленькая деталь, и она портит всю картину.
– Ты прав. У неё и у Палласа есть чёткая мотивация и имеются в распоряжении средства, если они намерены нанести свой удар прежде Освободителей и таким образом обезоружить их. Но есть кое-что, что выпадает из общей картины. Кое-что такое, чего я до сих пор никак не могу объяснить.
– Ну, говори же! – прошипел Нарцисс. – У нас времени почти не осталось! Пора действовать! Так что это за проблема?
– Это имеет отношение к тому дню, когда Освободители напали на императора и его свиту на Форуме. Их главарь, Цестий, оттолкнул Британика в сторону, прежде чем броситься на Нерона.
– И что с того?
– Почему Освободители не использовали реальный шанс убить одного из сыновей императора? Всего-то требовалась пара секунд, чтобы уложить Британика, а потом заняться Нероном. Так почему Цестий пощадил Британика?
– Не знаю! – раздражённо буркнул Нарцисс. – Возможно, Цестий его просто не узнал. Сейчас на это нет времени, Катон. Займёмся этим потом. А сейчас надо спасать императора, мы обязаны его защитить. Я не знаю, насколько широко распространился заговор в среде преторианцев. Нам известно про Гету, Синия, Тигеллина, и у меня есть имена ещё нескольких подозреваемых, но это всё. Их может быть гораздо больше. Единственные вооружённые люди, на которых мы можем положиться, это германцы-телохранители. Я намерен собрать их всех и расставить как можно ближе к императору, чтобы помешать любому убийце прорваться к нему сквозь их ряды.
– Этого будет недостаточно, чтобы его спасти. Освободители и Паллас – если согласиться с твоим мнением насчёт него и императрицы – это не единственная угроза. Нужно помнить и про толпу, её каким-то образом надо взять под контроль. Иначе им удастся то, что не удалось заговорщикам.
– Чтобы этого добиться, толпу нужно накормить, – ядовитым тоном ответил Нарцисс. – А я вовсе не умею добывать зерно волшебством.
– Да, это невозможно, – согласно кивнул Катон.
Макрон недовольно засопел.
– В любом случае, мы по уши в дерьме. Я уже это говорил. Положение отвратное, от него так и воняет.
Катон поглядел на друга:
– Вот оно! – пробормотал он. – Вот в чём дело!
– О чём это ты, приятель?
– О Цестии. Ты помнишь, как мы с ним встретились в первый раз? В таверне?
– Да. И что с того?
– А помнишь, как от них воняло?
Макрон кивнул:
– Дерьмом воняло.
– Именно! Дерьмом! – воскликнул Катон, и его глаза возбуждённо заблестели. – И где они так перемазались, чтобы от них так воняло? В канализации, вот где! А ещё точнее, в Большой Клоаке, которая протекает прямо под центром города, прежде чем слить дерьмо в Тибр.
– Очень интересно. И что с того, что Цестий и его приятели испоганились в Клоаке, возясь в дерьме? Нам-то от этого какой прок?
– Сам подумай, Макрон. Где Большая Клоака сливается в Тибр?
– Невдалеке от Боариума. Возле склада Гая Фронтина.
– Совсем рядом, если быть точным. – Катон не мог сдержать улыбки – как всё-таки умно придумали эти заговорщики! – Ну, теперь-то понимаешь?
Макрон недоумённо посмотрел на Нарцисса:
– О чём он толкует?!
Нарцисс погладил челюсть.
– Кажется, я понял.
– Другого объяснения нет, – сказал Катон. – Мы знаем, что зерно вывезли со склада. В какой-то момент между его покупкой и нашим появлением там, когда мы обыскивали этот склад. Тогда его перевезли в другое место. Я всё думал, как им удалось это проделать, чтобы никто ничего не заметил. Теперь знаю. У них там должен быть ход в канализацию. И они использовали тоннель, чтобы вывезти зерно незаметно. Именно поэтому, вероятно, Цестий и его люди и оказались в тот вечер в той таверне – отпраздновать завершение своих трудов. – Он повернулся к Нарциссу, его глаза возбуждённо блестели. – Надо снова посетить этот склад. Мне нужны люди, которым можно доверять. Преторианцев брать нельзя. Значит, это должны быть германцы. Дай мне человек пятьдесят и факелы, и мы найдём это зерно!
– Не знаю, не уверен, что я могу их отпустить. Они мне нужны здесь.
– Если мы не добудем зерно, безразлично, где они будут находиться.
Императорский советник никак не мог прийти к окончательному решению. Но потом всё же кивнул:
– Хорошо. Но я могу дать только двадцать человек. Не больше. И тебе придётся взять с собой одного из их командиров. – Нарцисс ещё подумал. – Центуриону Плауту можно доверять. – Он поглядел на небо над городом. Быстро темнело, но на горизонте ещё светилась пастельно-розовая полоска. – Отправляйтесь поскорее. И возьмите с собой Септимия. Снаряжение оставьте здесь. – Тут Нарцисс ткнул пальцем в сторону обоих легионеров: – Хорошо бы, чтоб ты оказался прав, Катон. Если с императором что-нибудь случится, потому что рядом не оказалось достаточно людей для его охраны, это будет твоя вина, Катон.
– Спасибо за добрые напутствия и слова ободрения, – кислым тоном ответил Катон. – Вот ещё что. Как нам выбраться из дворца, не поднимая тревоги?
Нарцисс не мог сдержать улыбки:
– Есть один выход. Неужели ты думаешь, что императоры строили этот дворец без тайных входов и выходов, а? Ход тянется до самого Большого цирка. Калигула пользовался им время от времени, когда отправлялся на скачки инкогнито. О нём не было известно даже преторианцам, он держал это в секрете, чтоб они не попытались держать его под присмотром во время его похождений.
Макрон засмеялся:
– Не очень-то это ему помогло.
– Веди-ка нас к этому тайному ходу, – сказал Катон. – И вели своим германцам идти туда же, с оружием и в полной готовности. – Он кивком указал на заходящее солнце. – Думаю, нам предстоит долгая и кровавая ночь. И только боги знают, что нам принесёт утренняя заря.
Глава двадцать шестая
– В следующий раз разговаривай с посетителями вежливо. – Катон приятно улыбнулся и слегка ткнул сторожа склада остриём меча под подбородок.
– Прости меня, господин, я не п-понимаю… – Сторож был явно в замешательстве и здорово испуган.
– Ты меня не помнишь, не так ли? – Катон нахмурился, избавившись от минутной расслабленности. Всё равно не будет никакого проку от мелкой мести этому человеку, который уже полностью забыл их прошлую встречу. – Ладно, неважно. Скажи-ка лучше, кто-нибудь входил на склад или выходил из него во время твоего дежурства?
Сторож оглянулся на группу здоровенных мужчин, которые подкрались к нему в своих калигах с мягкими подошвами, пока он дремал, а потом схватили его и прижали к стене склада Гая Фронтина. Он судорожно сглотнул и перевёл взгляд обратно на Катона.
– Лучше правду говори, если хочешь остаться в живых, – тихо предупредил его Катон, чуть нажимая на меч.
– Всего один ч-человек, мой господин.
– Полагаю, что это был Цестий, – сказал Макрон, стоявший рядом с Катоном. – Как он выглядел? Здоровенный малый? Или маленький?
Сторож оглядел Катона с головы до ног:
– Примерно твоего роста, господин.
– Значит, не Цестий. – Катон опустил меч. – Давно?
– Я бы сказал, не более часа назад, господин.
– И никого больше не было?
– Нет, господин. Точно говорю.
– Хорошо. Ты идёшь с нами. Макрон, открывай ворота.
Макрон кивнул, сделал шаг к воротам и взялся за рукоять тяжёлого железного засова, вытащил его из скобы, стараясь сделать это не слишком громко. Благодаря введённому комендантскому часу на причале не было ни души, но Катон опасался встревожить тех, кто мог находиться в здании склада. Макрон отворил створку достаточно широко, чтобы мог пройти один человек, и они один за другим прошли за ограду. Катон пропустил вперёд Септимия, центуриона Плаута и пятерых германцев, прежде чем подтолкнул сторожа ко входу.
– Никакого шума, – сказал он тому. – И не пытайся убежать, понял?
Сторож энергично закивал, и Катон подтолкнул его внутрь. Двор склада выглядел пустынным, как это было и несколько дней назад. Ущербная луна испускала неяркий свет, и при этом освещении центурион и его люди быстро обыскали все помещения. Там было пусто, как и раньше. Ни звуков, ни движения, ни души.
– Ищите люк или дверь, закрывающую вход в сточный канал, – приказал Катон. – Это где-то здесь.
Центурион и его солдаты ещё раз осмотрели всё вокруг, и командир доложил Катону:
– Ничего, мой господин.
– Проклятье! – Катон отпустил сторожа. – Пусть один из твоих германцев присмотрит за ним. И чтоб он ни звука не издал! Если он попробует поднять тревогу или попытается бежать, пусть твой человек перережет ему горло.
Центурион кивнул, подозвал одного из своих людей и отдал ему соответствующий приказ на смеси латинского и их собственного грубого, утробного языка. Катон повернулся к Макрону и Септимию:
– Здесь где-то должен быть ход, ведущий в канализацию. Будем его искать, пока не найдём.
– Или не найдём, – сказал Макрон. – Или зря потратим время. Сам знаешь, это лишь твоя догадка.
– Нет, всё не так просто, – уверенно ответил Катон. – Он должен быть здесь. Надо искать.
Он отошёл в сторону от остальных и начал кружить по двору, внимательно исследуя землю под ногами. Септимий подошёл к нему и заговорил приглушённым голосом:
– А что, если вот эта стена – фальшивая?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Предположим, Цестий и его парни пробились сквозь стену в соседний двор, а потом поставили фальшивую стену, чтобы прикрыть брешь?
– Нет, это не годится. Если бы они такое сделали, они бы взяли в аренду и соседний склад, и тогда бы мы об этом знали. Кроме того, это не объясняет, почему от Цестия и его людей так смердело.
– Ты считаешь, что это как-то связано с канализацией. Но ведь могут быть и другие объяснения.
Катон остановился и посмотрел на агента Нарцисса:
– Какие, например?
Септимий с минуту пытался что-нибудь придумать, но потом лишь пожал плечами.
Катон кивнул.
– Вот именно. А теперь, если у тебя больше нет возражений, давай продолжим поиски.
Септимий отошёл от него, и Катон продолжил кругами ходить по двору. Ему не попалось никаких признаков скрытой бреши во фронтальной стене, и он уже отступал от неё вдоль ограды, когда его внимание привлекла куча драных мешков, валявшихся в углу двора. Мелькнул лучик надежды, и Катон бросился туда. Опустился на колени и начал растаскивать мешки в стороны. Макрон присоединился к нему.
– Развлекаешься?
– Лучше помогай.
Они продолжили работу, расчищая пространство перед собой, и вскоре, когда они уже почти добрались до поворота стены, Макрон нагнулся, присмотрелся и торопливо отбросил ещё несколько мешков.
– Вот оно! Я его нашёл!
Катон выронил мешок, который держал в руке, и наклонился ближе к другу. Среди булыжников, которыми был вымощен двор, у ног Макрона виднелась небольшая деревянная ручка. Макрон попытался сдвинуть в сторону ещё несколько мешков, но те не поддавались. Ворча, он ухватился за свободный конец ткани и потянул изо всех сил. Раздался треск рвущейся ткани, кусок материала оторвался, и Макрон упал назад и выругался.
Катон нагнулся ниже и присмотрелся.
– Умно придумано. Они чем-то приклеили мешки к люку, чтобы скрыть его.
Он ухватился за ручку и попробовал дёрнуть. Крышка люка оказалась тяжёлой, и Катон взялся за неё обеими руками. Крышка величиной в четыре квадратных фута начала понемногу подниматься. Катон обернулся к другу:
– Помоги мне!
С помощью Макрона, ухватившегося за угол, они подняли крышку люка и привалили её к задней стене двора. Перед ними открылась широкая лестница, прикреплённая к одной стене проёма и уходящая вниз, в сплошной мрак. Там не было заметно никакого движения, но слышалось слабое журчание текущей воды. И ещё – оттуда поднималась жуткая вонь.
Катон обернулся и позвал не слишком громко:
– Септимий! Давай к нам! Плаут, веди сюда своих людей!
Остальные быстро собрались вокруг них и встали, глядя в открытый люк. Катон велел зажечь факелы. Плаут достал из поясной сумки трут и огниво и начал высекать огонь. Как только на труте появился первый язычок пламени, он поднёс к нему пучок сухого мха и подул, чтобы пламя разгорелось получше. И сказал одному из своих солдат, что нёс связку факелов:
– Давай-ка сюда один.
Он осторожно поднёс обмотанный пропитанной смолой тряпкой конец деревянного стержня факела и подержал его над огнём, пока тот не вспыхнул, выбросив яркие языки жёлтого пламени. Плаут поднялся на ноги.
– Поджигайте остальные.
Факелы один за другим загорелись, и Катон взял один. Приказал Плауту связать сторожа и заткнуть ему рот кляпом, а затем осторожно шагнул вниз на верхнюю ступеньку лестницы. Потом спустился ещё на несколько ступенек и при свете факела разглядел, что Цестий и его парни укрепили боковые стенки проёма толстыми брусьями. Ещё десять футов вниз, и ход расширился. Катон поднял факел и осмотрелся. В обе стороны от проёма уходили тоннели старинной кирпичной кладки, а по дну, слабо поблёскивая, струился поток мутной воды. Лестница уходила вниз ещё на шесть футов и достигала дна. Префект теперь стоял на узком мощёном козырьке-проходе, тянущемся вдоль одной стены узкого тоннеля. Его высоты едва хватало, чтобы выпрямиться под сводчатым потолком. Мутный поток бежал в сторону Большой Клоаки. В воздухе стояла густая вонь человеческих отходов. Катон в отвращении наморщил нос.
– Что там видно? – спросил сверху Макрон.
– Тут тоннель. В одну сторону ведёт в Клоаку. В другую, кажется, в сторону района Авентинского холма. Спускайтесь все сюда. Думаю, мы нашли, что искали.
Остальные спустились по лестнице в тоннель. Катон прошёл немного вбок, вверх по течению сточных вод, обследуя стены и отмостку прохода под ногами. Кирпичная кладка по большей части была покрыта гнусной слизью, но встречались и довольно большие куски её поверхности, с которых слизь и грязь отскребли. То же касалось и козырька, по которому он шёл – он выглядел так, словно им недавно усиленно пользовались, поскольку каменная отмостка была сухая и даже со слабыми признаками свежей растительности. Позади него германцы вовсю бормотали и ругались, проклиная отвратительные запахи.
– Прелестное местечко ты тут откопал, – бурчал Макрон, идя следом за Катоном вместе с Септимием. – Чудные ароматы.
Катон проигнорировал комментарии друга. Он внимательно смотрел в глубь тоннеля. Там не было заметно никакого движения, насколько хватало света от факела. Слышалось лишь журчание потока воды да топоток парочки крыс, бросившихся прочь от вторгшихся в их царство людей. Потом из тьмы донёсся всплеск и снова скрежет когтей по камню и топоток – крысы убрались подальше от опасности.
– Как думаешь, кто-нибудь из них ещё тут? – нервно спросил Септимий, вглядываясь в темноту.
– По крайней мере, один. – Катон выпрямился и повернулся к центуриону Плауту. – Скажи своим людям, что дальше двигаемся в полном молчании. Ни звука, понял?
– Есть, господин.
Катон не удержался от лёгкой улыбки, когда германец обратился к нему как к начальнику. Нарцисс приказал Плауту повиноваться Катону и Макрону, когда представил его двум преторианцам, одетым в простые белые туники и не имеющим никаких знаков различия. Теперь же, как оказалось, германец признал и принял старшинство Катона, хотя никто не сообщал ему ни истинного имени, ни настоящего ранга последнего. Катон оглянулся назад – люди были готовы следовать за ним. Мигающий свет факелов освещал влажные стены тоннеля, в его отсветах поток фекальных вод слегка поблёскивал. Мимо проплывало дерьмо и разнообразные отбросы и мусор. Катон чуть наклонно сжимал свой факел в вытянутой руке, а свободной рукой махнул, давая знак трогаться.
– Пошли, – тихо сказал он.
И тихонько и осторожно двинулся по тоннелю, чуть нагибаясь, поскольку потолок понижался. Пламя факела отражалось от кирпичной кладки над головой. Тоннель на пятьдесят шагов тянулся прямо, потом свернул вправо. Катон прикинул, что они добрались почти до угла здания склада и направляются в сторону Авентина, одного из самых бедных районов столицы. Ещё сотня шагов, и они вышли на площадку, где пересекались два тоннеля – более узкий, не более четырёх футов в ширину и высоту, уходил налево. Катон поднял руку, останавливая процессию позади, и осмотрел вход в этот тоннель. Здесь карниза для прохода людей не было, не видно было и следов растительности на стенах. Он снова махнул рукой, дав сигнал двигаться дальше.
Они миновали ещё несколько отверстий, выходов из других тоннелей, но не обнаружили никаких следов, указывающих на то, что Цестий и его люди могли сойти с карниза и уйти в сторону. Ещё через четверть мили перед ними открылся выход в небольшую камеру. От неё в обе стороны отходили два больших тоннеля, а прямо перед ними булькал небольшой водопад. Поверхность потока в камере вся бурлила и пенилась, и от этих взбаламученных сточных вод поднималась жуткая вонь, ещё более гнусная, чем им встречалась прежде. Один из германцев закашлялся, поперхнулся, и его вырвало.
– Только этого нам и не хватало, – буркнул Макрон и нахмурился. – Ну, куда теперь? Направо или налево?
Катон осмотрел оба выхода, потом обернулся к Септимию:
– Мне кажется, мы где-то недалеко от Авентина.
Имперский агент секунду раздумывал, потом кивнул:
– Думаю, ты прав.
– В таком случае, левый тоннель должен вывести нас к Палатину, а правый – в район Авентина. Где же Цестий наиболее вероятно мог спрятать зерно?
– Сомневаюсь, что он захотел бы его прятать поблизости от дворца. Сам, наверное, знаешь, под ним много тайных тоннелей и проходов. Он не стал бы рисковать наткнуться на один из них. Нет, второй тоннель мне кажется более вероятным выбором.
– Согласен. Пошли, поглядим. Макрон, ты с нами. – Катон обернулся к центуриону: – Оставайтесь здесь, а мы пока пройдём вперёд, на разведку. Я пришлю за вами Септимия, если окажется, что мы на правильном пути.
– Есть, господин. Но не задерживайтесь слишком долго, ладно? – Плаут засопел. – Воняет тут просто ужасно!
Катон улыбнулся и похлопал германца по плечу, после чего направился в правый тоннель. Макрон и Септимий двинулись следом за ним. На их счастье, здесь сбоку тоже имелся каменный выступ для прохода, что избавило их от необходимости идти вброд вверх по течению, пробираясь сквозь потоки дряни и дерьма. Катон высоко держал факел и то и дело останавливался и осматривал стены тоннеля и отмостку под ногами. Они прошли не более пятидесяти футов, когда он остановился и обернулся к остальным:
– Это не то, что нам нужно.
– Откуда ты знаешь? – спросил Макрон.
– Здесь нет ни единого следа, этим путём давно никто не пользовался. Погляди на стены. Никаких следов или отметок. И на камнях дорожки тоже ничего. – Он поскрёб боковиной подмётки камни под ногами, содрав с них слой слизи и грязи. – Мы что-то пропустили, не заметили. Пошли назад.
Вернувшись в камеру, Катон снова осмотрелся и более внимательно изучил водопад. Он подошёл поближе и снова его внимательно осмотрел. Канал, кончающийся водопадом, был, наверное, футов шести высотой, а высота самого водопада достигала футов восьми. В падающем сверху потоке виднелись какие-то свисающие растения. Катон поднёс факел поближе к падающей воде и скривился от отвращения, когда брызги угодили ему в лицо. Сквозь поток ничего было не разглядеть. Он прикусил губу. Оставался всего один способ проверить, прав ли он в своих подозрениях.
Катон отвёл руку с факелом назад и опустил её пониже, а сам согнулся и наклонился вперёд, вздрогнув, когда его опалило пламенем горящей смолы. Потом он набрал в грудь воздуху и медленно двинулся вперёд по узкому карнизу, уходящему прямо в водопад. И тут же ему на голову и плечи обрушилась масса воды и разнообразные куски и прочие твёрдые предметы. И он исчез из виду своих товарищей.
Макрон сразу встревожился:
– Что это он задумал?!
Септимий и германцы молча смотрели на водопад, дожидаясь сигнала от Катона. Некоторое время никто из них не двигался с места, и единственными звуками в камере были плеск и бульканье жидкости, усиленные эхом от кирпичных стен. Макрон на мгновение остановился перед самым водопадом, прежде чем собраться с духом и поднырнуть под него, но тут за потоком этой гнусно воняющей воды что-то задвигалось, и из него вывалился Катон, плотно зажмуривший глаза и уже без факела. Как только он выбрался в камеру, то тут же выпрямился, открыл глаза и заулыбался.
– Нашёл!
Макрон осмотрел его.
– Ты выглядишь, как… ну ладно, сам, небось, знаешь, как выглядишь. Ну и что там? – Он ткнул большим пальцем в сторону водопада. – Кроме того, что мы тут видим.
– Лучше, если сам посмотришь. – Катон обошёл его и поманил пальцем Септимия и Плаута: – Ведите всех сюда!
– Посмотреть самому?! – Макрон замотал головой. – Да ты шутишь!
– Ничего особенного, обычное дерьмо, мы в него и раньше не раз вляпывались, – отбрил его Катон. – По крайней мере, тут не так глубоко. Пошли, ступай за мной. Осторожнее, не соскользни с карниза, если не хочешь искупаться в этом бассейне. И прикрой факел. Остальным ждать здесь.
Катон пошёл первым, и Макрон с недовольным вздохом последовал за ним, скрипя зубами. Канализационный канал на мгновение понизился, а потом он сразу оказался в выложенном кирпичом тоннеле, тянущемся прочь от водопада. Катон нагнулся и поднял факел, который оставил лежать на карнизе. Макрон вытер лицо и, пройдя несколько шагов вперёд, поглядел в глубь тоннеля. Пол здесь был вымощен камнями, по его центру проходил неглубокий канал. По обе стороны от канала тянулись ступенчатые дорожки. Канал был сухой.
Читать бесплатно другие книги:
