Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет Рейфилд Дональд

Вспыхнули стычки, окончившиеся поражением Теймураза и смертью его единственного оставшегося в живых сына. Теймураз оказался без наследника, без царства и без сторонников. Феодалы хотели его поймать и сдать Ростому. Царица Хорашан умолила Ростома сжалиться и отпустить ее с Теймуразом в Алавердский монастырь. Ростом передал просьбу в Исфахан на рассмотрение. Тогда Хорашан попросила дать лошадь, ишака и охранную грамоту, чтобы они с мужем смогли уехать в Имеретию. Что руководило ответом Ростома — неизвестно: врожденное рыцарство, всепрощающая святость или мудрое соображение, что из Теймураза лучше не делать мученика. В любом случае царь Ростом пожаловал бывшим царю и царице 500 лошадей и ишаков и конвой в Имеретию под руководством нового католикоса Кристепорэ Амилахори. В 1647 году Москва напрасно послала в Иран гонца с просьбой «запретить чинить насилие, обиды и разорения подданному нашему грузинскому царю Теймуразу и всей грузинской земле». Несмотря на положительный ответ, не было для Теймураза спасения в Картли. Второе русское посольство, в этот раз прямо к Теймуразу, до Грузии не дошло: осенью 1647 года посольский корабль утонул, послы погибли, а имущество разграбили шемахский и дербентский ханы.

В 1648 году Теймураза приютил его зять имеретинский царь Александрэ, и Ростом стал признанным царем Картли и Кахетии.

14

Обездоленный Теймураз

Как только Теймураз приехал в Кутаиси, он уговорил зятя Александрэ, имеретинского наследника, усыновить его внука Гиорги, чтобы тот смог унаследовать престолы Имеретии и Картли-Кахетии. Затем Теймураз попытался разрешить двадцатипятилетний конфликт Имеретии с Мингрелией, поехав к Левану Дадиани в его столицу Зугдиди. Но Леван был неумолим. В 1634 году, захватив в плен царя Гиорги, отца Александрэ, он обменял пленника на бо2льшую часть имеретинских запасов серебра и золота и левый берег реки Цхенисцкали, без которого Имеретия стала беззащитной. Леван парализовал экономику Имеретии, переселив еврейских и армянских купцов из Кутаиси в Мингрелию. Имеретия оказалась на краю пропасти: Каихосро гуриели присоединил бы страну к Гурии, если бы имеретинские феодалы не возвели наследника Александрэ на престол, когда царь Гиорги был в плену у Левана. Дадиани взбудоражил не только имеретинцев: турок возмутили его связи с Ираном и с казаками-пиратами. Турки высадились в устье Кодора и ограбили монастырь Дранда, после чего Дадиани обещал платить дань и больше не воевать. Год спустя Дадиани отказался помочь туркам вторгнуться в Армению.

Вслед за Теймуразом Дадиани попытался наладить отношения с Москвой; но его посланника, монастырского настоятеля Габриэла Гегенаву, целых два года держали на Тереке, прежде чем пустить в Москву. В России Гегенаву приняли холодно, несмотря на его подхалимское послание, может быть потому, что Теймураз уже предостерег русских дьяков против хищнических навыков мингрельцев и гурийцев. В ноябре 1639 года Гегенава вернулся с двумя русскими послами, Федотом Елчиным и Павлом Захарьевым; они везли с собой, кроме разведочных инструкций, подробные ответы на любые вопросы, которые Дадиани мог задать, и текст клятвы в верности царю Михаилу. Леван целых шесть месяцев не принимал послов: он был в трауре по Дареджан, которая в этот раз действительно умерла. Русские послы объехали все церкви, построенные Леваном[151]; к счастью, они не умели читать надписи, в которых Леван хвастался убийствами и грабежами, оплатившими серебряные оклады.

Леван был в самом деле набожным человеком: в 1635 году он подарил храму Гроба Господня в Иерусалиме икону, тридцать крестьянских семейств и большое поместье[152]. Иностранные путешественники и миссионеры удивлялись противоречивому характеру Дадиани: корыстный Леван взял с монаха, просящего епископского сана, 500 экю; коварный Леван водил турок по горным тропинкам и самым бедным деревням, чтобы отговаривать их от обложения податями; жестокий Леван практиковал детоубийство и подвергал обвиняемых или подозреваемых увечью, пытке, испытанию огнем и водой, ордалии, или единоборством. В то же время он приглашал в Мингрелию еврейских купцов и греческих ремесленников, высоко ценил итальянских и французских миссионеров, особенно тех, кто был сведущ в медицине; неутомимо занимался судопроизводством и вникал в любую административную мелочь. Не подлежит сомнению, что Леван Дадиани был благороднее, чем некоторые его подданные: один мингрельский феодал обменял мать на турецкую лошадь; другой захватил, обрил, заковал в кандалы и продал в рабство двенадцать священников, чтобы купить себе невесту[153]. Немудрено, что англо-французскому торговцу Жану Шардену, только что высадившемуся в Поти, миссионер Цампи объявил, что он приехал в «самую варварскую и порочную страну мира»[154].

Когда в 1639 году царь Гиорги умер, Александрэ взошел на престол. Но его власть расшаталась, когда Дадиани взял в плен французского оружейного мастера и заставил его отлить тридцать пушек: кутаисские стены, которые Александрэ считал неприступными для мятежников и мингрелов, были пробиты. Судя по надписям 1646 года на иконах, заказанных Дадиани, в феврале этого года Александрэ беспомощно смотрел в окна своего замка на подожженную страну и слушал вопли пленников. Мамука, брат Александрэ, оказал сопротивление, его увезли в цепях в Мингрелию. Несмотря на ходатайство Теймураза в 1648 году, Александрэ пришлось отдать Дадиани и Баграта, своего сына от первой, отвергнутой жены. Мамука и Баграт провели много лет заложниками.

Молодой Гиорги, назначенный наследником Имеретии и Кахетии, умер в детстве. Александрэ и Теймураз не видели спасения, кроме как от России. Александрэ поэтому обещал вечно подчиняться России; он уверял русских, что от Черкесии, уже находившейся под протекторатом России, до Имеретии всего семь дней пешком. Со своей стороны, Теймураз просил русского царя похлопотать у шаха, чтобы положить конец его ссылке и преследованию кахетинских христиан. Оба царя еще ждали ответа, когда в 1651 году мингрельская артиллерия сокрушила Кутаиси и Гелати (тогда дворец епископа и будущего католикоса Закарэ Квариани, главного советника Александрэ). Мингрельцы захватили в плен сорок ссыльных кахетинских феодалов и нескольких стрельцов. Вернувшись домой, Леван Дадиани выколол глаза Мамуке (который умер в декабре 1653 г.). Двадцатью годами раньше картлийские феодалы избрали Мамуку следующим царем Картли и даже тайком провезли его из Имеретии в Картли. Поэтому Александрэ решил пожаловаться царю Ростому на изувечение брата. Ростом, несмотря на то что Леван Дадиани приходился ему шурином, вместе с царицей Мариам (сестрой Левана) торжественно проклял Дадиани за зверское преступление.

13 августа 1649 года Басилэ и Давит, послы двух царей, были приняты в московском Посольском приказе. Они передали письма (на нескольких языках, исключая русский) от грузинских царей. Теймураз говорил: «Только двадцать тысяч воинских людей пришлеш, и здешними местами всеми завладееш… посади сестру свою царицею во здешних местах и владей ими» — и просил женить его внука Луарсаба на сестре царя, похлопотать перед шахом Аббасом II и финансировать отвоевание Кахетии; Александрэ просил прислать донских казаков и справиться с Леваном Дадиани, который «был раб мой… И ныне соединился с царегородским турским салтаном». Оба царя клялись России в вечной верности. Александрэ уверял: «Царь Теймураз и царевичи — Твои. И я иного царя христианской веры не имею, опричь Твоего царского величества… Я раб Твоего царства, как и мои бояре, и весь мой народ, и вся земля…» Ничего не зная о сложной ситуации России, воевавшей со Швецией и с Польшей, цари ждали, пока в июле 1650 года два русских посла, Никифор Толочанов и Алексей Иевлев[155], не преодолели один из самых высоких осетинских перевалов и не прошли Сванетию и Рачу по пути в Кутаиси. Опасаясь оттоманского гнева, казаков послы не привели, но принесли текст клятвы («целовальную запись»). Послам поручили «государства его Меретинския земли осмотрити, и его, Александра царя, и ближних его людей привести х крестному целованью на том, чтоб ему, Александру царю, и детем ево, и внучатам, и всему ево Меретинскому государству быти под нашею царского величества высокою рукою в вечном подданстве». Послы также осмотрели святые места и серебряные прииски: они удивились, что «ходят в саблях в церковь и везде», одобрили изобилие фруктов, меда и меха и видели в Сканда «три пушечки». Александрэ радушно принял Толочанова и Иевлева. Царь «мешкал и государю крест не целовал и манил с недели на неделю», так что послы подкупили епископа Закарэ Квариани и двух феодалов 27 соболями, «сукном в 4 аршина да дороги [парчи] итого на 33 рублей, 42 алтына и восемь денег», чтобы добиться царской подписи. В октябре 1651 года Александрэ подписался за себя, сына и брата. От Левана Дадиани пришли люди с просьбой послать донских казаков в Мингрелию. Послов задержали до следующей весны, пока не открылись осетинские перевалы. С ними в Россию отправились имеретинский казначей Ломкац Джапаридзе и архимандрит Артемон. Имеретинская знать уже раскололась на три фракции: прорусскую, проиранскую и прооттоманскую. Теймураз не хотел отправлять в Россию старшего внука Луарсаба: «никому не отдам, ныне самому не о ком жить и души моей помянуть», но в 1653 году отправил младшего внука Эреклэ: путешествие было опасное, и Эреклэ вернется только через двадцать лет. В том же году в Москву приехала и делегация кахетинских горцев, сторонников Теймураза, — тушей, хевсуров и пшавов, жаловавшихся на безначалие в Кахетии и просивших русской протекции. Когда горцы в 1657 году возвращались домой с русским уполномоченным, они пересеклись с Теймуразом, уже едущим в Москву.

В Москве Эреклэ с молодой женой Эленэ пользовались любовью и почетом, о которых просил Теймураз в своих письмах: «Такой прекрасный царевич николи не бывал к вашему царскому престолу». (Теймураз также просил не давать Эреклэ «горячего вина», но разрешить носить грузинскую одежду.) Вследствие благоприятного впечатления, оставленного Эреклэ, в 1654 году русские послы отправились к Теймуразу, но не с войсками и пушками, которых он требовал, а с 6000 ефимками и 83 связками по сорок соболей в каждой. Приехав на Терек, однако, оба посла умерли. Через год было снаряжено второе посольство, которое застало Теймураза в Имеретии; опять они привезли подарки вместе с отказом в военной помощи и даже в ремесленниках.

Теперь Теймураз меньше, чем когда-нибудь, надеялся отвоевать Картли и Кахетию. Царю Ростому было почти девяносто, но он усыновил и назначил наследником правнука Луарсаба I, тоже Луарсаба. Картлийская знать не хотела принимать очередного мусульманского царя с персидским воспитанием: пуля, которая убила молодого Луарсаба во время охоты, вряд ли была шальной (подозреваемого убийцу приговорили к единоборству, ранили и заточили). Тогда выбор Ростома пал на Вахтанга Мухранбатони, тридцатипятилетнего главу этой ветви Багратидов: нового наследника отправили в Иран, где он снискал доверие шаха Аббаса II, обратившего его в мусульманство и переименовавшего Шахнавазом («любимец шаха»). Шахнаваз-Вахтанг V унаследовал картлийский престол в 1658 году, когда Ростом умер (тело похоронили в Куме, духовной столице Ирана). Кахетию же Вахтангу V не дали: шах Аббас II назначил кахетинским правителем Селим-хана, который заселил страну сначала 15000 и потом 80000 тюркменскими семействами, отведя для переселенцев лучшую землю и построив замки, чтобы защищать их. Тогда в Кахетии вспыхнуло восстание, которое распространилось на всю Восточную Грузию.

Обездоленный Теймураз в 1657 году сам поехал в Москву и обсудил свое положение с царем Алексеем Михайловичем, который деликатно разуверил свергнутого кахетинского царя. На обратном пути Теймуразу сообщили, что еще один внук, Луарсаб, погиб, а приехав в 1659 году в Кутаиси, он узнал, что овдовел. В следующем году умер его зять, имеретинский царь Александрэ. Душераздирающие потери — внука Луарсаба, царицы Хорашан, зятя Александрэ — парализовали Теймураза: он не выходил из летнего дворца в Сканда, а между тем новый царь Картли, Вахтанг V, вторгся в Имеретию и сверг вдову и пасынка Александрэ. Теймураза провезли пленником, пусть даже и почетным, по всей Картли в Иран ко двору шаха Аббаса II. Шах попытался обратить Теймураза в мусульманство, предложил ему мясо в постный день, а когда Теймураз отказался, плеснул ему в лицо вино и заточил его в астарабадскую тюрьму у Каспийского моря. Там Теймураз постригся в монахи и, отправив отчаянное письмо в Россию, в 1661 году умер.

Теймураз пережил двух жен, трех из четверых детей, двух из четверых внуков. От пятидесятилетней политической борьбы следов не осталось. Без дипломатического таланта и терпения его деда, кахетинского царя Александрэ, весь беспощадный ум Теймураза оказался бесполезным. В литературе, однако, Теймуразу удалось без посторонней помощи воскресить грузинскую поэзию. В мирные времена — в первые годы его царствования, в имеретинской ссылке — он переводил персидскую поэзию и сочинил глубоко прочувствованную поэму о мученичестве матери, Кетеван. Его диалоги в стихах, которые пели актеры в масках, развлекали русских посланников в Кутаиси и готовили почву для будущего грузинского театра. Творчество Теймураза стало эталонным для последующих кахетинских и картлийских царей, писавших стихи, в которых подражали его поэзии или обсуждали ее, но редко превосходили.

Замкнутый в Сканда или Астарабаде, Теймураз был свидетелем крушения Кахетии и Картли. Когда туркмены изнасиловали священника, арагвинский князь Заал, ксанский князь Шалва с братом Элизбаром, алавердским епископом, подняли горцев на восстание. Кахетинцы напали на Бахтриони, крепость Селим-хана, и перебили всех кызылбашей в окрестности, которая потом называлась Гацкветила («истреблено») в память этой акции. Картлийцы всех сословий принимали участие в этнической междоусобице. Бунтовщики почему-то пощадили лишь иранского губернатора, Муртазу Кули-хана в Агджакале, которого шах затем назначил правителем всей Кахетии. В мае 1660 года Вахтанг V приказал убить племянников князя Заала и послал его сыновей в Иран к шаху. Там они умоляли шаха пощадить их, но вместе с ксанскими братьями Шалвой и Элизбаром были замучены туркменами, родственниками их жертв в Кахетии. Борьба горских партизан — тушей, пшавов и хевсуров — не утихала; внук Теймураза, Эреклэ, то и дело пересекал русскую границу, чтобы поднять горцев в атаку. Шах даже призвал Эреклэ в Иран, намекая, что сделает его царем Кахетии, но Эреклэ отказался.

Как Симон, Ростом и другие цари, назначенные иранцами, Вахтанг V одолевал противников терпением и покровительством. Он предложил сыну заклятого врага, князя Заала, жениться на его дочери (шах велел Вахтангу выдать дочь за другого). В отличие от Ростома у Вахтанга V было много наследников: шесть сыновей и четыре дочери. Назначив в 1660 году собственного племянника Доменти Мухранбатони католикосом, он оказался мусульманином только на словах. В Тбилиси женщины покрывали лицо, но вино и свинина были в продаже; мечеть была спрятана в цитадели. Вахтанг был хорошо образован, избегал насилия и покровительствовал иностранным художникам, миссионерам, врачам, которым он платил вином или даже рабами. Царские врачи Эпифано и Рафаэлло ди Парма учились в Риме. Царь слушал итальянских и испанских певцов, смотрел выступленияя индийских актеров. Каждый год католические миссионеры обучали греческому, итальянскому и грузинскому по 25 студентов и посылали лучших в Рим на усовершенствование. Монахи-капуцины часто приходили в дом царицы Мариам и построили церковь для прихожан[156].

Как только Вахтанг взошел на престол, он, по велению шаха, развелся с Руадам Капланишвили-Орбелиани, матерью будущих царей Арчила и Гиорги, и женился на бездетной вдове Ростома, Мариам. (Руадам прожила еще двадцать лет в монастыре.) Большей частью дети Вахтанга служили в управлении или в гаремах Ирана. Царица Мариам занималась грузинской культурой: именно она приказала собрать и отредактировать летопись Жизнь Картли. Вахтанг вообще угождал шаху и только раз ослушался, когда помог сыну Арчилу взойти на имеретинский престол. Это возведение нарушило мирный договор Ирана с Турцией, и шах был вынужден перевести Арчила, предварительно обратившегося в мусульманство, на кахетинский престол.

В Кахетии Арчил не стал марионеткой ни шаха, ни отца Вахтанга. Он сразу добился любви народа, отстроив разрушенные города и наведя страх на лезгинских угонщиков скота. В 1670 годах Арчил удивлял кахетинский и картлийский дворы неслыханным новшеством — театральными постановками собственного сочинения: либо воображаемых разговоров царя Теймураза с Руставели, либо победоносных битв, либо праздничных бурлесков. Главной задачей Арчила оказалась защита своей власти от претензий Эреклэ и от партизанства горцев. С помощью царя Вахтанга Арчил осадил замок Эреклэ, Торгу. Переодетая мужчиной, мать Эреклэ вышла из замка для переговоров с Вахтангом, после которых Эреклэ с матерью разрешили вернуться на русскую территорию. Сторонники Эреклэ не сдавались и чуть не убили и Вахтанга, и Арчила. После очередной битвы Вахтанг и Арчил воздвигли башню из тушских черепов; а после следующей Вахтанг выколол противникам глаза. Мятежные племянники Вахтанга сдались в плен, в знак покорности повесив на шею не веревку, а меч. Вахтанг их простил. Под надзором Вахтанга Арчил выбрал своей столицей не Греми, окруженный враждебными горцами, а Телави в долине; чтобы подкрепить свое право на кахетинский престол, он женился на Кетеван, внучке Теймураза.

В 1666 году на иранский трон взошел шах Сулейман. В 1674 году он попросил Эреклэ, внука Теймураза, выехать из России, чтобы властвовать в Кахетии под иранским суверенитетом[157]. Эреклэ приехал, но от христианства отречься отказался. Его задержали в Исфахане, и Сулейман передал Кахетию в управление кызылбашам. Отвергнутый шахом кахетинский царь Арчил решил претендовать на престол Имеретии и попросил своего дядю Луарсаба, зятя рачинского князя, который стал в Имеретии серым кардиналом, договориться с турками, чтобы те разрешили и даже поддержали войсками такой переворот. Отправившись в Западную Грузию и нарушив оттомано-иранский договор, Арчил возмутил шаха Сулеймана: тот винил Вахтанга за преступления сына. Вахтанг уже разгневал шаха своим чрезмерно решительным властвованием в Картли и Кахетии и протестами, после того как шах против его воли выдал Ануку, дочь Вахтанга и вдову шаха Аббаса II, за правителя Луристана. Сулейман окружил Тбилиси новой стеной: Вахтангу казалось, что он в западне, и он уехал из столицы. Тогда шах вызвал его в Исфахан; в сентябре 1675 года Вахтанг, не доехав до Исфахана, умер в Гяндже, и престол унаследовал второй сын, Гиорги.

Чтобы овладеть Картли, Гиорги XI пришлось отстранить тогдашнего губернатора Исфахана, младшего брата Александрэ. Гиорги обратился в мусульманство и принял имя Шахнаваз II. Надо было смягчить гнев шаха на брата Арчила и дядю Луарсаба за интриги в Имеретии, не говоря уже о семейных распрях после второго брака сестры Гиорги XI Ануки. Упрочив власть, Гиорги смог сокрушить цхинвальских осетин, которые не хотели платить податей. Затем как предыдущие мусульманские цари Картли, он стал сторонником просвещенной политики: поощрял своего родственника, молодого гения Сулхана-Сабу Орбелиани (сына главного визиря [мдиванбеги] и внука Заала, арагвинского князя), который составил первый (и по многим пунктам до сих пор лучший) толковый словарь грузинского языка. Как и его отец Вахтанг V, Гиорги XI был мусульманином только на словах и старался уменьшить иранское влияние. В 1683 году, когда Гиорги XI лишился и мачехи Мариам, и жены Тамар, его начали преследовать мятежные картлийские феодалы: Эреклэ Мухранбатонишвили, приемный сын царя, покушался на его жизнь, а опасного арагвинского князя Иесэ пришлось задушить поясом, когда тот присел на корточки, чтобы облегчиться.

В 1687 году, женившись на Хорашан, троюродной сестре рачинского князя, Гиорги надеялся освободиться от иранских уз. С той же целью 29 апреля 1687 года он послал с отцом Джустино письмо на имя папы римского Иннокентия XII: «Меня радуют победы христианских царей, но ничего не могу сделать из-за подчинения шаху. Теперь армия всей Грузии ждет Твоих приказов». Архиепископ прибавил: «Уста мудрости, наука богословия, обоюдоострый меч, равный апостолам, я целую Вам руку с почтением, ничком у Ваших ног. [потом на латыни] Паси моих овец, и я Тебе говорю, что ты Петр»[158]. (В своем ответе папа пожаловал Гиорги XI освобождение от чистилища на десять лет и четыреста дней за каждый его благотворительный поступок.) Это подхалимство перед Римом заставило шаха Сулеймана наконец вмешаться в церковные дела: в 1688 году он уволил католика-патриарха Николоза VI, будто бы за непочтительность к картлийскому царю, и назначил Иоанэ VII Диасамидзе. Еще досаднее для Сулеймана было то, что Гиорги поддерживал попытки Арчила, его брата, взойти на имеретинский престол: Арчил просил турок освободить Кахетию от иранской власти и сам угнетал иранофилов-кахетинцев. В том же году шах взял в заложники Левана, брата Гиорги, и потом Баграта, его единственного сына и наследника. Гиорги, опасаясь, что собственные феодалы и родственники предадут его, если он ослушается, против воли отправил брата и сына в Херат. Потом Гиорги сразился с кахетинцами: в одной битве погиб тбилисский епископ Иосеб. Несмотря на победы, Гиорги XI свергли. Его проиранский дядя Тамаз завладел тбилисской цитаделью, и иранская армия возвела Эреклэ I, внука Теймураза, на престол Картли. Эреклэ принял мусульманство, переименовавшись в Назара Али-хана. Шах заставил его также отречься от кахетинского трона, который перешел к Аббасу Кули-хану из Гянджи.

Свергнутый Гиорги XI нашел себе убежище в Раче (куда его брат Арчил убегал каждый раз, когда его сбрасывали с имеретинского престола). В 1691 году Гиорги, начав с помощью Арчила вялую четырехлетнюю гражданскую войну, вторгся в Картли и осадил Эреклэ в Тбилиси. Разгневанный шах попросил турок сдать ему Гиорги и Арчила. Хотя турки отказались, и многие картлийские феодалы охотно поддерживали Гиорги, сам свергнутый царь перестал атаковать. Что касается нового царя, Эреклэ, тот запил. После десятилетий, проведенных при великолепных дворах Москвы и Исфахана, ему в суровом, полуразрушенном Тбилиси, где феодалы смотрели на него искоса, приходилось нелегко. Эреклэ казалось, что он по праву должен властвовать не в Картли, а в Кахетии, и готовился отвоевать это царство. Благодаря своим панибратству и сквернословию Эреклэ легче было общаться с простонародьем. Он назначил новых людей — министров, католикоса, епископов, — которые управляли страной, пока он охотился или пировал. Из-за военных столкновений Эреклэ с Гиорги шах решил еще раз напустить кызылбашей на Картли; крестьяне бежали в кахетинские горы. В 1696 году во второй раз овдовевшему Гиорги показалось, что смерть шаха Сулеймана и падение Аббаса Кули-хана в Кахетии открыли для него новые возможности. Новый шах Хосейн пригласил Гиорги в Исфахан и поручил ему и его брату Левану восстановить монаршую власть в Иране. Хотя в 1703 году шах назначил Гиорги вместо Эреклэ царем Картли (Эреклэ стал царем Кахетии, но своего нового царства больше не увидел. Он стал главным телохранителем шаха), Гиорги XI являлся царем лишь формально: подавив афганское восстание в 1704 году, он стал шахским наместником в Кандахаре (у него при дворе жили два монаха-капуцина). Гиорги был убит паштунским воеводой в 1709 году[159]. (Пока Гиорги сражался в Афганистане, в Картли властвовал его племянник, будущий царь Вахтанг VI.) Таким же образом и Эреклэ больше не вернулся на родину: он до самой смерти в 1710 году служил шаху, и вместо него Кахетией управлял его сын Давит II (имам Кули-хан).

В середине XVII века в Западной Грузии появилась мимолетная надежда на порядок: в марте 1657 году Леван Дадиани, заплакав над телом сына, случайно ударился лбом о железную дубину и пал мертвым. Население Мингрелии, утомленное дадианскими крепостничеством и работорговлей, молилось в церквах и просило милостыни у дворцов, роскошно украшенных благодаря грабежам Левана. Новым Дадиани стал племянник Липарит (сын ослепленного Иосеба), так как Леван отравил законных сыновей. Вамик Липаритиани, сын Дареджан (второй жены Левана) и его дяди Гиорги, уговорил имеретинского царя Александрэ назначить именно его Дадиани: Вамик передал имеретинскому царю пограничные земли, отнятые Леваном, часть казны Левана и нескольких мингрельских знатных заложников. В свою очередь Липарит попросил Каихосро гуриели, картлийского царя Ростома и ахалцихского пашу защитить его от свержения. Но картлийские войска отступили, когда генералы поссорились, и пожилой царь Ростом, уже слишком хилый, чтобы сесть на лошадь, не смог их примирить. Таким образом, в битве при Бандзе в июне 1658 года царю Александрэ удалось восстановить преимущество Имеретии в Западной Грузии и утвердить Вамика Дадиани. (Сначала Александрэ предложил мингрельский престол Теймуразу, но тот решил, что лучше поедет в Россию.) Свергнутый Липарит с Каихосро гуриели убежали в Константинополь; там Каихосро умер, и новым гуриели стал Деметрэ, более сговорчивый двоюродный племянник Каихосро. Самцхийский паша помог Каихосро вернуться к власти в Гурии, но там его дождался убийца, нанятый племянником Деметрэ и царем Александрэ. Сыновья Каихосро спаслись в Самцхе, откуда пытались свергнуть троюродного брата Деметрэ.

У Александрэ не было общепризнанного наследника: от сына первой жены Баграта он давно отрекся; Леонти, сын второй жены, Дареждан, умер, как и Луарсаб, усыновленный им племянник жены и внук Теймураза. Самого Теймураза не было: летом 1657 года он поехал в Москву, где по затягивавшимся переговорам с боярами и дьяками он понял, что Россия заинтересована в мирных отношениях с Ираном и не хочет давать в распоряжение Теймураза достаточно солдат, чтобы он отвоевал Кахетию. В 1659 году, за год до смерти, Александрэ написал российскому царю Алексею Михайловичу с просьбой прислать второго внука Теймураза, Эреклэ (в России его звали Николаем) в Имеретию: «Раньше я имел Леонти, которого я считал моей надеждой и крепостью… я стар, и после моей смерти некого посадить на иверский и имеретский престол…»[160] Царь Алексей отпустил Эреклэ с 92 телохранителями на Терек, однако, чтобы дожидаться призыва в Кахетию, а не в Имеретию. На смертном одре Александрэ пришлось вызвать из Гурии царевича Баграта, которого он сорок лет тому назад сослал как незаконнорожденного, и объявить его наследником. Начинался самый анархический период в истории Имеретии. К концу 1659 года Теймураз уже вернулся в Имеретию, но овдовевший и всеми покинутый царь впал в отчаяние и ничего не предпринимал.

По сравнению с Западной Грузией с 1650-х по 1750-е годы Кахетия и Картли отличались относительным спокойствием и цивилизованностью. Несмотря на припадки мстительной жестокости, иранские шахи высоко оценивали грузинский вклад в свои управление, вооруженные силы и гаремы и давали своим царям-вассалам пользоваться значительной автономией. К тому же такие цари, как картлийские Ростом и Вахтанг V, поступали мудро и тактично. Оттоманским же султанам Имеретия, Гурия и Мингрелия представлялись грязным захолустьем, которое годилось только как источник рабов и преграда против Ирана. В Западной Грузии по сравнению с Восточной уже не было больших городов, торговых или даже духовных центров. Западными правителями овладели вожделение, мстительность, идиотизм и отчаяние. История Западной Грузии от смерти Александрэ до коронации Соломона I сводится к водовороту междоусобиц, свержений, восстановлений, похищений, прелюбодеяния, увечий, убийств и измен. Единственное утешение, которое дает изучение истории Имеретии, Мингрелии и Гурии этого периода, — это что терпеть ее было тяжелее, чем читать о ней.

Попробовав 28 февраля 1660 года за обедом сомнительный кусок семги, Александрэ умер 4 марта. На самом деле судьба Имеретии зависела теперь от вдовы Александрэ, царевны Дареджан, так как ее отец Теймураз уже не интересовался имеретинской политикой. В стране больше не было единогласия: за последующие 66 лет произойдет 29 государственных переворотов. Венчав своего пасынка Баграта на престол, Дареджан его тиранила, хотя обоим уже было за сорок. Через три дня после похорон Александрэ Дареджан заставила Баграта жениться на ее племяннице Кетеван; затем все государственные бумаги в Имеретии были подписаны сначала Дареджан («царицей цариц, дочерью царя Кахетии»), а потом уж Багратом. Высокопоставленный феодал, рачинский князь Папуна, умолял Баграта с помощью турецких войск нейтрализовать мачеху, но другие влиятельные люди, например новый католикос Симон I и один из имеретинских послов в России, поддерживали Дареджан. К июлю 1660 года Дареджан забрала всю власть в свои руки: заставила Баграта IV развестись с Кетеван и предложила ему в супруги саму себя. Когда Баграт с отвращением отверг инцест, она приказала выколоть ему глаза. (Баграт героически примирился с ослеплением: всю остальную жизнь он покрывал повязкой сочащиеся глазницы и за обедом шутил, что больше никого не будет обижать, так как слепой не сможет отбиться от убийцы[161].)

Дареджан затем вышла за Багратида-самозванца, Вахтанга Чучуниашвили, которого имеретинцы обозвали Чучуниа (ничтожество): чета объявила себя царем и царицей. Теймураз, ошеломленный порочностью дочери, замкнулся в летнем дворце в Сканда, хотя мог бы сам провозгласить себя царем Имеретии. Теймураз отправил вестников в Терек-город, чтобы оповестить внука Эреклэ и русского воеводу об имеретинских событиях. Дареджан и Чучуниа объединили всю знать против себя: Нижняя Имеретия просила Вамика из Мингрелии, а Верхняя Имеретия — царя Вахтанга V из Картли прийти и свергнуть позорную чету. Вамик пришел первым, захватил Дареджан и Чучуниа, которому он выколол глаза, и взошел на престол. Дареджан воззвала к Вахтангу V о помощи и предложила ему взять имеретинский престол, а ее только что разведенную племянницу Кетеван сосватать за его сына Арчила. Как только Вахтанг V добрался до Имеретии, он договорился с Вамиком разделить страну между собой и подтвердил этот альянс предложением женить сына Арчила на дочери Вамика. Но Вамик вдруг передумал, выдал дочь за местного феодала князя Бежана Гогоберидзе и увез в Зугдиди на двенадцати арбах все золото и серебро из имеретинской казны вместе с пленной царицей Дареджан.

Вахтанг отомстил, уговорив Деметрэ гуриели и феодалов из Верхней Имеретии убить Бежана Гогоберидзе и впустить Вахтанга в Кутаиси. Отступив в Мингрелию, Вамик избегал сражений. Вахтанг занял несколько крепостей, среди них Сканда, где его дожидался Теймураз, и потом вторгся в Мингрелию, захватил Зугдиди, семью и казну Вамика, которого он заменил более сговорчивым Шамандавлэ Дадиани, племянником Левана II, принявшим имя Леван III. Вахтанг выдал за Левана III свою красивую, страстную и коварную племянницу Тамар Мухранбатони. (Когда Жан Шарден в 1667 г. обедал с Тамар, она уже жила в отдалении от Левана, но вела себя так же хищно и похотливо, как муж: когда она трогала Шардена рукой, он не знал, соблазняет она его или грабит.) Вамик убежал в Сванетию, но Вахтанг нанял людей из Лечхуми, которые убили Дадиани. В Зугдиди Вахтанг V встретился с абхазским князем Шервашидзе, который, как и Деметрэ гуриели, дал клятву верности. Тогда Вахтанг объявил своего сына Арчила царем Имеретии, но отдал Северо-Восточную Имеретию во власть картлийского генерала. Вернувшись в Тбилиси, Вахтанг привез с собой двух несчастных бывших царей, хилого Теймураза и слепого Баграта IV.

Таким образом, в 1661 году вся Грузия, кроме Кахетии (находившейся под властью иранского гарнизона и Муртазы Кули-хана), была временно объединена. Но турецко-иранский договор, разделивший Западную и Восточную Грузию на две сферы влияния, запрещал объединение, тем более насильственное, когда картлийский царь вторгся в Имеретию, чтобы возвести своего сына на престол. Оттоманский султан поэтому мобилизовал ахалцихского, эрзурумского и карсского пашей и объявил шаху протест. В 1663 году имеретинцы свергли Арчила: ему пришлось уехать в Иран, чтобы шах его назначил царем Кахетии, но там он подтвердил свои претензии на имеретинский престол, женившись на Кетеван, внучке Теймураза, с которой Дареджан заставила Баграта IV развестись. Вахтанг заплатил 20000 куруш серебром, чтобы выкупить Кетеван, которая, как и Дареджан и Чучуниа, стала заложницей ахалцихского паши. Дареджан же никто не выкупал; она посылала письма через племянника Эреклэ и иранского шаха на имя российского царя, но ответов не получала.

Предпочтя Эреклэ, шах выгнал Арчила из Кахетии. Арчилу удалось вернуться в Имеретию, где он горько разочаровался. В 1675 году, после смерти Вахтанга V в Иране, Арчил остался без поддержки: он царил с перерывами, в 1678–1679, 1690–1691, 1695–1696 и 1698 годах, и наконец уехал навсегда в Россию. Анархия Западной Грузии стала притчей во языцех: подкупив турок, Деметрэ гуриели овладел и Имеретией, и Гурией и на три месяца провозгласил себя царем всей Западной Грузии. Но как только турецкие войска ушли в 1663 году, Вахтанг V отпустил Баграта IV, и тот взошел на имеретинский престол. Прогнав Деметрэ гуриели, Баграт сразу подвергся атаке Левана III Дадиани, который, в свою очередь, попал в имеретинский плен. Даже видавшие виды итальянские миссионеры тогда покинули Имеретию.

Параллельно с гражданской войной произошла перетасовка жен. Лишившись Кетеван, царь Баграт женился на Татиа, дочери Вахтанга V. С разрешения католикоса Симона, согласившегося на два развода, Баграт женился на более красивой Тамар Мухранбатони, бывшей жене Левана III и двоюродной сестре отвергнутой Татиа. В 1670 году Шарден опять обедал у Баграта в Кутаиси, и Тамар вела себя еще более похотливо, афишируя за столом у всех на глазах свою связь с гелатским епископом. Баграт IV терпел и это и рассказывал шокированному Шардену, что в Имеретии у каждого епископа было по девяти жен, «не считая жен соседей». (Миссионер Арканджело Ламберти замечает, что у мингрельских епископов часто было по четыре жены.) В обмен на Тамар Леван женился на сестре Баграта Тинатин, разведенной с гурийским феодалом. Леван все еще был влюблен в Тамар, но еще один поклонник, Гиорги гуриели, «сварливый, безбожный, кровожадный, беспощадный работорговец», решил похитить ее. Гиорги гуриели, надеясь получить вместе с Тамар и имеретинский престол, щедро заплатил ахалцихскому паше, чтобы взять в плен Баграта и Тамар, но заговор не удался.

Все это время имеретинский народ страдал все больше: феодалы, католикос, царский двор — все занимались оптовой продажей рабов. (Шарден, увидев, как жертвы, смирившиеся с судьбой, спокойно ждали перевозки в Константинополь, заключил, что рабство в Турции, где красивенькое лицо или шустрый ум могли принести продвижение или освобождение, вряд ли было хуже, чем крепостное состояние в Мингрелии.)

В 1666 году камергер Баграта Сехниа Чхеидзе заточил царя и ввел оттоманский гарнизон; в следующем году кутаисский моурави истребил гарнизон и освободил Баграта. В 1668 году Аслан-паша из Ахалцихе, грузин по рождению, вторгся в Кутаиси с новым гарнизоном: Баграт IV убежал в Лечхуми, пока янычары грабили, оскверняли, жгли и порабощали Имеретию. Тогда чудовищная мачеха Баграта, Дареджан, вместе с Чучуниа, заплатили паше 20000 куруш и получили свободу и имеретинский престол.

Чтобы утвердить свою власть, Дареджан воспользовалась древним грузинским обычаем: она дала назначенному ею визирю Хосиа Лашхишвили укусить себе грудь и таким образом стать приемным сыном. Но Лашхишвили, как другие имеретинские феодалы, был так ошеломлен поведением новой царицы, что в 1668 году, когда она обсуждала государственные дела, он с помощниками связал ее и, подкупив янычаров, заколол ее копьем в воротах кутаисского замка. (Чучуниа затем обезглавили.) Но имеретинцы не забыли, что Дареджан Коварная все-таки была дочерью царя Теймураза: Лашхишвили устроил для нее в Гелати царские похороны. Те же имеретинские феодалы потом поймали, ослепили и изгнали Деметрэ гуриели и восстановили Баграта IV на престоле. (Аслан-паша назначил гуриели Гиорги, сына Каихосро.)

В 1667 и 1668 годах Баграт отправил послов в Москву. Приняв и посла царицы Дареджан, московский Посольский приказ махнул рукой на имеретинский беспредел и оставил все мольбы без ответа. Эреклэ, убедив московский двор, что и имеретинский, и кахетинский престолы предназначены только ему, подверг Баграта остракизму и обвинил имеретинских послов в соучастии в убийстве его тети Дареджан, так что имеретинцев заточили в глухом русском монастыре. В последующие десять лет всеми покинутый Баграт IV отбивался от нападок мингрельцев, гурийцев и своих собственных подданных: то ему приходилось сбегать в горы, то он одерживал верх, применив насилие или подкупив ахалцихского пашу. Однажды Баграта заставили отдать в заложники сына Александрэ (считавшегося незаконнорожденным, так как брак отца с Кетеван почти сразу был расторгнут), но в 1674 году Баграт взял кутаисскую цитадель и обменял ее с Аслан-пашой на заложника, вследствие чего имеретинские феодалы, особенно те, которых Дареджан изгнала из страны, примирились на последующие сто лет с тем фактом, что Кутаиси оккупировал оттоманский гарнизон.

Турки презирали имеретинцев, таких неряшливых и неотесанных, что Имеретию и Кутаиси называли Башаджык (простоволосыми). Только лень мешала туркам превратить царство в оттоманский пашалык, как Самцхе. Жизнь в Мингрелии и Гурии была не лучше: например, в 1672 году Гиорги гуриели завербовал турок, чтобы вместе разграбить Мингрелию, изгнав изнуренных и голодающих крестьян и похитив младенцев для вывоза в Турцию. Через два года миссионер отец Цампи пишет: «Мингрелия больше не существует: ни у кого нет скота, никто не может жить без страха»[162]. Затем войска Баграта разоряли Гурию, пока он не передумал, не предложил гурийцам союз и не выдал за Гиорги гуриели малолетнюю Дареджан, дочь своей любвеобильной царицы Тамар.

Когда в 1678 году Арчил отнял у Баграта имеретинский престол, тот покинул Тамар и убежал в Гурию. Арчил захватил Тамар в замке Сканда и вернул ее предыдущему мужу, Левану III Дадиани. В августе следующего года, с помощью эрзурумского паши и своего зятя гуриели, Баграт сверг Арчила, напал на Левана Дадиани и повез Тамар назад в Кутаиси. Арчил бежал в Горную Рачу, и Рача впервые испытала на себе оттоманский грабеж. Когда в 1681 году Баграт IV умер (в том же году, что и Леван III Дадиани), Имеретию без сопротивления захватил его зять Гиорги гуриели, который сразу развелся с девочкой Дареджан и, пренебрегая запретом на инцест, женился на своей теще, овдовевшей, но все еще неотразимой царице Тамар[163].

Александрэ, сын Баграта от Кетеван, тогда находился в плену у картлийского царя Гиорги XI. Имеретинская знать теперь сочла Александрэ вполне легитимным наследником по сравнению с Гиорги гуриели: через ахалцихского пашу имеретинцы попросили царя Гиорги освободить пленника, теперь имеретинского царя Александрэ IV. Гиорги гуриели вернулся домой, но без Тамар, которая уехала в Мингрелию. Там она, как вдова Дадиани, смогла собрать армию, но скоропостижная смерть помешала самой яркой из роковых имеретинских женщин напасть на Имеретию. Царь Александрэ IV оказался чуть лучше своих предшественников: он был щедрым и храбрым, но «мнительным и рабопродавцем», он сблизился с кутаисским архиереем Свимоном Чхеидзе, «безбожным блудником, убийцей и работорговцем».

В поисках политической поддержки Александрэ IV связался с самыми крупными феодалами, Абашидзе, и выдал свою сводную сестру Дареджан, покинутую Гиорги гуриели, за Паату Абашидзе. Другие феодалы, в особенности рачинский князь Шошита, ненавидели нового царя и сговорились с гурийцами против него. В 1684 году по всей Западной Грузии вспыхнула война: в битве при Рокити погибли не только многие Абашидзе, но и враги царя, так что Александрэ IV выиграл и разбогател, освободив мингрельских и гурийских военнопленных за выкуп. Но имеретинский трон шатался: добиваясь дружбы с Картли, Александрэ попросил царя Гиорги выдать за него если не дочь, то племянницу. Гиорги XI отказался наотрез, в чем Александрэ обвинил рачинского князя Шошиту и отправил войска, которые разорили Рачу. Шошита воззвал к Гиорги о помощи; Имеретию случайно спас иранский шах, решивший в 1688 году посадить на картлийский трон Эреклэ вместо Гиорги. Не обращая внимания на протесты Александрэ, свергнутого Гиорги XI приютил рачинский князь. Александрэ опять разорил Рачу, но князь и его гость укрылись высоко в горной деревне.

В конце концов рачинский князь отвоевал свой удел, и бывший царь Гиорги XI пригласил брата, бывшего царя Арчила, вернуться из России и еще раз захватить Имеретию. Москва дала Арчилу 6500 рублей, но не 15-тысячное войско, которого он просил, чтобы очистить Имеретию от врагов. Спускаясь с перевала, Арчил встретился с приветливыми имеретинскими феодалами и с рачинским князем. Но Александрэ IV поддерживали против Арчила кумовья Абашидзе, кутаисский архиерей и оттоманские войска; рачинский князь не мог доверять даже собственным солдатам. Поэтому оба царя, Арчил и Гиорги, спрятались в Мингрелии и в Абхазии, откуда Арчил написал оттоманскому султану. Александрэ тем временем предложил Гиорги Липаритиани, правителю Мингрелии, весь Лечхумский край, если тот перейдет на сторону Имеретии и изгонит Арчила из Мингрелии. Арчилу предложили охранную грамоту и свободный путь в Россию, если он отречется от престола: кротко приняв условия, Арчил повернул назад через Рачу в Осетию. В Осетии, однако, Арчил послал турецкому султану письмо, обещая заплатить имеретинские двадцатилетние недоимки, если его опять возведут на престол. Гиорги XI вдруг навлек на себя подозрения своего защитника Мамиа гуриели, которому показалось, что бывший царь сам хочет стать гуриели: Гиорги уехал в Турцию, где поджидал, чтобы власть в Имеретии перешла в более дружелюбные руки.

Турки сами обдумывали смену власти в Имеретии и опрашивали имеретинских феодалов: Александрэ приказал убить оттоманского агента, но тот вовремя уехал в Ахалцихе с результатами опроса и посоветовал бывшему царю Гиорги: «Приготовьте печати для всей имеретинской знати и возведите Арчила на престол». Гиорги заказал царские печати, собрал кворум имеретинцев, которые послали султану петицию: султан пожаловал Арчилу царские меч и халат, и в августе 1690 года войска эрзурумского паши вернули его в Кутаиси. Александрэ IV уехал в Тбилиси к своему дяде по матери, царю Эреклэ.

Осенью турецкие войска ушли; зимой из-за снегопадов они уже не смогли бы вернуться. Имеретинские феодалы, теперь с мингрельской поддержкой, восстали против нового царя, попытавшегося вернуть прежним хозяевам незаконно приобретенные земли. Без разрешения Эреклэ или иранского шаха, Александрэ IV помчался в Имеретию, но 20 декабря 1690 года, в битве при Годогани вблизи Кутаиси, союзники Александрэ вдруг перебежали к Арчилу. Несмотря на победу, Арчил не смог упрочить свою власть. Подталкиваемый царем Эреклэ, иранский шах попросил султана восстановить Александрэ на имеретинском престоле. Хотя султан арестовал в Ахалцихе брата Арчила, бывшего царя Гиорги, он все-таки не помешал Арчилу осадить кутаисский гарнизон, который закончил тем, что «варил и ел собственные сандалии». Арчила подвели мингрельцы, вдруг потребовавшие, чтоб в обмен на поддержку отдал им Лечхуми. Арчил откладывал ответ, и мингрельцы освободили турецкий гарнизон, который сразу снес кутаисский собор. Наконец турецкие солдаты привезли Александрэ, и Арчил уехал. В Осетии его подстерег черкесский воевода, которого подкупили, чтоб он поймал Арчила и доставил к шаху. После рукопашного боя с черкесом и при помощи лезгинского дворянина Арчил убежал в Картли. На этот раз Александрэ IV упрочил свою власть, разведясь с матерью своих детей (Симон и Гиорги) и женившись на Тамар, десятилетней дочери самого крупного феодала, Гиорги Абашидзе.

В начале 1690-х за власть в Картли боролись четыре царя: в страну приехал бывший Гиорги XI, освобожденный сочувствующими гражданами Ахалцихе, и заставил царя Эреклэ запереться в тбилисской цитадели. Приехал и Александрэ IV с имеретинской армией, будто бы поддерживавшей Эреклэ, но эта армия столкнулась с войсками Арчила в Ташискари и, бросив награбленное и военнопленных, отступила в замок Сканда. Из-за занятий работорговлей Александрэ уже сделался ненавистным. Сровняв с землей мирную деревню во время картлийской кампании, он навлек на себя ненависть и молодой жены: Тамар умоляла отца, Гиорги Абашидзе, схватить Александрэ и отдать царю Гиорги. Имеретинские феодалы и католикос с энтузиазмом договорились с царицей и Абашидзе: Александрэ IV взяли в плен и отправили в Руиси, где по приказу Гиорги XI его задушили и похоронили в храме.

Таким образом, в 1695 году Арчил опять очутился на имеретинском троне. Овдовевшая Тамар Абашидзе, однако, сделала предложение Гиорги XI: она станет его женой, если он отберет у Арчила престол. Гиорги не захотел так подло подвести брата: он отказался от предложения и уехал в Исфахан, чтобы служить иранскому шаху. Тогда Гиорги Абашидзе попросил Арчила жениться на его дочери Тамар, обещая, что в этом случае перейдет на его сторону. Арчил тоже отказался от молодой вдовы. Отвергнутый Гиорги Абашидзе при участии мингрельцев откуда-то выкопал другого Гиорги, самозванца, будто бы Багратида, всем известного как Гочиа (свиненок), и за этого Гочиа Абашидзе не только выдал свою Тамар, но в 1696 году возвел чету на престол. (Арчил опять отправился в Осетию.) Тамар с «изувеченным крестьянином» Гочиа пользовались доверием еще меньше, чем Дареджан со своим Чучуниа: на самом деле настоящим хозяином, даже в Мингрелии и Гурии, был Гиорги Абашидзе. Через два года даже Тамар стало тошно от этого нелепого брака: Гочиа прогнали со двора.

В 1697 году Арчил, собираясь в Россию, уже покидал Кавказские горы вместе с племянником (будущим картлийским царем Вахтангом VI), когда получил приглашение вернуться от самого Абашидзе. Сначала Арчил отказался и от престола, и от только что разведенной Тамар. Но зима в горах сделала свое дело: придворные настояли, чтобы он вернулся. Александрэ уже открыто презирал «животных, развращенных, фальшивых» имеретинских феодалов и простонародье. Он все-таки вернулся в Кутаиси (но бросил Тамар). Пятое царствование Арчила длилось шесть месяцев: султан приказал ему уступить престол Симону, сыну Александрэ IV, и имеретинские феодалы не противились турецкому выбору. В 1699 году, как только начал таять снег, Арчил поехал в Россию, на этот раз навсегда. Несмотря на крайне отрывочное царствование, Александрэ, однако, кое-чего достиг: он пригласил в Кутаиси польского иезуита Яна Гостковского, которого король Ян Собеский III отправил послом к Вахтангу V в надежде завербовать картлийского царя в антиоттоманский союз. В Кутаиси Гостковский чуть ли не пятьдесят лет боролся с работорговлей и чумой, от которой и умер в 1738 году[164].

Нового имеретинского царя Симона привезли в Кутаиси из Картли. Неугомонный Гиорги Абашидзе сразу выпросил у католикоса развод для Аники, своей второй дочери, и выдал ее за Симона. С той же решимостью Тамар Абашидзе заставила правителя Мингрелии, Гиорги Липаритиани, развестись с матерью своих семерых детей и жениться на ней. Тамар, в девятнадцать лет трижды побывавшая замужем, уже была известна, безо всякой иронии, как «царица Имеретии и Мингрелии» (ее отец, Гиорги Абашидзе, также женился в третий раз). Царь Симон пришел в такой ужас от нравов своего царства и от конфликтов невесты Аники с ее сестрой Тамар, что убежал в Картли. Но от имеретинского вихря не было спасения: Симона заманили назад Мамиа гуриели и ахалцихский паша. Симон послушно развелся с Аникой Абашидзе и женился на сестре гуриели. Гиорги Абашидзе и Гиорги Липаритиани оба сочли этот развод оскорблением. Они обещали Мамиа гуриели, что его посадят на имеретинский престол, если он присоединится к их заговору. В 1701 году нанятые Абашидзе стрельцы подстерегли Симона у спальни и застрелили его, когда он шел в нужник.

15

XVIII век

Осуждать сказитель должен, да кого же — непонятно.

«Русский нам добра не хочет», — клеветали многократно,

Но, почета не стяжавши, с войском граф ушел обратно.

«Возвращаюсь восвояси», — будто вымолвил он внятно.

Бесики Габашвили. На битву при Аспиндзе

Для Грузии гребни волн XVIII века — возможности объединения и независимости — были высоки, а подошвы волн — оттоманское или иранское опустошение — низки. Век завершился торжеством Российской империи и закатом багратидской династии.

В начале века картлийские цари находились в отсутствии: Гиорги XI в 1709 году командовал иранскими войсками в Афганистане, где пал жертвой убийцы; в 1711 году на том же фронте погиб его племянник царь Каихосро. С 1703 года Картли управлял Вахтанг, старший брат Каихосро: в 1711 году его признали царем, Вахтангом VI, но постоянно отрывали от власти: сводный брат Симон стал в 1711–1712 годах регентом, и в 1714 году Вахтанга держали в Исфахане, пока он не принял мусульманство в 1719 году. В это время Вахтанга заменяли сначала младший брат Иесэ, а потом сын Бакар.

Несмотря на молодость (он родился в 1675 г.) и зависимость от шаха Хосейна, Вахтанг с самого начала занялся преобразованием Картли. С 1704 по 1708 год царь составил кодекс законов, дастурламали[165]. Как и предыдущие кодексы, дастурламали назначил гражданам кровную цену по чину: убийство крестьянина стоило 12 туманов, купца средней гильдии или азнаури низкого чина — 48, купца первой гильдии или феодала среднего сословия — 96. Смерть цесаревича стоила 1536 туманов. Крепостная система стала мягче: беглый крестьянин, занявший казенную землю, мог завладеть ею спустя шесть лет. Крестьяне, уже не такие угнетенные, перестали бежать в Дагестан или обращаться в мусульманство, чтобы избежать налогов. Нанимались «сгонщики» (мкрелеби), насильно или уговорами сгонявшие беглых крестьян в родные деревни: репатриантов освобождали на год от податей. В этих реформах Вахтангу VI помогали иностранцы, в особенности иезуит-востоковед отец Тадеуш Крусиньски, царский секретарь.

Царская власть сильно централизовалась: городские территории стали казенными, и монетный двор (на монетах все еще были персидские надписи) — казенной монополией. Монополиями Вахтанга и его черкесской царицы Русудан стала и промышленность, в особенности шелководство и красильни. Благодаря обновленным ирригационным каналам и активному севу — пшеницы, ячменя, овса и в долинах льна — сельское хозяйство расцвело; в один год в Картли 2621 крестьянское хозяйство произвело чуть не тысячу тонн зерна. Свиньи, которых не угоняли дагестанские мусульмане, паслись в лесах Тушети. Виноградников стало так много, что пришлось нанимать иностранных работников. Вахтанг даже засеял пустоши около Тбилиси пахучими гиацинтами[166]. В Тбилиси оживилась торговля: к середине 1700-х годов было 200 магазинов, защищенных налогами на импорт. На доходы от таможенных пошлин Вахтанг строил дороги и караван-сараи для иностранных торговцев. Тбилисские купцы объединялись в кооперативы (псонеби), с филиалами в Астрахани и Тебризе. Медную руду копали и плавили греки, выходцы из Анатолии; в картлийских литейных производили качественный чугун и сталь.

Вслед за Картли оправлялась от разорения и Кахетия, но царь Давит II (имам Кули-хан), который властвовал, пока царь Эреклэ служил в Иране, был не в состоянии усмирить страну: Кахетию мучили дагестанские набеги, несмотря на то что Давит II женился на Ятар, дочери дагестанского шамхала. Города Кахетии, даже столица Телави, были всего лишь укрепленными деревнями. Тем не менее политика и экономика Кахетии пошли по картлийскому пути.

Шах Хосейн, благодарный грузинским царям за помощь в Афганистане, относился с пониманием к тому, что Вахтанг активно поддерживал православие. В 1705 году Вахтанг созвал церковный собор, который назначил католикосом брата царя Доменти IV. Тот только что вернулся из России и придерживался подчеркнуто европейских взглядов. (Он оставался католикосом до 1741 г.; турки подтвердили его назначение в 1724 г., но с 1725 по 1737 г. заточили его, когда «брат Вахтанг сбился с пути».) Таким образом, церковь и государство были тесно связаны. Следующей реформой Вахтанга было создание надежной армии защитников, мцвелта джари: эта гвардия покорила осетин и обеспечила северные границы Картли.

Когда в 1709 году афганский воевода Мир-Ваис убил Гиорги XI, дядю Вахтанга VI, власть в Картли не дрогнула. Цари Эреклэ и Каихосро (наместник шаха в Картли) с 2000 грузинских солдат от имени шаха Хосейна победили Мир-Ваиса и взяли в свои руки управление городами Тебриз и Барда. Вахтанг VI уговорил благодарных иранцев заменить в тбилисской цитадели гарнизонных иранцев грузинами и прекратить вывоз в Иран грузинских рабов.

В Картли постепенно росло европейское влияние. Александрэ Багратион, сын свергнутого царя Арчила, стал закадычным другом Петра Великого. (Александрэ женился на малолетней Феодосии Милославской, двоюродной сестре императрицы Софии, но она скончалась преждевременно.) В 1688 году Александрэ с Петром объездил всю Голландию, и в Амстердаме, где Петр заказывал шрифты для новой гражданской кириллицы, Александрэ заказал у Николаса Витсена, всемирно известного типографа, шрифт для всех трех грузинских алфавитов. Витсен посовещался с венгро-валахским типографом Миклошем Мистодфалуши Кишем. К 1689 году все шрифты были отлиты[167]. Но Александрэ взяли в плен во время Русско-шведской войны, и Петербург получил грузинские шрифты только через десять лет. В 1703 году в Москве наконец напечатали по-грузински Псалмы Давида: издание было намного тоньше и красивее, чем грузинский букварь, напечатанный в Ватикане в конце 1620-х годов. Уже в 1730 году грузинскими шрифтами владела и Академия наук в Петербурге, где печатались другие грузинские издания. Как ни странно, в саму Валахию печать ввел грузинский иммигрант, Антим Ибериец (раб, купленный иерусалимским патриархом на константинопольском базаре и потом обученный языкам и типографскому делу). К 1705 году Антим стал епископом Римника: оттуда отправил в Тбилиси к Вахтангу VI своего ученика Миклоша Мистодфалуши Киша (которого грузины называли Микеилом Венгро-Валахским). В 1709 году в здании, выделенном Вахтангом, напечатали Евангелие на грузинском. В следующие двенадцать лет, несмотря на враждебных мракобесов среди грузинского духовенства, была напечатана двадцать одна книга, включая Витязя в барсовой шкуре, отредактированного самим Вахтангом VI[168].

В 1714 году, однако, прогресс в Картли замедлился: шах Хосейн вызвал Вахтанга VI в Кирман, отменил его субсидии, уволил слуг и задержал его, когда тот отказался принять мусульманство. Пока Картли управляли брат и сын, Вахтанг отправил в Европу дядю по матери, ученого писателя Сулхана-Сабу Орбелиани. Став католическим монахом, Сулхан-Саба мог в 1714 году беспрепятственно проезжать через оттоманскую территорию с письмами папе Клименту XI и французскому королю Людовику XIV, умоляющими заставить шаха отпустить Вахтанга, и намекающими, что грузинская церковь готова принять авторитет папы (последнее предложение поддерживал сам католикос Доменти)[169]. (Уже в 1708 г. авантюристка Мари Пети, объявившая себя «главой миссии», когда ее любовник Жан-Баптист Фабр, французский посол в Иране, отравился в Ереване, судя по всему, взяла с собой письмо к Людовику XIV от Вахтанга VI; тот за свой счет отправил ее домой после приезда нового посла Жан-Виктора Мишеля[170].) Картлийские феодалы, опасаясь иранского гнева, отрицательно отнеслись к таким контактам. Даже до задержания Вахтанга VI некоторые феодалы предпочитали католицизму мусульманство. Сам Доменти даже ездил в Исфахан и обещал шаху Хосейну расстричься, жениться и стать мусульманином (не исключено, что таким образом он надеялся взойти на престол: отец Доменти, царевич Леван, якобы приказал высечь его за апостатство)[171]. В 1712 году Симон, сводный брат Вахтанга и Доменти, на время запер последнего в сумасшедшем доме.

В 1714 году шах Хосейн назначил Иесэ, уже известного как Али Кули-хан, правителем Картли; его брат Вахтанг сказал о нем: «боятся его, как врага и черта», но мусульманства своего он не афишировал, кроме как многоженством и выговором тбилисскому гарнизону, сжегшему Кораны (иранских следователей заменили грузинами, которые прекратили дело). Чтобы понравиться подданным, Иесэ принял православие, но картлийцы уже просили Хосейна назначить на его место сына Вахтанга Бакара. Иесэ попытался заточить Бакара, но тот в 1716 году все-таки стал регентом.

Дипломатическая миссия Сулхан-Сабы имела не больше успеха, чем миссии его предшественников. Папа не мог заставить шаха отпускать заложника, а Людовик XIV только что принял сына шаха и подписал очень выгодный торговый договор. Дела шли все хуже. Вскоре Людовик XIV скончался; Людовик XV совсем не интересовался спасением далекого христианского царства. Сулхан-Саба вернулся ни с чем. В 1716 году Вахтанг решил принять мусульманство, но шах Хосейн не торопился свергать Бакара, который, как Шахнаваз-хан, его вполне устраивал. Картли, однако, страдала от повстанцев, верных свергнутому Иесэ, и дагестанцы пересекали Грузию, когда нападали на Иран. Чтобы восстановить порядок, в 1719 году Хосейн освободил Вахтанга, при условии, что он потом будет служить в Афганистане.

Иранские, картлийские и кахетинские интересы кратковременно сошлись. Народ обожал Вахтанга VI, а в Кахетии к власти пришел тонкий и мягкий Теймураз II, брат Давита (имама Кули-хана), так как в 1709 году Давита после смерти его отца Эреклэ держали в Иране шесть лет. Вместе с иранцами и картлийцами царь Теймураз II и алавердский епископ вступили в бой с лезгинами. Даже когда Давит вернулся из Ирана, Вахтанг VI повел картлийцев и кахетинцев в атаку против дагестанцев. Теймураз II, однако, воевать и властвовать не особенно любил: он был дипломатом и поэтом: его стихотворение «На смерть козы, вскормившей косуленка» пропитано характерной чувствительностью. Союз Картли с Кахетией оказался непрочным: Давит в первой атаке не участвовал, и одного важного союзника, ширванского хана, разгромили и убили дагестанцы. Потом Давит начал давать приют мятежным картлийцам, например ксанскому князю Шаншэ.

Вахтанг VI продолжал упрочивать свое положение: в 1721 году, при поддержке мусульманских ханов Еревана и Карабаха, он стал главнокомандующим северо-иранскими войсками. Захватив дагестанский плацдарм Белакани, он покорил горцев. Вахтанг пользовался доверием всего Ирана — вассальных ханов и христианских армян, чей католикос Эсай Джалалиян надеялся, что Вахтанг сможет восстановить и Армянское царство.

Чем мощнее становился Вахтанг, тем сильнее росло недоверие шаха, опасавшегося, что Вахтанг включит Кахетию в Картлийское царство; он приказал Вахтангу покинуть всю отвоеванную территорию. Вахтанг отказался: он ставил на то, что Россия вскоре вторгнется по западному берегу Каспийского моря. Хотя все предыдущие кахетинские ставки на русскую военную мощь заканчивались разочарованием, если не катастрофой, Вахтанг считал, что Петр Великий — союзник высшего уровня. В 1717 году Артемий Петрович Волынский, русский посол в Иране, рассудив, что грузины и армяне Закавказья и Ирана положительно отнесутся к русскому продвижению, вел переговоры со сторонниками Вахтанга. В инструкции, данные Волынскому Петром в 1715 году, входило «осведомиться, нет ли каких иных в тех странах христианских… где царевич Вахтанг Леонтьевич обретается за арестом и будет мочно снестись с ним… чтобы христианам греческого исповедания никакого утеснения и принуждения в своей вере не чинили… домогаться шаха пристойным образом и о освобождении Вахтанга ис плену»[172]. Россия, как и Вахтанг, уже понимала, что иранская сафавидская династия вырождается: Волынский передал информацию о страшных мятежах в Тебризе и Исфахане. Созвав дарбази, Вахтанг снарядил тайную военную экспедицию, которая присоединится к русским на Каспийском побережье. Картлийские феодалы поставили условием, чтобы Россия в качестве гарантии добросовестности прислала в Тбилиси не менее 5000 солдат. В ноябре 1721 года Вахтанг написал Петру, что признает Волынского главнокомандующим. Вахтанг обсудил с армянскими князьями и духовными лицами создание армянской армии и послал к католикосу Джалалияну опытных военных. Предлогом для наступления на восток служили лезгины, ограбившие русских купцов в Шемахе, так что нападение на Иран можно было представить карательной экспедицией против лезгин.

Шах был более озабочен афганской войной. Когда погиб брат Вахтанга Ростом, шах назначил цесаревича Бакара командиром гвардии, но Вахтанг запретил сыну принимать этот пост. Афганцы захватили Исфахан; и шах был обречен. Летом 1722 года Петр Великий объявил, что идет в наступление. Эрзурумский паша предупредил Вахтанга, что Турция собирается нанести Ирану смертельный удар, и предложил союз, заманчивый тем, что султан сделает Вахтанга царем всей Грузии. Вахтанг не хотел попасться на эту удочку: он осведомил Петра. Иронией судьбы осажденные шах и его сын Тахмасп тогда попросили Вахтанга принять командование всеми иранскими войсками в Азербайджане. С августа по ноябрь 1722 года Вахтанг вел 30000 человек в Гянджу, введя иранцев в заблуждение, что поддерживает не Петра Великого, а шаха.

Ставка Вахтанга себя не оправдала. Армия Петра Великого дошла до Дербента, но с Вахтангом не соединилась. Плохое обеспечение, эпидемии, унесшие тысячи солдатских жизней, и страх, что кампания приведет к войне с Турцией, — все это смутило Петра, и он отступил в Астрахань. Подпоручик Толстой обещал Вахтангу, что весной кампанию возобновят, но, когда Петр не сдержал обещания прислать подкрепления в Картли под предлогом, что эрзурумскому паше это не понравится, Вахтанг понял, что его бросили на произвол судьбы. Коварные поступки Вахтанга разъярили шаха Тахмаспа II, наследника Хосейна; турки, не менее возмущенные альянсом Вахтанга с Россией, уже собирались на границе Картли. Только что назначенный царь Кахетии, Константинэ II (Махмуд Кули-хан), когда шах Тахмасп пообещал возвести его на картлийский престол, взялся убить Вахтанга, с одобрения ереванского и гянджинского ханов. Тбилисскую цитадель занял гарнизон с иранцами, лезгинскими наемниками и некоторыми картлийскими феодалами. Три месяца бушевала гражданская война, пока Вахтанг не проиграл битву при Зедавеле (вблизи Гори). В этой битве участвовал юноша Давит Гурамишвили. Став поэтом, он вспоминал:

  • Страшный день! Отряды турок
  • Проливали кровь невинных,
  • Обезглавливали женщин,
  • Чернецов, простолюдинов.
  • Наши головы возили
  • На арбах, в больших корзинах.
  • Мертвецов не хоронили, —
  • Грызли волки их в долинах.

Весной 1723 года Константинэ с помощью иранских войск захватил Тбилиси, и Вахтанг сбежал в Цхинвали. Эрзурумский паша посоветовал Вахтангу подчиниться султану, если он хотел вернуть себе престол; царский дарбази решил, что лучше сдаться. Подпоручик Толстой не переставал уверять, что Петр Великий все-таки наступает, так что Вахтанг только сделал вид, что принимает условия турецкого султана[173]. 12 июня оттоманская армия без кровопролития заняла Тбилиси и, свергнув Константинэ, сделала Бакара, сына Вахтанга, губернатором Картли. Константинэ и Бакар несколько недель сопротивлялись туркам. Оба спаслись: Константинэ принял мусульманство, стал оттоманским марионеточным кахетинским царем и был убит в 1732 году в Ахалцихе за то, что сотрудничал с иранцами, — кахетинский престол тогда занял его брат христианин Теймураз II.

Как только турки заставили Петра Великого отступить от Каспийского побережья, Россия махнула рукой на Грузию. Напрасно Вахтанг предлагал туркам двенадцать ишаков, навьюченных драгоценными камнями, и сына Бакара и брата Иесэ заложниками: ему пришлось отречься от картлийского престола в пользу услужливого Иесэ. Бакар вел в Триалети партизанскую войну, бессмысленную, хотя и убил 500 оттоманских солдат. В июле 1724 года русские в Константинополе подписали мирный договор, по которому Турция обещала соблюдать неприкосновенность Ирана, но уступала России Каспийское побережье. Россия признала турецкий суверенитет над всей Грузией, Арменией и Северо-Западным Ираном. Некоторые грузинские феодалы уговаривали Вахтанга бороться, как царь Симон I, пока его не убьют или не возьмут в плен. Ксанский князь Шанше хотел, чтобы Бакар поднял восстание против турок. Но Вахтанг VI предпочел ссылку: летом того же года он с семьей и с 1200 из самых выдающихся людей, ученых и военных, приехал в Астрахань. Отказавшись от престола под турецким или иранским игом, Вахтанг смирился с предательством и убежищем, предложенными Россией. В России он проведет десять лет, как поэт и ученый, утешаясь тем, что в России наберется критическая масса по-европейски образованных грузин, способных когда-нибудь воскресить отечество.

К 1728 году турки составили Великий реестр (бююк дефтер), опись всех землевладельцев-налогоплательщиков Картли, и превратили страну в оттоманскую колонию. Под властью Исхак-паши налогами облагались все, от рабов до помещиков, а все, что продавалось или давало доходы, облагали пошлиной: кофейные зерна, шелк, соловьев, воблу, ульи, мосты. В этот год Турция получила 30 миллионов акче (около 120 тонн серебра) дохода, хотя бо2льшая часть этой суммы ушла на содержание оттоманских войск и чиновников[174]. Те, кто не подчинился туркам, как, например, католикос Доменти, могли считать, что им повезло, если их только заточили. Покинутая знатью, страна впала в отчаяние, сменившееся равнодушием. Как выражался сам Вахтанг, страна вырвалась из когтей рыси, но попала в когти тигра.

В Западной Грузии оттоманская власть укоренилась еще глубже, когда царь Арчил уехал в Россию, а царя Симона убили. Целый год Имеретией управлял Мамиа III (Черный или Великий) гуриели, но имеретинские казна и феодалы находились в руках Гиорги Абашидзе и его дочери Тамар. Чтобы покрыть расходы, Мамиа пришлось продавать собственных гурийских подданных в рабство. В 1703 году он отрекся и замкнулся в Гурии. Тогда Абашидзе провозгласил себя имеретинским царем Гиорги VI (свое право на престол он обосновал тем, что сестра Александрэ IV приходилась ему тетей, так что он был наполовину Багратидом). Гиорги VI Абашидзе помог мингрельцам отвоевать территорию, уступленную абхазам. Картлийский царь Эреклэ угрожал Гиорги войной, но тот отпугнул министров Эреклэ.

Западные грузины ставили на приход Петра Великого даже больше, чем Вахтанг VI. Узнав, что Петр построил флот на Дону и захватил приморский город Азов, так что от России до Мингрелии, казалось, было рукой подать, имеретинцы надеялись, что русский флот им приведет Александрэ, сына Арчила, как только шведы освободят его. Ходили слухи, что совместные британско-русские войска займут Константинополь, что строится Волго-Донской канал, открывающий русскому флоту доступ в Черное море. Петр Андреевич Толстой, русский посол в Константинополе, обещал, что атакует турецкие гарнизоны на побережье Мингрелии; Имеретия уже надеялась стать русским протекторатом. По всей Западной Грузии перестали платить оттоманские подати, и абхазы начали нападать на турецких торговцев.

Турки быстро подавили мятежный дух, опередив русскую интервенцию. Они обещали имеретинский престол другому Гиорги, младшему брату убитого Симона, и царь Эреклэ любезно отправил молодого Гиорги в Ахалцихе, где паша взялся за его образование. Летом 1703 года оттоманские солдаты перешли реку Чорох и укрепили Батум; другие оттоманские войска вторглись через горы в Кутаиси, и турецкий флот высадился в Мингрелии и отправил в Кутаиси второй контингент[175]. (Абхазы, воспользовавшись возможностью грабить, перебежали к туркам.) Правители Западной Грузии пытались блокировать дороги и эвакуировать народ, но турки брали замок за замком. Хотя Мингрелия не сдавалась, Гурия и Имеретия, где многие феодалы открывали дорогу туркам, развалились. Турки, однако, хотели только подавить сопротивление. Включать Западную Грузию в свою империю они не намеревались — это не позволило бы порабощать народ, получивший оттоманское гражданство, и последним источником новых рабов стали бы Черкесия и Абхазия.

Вторая оттоманская армия готовилась к вторжению, когда Западную Грузию спас мятеж турецких солдат, которым не платили, в результате чего султан Мустафа II был свергнут. Новый султан Ахмед III не хотел финансировать кавказскую войну: его визирь Ахмед-паша, грузин по рождению, предложил царю Гиорги Абашидзе мир, при условии, что тот снесет замок Шорапани на картлийской границе, даст заложников и деньги и признает царем Имеретии Гиорги VII, сына покойного Симона. Гиорги Абашидзе сделал вид, что согласился, но перебил отступающих турецких солдат, из которых только немногие добрались до Ахалцихе. Ахмед-паша был тяжело ранен. 3 августа 1703 года об этой имеретинской «победе» казачий атаман Мазепа известил русских. Но турки заняли все побережье и все замки Западной Грузии. Полное опустошение Имеретии и «безалаберный, корыстный, скупердяйский» характер Абашидзе обрекли его царствование, несмотря на то что картлийский царь Вахганг VI еще поддерживал его.

К концу 1703 года турецкий кандидат на имеретинский престол, Гиорги VII и его царица Руадам (дочь картлийского Гиорги VII, тогда воевавшего в Афганистане) оказались нищими узниками в кутаисском замке. Жениться на Руадам молодого царя уговорил князь Гиорги Микеладзе, которому она приходилась внучкой, и, таким образом, по женской линии Гиорги VII стал родственником царя Вахтанга VI, от которого он и получил деньги. Тамар Абашидзе (дочь Гиорги VI) возненавидела князя Микеладзе за то, что тот помог Гиорги VII противостоять ее семье: она уговорила своего нового мужа, Липаритиани, прислать из Мингрелии своих людей, которые конфисковали земли Микеладзе и изгнали князя в Картли. Тем не менее власть Липаритиани, а следовательно, и племени Абашидзе таяла. Брат Липаритиани, Иесэ (женатый на Мариам, тете Гиорги VII), решил перебежать к семье жены, и Липаритиани пришлось искать опоры против и Иесэ, и Гиорги VII. Поэтому, не уступая своих поместий, Липаритиани назначил следующим Дадиани (правителем Мингрелии) старшего сына Кациа и сделал Габриэла, одного из младших сыновей, чкондидским епископом.

Единство Западной Грузии, которое насильно ввел Гиорги Абашидзе, быстро развалилось. Гурия и Мингрелия опять занимались работорговлей (в Имеретии такая торговля тогда являлась монополией Гиорги Абашидзе). Вахтанг VI предложил Гиорги выход: если его сын Леван женится на дочери Вахтанга, тот разрешит Гиорги жить в своем картлийском поместье. Но Абашидзе, опасаясь, что Вахтанг пошлет Левана в Иран на «подтверждение», отказался. Вахтанг передумал и стал сторонником Гиорги VII, и к 1707 году Гиорги VII даже осмелился выйти из кутаисского замка на собственное венчание. Нового царя поддерживали католикос Григол и бо2льшая часть феодалов, но Абашидзе все не уезжал. Он вызвал зятя Липаритиани; они собрали армию и в битве одержали победу над Гиорги VII и его рачинскими сторонниками. Тем не менее победа не помогла ни Абашидзе, ни Липаритиани. Тамар Абашидзе заболела и умерла; ее пасынки, которые не могли простить Липаритиани то, что тот развелся с матерью, перебежали к Гиорги VII, как и три племянника Абашидзе. Вахушти, один из этих племянников, в конце концов женился на Ануке, дочери Вахтанга VI, и переселился в картлийское поместье Абашидзе.

В 1709 году царь Гиорги VII, разгромив Абашидзе и его мингрельских и рачинских союзников, обменял военнопленных на так нужное ему серебро. Война бушевала в Мингрелии, Гурии и Раче, но в Имеретии только на территории сторонников Абашидзе. К 1711 году Гиорги VII, еще более хищный, чем Гиорги Абашидзе, уже не пользовался поддержкой своих подданных, и Мамиа III гуриели смог захватить престол. Оба царя Гиорги, VI и VII, нашли убежище у Вахтанга VI, который положил конец их вражде, взяв сына и дочь Абашидзе в заложники, после чего Гиорги Абашидзе вернулся в Имеретию, а Гиорги VII, в Ахалцихе. Год спустя Гиорги VII тайком вторгся в Имеретию и с помощью Зураба, племянника Абашидзе, сверг Мамиа III гуриели, на целых десять месяцев вновь заняв имеретинский престол. Проданные в рабство гурийские пленники жаловались: «Нас продали за наше собственное серебро!» (Мамиа за свое короткое царствование, как ни удивительно, запретил работорговлю и в Гурии даже открыл школы.)

На Россию уже никто не возлагал надежд. В 1710 году Александрэ Багратион, закадычный друг Петра Великого, освобожденный шведами, умер в Риге от почечных камней, и через два года скончался от горя его отец, царь Арчил. От самого легитимного имеретинского царя оставалась только женская линия, и никто и ничто не мешало Западной Грузии расшатываться от предательств и вооруженных конфликтов.

При поддержке Бакара и католикоса Доменти, сына и брата Вахтанга, Гиорги Абашидзе и Мамиа III гуриели сговорились, что опять возьмут власть. Гиорги VII думал только о личной мести: он возненавидел жену Руадам (дочь Вахтанга) и, влюбившись в Тамар, дочь Абашидзе, выколол ее мужу Нижарадзе глаза. Зимой 1713/14 года имеретинский трон оказался в руках Мамиа гуриели, и гурийцы начали петь: «Имеретинцы вернули нам наше серебро». Мамиа, однако, умер в январе 1714 г., и Гиорги VII опять стал царем: по его приказу слепого Нижарадзе сбросили с утеса. Для картлийцев это было слишком: царь Иесэ, брат Вахтанга, заставил Гиорги VII поклясться крестом, что он возьмет назад Руадам с сыном. Несмотря на клятву, Гиорги отправил жену с сыном в замок, в глушь Сванетии. Через два года Гиорги VII до того рассердил мингрельцев и гурийцев, что те попросили ахалцихского пашу вмешаться. В результате Гиорги IV гуриели смог захватить имеретинский престол на несколько месяцев, пока его не свергла собственная мать. (Как и его отец Мамиа III, Гиорги гуриели открывал школы, пригласив из Синопа архиепископа Пимена, бывшего тушского раба, министром просвещения.) Гиорги VII в последний раз попытался добиться власти: возлюбленная его, Тамар Нижарадзе, скоропостижно умерла, и в Ахалцихе он женился на другой Тамар — «хрустальные щиколотки» (кочиброла), дочери Гиорги гуриели, не так давно еще бывшей замужем за родственником Дадиани. (Руадам все еще была жива, но ее замок в Сванетии разгромили мингрельцы и имеретинцы.) Эрзурумский и ахалцихский паши, которые не могли решить, кого поддерживать в Имеретии, выслали Гиорги VII в Константинополь. В отсутствие имеретинского царя рачинский и гурийский князья еще более свирепо хватали чужих жен и чужие земли, продавали в рабство или нападали с оружием, и дело дошло до того, что в августе 1719 года (оттоманы всегда предпочитали вторгаться в августе) султану пришлось восстановить Гиорги во власти. Многострадальный народ вздохнул с облегчением, а распоясавшиеся феодалы возмутились: в феврале 1720 года Симон Абашидзе на банкете убил Гиорги VII и продал его придворных в рабство. Гиорги гуриели опять взошел на престол. Имеретинцам надоела анархия: они тосковали по законной и постоянной власти. Когда братья Симон и Леван Абашидзе, по приглашению Вахтанга VI, воевали в Юго-Восточной Картли, оттоманы с одобрения Бежана, в 1710 году ставшего Дадиани после брата Кациа, венчали на престол Александрэ V, сына только что убитого Гиорги VII. Александрэ останется на имеретинском престоле целых тридцать два года, пусть и с краткими перерывами.

Сначала власть Александрэ V не простиралась дальше его казенных поместий. Турки управляли Кутаиси, и Бежан Дадиани правил в остальной Западной Грузии, укрепив положение бракосочетанием своей дочери с царем Александрэ V и отменой работорговли. Сам Александрэ зависел от субсидий картлийского царя Вахтанга, чтобы подкупать феодалов, которым он раздавал последние оставшиеся в его распоряжении замки и земли. Мачеха Александрэ V, Тамар «хрустальные щиколотки», вместе с чкондидским епископом (дядей Дадиани) отправилась в Ахалцихе, чтобы организовать заговор против царя. Паша передал эту пару Бежану Дадиани, который заточил Тамар и расстриг своего дядю (известного атеиста и мужеложца).

Александрэ сблизился с Вахтангом, и имеретинцы помогли картлийцам напасть на Гянджу в 1721–1722 годах. Но Александрэ не мог следовать реформам Вахтанга: ему приходилось умиротворять крупных феодалов, таких как Абашидзе, продававших крестьянские семьи в рабство, и он не мог остановить поток крепостных беглецов, спасающихся в Картли или Самцхе. (Когда он был у власти, Гиорги гуриели продавал только те крестьянские семьи, за которыми были недоимки.) В оттоманском Ахалцихе имеретинские крестьяне, будь то рабы или беженцы, не тосковали по родине: жизнь там была относительно мирная.

К 1722 году Западная Грузия целиком попала под оттоманскую власть: 500 янычар с тяжелой артиллерией занимали Кутаиси; в Сухуме тоже было 500 янычар, а в Поти — 200. Когда 12 (23) июня 1724 года по Константинопольскому мирному договору Петр Великий уступил оттоманам всю Грузию и проигравший Вахтанг VI уехал в Астрахань, надеяться больше стало не на что. В 1722 году в Россию отправил посланников Александрэ V, а в 1724 году — рачинский князь Шошита. Ответа не было. Гурия перешла на сторону турок; Абашидзе отдал оттоманам пограничную крепость Шорапани. Но ахалцихский паша воздержался от полного вторжения: он боялся, что его отправят воевать в Африку, если он доведет до конца завоевание Имеретии. Султан смотрел на Имеретию как на незначительное захолустье по сравнению с Балканами, и оттоманские гарнизоны, часто составленные из грузин или абхазов, как правило, дружили с народом.

В Картли и Кахетии период с 1724 по 1732 год считался восьмилетней «турковщиной». Царь Константинэ избежал турецкого захвата и, договорившись с лезгинскими разбойниками, поднял восстание. Он отправил в Россию монаха Зебедэ, которого покойный Александрэ Багратион полюбил, но Москва ничего не предложила, кроме убежища. Константинэ, когда он насильно обращал кахетинских крестьян в мусульманство, был «гордым и готовым убивать подлый народ», но наемных лезгин он не мог обуздать. Лезгины претендовали на часть Картли и совершали набеги и грабежи даже в Самцхе, но, когда они пытались заселять Кахетию, их убивало местное население. Турки отделили Восточную Кахетию в пользу дагестанских авар и цахуров и переселили осетин в глубь Картли. Хотя в Картли царствовал Иесэ, за ним надзирал Исхак-паша из Ахалцихе, и шестью картлийскими провинциями управляли грузинские феодалы, подчиняющиеся не царю, а самому паше.

Двойное налогообложение, царское и турецкое, вынуждало население либо бежать за границу, либо все отдавать ростовщикам. Помещики, не отрекшиеся от христианства, лишались владельческих прав. Купцы уже не могли торговать с Ираном. Оттоманское уголовное правосудие ужасало грузин: повешения, распятья, порки вызывали мятежи, как и унижения феодалов, которые недостаточно быстро доставляли лошадей — их седлали, на них сажали ездока и пороли. Турки опустошили территорию мятежных арагвинского и ксанского князей.

Единственным делом, объединявшим турок и их грузинских подданных, оказалась борьба против дагестанцев, со все большей смелостью угонявших скот и похищавших людей (что приносило ущерб оттоманским налоговым доходам). Совместные картлийские и оттоманские войска в 1732 году оттеснили лезгин, и в 1733 году Мамука Мухранбатони вместе с Исхак-пашой построили оборонную стену. Тем не менее беглые крестьяне не хотели возвращаться: из-за эмиграции, работорговли и эпидемии чумы Картли до такой степени обезлюдела, что дикие звери занимали ранее населенные места и нападали на тех, кто там еще остался.

Константинэ мало интересовался Кахетией: ему хотелось заниматься не восстановлением собственного царства, а завоеванием Картли. 28 декабря 1732 года турки, убедившись, что Кахетия тяготеет к иранцам, убили Константинэ в то время, как он вел переговоры в Ахалцихе с Юсуф-пашой. Его брат Теймураз II, кахетинский наследник, бежал в Пшавию. Турки оккупировали Кахетию и, когда Теймураз сдался, сделали его царем.

Шахом Ирана стал Аббас III, и чаша весов склонялась в его пользу, в то время как Турция оказалась окруженной врагами. В 1733 году арагвинский князь Бардзим и ксанский князь Шанше отправили Вахтангу VI письмо с приглашением вернуться из России. Вахтанг энтузиазма не проявил. В следующем году иранские войска отвоевали у турок Шемаху и через год заняли Гянджу, оттеснив таким образом русских с побережья от Баку до Дербента и помешав вернуться грузинам, в 1724 году эмигрировавшим с Вахтангом. Гиви Амилахори, которого турки назначили правителем Нижней Картли, взбунтовался и изгнал оттоманский гарнизон из Гори; Теймураз II с иранской помощью освободил Кахетию от турок и лезгин. Иранцы и грузины под командованием Тамаза Кули-хана (будущего Надир-шаха) разгромили турок в Тбилиси и Ереване. Турция к 1736 году воевала и с Австрией, и с Россией: она покинула Картли и Кахетию.

Недоверчивый Тамаз Кули-хан заточил некоторых грузин, с которыми вел переговоры в Ереване: иранцы вообще предпочли Теймуразу II его мусульманского племянника Александрэ как кандидата на картлийский и кахетинский троны. В 1736 году Надир-шах, первый и самый страшный из афшаридской династии, завоевал Восточную Грузию и сверг своих предшественников Аббаса III и Тахмаспа II; взяв Кандахар, он вскоре добился полной власти. Он обходился с картлийцами так же жестоко, как турки: Тбилиси заплатил ему 8000 туманов, крестьянство — 2000, не говоря уже о 75000 пудов пшеницы и поставке 2000 солдат. Александрэ, признанный царь Картли и Кахетии, вернулся с иранским генералом Сефи-ханом и еще более крутыми налогами. Хотя некоторые феодалы, такие как арагвинский князь Бардзим, поддерживали иранцев, другие, например ксанский князь Шанше, перешли к Теймуразу II и не выпускали Сефи-хана из тбилисской цитадели.

В 1737 году иранская армия пришла силой утвердить свой суверенитет. Ксанский князь Шанше бежал сначала в Имеретию, а потом в Россию, где пытался уговорить Бакара, сына Вахтанга, вернуться на родину. Без согласия Бакара и без сочувствия Москвы Шанше вернулся сам и начал борьбу. Надир-шах тогда воевал в Индии и не хотел войны на двух фронтах; он понимал, что христианскому царю легче будет хранить мир в Восточной Грузии. Из предосторожности он увез с собой заложниками в Исфахан Теймураза с сыном Эреклэ и дочерью Кетеван: Кетеван Надир-шах выдал за своего родственника, а Эреклэ, уже показавшего военный талант, отправил на индийский фронт. Через два года освобожденный Теймураз вернулся со свитой и стал царем Кахетии. Учитывая силы Ирана, Теймураз почтительно относился к шаху, который в 1741 и 1744 годах сам назначил католикосов-патриархов. В отличие от Кахетии Картли все еще находилась в хаотичном состоянии: ксанский князь Шанше напал на соседа, арагвинского князя, и перебил его крепостных и солдат.

Для противостояния дагестанским набегам картлийцы, кахетинцы и иранцы объединились: грузины больше не терпели лезгин, спускавшихся с гор в Тбилиси в поисках заложников; иранцы нуждались в плацдарме, чтобы отбиваться от вторжений русских в Закавказье. Война с Дагестаном дорого обошлась грузинам: иранская армия требовала 3000 телег с зерном и 4000 волов. Некоторые грузины принимали сторону лезгин и их оттоманских хозяев. К 1740 году Надир-шах, поняв, что его истерзанные войной ширванские и курдские подданные больше не могут терпеть, решил, что лучше пойти на мирный договор, по которому лезгины не грабили, а дешево покупали зерно и соль. Чтобы выполнить условия договора, Надир-шах сделал опись Восточной Грузии: все дома, животные и виноградные лозы были обложены налогом. Неурожаи 1741 и 1742 годов, вместе с новыми налогами, заставляли крестьян либо убегать в оттоманские земли, либо уничтожать налогооблагаемую собственность, либо продавать детей в рабство по два тумана за ребенка.

От гражданской войны жизнь стала еще хуже. Чтобы подавить повстанцев, Теймураз II упразднил Арагвинское и Ксанское княжества и натравил тушских горцев на осетин, живущих в Арагвинской долине. В 1745 году, после пятимесячной осады крепости Сурами, Теймураз захватил последнего мятежника, Гиви Амилахори, и отправил его в Иран. Благодарный Надир-шах освободил Кахетию от дани, назначил Теймураза II царем Картли, а его сына Эреклэ царем Кахетии. Двойной коронацией обоих царей 1 октября 1745 года во Мцхете иранский шах впервые полностью признал христианских монархов в Грузии. (Грузия была многим обязана дипломатическим искусствам царицы Аны, второй жены Теймураза II, выдавшей дочь Кетеван за племянника Надир-шаха, Али Кули-хана, и пробудившей в кремне-шахе несвойственное ему великодушие.)

Тем не менее Надир-шах постепенно делался все более жестоким и мнительным, иногда до невменяемости. Своему узнику Гиви Амилахори он вдруг поручил карательные войска в 30000 человек и затем вызвал в Иран царя Эреклэ. В 1747 году вместо Эреклэ, однако, поехал отец, Теймураз II, который надеялся на свой дар убеждения, чтобы иранцы ему не выкололи глаза: к счастью для Грузии, в июне этого года, до встречи с царем, Надир-шаха убили. Теймураза II в Казвине принял Али Кули-хан, племянник покойного, нуждающийся в поддержке Теймураза в борьбе за иранский престол; в связи с этой борьбой все иранские гарнизоны покинули Грузию.

Пока Теймураз был в Казвине, один из его племянников, Исак-бег, сын Иесэ, попытался захватить картлийский престол. Эреклэ сразился с Исак-бегом, и в Тбилиси никто не мог спать, пока пушки не превратили царский дворец и Сионский собор в щебень. На юге город Дманиси был целиком разрушен. Эреклэ одержал победу и, вторгнувшись в армянское и азербайджанское ханства, объявил их грузинскими провинциями и восстановил границы средневековой Грузии. В 1749 году овдвовевший во второй раз Теймураз II вернулся домой: цари Картли и Кахетии стали вдруг вершителями судеб Ирана: английский путешественник и торговец Джонас Ханвей писал: «До сих пор говорят, что шансы царя Эреклэ выше, чем у любого соперника» и был убежден, что только христианская вера мешает Эреклэ стать шахом Ирана[176]. Вскоре Али Кули-хана, племянника Надир-шаха, ослепил собственный брат Ибрагим; затем Ибрагима убили. Сам Теймураз II возвел на иранский престол малолетнего сына Надир-шаха, Шахроха, который вплоть до 1760 года (когда он стал лишь губернатором Хорасана), остался благодарным Грузии. Грузины вернулись из ссылки и плена; Шахрох даже простил картлийцев, перебивших иранский гарнизон в Тбилиси, и ежегодно посылал Теймуразу подарки: Теймураз стал главнокомандующим, а Эреклэ заместителем главнокомандующего северо-западными иранскими войсками.

Ослабление Ирана породило давно не виданный экономический рост восточной Грузии: опустошенные края, где выжил всего один процент населения, начали расцветать. За одно поколение сильно сократившееся население Картли и Кахетии — к 1740 году насчитывалось 42000 очагов, то есть 250000 душ, — удвоилось. В 1747 году феодалы, занимавшиеся работорговлей, покаялись перед католикосом, Антоном Великим (сыном царя Иесэ). У Картли и Кахетии границы были теперь хорошо защищены; предвиделось объединение, так как имеретинский царь Александрэ V связался с Картли политически (через двадцать лет его сын Арчил женится на дочери Эреклэ).

Расцвела культура. С 1749 года в Тбилиси опять печатались книги. Эреклэ II хотел не только литургических изданий, но и стандартного литературного языка. Он отдал типографам десятикомнатное здание рядом с монетным двором, назначив царским типографом сначала турко-армянского типографа, потом грузина Кристепорэ Кежерашвили и затем Абрама, еврея, ставшего игуменом монастыря Гаресджа[177]. В последующие сорок лет типография напечатала около 40 названий, главным образом литургических, если не считать рассказа о том, как царь ввез типографию из Константинополя, и переведенной с русского Мудрости Китая. Тиражи часто доходили до 1000 экземпляров.

В 1750 годы, отрезанная оттоманами от Картли и Кахетии Западная Грузия сильно отставала. Александрэ V, как и его предшественникам, приходилось участвовать в бесконечных междоусобицах: он часто зависел от мингрельца Бежана Дадиани, вполне способного подвести царя, своего зятя, не будь у Александрэ преданных телохранителей. Бежан помог Александрэ отнять у гелатского епископа, брата мощного рачинского князя Шошита, одну крепость, а в 1728 году Дадиани вместе с имеретинским царем сровняли с землей замок Шошита в Сканда. Но против оттоманов на побережье или в таких крепостях, как Гегути и Шорапани, Александрэ был бессилен. В 1728 году Зураб Абашидзе попросил ахалцихского пашу прислать сына Юсуфа в замок Гегути для переговоров. Бежан Дадиани, получив охранную грамоту, пошел на встречу с Юсуфом: его закололи, как только он переступил порог замка.

Смерть тестя Дадиани уняла страхи Александрэ. В 1730 году он мог даже сотрудничать с турецким пашой Поти в борьбе с черкесскими и абхазскими пиратами. Новый Дадиани, Отиа, насторожившись после убийства отца Бежана, смотрел на эту кампанию как на атаку и на Имеретию как на врага. Александрэ слишком поздно понял, что напрасно сотрудничал с Турцией: в тот момент, когда абхазы уже одерживали победу, имеретинцы покинули поле битвы. Тем временем Отиа Дадиани вместе с племенем Абашидзе и рачинским князем сговорились свергнуть Александрэ. Кандидатом на престол выбрали брата Александрэ Мамуку, за которого Отиа выдал свою сестру. Мятежники не давали Александрэ выходить из кутаисского замка, но, опасаясь оттоманской реакции, не смели обстреливать замок пушками. Александрэ ответил собственными стратегическими браками: овдовев, он больше не приходился Дадиани зятем и поэтому женился на дочери Левана Абашидзе; затем, выдав собственную дочь за Мамиа IV гуриели, он обеспечил гурийский нейтралитет.

Тем не менее Отиа Дадиани и рачинский князь хотели смерти Александрэ. Царь подкупил Гедевана, гелатского епископа, брата рачинского князя, разрешив ему расстричься, жениться на картлийской царевне и назначив его «князем долины». Но уступки не помогли: во время тяжелых снегопадов зимой 1732 года вспыхнула гражданская война. На битве при Чихори Отиа Дадиани был ранен и взят в плен, его брата Кациа убили, а нераскаявшихся рачинских и мингрельских пленных продали в Турцию.

Александрэ не раз связывался с Россией, но в 1732 году на обратном пути его посланник архимандрит Николоз потерял ответ императрицы Анны. Когда в 1736 году разразилась Русско-турецкая война и русские взяли Азов, Александрэ до того приободрился, что отправил в Россию ксанского князя Шанше (высланного из Картли) с гелатским епископом Габашвили и 35 людьми. Имеретинцы привезли с собой карту Западной Грузии, составленную Габашвили, новый текст клятвы в верности, проект освободительной войны и очередную просьбу прислать 20000 солдат. Но в 1739 году война кончилась Белградским мирным договором, и русским уже стало безразлично турецкое присутствие в Закавказье.

Тогда Александрэ попытался примириться с врагами. Выходив раненого Отиа Дадиани, имеретинский царь предложил ему власть над Лечхуми. Турки, однако, были неумолимо против такого примирения и угрожали Александрэ вторжением, если он не восстановит Отиа Дадиани в Мингрелии. Александрэ сдался, пожертвовав турецкому генералу дочь и своему брату Мамуке, с которым он давно не общался, — поместье. Опустошив казну, пренебрегши увещеваниями католикоса Григола, Александрэ прибег к работорговле, чтобы заплатить оттоманские подати. (В Мингрелии безденежье было еще острее: в докладе 1747 года французскому правительству отмечается, что торговля с Мингрелией невозможна, так как даже католикос из-за отсутствия серебряных монет рассчитывается рабами)[178]. Брачные союзы, оказалось, не укрепляли, а ослабляли власть Александрэ: ему пришлось обезглавить зятя Давита Абашидзе вместе с другим изменником, феодалом Папуной Церетели. Горюющий Зураб Абашидзе втянул рачинского князя и восстановленного Отиа Дадиани в новый заговор, но предупрежденный царь приказал ксанскому князю Шанше и 500 лезгинам опустошить территорию врагов. Натравливание мусульман лезгин на христиан грузин считалось кощунственным, и Александрэ пришлось отпустить лезгин и запретить им порабощать народ. Без лезгинской помощи Александрэ устроил в Картли захват Вахушти Абашидзе, брата Зураба, ради выкупа. Напрасно католикос Доменти заявил протест: Александрэ повернулся к нему спиной. Юсуф-паша прислал лошадь с роскошной упряжью, шубу и двадцать мешков серебра, но выкуп оказался недостаточным.

Разгневанные упрямством Александрэ V, в 1740 году Отиа Дадиани, Зураб Абашидзе и абхазские феодалы подожгли царский дворец в Варцихе, чуть не погубив царя и царицу. В следующем году армия Юсуф-паши заставила Александрэ уступить престол младшему брату Гиорги и уехать с семьей в Картли. Вначале Александрэ приняли в Картли с подобающим царю уважением, но затем заточили; он вышел на свободу только благодаря «князю долин», похлопотавшему о нем перед Надир-шахом в Дербенте. Надир-шах, в свою очередь, похлопотал перед ахалцихским пашой, который восстановил Александрэ на имеретинском престоле, даже не испросив разрешения у оттоманского султана. Тем не менее Александрэ еще не избавился от врагов: главным заговорщиком против него стала его мачеха, Тамар «хрустальные щиколотки». Она была княгиней в Гурии, гостьей в Ахалцихе, пленницей у Дадиани и, таким образом, была обязана всем, кроме имеретинского царя. Александрэ принял беспощадные меры: Тамар он обезглавил, сторонников ее брата Гиорги Абашидзе изгнал, продав их семьи в оттоманское рабство. Зураб Абашидзе бежал сам, и Леван, ставший главой клана Абашидзе, но все еще тесть Александрэ, уже не знал, к кому примкнуть. В 1743 году очередной мятеж заставил Александрэ воззвать к Ахалцихе о помощи. Мятеж закончился убийством рачинского князя, наследник которого, Вахтанг, целых три года относился к Александрэ с почтением. В 1746 году, после очередного мятежа, брат царя Мамука захватил престол на три года, но в 1749 году ахалцихский паша помог Александрэ вернуться к власти. Он умер царем в 1752 году.

К середине века Картли и Кахетия в отличие от Имеретии были дружны и сильны. Хотя царю Эреклэ II не хватало дипломатического таланта отца, Теймураза II, он был блестящим полководцем и правителем и расширял страну, не обращая внимания на враждебную реакцию соседей. Перестроив правительство на русский лад, Эреклэ укрепил казенный авторитет. Обложив налогами все сословия, он мог содержать и государство, и армию. Его агенты, «сгонщики» (мкрелеби), уговаривали или заставляли беглых крепостных в Нахичевани и Карабахе либо вернуться домой, либо заселить казенные земли. Из оттоманской Джавахети Эреклэ выманивал иммигрантов. Осетин-христиан расселили в долинах, и грузинские посланники поехали в русско-черкесский город Моздок предложить участки в Грузии грузинам-беженцам и даже черкесским и русским жителям (последним русское начальство запретило принимать приглашение). В Южной Кахетии, Тбилиси и Гори Эреклэ селил армян не всегда по их воле. Русские путешественники отмечали, что Эреклэ пытался оживить район Кварели, посадив виноградники и персики и привезя 250 туркменских семейств из Ирана.

К крепостным Эреклэ относился сурово и охотно прибегал к насилию, «чтобы они не ныли». Но и помещикам он не всегда поддакивал: «Боже упаси, чтобы крепостной пропал или сделался казаком»; те, кто развращал крепостных девушек, получали строгий выговор. В 1754 и опять в 1770 годах продажа крепостных без земли была запрещена. Эреклэ, католикос и дарбази объявили, что бывшие военнопленные и рабы, вернувшись на родину, станут свободными крестьянами на казенной земле. Освобождали и некоторых церковных крестьян, и отставных солдат. Хотя крестьяне большей частью оставались крепостными, среди рабочего народа уже стало гораздо больше вольных.

Сельское хозяйство в Картли и Кахетии модернизовалось: в Горной Тушети выращивали новые виды зерновых; зерно так подешевело, что голода больше не боялись. Крестьяне платили налоги фруктами или грецкими орехами. Новые заводы производили сахар, стекло, ткани и оружие, хотя порох остался правительственной монополией. В шахтах и в литейных 2000 греческих ремесленников производили драгоценные и цветные металлы, включая полтонны серебра в год. Законы о наследстве охраняли семейное богатство купцов. В Тбилиси ввели таможенную пошлину в 2,5 %. Хотя главным торговым партнером Картли и Кахетии оставался Иран, теперь Россия покупала шелк и лошадей за скобяные изделия, сервизы, бумагу и ткани. Эреклэ учредил новое правосудие, «суд главного секретаря» (мдиванбегис сасамартло), и царский дарбази расширил свою компетенцию: став постоянным верховным судом и государственным советом, он издавал декреты и приговоры. Правительственные министерства составили «особый совет», в который входили два министра иностранных дел (один христианин, один мусульманин) и влиятельный мэр Тбилиси. Была создана городская полиция.

Картлийский расцвет ободрил оттоманских христиан (армян и ассирийцев). Многие эмигрировали в Картли, где Эреклэ принимал их с радостью, как авангард, который когда-нибудь спасет Самцхе после стольких веков оттоманского гнета.

Политику Эреклэ и власть помещиков не всегда и не везде терпели: когда феодал, Елиозашвили, потребовал больше обычных 50 дней барщины, крестьяне набросились на его семью, сожгли его церковь и украли 500 бочек его вина. В 1773 году одна пшавская община разрушила замок своего феодала и два месяца держала его в заложниках; в 1777 году ксанские крестьяне взбунтовались, когда Эреклэ предложил восстановить княжество, упраздненное его же отцом. Введенные в 1780 году государственные облигации, по которым богатые должны были дать взаймы по 3 тумана, вызывали протесты.

Все 1750-е годы Теймураз II и Эреклэ II энергично распространяли свою власть на юг и восток. Мусульмане принимали христианство, Карабахское и Гянджинское ханства подчинились Грузии; Эреклэ даже захватил Тебриз[179], поразив афганцев и узбеков Азат-хана, взбунтовавшегося против Шахроха (Азат-хан провел целый год в заключении в Тбилиси). Изредка случались неудачи: в феврале 1751 года хан Шаки чуть не взял Эреклэ в плен. 1750-е годы были первым за несколько веков десятилетием, когда на исконно грузинской земле не было войны. Неплюев, русский посол в Константинополе, признал, что Эреклэ — неоспоримый правитель. На самом деле его завоевания в Иране встревожили Россию, которая перестала выказывать поддержку. Наоборот, Россия боялась оттоманской реакции и в то же время опасалась, что грузинский интерес к Ирану приведет к тому, что Эреклэ станет шахом.

Дагестанцы продолжали свои набеги: хотя в 1752 году лезгины согласились на мир, все 1750-е годы аварские дружины из тысяч воинов бродили по Кахетии и Картли: открытого сражения они избегали, но чинили страшные опустошения. Необходимо было оказать давление на авар с севера, и в 1760 году Теймураз, надеясь, что Россия все еще будет вести себя как покровитель, отправился туда, чтобы попросить либо войска, либо деньги, либо наемных солдат. Теймураз попытался уговорить императора Петра III возвести русскую марионетку на иранский престол (Шахрох лишился власти, и страна переходила из рук в руки разных воевод). Целиком поглощенная Семилетней войной, Россия не хотела заниматься кавказскими делами. Возвратившись с пустыми руками, 8 января 1762 года, Теймураз скоропостижно скончался в Астрахани. Эреклэ стал царем и Картли, и Кахетии.

Поездка Теймураза в Россию встревожила Карим-хана, который прибрал к рукам всю власть в Западном Иране: Карим-хан смотрел на Картли-Кахетию как на троянского коня, подосланного Россией в Иран; он не поверил Эреклэ, отмежевавшемуся от инициативы Теймураза. К счастью, азербайджанские ханы поддержали Эреклэ, иначе Карим-хан вторгся бы в Картли. На Россию давили Англия и Франция, чтобы она оставила Закавказье оттоманской Турции: отчасти поэтому Россия начала ставить Эреклэ палки в колеса. В Петербурге ютились Багратиды, претендующие на грузинские престолы, и кое у кого была поддержка даже в Картли. Незаконный сын Вахтанга VI, Паата, опытный артиллерист и мастер по отливке пушек, уже в 1752 году был отпущен из Петербурга в Картли. Ему было горько жить в России на крошечную пенсию и фактически под домашним арестом: в Картли он участвовал в заговоре вместе со строптивыми Мухранбатони и Амилахори, из которых один возненавидел царя Эреклэ, запретившего ему жениться на царской сестре.

В 1765 году заговор вскрылся уже в широком плане. В нем были замешаны тбилисские купцы и, судя по тому, что заговорщиков выдал ремесленник из Самшвилде, и провинциальное мещанство. Эреклэ назначил особый дарбази, включавший и крестьян, и аристократов, и предал заговорщиков открытому суду, перед которым он сам дал показания. Вынесение приговоров Эреклэ оставил судьям: двадцать два обвиняемых (возможно, среди них азербайджанско-грузинско-армянский поэт Саят-Нова) были оправданы, остальные жестоко наказаны. Цесаревича Паату и одного из его соучастников обезглавили; некоторых сожгли на костре (обычное наказание за убийство ядом), кому-то отрезали нос, кому-то вырезали язык. Как ни странно, но российское «просвещение» сделало увечья и казни привычными вещами в царствование Эреклэ. (Записка капитана Языкова о Грузии 1770 года докладывает: «Царское правление самовластное, но народ не весьма послушлив, и не строго исполняют повеления; наказании же их: голову рубят, живых закидывают каменьями, язык, нос и уши обрезывают, а легчайшее — бьют палками по пяткам; также царь наказывает по большей части отъемом всего имения, что ему не малый доход составляет»)[180].

После казни цесаревича Пааты Россия подбросила в Картли еще одного соперника Эреклэ. В 1766 году императрица Екатерина «изволила отпустить искать свое счастье» гвардейца цесаревича Александрэ, сына Бакара и внука Вахтанга VI, рожденного в России. Сначала Александрэ поехал в Шираз и попросил Карим-хана помочь ему. Когда в 1779 году умер Карим-хан, Александрэ по приглашению царя Соломона I поехал в Имеретию и оттуда попытался поднять бунт в Тбилиси. В 1782 году, вместе с изувеченным Александрэ Амилахори, цесаревич Александрэ поехал в Дагестан, но там, по просьбе Эреклэ, цесаревича арестовал русский гарнизон, и он умер через девять лет в смоленской тюрьме.

Уже в 1770-х годах Эреклэ, с помощью русских советников, руководств по военному обучению и введения офицерских чинов полностью преобразовал армию. Царская гвардия составляла ядро постоянной армии (которой, несмотря на солдатское жалованье, все еще разрешалось грабить вражескую территорию). На убогом пороховом заводе в Тбилиси педальными машинами мешали селитру, серу и деревяный уголь в огромной ореховой ступе с толкушкой из гранита[181]. В 1774 году ввели обязательную военную службу: один мужчина из каждой семьи ежегодно служил месяц за свой счет. Гражданское развитие отставало от военного: ботаник Гильденштедт находил Тбилиси в 1772 году городом грязным, где 20000 человек теснились в полуразрушенных домах с окнами из промасленной бумаги, за отсутствием стекла, и он не удивился тому, что в 1770 году от чумы умерло 4000 человек.

В 1752 году, когда семнадцатилетний Соломон I унаследовал престол после смерти отца, царя Александрэ V, Имеретия и вся Западная Грузия начали оправляться от смятения: царь Эреклэ мог мечтать о скором объединении страны. У Соломона оказались та волевая сила и храбрость, без которых Имеретия не могла освободиться от оттоманского ига и от честолюбия феодалов. Соломон хотел, как Теймураз II и Эреклэ II, централизовать и утвердить казенную власть, но его усилиям упрямо сопротивлялись развращенные местные князья. Не только Мамиа гуриели и абхазский католикос Бесарион, брат рачинского князя Ростома, но и царская родня — дед Леван Абашидзе, дяди Мамука и Гиорги, мать Тамар — заставляли молодого Соломона ехать в Ахалцихе просить защиты у оттоманов. Паша рад был покровительствовать такому податливому, как ему казалось, юноше, и Соломон, сделав вид, что считает себя турецким вассалом, был восстановлен на престоле. В Кутаиси, однако, он сразу отомстил, сослав мать в Мингрелию, заточив дядей, конфисковав у деда усадьбу и отправив карательную экспедицию в Гурию, где на несколько месяцев имеретинцы свергли Мамиа и сделали его брата Гиорги гуриели. Рачинские феодалы, князь Ростом и католикос Бесарион, пока оставались неприкосновенными.

Соломон, как и его предшественники, развелся и женился снова, чтобы укрепиться на престоле. Сообразив, что Мингрелия — самый сильный из всех противников, он развелся с абхазской княжной Тинатин и женился на Мариам, дочери Отиа Дадиани. Мариам была намного более грамотной, чем Соломон, и оказалась мудрой советницей. Обезоружив мингрельцев, Соломон подружился с Мамиа гуриели и сыскал себе популярность среди мелкого дворянства. Его кампании против мусульманства и работорговли пользовались широкой поддержкой. Трудно было платить оттоманские подати, когда платить было нечем — ни деньгами, ни льном, — кроме людей, в особенности девушек. Оттоманские нравы глубоко проникли в жизнь Западной Грузии и испортили торговлю, государственные институты, нравы и политическую солидарность. Даже церковь, очаг нравственности, была развращена. Соломон вернул церкви земли и крепостных, которые были украдены феодалами, и освободил церковь от многих налогов. Работорговля была распространена: имеретинские феодалы продавали юношу или девушку туркам за лошадь, саблю, даже банку с икрой. Соломон не только страшил, но и обеднял феодалов, объявив карой за работорговлю смертную казнь. Казни были жестокие: приговоренных закладывали в деревянные пушки и палили ими как снарядами или заживо хоронили в негашеной извести.

В декабре 1759 года Соломон созвал парламент вместе с церковным собором всей Западной Грузии. Целый месяц обсуждали перестройку церкви и подавление работорговли[182]. Благодаря Соломону имеретинская церковь, как и картлийская, стала исполнительной ветвью государственной власти. Кутаисская епархия вновь стала центром власти со своими доходами: церкви было разрешено оставить за собой землю и крепостных, взятых у мирян, и церковные крепостные освободились от государственных налогов. Миряне уже не могли вмешиваться в церковные дела, недостойных священников расстригли, церковные здания отреставрировали. Чтобы оживить сельское хозяйство и заново заселить деревню, Соломон подражал Теймуразу II и Эреклэ II, но шел еще дальше. Он даже предупреждал помещиков: «На любой земле, где у вас есть крестьяне, никакой барщины и никакого оброка нельзя требовать». Чтобы нарушить монопольную власть феодалов над крестьянами, Соломон покупал, конфисковывал или просто сносил замки. Многих феодалов Соломон превратил в «клятвенных мужей» (пицис кацни): 15 мая каждого года все «клятвенные мужи» с крепостными, священниками, несшими образа, и во время войны с тысячей вооруженных солдат собирались на лугу Лекерца, повторяли клятву и две недели пировали. «Клятвенным мужам» разрешался доступ к царю, который мог прощать им все преступления, кроме измены.

Запрет на работорговлю сильно воздействовал на ахалцихского пашу. Он вовлек в заговор против царя его дядю Мамуку, сосланного в Самцхе, попробовал подкупить Мамиа гуриели, которого уже вернул к власти в Гурии и поощрил мятеж племени Абашидзе и рачинского князя Ростома. Рача, защищенная высокогорной Сванетией с севера и рекой Риони с юга, считалась почти неприступной. Осенью 1757 года Леван Абашидзе привел в Имеретию оттоманскую армию: страна раскололась — Верхняя Имеретия поддерживала Абашидзе, Нижняя — Соломона. Турки заняли все крепости. Соломон, с поддержкой Мамиа гуриели и Кациа, сына престарелого Отиа Дадиани, призвал всех боеспособных на битву.

Битва при Хресили 14 декабря 1757 года воскресила Имеретинское царство. Хотя убитых имеретинцев и мингрельцев было много, оттоманские войска и сам ахалцихский паша были истреблены, после того как солдаты Абашидзе и Ростома перебежали к царю. Леван Абашидзе погиб, а Ростом убежал в Рачу. За этой битвой последовали в 1758 году еще две: одно поражение, а затем окончательная победа.

Оставалась турецкая угроза: Соломон согласился платить дань, но отказался вывозить рабов. В отместку за отказ Хаджи Ахмед, новый ахалцихский паша, отправил в Имеретию турок и лезгин, которые разрушили гелатский монастырь и ограбили народ. Соломон сам поехал в Ахалцихе увещевать пашу: Хаджи Ахмед отпустил его с 3-тысячным войском, якобы чтобы наказать турецкий гарнизон за грабеж. Не дойдя даже до имеретинской границы, это войско было истреблено «клятвенными мужами». Султан приказал, чтобы Хаджи Ахмеда задушили за излишнюю доверчивость. В 1759 году Соломон послал царицу Мариам в Ахалцихе, чтобы договориться о мире, но переговоры оборвались, так как новый паша Ибрагим настаивал на вывозе рабов.

Встретив Эреклэ в 1758 году в Гори и подписав договор о взаимной помощи, Соломон уже начал процесс объединения. Оба царя помогали друг другу противостоять лезгинским набегам, и в имеретинской армии служили картлийские офицеры, обученные в России. В 1760 году Соломон, Дадиани и рачинский князь отправили в Картли 15000 солдат, как подкрепление картлийской атаке на Гянджу. Амасийский мирный договор 1555 года на бумаге запретил совместные акты грузинских царей под оттоманским и иранским суверенитетом, но Иран до такой степени ослабел, что уже не мог вмешиваться. В 1760 и 1761 годах Соломон оттеснил две турецкие карательные экспедиции; третье оттоманское вторжение не состоялось, когда курдские солдаты взбунтовались против паши, запретившего грабеж. Попытка вторгнуться в Имеретию через Картли не удалась: царь Эреклэ пресек атаку.

Чем сильнее становился Соломон, тем усерднее турки старались его свергнуть. В 1764 году турки отдали в распоряжение Теймураза, племянника царя, армию взамен обещания возобновить продажу рабов. Через год турки вторглись, назначили нового гуриели, устрашили Дадиани и переманили к себе рачинского князя, так что в 1766 году турки вместе с феодалами-работорговцами в Кутаиси смогли короновать Теймураза[183]. Соломон с четырьмя сторонниками сбежал в крепость братьев Церетели Модимнахе («Приди ко мне!»). Теймураз же не смел выходить из кутаисского гарнизона. Для оттоманов, однако, расходы были чрезмерные — 300000 серебряных рублей на содержание 45000 солдат на враждебной территории; к тому же русский посол в Константинополе заявил протест. Турки предложили мирный договор, и Соломон пригласил царя Эреклэ похлопотать. В 1766 году вместе с гелатским епископом, братом Соломона, в Константинополь поехал посредник, назначенный Эреклэ. В результате Соломон согласился посылать ежегодно по 60 девушек, при условии, что девушки будут не грузинки, а турки обещали больше не вмешиваться в их «протекторат» (уже не вассальное царство). Обе стороны вели себя лицемерно: Соломон не собирался доставлять рабынь, и турки не намеревались возвращать Соломону царский венец. В 1768 году Соломон завербовал лезгинских наемников, которые разбили гурийцев, мингрельцев и рачинцев; затем сверг племянника Теймураза и заточил его вместе с братом (Теймураза больше никто не видел).

В том же году разразилась Русско-турецкая война. Соломон уже не раз взывал к России: в 1764 году он попросил царевича Александрэ Бакарисдзе похлопотать перед Екатериной II; в 1766 году, отправив архимандрита Григола, который работал миссионером в Осетии, он предупредил русского командующего Северным Кавказом, что имеретинскому царю потребуется убежище в России, если турки победят. До начала войны русский посланник в Константинополе предложил посредничество с турками, и султан Мустафа III признал «известного христианского правителя Соломона, царя Имеретии».

Последнее препятствие для Соломона составляли Ростом и его Рачинское княжество, которое с XIII века пользовалось определенной степенью автономии, и теперь было признано Россией, хотя во всей Раче жило не больше 30000 душ в 56 деревнях. Рача была сильно укреплена и богаче, чем сама Имеретия. Брат Ростома, Бесарион, стал в 1765 году католикосом; он и Ростом пользовались уважением итальянских миссионеров. Соломон завидовал Теймуразу II и Эреклэ II, упразднившим мятежные Ксанское и Арагвинское княжества: в высокогорной Раче нельзя было пользоваться артиллерией. В 1767 году с помощью лезгинских наемников Соломон попытался подчинить Рачу. Мингрельцы и дарбази отговаривали Соломона от дальнейших попыток, но в 1769 году он собрал все свои силы и 28 января 1769 года одержал победу. Ростома покинули черкесские союзники и царь Эреклэ, которого Ростом не раз поддерживал. Не поймав самого князя, Соломон предложил мирный договор. Но католикос Бесарион попросил у ахалцихского паши подкрепления, чтобы свергнуть Соломона. Тот в ответ нанял дагестанских лезгин и прогнал Ростома в Мингрелию. Затем царь отправил к паше своего брата Иосеба и предложил мир в обмен на закованного в цепи католикоса Бесариона. Паша опасался, что Соломон будет сражаться на русской стороне против Турции; поэтому арестовал католикоса, но тот, кулаками пробив себе выход через дымовую трубу, сбежал в Мингрелию, где Кациа Дадиани, его племянник, не только приютил его, но и сделал мингрельским «католикосом». Соломон разжаловал Бесариона и назначил католикосом собственного брата Иосеба.

Чтобы положить конец гражданской войне и позволить Имеретии участвовать с Россией в войне против Оттоманской империи, в мае 1769 года Соломон якобы помирился с Ростомом. Католикос Иосеб поехал в Рачу и поклялся в церкви на чаше с коньяком, что царь поистине прощает князя. Тогда Ростом с семью сыновьями, как гарантией верности, и с вооруженной свитой, сотней лошадей и ишаков, бочками вина, стадом баранов и полевой кухней отправился во дворец Варцихе. Там царская гвардия встретила сыновей Ростома приглашением на пир. После того как они пропировали три недели, Соломон предложил гостям охоту на зайцев. Когда пришлось перейти реку Риони, Соломон устроил перевозку на пароме таким образом, что все телохранители Ростома остались на другом берегу реки без лодки. На каждого рачинского княжьего сына напало по четыре имеретинца: жертвам связали руки и ноги и раскаленной кочергой выкололи глаза.

Все ожидали, что русская армия вступит в Имеретию, и никто не осмелился упрекнуть Соломона за это коварное злодеяние. Царь упразднил Рачинское княжество, конфисковал всю территорию (передав часть католикосу Иосебу), вернул врагам Ростома то, что он у них отнял, и торжественно лишил наследства потомство Ростома. Ростома он заточил, но потом освободил. Четверо из сыновей убежали в Константинополь. Врач-миссионер, капуцин Дионизио, смог частично восстановить зрение некоторым ослепленным. Старший сын Методэ, сохранивший слабое зрение в обоих глазах, посвятил остальную жизнь поиску отмщения, но, вернувшись в Имеретию, попал в плен и по приказу Соломона был окончательно ослеплен и выслан в Картли. Тем не менее, вернувшись опять в 1799 году, слепой Методэ получил от Соломона II часть своего наследства. Гиорги, одноглазый брат Методэ, выпросил у султана признание права на престолонаследование, но в 1784 году он уступил право своему зятю Давиту[184].

Начав открытую войну с Турцией, Екатерина II объявила Имеретии протекцию и военную поддержку. Она писала Вольтеру, что рада была открыть против оттоманов четвертый фронт, но Имеретия, по сравнению с Дунаем, Грецией и Крымом, являлась чисто символическим полем битвы. Царь Эреклэ тоже был готов воевать с турками, как только русские пообещают дать подкрепления. 21 мая 1769 года Соломон поехал в Тбилиси, чтобы обдумать совместную кампанию. Соломон хотел русским оружием сокрушить своих мятежных феодалов, забрать у турок черноморские прибрежные города и изгнать последнего турка из Западной Грузии; больше всего царь Эреклэ хотел вернуть Самцхе, подавить лезгин и расширить Юго-Восточную Кахетию до кавказского предгорья. У России, однако, были совершенно другие цели: превратить Черное море из оттоманского озера в русское: на повестке дня ни спасения, ни объединения, ни даже присоединения Грузии еще не было.

Из 20000 русских солдат, о которых мечтали грузинские цари, в 1769 году пришли всего 400 с пушками и офицерами под командованием генерала Тотлебена и Антона Моуравова (обрусевшего грузина). Тотлебен, приговоренный к смерти за передачу военных тайн пруссакам, получил отсрочку казни благодаря Екатерине, которая высоко ценила пруссаков. Он был высокомерным, коварным и некомпетентным генералом и относился к опытным грузинским царям как к диким аборигенам. Войско Тотлебена встретили офицеры Эреклэ на Крестовом перевале и солдаты Соломона — на имеретинской границе. В октябре русско-имеретинско-картлийская армия осадила турок в пограничном замке Шорапани. Но через четыре дня Тотлебен отступил под предлогом отсутствия амуниции. В марте 1770 года он вернулся, привезя еще 800 солдат и три пушки. К союзникам присоединился Дадиани, но Тотлебен решил двинуться не в Имеретию, а вверх по Куре, чтобы напасть на Ацкури на границе Самцхе. Он пренебрег советами Эреклэ, который хотел пойти в наступление на Ахалцихе и застать пашу врасплох. Тотлебен таким образом дал паше достаточно времени, чтобы укрепить Ацкури. Эреклэ без русской помощи одержал блестящую победу рядом с Ацкури, при Аспиндзе, загнав сокрушенную оттоманскую армию во вздувшуюся Куру, где турецкие солдаты утонули. Тотлебен опять отступил именно тогда, когда турки привели подкрепление из дагестанских наемников. Тотлебен и не думал об атаке: замыслив свержение Эреклэ, он заставлял местных феодалов клясться в верности российской императрице.

Тем же летом Тотлебен «поддержал» царя Соломона в Имеретии. Соломон уже занял замки Шорапани и Цуцхвати и нуждался в русской артиллерии, чтобы захватить кутаисскую цитадель. Ночью 6 августа турки сами покинули Кутаиси без вмешательства русских офицеров. Тотлебен решил, что надо взять Поти, не для Соломона, а для русского флота. Пренебрегши советом Соломона, что воевать летом в знойных мингрельских миазмах не стоит, Тотлебен торжественно переименовал Поти именем Екатерины и напрасно бросил туда своих солдат. Затем Тотлебен начал подстрекать Гурию и Мингрелию к восстанию против Соломона и к прямому подчинению России. Русские офицеры сами доносили в Петербург, что Тотлебен всех опозорил.

В 1771 году Тотлебена сменили генералом Сухотиным, порядочным, но еще более самоуверенным офицером, свалившим вину за все неудачи на грузинских царей и подорвавшим их авторитет перед местными феодалами. Сухотин, как до него Тотлебен, осадил Поти летом и отступил, когда половина солдат умерли от болезней. К концу 1771 года Екатерина отозвала все свои силы из Грузии: единственным достижением была резня всех турецких войск, присланных на подкрепление в Поти. К маю 1772 года в Грузии не осталось ни одного русского солдата. Екатерине стало неловко перед Ираном: ей пришлось извиниться перед Карим-ханом и поклясться, что никаких враждебных целей у нее не было. В знак доброй воли она отправила в Шираз 60 русских солдат. Западной Грузии русская «помощь» обошлась еще дороже. Турция присоединила прибрежную Гурию к Трапезундскому вилайету и насильно обратила население в мусульманство: гуриец Максимэ стал бегом Кобулети.

Удрученный царь Эреклэ послал в Петербург католикоса Антона I, чтобы договориться о статусе протектората для Картли-Кахетии: он просил прислать 4000 солдат под картлийским командованием, сохранить престолонаследование Багратидов и отправить домой грузинских военнопленных, освобожденных в Крыму. Взамен он предложил своих сыновей в заложники, доходы от налогов, если Самцхе станет опять частью Картли-Кахетии, половину налогов от картли-кахетинских феодалов, налог, оплачивающий содержание русских гарнизонов, четырнадцать породистых лошадей и большое количество вина для русского штаба в Кизляре.

Россия не отозвалась на предложение. В 1773 году Соломон и Эреклэ, уведомив Россию, возобновили союз: собравшись в Гори, грузинские армии напали на Самцхе, но отступили, когда Соломон заболел. Затем Эреклэ выступил посредником между Имеретией и Мингрелией, помогая оттеснять оттоманские вторжения. 6 февраля 1774 года имеретинцы перебили турецкие войска в ущелье Чхеримела. На случай оттоманского контрудара Соломон попросил Екатерину II пожаловать Имеретии статус протектората; Екатерина ответила, что Кючук-Кайнарджийский мирный договор не позволяет такого вмешательства, но что, согласно 23-й статье договора, те крепости, которые русские уже взяли своей артиллерией, будут недоступны оттоманским войскам и что турки больше не имеют права ввозить рабов из Имеретии, наказывать имеретинцев за нападения или нарушать права христиан, живущих в Чылдырском пашалыке. Но к югу от реки Риони, как к югу от Дуная, договор развязал туркам руки.

У Соломона, однако, нашлось достаточно сил, чтобы покорить Мингрелию и то, что осталось от Гурии, и таким образом объединить западногрузинскую церковь. 5 октября 1776 года Оттоманская империя впервые отправила в Кутаиси посла с подарками. Враждебные отношения Турции с Ираном мешали этим империям обуздывать грузинские стремления, но союз Соломона с Эреклэ оказался шатким. Отправив посланников к ахалцихскому паше с просьбой, чтобы он порвал с Константинополем, они затем перестали сотрудничать. Цари разочаровались как друг в друге, так и в безалаберных военных действиях и в политической неблагонадежности русских. Россия стала относиться к Имеретии и к Картли-Кахетии крайне холодно, не пуская грузин дальше Астрахани, если их присутствие в Петербурге не представляло очевидной выгоды.

Грузинские цари пошли разными путями. В 1778 году, после того как турецкий султан написал иранскому воеводе Карим-хану: «Ваш вассал Эреклэ похож на льва, спущенного на нашей территории», Эреклэ пришлось прекратить нападки на Самцхе и отправить в Константинополь посольство, которое турки приняли радушно. Султан прислал Эреклэ меч и лошадь с золоченой упряжью. На Эреклэ султанское уважение произвело такое впечатление, что, в интересах Кахетии, он поддержал оттоманские претензии на иранскую территорию. Соломон, наоборот, склонялся к иранцам как к противовесу Оттоманской империи: он толковал демарш Эреклэ как антиимеретинскую выходку.

К этому времени весь Северный Азербайджан стал подвластным Фетху Али-шаху, будущему шаху Ирана. Несмотря на оттоманскую поддержку Эреклэ, для Кахетии Фетх Али-шах представлял серьезную угрозу. Фетх Али-шах уговорил Гянджу больше не платить дани Эреклэ. Картли-кахетинский царь вместе с карабахцами напали на Гянджу и доходы от налогов разделили между собой. В августе 1779 года Эреклэ опередил иранцев, заняв Ереван и потребовав полной капитуляции, хотя армянский католикос предлагал подчинение и дань. Грузины разграбили Ереван, переселили тысячи армян в Тбилиси и заставили ереванского хана уступить половину власти зятю Эреклэ, Константинэ Мухранбатони. Все эти вторжения, не говоря о конкордате с Турцией и о планах Эреклэ пополнить свои войска, переселив черкесов в Грузию, встревожили и Иран, и Россию, которая, решив, что Эреклэ зазнался, оказала поддержку претензиям на картли-кахетинский престол Александрэ Бакарисдзе и стремлениям Фетх Али-шаха завладеть Северным Ираном.

В 1778 году, когда турецкие войска собирались на имеретинской границе, царь Соломон I сблизился с Ираном, отправив туда через Астрахань поэта и дипломата Бесики Габашвили. Соломон предлагал взаимную помощь против турок, но также решил привезти из Ирана картлийского претендента Александрэ Бакарисдзе и шантажировать им бывшего союзника Эреклэ. Сначала губернатор Астрахани не пропускал имеретинцев, но, поняв, что возврат Александрэ Бакарисдзе обуздает царя Эреклэ, передумал и разрешил Бесики плыть в Иран. Когда в 1779 году Карим-хан умер, Иран уже был не в состоянии помогать Имеретии против турок; тем не менее Бесики привез из Шираза в Кутаиси Александрэ Бакарисдзе.

Цари Эреклэ и Соломон начали предоставлять приют врагам другого. Сын Соломона, Александрэ, жил со своими придворными у Эреклэ, а Элизбар, сын бывшего ксанского князя, жил в Кутаиси, как и семья Габашвили. (Закарэ Габашвили, духовник Эреклэ, поссорился с католикосом Антоном I, племянником Вахтанга VI, который, он подозревал, имел католические и европейские симпатии.) Католикос в 1755 году вышел в отставку и уехал в Россию, но вернулся в 1764 году: Закарэ Габашвили бежал в Имеретию в 1771 году. Сын Закарэ Бесики возмущал католикоса своими скабрезными стихами, а царя Эреклэ — романами с княгинями; заклейменный «антихристом», Бесики, бежав в Имеретию, стал самым искусным дипломатом у Соломона. Соломон поддерживал картлийского претендента Александрэ Бакарисдзе, а Эреклэ — Александрэ, блудного сына Соломона: отношения Имеретии с Картли-Кахетией неизбежно испортились. Дело начало поправляться только когда Александрэ, сын Соломона, умер в 1780 году, а Александрэ Бакарисдзе в 1782 году бежал в Дагестан.

Соломон оказался «одним воином в поле»: в 1781 году он безуспешно попытался отвоевать Аджарию. Когда в 1783 году Россия овладела Крымом, турецкий султан предостерег его от контактов с Россией. Соломону было всего 48 лет, но он был болен; когда умер его сын Александрэ, он послал своего духовника в Тбилиси, чтобы, помирившись с Эреклэ, усыновить внука Эреклэ, Давита Арчилисдзе. Усыновление, несомненно, объединило бы Грузию. Эреклэ, посовещавшись с русским агентом полковником Бурнашевым, послал в Имеретию мальчика Давита. Тем временем, несмотря на коварность Дадиани, Соломон ввел 6000 солдат в Гурию и с помощью гурийцев захватил у турок прибрежный город Кобулети, перебил всех, кто не был грузином, и, вспахав и смешав с солью все поля около разрушенного гарнизона, двинулся на юг, чтобы опустошить и потом покинуть Батум.

Нашествие закончилось катастрофой. 9 марта 1784 года в лесах при Начишкреви, Соломон и его армия попали в оттоманскую засаду. Царскую лошадь убили. Соломона со свитой спас Вахтанг гуриели, но царь потерял 620 человек, включая 18 феодалов, и 200 военнопленных увезли в Константинополь. На последующие девяносто лет Аджария и половина Гурии останутся в турецких руках. От такого небывалого поражения Соломон не оправился: 23 апреля, по пути на праздник святого Георгия в Хони, севши на лошадь, он вдруг упал замертво. Курьер, принесший весть о его смерти, получил в награду от султана халат; имеретинские феодалы писали Екатерине II: «Мы осиротели».

К 1782 году министры императрицы уже задавали себе вопрос, не пора ли привязать Грузию к России. Имеретия становилась добычей для оттоманов; Картли-Кахетия становилась неуправляемой. Екатерина начала понимать, что Грузия, Азербайджан и Армения могли бы составить великолепный кордон не только между Россией и мусульманским югом, но и между Турцией и Ираном. Русские дипломаты обсудили с главой армянской церкви, Иосебом Артуняном, как обуздать Эреклэ, способного собрать 50-тысячную армию и намеревавшегося захватить Тебриз. Россия и Австрия уже придумали «греческий проект», по которому они изгонят турок из Европы: включив Закавказье в состав России, Екатерина укрепит этот «проект». Она отправила на переговоры с Эреклэ венгерского саксонца, Якова Рейнеггса[185]; Павел Потемкин, конфидент императрицы, стал главнокомандующим на Кавказе.

Хотя Имеретия жаждала такой протекции, Эреклэ боялся попасть в западню. Он торопливо сколотил два посольства в Европу, снабдив их письмами с просьбами о деньгах, военной и дипломатической поддержке якобы против Оттоманской империи. Хотя он иногда преследовал католиков в Тбилиси, Эреклэ регулярно совещался с отцом Доменико, который 14 марта 1781 года взял с собой письмо Эреклэ на имя австрийского императора. Доменико скоропостижно скончался в Константинополе, но письмо дошло. 14 ноября 1782 года Мауро да Верона взял с собой письма Эреклэ на имя папы римского, королей Франции, Сардинии и Неаполя и венецианского дожа. Мауро ехал через Россию, но умер при невыясненных обстоятельствах в Бердичеве[186].

Эреклэ пришлось дожидаться условий, продиктованных русскими.

16

Русское завоевание Картли-Кахетии

24 июля 1783 года генерал Павел Потемкин (двоюродный брат фаворита Екатерины II, Григория Потемкина), царевич Иоанэ и посол Гарсеван Чавчавадзе подписали в Георгиевске трактат[187]. Трактат состоял из тринадцати главных артикулов, четырех «сепаратных» артикулов и текста «клятвенного обещания на верность Е. И.В. Самодержице всероссийской и на признание покровительства и верховной власти всероссийских императоров над царями карталинскими и кахетинскими». В первом артикуле «царь карталинский и кахетинский… навсегда отрицается от всякого вассальства… от Персии или иной державы»; во втором артикуле «Е. В. дает императорское свое ручательство на сохранение це— лости настоящих владений» Эреклэ. Третий артикул, чреватый тяжелыми последствиями, постановил, что «помянутые цари, вступая наследственно на царство их, имеют тотчас извещать о том российскому двору, испрашивая… подтверждения». Еще тяжелее будут последствия четвертого артикула, запрещающего грузинским царям «иметь сношения с окрестными владетелями», или отвечать на их письма, не посоветовавшись «с главным пограничным начальником и с министром Е. И. В.». Пятый артикул разрешал обмен послами-«резидентами». Шестой артикул, особенно важный для Эреклэ, подразумевал, что враг Грузии будет и врагом России, что наследников Эреклэ Россия будет «охранять беспременно на царстве» и что Россия обещает «власть со внутренним управлением спряженную, суд и расправу и сбор податей предоставить его светлости царю [Эреклэ]».

Остальные артикулы были явно невыгодны для Картли-Кахетии. Согласно седьмому, Эреклэ и его наследники обещали быть «всегда готовыми на службу Е. В. с войсками своими», удовлетворять требованиям российских начальников, повышать людей в ранге за заслуги перед Российской империей. Восьмой артикул подчинил католикоса-патриарха Святейшему синоду «в осьмой степени, именно после Тобольского», а судьбу грузинской автокефалии предоставил решить еще несоставленному «особливому артикулу».

Последние артикулы обещали феодалам Картли и Кахетии, по списку, представленному Эреклэ, равенство с русскими дворянами, всем уроженцам Картли и Кахетии свободу передвижения по России, грузинским купцам свободу отправлять свои товары в Россию (если русским купцам в Грузии будут давать такой же «проезд»), и репатриацию военнопленным, оплатившим выкуп и дорожные расходы. Договор сделался «на вечные времена», и ратификации должны «разменены быть в шесть месяцев от подписания».

Сепаратные, то есть тайные, артикулы назначили посредником между царями Эреклэ II и Соломоном I Екатерину II, обещали содержать в Картли «два полных батальона пехоты с четырьмя пушками… за положенную в штатах цену». На случай войны всеми войсками будет командовать русский «пограничный начальник». Настоящей приманкой оказался последний сепаратный артикул: российское старание «пособием оружия, а в случае мира настоянием о возвращении земель и мест, издавна к царству Карталинскому и Кахетинскому принадлежавших».

Трактат на самом деле придумал молодой «вице-канцлер» царя Эреклэ, Соломон Леонидзе. Внук лезгина, сын кахетинского священника, зять ксанского князя, Леонидзе блестяще знал языки и был очень красноречив. Но каверзные подробности в трактат вложил сам Григорий Потемкин, и, хотя российская сторона в переносном смысле в 1801 году разорвала трактат на клочки, он все-таки остался самым роковым документом, когда-либо подписанным грузинским царем. Многие грузины видели в трактате нарушение суверенитета намного более серьезное, чем даже требования иранских шахов. Запрет на независимую иностранную политику, в то время как согласие или помощь шли из России в Закавказье несколько месяцев, обрек Эреклэ на безнаказанные нашествия со стороны Турции либо Ирана, а артикул, касающийся церкви, мог положить конец тысячелетней независимости грузинского православия. Состояние перевалов через Кавказ исключало осуществление быстрой военной помощи от России. Эреклэ, без сомнения, сознавал, что попал в западню: уже в 1774 году (24 августа) он писал графу Панину: «Теперь турки, разиня рты свои, как змеи, окружают нас, персияне, как свирепые львы, смотрят на нас, а лезгинцы острят зубы свои против нас, как голодные волки»[188]. Эреклэ хорошо знал, как Екатерина разделила и уничтожила Польшу. Но они с Гарсеваном Чавчавадзе и Соломоном Леонидзе были убеждены, что не подписать трактат было нельзя, так как в любом случае Россия обязательно завоевала бы Кавказ, Черное и Каспийское моря. Картли и Кахетия не могли не принять сторону победителей. К тому же через Россию откроется дверь в Европу.

В 1783 году Екатерина еще не решила, защитить или отменить власть Эреклэ: она стремилась, пока Иран не оправился, а Турция была связана мирным договором 1774 года, включить Грузию в «греческий проект», составленный Россией и Австрией, чтобы оттеснить оттоманов в Анатолию. Если бы не опасность взбудоражить Турцию, Екатерина распространила бы артикулы трактата и на Имеретию.

В самом начале трактат казался благотворным: в ноябре 1783 года Фетх Али-хан передал русским соперника Эреклэ, царевича Александрэ Бакарисдзе. В январе следующего года в Тбилиси вошли два русских батальона: звонили церковные колокола, из пушек был дан 101 залп. Трактат был ратифицирован, и Эреклэ передал России список всех грузинских дворян. Павел Потемкин спросил Эреклэ, не хочет ли он расширить свои границы до Каспийского моря, и в сентябре 1784 года приехал сам, чтобы осмотреть этот будущий «театр военных действий». Англия и Франция, как Турция и Иран, были встревожены распространением русского влияния, но пока громко не реагировали. Однако отрицательные последствия уже стали заметны: Турция предупредила Эреклэ, что он не должен позволять русским нападать на Ахалцихе, и начала нанимать лезгин, чтобы оттеснять русских. На юго-востоке от Кахетии, в Чар-Белакани, лезгины и другие дагестанцы уже считали Картли, Кахетию и Россию одним и тем же врагом: участились набеги и похищения.

Стабильность Имеретии закончилась, когда в июне 1784 года скоропостижно умер царь Соломон I. Наследник, внук Эреклэ II Давит Арчилисдзе, был еще малолетним. Престол поэтому предложили не ему, а временно Давиту Гиоргисдзе, двоюродному брату Соломона. Как Давит Арчилисдзе, Давит Гиоргисдзе жил в Картли, но не у Эреклэ при дворе. Эреклэ попросил полковника Бурнашева, русского резидента, добиться от Давита Гиоргисдзе клятвы, что он отречется от престола и от казенных земель в 1789 году, когда наследник, внук Эреклэ, станет взрослым. Давит Гиоргисдзе с большим трудом удерживал власть: ему приходилось подкупать феодалов, уступать Мингрелии пограничные территории и подавлять крестьян, убивавших царских податных инспекторов за вымогательство. Давит восстановил упраздненное Рачинское княжество и назначил князем Рачинским собственного племянника. Давит раздражал Эреклэ своей независимой политикой: он выдал овдовевшую тещу за сына Гиорги гуриели и отдал Гурии, в виде приданого, большую территорию. Продолжив политику Соломона I, Давит навлек на себя ненависть оттоманов: ахалцихский паша, которому поручили признать царем Имеретии Каихосро Абашидзе и помочь ему убить Давита, отправил на границу войска и укрепил турецкие гарнизоны в Сухуме, Поти и Батуме. Полковник Бурнашев убеждал Давита наброситься на турок, но новый царь не хотел, чтобы имеретинцы стали русским пушечным мясом.

В сентябре Давит отправил в Россию католикоса Максимэ, чтобы просить защиты от внутренних и внешних врагов. В Константинополе русские дипломаты напрасно уговаривали турок не поддерживать Каихосро Абашидзе: турки отступили только тогда, когда царь Эреклэ с русскими войсками, как туркам показалось, должны были вот-вот выручить Давита. В декабре настала очередь мингрелов: Турция блокировала все побережье, и Кациа Дадиани воззвал к Петербургу о помощи. Турки вновь отступили, но тогда дагестанцы под властью Омар-хана пересекли Картли и опустошили Нижнюю Имеретию. Наконец в октябре 1785 года Россия заявила протест, турки бросили свою марионетку, Каихосро Абашидзе, и Давиту Гиоргисдзе удалось помириться с некоторыми врагами, а других изгнать в Ахалцихе. В январе 1786 года лезгинских и турецких захватчиков заживо сожгли в их крепостях. Тем не менее Омар-хан угрожал Имеретии новой войной, если Давит не отдаст тела лезгин, лошадей и оружие. И внутри Имеретии не было мира: в июле 1786 года голодающие крестьяне опять взбунтовались.

В июле 1787 года Давит отправил в Россию поэта-дипломата Бесики Габашвили, якобы на переговоры (Бесики, судя по слухам, был на самом деле любовником царицы Аны Капланишвили, жены Давита). Бесики застрял в Украине до 1789 года, когда русские наконец разрешили ему отправиться в Петербург[189]. Уже в августе 1787 года вспыхнула война, и турки вторглись в Имеретию. Давиту пришлось сдаться, так как Эреклэ уже заключил с Турцией, несмотря на запреты трактата, договор о ненападении. В 1788 году Давиту пришлось сразиться с новым Дадиани, Григолом, которому Эреклэ помог победить. Когда Россия собиралась объявить Турции войну, она помогла Давиту только тем, что потребовала, чтобы ахалцихский паша оставил его и царя Эреклэ в покое. В 1789 году отчаявшийся Давит уступил, как обещал, престол Давиту Арчилисдзе, внуку Эреклэ. Этот Давит переименовался в Соломона II и заключил с Эреклэ договор о взаимной помощи, очень похожий на трактат. В 1791 году католикос Антон II, сын Эреклэ, усмирил имеретинских феодалов, и Давит Гиоргисдзе примирился со своим понижением: он стал царевичем и отдал Соломону II своего сына в заложники.

В марте 1785 года вблизи Сурами русские войска помогли Эреклэ поймать 600 лезгин, но главным врагом русские считали чеченский джихад, поддержанный турками, который угрожал всему высокогорному Кавказу. Артиллерия Эреклэ не справлялась с подвижными дагестанцами, и он решил подкупить Омар-хана ежегодной данью в 5000 рублей, которые ему приносил новый налог салеко («для лезгин»). Со своей стороны, Павел Потемкин подкупил Омар-хана, заплатив ему 4000 рублей, чтобы он не трогал картлийские медные шахты, охранявшиеся русскими солдатами. Новые налоги — салеко и сарусо («для русских»), то есть 30000 рублей на провиант для русских войск, — довели крестьян до нищенства, и в 1786 году кахетинские феодалы попросили у Эреклэ военной помощи, чтобы подавить крестьянские мятежи.

Уже в 1785 году русский резидент в Тбилиси, полковник Бурнашев, докладывал, что положение царства Эреклэ стало безвыходным: ездить по дорогам купцам опасно; население пряталось от дагестанских набегов, сборщиков податей и военных вербовщиков. Мусульманские ханства, например Гянджа, раньше вассалы Эреклэ, теперь тяготели к туркам. Даже христианские армяне боялись последствий русского протектората. Грузинская регулярная армия, созданная цесаревичем Леваном, начала распадаться в 1781 году после смерти Левана. Напрасно Эреклэ умолял русских прислать больше войск. Сражаться против дагестанцев и против ханств, особенно под русским командованием, стоило так дорого, что вся экономика Картли-Кахетии была подорвана. Положение усугубилось в 1787 году, когда началась Русско-турецкая война, и, нарушив трактат, полковник Бурнашев отвел своих солдат в Чечню, чтобы бороться с джихадом шейха Мансура. Подвергнутый Екатериной II такому же предательству, как Вахтанг VI в 1724 году Петром Великим, Эреклэ очутился в уязвимом положении. Турция требовала, чтобы Россия отказалась от суверенитета над Восточной Грузией, и Россия, решив, что сохранить Крым важнее, чем Закавказье, посоветовала Эреклэ самому разобраться со своими враждебными соседями.

Эреклэ пожаловался генералу Потемкину, что стал «посмешищем всех наших врагов», что задается вопросом, не истек ли срок действия трактата? Вице-канцлер Соломон Леонидзе и зять царя генерал Давит Орбелиани считали, что пора помириться и с Турцией, и с Ираном. Иранский воевода Астрабада, евнух Ага Мохаммед-хан (который в 1794 г. станет шахом) якобы был готов установить дружеские отношения, так как ему нужна была русская поддержка его претензий на престол. Эреклэ быстро договорился с Оттоманской империей, хотя турки сначала требовали, чтобы Эреклэ порвал с Россией, уступил им Армению и отдал в заложники двух сыновей. Некоторые оттоманские дипломаты выражали мнение, что лучше поддерживать Эреклэ, чем угрожать ему, чтобы не пускать Россию в Закавказье[190]. Турция, сосредоточив свои силы на борьбе с египетскими мамелюками, добивалась мира на Востоке. Тем временем Эреклэ попытался найти общий язык с иранским шахом Фетхом Али, что спровоцировало набеги дагестанского вождя Омар-хана. Но дипломатическая переориентация позволила Эреклэ выиграть время.

Вскоре он получил предложение от Сулейман-паши (потомка самцхийских атабагов) в Ахалцихе. Сулейман-паша был обеспокоен буйными и дорого обходящимися лезгинами, которых он приютил, когда пересекал Картли с севера (у лезгин были тайные лесные тропинки от Дагестана до Ахалцихе): во время мира между Турцией и Россией паше приходилось обуздывать лезгин, он опасался быть уволенным, если они нарушат мир; но каждый конный лезгин стоил в месяц пять рублей серебром и пользовался неограниченным правом грабежа. В сентябре 1786 года, когда Эреклэ поручился, что больше не впустит русские войска в Закавказье, Сулейман в обмен пообещал, что оттоманские войска не будут больше переступать границу. Этот договор оставался в силе до 1791 года: следующий паша Исхак даже взял у Эреклэ солдат-христиан, чтобы сокрушить лезгин, несмотря на то что чылдырские мусульмане пришли в ужас оттого, что паша с помощью христиан борется с мусульманами. Обещания Эреклэ оказались опасным маневром: договор с турками якобы нарушил трактат, хотя Эреклэ оправдывался тем, что Россия отказывала ему в поддержке.

Грузинские феодалы часто винили Эреклэ в том, что он слишком торопливо принял русские условия. В августе 1787 года Эреклэ сам пожаловался послу Гарсевану Чавчавадзе: «Кому обращусь и повем мою печаль? Пойду к оттоманам, помогут ли мне? Пойду к кызылбашам, пожалеют ли? Пойду к дагестанцам, примут ли меня?»[191] Но с противниками пришлось считаться: Эреклэ призвал на совет царевича Гиорги и уже больного католикоса Антона I, а затем отправил в Ахалцихе и Исфахан посланников (русским Эреклэ объяснил, что посланник ехал в Исфахан повидаться с родственниками).

Отзывчивость и терпимость ахалцихского паши поощрили Эреклэ и его внука Соломона II составить план объединения, к которому Эреклэ привлек кутаисского и гелатского епископов с представителями Гурии, Мингрелии и Имеретии. В 1789 году картли-кахетинский дарбази проголосовал за непосредственное объединение; наследник Гиорги красноречиво объяснял, как опасно разъединение для страны. Но Дареджан, вторая жена Эреклэ, не любила пасынка Гиорги и хотела, чтоб Соломон II, ее внук по дочери, царствовал дальше в Имеретии. Эреклэ подчинился Дареджан и ее клике (воевать за территорию он любил, но семейных распрей не выносил). Поэтому Имеретия и Картли-Кахетия остались отдельными царствами, хотя в 1790 году Соломон Леонидзе набросал черновик трактата между Имеретией и Картли-Кахетией.

Обстановка ухудшилась. В 1789 году кахетинские крестьяне, обездоленные налогами и войной, восстали, потребовав смены царя и прекращения вымогательства со стороны многочисленных детей Эреклэ, отбиравших у них пшеницу, коров и вино. Россия предложила Эреклэ всего 1000 тонн железа, 25 тонн свинца и 50 тонн жести, которые он продаст, чтобы оплатить выкуп людей, похищенных дагестанцами.

Грузию еще раз предали Русско-турецким мирным договором 1791 года, по которому Екатерина II даже вызвалась покинуть Закавказье, если турки признают Россию как защитницу христиан. В Яссах, тогда на оттоманско-российской границе, Бесики Габашвили защищал интересы Соломона II, но, не получив ни одной уступки, умер от лихорадки (через несколько недель умер и Григорий Потемкин). Таким образом, ни словом не обмолвившись о трактате и отдав Имеретию под оттоманский суверенитет, Россия оставила за собой Крым и левый берег Днестра.

В том же году царь Эреклэ II повторил ошибку Давита IV Строителя: по настоянию второй жены Дареджан он подписал завещание, по которому старший сын Гиорги обязался после смерти передать престол не своему сыну, а сводному брату Юлону, старшему сыну Дареджан, при условии, что Юлон «окажется достойным». Тем временем назрел кризис: став шахом, Ага Мохаммед-хан искал у Эреклэ уже не дружбы, а территории. Впервые за четыре столетия Оттоманская империя безоговорочно признала права Ирана на Картли-Кахетию. Русский генерал Иван Васильевич Гудович в 1792 году уже предупредил Эреклэ, что в случае иранского нашествия он получит только дипломатическую поддержку. Теперь турки, почуяв, что Картли-Кахетия ослабла, подстрекали единоверцев-суннитов в Дагестане и в Карабахе наброситься на Эреклэ. Екатерина II просто отказывалась принимать грузинского посла вплоть до 1794 года, когда Ага Мохаммед-хан уже открыто готовил вторжение. Напрасно Эреклэ отремонтировал дорогу через Крестовый перевал и просил прислать 3000 русских солдат. В июне 1795 года Ага Мохаммед-хан сражался с царевичем Александрэ в Карабахе, и армянские беженцы потоком текли в Картли. В августе хан с 70-тысячным войском перешел Аракс и, оборвав осаду Еревана, пошел прямо на Картли.

В сентябре 1795 года Эреклэ получил от Ага Мохаммед-хана ультиматум: «Ныне и Ваше Высочество знает, что в продолжение этих ста поколений Вы были подвластны Ирану; теперь же с удивлением изволим мы сказать, что Вы примкнули к русским, у которых нет других задач, как торговать в Иране и дело которых только торговля. Вы человек девятидесяти лет и такие вещи допускаете: привели неверных, соединились с ними и даете им волю! Хотя Ваша вера и наша неодинаковы и различны, но Вы всегда имели связь с Ираном. В Иране много татар, грузин, армян, неверных и других религий; поэтому следует, чтобы Вы постыдились пред всеми и не допустили этого дела. В прошлом году Вы заставили меня погубить нескольких грузин, хотя мы совершенно не желали, чтобы наши подданные погибли нашею же рукою. Теперь по милости Бога, силой Которого мы достигли столь большого величия, верность заключается в следующем: ныне великая наша воля, чтобы Вы, как умный человек, бросили такого рода дело, так как в этом и желание страны, и порвали бы связь с русскими. Если приказанное не исполните, то в это короткое время совершим поход на Грузию, прольем вместе русскую и грузинскую кровь и из нее создадим реки наподобие Куры. Так как следовало известить Вас об этом, для этого мы Вам написали сей фирман, чтобы Вы не ослушались нашего приказания и познали свое положение»[192].

Не добившись толка от советников, Эреклэ оставил ультиматум без ответа, но отправил в Петербург курьеров и призывы на помощь. Пока генерал Гудович, получивший приказ не «впутываться в расходы или хлопоты», сидел в Георгиевске и даже принимал подарки от Ага Мохаммед-хана, цари Эреклэ и Соломон вместе с отрядом имеретинцев шли на юг, чтобы опередить иранцев. Грузины опоздали: армянский католикос уже заплатил хану 100000 рублей за мир, и половина иранской армии собиралась напасть на 5000 грузин. На короткое время грузинам удалось задержать иранское вступление под Тбилиси. Почти все грузинские разведчики погибли, но грузины смогли заманить иранцев в ущелье Куры, где артиллерия царевича Давита истребила авангард. Однако царевич Гиорги прислал всего лишь половину своих 4000 кахетинцев, и 11 сентября в утреннем тумане иранцы, сообразив, как мало сил у врага, набросились со всех сторон. Соломон привел 4000 имеретинцев, но из них только 300 участвовали в бою: остальные решили, разграбив местность, вернуться домой. Иранцы потеряли 13000 человек, одну треть армии; грузины — 4000, почти всю армию. Погибло триста горцев из долины Арагви, погиб и командир грузинской артиллерии. Семидесятипятилетний Эреклэ все еще рубил саблей вражескую пехоту, когда внук Иоане выручил его и его коня. В тот день сгорел Тбилиси: те, кто не убежал, подверглись резне или порабощению (купцы тремя днями раньше загрузили товарами арбы и уехали). За три дня превратились в прах все труды последних пятидесяти лет — исчезли школы, библиотеки, типография, военные и гражданские учреждения; были осквернены и сровняны с землей церкви и дворцы. Царские регалии были украдены. На улицах валялось 20000 трупов, а те, кто уцелел, умирали от голода и эпидемий. Остатки грузинской армии бежали вверх по долине Арагви; иранцев, которые гнались за ними, остановили триста лютых воинов-хевсур. Эреклэ собрал еще других горцев, попросил сына Гиорги прислать несколько сотен кахетинцев и попытался пойти на переговоры с иранцами, но хан уже вернулся в Тбилиси, откуда 21 сентября он уехал, вместе с 16000 пленниками. На царя напала глубокая тоска: одетый в старый тулуп, он долго сидел лицом к стене в горной крепости; оттуда он поехал жить в Телави, так как он не пережил бы вида рузрушенного Тбилиси. Генералу Гудовичу он слал горькие упреки.

Русский престиж и в самом деле понес сильный ущерб: за несколько дней иранский воевода превратил их вассальное царство в щебень. Современники Эреклэ, как и не один сегодняшний историк, подозревали, что Екатерина II нарочно бросила Эреклэ на растерзание, чтобы потом легко присоединить совершенно изнуренную страну. В декабре два русских батальона наконец перешли Крестовый перевал, когда Ага Мохаммед-хан уже разбирался с мятежниками далеко от Грузии, в Хорасане. Без всякого сопротивления русские и грузинские войска добрались до Каспийского моря и отвоевали Гянджу. 6 ноября 1796 года умерла Екатерина Великая, и ее сын Павел сразу отменил как можно больше ее решений. И опять Эреклэ был покинут в беде: генерал Гудович получил приказ обращаться с ним всего лишь как «с возможным врагом наших врагов». Гарсеван Чавчавадзе, предостерегши Гудовича, что Ага Мохаммед-хан может вскоре вернуться, смог отложить отступление русских, но Гудович не помешал Ага Мохаммед-хану захватить Ереван и Карабах. 6 июня 1797 года Ага Мохаммед-хана убил его адъютант Садек-Андреа, грузин по происхождению, которого хан собирался казнить, и тогда Эреклэ удалось отвоевать кое-что из потерянного. Но осенью этого года русские наконец отступили и лишили Картли-Кахетию финансовой поддержки, тем не менее настояв на том, чтобы Эреклэ продолжал соблюдать каждый артикул трактата, который сами русские так катастрофично нарушали. Эреклэ был парализован и с политической, и с военной точек зрения.

Картли-Кахетия перестала быть жизнеспособной: население сократилось вдвое и составляло около двухсот тысяч[193]. Крестьян стало так мало, что они больше не могли кормить ни многочисленную царскую семью, ни знать, ни достаточно большую для защиты такой территории армию. 11 января 1798 года умер Эреклэ. Его сын, Гиорги XII, был слезливым, нерешительным чистоплюем и болел подагрой. Как говорил его зять, князь Вахтанг Орбелиани, Гиорги «посвящал государственным делам не больше трех часов в день, а остальное время молился или ел и пил, пока его не вырвет или пока он не заснет»[194]. Но более решительные члены царской семьи — мачеха Гиорги XII, Дареджан, и сводные братья нового царя Юлон, Парнаоз и Александрэ — очутились в полной изоляции (Юлона уже увезли в Россию, чтобы грузины не сопротивлялись русским планам). Если бы Гиорги XII сумел проявить твердость, а Эреклэ не осложнил престолонаследие, Картли-Кахетия могла бы воскреснуть. Благодаря наполеоновскому завоеванию Египта Турция и Россия помирились, и Имеретия с Ахалцихе могли бы, объединившись с Картли-Кахетией, создать жизнеспособное государство.

Но все внимание Гиорги XII сосредоточилось на отмене завещания Эреклэ, чтобы объявить наследником сына Гиорги, Давита, человека еще более неумелого. В 1799 году российский царь Павел дал свое согласие на изменение престолонаследия, но Багратионы были большей частью возмущены. Картли раскололась на четыре фракции: сторонников сына Гиорги Давита, сторонников сводного брата царя Юлона, сторонников (особенно армяне) полного присоединения к России и сторонников возобновления традиционных связей с Ираном и разрыва с Россией.

Царь Павел, отправив в Тбилиси в ноябре 1799 года егерский полк и «советника» Петра Ивановича Коваленского, отмел все возражения и прения. Под ясным небом 10000 тбилисцев, включая стоявших на балконах и крышах женщин, одетых в белое, смотрели, как их «освободители» вступали в город под пальбу пушек и звон колоколов. Кахетинские деревни соперничали друг с другом, чтобы расквартировать русских солдат. Все были убеждены, что после десятилетий войны мир установился навсегда.

Хотя Имеретия в отличие от Картли-Кахетии не подвергалась вторжению, положение страны в 1790-х годах не улучшалось. Соломону II приходилось бороться с бывшим регентом Давитом Гиоргисдзе и с Григолом Дадиани. Похитив у Давита жену Ану и сына Константинэ, Соломон вынудил бывшего регента дать клятву верности. Тем не менее Соломон заточил Константинэ, а Ана спаслась от верной смерти, убежав лесными тропинками в Картли, где ее нашли в Сурами русские гренадеры. (Оттуда бывшую царицу переслали в Петербург, а сына Константинэ, несмотря на усилия царя Александра I, вырвали из когтей Соломона только в 1804 г.) Сам Давит умер в Ахалцихе в январе 1795 года, и Соломон расправился со вторым врагом, заменив Григола Дадиани его братом Манучаром. Но на имеретинский престол теперь претендовали другие: Гиорги, незаконнорожденный сын Соломона I, женившись на гурийской княжне, племяннице гелатского епископа, пользовался поддержкой свергнутого Григола Дадиани. Постоянные распри мингрельских, гурийских и имеретинских фракций до такой степени надоели западногрузинской знати, что группа феодалов попросила Россию присоединить к себе всю Западную Грузию. Самый пламенный русофил, Григол Дадиани, надеялся, что Россия защитит его от Соломона II: Екатерина II наградила Григола орденом Александра Невского. Каихосро, регент гуриели, такой же русофил, начал преобразовывать Гурию, созвав церковные и мирские соборы, пригрозив работорговцам казнью и отобрав замки у туркофилов: однажды Каихосро отправил к непослушному феодалу его приемного отца, который выманил феодала из замка, чтобы его застрелили[195]. Россия была заинтересована в присоединении прибрежных городов Мингрелии и Гурии, куда турецкие гарнизоны посторонних не пускали. Но, чтобы не взбудоражить турок, Россия отправила в Западную Грузию не войска, а лишь разведчика, который должен был прозондировать настроение народа.

Картли-Кахетия полюбила Россию в ноябре 1800 года, когда благодаря общим усилиям дагестанцы Омар-хана потерпели окончательное поражение. В том же месяце Павел отправил в Тбилиси генерала Карла Федоровича Кнорринга, такого же доброго толстяка, как Гиорги XII: он быстро стал для картли-кахетинского царя другом и исполнителем. Гиорги XII перестал слушаться своего советника Соломона Леонидзе, настаивавшего, чтобы русские выполнили условия трактата. Гиорги вел себя как проситель: от Павла он добивался ежегодной субсидии, 30000 крепостных и для сводных братьев пенсий и русских поместий. Для Гиорги XII было бы достаточно, если бы Багратидов признали просто номинальными монархами. Имеретинский царь Соломон II возмутился, когда узнал, как дешево дядя Гиорги продавал их наследственные царские права, и пожаловался: «Царский дом принадлежит и мне!»

28 декабря 1800 года, несмотря на русские лекарства и заботы петербургского врача Гирциуса, Гиорги умер от грудной жабы. Если верить переводчику генерала Кнорринга, на смертном одре Гиорги доверил России свое царство; если верить духовникам Гиорги, он настаивал, чтобы на царство венчали его сына Давита[196]. В любом случае, не уведомив грузинских посланников, царь Павел уже составил манифест, гласящий, что после смерти Гиорги XII не будет ни наследника, ни коронации, а Картли-Кахетией будет управлять Российское государство. Павел надеялся, что манифест успеют доставить в Тбилиси, пока Гиорги еще будет в состоянии подтвердить его царской санкцией. Кнорринг боялся объявить упразднение Картли-Кахетинского царства, не предупредив царевичей, зимой, когда русские войска еще не могли перейти Крестовый перевал. Командующий русскими войсками в Грузии, генерал-майор Иван Петрович Лазарев, не колебался: 29 декабря он призвал всю местную знать в собор Сиони, чтобы услышать русскую версию завещания Гиорги. Соломон Леонидзе, громко кричавший по-грузински: «Лазарев поздравляет царя Давита XII со вступлением на престол!», прервал казенного переводчика. Леонидзе арестовали, но ему удалось улизнуть и добраться до Имеретии, где он предупредил царя Соломона II.

8 января 1801 года два картлийских посланника вернулись из Петербурга и объявили Давита «царем, подлежащим подтверждению российского царя». Давит отправил их в Россию за инвеститурой, но процесс аннексии неумолимо продолжался. К 18 января Картли-Кахетия стала русской губернией[197]; 11 марта генерал Кнорринг, назначенный генерал-губернатором, издал тайный приказ выдворить в Европейскую Россию всех Багратионов мужского пола (и многих женского пола). К ужасу нового правительства, Багратионов насчиталось больше восьмидесяти, и выдворение надо было организовать без их ведома. Венец и скипетр Гиорги XII замкнули в Мцхете и потом положили в Московский Кремль, но вдовствующей царице Мариам разрешили хранить царские меч и мантию.

Назначение Кнорринга совпало с убийством Павла I. Иронией судьбы главой петербургских цареубийц оказался обрусевший грузин князь Яшвиль, но он убивал, чтобы спасти от сумасбродного царя не Грузию, а Россию. Новый царь Александр I, несмотря на разногласия с отцом, был так же твердо убежден, что Картли-Кахетию надо упразднить, хотя двое министров, графы Воронцов и Кочубей, сомневались, нужно или даже законно ли одностороннее «согласованное» присоединение. Когда Кнорринг вернулся в Тбилиси, он «сверг» некоронованного Давита и назначил генерал-майора Лазарева временным губернатором новой губернии. В сентябре 1801 года, когда прибыло достаточно русских войск, чтобы подавить возможные беспорядки, тбилисскому населению был зачитан манифест Александра I: «Не для приращения сил, не для корысти, не для распространения пределов и так уже обширнейшей в свете империи приемлем Мы на себя бремя управления царства Грузинского. Единое достоинство, единая честь и человечество налагают на Нас священный долг, вняв молению страждущих, в отвращение их скорбей, учредить в Грузии правление, которое могло бы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона»[198].

Грузинские посланники жаловались, что с них «сорвали уважение и доверие», и просили, чтобы Картли-Кахетией управляли, по крайней мере, грузины, а не русские чиновники. Но в последнюю среду перед Пасхой, 12 апреля 1802 года, манифест был повторно зачитан знати, собравшейся в Сионском соборе, и там же в субботу, перед пасхальной всенощной окруженные до зубов вооруженными русскими солдатами феодалы поклялись в верности российскому царю.

Обе вдовствующие царицы — Дареджан и Мариам — заявили протесты; генерал-майор Лазарев не обращал на них внимания, а мятежных князей Мачабели и Амилахвари арестовал. В то же время Лазареву поручили как можно энергичнее обращать нехристианских горцев в православие, вести кампанию, чтобы открыть дорогу из Тбилиси на Черное море в Поти и на Каспийское море в Баку, пополнять население Картли-Кахетии переселением туда русских и армян и, наконец, искать источники доходов, чтобы новая губерния стала самоокупаемой и способной содержать русскую армию.

В новоиспеченном «правительстве» Кнорринг стал главнокомандующим всем Закавказьем, Коваленский — первым министром, а избранные грузины — советниками и переводчиками. Правительство состояло из четырех экспедиций: исполнительной, гражданской, уголовной и финансовой. Новая «губерния» была разделена на пять уездов, и в каждом уезде появилось по одному (ненавистному) капитану-исправнику с примитивным судом и отдельными ведомствами для армянских и азербайджанских дел. Единственным языком правосудия и администрации стал русский, хотя 95 % населения не понимало на нем ни слова. Тем не менее к гражданским делам и мелким уголовным делам продолжали применять кодекс Вахтанга VI 1724 года, несмотря на то что на русский язык его еще не перевели. Грузинских феодалов лишили наследственных прав на такие доходные места, как должность моурави (провинциального губернатора), и ущемили некоторые права по отношению к крепостным. Перевернув вверх дном всю Картли-Кахетию, Кнорринг уехал в Георгиевск, и новым уделом начали повелевать и злоупотреблять задорный генерал-майор Лазарев и корыстный Коваленский. Как говорил невенчанный царь Давит, Грузией теперь управляли «четыре плута и один дурак»[199].

Лазарев и Коваленский не справлялись: чтобы хранить тайну от грузин, им приходилось переписываться по-немецки. Лазарев заразился чесоткой и клялся, что примет любую должность, лишь бы больше не видеть Тбилиси. Багратионы открыто бунтовали. Обе вдовствующие царицы остались без доходов и без слуг. Царица Дареджан винила Кнорринга в том, что в 1795 году разгромили Тбилиси, пасынка Гиорги — что урезал ее пособия, а его сына Давита — что пособия отменил. Она подняла в атаку всех шестерых сыновей — Юлона, Вахтанга, католикоса Антона II, Мириана, Александрэ и Парнаоза. Мириан остался верноподданым русским офицером, а Юлон, Вахтанг и Парнаоз подготовились к партизанской войне, чтобы русские соблюдали артикулы трактата и венчали Юлона на царство. Изо всех детей Эреклэ II Александрэ оказался самым опасным для России: в июне 1800 года он убежал сначала в Карс, а оттуда в Иран. Объявленный государственным изменником и вне закона, он начал тридцатилетнюю кампанию сопротивления. Но самым неумолимым сыном Эреклэ оказался католикос Антон II, возглавлявший дорогую всем грузинам автокефальную церковь, которую Россия решила полностью упразднить. Понадобилось десять лет, чтобы сфабриковать достаточно веских обвинений в присвоении церковных земель и выдворить Антона II в Нижний Новгород. Русские часовые, с разрешения Гиорги XII, с самого начала окружали дворец царицы Дареджан, чтобы она, Юлон, Вахтанг и Парнаоз не уезжали из Тбилиси. Но Кнорринг не мог перехватывать всю «изменническую» переписку, которую Дареджан и ее сыновья вели с имеретинским царем Соломоном II и с разными азербайджанскими и иранскими эмирами.

Царская семья, расколотая домашними раздорами, уже не пользовалась популярностью среди народа. Эленэ, жену невенчанного царя Давита, недолюбливали, потому что она была армянкой и якобы скрягой. Из старших царевичей двое, Мириан и Иоанэ, служили в русской армии, а Юлон и Парнаоз, набросившись на сторонников сводного брата Давита, разорили осетинские поместья. Младшие дети Гиорги XII от второй жены никому не грозили и ничего не сулили.

Тбилисские купцы, отказывавшиеся продавать русским провиант ниже стоимости и обменивавшие по очень плохому курсу русские рубли, даже золотые червонцы, на грузинские серебряные абазы, тоже заявляли протесты. Кнорринг и Коваленский не знали, как обращаться с феодалами, лишенными понятия о гражданской службе, и с крестьянством, выращивавшим не больше хлеба и фруктов, чем нужно для проживания и оплаты податей, и предпочитавшим нищенство честному труду. Лазарев и Коваленский брезговали грузинами, «die hiesigen Dummkopfe» (местными дураками)[200]. Переписывать население они боялись по причине возможного мятежа: они прикинули, что население Картли-Кахетии в 1802 году должно насчитывать 160000 человек и способно поставлять только 20000 солдат. Государственные доходы — всего лишь 100000 рублей от таможенной пошлины и 20000 от медной руды — не покрывали расходы даже на пенсии и усадьбы для выдворенных в Россию Багратионов, не говоря уж о выкупе военнопленных у иранцев и дагестанцев или о провианте для оккупационных войск. Напрасно Коваленский замышлял новые налоги, например налог на всех женатых мужчин в Тбилиси.

Кнорринг и Коваленский быстро стали невыносимыми. Они допускали зверские злоупотребления: русские солдаты произвольно обрубали руки и носы; чиновники грабили базар, били князей, насиловали женщин. Коваленский разъярил царицу Дареджан тем, что в ее доме не снял ни шапки, ни пальто и в полдень прервал собеседование, объявив, что ему пора выпить водочки. Коваленский снес дворец одного царевича, построил из развалин завод, купил на государственные деньги тонны шерсти, а выручку от ткани прикарманил. Он воровал лошадей и фураж, спекулировал валютой: воспользовавшись высокой ценой на серебро, расплавлял русские монеты. Из-за махинаций Коваленского цены на хлеб и провиант резко поднялись, и в ноябре 1802 года царю Александру пришлось уволить и Коваленского, и Кнорринга. На этот раз царь назначил грузин: военным губернатором стал генерал Павел Цицианов (обрусевший сын Цицишвили, родственника царицы Мариам и также придворного Вахтанга VI); гражданским губернатором стал князь Дмитрий Орбелиани. (Военным главнокомандующим, однако, стал русский генерал Гуляков.) До отъезда Кнорринг и Коваленский принесли кое-какую пользу Грузии: в ноябре 1802 года. Коваленский открыл двухклассную школу для сорока пяти мальчиков, которых должны были обучать грузинскому и русскому языкам, математике, истории, гражданскому долгу и катехизису, а Кнорринг издал «правила добронравия», постановления о надзоре за «достойной» беднотой, уборке улиц, бойне, фонарях.

Цицианов, известный как «гневный князь», по крайней мере мог общаться с народом, но злоупотребления остановить не смог. Россия отправляла в Грузию самых некомпетентных и коррумпированных чиновников, которые задерживали благородных грузин и заставляли их идти пешком пятьдесят километров с веревкой на шее. Цицианов сам не был либералом: в феврале 1803 года он пожаловался графу Кочубею, что в Тбилиси нет палача, способного сечь кнутом, так что осужденных приходилось сечь шпицрутенами[201]. (Типичным тогдашним заимствованием из русского языка был глагол розгва, «высечь», от русского «розги».) «По невозможности отправлять в Сибирь» каторжников посылали в Ахталу копать медь «к заводам гр. Мусина-Пушкина». Цицианов ввел в Тбилиси комендантский час, заставил граждан поселить у себя русских солдат и ограничил продажу мышьяка.

Весной 1803 года, как только открылся перевал, Цицианов начал выселять Багратионов. Обе царицы уже отказались от царского приглашения поселиться в Петербурге, но генерал-майор Лазарев не принимал отказ всерьез: «А mauvais jeu ils font bonne mine» (Они делают хорошую мину при плохой игре). В марте Лазарев с офицерами, ворвавшись в опочивальню царицы Мариам, объявил, что карета готова. Она выхватила из-под одеяла кинжал и заколола Лазарева, а ее дочь Тамар другим кинжалом ранила тбилисского полицеймейстера[202]. В наказание Мариам послали под конвоем (с запретом на острые ножи и вилки) не в Петербург, а в Белгород. Царица Дареджан выдержала до октября: ее смогли выселить, поймав на месте преступления, когда она пыталась выкрасть образ из церкви Анчисхати. Царевича Вахтанга и невенчанного царя Давита увезли из Грузии, к их возмущению, в «запечатанной стальной коробке». Царевич Юлон подкупил осетин, ремонтировавших для русской армии дорогу к Казбегу, чтобы они снесли мосты. Тем не менее в августе 1804 года и его поймали и выдворили. В горах на севере от Тбилиси Парнаоз вместе с Александрэ Чавчавадзе, сыном дипломата Гарсевана, командовал 120 кахетинскими партизанами: главной целью было убийство генерала Цицианова. Парнаоз и его партизаны бродили по горам до октября 1804 года, когда он попал в плен. Юлона послали в Тулу: ему дали «мизерное» месячное пособие в 1135 рублей. Парнаоза отправили в Воронеж. Когда царевичи раскаялись, их пустили в Петербург. (В Воронеже Парнаоз, переводивший Жан-Жака Руссо, ослеп.) Из Ирана царевичи Теймураз и Александрэ писали в Петербург, что готовы вернуться, если русские посадят на престол любого Багратиона.

Большею частью сосланные в Россию Багратионы примирились с новой жизнью: они стали сенаторами, офицерами, помещиками, учеными. Невенчанный царь Давит продал правительству свои тбилисские дворцы, обвинил в своем несчастии царицу Эленэ и попросил Святейший синод дать ему развод. Давит привел очень много доводов, например, «не соблюдены были ею доброта и честность девства», «прислала ко мне бобы, приправленные лекарством, привлекающим к любви», «изготовлено было ею писание завороженное». Эленэ подробно и с достоинством опровергла каждый пункт, и Синод отказал Давиту в разводе. Удивленный Давит ответил, что его дядя католикос Антон II сразу развел бы их из-за взаимной антипатии[203]. (В 1810 г. царь Александр пригласил Эленэ в Петербург, где она должна была жить вместе с ненавистным мужем: Давит, став ученым генералом, составлял словари, изучал Вольтера и писал кислые стихи о том, как его понизили в сенаторы.)

Грузинские феодалы получали в качестве компенсации армейские чины, пенсии, награды за верность и оставались крепостниками. Как в любой российской губернии, они выбирали предводителя дворянства: такой чести удостоился дипломат Гарсеван Чавчавадзе, несмотря на его двусмысленное отношение к русской власти. Цицианов старался поднять настроение феодалов: он собрал остатки типографии Эреклэ, разобранной во время иранского нашествия, и открыл первую аптеку и почтамт в Грузии. Цицианов ограничил рукоприкладство полиции, просил Петербург больше не присылать коррумпированных чиновников и заказал русский перевод кодекса Вахтанга VI для пользы русских судей.

После русской оккупации наступил мир, хотя дагестанцы в поисках заложников все еще совершали набеги на окраины Тбилиси и курдские солдаты из Ахалцихе переходили границу, чтобы убивать казаков. Дмитрий Орбелиани вторгся в пашалык и заставил пашу отдать ему шестьсот курдов и лезгин, которых Орбелиани триумфально прогнал через всю Картли и Кахетию. С чар-белаканских лезгин взяли 220 пудов шелковых коконов штрафа за набеги и присоединили к России. Когда в январе 1804 года русские войска заняли Гянджу и взяли 17000 пленных, грузинам показалось, что и они победили. Вслед за Гянджей был завоеван весь Азербайджан, так что Тбилиси опять получил доступ к Каспийскому морю, а Дагестан был отрезан от Ирана. Расширение Российской империи наконец совпало со стремлениями Картли-Кахетинского царства.

Грузинские крестьяне, однако, страдали по-прежнему. Весной 1804 года, в самом уязвимом пункте, именно на западе от Крестового перевала, вспыхнул первый крупный мятеж. Местных осетин возмутила реквизиция казаками зерна и мяса; капитан-исправник бросил зачинщиков протеста в помойную яму с мертвыми кошками, дерьмом и сывороткой и затем заставил крестьян очистить дорогу от снега и камней: двух мужчин засекли, а женщин запрягли в сани и подгоняли плетьми. Некоторых крестьян смело лавинами, лошадей и быков так перенапрягли, что «не осталось и кожи»[204]. Вся Арагвинская долина восстала, убила семнадцать солдат из войска генерала Волконского и заняла крепости по военной дороге; к июлю уже четыре тысячи грузинских и осетинских повстанцев просили царевича Парнаоза вести их в бой. 3 августа в битве при Ломиси пятьсот хевсуров окружили русских, которых спасли нерешительность кахетинских феодалов и неожиданный приезд генерала Цицианова, раньше осаждавшего Ереван. Сотни горцев умерли на русских штыках или были взяты в плен. На последующие восемь лет горцы были усмирены.

Имеретинский царь Соломон II, хорошо осведомленный о судьбе Картли-Кахетии, полностью разочаровался в добросовестности России, и Соломон Леонидзе, бывший вице-канцлер Эреклэ, отговорил его от дальнейших уступок. В ответ на упреки Цицианова, что Имеретия помогает мятежным картлийским царевичам убегать в Дагестан, Соломон ответил, что обязан оказывать своим дядям гостеприимство, но будет уговаривать их помириться с Петербургом. Леонидзе предупредил Цицианова, что Соломон II — человек воинственный и примет протекцию России, только если ему и его наследникам гарантируют царство, если Мингрелия и Гурия останутся подвластными Имеретии и Имеретия получит доступ к порту Поти.

В июне 1803 года Цицианов посредством бесконечных препирательств и подкупа («173 червонных и 2,291 р.») уговорил Соломона освободить царевича Константинэ, сына свергнутого Соломоном царя Давита Гиоргисдзе: русские дали истощенному юноше одежду и «благопристойный экипаж» и увезли в Тбилиси[205]. А в 1804 году Цицианов обратил против Соломона вооруженную силу, отправив русское войско, якобы чтобы открыть дорогу из Картли в Мингрелию к Дадиани, единственному грузинскому вассалу, которому Россия доверяла. 25 апреля Цицианов велел Соломону выполнять военные приказы и служить России по условиям трактата: если он подчинится, царь Александр может вернуть ему Лечхуми, раньше уступленную Мингрелии. (В то же время Цицианов уверил Дадиани, что Лечхуми останется за Мингрелией.) Цицианов считал неудобным аннексировать Имеретию: турки возразили бы, и, кроме проса, которого русский солдат не ел, там было нечего есть. Но дни этого царства были сочтены. Как только Гурия, вопреки возражениям молодого Мамиа гуриели, объявила себя вассалом России, Соломон был окружен прорусскими правителями. Представителем Цицианова в Имеретии был ненавистный Соломону генерал-майор Литвинов.

17

Конец царя Соломона

Если соблюдали свято, то почему отняли у нас город наш Кутаиси <…> во дворце нашем, в самой спальне нашей нижние чины держат наложниц — служанок, отнятых у наших же князей <…> почему солдаты схватили в Кутаисе самого зятя моего, из первых князей Имеретии, Цулукидзе Давида, волочили его, били, расшибли ему голову <…> русские войска столько лет стоят в нашем царстве как у себя дома, продовольствуясь от нас дровами, квартирами, провиантом, фуражем, быками, лошадьми, арбами, пищею и питьем <…> вместо благодарности ругают нас и презирают наших князей и благородных?

Царь Соломон II — генералу Тормасову, 5 января 1810 г. (Акты IV, 216)

Соломон II не поддался русскому давлению: он пожаловался туркам, вступил в переговоры с ханом Гянджи; напав на Мингрелию, взял 40 заложников и убил курьеров, везших письма Дадиани в Тбилиси; он потребовал от русских правителей 120000 рублей, которые он якобы дал царю Эреклэ взаймы, и тщетно настаивал, чтобы русские войска не вступали в Кутаиси. Генерал Цицианов подозревал, что Соломону давал советы не только Леонидзе, но и иностранный Макиавелли, которого он называл ce dmon de prtre («этим бесом-священником»), патер Николай. На самом деле бесом-патером был Никола ди Рутильяно, итальянский капуцин-миссионер, который досаждал своим ватиканским хозяевам не менее, чем начальству в Закавказье. В 1795 году, когда он учился на миссионера в Тбилиси, о нем говорили, что он «голова буйная, горяч чрезмерно», неохотно занимался грузинским; в 1801 году капуцины в Петебурге жаловались на его непослушание и «скандалы» и безуспешно пытались выдворить его из Грузии; к 1809году он «еще больше утвердился в своем упрямстве»[206]. Патер Николай больше интересовался мингрельской и имеретинской политикой, чем религией и, будучи единственным квалифицированным врачом во всей Западной Грузии, стал лейб-медиком Григола Дадиани, который подарил ему лошадь, часы и деревню в тридцать дворов.

В октябре 1804 года Цицианов придумал, как избавиться от патера Николая: он узнал от княгини Нино, жены Григола Дадиани, что Григол Дадиани только что умер мучительной смертью от отравления и что Дадиани клал в рот только то, что ему подавали она или Николай. К своему письму Нино приложила трогательную прощальную записку умирающего Дадиани. Патер Николай, напрасно оправдывавшийся тем, что целый месяц до смерти Дадиани они не встречались, потом рассказывал: «Один майор требовал меня к себе для пользования <…> заарестовал меня, и сняли с меня всю одежду <…> вывели к войску и, посадя на лошадь, связали мои ноги под брюхо лошади»[207]. Сама Нино потом призналась, что Дадиани часто рвало, когда он обжирался, приняв пилюли патера Николая, и что незадолго до смерти Дадиани съел целую курицу, жаренную в масле, попросил пилюли, а по ошибке принял опий. Но раздетого патера тем не менее заточили в Тбилиси и допрашивали целый год: когда он пожаловался царю Александру, Цицианов его освободил и отпустил в Западную Грузию, где он объездил всех своих должников и еще пять лет помогал царю Соломону сопротивляться русским. Цицианов, вероятно, подозревал, что Дадиани отравила властолюбивая молодая вдова Нино, ставшая теперь, как мать малолетнего Дадиани, настоящей правительницей Мингрелии. Нино была, однако, не только дочерью покойного царя Гиорги XII, но и пламенной приверженкой русской власти, и поэтому на ее преступления смотрели сквозь пальцы.

В любом случае малолетний Леван Дадиани был заложником Келеш-бея, правителя Абхазии. Келеш-бей, не обратив внимания на русские ультиматумы, освободил Левана только после того, как в апреле 1805 года его главную крепость Анаклию захватил генерал Рыкгоф. Пушки Рыкгофа убедили не одного абхазского князя перейти с оттоманской стороны на русскую. Правящая семья, Чачба-Шервашидзе, скорее склонялась к России, но народ оставался протурецким, так что переговоры и взаимные угрозы продолжались еще пять лет. В отцеубийственной и братоубийственной междоусобице Шервашидзе, христиане, мусульмане и язычники боролись друг против друга. Когда борьба утихла, заложники были освобождены и Россия начала давать послушным абхазским князьям военные чины и жалованья. Во время Русско-турецкой войны 1806–1812 годов Келеш-бей пообещал быть верным России, но, обменявшись письмами с Турцией и с французским министром Талейраном, заигрывал с обеими сторонами. В мае 1808 года Келеш-бей был убит, по всей вероятности, по приказу Нино Дадиани, которая, как и русские, хотела, чтобы Сефер-бей Чачба, незаконнорожденный сын Келеш-бея и муж ее золовки, стал правителем Абхазии. Вину за убийство свалили на законного сына и наследника — Аслан-бея. Абхазы, однако, восстали против этого переворота, и в 1810 году русская канонерка взяла Сухум штурмом, перебив триста человек и угнав Аслан-бея в горы, а пять тысяч абхазов — в Анатолию. Сефер-бей, приняв православие и имя Гиорги Шервашидзе, захватил власть, но Аслан-бей пережил и не раз свергал своего сводного брата. После 1823 года, когда Михаилу (Гамуд-бею), сыну Сефер-бея (Гиорги), передали власть в Сухуме, Аслан-бей все еще поднимал мятежи, подавлявшиеся русскими карательными экспедициями.

Царь Александр меньше интересовался наказанием Соломона II и Аслан-бея, чем получением черноморского порта, чтобы связать Картли с Одессой через реки Риони и Квирилу. В Поти стоял турецкий гарнизон, не пускавший русские корабли даже за взятки, так что русским приходилось разгружаться в мелких водах в восьми километрах к северу, у деревни Кулеви, которую переименовали в Редут-Кале. Майор Литвинов сам ходил по болотам, утопая в грязи, и делал съемку возможного канала от моря до реки Риони. В Мингрелии, несмотря на энтузиазм Дадиани, простонародье смотрело на русских с опасением.

Когда в 1805 году Россия проиграла битву при Аустерлице, Турция и Иран воспряли духом. Талейран с радостью принимал доклады о том, что «грузинский народ еще больше, чем когда-либо, недоволен русскими», или «постыдный разврат русских отвращает большинство грузин <…>, которым не терпится сбросить иго, не менее тяжелое, чем персидское». 4 мая 1807 года, заключив с Ираном Финкенштейнский мирный договор, по которому Франция вернет Ирану Грузию, если шах поможет Франции воевать против России, в Иран отправился генерал Гардан, чтобы подтвердить договор. Артикул 4-й обязывал императора Наполеона «сделать все от себя зависящее, чтобы заставить Россию освободить Грузию и другие персидские территории»[208]. Только летом 1807 года Тильзитский мир отменил этот план, хотя еще в 1809 году царевичи Александрэ и Теймураз лелеяли мечту, что Наполеон освободит Картли-Кахетию от русской власти. После французов настала очередь британского посла сэра Харфорда Джонса, обещавшего Фетху Али-шаху Грузию, если он объявит войну России. В 1812 году, однако, британский посланник недоумевал, почему Иран тоскует по стране, пролившей столько иранской крови. Мирза Бозорг, погладив бороду, ответил: «Она мало дает пользы, но очень украшает».

Теперь Цицианову приходилось отбивать лезгинские и другие дагестанские атаки на Кахетию, в то время как из Ахалцихе в Картли вторглись турки. В ответ грузинско-русское войско напало на Ахалцихе и захватило Поти. Иранцы тоже попытали счастье, собрав в мае 1805 году огромную армию в Карабахе и превратив весь край в пустыню. Русская армия одержала победу, но во время переговоров Цицианов был убит агентами бакинского хана. Тогда русская армия перешла в атаку и к осени 1806 года овладела всей территорией между Грузией и Каспийским морем.

После Цицианова главнокомандующим стал уже пожилой граф Иван Васильевич Гудович. На бранном поле против иранцев ему везло, но в гражданских делах он успеха не имел. Хороших чиновников было мало; иностранные эксперты и предприниматели умирали от лихорадки или терпели банкротство. Мятежные горцы не унимались; и хотя арагвинские осетины смирились, хевсуры оставались непримиримыми. В Западной Картли случился крестьянский бунт: зачинщиков заковали и увезли в Тбилиси. Даже в 1808 году нельзя было проехать через Крестовый перевал без военного конвоя, и дорога под тяжестью тысячных войск и тяжелой артиллерии была постоянно разбита. За недовольными грузинскими феодалами нужна была постоянная бдительность. В Армении русские арестовали 260 партизан, сражающихся на стороне царевича Парнаоза. С другой стороны, Гудович понизил налоги, отменил таможенную пошлину и в «Академии для Благородных» увеличил число учеников до 85; однако ему показалось, что излишне преподавать немецкий и латинский языки, и венгерского профессора Мартини, который преподавал их, назначили инспектором государственных фруктовых садов.

Имеретия, где жить становилось все тяжелее, кипела ненавистью к русским. Соломон II жаловался, что пьяные солдаты осквернили его дворец в Кутаиси и что его советника патера Николая похитили (на самом деле в 1809 г. Николу ди Рутильяно отозвал Ватикан, который разрешил ему остаться в Грузии только потому, что за него похлопотали царевичи Юлон и Парнаоз[209].) Соломон Леонидзе в надежде, что русские войска можно выжить голодом, устроил бойкот. Претендент на престол, Гиорги, незаконнорожденный внук Соломона I, просидев девять лет в кандалах, теперь боялся, что Соломон II его казнит. Майор Литвинов с трудом освободил Гиорги и затем написал Гудовичу, что жизнь в Имеретии больше выносить не в состоянии.

Гудович, решившись окончательно свергнуть царя Соломона, писал ему в оскорбительном тоне, что он «недостоин названия царя в царстве, меньше размером, чем княжество», что «неприлично подданному [Соломону] договариваться» с императором. С генералом Рыкгофом Гудович переписывался по-немецки, чтобы патер Николай, перехватывавший и переводивший русскую переписку, не донес Соломону. Чтобы печатать правительственные прокламации, русские привезли в Кутаиси печатный станок. Теперь Гудович обвинил Соломона в том, что он тайно договаривается с Турцией, Ираном и Дагестаном. В феврале 1809 года Соломон и в самом деле предложил ереванскому Хусейн-хану вместе с царевичем Александрэ собрать армию в 30000 человек под своим началом, захватить Тбилиси и объединить Грузию против «этих проклятых русских»[210]. Для генерала Гудовича письмо к Хусейн-хану было последней каплей. Соломон понял, что взят на заметку: его больше не видели на дорогах или в городах; он кочевал из одного лесного убежища в другое. За два года Литвинову удалось повидаться с ним всего четыре раза.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Очень хочется наконец-то определиться: жить по «Домострою», по «совести» или как говорит личный коуч...
Воспоминания Вернера фон Сименса (1816–1892) – драгоценная находка для исследователей научно-техниче...
Задиры, плаксы, ябеды, лгунишки, задаваки, хвастуны и виртуозы игры на нервах – это никакие не монст...
Молодые, острые, безумные, ритмичные, джазовые. В таких восторженных эпитетах обычно описывают двадц...
«Хагакурэ» – наиболее авторитетный трактат, посвященный бусидо – кодексу чести самурая. Так называли...
Пол Реймент, герой романа, на полной скорости летящий по жизни и берущий от нее по максимуму, внезап...