Убийства в стиле action Джеймс Питер

95

Октябрь 2007 года

Пока стюардесса демонстрировала средства безопасности, Норман Поттинг наклонился к Нику Николлу, сидевшему рядом, и объявил:

– По-моему, вся эта безопасность настоящая куча дерьма.

Молодой констебль, боявшийся летать, но не желавший признаться в том боссу, ловил каждое вылетавшее из динамиков слово. Отворачиваясь, чтобы не слышать зловонного дыхания Поттинга, он вглядывался вперед, высматривая в руках стюардессы кислородную маску.

– Привязные ремни… – продолжал Поттинг, ничуть не смущаясь отсутствием реакции со стороны Николла. – Знаешь, чего они не говорят?

Николл кивнул, наблюдая и запоминая, как застегивать спасательный жилет.

– В некоторых ситуациях я сам тебя спасу, можешь не сомневаться, – пообещал Поттинг. – Только знаешь, чего они не говорят? Привязные ремни предохраняют челюсти от перелома. Существенно облегчается идентификация по зубам.

– Большое спасибо, – пробормотал Николл, глядя на стюардессу, которая теперь показывала, где найти свисток.

– А спасательный жилет просто смех, – рассказывал тем временем Поттинг. – Знаешь, сколько пассажиров за всю историю авиации удачно пережили экстренную посадку на воду?

Ник Николл подумал о своей жене Джулии, о маленьком сынишке Лайаме. Может быть, больше он их не увидит.

– Сколько? – выдавил он.

Поттинг сомкнул большой и указательный пальцы:

– Ноль. Нисколько. Ни единого.

Что-то всегда случается впервые, решил Николл, крепко цепляясь за эту мысль, как за спасательный плотик.

Поттинг начал читать купленный в аэропорту мужской журнал. Николл изучал табличку в ламинированной обложке, отыскивая ближайший выход из самолета, и с радостью увидел, что он находится всего через два ряда кресел позади него. Хорошо, что они сели в хвост, – помнится, в одной газетной статье сообщалось о катастрофе, когда хвост оторвался и все пассажиры в нем выжили.

– У-ух ты! – воскликнул Поттинг, и Ник оглянулся.

Коллега открыл журнал на развороте с изображением голой блондинки с пневматическими грудями, разлегшейся на широченной кровати и привязанной к спинкам за руки и ноги черными бархатными лентами. Лобок тщательно выбрит, розовые губы влагалища обнажены, словно между ногами распустился цветочный бутон.

Мимо прошла стюардесса, проверяя, все ли пристегнули ремни, задержалась, взглянула на Поттинга с Николлом и мудро двинулась своей дорогой.

Ник, смущенно вспыхнув, прошептал:

– Может быть, лучше закрыть и убрать…

– Надеюсь, в Мельбурне найдем таких цыпочек, – сказал Поттинг. – Немножечко позанимаемся спортом. Интересно, что это за Бонди-Бич?

– Бонди-Бич в Сиднее, а не в Мельбурне. Стюардессу, по-моему, возмутила картинка.

Поттинг невозмутимо пробежался пальцами по странице журнала.

– Ничего себе, правда?

На обратном пути стюардесса окинула их холодным взглядом.

– Я думал, ты счастлив в браке, Норман, – заметил Николл.

– Как только перестану приглядываться, пускай кто-нибудь выведет меня в чистое поле и пристрелит, – ухмыльнулся сержант и, к облегчению спутника, перевернул страницу.

Облегчение длилось только секунду. Другая страница была гораздо хуже.

96

Октябрь 2007 года

Эбби с тугим комом в горле и в желудке сидела в поезде, направлявшемся в Брайтон. Дрожала, стараясь не заплакать, сдерживая изо всех сил слезы.

Где мама? Куда ее увез сукин сын?

На часах половина девятого. Телефонный разговор с Рики прерван почти два часа назад. Она опять набрала номер матери. Снова попала на голосовую почту.

Точно неизвестно, какие мама принимает лекарства – антидепрессанты, таблетки от судорог, от запора, от самопроизвольного мочеиспускания, – вряд ли Рики о ней позаботится. Без медикаментов физическое состояние ее быстро ухудшится, а уж о душевном и думать страшно.

Эбби проклинала себя за глупость, за то, что оставила мать без защиты. Черт побери, вполне можно было забрать ее с собой.

Рики, позвони… Умоляю тебя, позвони!

Страшно жалела, что разъединилась, понимая, что не все продумала. Рики знает, что первой запаникует она, а не он. Хотя обязательно должен позвонить, связаться. Слабая больная старушка совсем не то, что ему нужно.

На вокзале Эбби села в такси, забежала в магазинчик рядом со своей квартирой, купила маленький фонарик. Держась в тени, свернула на свою улицу, увидела в свете уличных фонарей прокатный «форд-фолкон», плотно заставленный другими машинами. К стеклам приклеены крупные полицейские уведомления, запрещающие водителю трогаться с места.

Эбби осторожно подкралась к машине. Огляделась, проверяя, не следят ли за ней, вытащила из-под стеклоочистителя квитанцию на парковку, посветила фонариком, увидела время – 10:03. Значит, «форд» стоит тут весь день. Значит, Рики не в нем увез маму.

Возможно, намерен вернуться. Может быть, уже тут. Впрочем, сомнительно. Наверняка у него есть пристанище в городе, пускай даже в тюремной камере.

Все окна в ее квартире темные. Она перешла через дорогу к парадному, позвонила Хасану, надеясь застать его дома. Повезло. Из домофона раздался треск, потом голос иранца.

– Привет! Это Кэтрин Дженнингс из восемьдесят второй квартиры. Прости за беспокойство, я ключ забыла. Откроешь?

– Конечно.

Через секунду резко загудел гудок, Эбби толкнула створку. Войдя, увидела свой переполненный почтовый ящик. Решила лучше ничего не трогать, не оставлять следов пребывания.

На дверцах лифта крупная табличка «Не работает». Она принялась взбираться по темной лестнице, на каждом этаже останавливаясь и прислушиваясь, жалея, что с собой нет перечного спрея. На третьем этаже послышался запах пиленого дерева из ремонтировавшейся квартиры. На следующем этаже совсем сдали нервы. Возникло даже искушение постучать в дверь Хасана, попросить, чтобы он ее проводил.

Наконец дошла до верхнего этажа. Остановилась, прислушалась. Здесь еще две квартиры, но за короткое время ее проживания в доме никто туда не входил и оттуда не выходил. Ничего не слышно. Полная тишина. Подошла к окошечку с пожарным шлангом в стене, начала разматывать рукав. Через пять витков показались спрятанные ключи. Снова замотав шланг, закрыла окошечко, подошла к своей двери.

Остановилась, охваченная жутким страхом. Вдруг он там, внутри?

Нет, конечно. Сидит с мамой в какой-то берлоге. Тем не менее Эбби с большой осторожностью вставляла и поворачивала ключи один за другим, отпирая дверь, не желая себя обнаруживать.

За порогом на нее накинулись тени. Дверь она оставила приоткрытой, свет не включала. Изо всех сил хлопнула створкой, чтобы вспугнуть его, если вдруг здесь заснул, и сразу же снова ее распахнула. Еще раз захлопнула и открыла. Ни звука.

Направила в коридор луч фонарика. На полу перед ванной по-прежнему лежит пластиковый пакет с инструментами, которые Рики принес, чтоб ее запугать, возможно позаимствовав у рабочих внизу.

Не включив нигде свет на случай, если Рики наблюдает с улицы, Эбби обошла квартиру, комнату за комнатой. Схватила с журнального столика перечный спрей и сунула в карман. Бросилась к двери, накинула цепочку.

Умирая от жажды и голода, одним махом проглотила коку и персиковый йогурт из холодильника, забежала в ванную, закрыла за собой дверь, включила свет. Окон нет, поэтому тут безопасно.

Шагнула мимо унитаза и широкой стеклянной дверцы душевой кабины, открыла дверцу крошечного чулана, куда втиснута стиральная машина и сушка. На полке слева лежат ее собственные инструменты. Вытащив молоток и стамеску, Эбби вернулась в ванную.

Мельком бросила гордый взгляд на свою искусную работу, вставила в шов меж двумя плитками стамеску, нанесла сильный удар, а за ним и другой.

Через несколько минут за разбитыми плитками обнажилась ниша, образованная фальшстеной. Она с глубоким облегчением нащупала стандартный почтовый конверт, заботливо завернутый в пупырчатую водонепроницаемую пленку, спрятанный в тайнике в самый день переезда.

Разбитый кафель в ванной не должен особо расстроить домовладельца. Будь у нее время, идеально заделала бы прореху. Благодаря отцовским урокам даже швов не было бы видно. Только в данный момент это меньше всего ее беспокоит.

Эбби сменила белье, во второй раз за эту неделю уложила необходимые вещи, включила компьютер, вошла в Интернет, отыскивая дешевые отели в Брайтоне и Хоуве.

Выбрав, вызвала по телефону такси.

97

Октябрь 2007 года

Старуха доставляет больше хлопот, чем ожидалось. Рики стоял в крохотной кухоньке деревянного павильона теннисного клуба, где заодно находился туалет и душевая кабина для обитателей кемпинга.

Она сидит в сортире уже четверть часа, черт возьми.

Он вышел под проливной дождь, думая о том, что бабку лучше было бы прикончить, и пристально вглядываясь в стоявший на поле немецкий автофургон. За задернутыми шторками горит свет. Остается надеяться, что его обитателям не взбредет в голову воспользоваться удобствами, пока старуха там. Хотя она наверняка перепугана до смерти, так что никому ничего не скажет, глупостей не наделает.

Прошло еще пять минут. Рики снова взглянул на часы. Половина десятого. Эбби оборвала разговор три часа назад. Три часа обдумывает ситуацию. Образумилась?

Настал подходящий момент.

Он откинул крышку телефона, отправил на ее номер сделанный раньше снимок с изображением головы, торчащей из свернутого в рулон ковра.

И подписал:

«Уютно, как клопу в ковре».

98

Октябрь 2007 года

Рой Грейс сидел вместе с Патом и Деннисом за деревянным ресторанным столом в огромном открытом дворе пивной компании «Челси», принадлежавшей кузену Пата. Справа тянется длинная стойка бара, позади ряды сверкающих медных бочек высотой с дом, целые мили труб и тюбингов из нержавеющей стали. Акры деревянных полов, безупречная чистота вокруг больше напоминают музей, чем действующее предприятие.

Визит сюда стал очередной ритуальной остановкой, совершаемой в каждый приезд Грейса в Нью-Йорк. Пат откровенно гордится успехами двоюродного брата, с удовольствием угощая англичанина американским пивом за свой счет.

Перед каждым из мужчин стояло шесть разных кружек на специальной скатерти с синими кругами, в которых указано название пива. Кузен Пата, тоже носивший имя Патрик, плотный энергичный очкарик сорока с лишним лет, растолковывал Грейсу, как варится каждый сорт.

Тот слушал вполуха. Устал: по британскому времени уже очень поздно. Сегодня ничего не вышло – пустышка за пустышкой. Кроме удачной покупки подарка для крестницы. На его взгляд, новая кукла Барби слишком уж сексуальна. С другой стороны, что ему известно о вкусах девятилетних девчонок?

Менеджер отеля «Дабл-ю» мало добавил к уже известному, кроме того, что в одиннадцать вечера Ронни смотрел порнофильм.

Ни один из семи торговцев марками, которых они посетили сегодня, никогда не слышал об Уилсоне и не опознал его по фотографии.

Пока кузен Пата вдохновенно излагал научные принципы варки пива, которое особенно понравилось Грейсу, – светлый эль «Чекер кэб», – он смотрел в вечернюю тьму за окном. Видел оснастку яхт в гавани, огни Нью-Джерси дальше, за темным Гудзоном. Огромный город. Масса людей приезжает и уезжает. Живя здесь, как и в любом другом мегаполисе, ежедневно видишь тысячи лиц. Какова вероятность найти человека, запомнившего лицо, виденное шесть лет назад?

Однако надо пробовать. Стучаться в двери. Старым добрым полицейским способом. Шансы, что Ронни здесь, ничтожны. Скорее, он в Австралии, на что определенно указывают некоторые последние сведения. Грейс пытался быстро подсчитать в уме разницу во времени, а Патрик перешел к секрету тонкого карамельного привкуса красного эля «Сансет». В Мельбурне на десять часов позже, чем в Англии, насколько же там позже, чем в Нью-Йорке, где на пять часов раньше, чем в Великобритании… или тоже позже? Господи, голова идет кругом…

И все это время он вежливо кивал Патрику.

Получилось шестнадцать. Середина следующего утра. Будем надеяться, мельбурнская полиция еще до приезда Нормана с Ником начала проверять, въезжал ли в Австралию Ронни Уилсон, начиная с сентября 2001 года.

Вдруг припомнив еще кое-что, Грейс тайком вытащил блокнот, перевернул пару листков, отыскивая составленный со слов Терри Биглоу список друзей и знакомых Ронни. Чад Скеггс. Эмигрировал в Оз. Учитывая сообщения Брэнсона и вероятность, что Ронни Уилсон в Австралии, поиски Чада Скеггса должны стать первоочередной задачей Поттинга и Николла.

Патрик наконец закончил. Детективы подняли кружки.

– Спасибо, ребята, что уделяете мне время. Ценю, – сказал Грейс. – И угощаю.

– Ты в ресторане моего кузена, – объявил Пат. – Ни цента не заплатишь.

– В Нью-Йорке ты наш гость, – добавил Деннис. – Только, старина, будь я проклят, когда мы приедем в Англию, оформляй вторую закладную на дом!

Все посмеялись.

Пат внезапно помрачнел.

– Слушай, я тебе никогда не рассказывал про собак для оптимизма?

Грейс покачал головой.

– После 11 сентября на завалы водили собак. Просто чтобы спасатели их погладили.

Деннис кивнул.

– Их назвали собаками для оптимизма.

– Что-то вроде терапии, – продолжал Пат. – Мы натыкались на жуткие вещи. Считается, гладить собак полезно… Соприкасаться с живым и приветливым, радостным существом.

– Знаешь, – подхватил Деннис, – пожалуй, действительно было полезно. Вообще кошмары 11 сентября пробудили в людях добрые чувства.

– И кучу всякой мерзости тоже, – напомнил Пат. – Мы на 92-м причале выдавали нуждающимся наличные от полутора до двух с половиной тысяч баксов, в зависимости от обстоятельств. Мошенники очень быстро пронюхали. Бегали, клянчили, врали, будто потеряли родных…

– Но мы их достали, – с мрачным удовлетворением сообщил Деннис. – Всех вычислили. Не сразу, но каждого взяли за задницу, черт побери.

– Одно хорошо, – заключил Пат. – Катастрофа затронула сердца и души в этом городе. По-моему, люди стали немножко добрее.

– А кое-кто гораздо богаче, – вставил Деннис.

– Правильно, – кивнул Пат.

Деннис неожиданно фыркнул.

– У моей жены Рейчел есть дядя в округе Гармент. У него собственное предприятие по изготовлению всяких вышивок и наклеек для сувенирных магазинов. Я заскочил его проведать через пару недель после 11 сентября. Маленький такой еврей в свои восемьдесят два года вкалывает по двадцать четыре часа в сутки. Милейший человек. Семья сюда бежала от холокоста. В помощи никому никогда не отказывает. Ну так вот, захожу, и честно признаюсь, никогда не видал такой суеты. Кругом работники, груды футболок, маек, бейсболок, все строчат, гладят, подшивают, упаковывают… – Он хлебнул пива, покачал головой. – Дяде пришлось нанимать дополнительный персонал. Не управлялся с заказами. Изготавливал памятные сувениры с изображением башен. Спрашиваю, как дела. Он посмотрел на меня среди всего этого хаоса, улыбнулся и говорит: «Никогда еще бизнес не шел так успешно». – Деннис кивнул с кривой усмешкой. – Знаете, у трагедии всегда есть обратная сторона.

99

2 ноября 2001 года

Лоррейн лежала в постели без сна. Прописанные врачом снотворные таблетки действовали точно так же, как кофе эспрессо.

В комнате был включен дрянной портативный телевизор, единственный, который не забрали судебные приставы, ибо он ничего не стоил. Шел старый фильм. Название она пропустила, но глаз с экрана не сводила. Хорошо, что он светится, издает звук, составляет компанию.

Стив Маккуин и Фэй Данауэй играли в шахматы в роскошной гостиной с приглушенным освещением, в напряженной эротической атмосфере с разнообразными нюансами.

Они с Ронни тоже играли в игры. Вспоминаются первые годы, когда с ума друг по другу сходили, совершали дикие безумства. Играли в шахматный стриптиз, он вечно обдирал ее до нитки, оставляя голой, а сам был полностью одетым. И в скребл на стриптиз.

Больше ничего никогда не будет. Она всхлипнула.

Трудно на чем-нибудь сосредоточиться. Трудно занять чем-нибудь мысли. Думается только о Ронни. Она о нем скучает, тоскует. Когда удается заснуть, он является во сне живой, улыбающийся, называет ее глупой коровой за то, что поверила в его гибель.

Содержимое пакета, пришедшего в конце сентября с фотографией бумажника и мобильником Ронни, до сих пор приводит ее в дрожь. Особенно фотография именного бумажника. Неужели Ронни сгорел заживо?

Вдруг нахлынула гигантская волна горя. Лоррейн зарыдала, вцепившись в подушку, бормоча:

– Ронни… Милый Ронни… Я тебя так люблю… так люблю…

Через несколько минут успокоилась, вновь легла на спину, глядя на мелькавшее на экране кино. И вдруг с неимоверным ужасом увидела открывшуюся дверь спальни, в которую медленно входила фигура. Мужская, высокая, черная. Лицо почти полностью закрыто капюшоном.

Она в страхе заметалась на постели, нащупывая на тумбочке какое-нибудь орудие. Стакан с водой грохнулся на пол и разбился. Хотела закричать, но из горла вырвался лишь слабый писк, а потом мужская ладонь крепко зажала ей рот.

И прозвучал голос Ронни. Хриплый, сдавленный.

– Это я!.. Я, Лоррейн, детка. Все в порядке!

Он отдернул руку, сбросил капюшон.

Она наконец включила настольную лампу. Уставилась на него, не веря собственным глазам. Рассматривала призрак, отрастивший бороду, выбривший голову. Призрак с запахом кожи, волос, одеколона Ронни. Ей на щеки легли руки Ронни.

Сквозь недоверие, изумление, ошеломление начинала пробиваться радость.

– Ронни!.. Неужели ты?..

– А то кто же?

Лоррейн, вытаращив глаза и разинув рот, все смотрела и смотрела. Потом молча затрясла головой:

– Все говорят… ты мертв…

– И очень хорошо, – кивнул Ронни. – Я мертв.

От поцелуя пахло табаком, спиртным и чуть-чуть чесноком. В данный момент прекраснейший запах на свете.

– Мне прислали телефон и снимок бумажника…

Глаза его вспыхнули, как у мальчишки.

– Черт побери! Блестяще! Нашли? Потрясающе, мать твою!

Лоррейн растерялась. Это что, шутка? Пока ничего не понятно. Обливаясь слезами, дотронулась до его лица, бормоча:

– Не могу поверить… – гладя щеки, нос, уши, проводя по лбу пальцами. – Это ты. Действительно ты…

– Я, глупая корова!

– Как же… сумел спастись?

– Тебя вспомнил, понял, что не готов расстаться.

– Почему… не сообщил? Был ранен?

– Долгая история.

Она притянула его к себе, начала целовать, как впервые. Оторвалась, улыбнулась, почти задохнувшись.

– Правда ты!

Он сунул руки ей под ночную рубашку, тиская груди. После первой операции по наращиванию буквально обезумел, потом как бы потерял интерес, точно так, как терял интерес ко всему остальному. А сейчас в спальне совсем другой Ронни. Тот, каким был в их лучшие времена. Погибший и вернувшийся.

Он начал раздеваться – расшнуровал кроссовки, спустил штаны, продемонстрировав мощнейшую эрекцию, сорвал куртку с капюшоном, черный свитер поло, стащил носки, откинул одеяло, грубо задрал ночную рубашку на бедра.

Встал над ней на колени, лаская пальцами хорошо известные сладкие местечки, безошибочно их отыскивая, отчего внутри забушевал огонь. Наклонился, сдернул бретельки, обнажил груди, долго целовал по очереди, по-прежнему работая пальцами.

Глубоко внутрь вонзился огромный член, твердый как камень, чего не бывало за долгие годы.

– Ронни! – радостно завопила она.

Он крепко прижал к ее губам палец:

– Ш-ш-ш! Меня здесь нет. Я призрак.

Она его обхватила за шею, притянула к себе, с наслаждением чувствуя кожей колючую бороду, и принялась толкаться всем телом, снова, снова и снова, чтобы он вошел в нее дальше и глубже.

Выдохнула ему в ухо:

– Ронни… – все чаще дыша, доходя до экстаза.

Потом они неподвижно лежали, глотая ртом воздух. По телевизору еще шел фильм. Вентилятор с обогревом бесперебойно гудел, выдувая теплый воздух.

– В жизни не слышала о сексуально озабоченных призраках, – прошептала Лоррейн. – Можно вызывать тебя каждую ночь?

– Надо поговорить, – сказал он.

100

Октябрь 2007 года

Утром на второй день своей полноправной службы в качестве офицера полиции констебль Дункан Траут чувствовал себя не так робко. Надеялся, что дел будет больше вчерашнего, когда приходилось только указывать дорогу иностранным студентам да разбираться с некоторыми происшествиями на участке, особенно с индусом, хозяином магазина готовых блюд, которого недавно избили, засняв нападение на камеру мобильника и запустив в Интернет.

Свернув в девять с минутами на Нижнюю Арундел-Террас, решил еще разок заглянуть к Кэтрин Дженнингс в надежде ее застать. Прежде чем отправляться в утренний обход, прочитал сообщение коллеги из вечерней смены, который заходил к ней дважды – в семь и в десять, – оба раза напрасно. В справочной службе телефонный номер по этому адресу ни на чье имя не зарегистрирован.

Траут шагал по тротуару, оглядывая по очереди каждый дом, каждую припаркованную машину, высматривая признаки взлома или вандализма. Проводил взглядом двух чаек, летевших над головой, посмотрел в темное грозное небо. На улицах еще блестят лужи после ночного дождя, который, видно, может вновь хлынуть в любую минуту.

Немного не дойдя до парадного 29-го дома, заметил на противоположной стороне дороги серый «форд-фокус», сплошь залепленный извещениями. Машина еще вчера вызвала подозрения. Траут вспомнил, что видел на лобовом стекле квитанцию на парковку. Подошел, вытащил листок из-под «дворника», стряхнул капли с целлофановой обертки, уточнил время и дату. Вчерашнее число, 10:03. Значит, простояла уже больше суток.

Возможны многочисленные невинные объяснения. Самое вероятное: владелец не знает, что парковка на этих улицах разрешена только жителям близлежащих домов. Может, машину угнали и бросили. Но для него важней всего то, что она стоит рядом с квартирой женщины, которой ему поручено поинтересоваться и которая, по всей видимости, исчезла, пускай даже временно.

Он связался по радио с компьютерным центром, запросил данные на машину, опять перешел улицу и опять позвонил. Снова не получил ответа.

Решив зайти попозже, продолжил патрулирование по Приморскому параду, потом свернул налево. Радиотелефон ожил и затрещал. «Форд-фокус» зарегистрирован в прокатной компании «Эвис». Траут поблагодарил оператора, тщательно обдумывая новую информацию. Люди в прокатных машинах склонны игнорировать правила дорожного движения. Должно быть, не сильно стараются вернуть ее без штрафных квитанций. Или им некогда об этом думать.

При всей малости шансов все равно остается возможность, что та самая машина имеет какое-то отношение к Кэтрин Дженнингс. Под первыми каплями дождя он связался со своим непосредственным начальником сержантом Иеном Брауном, изложил свои сомнения насчет «форда», попросив, чтобы кто-нибудь обратился в «Эвис» и узнал имя взявшего напрокат автомобиль человека.

– Может быть, ничего тут и нету, сэр, – оговорился он, не желая свалять дурака.

– Ты правильно сделал, – ободрил его сержант. – В полиции многое начинается с мелких деталей. Никто тебя не упрекнет за излишнюю бдительность. А вот если что-нибудь упустишь – совсем другое дело.

Траут поблагодарил и пошел дальше. Через полчаса сержант перезвонил:

– Машину взял напрокат какой-то австралиец по имени Чад Скеггс. Живет в Мельбурне. Права австралийские.

Траут нырнул в крытый подъезд, чтобы блокнот не промок под дождем, старательно записал имя и фамилию.

– Слышал о нем когда-нибудь? – спросил сержант.

– Никак нет, сэр.

– Я тоже.

Тем не менее сержант Браун решил заглянуть в базу данных. Просто на всякий пожарный случай.

101

Октябрь 2007 года

Эбби молча сидела на заднем сиденье такси под проливным дождем.

Завернутый в пузырчатую пленку почтовый конверт засунут между пуловером и футболкой. Пояс туго затянут на талии, чтобы конверт не выпал и не был особо заметен. В кармане джинсов ободряюще чувствуется баллончик с перечным спреем.

У памятника королеве Виктории водитель повернул направо и выехал на Драйв – широкую улицу, с обеих сторон застроенную дорогими жилыми домами. Но Эбби ничего не видела за окнами машины. Фактически вообще ничего не видела. Перед воспаленными глазами стояла одна картина, одно горело в памяти.

Изображение на дисплее мобильника головы матери, торчащей из свернутого в рулон ковра. И подпись:

«Уютно, как клопу в ковре».

Она пришла в полное смятение. То сгорала от ненависти к Рики, то умирала от страха за мать.

И чувствовала себя виноватой.

От усталости трудно здраво мыслить. Всю ночь не спала. Страшно нервничала. Слышала гул бесконечных машин на набережной, стук камешка в окно отеля. Сирены. Грузовики. Автобусы. Неумолкающая автомобильная сигнализация. Крики чаек ранним утром. Отсчитывала каждый долгий час. Каждые полчаса. Каждые четверть часа.

Ждала звонка Рики.