Час волка Маккаммон Роберт

Глава 9

Они сделали слабую попытку засыпать яму, которую он вырыл под оградой, но, очевидно, лопаты их были ленивыми. Ему потребовалось несколько минут, чтобы выбросить из нее рыхлую землю, и он пробрался под оградой. Похожий на сердцебиение стук на фабрики продолжался, над головой на надземных переходах светились лампочки. Он прошел по аллеям, выбирая дорогу к краю летного поля, где была тюрьма. Из-за угла вышел солдат и направился к нему.

— Эй! Сигареты есть? — спросил человек.

— Конечно. — Майкл подпустил его поближе и сунул руку в карман за сигаретами, которых там не было. — Сколько времени?

Немец посмотрел на наручные часы.

— Двенадцать сорок две. — Он посмотрел на Майкла и нахмурился. — Тебе необходимо побриться. Если капитан увидит тебя таким, он даст тебе… — Он заметил кровь и дырки от пуль, прошивших куртку. Майкл увидел, как глаза его расширились.

Он ударил немца концом приклада в живот, потом треснул его по голове и оттащил тело к куче пустых бочек из-под смазки. Снял часы, засунул тело в бочку и накрыл крышкой. Потом опять двинулся в путь, почти бегом. Сорок две минуты после полуночи, думал он. Но какого числа?

Вход в здание тюрьмы не охранялся, но один солдат сидел за барьером прямо в дверях, задрав сапоги кверху, глаза его были закрыты. Майкл вышиб из-под его ног стул, шмякнул солдата головой об стену, и тот вернулся обратно в страну сновидений. Майкл снял с крючка на стене за барьером связку ключей и пошел по коридору между камерами. Он мрачно улыбнулся; коридор наполнял знакомый густой храп бородатого русского.

Когда Майкл примеривал разные ключи к замку камеры Лазарева, он услышал вздох изумления. Он глянул на камеру двумя дверьми дальше по другую сторону коридора и увидел в зарешеченном окошке лицо Чесны, грязное, изможденное. Глаза ее переполнились слезами, она пыталась заговорить, но не могла найти слова. Наконец они вырвались:

— Где, черт побери, ты все это время был?

— Отлеживался на дне, — сказал он и прошел к двери ее камеры. Он нашел нужный ключ, задвижка стукнула. Как только Майкл распахнул дверь, Чесна упала в его объятья. Он держал ее, потому что ее трясло; он ощущал, что одежда и сама она были грязные, но, по крайней мере, ее не били. Она издала только одно душераздирающее рыдание, а потом постаралась собраться с силами.

— Все в порядке, — сказал он и поцеловал ее в губы. — Сейчас мы уйдем отсюда.

— Эй, сперва вытащи отсюда меня, негодный! — заорал из своей камеры Лазарев. — Черт возьми, мы уже думали, что ты оставил нас сгнить тут!

Волосы его напоминали воронье гнездо, глаза дико светились. Чесна взяла автомат и следила за коридором, пока Майкл нашел нужный ключ и освободил Лазарева.

Русский появился, благоухая куда более пронзительно, чем аромат роз.

— Боже мой! — сказал он. — Мы не знали, убежал ты или нет! Мы думали, что они, наверное, убили тебя.

— Они стреляли метко. — Он посмотрел на часы. Стрелки подползали к часу ночи. — Какое сегодня число?

— Если бы я знал, черт побери! — ответил Лазарев.

Но Чесна вела счет дней по двухразовой ежедневной кормежке.

— Слишком поздно, Майкл, — сказала она. — Ты отсутствовал ровно пятнадцать дней.

Он уставился на нее неверящим взглядом.

— Сегодня — шестое июня, — продолжила она. — Слишком поздно.

Слишком поздно. Слова тоже умели кусаться.

— День Икс был вчера, — сказала Чесна. Она ощущала себя слегка пьяной и вынуждена была ухватиться за его плечо. Нервы ее дошли уже до предела. — Теперь все кончено.

— Нет! — Он затряс головой, отказываясь верить. — Ты неправа! Я не мог… я не мог исчезнуть на такое долгое время!

— Я не ошибаюсь. — Она взяла его за запястье и посмотрела на часы. — Уже один час и две минуты шестого июня.

— Мы должны разузнать, что происходит. Где-нибудь должно быть радио.

— Есть, — сказал Лазарев. — Оно в том доме, что рядом с цистернами топлива.

Он объяснил Майклу, что его заставили как-то работать вместе с другими рабами-рабочими, чтобы устранить засор в переполнившейся выгребной яме около солдатских бараков, отчего так и воняла его одежда. Пока он был по пояс в дерьме, ему удалось разузнать от своих напарников некоторые сведения о фабрике. Например, Гильдебранд жил в своей лаборатории, которая располагалась в центре фабрики, возле трубы. В огромных топливных цистернах был мазут для обогрева зданий в долгие зимние месяцы. Рабы-рабочие содержались в других бараках, неподалеку от солдатских. И, сказал Лазарев, есть у них оружейный арсенал на случай партизанского нападения, но где он находится — он точно не знал.

— Ты сможешь влезть в одежду этого человека? — спросил Майкл Лазарева, когда они дошли до убитого охранника.

Лазарев сказал, что постарается. Чесна обыскала тумбочку стола и нашла «Люгер» с патронами. Через некоторое время Лазарев переоделся в немецкую форму, рубашка на его плечах чуть не лопалась, а брюки сползали. Он затянул поясной ремень на последнюю дырочку. Только фуражка охранника пришлась ему впору. На Лазареве по-прежнему были те самые сапоги, в которые его обули, когда они улетали из Германии, но теперь к ним присохли куски дерьма.

Они двинулись в сторону того помещения, где было радио. Чесна еще хромала, но могла идти сама. Майкл увидел радиомачту, на которой мигали два фонаря для предупреждения низко летящим самолетам, и повел их по направлению к ней. После пятнадцатиминутного извилистого, с оглядкой, продвижения по аллеям они добрались до маленького каменного строения, которое не охранялось. Дверь была заперта. Пинок одного из облепленных дерьмом сапог Лазарева понудил ее поддаться. Майкл нашел выключатель, и там они обнаружили на покрытом прозрачным пластиком столе радио. У Чесны было больше опыта обращения с немецкими радиоприборами, чем у него, поэтому он отступил в сторону. Она включила радио, циферблаты засветились зеленоватым светом, и стала шарить по частотам. Из маленького динамика раздавались трески атмосферных помех. Затем послышался слабый голос, говоривший по-немецки про дизельмотор, нуждавшийся в переналадке — это было с парохода на море. Чесна нашла голос, по-норвежски обсуждавший лов королевской макрели, возможно, шифр, передававшийся в Англию. Еще одна радиостанция — и в комнату полилась оркестровая музыка, погребальная панихида.

— Если бы вторжение началось, то о нем должны были говорить на всех волнах, — сказал Майкл. — Что происходит?

Чесна покачала головой и продолжала искать. Она нашла выпуск новостей из Осло; спокойный немецкий диктор извещал об очередной отгрузке железной руды, которая поплыла морем во славу Рейха, и о том, что перед Правительственным собранием в шесть часов будет начата раздача в соответствии с очередью молочных пайков. Погода скорее всего будет по-прежнему неустойчивой, с семидесятипроцентной вероятностью ливневых дождей. Теперь возвратимся к успокаивающей музыке Герхарда Каатховена…

— Ну, так где же вторжение? — поскреб в бороде Лазарев. — Если оно было запланировано на пятое…

— Должно быть, не состоялось, — сказал Майкл. Он посмотрел на Чесну. — Должно быть, его отменили или отложили.

— Нужна чертовски важная причина, чтобы отложить что-нибудь столь глобальное.

— Может быть, и была причина. Кто знает, что могло за это время произойти? Но я не думаю, что вторжение уже произошло. Если бы оно началось утром пятого числа, то сейчас можно было бы слышать об этом по всем частотам.

Чесна понимала, что он прав. В случае вторжения все радиочастоты должны были бы быть забиты последними данными и обменом информацией между различными действующими в тылу противника группами. Вместо всего этого было еще одно утро с погребальными панихидами и очередями за молоком.

Майклу стало ясно, что им нужно делать.

— Лазарев, ты можешь летать на каком-нибудь из тех истребителей, которые стоят на полосе?

— Я могу летать на всем, что имеет крылья. Хотя предпочел бы «Дорнье-217». Если топливные баки заправлены, у него радиус действия — тысяча миль, и причем это скоростная сучонка. Куда двинемся?

— Сначала нужно добраться до доктора Гильдебранда. Потом точно узнать, где спрятан Стальной Кулак. Сколько времени нужно, чтобы долететь отсюда до Роттердама? Это почти тысяча миль.

Он задумчиво нахмурился.

— Это почти на пределе, даже если баки заправлены по горлышко. — Он раздумывал. — Максимальная скорость у «Дорнье» выше трехсот. Можно уложиться и в два часа беспосадочного полета. В зависимости от ветра… я бы сказал, не более пяти часов.

Слишком много здесь всяких неопределенностей, подумал Майкл, но что им еще оставалось делать? Они начали обыскивать дом. В другой комнате, полной шкафов с папками, он нашел карту «Химическое Предприятие Гильдебрандов на Скарпе», прикрепленную кнопками на стене рядом с портретом Адольфа Гитлера. Красным крестиком было отмечено расположение радиорубки, а другие здания были помечены надписями: «Цех», «Столовая», «Испытательная камера», «Арсенал», «Барак N1» и так далее. Лаборатория экспериментальных разработок была примерно в сотне ярдов от их теперешнего местонахождения, а арсенал — на противоположной от летного поля стороне фабрики. Майкл свернул карту и положил ее в запачканный кровью карман для дальнейшего пользования.

Лаборатория экспериментальных разработок, длинное белое строение с частоколом труб, присоединенных к ряду построек меньшего размера, стояла поблизости от центральной трубы. Сквозь узкие заиндевевшие стекла окон был виден свет лампочек: доктор работал. На самой крыше лабораторного здания стоял большой бак, но были в нем химикаты, мазут или вода, Майкл не знал. Входная дверь была заперта изнутри, однако на крышу вела лесенка с металлическими ступенями, и они решили воспользоваться этим путем. На крыше был открытый прямоугольный световой фонарь. Майкл перегнулся через край, Лазарев придерживал его за ноги, и стал рассматривать, что было внутри.

За рядом длинных столов, на которых были установлены микроскопы, штативы с рядами пробирок и другие приборы, работали три человека в белых халатах и белых перчатках. Четыре больших герметических бака, похожие на кастрюли-скороварки, стояли в дальнем от Майкла конце лаборатории, и от них исходили ритмичные звуки, похожие на биение сердца. Майкл решил, что это звуки электромоторов, помешивающих то, что было в той дьявольской закваске. На высоте около двадцати футов от пола во всю длину лаборатории проходила подвесная площадка, начинавшаяся в нескольких футах от светового фонаря и шедшая к щитку с переключателями возле герметичных баков.

Один из трех человек внизу был почти семи футов ростом, на голове у него поверх светлых волос, спадавших на спину, была белая шапочка. Он был занят просмотром пачки слайдов.

Майкл отполз от светового фонаря. Он работы моторов внизу на крыше ощущалась вибрация.

— Я хочу, чтобы вы оба прямо сейчас шли на летное поле, — сказал он им.

Чесна хотела было возразить, но он приложил к ее губам палец.

— Сначала послушай. Лазарев, если тот «Дорнье» не заправлен, тебе с Чесной придется сделать это. Помнится, на поле стоит топливозаправщик. Сможешь с ним управиться?

— Мне приходилось самому заправлять моего «Задиру». Я сам был своей наземной командой. — Он пожал плечами. — Этот топливозаправщик почти такой же. Но там может быть охрана, следящая за самолетами.

— Знаю. Когда я закончу здесь, я проведу небольшую диверсию. Вы заметите, когда она произойдет. — Он поглядел на часы. Было тридцать две минуты второго. Он снял часы и дал их Чесне. — Я буду на взлетном поле через тридцать минут, — пообещал он. — Как только услышите взрыв, сразу же займитесь заправкой баков «Дорнье».

— Я останусь с тобой, — сказала Чесна.

— Лазареву твоя помощь нужнее, чем мне. Не спорь. Идите прямо сейчас на поле.

Чесна была в достаточной степени профессионалом, чтобы понять, что они напрасно теряют время. Она и Лазарев поспешили спуститься с крыши по лестнице, а Майкл закрепил автомат на плече, спустился через край светового фонаря и уцепился за железную трубу, змеившуюся под потолком лаборатории. Перехватываясь руками, он продвигался к подвесной площадке, затем ступил на ее ограждение.

Он пригнулся и посмотрел на троих внизу. Гильдебранд подозвал одного из них к себе и показал ему что-то на слайде, потом закричал и стукнул кулаком по столу, и лаборант послушно кивнул, плечи его покорно опустились. Работа идет неважно, подумал Майкл. Какая жалость.

Рядом с ним на площадку упала капля влаги. Он поглядел вверх. Вдоль всего протяжения железной трубы располагались разбрызгивающие сопла, и одно из них протекало. Он выставил кверху ладонь и собрал несколько капель, потом понюхал их. Пахло морской водой. Он лизнул ладонь. Соленая вода. Из бака на крыше, догадался он. Вероятно, обычная морская вода. Зачем на крыше лаборатории установили бак с морской водой?

Он вспомнил нечто, сказанное Блоком: на карнаген как-то действует натрий, который есть в соленой воде. Вероятно, соленая вода разрушает карнаген. А значит, Гильдебранд оборудовал лабораторию так, что если хоть сколько-нибудь газа вырвется, то из сопел будет разбрызгиваться соленая вода. Включение сопел должно быть легко доступно любому, работающем внизу. Майкл встал и пробрался к щиту с кранами, расположенному возле герметичных баков. Там был ряд красных переключателей, все они были в положении «включено». Он стал их все выключать. Гудение и стуки стали затихать и смолкли.

О пол разбилась мензурка. Один из людей вскрикнул. Это был Гильдебранд.

— Ты, дурак! — закричал он. — Включи обратно вентиляторы!

— Всем ни с места! — Майкл пошел назад, в их сторону, ствол «Шмайсера» поднят кверху. — Доктор Гильдебранд, нам нужно немного поговорить.

— Вентиляторы! Включите! Включите же их!

— Я хочу знать, где находится Стальной Кулак. Как далеко от Роттердама?

Один из лаборантов неожиданно кинулся к входной двери, но Майкл застрелил его прежде, чем тот успел сделать три шага. Человек упал, по его белому халату стали расплываться розовые пятна.

Звуки выстрелов эхом прокатились по лаборатории. Кто-нибудь наверняка их услышал. Время шло. Он направил дымящийся ствол на Гильдебранда.

— Стальной Кулак. Где он?

— Васс… — Гильдебранд крупно сглотнул, уставившись в дуло «Шмайсера». — Летное поле «Лютваффе» в Вассенааре. На берегу, в шестнадцати милях к северо-западу от Роттердама. — Он поглядел на баки. — Пожалуйста… Я вас умоляю! Включите снова вентиляторы!

— А что случится, если я не включу? Карнаген будет уничтожен?

— Нет. Он…

Майкл услышал звуки лопающегося металла.

— Он все здесь разорвет! — закричал Гильдебранд, голос его дрожал от страха.

Майкл поглядел на герметичные баки. Крышки на них распирало, вдоль швов стали появляться трещины от внутреннего давления. Боже мой! — дошло до него. Эта штука раздувает баки изнутри, как дрожжи!

Неожиданно второй лаборант схватил стул и подбежал к окну. Он разбил стулом стекло и закричал:

— На помощь! Кто-нибудь…

Автомат Майкла заставил его замолчать. Гильдебранд воздел руки.

— Поверните выключатели! Я вас умоляю!

Баки по-прежнему раздувало. Майкл направился к щиту управления, но в этот миг Гильдебранд бросился к разбитому окну и, сузив плечи, начал протискивать в него свое длинное тело.

— Охрана! — визжал он. — Охрана!

Майкл остановился, не дойдя до выключателей десяти футов, и повернул оружие на создателя адского газа.

Пули раздробили Гильдебранду ногу. Он упал, корчась от боли, на пол. Майкл вставил еще один магазин в автомат и хотел было уже покончить с этим человеком.

Один из баков от разрыва заклепок лопнул по шву. Из него выбрался поток густой желтой жидкости и стал растекаться по полу. Взвыла сирена, перекрывая вой Гильдебранда. Лопнул второй бак, словно вскрытый нарыв, и еще одна желтая волна покатила по полу. Майкл стоял, загипнотизированный и очарованный этим ужасом, в то время как жидкость растекалась под площадкой, своей густой массой сметая столы и стулья. Через желтое химическое болото проходили полосы темно-бурой пены, шипевшей, как масло на раскаленной сковороде. С третьего бака сорвало крышку, она ударила в потолок, а густая масса перелилась через край. Майкл отступил к световому фонарю.

Химикаты, на этой стадии представлявшие собой неочищенное грязное вещество, а не газ, хлынули на пол. Гильдебранд отчаянно полз к красному маховику на стене, — открывающему бак с соленой водой, догадался Майкл. Гильдебранд оглянулся и заверещал от ужаса, когда увидел, что поток почти подступил к нему. Он потянулся, напрягая все силы, чтобы ухватиться за маховик. Его пальцы вцепились в него и повернули на четверть оборота.

Майкл услышал, как побежала по трубе вода, но в следующий момент карнаген уже настиг Гильдебранда, и он взвыл в его химических объятиях. Он извивался, как вытащенный из воды рак, его лицо и волосы были в брызгах карнагена. Он стал расцарапывать ногтями собственные глаза, от боли голос его стал сплошным воем, на белой коже рук вздувались и лопались волдыри.

Трубы извергали струи соленой воды. Там, куда она попадала, химическая масса шипела и таяла. Но это уже не могло помочь Гильдебранду, который представлял собой массу кипящих красных волдырей, истекавших грязной жижей. Гильдебранд свалился на колени, от лица его отваливались полоски мяса, а рот превратился в страшную гримасу беззвучного воя.

Майкл прицелился, нажал курок и выстрелом разворотил Гильдебранду грудь. Тело осело, от его развороченных легких пошел дым.

Майкл снова закрепил «Шмайсер» ремнем на плече, взобрался на ограждение подвесной площадки и подпрыгнул.

Он уцепился за трубу под потолком и на руках перебрался по ней к световому фонарю. Потом, подтянувшись, выбрался на крышу. Затем глянул вниз; карнаген дымился под струями морской воды, а Гильдебранд лежал как медуза, которую выбросила штормовая волна.

Майкл встал и побежал к лестнице. По ней взбирались два солдата.

— Карнаген пошел наружу! — закричал Майкл, изображая на лице такой ужас, что даже Чесна одобрила бы его игру.

Солдаты попрыгали с лестницы. Еще трое немцев пытались выломать дверь.

— Газ вышел наружу! — закричал один из солдат, уже с неподдельным ужасом, и все они разбежались, визжа во всю силу своих легких, в то время как сирена продолжала выть.

Майкл сверился с планом и побежал к арсеналу. Каждый раз, сталкиваясь с каким-либо солдатом, он истошно вопил об утечке карнагена. Через несколько минут крики звучали уже по всей фабрике. Последствия действия карнагена были хорошо известны даже обычным охранникам. Во всех направлениях оживали сирены. Добравшись до арсенала, он обнаружил, что с полдесятка солдат уже ворвались в него, а затем удрали с противогазами и респираторами. Немец с округлившимися глазами крикнул ему:

— Карнаген вышел наружу! В секторе «С» уже все погибли!

Он надел противогаз и, спотыкаясь, побежал, дыша из кислородного баллона. Майкл вошел в арсенал, распотрошил ящик с гранатами, потом ящик с патронами 50-го калибра для авиационных пулеметов.

— Эй! — закричал вошедший в помещение офицер. — Какого черта ты…

Майкл застрелил его и продолжил свою работу. Он поставил ящик с гранатами на ящик с патронами, втащил сверху второй ящик с гранатами и тоже разбил его. Потом он выдернул из двух гранат чеки, бросил их внутрь ящика и выбежал.

Лазарев и Чесна на летном поле подкрались к топливозаправщику, и как раз в это время завыли сирены. В двадцати футах от него лежал охранник, застреленный в грудь из «Люгера».

Заработал насос топливозаправщика, подавая топливо для двигателей самолета по брезентовому шлангу в правый крыльевой бак ночного истребителя «Дорнье». Оба крыльевых бака, как определил Лазарев, были на три четверти наполнены, но здесь у них была единственная возможность заправиться топливом, а полет должен быть долгим. Он держал заправочный пистолет в горловине, бензин тек под его руками, в то время как Чесна следила за другими охранниками. В тридцати ярдах от них была будка из рифленой жести, служившая летчикам помещением для ожидания, и когда Чесна взломала дверь, то внутри нашла приз: карты Норвегии, Дании, Голландии и Германии, на которых было точное расположение аэродромов «Люфтваффе».

Небо осветила вспышка. Раздался мощный взрыв, про который Чесна вначале подумала, что это гром. Взорвалось что-то огромное. Она услышала словно бы шум стрельбы, звучавший так, будто стреляли сразу сотни человек. Раздались еще взрывы, и она увидела оранжевые штрихи летящих трассирующих пуль, взлетающих в ночи над противоположной стороной фабрики. По полю повеял горячий ветер, несущий запах гари.

— Проклятье! — сказал Лазарев. — Не думал, что когда этот сукин сын говорит «небольшая диверсия», он имеет в виду такое!

Она поглядела на часы. Где же сам он?

— Давай, — шептала она. — Ну, давай же, пожалуйста.

Прошло около пятнадцати минут, в течение которых не смолкали звуки разгрома, она услышала, что кто-то бежит в ее сторону. Она плашмя легла на бетон, приготовившись стрелять из «Люгера». И тут до нее донесся голос:

— Не стреляй! Это я!

— Слава Богу! — Она вскочила. — Что взорвалось?

— Арсенал.

Его фуражка исчезла, рубашка была почти разорвана порывом ветра от взрыва, под который он попал как раз когда бросился в аллею.

— Лазарев! Сколько еще?

— Три минуты! Я хочу залить баки под завязку!

Через три минуты он закончил. Майкл поставил топливозаправщик на курс столкновения с «Мессершмитом» BF-109, разбившего крыло, потом он и Чесна забрались в «Дорнье», в то время как сам Лазарев взгромоздился в кресло летчика.

— Все в порядке! — сказал Лазарев, щелкнув костяшками пальцев. — Теперь мы узнаем, что сможет русский летчик сделать с немецким истребителем!

Заревели винты, «Дорнье» рывком оторвался от площадки. Лазарев пустил самолет вокруг бушевавшего центра Скарпы.

— Держитесь! — закричал он. — Будем завершать работу!

Он нажал на кнопку, от которой в самолетные пушки вошли ленты, а затем бросил его в завывающее пике, от которого их вжало в сиденья.

Он направлял самолет к огромным бакам с горючим. После третьего ураганного захода на одном из баков заискрился красный огонек, а затем в один миг расцвел бело-оранжевый огненный шар. «Дорнье» швырнуло ударной волной, и Лазарев тут же сделал «свечку» в небо.

— Ага! — сказал он, широко улыбаясь. — Вот я и снова дома!

Лазарев сделал последний круг над островом, как стервятник над пепелищем, а потом повернул самолет в сторону Голландии.

Глава 10

Эрих Блок всегда рассчитывал, что однажды, когда это наконец случится, он будет таким хладнокровным и спокойным, что в его руках не растаял бы лед. Но теперь, в семь часов сорок восемь минут утра 6 июня, обе его руки дрожали.

Радиооператор в сером бетонном здании управления полетами, стоявшем на краю летного поля, медленно прогонял стрелку по шкале частот. Сквозь вихри атмосферных помех вплывали и уплывали голоса; не все они были немецкими — свидетельство того, что британские и американские войска уже захватили некоторые радиопередатчики.

В эти предрассветные часы звучали разрозненные сообщения о парашютистах, выброшенных над Норвегией; сообщали, что несколько аэродромов были разбомблены и обстреляны самолетами союзников, а перед пятью часами утра из дождевого занавеса вынырнули два истребителя и прошили пулями здание, где сейчас стоял Блок, выбив все стекла и убив офицера-сигнальщика. Кровавые полосы на стене позади него уже высохли. Один из трех «Мессершмитов», стоявших на поле, был обстрелян и теперь уже не подлежал ремонту, а у другого был пропорот фюзеляж. Стоявшее рядом здание склада, где работал когда-то Тео фон Франкевиц, также было сильно повреждено. Но, благодарение судьбе, ангар остался невредим.

Когда солнце поднялось над облаками, затянувшими небо, со стороны пролива Па-де-Кале подул сильный соленый бриз, обрывки радиосообщений подтвердили его предположение: вторжение союзников в Европу началось.

— Я хочу выпить, — сказал Блок Бутцу, и огромный адъютант откупорил бутыль с бренди, налил в бокал и передал ему. Блок поднес его к губам. От крепкого спиртного глаза его заслезились. Потом он стал с замиранием сердца слушать, как радиооператор находил голоса в обезумевшем эфире. Союзники высадились на побережье, как выяснилось, уже в десятке мест. Возле побережья Нормандии стояла поистине устрашающая армада: сотни военных транспортов, крейсеров, эсминцев и линкоров, все под звездно-полосатыми и британскими флагами. В небе хозяйничали союзнические истребители: «Мустанги», «Тандерболты», «Лайтнинги» и «Спитфайры» расстреливали немецкие боевые позиции, в то время как тяжелые бомбардировщики, «Ланкастеры» и «летающие крепости», летали далеко вглубь Рейха.

Блок выпил еще.

Настал день, когда решалась его судьба и судьба нацистской Германии.

Он посмотрел на шестерых других, находившихся в этой комнате, среди которых были капитан ван Хофен и лейтенант Шредер, обученные летать на Б-17 в качестве командира и второго пилота. Блок сказал:

— Мы идем.

Ван Хофен, с решимостью на лице, прошел по стеклянным осколкам к рубильнику на стене и без колебаний дернул его вниз. На здании начал звенеть пронзительный звонок. Ван Хофен и Шредер вместе с бомбометателем и штурманом побежали к большому бетонному ангару в пятидесяти ярдах от этого места, в то время как другие члены экипажа, пулеметчики, а также люди службы наземного обеспечения вышли из бараков позади ангара.

Блок отставил термос в сторону, вместе с Бутцем покинул здание и пошел по летному полю. С тех пор как он покинул остров Скарпа, Блок жил в датском особнячке на расстоянии около четырех миль от аэродрома, откуда он мог следить за погрузкой бомб с карнагеном и финальной подготовкой экипажа. Всему этому предшествовала круглосуточная непрерывная муштра, и вот теперь станет ясно, чего эта муштра стоила.

Члены экипажа прошли в ангар через боковую дверь, и теперь, когда подошли Блок и Бутц, главные ворота ангара начали раскрывать с помощью лебедки. Когда они оказались полураскрыты, ангар наполнился тихим рокотом. Шум быстро нарастал, из ворчания превратился в рев. Ворота ангара продолжали раздвигаться, и когда они наконец раскрылись, чудовище начало выползать из клетки.

Стеклянный купол над кабиной бомбометателя был испещрен трещинами, которые выглядели совсем как настоящие, даже с расстояния в несколько футов. Нарисованные пулевые отверстия с серовато-голубыми краями, чтобы было впечатление рваного металла, проходили по оливково-зеленой основе рисунка Гитлера, стиснутого в стальном бронированном кулаке. Слова «Стальной Кулак», написанные по-английски, завершали созданную на носу композицию. Громадный самолет катился из ангара, все его четыре винта вращались. Стекла пулеметных гнезд под брюхом и наверху были расписаны так, чтобы было похоже, что они сильно пострадали в бою. Фальшивые пулевые отверстия в хаотическом порядке украшали бока самолета, и так же был разрисован киль на хвосте. Вся поверхность была собрана из оставшихся целыми кусков нескольких разбившихся Б-17, после того как Франкевиц сделал свою искусную работу. Подделку завершала эмблема Военно-воздушных сил Соединенных Штатов Америки.

Из всех пулеметных гнезд Б-17 только два, поворотные пулеметы, были со стрелками и заряжены. Но никакая стрельба не потребуется, потому что, по замыслу, это был полет-самоубийство. Самолеты союзников должны дать «Стальному Кулаку» пройти до цели, но возвращение обратно домой было совсем другим вопросом. Ван Хофен и Шредер, оба понимали почетность вылета на такое задание, их семьи будут всю жизнь хорошо обеспечены. Но члены экипажа на местах стрелков в середине фюзеляжа, где располагались прямоугольные амбразуры, сквозь которые пулеметы стреляли по целями, способствовали бы большему правдоподобию, для того, чтобы…

Ну, это была задача, которую еще предстояло выполнить.

Как только ангар остался позади, ван Хофен притормозил, чтобы остановиться. Блок и Бутц, придерживая фуражки от урагана, создаваемого винтами, прошли к главной входной дверке с правой стороны самолета.

Взгляд Блока уловил какое-то движение. Он поднял глаза. Над летным полем кружил самолет. Несколько секунд он испытывал ужас в ожидании еще одного нападения и обстрела, пока не разглядел, что это был истребитель «Дорнье». Что этот дурак делает? Он не имел разрешения приземляться здесь!

Один из стрелков-пулеметчиков отомкнул для них дверцу, и они забрались в самолет. В то время как Бутц продвигался, пригибаясь, по узкому проходу через центральный отсек, Эрих Блок вынул «Люгер» и сделал два выстрела в голову правого стрелка, потом точно так же разворотил череп левому стрелку. Он занялся тем, чтобы расположить их тела в прямоугольных амбразурах так, чтобы кровь их стекала по бортам самолета и они были бы хорошо видны снаружи.

Все должно выглядеть достоверно, подумал он.

В кабине ван Хофен отпустил тормоза и начал катиться по взлетной полосе к месту начала разбега. Там они опять остановились, пока командир и второй пилот проверяли показания приборов. В бомбовом отсеке, располагавшемся позади них, Бутц занимался своей частью дела: снимал резиновые предохранительные головки с носовых взрывателей двадцати четырех темно-зеленых бомб и осторожно поворачивал гаечным ключом каждый взрыватель на четверть витка резьбы, чтобы взвести их.

Завершив свою финальную работу, Блок покинул «Стальной Кулак» и отошел, поджидая Бутца, к краю взлетной полосы. Великолепно разукрашенный самолет вибрировал, как стрела, которую вот-вот запустят в полет. Когда карнаген расползется по улицам Лондона, слухи о бедствиях дойдут до командования той армады, которая сейчас у берегов Нормандии, а затем просочатся к солдатам. К наступлению ночи начнется массовая паника и бегство. О, какая слава для Рейха! Сам фюрер будет восторженно танцевать.

У Блока перехватило глотку. «Дорнье» приземлялся.

И что хуже всего, этот идиот-летчик мчался по взлетной полосе прямо на «Стальной Кулак»!

Блок выбежал перед Б-17, безумно размахивая руками. «Дорнье», сжигая резину, когда сработали его тормоза, сбавил скорость, но все еще катился, занимая собой взлетную полосу.

— Убирайся с дороги, идиот! — орал Блок и снова вынул свой «Люгер». — Дурак проклятый, убирайся с полосы!

Позади него моторы «Стального Кулака» набирали обороты до громового рева. Фуражка Блока, крутясь, улетела с головы и попала в один из винтов, где была изодрана в прах. Воздух казался колеблющимся, контуры размывались маслянистым теплом, пока моторы Б-17 набирали мощность. Блок выставил «Люгер» на вытянутой руке, поскольку «Дорнье» катил прямо на него. Этот летчик явно был сумасшедшим! Немец он или нет, этого человека нужно заставить съехать с полосы. Сквозь лобовое стекло «Дорнье» он увидел, что у второго пилота волосы золотые.

У летчика была борода. Он узнал оба лица: Чесна ван Дорн и человек, бывший с ней и бароном. Он не представлял, как они сюда попали, но знал, зачем они оказались здесь, а этого допустить было нельзя.

С яростным криком он стал палить из «Люгера». От первой пули стекло перед лицом Чесны треснуло. Вторая срикошетила от фюзеляжа, а третья пробила стекло и попала Лазареву в ключицу. Русский вскрикнул от боли, осколки стекла отлетели к Майклу, сидевшему в задней части кабины. Пока Блок продолжал стрелять по лобовому стеклу, Майкл дотянулся до рукоятки входного люка и повернул ее, спрыгнул на покрытие взлетной полосы и побежал из-под крыла «Дорнье» к полковнику Блоку, в то время как винты ночного истребителя и Б-17 вздымали ревевшие ураганы.

Он налетел на него прежде, чем Блок понял, что он уже здесь. Блок разинул рот, попытался выстрелить Майклу в лицо, но Майкл схватил его за запястье и вывернул ствол «Люгера» как раз в тот момент, когда вылетела пуля. Они стали бороться между винтами. Блок попытался запустить пальцы в глаза Майкла. Майкл кулаком ударил Блока в подбородок, отчего голова Блока откинулась назад. Блок все еще держал «Люгер», но Майкл все еще удерживал запястье полковника. Блок яростно дернулся всем своим весом, пытаясь бросить Майкла на винт «Дорнье», но тот разгадал движение за секунду до того, как оно было совершено, и был готов ему воспротивиться. Блок выкрикнул какое-то ругательство, потонувшее в шуме моторов, и нанес удар ребром ладони свободной руки Майклу по носу. Майкл смог увернуться от основной силы удара, но удар скользяще задел по голове и частично оглушил его. Однако он не отпустил запястье Блока и заворачивал его руку в локте назад, пытаясь сломать ее. Палец Блока на курке свело от боли, и из «Люгера» вылетели еще две пули. Они пробили один из обтекателей мотора Б-17, почти над его головой, и из отверстий пошел дым от загоревшегося масла. Майкл и Блок дрались между винтами, ветер завывал вокруг них, угрожая затянуть обоих во вращающиеся лопасти. В кабине Б-17 ван Хофен увидел дым от горящего в одном из четырех моторов масла. Он отпустил тормоза, и самолет стал крениться вперед. Бутц, все еще работавший в бомбовом отсеке, поднял взгляд, потому что понял, что они начинают взлет, и взревел:

— Что, черт возьми, вы делаете?

Блок локтем ударил Майкла в подбородок и рывком высвободил «Люгер». Он навел его, чтобы размозжить голову фальшивому барону, и победно ухмыльнулся. Это была его последняя ухмылка, мимолетный триумф.

Потому что в следующую секунду Майкл мощным броском кинулся вперед, ухватил Блока за колени и дернул его вверх и назад. Пуля из «Люгера» прошла мимо спины Майкла, но лопасти винта «Стального Кулака» ударили в цель.

Они разрезали Эриха Блока сверху до пояса на красные лоскуты из крови и костей, в то время как Майкл, стиснув ноги, прижался под винтами к бетонному покрытию. Глаз не успел моргнуть, как от Блока не осталось ничего, кроме ног и запачкавшей бетон кровавой дымки. Звякнули серебряные зубы, и на этом все закончилось.

Майкл перекатился под винтами, а лишившиеся тела ноги Блока все еще дергались там, где лежали. Ван Хофен в кабине бомбардировщика свернул «Стальной Кулак» с взлетной полосы на траву, чтобы обойти «Дорнье», и когда он огибал черный ночной истребитель, то не заметил фигуру, бежавшую вслед за ним.

Бомбардировщик набирал скорость, снова заходя на взлетную полосу. Майкл Галатин догнал его, просунул руки за окровавленное тело, перегнувшееся через переборку из прямоугольной амбразуры пулеметного гнезда, и сомкнул пальцы вокруг ствола пулемета. В следующую секунду Б-17 чуть пригнулся вперед, и Майкл оттолкнулся ногами и ввернул свое тело в самолет, плечом отодвинув в сторону мертвеца.

«Стальной Кулак» докатился до конца взлетной полосы и задрал нос. Его колеса оторвались от земли, и ван Хофен повернул самолет, один из моторов которого оставлял за собой спираль черного дыма, в сторону Англии.

Спустя две минуты за ним последовал «Дорнье». За штурвал села Чесна, потому что Лазарев зажимал рукой сломанную ключицу и боролся с обмороком. Она посмотрела на указатели топлива; стрелки спустились ниже красных черточек и мигали предупредительные лампочки обоих крыльевых баков. Она вела самолет по дымному следу, а ветер свистел сквозь трещины в стекле перед ее лицом.

Б-17 забрался почти на пять сотен футов прежде чем выровнялся над серым проливом. В центральной секции, продуваемой ветром, хлеставшим сквозь пулеметные гнезда, Майкл выглянул посмотреть на дымившийся мотор. Винт перестал вращаться, из-под почерневшего обтекателя выскакивали мелкие брызги огня. Такое повреждение не остановит «Стальной Кулак»; более того, оно делало маскарад еще убедительнее. Он обыскал мертвецов, ища оружие, но ничего не нашел. Когда он перестал шарить и встал, то почувствовал, что Б-17 увеличил скорость, раздался шум и что-то пролетело мимо пулеметного гнезда на правом борту.

Майкл вгляделся. Это был «Дорнье». Чесна сделал круг на высоте около пятисот футов над ними. Стреляй! — подумал он. Сбей гада! Но она не стреляла, и он понял, почему. Она боялась убить его. Если «Стальной Кулак» должен быть остановлен, то сделать это следует ему.

Ему придется убить, если это будет нужно, командира и второго пилота голыми руками. Каждая проходившая секунда приближала их все ближе к Англии. Он огляделся в поисках оружия. Пулеметы были заряжены пулеметными лентами, но они были наглухо привинчены к своим подставкам. В проходах самолета ничего не было, если не считать красного огнетушителя.

Он собирался уже идти вперед, как через раму увидел еще один самолет. Нет, еще два. Они пикировали на «Дорнье». Кровь у него застыла. Это были британские истребители «Спитфайр», и когда они открыли огонь по Чесне, он увидел яркие оранжевые полосы трассирующих пуль. Разработанная Блоком маскировка удалась, летчики «Спитфайров» думали, что защищают поврежденную американскую «крепость».

В «Дорнье» Чесна резко бросила самолет в сторону, и очередь трассирующих прошла мимо. Она покачала крыльями и помигала посадочными огнями, но, конечно, «Спитфайры» не отвернули. Они подходили, чтобы сбить. Чесна почувствовала, как самолет тряхнуло, и услышала, что пули прошили правое крыло. И тут сигналы тревоги звучать перестали, и это означало, что топливо кончилось. Она пикировала на море, на хвосте за ней шел «Спитфайр». Он послал поток пуль в фюзеляж «Дорнье», и они рикошетили от металлических шпангоутов самолета как потоки града. «Дорнье» почти долетел до воды. Она сказала Лазареву: «Держись», — и вывернула штурвал назад, чтобы поднять нос за мгновение до того, как самолет врежется в водную поверхность. Произошел костодробительный удар, ремень сиденья врезался в тело Чесны, в то время как саму ее бросило вперед. Она головой ударилась о штурвал, почти лишившись сознания, и ощутила во рту вкус крови от прикушенного языка. «Дорнье» был на плаву, «Спитфайры» покружили над их головами, а потом полетели за «крепостью».

Меткая стрельба, мрачно подумала она.

Лазарев отстегнулся от сиденья, пока Чесна отцеплялась от своего. Вода заливала кабину. Чесна встала, в ребрах у нее ныла пульсирующая боль, и пробралась назад, где хранился спасательный плот. Люк для покидания самолета был рядом, и они с Лазаревым вдвоем с трудом открыли его.

Майкл увидел, как на водной глади пролива раскрылся оранжевый спасательный плот. Британский эсминец уже шел в сторону тонувшего «Дорнье». Два «Спитфайра» покружили над «Стальным Кулаком», потом заняли места по его бокам, чуть сзади. Эскортируют нас домой, подумал Майкл. Он просунулся сквозь правую раму на свистевший ветер и бешено замахал руками. «Спитфайр» с его стороны в знак приветствия покачал крыльями. Проклятье! — рассвирепел Майкл, забираясь обратно. Он почуял запах крови и увидел ее на своих совершенно вымазанных руках. Она текла из трупа, который был частично высунут из самолета. Кровь лилась по борту бомбардировщика.

Он опять высунулся, измазал ладони побольше кровью и нарисовал на оливково-зеленом металле нацистскую свастику.

От «Спитфайров» реакции не было. Они держались на прежних местах.

Безнадежно. Майкл знал, что ему остается одно.

Он нашел предохранитель на пулемете правого борта, сбросил его и для пробы навел пулемет на медленно летевший «Спитфайр», потом нажал на гашетку.

Пули пробили дыры вдоль борта самолета. Майкл увидел изумленное выражение на лице летчика, уставившегося прямо на него. Он снова навел пулемет и продолжил стрельбу, и спустя мгновение мотор «Спитфайра» извергнул дым и пламя. Самолет заскользил вниз и в сторону, еще пока управляемый летчиком, но уже направляясь хлебнуть водицы.

Извини, старина, подумал Майкл.

Он перешел к противоположной раме и начал стрельбу из другого пулемета, но второй «Спитфайр» сделал «свечку» кверху, его летчик заметил, что случилось с его напарником. Майкл сделал несколько выстрелов, чтобы подкрепить свою репутацию, но пули, к несчастью, прошли совсем далеко.

— Что это за проклятый шум? — закричал в кабине ван Хофен.

Он поглядел на Шредера, затем на Бутца, чье лицо было бледным от реального смертельного риска их полета к Лондону.

— Звуки вроде бы одного из наших пулеметов! — Ван Хофен поглядел сквозь стекло и с ужасом открыл рот, когда увидел горящий «Спитфайр», снижавшийся к морю. Второй «Спитфайр» жужжал над ними как рассерженная оса.

Бутц знал, что полковник убил стрелков. Это было частью плана, хотя пулеметы были готовы к боевым действиям, чтобы заманить экипаж верой в то, что они могут остаться в живых, когда пересекут пролив. Так кто же был там, сзади, и орудовал пулеметами?

Бутц вышел из кабины, прошел через бомбовый отсек, где карнаген уже был приведен в боевую готовность.

Майкл продолжал стрелять, в то время как «Спитфайр» кружил над ними. Пулемет ходуном ходил в его руках. И тут он добился того, чего хотел: засверкал пулемет на крыле «Спитфайра». Пули защелкали по борту «Стального Кулака» и осыпали Майкла искрами. Он ответил огнем, когда британский самолет сделал быстрый разворот. Тот теперь был разъярен, уже готовый сначала стрелять, а потом запрашивать у командования разрешение.

Майкл услышал стук подковок по металлу.

Он глянул влево и увидел Бутца, надвигавшегося на него по проходу. Огромный человек внезапно остановился, на лице его появилась судорожная гримаса удивления и ярости при виде Майкла, орудовавшего пулеметом, а затем он двинулся дальше, со смертельной угрозой во взгляде.

Майкл свернул пулемет влево, чтобы пристрелить его, но ствол звякнул по обрамлению окошка и дальше не двинулся.

Бутц устремился вперед быстрее. Он поспешил пнуть ногой, и прежде чем Майкл был готов защищаться, огромный сапог ударил его в живот, отчего он полетел спиной вдоль прохода. Он упал и прокатился, потеряв дыхание.

«Спитфайр» выпустил еще одну заградительную очередь. А когда Бутц настиг Майкла, пули из пулемета пробили обшивку «Стального Кулака» и зарикошетили около них. Майкл пнул большого человека по правому колену. Бутц взвыл от боли и отпрянул назад, в то время как ван Хофен направил «Стальной Кулак» в некрутое пике, чтобы уйти от рассвирепевшего летчика «Спитфайра». Бутц упал, схватившись за колено, а Майкл, раскрыв рот, глубоко вдохнул.

При следующем заходе «Спитфайр» пустил очередь в бомбовый отсек «Стального Кулака». Одна из пуль отскочила от металлического лонжерона и, скользнув, ударила по взрывателю начиненной карнагеном бомбы. Взрыватель зашипел, отделение стало наполняться дымом.

Пока Бутц пытался подняться, Майкл нанес ему апперкот в подбородок, отчего его голова откинулась назад. Но Бутц был силен как буйвол, и в следующую секунду он выправился и ударил Майкла головой, оба свалились на переборку с металлическими ребрами. Майкл обоими кулаками как молотком стукнул по стриженному черепу Бутца, а Бутц повторно ударил Майкла по животу. Пули «Спитфайра» пробили перегородку рядом с ними осыпав их оранжевыми искрами. «Стальной Кулак» затрясся, мотор на правом крыле задымился.

Ван Хофен в кабине выровнял самолет на высоте тысячи футов. «Спитфайр» продолжал время от времени строчить, с явным намерением сбить их. Шредер закричал:

— Там! — и показал.

Стал виден подернутый дымкой земной массив Англии, но теперь задымился и начал останавливаться третий мотор. Ван Хофен прибавил обороты, давая бомбардировщику всю мощность, какая у него имелась. «Стальной Кулак» летел к Англии на скорости двести миль в час, в его фарватере змеились белой пеной волны пролива.

Майкл получил удар кулаком сбоку по челюсти, а коленом Бутц ударил его в пах. Когда Майкл скорчился, Бутц схватил его за глотку и поднял, ударив головой о металлическую перегородку сверху. Оцепеневший Майкл понял, что нужно превратиться, но не мог сосредоточить на этом свои мысли. Его подняло еще раз и опять ударило головой о металл. Когда Бутц стал поднимать его третий раз, Майкл головой ударил Бутца в лицо, и нос у того хрустнул. Бутц отпустил его раньше, чем Майкл подготовился к следующему нападению. Затем пнул его по ребрам. Майкл увернулся от пинка, приняв основную силу удара плечом, и воздух с шипением вышел сквозь его стиснутые зубы.

«Спитфайр» шел навстречу «Стальному Кулаку». Сверкнули пулеметы на крыльях, и в следующий момент кабина наполнилась витавшими в воздухе осколками стекла и пламенем. Ван Хофен свалился вперед, грудь его была пробита несколькими пулями, а Шредер задергался в кресле с простреленной рукой. Взорвался один из моторов «Стального Кулака», разбрасывая осколки, пронизывавшие кабину. Бомбометатель закричал, ослепленный металлическими осколками. Самолет снизился к волнам, пламя лизало разбитую кабину и правое крыло.

Бутц, захромав, двинулся к Майклу, который отчаянно пытался стряхнуть оцепенение, вызванное болью. Нагнувшись, Бутц ухватил его за воротник и поднял, затем ударил кулаком в лицо. Майкл ударился спиной о перегородку, кровь наполнила его рот. Бутц опять отвел руку назад, чтобы кулаком расплюснуть лицо Майкла.

До того как удар был нанесен, Майкл рывком повернулся в сторону, и руки его наткнулись на красный баллон огнетушителя. Он сорвал его с ремня и с поворотом ударил им, когда кулак Бутца бил в его лицо. Кулак попал по баллону, и костяшки хрустнули, как спички. Майкл баллоном, как стенобитным тараном, ударил Бутца в живот. Воздух с шумом вышел из легких нациста, а Майкл ударом кверху разбил ему подбородок. Он с радостью услышал хруст сломанной челюсти. Бутц, глаза которого остекленели от боли, а губа оказалась рассечена до кости, боролся с Майклом за обладание баллоном. В бок Майклу ударило коленом, и, когда он свалился на колени, Бутц выкрутил баллон из его рук.

Бутц поднял огнетушитель, намереваясь размозжить им голову Майкла, Майкл напрягся и приготовился кинуться на него, прежде чем баллон ударит его.

Сквозь свист ветра Майкл услышал татаканье пулеметов «Спитфайра». Огненные строчки прошили борт самолета и срикошетили от перегородки. Он увидел три дыры, каждая размером с кулак, раскрывшиеся на груди Бутца. В следующий момент пуля звякнула по огнетушителю, и тот взорвался, грохнув, как миниатюрная бомба.

Майкл бросился навзничь, в то время как куски металла застучали со все сторон. За перегородкой шипела химическая пена. Он поднял взгляд и увидел стоявшего там Бутца, который держался одной рукой за подставку.

Другая рука Бутца лежала в нескольких футах от него, кисть все еще дергалась. Он смотрел на нее, моргая в тупом изумлении. Затем отцепился от подставки и, шатаясь, двинулся к своей руке.