Я не ушел Караченцов Николай

Не избежал он и знаменитых вопросов о том, что вот, мол, талантливые люди нередко подвержены вредным привычкам. Не знаю, почему это так интересно, но в десятках интервью, которые он дал, был этот, видимо, неизбежный вопрос: «А вы им тоже подвержены? Вот вы, знаменитый Николай Караченцов. Вы курите сигареты «Прима» одну за другой, а ведь есть и такие, которые не только курят, а еще и водку глушат стаканами и даже бутылками. Можно все-таки пропить талант?» На это он отвечал: «Можно! Очень даже легко! Проще простого!» Он и в самом деле был неоднократно свидетелем этого печального процесса. Своими глазами видел, что, как только человек позволит себе выпить перед выходом на сцену, считайте, он сделал шаг в пропасть. Еще немного – и упал. И разбился. И уже ни за что не собрать. Поэтому надо сразу определить, что важнее: пить водку или выходить на сцену. Эти вещи несовместимые. Либо то, либо это. Не стану скрывать, что когда-то, очень давно, и в его жизни возникала подобная дилемма, но, слава богу, сделал правильный выбор. Именно потому, что репутацией актера всегда дорожил, ставил выше всего остального.

Он почти сорок лет выходил на сцену одного и того же театра. Ни разу за эти годы не думал о том, чтобы уйти из «Ленкома». Уволиться из театра на улице Чехова? Да вы что! Это – все равно что уехать в эмиграцию и там пропасть навсегда в чине «соискателя мелких ролей в незначительных эпизодах». Чтобы решиться на пожизненную эмиграцию, надо испытать какую-то сильную боль. Человек должен на что-то так сильно обидеться, чтобы нельзя было не уехать. Но никого и никогда, кто сделал этот шаг, Коля не осуждал. В конце концов, человек полагает, а Бог располагает.

Для него «Ленком», со всеми его проблемами и недостатками, представлялся целой страной, где много невероятно трудной, но потрясающе интересной работы. При том что нет такого коллектива, тем более творческого, который обходится без интриг. Пытались вовлечь и его. Например, Караченцов с Олегом Янковским тайно договариваются любыми путями «убрать со сцены» Марка Захарова, чтобы привести в театр другого режиссера. Такого не было. Никогда. Как не было никогда между актерами идеальных отношений. Люди талантливые, очень сложные, легко ранимые, амбициозные… Коля не скрывал, что «в театре, наверное, нет ни одного звездного актера, с кем бы я не ругался и не скандалил». Во время репетиций бывали такие моменты, когда у кого-то что-то не получалось, и актеры видели друг друга не в самом лучшем свете. На сцене звания и награды остаются за кулисами. Образуется некий цельный организм, в котором работа всех органов взаимосвязана. Однажды был такой случай, когда он хотел одному актеру дать, что называется, по голове за хулиганское поведение на сцене. Пока шел спектакль, умудрился вмазать ему втихаря, а уже после выхода на поклон разъяренным ворвался в его гримерку с криками «Убью!». До рукоприкладства, к счастью, не дошло, поскольку этот актер быстро все понял и поклялся больше так не делать.

О том, по каким законам он живет в профессии, Коля высказывался развернуто, с некоторым, так сказать, «философским достоинством»: «Единственным инструментом артиста является он сам». Не согласиться с этим невозможно. Нервная система артиста, его тело, его голос, лицо, его психические и физические данные – и есть этот инструмент, единственный и неповторимый. Артист работает на пределе сил и возможностей, добиваясь совершенства, «подстраиваясь» под каждую новую роль. Возраст, конечно, на месте не стоит, а значит, и к нему надо уметь подстраиваться, и к требованиям времени. Другого пути нет. Это – единственная возможность, став артистом, остаться им».

Вспоминаю опять наши гастроли во Франции: врезались в память навсегда. Коля об этих гастролях очень подробно написал. В своей книге «Контакты на разных уровнях» Марк Захаров тоже об этом рассказал. И признался, что… «мало написал о Николае Караченцове»… Он объяснил, почему не удалось ему больше: «Это не так просто сделать. Да и мнения, честно скажу, в иностранной прессе о нем резко разделились. Некоторые писали о Караченцове как о звезде, другие – как об очень большой звезде. Я, чтобы в корне отличаться от зарубежных авторов, хочу написать о нем как о редкой суперсверхсуперзвезде, медленно переходящей в стадию сверхсверхсуперсупер большой звезды…» При всей ироничности этих строк нет в них ни суперсверхзвездного, ни просто звездного преувеличения. Есть констатация факта в исполнении Марка Анатольевича Захарова.

Много свидетельств и о «парадоксе Караченцова». Помимо его собственных соображений об этом самом «парадоксе». У него, можно сказать, почти вся книга об этом, как он его всю жизнь преодолевал. И как, попав в труппу театра, выходил на сцену в ролях все более ярких и сложных. Его популярность росла и пика достигла, когда он вышел на сцену в образе графа Резанова. Кино, безусловно, эту его популярность преумножило многократно. Он замечательно описал, как начал сниматься в кино и, сыграв в «Старшем сыне», фильме телевизионном, прославился на всю страну как еще очень молодой, но очень талантливый актер.

О его работах на сцене верно писали, что его лучшие роли долго живут, но не теряют своей «многолетней популярности». А это ведь тоже огромная заслуга, особый талант, чтобы годами играть одно и то же, а зрителям не только не приедается, а совсем наоборот. Поэтому популярность его с годами не ослабевала, а набирала обороты. «Тиль» больше семнадцати лет шел с неизменным аншлагом, граф Резанов с еще большим аншлагом любил Кончиту на сцене «Ленкома» больше двадцати трех лет. Эти роли за все это время ни разу не изменили ему. Ни духовно, ни физически, ни нравственно. Жаль, что в родном нашем театре не у всех эти качества оказались на той же высоте.

Теперь, когда столько лет прошло и случилось с ним то, что случилось, мы стараемся связей с великим искусством театра не прерывать. Он ведь по-прежнему значительная часть нашей жизни, органика нашего существования на этом свете. Бываем и в МХТе, и в Большом театре, и в «Ленкоме», и во многих других. Иногда спектакли выдающиеся, а иногда такие, когда хочется уйти после первого действия. Мы оба убеждены, что спектакль должен переворачивать душу человеческую, а иначе он просто не нужен. Чтобы так же было, как тогда, когда у нас в «Ленкоме» Тевье-молочника играл Евгений Павлович Леонов. Именно за выдающуюся игру на сцене Колю в Кракове восторженные студенты на руках из театра выносили. А Татьяна Ивановна Пельтцер в пьесе «Три девушки в голубом»? Это была даже не актриса, а человек, который умел перевоплощаться, принимать разные образы… Инна Михайловна Чурикова, актриса выдающаяся в самых разных амплуа и в театре, и в кино; они гениально работали с Колей в «Sorry». А теперь иногда смотришь спектакль и думаешь: «А зачем быть артистом?» На сцене человек не играет, а просто повторяет заученный текст. Нет образов, живых людей нет. Ни переживаний, ни страстей. В зале сидят зрители и не понимают, зачем билеты купили, зачем пришли; кто-то смотрит в потолок, кто-то в свой мобильник… Но вот недавно были на спектакле Олега Павловича Табакова «Юбилей ювелира». Два актера – он и Наталья Тенякова. Смотреть это можно бесконечно, настолько высокий профессионализм и накал чувств. Гениально сыгранная пьеса об уходе человека из этой жизни, о потрясающей силе любви.

Видели мы и замечательные спектакли в Санкт-Петербурге, которые нас взволновали. Значит, по-прежнему есть выдающиеся постановки. Их хочется смотреть многократно. И от этого еще печальней, что формализм все глубже проникает в русский театр, когда никто уже не создает образов на сцене. Таких, которые создавали, например, Иннокентий Смоктуновский, Михаил Ульянов, Юрий Яковлев, Олег Янковский, Александр Абдулов, другие замечательные мастера.

Ушли навсегда многие наши друзья. Осталось всего пять человек из всего Колиного курса. Да, пять человек из двадцати, поступивших в школу-студию в 1963-м. Но что же делать. Появляются новые имена, новые люди приходят на сцену. Самые лучшие, самые талантливые что-то постоянно ищут и что-то находят. Так, как Марина Неёлова, актриса старшего поколения, о дружбе с которой писал Коля. Она виртуозно играет Башмачкина. Маленького, казалось бы, совсем ничтожного человека, но это он у всего мира спросил: «Зачем вы меня обижаете?» Один из самых потрясающих героев русской литературы.

И другие актеры очень талантливы. Они неповторимы в своей сценической индивидуальности. Коля тоже был этим интересен. Прежде всего своим «я». Своим взглядом художника. Недаром существует выражение «неповторимый рисунок роли». Вот у Коли в самых его значительных ролях есть этот рисунок, который невозможно повторить. И тут сравнение с художником – самое верное. Босх пишет одно, а Брейгель совсем другое. У одного на полотнах – ужас и безысходность, а у другого есть все-таки какая-то надежда, вера в то, что и самую мрачную безысходность можно преодолеть. Преодоление собственного, казалось бы, безвыходного положения в человеческих силах.

И в нашей жизни с Колей есть эта борьба. Борьба за то, чтобы выстоять, за то, чтобы эта жизнь была достойной. Это относится не только к нам. Я о том, чтобы инвалиды не были людьми какого-то иного сорта. Да, физически они отличаются, но разве это причина их как-то отделять? Они, как и все остальные, должны иметь такую же возможность ходить в театры, на любые концерты, в библиотеки, всюду и везде; чтобы повсюду были для них специальные лифты, спуски… А то у нас как. В одном месте что-то сделают для них, а в сотнях других и конь, как говорится, не валялся. Это же неправильно. Все должно быть сделано, чтобы создать людям с физическими недостатками нормальные условия жизни. Но такой повсеместной инфраструктуры пока нет. Нет и повсеместного уважения к инвалидам. Это недопустимо и ужасно. И эту печальную ситуацию очень трудно преодолеть.

Я имею право об этом говорить. Я знаю, что это такое, когда человек внезапно оказывается в таком положении, в каком оказался Коля. Бороться с этим невероятно трудно. Тем не менее куда бы я ни приезжала, повсюду люди, когда видят меня, благодарят: «Спасибо вам за Николая Петровича! Спасибо, что он живой! Спасибо, что выстояли, не сдались! Вы правильно делаете, что ходите с ним в театр!»

А есть и другие. Есть и такие, которые говорят, что я слишком зачастила на телевидение, что якобы мой больной муж – мой личный пиар. Тут я цензурного слова не подберу, чтобы это назвать. Какой личный пиар? Это, по меньшей мере, крайне несправедливо. Да, я участвую в телевизионных передачах, но не потому, что я – такая вот героиня, подвижница, великая русская актриса, это Коля – великий русский актер. Я это делаю только лишь потому, что выстояла рядом с ним, что отстаиваю его жизнь. Люди должны знать об этом. Я, может быть, повторяюсь, но обязана говорить постоянно о том, что инвалид имеет право на достойную жизнь. У людей лишь физическая неполноценность, но духовно они полноценны. Однажды Коля одному журналисту, который мне вдруг начал выговаривать: «Что это вы все таскаете его по театрам, по концертам. Сидели бы лучше дома», хорошо сказал: «Слушай, сынок! Я болен физически, а ты духовно. Я тоже хочу ходить в театр… И неизлечим ты, а не я. Убогий ты нравственный урод!»

Мы помогаем людям с физическими недостатками. Деньгами, достаем билеты в театры, договариваемся с врачами… Делаем все, что в наших силах, чтобы поддержать этих людей. Я убеждена, что в наше время милосердие – такое качество человеческой души, которое трудно переоценить. Качество, к сожалению, редкое.

Жизнь сейчас очень жестока. Люди безжалостно толкают друг друга, хотят прорваться к первой линии, добиться славы, наград, денег, положения, а милосердия все меньше и меньше. Я бы сказала, душевного благоденствия очень мало. И пусть сегодня меня нет на сцене, но всей своей жизнью хочу сказать: «Люди, будьте милосердны. Не проходите мимо. Мимо не только человека, с которым случилось несчастье, и он не такой, как вы, а мимо собаки, кошки. Постарайтесь помочь всякому живому существу, которое в этом нуждается».

О том, насколько это важно, опять же по себе знаю. Мы, когда в Испании жили, кормили двенадцать кошек бездомных. Потому что они просто пришли. Сели и сидят у крыльца. И я им стала давать еду, и они стали к нам каждый день приходить. И там же, в Испании, встретили эту женщину из Харькова. Мы ее тоже поддержали. Думаю, что, если бы так все поступали, было бы в мире меньше жестокости и равнодушия.

Люди очень спешат жить. Забывая о том, что вот придет жизнь к финалу и придется отвечать на главный вопрос: «А ты что сделал для других? Ты кому-нибудь протянул руку помощи? Или ты только сам бежал впереди, награды надевал на себя, деньжатами разживался, бился за квартиры, за виллы, за автомобили, за яхты… И куда ты с этим теперь?»

Однажды мы с Колей в Королеве, неподалеку от которого наша дача, подъехали к кинотеатру, и вдруг выезжают из его дверей колясочники – оказывается, у них поездка по области, и вот приехали в Королев. И они, как Колю увидели, подъехали к нему и стали его благодарить так, как будто он продлевает им жизнь: «Молодец, что ты нас отстаиваешь! Давай! Молодец! Колька, давай! Говори, что мы тоже люди! Давай! Давай!» Я потом ему говорю: «Коля, значит, должна была так сложиться твоя жизнь. Ты был знаменитый актер. Ты все умел: петь, танцевать; твои амплуа – комедия, трагедия, фарс, мюзикл – все, что угодно. А теперь ты совсем другой человек. И ты правильно говоришь: надо жить и таким. С правом не только на слезы, но и на улыбку».

Мы стараемся жить в том же ритме, что и раньше. Даже, может быть, еще насыщенней, чем раньше. Театр, кино, книги, занятия живописью, пруд на даче, восход, весенний прилет птиц, наша собака, скамейка у крыльца и множество всего самого разного – благотворная обстановка жизни. У нас две внучки и один внук. Ему уже четырнадцать. Он собирался стать дирижером, а теперь хочет быть кинорежиссером. Разбирается в живописи лучше меня, знает, что Рафаэль написал пятьдесят две «Мадонны с младенцем». Младшей внучке скоро год, старшей одиннадцать. Она занимается музыкой, много читает, знает огромное количество стихов. У нас четыре попугая, множество цветов. К нам приезжают наши друзья. Поем под гитару, читаем стихи. Вспоминаем о том, как работали вместе, ездили на гастроли… Один вспомнит какой-нибудь забавный случай на репетиции, а другой о том, что тех похитителей или похитительниц Колиных фотографий так и не нашли…

А еще, знаете, у нас чудный вид из окна, и есть в этом что-то волшебное. Однажды утром Коля говорит: «Знаешь, что я сейчас увидел?» «Что уж ты такого особенного увидел?» «А я увидел, как совершенно здоровый иду с нашей Эмми по берегу речки, и радостно на душе, и светит луна…» Я ему говорю: «Но что же в этом особенного? Это, Коля, твое творческое мышление. Ты – с детства художник, таким и остался…» А собака, которая при свете луны шла с Колей по берегу речки, у нас давно другая. Тоже лабрадор. Эмми мы взяли после того, как умерла Миля. Она прожила 16 лет и ушла еще в 2005-м, практически сразу после второй операции Коли. Эмми он сам выбирал. У него есть число «7», которое он любит больше всех других чисел. Она как раз седьмой родилась. Окрас шерсти палевый. По всему вылитая Миля. Нашей Эмми сейчас уже десять лет.

Я о многом рассказала, но готова рассказывать еще и еще. О том, например, что приезжал в Москву Жан-Поль Бельмондо, которого дублировал Коля. Я с великим французским актером встретилась в передаче Андрея Малахова. Ему уже за восемьдесят, пережил два инсульта. Он передал Коле самые теплые пожелания; он говорил, что именно в том и состоит огромное свершение, что Коля не сдается. Я потом приехала домой и рассказала ему об этой встрече; он мне сказал: «Ты с Бельмондо встретилась, а я вот так и не смог увидеть человека, голосом которого столько лет говорил для миллионов наших зрителей».

…Его сокурсник по школе-студии Юрий Рашкин живет и работает сейчас в Венгрии. Еще студентом играл на сцене МХАТа, и, по словам Коли, «очень мы все Юрке завидовали». Все эти годы Юра всем, чем мог, поддерживал Колю. Он, быть может, не специально для этой книги, но так замечательно написал, что я его словами заканчиваю эти свои далеко еще незаконченные размышления:

«Прошло уже пятьдесят лет после выпуска нашего курса в театральную жизнь. На мой взгляд, вся Колина жизнь в театре – это вопреки. В театральных вузах при приеме существует такое понятие – «кандидат», т. е. абитуриента принимают, но на испытательный срок. У приемной комиссии поступающий вызывает сомнения. Но остается право у мастера, набирающего курс, убедить комиссию «попробовать» абитуриента – а вдруг получится!.. Виктор Карлович Манюков (наш руководитель курса) убедил комиссию. За год Коля сумел доказать и себе, и приемной комиссии, и Виктору Карловичу, что не зря пробовали… Тут нужно сказать, что это не сваливается с неба, а дается невероятным трудом и усилием воли. Мы не знаем, может быть, приемная комиссия и была права, не увидев в Коле артиста. Но ему был дан шанс, и он сумел распорядиться этим шансом. Проницательность Манюкова и труд Караченцова дали феноменальный результат… Дальше Коля держал бразды правления жизни в своих руках. Много лет, уже будучи артистом театра им. Ленинского комсомола (тогда театр еще не назывался «Ленком»; кстати, это название придумал Коля), его судьба не баловала. Он играл небольшие роли. Наверное, так и продолжалось бы всю жизнь. Приходит в театр Марк Анатольевич Захаров. Собирается ставить спектакль «Тиль». На главную роль приглашает из театра Сатиры Андрея Миронова. Миронова не отпускает Плучек. Захаров видел и слышал, как Коля наигрывает на гитаре на лестничной площадке театра. Решает – а вдруг. Коля опять становится «кандидатом». Марк Анатольевич начинает пробовать работать с Караченцовым. Но за годы небольших ролей Коля, если можно так сказать, растренировался. Он срывает голос. Невероятные усилия воли. Голос восстановлен. Преодолел! Он играет премьеру! После премьеры все в один голос говорят – родился новый артист. Что это? Ну, в какой-то степени – удача. Марк Анатольевич рискнул. Шанс был дан. Коля победил. Но вы же понимаете, какой ценой далась эта победа… Неутолимая жажда победы сопровождает Колю всю жизнь. Вплоть до «“Юноны” и “Авось”». Вплоть до всех спектаклей. Вплоть до всего того, что за тридцать лет он сделал в искусстве… Сейчас Коля в беде. Но нейрохирург Владимир Викторович Крылов дал Коле шанс. Коля уже больше одиннадцати лет борется за жизнь. Ему помогает его жена Людмила Поргина. Что бы про нее ни говорили обывательские глупцы, помогает подвижнически. И он преодолеет».