Хозяйка Англии Чедвик Элизабет
– Да, вряд ли, – ответила она. – Генрих Блуаский известен своей хитростью и знает, как прятать то, что он не хочет показывать другим.
– Это уж точно, – отозвался Вилл. – Помните, как он разозлился, когда Кентербери досталось не ему, а кандидату Бомонов?
– Помню, конечно. – Она закончила вытирать ему волосы и взялась за гребень, чтобы привести в порядок его кудри.
– Ну вот. Едва мы приступили к обсуждению, как он предъявил нам папскую буллу, которую получил в апреле – вы только подумайте! – где говорится, что Иннокентий назначает Генриха папским легатом. То есть теперь он занимает более высокий пост, чем Теобальд Бекский.
Аделиза забыла про гребень и переспросила, широко раскрыв глаза:
– В апреле?
Вилл кивнул:
– Четыре месяца родной брат короля все скрывал и вдруг как из воздуха достал эту буллу – не хуже какого-нибудь фокусника. Нет никого выше короля, только Бог, а кто представляет Господа на земле, как не папа, а прямо под папой – кардиналы и легаты. Если Стефан – светский король, то его брат решил ни в чем не уступать ему, причем действует не самым миролюбивым образом. Епископ Винчестерский заявил, что Стефан не имел права делать то, что он сделал с епископами Солсберийским, Линкольнским и Илийским.
Аделиза поднесла мужу горячего вина и блюдо с лепешками и пирожками:
– А что Стефан?
Вилл пожал плечами:
– Стефан сказал, что, может, он и не имел права сажать их под стражу, однако змки, которыми завладел Солсбери, и хранимые в них богатства – дело короны, а не креста.
Аделиза постаралась не выдавать, как сильно ее волнует эта тема.
– Значит, это серьезный раскол?
– Трудно сказать. Если Генрих Винчестерский сумел сохранить в секрете свое назначение папским легатом, какие еще тайны у него могут быть? Братья Бомон оттеснили его от трона. Они становятся угрозой для Стефана, потому что из-за их интриг все перессорились.
– для вас они представляют угрозу? – заволновалась Аделиза.
Вилл взял с блюда пирожок и надкусил его. Потекла наружу медовая начинка, и ему пришлось слизывать с пальцев сладкое липкое золото. Аделиза подала ему салфетку.
– Нет, я их совсем не интересую, потому что держусь в стороне и не ищу власти, нашептывая кляузы на ухо королю. Бомоны не спускают глаз с тех, кто может оказаться для них соперником, а это сторонники архиепископа и те, кто сочувствует Роберту Глостерскому. Братья Бомон думают, что у меня не хватит ума причинить им неприятности. То, что у меня такая жена, забавляет их, как забавляет хозяев собака, стащившая сочную мозговую косточку с прилавка мясника. Я для них – ничто. Им важно только, чтобы я хранил верность и послушно выполнял приказы, как положено хорошему псу. – Он взглянул на жену. – Я постараюсь и впредь оставаться для них незаметным. Но для других приближенных короля они очень опасны, и это плохо, потому что среди них есть сильные люди, которых Стефану хорошо бы удержать при дворе, у себя на службе, а он своим бездействием вынуждает их искать иного правителя. Фицконт из Уоллингфорда почти открыто перешел на сторону императрицы, и все идет к тому, что маршал Фиц-Гилберт тоже покинет короля. Бомонам завидно, что маршал получил от Стефана змки Мальборо и Лагершолл, и они убеждены, что Стефан слишком уж высоко его ценит. Если они и дальше будут давить, он взбунтуется и причинит немало бед. То же самое происходит с Майлсом Фицуолтером – в нем братья также видят соперника и пытаются избавиться от его влияния. В конце концов они все разрушат.
Аделиза подождала, пока еда и питье не поднимут Виллу настроение; подолгу он никогда не унывал. Потом села к нему на колено, поиграла с темными кудрями, погладила мужа по лицу.
– После всего, что вы сейчас рассказали, я даже не знаю, стоит ли мне говорить… Но все-таки нам нужно кое-что обсудить.
– Уверен, ничего плохого вы мне не скажете, – ответил он с любящей улыбкой и поудобнее устроил супругу на своем колене.
Аделиза набрала в легкие воздуха:
– Матильда прислала письмо. Она поздравляет нас с рождением сына и спрашивает, можно ли ей навестить Арундел.
Секунду назад тело Вилла было расслабленным, но после ее слов – Аделиза почувствовала это – напряглось.
– Вы ответили ей?
Она стала наматывать себе на палец его локон.
– Я не могла этого сделать – сначала нужно было посоветоваться с вами.
– Сомневаюсь, что ею движут только родственные чувства, – проворчал Вилл. – Все южные порты приведены в боевую готовность на случай нападения из Нормандии.
– Но вы же не думаете, что Матильда появится здесь в доспехах!
Он фыркнул:
– А вы сами как думаете?
Аделиза обвила рукой его крепкую шею:
– Она даже не видела отцовской могилы. Ей должны позволить заехать хотя бы в Рединг. Это было бы по-христиански.
– Но не могила отца зовет ее в Англию, и вы знаете это. Не надо дурачить меня.
– Я никогда не стала бы вас дурачить! – с жаром возразила она. – Но что плохого может быть в том, если Матильда побудет немного в Арунделе? Вы – сторонник Стефана и не собираетесь менять свои убеждения. Это ли не лучшая гарантия того, что все будет в порядке?
Он потряс головой:
– Принять ее у нас – значит совершить опасный и глупый поступок. Лучшая гарантия – это держать Матильду на том берегу Узкого моря.
– Она же все время будет находиться у вас на глазах, и через вас Стефан сможет следить за ее передвижениями, – взмолилась Аделиза. – Теперь, когда у меня есть муж и маленький сын, я хотела бы, чтобы и она увидела, что жизнь может быть прекрасной. Когда я выходила замуж за Генриха, то обязалась заботиться и о его дочери, и эти обязанности не закончились с его смертью. Вряд ли вы поймете, о чем я говорю, это узы женской дружбы. Матильда – словно один из драгоценных камней в моей короне, она часть того, что делало и делает меня королевой. Неужели вы откажете мне в этом?
– Вы хотите, чтобы я рискнул всем ради вашей «женской дружбы»? – спросил Вилл, повысив голос. – С ума сошли? Что, по-вашему, скажет Стефан, узнав об этом? Он сейчас делает все, чтобы удержать Матильду и Роберта Глостерского за пределами Англии!
Аделиза вскинула голову:
– А что, по-вашему, сказал бы мой первый муж, король Генрих, узнав о том, что я отказалась принять его дочь в замке, который он подарил мне, когда я стала его супругой и мачехой Матильды? Эти узы святы для меня. – Она перевела дух и заставила себя говорить спокойнее. – Я не затеваю войну или мятеж, я просто хочу увидеть Матильду. Возможно, я даже смогу повлиять на нее. Ведь мы с вами можем действовать как посредники. Стефан доверяет вам, а Матильда – моя дочь и мой друг. – Она изогнулась, чтобы поцеловать Вилла в переносицу и потом в губы.
– Не знаю, вряд ли это хорошая идея.
Вилл был совсем подавлен. Перед ним стоял незавидный выбор: либо поверить, что Аделиза наивна и позволяет женской слабости взять верх над рассудком, либо признать, что она играет в политические игры, где у нее свои цели. Он мог отказать ей, но в том, что она говорила, была истина. Ему самому частенько приходила в голову мысль, что Генрих, должно быть, то и дело переворачивается в гробу, и в последний раз он подумал так не далее как сегодня. Правда, над тем, как отнесся бы Генрих к его браку с Аделизой, Вилл предпочитал не задумываться.
– Матильда найдет способ приехать в Англию независимо от того, откажем мы ей или нет, – подчеркнула Аделиза. – Я прошу оказать мне эту услугу ради нашей любви… До сих пор я мало о чем просила.
– Это больше, чем услуга, – пробормотал Вилл. – Я очень хочу доставить вам радость и люблю вас всем сердцем, однако я должен думать о последствиях. Полагаете, если я соглашусь и Матильда приедет, Стефан будет бездействовать?
– Но я вправе принять падчерицу в нашем замке.
Вилл ссадил ее с колена и поднялся:
– Мне нужно сначала подумать об этом, потому что я отвечаю за нашу безопасность и благополучие. – Он зарылся пальцами в волосы, взлохматив кудри, которые Аделиза только что причесала. – Если я все-таки соглашусь, то едва Матильда появится в Арунделе, я пошлю королю гонца с вестью о ее прибытии, поскольку таков мой долг. Я не стану ничего скрывать.
– Хорошо, милорд. – Аделиза присела в реверансе с низко опущенной головой.
Она поняла, что добилась своего, но победа оставила горький привкус. Ей пришлось сыграть роль, чтобы повлиять на человека, который не был актером, и слишком уж сильно эта игра походила на обман. И когда Матильда приедет, за эту игру придется расплачиваться. Но что ей было делать? Вилл клялся в верности Стефану, она клялась быть послушной женой Виллу, но, помимо этих клятв, были и более ранние обеты, принесенные над королевской короной, и они имели больший вес.
Глава 31
Домфрон, Нормандия, сентябрь 1139 года
Матильда вздохнула, поднимаясь с колен и задувая свечи на алтаре своей домашней молельни. Затем велела слугам заняться укладкой вещей, которые понадобятся ей в предстоящем путешествии. Через час она отправляется в Англию, чтобы попытаться заполучить корону, принадлежащую ей по праву.
На столе у голого каркаса кровати лежали письма, прочитанные ею ранее. Она убрала их в свой кошель, желая еще раз перечитать, когда будет время. Одно из них пришло от коннетабля в Бристоле – он сообщал, что все готово к тому моменту, когда туда прибудет она сама и Роберт. Второе было от Аделизы из Арундела, в нем писалось, что ее приезду там будут рады. И наконец, еще одно письмо – от Бриана, в котором он заверял Матильду в своей преданности и готовности защищать ее всей мощью Уоллингфорда и даже погибнуть ради нее, если понадобится. Его слова заставили Матильду выпрямить спину и еще более укрепили ее решимость. И другие люди тоже ждут ее призыва, обещают поддержку, когда она высадится в Англии: Майлс Фицуолтер, коннетабль Глостера, Хамфри де Богун, Джон Фиц-Гилберт. Если все сложится удачно, то юго-запад и земли на границе Шотландии и Англии вскоре окажутся под ее контролем. Ну и нельзя забывать о епископеВинчестерском, ее кузене Генрихе. Он слишком осторожен, чтобы доверять мысли пергаменту, и потому послал не письмо, а гонца с несколькими загадочными словами – они могли означать все или ничего. Он говорил о примирении и посреднической роли Церкви. Матильда отнеслась к его посланию недоверчиво. Человек, который действует за спиной брата, не вызывает доверия.
– Ты не можешь туда пойти, ты в ловушке! – зазвучал громкий детский голос.
Матильда повернулась и остановила взгляд на старшем сыне. Тот сидел под окном и играл с братом Гамелином в настольную игру «лиса и гуси». Его целью была только победа, и все свои способности он направил на то, чтобы обыграть противника. Матильду охватила острая материнская гордость, пока она наблюдала за сыном. Генрих был сосредоточен, но не полностью погружен в игру – он отмечал, что происходит вокруг него, даже когда делал ход. Для ребенка шести лет удивительное свойство, и при заботливом воспитании оно может стать незаменимым качеством для взрослого правителя. И упорства Генриху не занимать, ведь его противник Гамелин – умный мальчик, более взрослый и тоже не желающий уступать. Матильда сглотнула комок в горле. Возможно, ей более не доведется увидеть сына. Кто знает, что произойдет, когда она доберется до Англии. Но Матильда сделала все, чтобы в ее отсутствие Генрих и его братья ни в чем не знали недостатка: о них позаботятся лучшие няньки, их товарищами будут лучшие пажи и оруженосцы, их образованием и духовным воспитанием займутся лучшие священники и ученые. Большего нельзя было и желать, и все равно Матильда тревожилась. Она будет очень скучать по детям, особенно по Генриху, и она даже думала остаться в Нормандии и сначала завоевать ее, но отказалась от этой мысли: давно пора было заявить о себе в Англии, пока еще не слишком поздно.
В комнату вошел Жоффруа и огляделся с хозяйским видом. Он прискакал в Домфрон, чтобы попрощаться с ней и принять на себя заботы о сыновьях, и вот об этом-то Матильда даже думать не могла. Надо отдать должное Жоффруа: он хороший отец, но все-таки мальчиков в основном растила она, и расставаться с ними ей очень тяжело.
– Для вашего отъезда все готово, – сказал он и отступил в сторону, пропуская слуг с последним сундуком.
Матильда нетерпеливо постукивала ногой, пока камеристка накидывала плотную мантию ей на плечи, а потом повернулась к свету, льющемуся через распахнутые ставни.
– Генрих, – позвала она. – Подойди сюда, Генрих. Мне пора ехать.
Он оставил игру и пересек комнату, шагая по полосе солнечного света на полу, а потом встал перед ней и поднял серьезное лицо. У него были серые глаза, но с зеленоватыми искрами в глубине, как у Жоффруа.
– Как следует учи уроки и слушайся отца, – сказала она. – Мне нужно, чтобы ты был большим, храбрым и взрослым.
Генрих медленно кивнул:
– Можно мне тоже поехать в Англию?
– Как только вырастешь, сразу поедешь. Однажды ты станешь там королем, и поэтому тебе очень важно будет изучить страну и народ. – Она нагнулась к нему и пригладила рыжие кудри. – Заботься о своих братьях. Я буду часто писать, и отец будет сообщать мне о твоих успехах.
Она поцеловала его в обе щеки и выпрямилась, не в силах сдержать невероятную гордость, потому что Генрих не плакал и не капризничал. В этом маленьком мальчике уже виден был будущий король, которым ему предстояло стать, но только если она добудет для него корону.
Матильда повернулась к младшим сыновьям. Сегодня они оба были в замке, чтобы мать могла с ними попрощаться. Жоффруа в основном жил у своих воспитателей в Анжу. Матильда с мужем намеренно не растили всех детей вместе – так больше шансов, что выживет хотя бы один в случае болезни или злого умысла. Поэтому маленький Жоффруа казался чужаком среди них, и к прощальному поцелую Матильды примешивалась горечь оттого, что она совсем не знает среднего сына. Младший сын, которому исполнилось всего три года, еще не мог понять, что происходит, и когда мать обняла и поцеловала его, наморщил носик и попытался вырваться из ее рук.
Она знала, что если позволит чувствам взять верх, то заплачет, поэтому усилием воли превратила свое сердце в камень. Еще в юные годы Матильда на собственном опыте выучила, что жизнь – это череда расставаний, главная причина которых – долг.
Наконец она посмотрела на мужа, который наблюдал за ней со странным лицом. Матильда ожидала насмешки, но он негромко произнес:
– Вы императрица и настоящая королева. Только вы можете сделать то, что должно быть сделано. Настало время доказать, на что вы способны. – Жоффруа взял ее за руки и церемонно поцеловал в обе щеки, как она только что целовала сыновей. А потом его пальцы сжались сильнее, и он завладел ее ртом в долгом, крепком поцелуе. Когда он оторвался от нее, то сказал с натянутой улыбкой: – Я буду скучать по вас.
– Жаль, не могу ответить вам тем же. – Под привычной язвительностью Матильда хотела скрыть, что растрогана, – она заметила, что он тоже борется с чувствами. – Но я буду молиться о вас.
Жоффруа хмыкнул:
– Разумеется. Может, вы не хотите меня, возлюбленная супруга, но я вам нужен, чтобы следить за делами в Нормандии и растить наших сыновей. Что ж, я тоже буду о вас молиться.
Решительно выдохнув, Матильда спустилась во двор и позволила Александру де Богуну[6] подсадить себя в седло. Беря в руки поводья, она подумала, что берет в руки и свою судьбу. В последний раз посмотрела на детей и задержала взгляд на Генрихе. Несмотря на боль в сердце, больше она не оборачивалась.
Глава 32
Арундел, сентябрь 1139 года
На берег накатывал осенний прилив и гнал волны в устье реки Арун. Когда уровень воды достиг максимума, флот Матильды двинулся вверх по течению. Не обращая внимания на порывы соленого ветра, она смотрела на приближающийся берег, на землю, где родилась. Восемь лет прошло со дня ее отъезда из Англии.
Тогда отец ее был еще жив, и бароны преклоняли перед ней колени и клялись ей в верности как будущей королеве. А теперь она пришла, чтобы забрать у них свою корону.
Матильда обернулась – к ней подошел брат Роберт.
– Скоро зажгут сигнальные огни, и Стефан узнает, что я здесь.
– Он уже безнадежно опоздал, – ответил Роберт с уверенной улыбкой. – И ничего не сможет поделать.
Она сжала губы, почувствовав приступ дурноты. Должно быть, это из-за качки, убеждала себя Матильда, но на самом деле это волны сомнений тащат ее в глубину. А что, если Стефан уже поджидает ее где-то неподалеку? У него же есть шпионы, как и у нее самой. А что, если Аделиза не сумела убедить мужа открыть для них ворота замка? А что, если Вильгельм Д’Обиньи запретит ей высаживаться на своей земле, потому что она едет не одна, а везет из Нормандии войска, лошадей и оружие?
Река Арун вилась и петляла на пути вглубь материка, словно одна из серебряных лент Аделизы. Хотя осень уже заявила о себе, трава все еще ярко зеленела и в полях паслись овцы. При иных обстоятельствах путешествие вызвало бы у Матильды интерес, но сейчас ею завладели нетерпение и тревога.
К тому моменту, когда они зашли в пристань недалеко от крепостного вала, серебро реки уже превратилось в закатное золото. На берегу их встречало целое войско. Матильда испугалась при виде солдат с высоко поднятыми копьями и алыми щитами, на которых вздыбился гербовый лев рода Д’Обиньи. Роберт, стоящий рядом с ней, тоже насторожился. Как только швартовые канаты зазмеились к кнехтам, громогласная команда с берега заставила воинов преклонить колени. Лязгнули кольчуги и оружие. Матильда разглядела Аделизу и ее молодого супруга – он стоял впереди всех и тоже опустился на колено. Она перевела дух. Первый барьер пройден – они высаживаются на землю Англии, не встретив сопротивления.
Только ступив на берег, Матильда сразу двинулась к Аделизе, подняла ее и со слезами на глазах обняла.
– Я в огромном долгу перед вами, – произнесла она на ухо мачехе. – Спасибо за вашу верность.
– Меня ничто бы не остановило, – с чувством ответила Аделиза. – Вы моя семья, и я так скучала по вас, так волновалась за вас.
Вильгельм Д’Обиньи, поприветствовав Роберта, вновь преклонил колено перед Матильдой.
– Императрица, – сказал он, – добро пожаловать в Арундел.
Матильда сверху вниз смотрела на его широкие плечи и блестящие темные кудри. Об этом человеке она почти ничего не знает, помимо того, что он присягнул Стефану. Тем не менее его честь оставалась незапятнанной, и Матильда была уверена в том, что, пока она находится под его крышей, он будет защищать ее до последней капли крови. Но вне стен замка дело обстоит иначе. Скорее всего, думала Матильда, Д’Обиньи уже прикидывает про себя, как скоро он сможет избавиться от нее и Роберта.
В покоях, предназначенных для Матильды, великолепие не уступало комфорту. На скамьях и креслах лежали вышитые подушки, стены от потолка до пола затягивали гобелены, все заливал чистый яркий свет восковых свечей и масляных лампад. Тонкий запах ладана наполнял воздух, а в окна даже были вставлены листы бледно-зеленого стекла.
Да, пусть Аделиза уже давно не королева Англии, но ее по-прежнему окружают царская роскошь и безмятежный покой.
Матильда обошла комнату, знакомясь с убранством, и остановилась у расписной колыбели, которую внесла служанка. Там, на подкладке из мягкой телячьей шкуры, лежал розовощекий ребенок и причмокивал во сне губками. При виде такой невинности у Матильды защемило сердце.
– Прелестный малютка! – улыбнулась она Аделизе. – Я искренне рада за вас. Ведь мне известно, как вы горевали из-за того, что у вас с моим отцом не было детей.
Ответная улыбка Аделизы сияла нежной гордостью.
– Я сомневалась, правильно ли сделала, покинув Уилтон, но Господь услышал мои молитвы и показал мне, что это было верное решение. Я не перестаю восхвалять Его милосердие.
– А ваш супруг? – осторожно поинтересовалась Матильда.
Аделиза порозовела:
– Мне с ним хорошо. В браке с вашим отцом я была королевой и хозяйкой Англии, однако с Виллом я имею то, чего не имела тогда. И… он любит меня. – Она посмотрела падчерице в глаза. – Супруг открыл вам наши ворота, полагая, что вы навещаете меня как родственница и что каким-то образом можно будет договориться о мирном решении вашего спора со Стефаном. Пока вы, падчерица его жены, находитесь в его доме, он будет почитать и защищать вас, но не ожидайте ничего большего. Даже это для него стало трудным шагом, мне пришлось долго убеждать его. То, что он согласился на ваш приезд, такое же чудо, как и этот малыш в колыбели.
– Но как же мне заставить людей вроде вашего мужа изменить мнение?
– Боюсь, это невозможно, – ответила Аделиза.
Матильда подошла к окну и прикоснулась к стеклу с волнистыми разводами. На ее руку упал зеленоватый отсвет.
– Стефан украл мой трон, и никто не попытался остановить его, за исключением Болдуина де Ревьера. Теперь многие бароны начинают сомневаться в Стефане, но только потому, что им не нравится обстановка при его дворе. Они готовы прийти ко мне, чтобы отомстить Стефану. Не потому, что они высоко чтут меня и клятву, которую принесли мне, а после отбросили, как грязную тряпку. Они готовы прийти ко мне, потому что рассчитывают получить большее влияние при моем дворе, рассчитывают, что я дам им те богатства и титулы, которых не дал им Стефан. Ну как же, ведь я – женщина, мной легче манипулировать, разве не так? – Она скривила губы. – Таких людей я могу использовать, но никогда не стану доверять им.
– Но кто-то из них действительно высоко чтит вас, – возразила Аделиза. – Вы уже упомянули Болдуина де Ревьера, но есть еще ваш брат Рейнальд – он будет тверд в своей верности вам. Также вы знаете, что всегда получите помощь в Уоллингфорде.
Матильда обернулась. Ее пульс участился. Мачеха спокойно посмотрела на нее и сказала:
– После похорон вашего отца я почти не виделась с Брианом Фицконтом, но он ваш преданный слуга до гробовой доски.
Матильда почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, и снова отвернулась к окну, к спасительному сквозняку. Надо оберегать свое сердце от любых ударов. Она не допустит Бриана в душу, потому что он разобьет ее изнутри.
– Мне надо спуститься к Роберту, – резко заявила она.
– Нет, – возразила Аделиза невозмутимо. – Для этого еще будет время. Мы так давно не виделись, и скоро вас полностью захватит то дело, ради которого вы приехали. Нам надо многое друг другу рассказать. Я хочу все знать о ваших сыновьях и обо всем, что вы делали эти годы. Сейчас приготовят теплую воду для ног. Пока я не позволю вам изображать передо мной королеву-воительницу.
Матильда через силу улыбнулась:
– Как пожелаете, матушка. Вам я не могу противиться.
– Вот именно, а не то про вас станут говорить, будто вы своевольны, – произнесла Аделиза с лукавой усмешкой.
Улыбка Матильды стала менее натянутой.
– Этого мы не можем допустить, – поддержала она шутку и села рядом с Аделизой перед жарко натопленным очагом.
При виде того, как в Арундел входят воины Роберта и обоз с припасами, Вилла охватило беспокойство. Это отнюдь не багаж дружелюбного гостя, прибывшего с дипломатической миссией, а острие вторжения. Но чего он ожидал – что Матильда упустит такую возможность и приедет одна?
Роберт обернулся ему навстречу:
– Мы признательны вам за то, что вы пришли нам на выручку, и не забудем этого. Мы отплатим вам, когда у нас появится такая возможность.
Вилл уцепился обеими руками за ремень:
– Я принял вас в своих владениях из любви к жене и из уважения к ее родственным узам. Еще я надеюсь, что мое гостеприимство поможет начать переговоры и достичь перемирия. Я не враг вам, в отличие от многих других приближенных короля, но я присягал на верность Стефану. Пока вы под моей крышей, я гарантирую безопасность как гостям и родне, но я вынужден сообщить королю о том, что вы здесь. По правде говоря, ваше присутствие в Арунделе опасно как для вас, так и для нас.
– Это понятно. – Роберт коротко кивнул. – И все равно мы в долгу перед вами за то, что вы позволили высадиться здесь и дали нам крышу над головой. Будьте спокойны, я не задержусь в замке. Только позвольте передохнуть немного мне и моим людям, а потом мы двинемся на Бристоль – чем раньше, тем лучше.
С плеч Вилла словно гора свалилась.
– А императрица?
– Если вы не против, она хотела бы побыть с вашей супругой еще несколько дней. Матильда тут под вашей защитой, и поскольку навещает свою мачеху, у короля нет оснований возражать. И вам она не доставит хлопот. Я знаю, что ей очень не хватало общения с Аделизой.
Вилл едва не состроил гримасу, но вовремя спохватился. Он бы предпочел проводить императрицу как можно скорее и вовсе не разделял оптимизма Роберта насчет того, что хлопот ее пребывание в Арунделе не доставит.
– Так тому и быть.
Поспешно показав Роберту покои, где тот мог освежиться с дороги и отдохнуть, Вилл вернулся во двор. Он чувствовал себя зерном между двумя жерновами. Вассал Стефана, который дает кров и еду его врагам, и в их числе – предводителю войска Матильды. Вообще, ему полагалось остаться с Робертом, играть роль гостеприимного хозяина – Аделиза будет корить его за то, что он пренебрег этой обязанностью, но он просто не мог кривить душой. И поэтому Вилл велел конюху оседлать коня и поехал проверить поля, реку, дороги. В какой-то момент он поймал себя на том, что пытается запечатлеть в уме, как все это выглядит, потому что ему казалось, будто все вот-вот переменится и он потеряет что-то очень дорогое для него.
Два дня спустя на рассвете Роберт покинул Арундел. С побережья наползала влажная дымка, обволакивая землю, словно покрывало. Матильда наблюдала, как низкие серые облака поглотили фигуру брата, едва тот выехал из ворот замка, и ей показалось, будто он скрылся в ином мире.
Она не поехала с ним. Матильда знала, что Стефан не посмеет ничего с ней сделать, пока она находится в доме Аделизы, и решила в полной мере использовать свое право навестить родственницу. Но со стороны мачехи и ее второго мужа она ожидала получить более теплый прием. Думала, что они могли бы предложить ей военную помощь или пообещать поддержку если не делом, то хотя бы словом, но Вильгельм Д’Обиньи сразу ясно дал понять, что они принимают ее как гостя и не более того.
– Я не могу заставить Вилла изменить принципам, – объясняла Аделиза, когда женщины сидели перед жаровней после отъезда Роберта. – Он присягал Стефану, а я, будучи его женой, обязана слушаться. Я сделаю для вас все, что в моих силах, но есть точка, дальше которой Вилл не пойдет, даже ради меня. Но не подумайте, будто я симпатизирую Стефану. Он забрал столько всего, что ему не принадлежит по праву. На мой брак с Виллом он согласился лишь потому, что хотел иметь преданного человека в Арунделе. Он желает сделать меня бессильной – или этого хочет его жена.
Матильда поморщилась при упоминании коренастой жены Стефана. Придется долго бороться, чтобы сместить этих узурпаторов с ее законного места.
Со сторожевой башни протрубил тревожную песню рог, и женщины испуганно переглянулись. Через несколько минут в покои вошел Жослен и объявил, что под стенами Арундела разбивает лагерь король Стефан.
– Милорд отправляется поговорить с ним, – доложил он и, доставив сообщение, поспешил обратно.
– Стефан не посмеет осадить замок. – От беспокойства у Аделизы расширились глаза. – Я по-прежнему ношу титул королевы и через первый брак прихожусь ему тетей. Он не нарушит этикет.
– Ну, ваш муж сам послал за королем, – сухо заметила Матильда.
Аделиза вспыхнула:
– Честь обязывала его оповестить короля, так же как обязывала дать вам разрешение высадиться и войти в замок. Вы сами знаете это.
Ядовитая смесь ярости и боли вскипела в душе Матильды. Она вскочила на ноги и бросилась к двери.
Аделиза повысила голос:
– Пусть с этим разбирается Вилл. Оставайтесь здесь.
Матильда обернулась.
– Смогу ли я быть королевой Англии и регентом сына, если буду отсиживаться в этих покоях, пока за меня говорят другие? – ледяным тоном отозвалась она.
– У вас нет выбора. Вы думаете, мне это нравится? – У Аделизы задрожал подбородок. – Вы догадываетесь хотя бы, как мне страшно? Не за себя, а за моего ребенка, за моего мужа и больше всего – за вас. Что с вами станет?
Ее слова пощечиной хлестнули Матильду.
– Я императрица и королева, – отчеканила она. – Я никогда не буду чьей-то пешкой.
– Но я тоже королева, и вы – моя дочь, – настаивала Аделиза. – И еще вы дитя Отца нашего Небесного, и Его воля должна быть для вас превыше всего. – Она протянула к падчерице тонкую руку. – Прошу вас, оставьте это дело Виллу, ради меня.
Матильда была готова закричать на Аделизу, но понимала, что это бесполезно.
– Хорошо. – Она собрала волю в кулак, справляясь с досадой и отчаянием. – Но я прикажу своим людям собирать мои вещи. Что бы ни случилось дальше, я чувствую, что уже злоупотребила вашим гостеприимством.
Вилл спешился у недавно возведенного шатра короля и передал поводья слуге. Утренний туман медленно таял, и сквозь него уже проглядывал расплывчатый круг солнца, хотя в воздухе не чувствовалось тепла. Вилл глубоко вздохнул, чтобы утишить нервозность, и пошел вслед за лакеем к королю. Стефан стоял у жаровни, согревая руки, и пил горячее вино.
– Сир. – Вилл опустился на колено на толстом меховом ковре.
Брат короля Генрих, епископ Винчестерский, также был там и протянул Виллу руку, чтобы тот поцеловал сапфировый перстень. Должно быть, он тоже только что прибыл, потому как еще не снял серебряные шпоры и заляпанный грязью плащ.
Стефан знаком приказал Виллу встать, и один этот короткий взмах руки поведал Виллу, сколь велико раздражение короля.
– Что это значит? Почему ты принимаешь в Арунделе Роберта Глостерского и графиню Анжуйскую? – без каких-либо вступлений спросил Стефан.
Вилл откашлялся:
– Графа Глостера в Арунделе больше нет, сир.
– И тебе не пришло в голову задержать его?
Взгляд Стефана потемнел от гнева. Генрих опустил глаза и стал вертеть на пальце епископское кольцо.
– Сир, я счел, что не должен чинить ему препятствия.
Брови Стефана взлетели кверху.
– Почему же?
– Он приходится мне пасынком через брак с Аделизой Лувенской, и он сын короля Генриха. Честь обязывает меня уважать родственные узы и оказывать ему гостеприимство. Было бы бесчестно пленить его. Если бы вы прибыли, пока он находился под моим кровом, мне пришлось бы выбирать между клятвой вам и долгом перед гостем.
– Но зачем ты вообще пригласил его?! – воскликнул Стефан. – Зачем, во имя Господа, ты позволил им высадиться и войти в твой замок? Зачем, спрашивается, я держал все морские порты в боевой готовности и стерег побережье, если ты взял и открыл им заднюю дверь? Либо у тебя похлебка вместо мозга, либо мне следует добавить тебя к списку предателей.
Вилл вскинул плечи:
– Они бы высадились в любом случае, как бы ни охранялся берег. Моя супруга считает, что, говоря с императрицей как мать с дочерью, она сможет убедить ее пойти на уступки.
Стефан скептически хмыкнул:
– Ну и как, милорд, преуспела Аделиза?
Вилл потупился:
– У императрицы очень твердые убеждения, но моя супруга не прекращает попыток.
– С таким же успехом она может беседовать со стеной. Ты не должен был отпускать Роберта Глостерского из Арундела. – Стефан допил вино и со стуком поставил кубок. – Если я прикажу выдать мне императрицу, ты повинуешься?
У Вилла душа ушла в пятки, но вида он не подал.
– Сир, если я выдам ее вам, то нарушу святые узы.
– А если не выдашь, то нарушишь данную мне присягу! – рявкнул Стефан.
Вперед вышел Генрих Винчестерский.
– Осадить Арундел вы не сможете, – сказал он королю. – На это уйдет слишком много времени, и пока мы будем сидеть здесь, Глостер отхватит себе целую империю с Бристолем в центре. Нужно преследовать его, а не императрицу. Кроме того, осадив Арундел, вы потеряете людей и уважение. Вдовствующую королеву очень любили при дворе, и все знают, что она действует не назло вам, а по велению своего нежного сердца, – и она в своем праве. А вина милорда Д’Обиньи состоит только в том, что он слишком любит супругу.
Стефан мрачно уставился на Винчестера:
– И что мне делать? Оставлять здесь Матильду я не собираюсь, что бы вы ни говорили о женских визитах и мужской чести. Она – угроза, не могу же я ускакать прочь?
Виллу было непонятно, почему епископ Винчестерский предлагает Стефану решить дело миром, хотя обычно он всегда за то, чтобы ловить момент.
– Обеспечьте ей безопасный переезд в Бристоль к графу Глостерскому, – посоветовал епископ. – Пусть он присматривает за ней. Пока Матильда остается здесь, то может делать все, что ей в голову взбредет. А если окажется в Бристоле, люди увидят, что она под опекой брата, и это напомнит им, что именно у Роберта реальная власть, что именно он будет править Англией, хотя официально королем и не станет. С таким многие ли смирятся? Сопроводить императрицу могу я сам, и это развяжет вам руки: вы сможете бороться с мятежами в других местах. Пока графиня Анжуйская и Роберт Глостерский находятся вместе, вам не придется рассредоточивать силы, а ваши подданные будут восхвалять ваше великодушие. – Он вспомнил про Вилла. – Попутно мы освободим милорда Д’Обиньи от бремени его обязательств.
Стефан кривил губы:
– Подданные могут поднять меня на смех за великую глупость.
Винчестер пожал плечами:
– Поскольку единственная альтернатива – долгая осада замка и возможное окружение наших войск Робертом, вам не из чего выбирать.
– Это выход, сир. – Еще час назад Вилл не поверил бы, что будет благодарен епископу Винчестерскому. – Иначе мы все оказываемся в тупике.
– Ну ладно, ладно, – проворчал Стефан, – но я требую, чтобы до моего отъезда ты, Д’Обиньи, и твоя супруга заново принесли мне присягу верности.
– С радостью.
Исполненный облегчения, Вилл опустился перед королем на колено. Но чувствовал он себя измотанным и избитым, как после трудного боя, и ему казалось, что война пока не закончилась.
Матильда не верила своим ушам.
– Вы сдадите меня королю? – процедила она с презрением.
Сейчас Матильда готова была убить мужа Аделизы, этого выскочку и болвана, который стоит тут в грязных сапогах, расставив ноги, и извещает ее, о чем он договорился со Стефаном.
Он покраснел:
– Ничего подобного я не делаю, госпожа. Вам предлагают безопасный переезд в Бристоль, где вы будете находиться под защитой брата, и при этом ни ваша мачеха, ни те, кто связан с ней, не пострадают. Я прошу вас прислушаться к голосу разума и принять мирные условия, предложенные королем.
– А если я откажусь?
– Тогда вы обречете всех нас и не оставите никаких вариантов для спасения. – Он протянул к ней руку. – Пожалуйста, соглашайтесь и поезжайте в Бристоль. Вас будут сопровождать епископ Винчестерский и Галеран де Мелан.
– Похоже, мне больше ничего не остается, – горько произнесла Матильда.
Она ненавидела собственное бессилие. Виллу императрица показывала только разгневанную гордость, но в душе плакала от досады.
Тот покачал головой:
– У меня тоже нет выбора, о чем я очень сожалею. – Он поклонился ей, с несчастным лицом глянул на Аделизу и ушел из комнаты.
Глава 33
Арундел, сентябрь 1139 года
На следующее утро Матильда оделась в дорожное платье из красной шерсти, расшитое золотой нитью и сверкающее драгоценными камнями. На ее груди лежал золотой крест с рубинами, а на пальцах блестели перстни – с сапфиром, рубином, жемчугом.
– Я уезжаю отсюда не как бесправная беглянка, а как королева и императрица, – заявила она Аделизе, когда камеристки застегивали золотые броши на ее мантии из меха горностая.