Партнер Гришэм Джон
Подъем по лестнице не занял много времени. Патрику приходилось неоднократно проделывать этот путь, когда он спешил увидеться с судьей, чтобы получить его подпись на документе. В ноздри ударил знакомый запах. За прошедшие годы бетонные ступени так и не удосужились покрасить. Дверь, за ней небольшой коридор, полный любопытных клерков.
Патрика ввели в расположенную рядом с залом заседаний комнату для присяжных. Он уселся на стул рядом с кофеваркой. К нему склонился Сэнди:
— Ты в порядке?
Шериф отпустил помощников.
— Кофе? — спросил Сэнди.
— Черный, пожалуйста.
— С тобой все в норме, Патрик? — поинтересовался Суини.
— Да, Рэймонд, спасибо.
Голос его звучал робко и испуганно. Руки и колени сотрясала дрожь, унять которую он не мог. Не обратив внимания на протянутый кофе, скованными руками Патрик поправил очки и еще ниже опустил длинный козырек бейсболки. Плечи его поникли.
Раздался стук в дверь. Белинда, привлекательная девушка, заглянула в щель и многозначительно сообщила:
— Судья Хаски желает переговорить с Патриком.
Голос показался ему знакомым. Посмотрев на дверь, Патрик мягко приветствовал девушку:
— Здравствуй, Белинда.
— Здравствуй, Патрик. Рада видеть тебя дома.
Он отвернулся. Белинда была секретаршей в комнате судебных клерков, и все адвокаты флиртовали с ней напропалую. Приятная девушка. Приятный голос. Неужели и вправду прошло четыре года?
— Где? — спросил Суини.
— Здесь. Через несколько минут.
— Хочешь повидаться с судьей, Патрик? — поинтересовался Сэнди. — Это не обязательно.
В обычных обстоятельствах это было бы просто странно.
— Конечно же. — Патрику очень хотелось увидеться с Карлом Хаски.
Дверь захлопнулась.
— Я пока выйду, — сказал Суини. — Нужно покурить.
Патрик остался со своим адвокатом и внезапно встрепенулся:
— Пара вопросов, Сэнди. От Лиа Перес ничего не слышно?
— Нет.
— Скоро она отыщет тебя, будь к этому готов. Я написал ей длинное послание и хочу, чтобы ты передал его.
— О'кей.
— И второе. Существует специальный прибор от «жучков», называется он «Ди-экс-130». Выпускает его корейская компания «Ло Ким», стоит эта штука около шести сотен долларов, а размером с небольшой диктофон. Купи ее и бери с собой на каждую нашу встречу. Перед любым разговором придется проверять помещение и установленные в нем телефоны. Обратись также к уважаемой в Новом Орлеане фирме, чтобы по крайней мере дважды в неделю они проверяли твой офис. Это будет недешево, но я все оплачу. Вопросы есть?
— Нет.
Стук в дверь заставил Патрика опять опустить плечи. В комнату вошел Карл Хаски — без сопровождения, без судейской мантии, в рубашке, галстуке и очках, сползших на самый кончик носа. Из-за седых волос и морщин вокруг глаз он, сорокавосьмилетний мужчина, казался пожилым и мудрым.
Когда Хаски протянул руку, Патрик посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся.
— Рад видеть тебя, Патрик, — тепло сказал судья, пожимая звякнувшую наручниками руку.
Хаски хотелось наклониться и обнять старого приятеля, однако, скованный юридическим протоколом, он ограничился сердечным рукопожатием.
— Как поживаешь, Карл?
— Отлично. А ты?
— Бывали времена и получше, но сейчас мне приятно вновь встретиться с тобой. Даже при таких обстоятельствах.
— Благодарю. Я и представить себе не могу…
— Я сильно изменился, не так ли?
— Еще как. Не уверен, что узнал бы тебя на улице.
Патрик улыбнулся.
Подобно немногим людям, кто еще хранил в душе дружеские чувства к Патрику Лэнигану, Хаски чувствовал себя преданным, но все же для него было большим облегчением узнать, что этот человек остался жив. Обвинение в умышленном убийстве глубоко взволновало Хаски. Развод и гражданские иски еще куда ни шло, но убийство…
Связанный с обвиняемым узами дружбы, он не мог председательствовать на процессе Лэнигана. Хаски планировал заняться предварительным следствием, а потом, задолго до принятия каких-либо решений, отойти в сторону. Об истории их взаимоотношений давно ходили слухи.
— Полагаю, ты заявишь, что не признаешь себя виновным, — сказал Хаски.
— Совершенно верно.
— Тогда все ограничится первым слушанием. Выпустить под залог я тебя не смогу, поскольку речь идет об умышленном убийстве.
— Понимаю, Карл.
— Слушание не займет и десяти минут.
— Мне уже приходилось бывать здесь. Сейчас буду сидеть на другом стуле, только и всего.
Двенадцать лет работы судьей не ожесточили Хаски. Он до сих пор испытывал сочувствие к людям, совершившим даже самые тяжкие преступления. У него был особый дар видеть страдания этих несчастных. Осознание собственной вины жгло их огнем. Хаски послал за решетку сотни обвиняемых, которые, предоставь судьба им шанс, вышли бы из зала и никогда больше не преступили бы закона. Ему хотелось помочь им, протянуть руку, простить.
А сейчас перед ним был Патрик. Его чести с трудом удавалось сдерживать слезы. Старый друг — со скованными руками, одетый в клоунский наряд, с закрытыми глазами и изменившимся лицом, нервный, измученный и перепуганный. Хорошо бы привести его домой, как следует накормить, дать отдохнуть и помочь вернуться к нормальной жизни.
Опустившись рядом с Патриком на колени, Хаски сказал:
— Знаешь, я не могу участвовать в твоем деле, не могу по совершенно очевидным причинам. Сейчас я займусь вопросами предварительного следствия: хочу быть уверенным в том, что тебе обеспечена защита. Я по-прежнему твой друг. Можешь рассчитывать на меня. — Он осторожно дотронулся до колена Патрика, боясь потревожить свежую рану.
— Спасибо, Карл. — Патрик прикусил губу.
Хаски хотелось увидеть его глаза, но из-за темных очков Лэнигана это было невозможно. Поднявшись, судья направился к двери.
— Сегодня все будет обычным порядком, — обратился он к Сэнди.
— Народу там много? — спросил его Патрик.
— Да. Друзья и враги. Все там.
Он вышел.
В богатой истории побережья было немало известных убийц и других преступников, поэтому переполненные залы судов давно никого не удивляли. Но такого скопления людей на первом слушании дела не помнил никто.
Прибывшие раньше всех представители прессы заняли лучшие места. Поскольку Миссисипи оставался одним из немногих штатов, где торжество здравого смысла простиралось так далеко, что в зал суда было запрещено проходить с фото-, теле- и видеоаппаратурой, журналистам оставалось только сидеть и слушать, а затем излагать увиденное и услышанное. Для этого требовалось быть настоящими профессионалами своего дела — задача, к которой большинство оказались явно не готовыми.
Каждое громкое дело привлекало массу народу: клерков и секретарш из разных кабинетов, скучающих помощников юристов, вышедших на пенсию полисменов, местных законников — они шатались по коридорам, пили дармовой кофе, сплетничали, совали нос в сделки с недвижимостью, ожидали последнего слова судьи — словом, делали что угодно, лишь бы не сидеть на своих рабочих местах. Слушание дела Патрика Лэнигана собрало их всех.
Чарлз Боген и Дуг Витрано сидели рядом, приложив все силы для того, чтобы оказаться как можно ближе к первому ряду. Проклятые репортеришки опередили их, заняв места напротив стола ответчика. Оба хотели наблюдать за выражением его лица, видеть его глаза, громко шептать угрозы и скабрезности. Однако пришлось довольствоваться пятым рядом, где они и ожидали момента, который, по их представлениям, уже никогда не наступит.
Третий партнер, Джимми Хаварек, стоял у задней стены и спокойно разговаривал с помощником шерифа. Он не обращал внимания на взгляды знакомых, большинство которых — юристы — в глубине души были довольны тем, что деньги пропали и фирма потеряла былое величие. В конце концов, речь шла о самом большом гонораре, заработанном юридической фирмой в истории штата. Что ж, ревность — вполне естественное человеческое чувство. Он ненавидел их всех, как ненавидел и каждого зрителя, сидевшего в зале.
Стервятники, слетевшиеся в ожидании падали.
Сын ловца креветок, Хаварек был толстым, грубым человеком, убежденным в собственной исключительности. Пять минут наедине с Патриком — и уж он-то наверняка получит назад свои денежки.
Четвертый партнер, Итэн Рэпли, находился дома, как обычно, в кабинете под самой крышей, корпя над очередным дурацким прошением. О суде он узнает завтра из газет.
Присутствовали в зале и несколько старых приятелей Патрика, пришедших выразить ему поддержку. Бегство и свобода были невысказанной мечтой многих юристов, обреченных на прозябание в крошечном городке, где честолюбивые помысли не имели шансов воплотиться в жизнь. Патрик по крайней мере имел мужество погнаться за мечтой. Именно потому и пошел на убийство.
Поздно прибывший Лэнс стоял в углу. Он уже прошелся по зданию, оценивая на глазок меры безопасности. Смотрелось, на его взгляд, все довольно впечатляюще. Вопрос заключался в том, смогут ли полицейские на протяжении долгого процесса добросовестно охранять обвиняемого.
Пришло немало знакомых — людей, с которыми Патрик почти не общался, но которые вдруг возомнили себя его ближайшими друзьями. Многих он никогда в жизни не видел, однако это не останавливало их от досужих рассуждений относительно того или иного его поступка. Объявились новые друзья и у Труди: к ней то и дело подходили незнакомцы, чтобы выразить свое негодование по поводу поступка подонка, разбившего ее сердце и решившего бросить милую Эшли Николь. Движение среди судебных чиновников привлекло всеобщее внимание. Зал стих.
Дверь рядом с барьером, за которым находились места присяжных, открылась, и в зал вошла охрана. Появились Суини с Патриком Лэниганом, двое помощников шерифа и Сэнди.
Так вот он! Присутствовавшие, вытянув шеи, провожали его взглядами. Кое-кто даже встал.
Медленно, опустив голову и оглядывая сквозь темные очки зал, Патрик подошел к столу защиты. Он поймал взгляд, который бросил на него Хаварек, чье лицо сказало ему о многом. Перед тем как усесться, Патрик увидел и отца Филипа, когда-то отпускавшего ему грехи, — выглядел тот постаревшим, но таким же доброжелательным.
Он опустился на стул: согбенные плечи, уткнувшийся в грудь подбородок, в облике ни намека на гордыню. Смотреть по сторонам не было необходимости: он кожей ощущал на себе придирчивые взоры.
Положив руку на плечо Патрика, Сэнди прошептал ему что-то ободряющее.
Дверь распахнулась вновь. В гордом одиночестве вошел окружной прокурор Т. Л. Пэрриш и проследовал к своему столу, установленному напротив места Патрика. Он был известен всем как человек, почти лишенный честолюбивых помыслов, который не стремился пересесть в новое, более высокое, кресло. Трудился Пэрриш в ходе судебных процессов методично, без всяких намеков на небрежность. Основной целью его работы было добиться смертного приговора.
Он считался среди прокуроров штата вторым по количеству утвержденных обвинительных протоколов. Пэрриш уселся рядом с шерифом. Чуть сбоку расположились агенты ФБР Джошуа Каттер, Брент Майерс и двое других, имен которых прокурор не знал.
Бейлиф призвал всех к порядку и приказал встать. Появившийся в зале судья Карл Хаски проследовал к своей скамье.
— Прошу всех сесть, — прозвучали первые его слова.
Люди опустились на свои места.
— Слушается дело «Штат против Патрика С. Лэнигана», регистрационный номер 96-1140. Ответчик присутствует?
— Да, ваша честь, — приподнялся со стула Сэнди.
— Попрошу вас встать, мистер Лэниган. — Хаски повернул голову к Патрику.
По-прежнему в наручниках, тот медленно отодвинул стул и поднялся — согбенная фигура, подбородок и плечи опущены. И это была не игра: сильнейшее успокоительное действовало не только на мышцы, едва справлялся со своей работой и мозг.
Патрик застыл в неудобной позе.
— Мистер Лэниган, у меня в руке копия акта, подписанного большим жюри присяжных округа Гаррисон, где утверждается, что вы лишили жизни неизвестного человека, за что и обвиняетесь в умышленном убийстве. Вы прочитали этот акт?
— Да, сэр, — приподняв подбородок, твердым, насколько это было возможно, голосом ответил Патрик.
— И обсудили его со своим адвокатом?
— Да, сэр.
— Что вы можете сказать по этому вопросу?
— Не виновен.
— Ваше утверждение принято. Можете садиться. — Покопавшись в бумагах, Хаски продолжил: — Суд, по собственному усмотрению, налагает на ответчика, адвокатов, полицию и следственные органы, на всех свидетелей и каждого из своих сотрудников запрет на разглашение любых материалов данного дела, вступающий в силу с настоящего момента и действующий до окончания процесса. Желающие ознакомиться с текстом данного решения могут взять у меня копии. Любое несоблюдение решения будет рассматриваться как неуважение к суду, и нарушитель понесет суровое наказание. Без моего одобрения никто не имеет права сказать представителям прессы хотя бы одно слово. Вопросы, господа адвокаты?
Тон, каким были произнесены эти слова, не оставлял сомнений в том, что судья не только говорил серьезно, нет, он прямо-таки горел желанием собственноручно разделаться с нарушителем закона. Вопросов у адвокатов не возникло.
— Замечательно. Я подготовил записку относительно открытия процесса, выступлений сторон, предсудебного совещания и собственно суда. Она находится в комнате клерков. Что-нибудь еще?
— Один небольшой вопрос, ваша честь, — поднялся со своего места Пэрриш. — Нам бы хотелось как можно быстрее увидеть ответчика в надежно охраняемом месте. Сейчас, как вам известно, он содержится в госпитале военной базы, и мы, собственно…
— Я только что разговаривал с его врачом, мистер Пэрриш. В настоящее время ответчик проходит курс лечения. Уверяю вас, сэр, как только врачи позволят, мы переведем мистера Лэнигана в окружную тюрьму.
— Благодарю, ваша честь.
— Если других вопросов нет, на сегодня все.
Патрика вывели из зала и под щелчки и жужжание фото- и телекамер провели по коридорам и лестницам к машине.
Он вернулся в госпиталь.
Глава 18
Единственными преступлениями, в которых можно было обвинить Стефано, были похищение и физическое оскорбление Патрика. Причем происходило это в Южной Америке, на которую юрисдикция США не распространяется. Фактически физическое оскорбление нанесено другими людьми, в том числе и бразильцами. Адвокат Стефано был убежден, что если дело дойдет до суда, то эти аргументы возобладают и обвинения добиться будет очень трудно.
Проблема заключалась в том, что в деле оказались замешаны клиенты, да и репутация тоже чего-то стоила. Адвокат хорошо знал, как ловко заметает следы ФБР, как умеет выходить сухим из воды. Вот почему он посоветовал Стефано рассказать то, что ему было известно, в обмен на обещание правительственных чиновников оставить в покое как его самого, так и его клиентов.
Адвокат настоял на своем присутствии во время дачи показаний. Процедура должна была отнять несколько дней, но тем не менее он хотел все слышать лично. Джейнс потребовал, чтобы допрос проходил в штаб-квартире ФБР и проводился его людьми. Участникам подали кофе с пирожными. За сидевшим у стола в рубашке с короткими рукавами Стефано и его адвокатом наблюдали две видеокамеры.
— Назовите, пожалуйста, свое имя, — попросил Андерхилл, первый из допрашивавших, выучивший документы по делу Лэнигана назубок.
— Джонатан Эдмунд Стефано. Джек.
— Ваша компания?
— «Эдмунд ассошиэйтед».
— Чем она занимается?
— У нас широкие интересы. Консультационные услуги по вопросам безопасности. Наблюдение. Изучение персонала. Поиск пропавших людей.
— Кто является владельцем компании?
— Я. Она принадлежит мне целиком.
— Сколько у вас сотрудников?
— В настоящее время одиннадцать штатных. Около тридцати заняты неполный рабочий день.
— Вас наняли для розыска Патрика Лэнигана?
— Да.
— Когда?
— Двадцать восьмого марта тысяча девятьсот девяносто второго года. — Перед Стефано лежали набитые бумагами папки, но он не смотрел в них.
— Кто вас нанял?
— Бенни Арициа, человек, чьи деньги были украдены.
— Сколько вы потребовали с него за свои услуги?
— Первоначально речь шла о двухстах тысячах долларов.
— Сколько он заплатил на сегодняшний день?
— Одну целую девять десятых миллиона долларов.
— Что вы сделали после того, как Бенни Арициа нанял вас?
— Прежде всего я сразу же вылетел в Нассо, чтобы встретиться с сотрудниками банка на Багамах, где была совершена кража. Речь идет о филиале Объединенного банка Уэльса. Мой клиент, мистер Арициа, и его бывшая юридическая фирма открыли там новый счет, на который должны были поступить деньги, но, как мы теперь знаем, другой человек тоже ждал их.
— Мистер Арициа является гражданином США?
— Да.
— Почему от открыл счет за рубежом?
— Он хотел положить туда девяносто миллионов долларов, из которых шестьдесят предназначались ему, а тридцать — его юристам. Никто не стремился к тому, чтобы деньги появились в банке в Билокси. В то время мистер Арициа жил там, и всеми было признано, что ничего хорошего из поступления денег в местный банк не выйдет.
— Мистер Арициа пытался избежать уплаты налогов?
— Я не знаю. Этот вопрос вам следует задать ему. Меня это не касалось.
— С кем вы разговаривали в Объединенном банке Уэльса?
Адвокат негодующе фыркнул, но промолчал.
— С Грэмом Данлэпом, британцем, одним из вице-президентов банка.
— И что он вам сказал?
— То же, что и ФБР. Что деньги ушли.
— А откуда они поступили?
— Из Вашингтона. Перевод сделали в половине десятого утра двадцать шестого марта девяносто второго года из Национального банка федерального округа Колумбия. Он был срочным, а это означало, что через час деньги будут в Нассо. В десять пятнадцать они поступили в Объединенный банк Уэльса, пробыли там девять минут и были переведены на Мальту, а оттуда в Панаму.
— Каким образом деньги сняли со счета?
Адвокат не выдержал.
— Так мы никуда не придем, — перебил он. — Ваши люди располагают данной информацией уже четыре года. На разговоры с банкирами вы потратили больше времени, чем мой клиент.
Андерхилл пожал плечами:
— У нас есть право задавать такие вопросы. Мы лишь уточняем детали. Каким образом деньги были сняты со счета, мистер Стефано?
— Некто неизвестный моему клиенту и его юристам, как мы предполагаем, мистер Лэниган, получил доступ к новому оффшорному счету, зная, что деньги вот-вот поступят, подготовил инструкции для перевода на Мальту и послал их через девять минут после поступления средств от имени юристов моего клиента, с которыми работал в одной фирме. Все, естественно, думали, что мистер Лэниган мертв, и поэтому не ждали подвоха. Сделка на девяносто миллионов была заключена в обстановке абсолютной секретности, и, кроме моего клиента, его юристов и нескольких человек в министерстве юстиции, ни один человек не знал, когда или куда направляются деньги.
— Как я понял, в момент прибытия денег в банк там кто-то был.
— Да. Мы почти убеждены, что там находился Патрик Лэниган. В то утро, когда деньги переводились, он представился Грэму Данлэпу как Дуг Витрано, один из партнеров юридической фирмы. Его документы: паспорт, водительское удостоверение и прочее — были безукоризненны, он был хорошо одет и прекрасно знал о переводе из Вашингтона. У него на руках оказалась нотариально заверенная резолюция исполнительного комитета с поручением принять деньги и перевести их на Мальту.
— Черт побери, я отлично знаю, что у вас есть копии этой резолюции и поручения о переводе! — вставил адвокат.
— Да, есть, — просматривая записи, как бы между прочим бросил Андерхилл.
ФБР проследило путь денег через Мальту до Панамы, но далее след исчезал. Имелся не совсем четкий снимок человека, назвавшегося Дугом Витрано, — его сделала камера охранной сигнализации банка. ФБР и партнеры были уверены, что на нем, несмотря на отличный грим, запечатлен Патрик. Выглядел он заметно похудевшим, очень темные волосы коротко подстрижены, усы, очки в роговой оправе. Грэму Данлэпу он объяснил, будто прибыл специально для того, чтобы распорядиться деньгами, поскольку фирма и ее клиент беспокоятся по поводу сделки. С точки зрения Данлэпа, в этом не было ничего необычного, он с готовностью предложил помочь, а неделей позже, уволенный, вернулся в Лондон.
— А мы вернулись в Билокси и целый месяц искали объяснение происшедшему, — продолжал Стефано.
— И обнаружили, что помещения фирмы прослушиваются?
— Да. По вполне понятным причинам у нас сразу возникли подозрения относительно мистера Лэнигана. Перед нами стояла задача, во-первых, найти его самого и деньги, во-вторых, выяснить, как ему это удалось. На выходные партнеры предоставили свои кабинеты в наше распоряжение, и специалисты проверили их. Вы уже заметили, что их прослушивали. «Жучки» были везде: в каждом кабинете, в телефонах, под столами, в коридорах и даже в туалете на первом этаже. За единственным исключением: офис Чарлза Богена оказался совершенно чист. Боген никогда не забывал тщательно запирать его. Двадцать два установленных микрофона были самого высокого качества. Их сигналы поступали на устройство, которое мы обнаружили в коробке на чердаке, куда никто не поднимался годами.
Андерхилл почти не слушал Стефано. В конце концов, велась видеозапись, и руководство всегда сможет изучить ее позже. Все это было давно ему известно. Он нашел листок, на котором в четырех емких абзацах излагались технические параметры установленной Лэниганом схемы. Микрофоны представляли собой чудо техники: крошечные, исключительно мощные и дорогие, изготовлены солидной малазийской фирмой. Законы США запрещали приобретение и применение таких устройств, но их можно было купить в любом европейском городе. Новый год Патрик и Труди встречали в Риме — всего за пять недель до его смерти.
Обнаруженное на чердаке приемо-передающее устройство произвело впечатление даже на экспертов ФБР. Они неохотно признали, что эта штука, установленная три месяца назад, по меньшей мере на год опередила их собственные последние разработки. Сделанный в Венгрии прибор принимал сигналы спрятанных в кабинетах двадцати двух микрофонов, а затем передавал их по одному или все сразу на тарелку антенны.
— Вы установили, куда именно посылались сигналы? — спросил Андерхилл.
Вопрос был честным: в ФБР об этом не имели понятия.
— Нет. Радиус действия — четыре с половиной километра в любом направлении, так что определить не удалось.
— Есть какие-нибудь соображения?
— Да. Сомневаюсь, что Лэниган был настолько глуп, чтобы установить принимающую тарелку в пределах четырех с половиной километров от центра Билокси. Для этого ему пришлось бы снять помещение, спрятать там антенну и тратить время на прослушивание разговоров. Он оказался более методичным. Я всегда подозревал, что он пользовался лодкой — это намного проще и безопаснее. Офис расположен в шестистах метрах от берега, а лодок и катеров в заливе хватает. Брось якорь в трех километрах — и тебя никто не потревожит.
— У него была лодка?
— Нам это не известно.
— Существуют свидетельства, что он пользовался ею?
— Видимо, — после паузы ответил Стефано, вступая в сферу, о которой ФБР не располагало никакой информацией.
Его сдержанность не понравилась Андерхиллу.
— У нас не перекрестный допрос, мистер Стефано.
— Знаю. Мы переговорили с пунктами сдачи лодок напрокат по всему побережью, от Дестина до Нового Орлеана, и нашли только одно вызвавшее сомнения место — небольшую компанию в Ориндж-Бич, Алабама, которая предоставила некоему мужчине рыбацкий катер одиннадцатого февраля девяносто второго года, в день похорон Лэнигана. Берут они тысячу долларов в месяц, а человек предложил наличными в два раза больше при условии отказа от оформления каких-либо бумаг. Они решили, что имеют дело с перевозчиком наркотиков, и испугались. Тогда парень сказал, что оставит в залог пять тысяч и заплатит еще четыре тысячи за два месяца. Дела компании шли так себе. Катер застраховали на случай кражи и сдали.
Андерхилл внимательно слушал. Записей он не делал.
— Вы показали им фотографию?
— Да. Они сказали, что, может быть, это он. Но бороды не было, волосы темные, бейсболка, солнечные очки и избыточный вес. Все происходило еще до того, как он наткнулся на средство для похудения. Как бы то ни было, стопроцентной гарантии у нас нет.
— Какое он назвал им имя?
— Рэнди Остин. Предъявил водительское удостоверение штата Джорджия и больше ничего. Не забывайте, он платил наличными.
— Что стало с катером?
— В конце концов компания получила его назад. Человек, с которым я разговаривал, сказал, что Рэнди не показался ему знатоком управления рыбацким катером. Он задал Остину несколько вопросов и выяснил, что тот хочет отвлечься от неудавшейся семейной жизни в Атланте. У штурвала когда-то стоял, но лишняя практика ему якобы не помешает. На воде старается всегда держаться неподалеку от берега. Звучало это довольно убедительно, и владелец катера немного успокоился, хотя все его подозрения не исчезли.
На следующий день Рэнди появился как из-под земли: ни своей машины, ни такси, будто автостопом добрался до дока. Получил катер с дизельным движком, позволявшим развить скорость восемь узлов при любом ветре, и отплыл в южном направлении. Делать владельцу было нечего, и он отправился по дороге вдоль побережья, останавливаясь в своих излюбленных барах и поглядывая в сторону моря, где примерно в полукилометре от берега довольно сносно управлялся с катером Рэнди, добравшийся до Пердидо-Бэй и уехавший оттуда на взятом напрокат «форде» с номерами штата Алабама. Так продолжалось пару дней. Владелец наблюдал за катером. Рэнди держался примерно в километре, потом отважился отойти дальше. На третий или четвертый день он взял курс на запад, в сторону Мобила и Билокси, и проплавал три дня. Вернулся и вновь поднял якорь. На юг или восток он не ходил ни разу, только на запад. О своих страхах владелец уже забыл: Рэнди временами пропадал на неделю, но всегда возвращался.
— И вы думаете, что это был Патрик?
— Да. Убежден в этом. Получается очень логично. На катере он находился в полном одиночестве, не видя целыми днями никого. Информацию мог получать в сотне различных точек. Помимо этого, катер — превосходное место для того, чтобы похудеть.
— Что стало с судном?
— Рэнди оставил его в доке и просто исчез. Владелец получил катер назад и положил в карман пять тысяч.
— Вы осмотрели судно?
— С лупой. Ничего. Нам сказали, что таким чистым катер еще никогда не был.
— Когда он исчез?
— Трудно сказать, потому что владелец далеко не каждый день его видел. Катер был в доке тридцатого марта, через четыре дня после кражи денег. Мы поговорили с парнем, который тогда дежурил. С его слов, Рэнди загнал посудину в док то ли двадцать четвертого, то ли двадцать пятого марта и больше не появлялся. Даты совпадают великолепно.
— А что насчет взятого напрокат «форда»?
— Выяснилось чуть позже. Машину арендовали в аэропорту Мобила утром в понедельник, десятого февраля, часов через десять после того, как сгорел «шевроле». Взял ее гладковыбритый мужчина с короткими темными волосами, в роговых очках, в пиджаке и при галстуке. В конторе проката сказал, будто только что прилетел из Атланты. Мы предъявили работавшей там девушке фотографии, и она не очень уверенно указала на Патрика Лэнигана. Похоже, он воспользовался тем же водительским удостоверением. Расплатился кредитной карточкой на имя Рэнди Остина с номером, соответствовавшим реальному счету в Декатуре, Джорджия. Сказал, что занимается недвижимостью и приехал посмотреть площадку под казино. Названия своей компании в бланках не указывал. Машина была ему нужна на неделю. Больше его в конторе не видели, а «форд» искали четырнадцать месяцев.
— Почему же он не вернул машину? — задумчиво спросил Андерхилл.
— Это довольно просто. Когда он ее брал, он ведь только что «погиб», и о «смерти» его ничего не было известно. Однако на следующий день, когда его портреты появились на первых страницах газет в Билокси и Мобиле, он решил не рисковать. Машину позже нашли в Монтгомери, она была разбита.
— И куда после этого Патрик направился?
— Думаю, числа двадцать четвертого или двадцать пятого марта он оставил Ориндж-Бич, превратившись в Дуга Витрано. Удалось выяснить: двадцать пятого он вылетел из Монтгомери в Атланту, оттуда первым классом в Майами, а из Майами — первым же классом в Нассо. Все билеты оформлены на имя Дуга Витрано, его же паспортом он пользовался, вылетая из Майами и на Багамах. Самолет совершил посадку в Нассо в половине девятого утра двадцать шестого марта, так что в девять он был уже в банке, предъявил Грэму Данлэпу паспорт и другие бумаги, перевел деньги, попрощался, вылетел в Нью-Йорк, где и приземлился в аэропорту Ла Гуардиа в половине третьего дня. К этому времени он уже избавился от паспорта Витрано. Мы потеряли его.
Когда цена поднялась до пятидесяти тысяч долларов, Труди сказала «да». Снимать ее должны были для пользовавшегося успехом семейного шоу «Взгляд изнутри», и телевидение не поскупилось на наличные. Техники установили осветительную аппаратуру, закрыли окна и опутали всю комнату проводами.
Вести беседу должна была Нэнси ди Анджело, прилетевшая из Лос-Анджелеса с командой парикмахеров и визажистов.
Проведя два часа перед зеркалом, Труди выглядела великолепно, была, по словам Нэнси, «непозволительно привлекательной». Куда только подевалась разбитая, сломленная женщина, пребывавшая вне себя от злости из-за того, как с ней и с ее дочерью поступил муж? Услышав этот вопрос журналистки, Труди расплакалась, и Лэнсу потребовалось не менее получаса, чтобы успокоить ее. Вернувшись в комнату в джинсах и блузке из хлопка, Труди ничуть не стала смотреться хуже.
Для пущей убедительности на кушетку рядом с ней усадили Эшли Николь.
— Постарайтесь быть как можно печальнее, — попросила Нэнси в то время, пока осветители проверяли аппаратуру. — Нам нужны ваши слезы, и настоящие.
Примерно час они проговорили о том, как ужасно повел себя Патрик по отношению к собственной семье. Говоря о похоронах, Труди заплакала и достала из сумочки снимок найденной на месте пожара спортивной туфли. Господи, какие же страдания выпали на ее долю за четыре долгих года! Нет, второй раз замуж она так и не вышла. Нет, она не связывалась с мужем после того, как он вернулся в город, и не уверена, что захочет увидеть его. Нет, он даже не попытался встретиться с их дочерью. Труди вновь расплакалась.
Мысль о разводе ей ненавистна, однако что остается делать? А этот чудовищный иск! Мерзкая страховая компания объявила на нее настоящую охоту.
Патрик был невыносимым человеком. Рассчитывает ли она получить хотя бы часть денег, если их найдут? Конечно, нет! Ей представляется дикой сама мысль об этом.
В эфире сюжет уложился в двадцать минут.
Лежа в палате, Патрик смотрел на экран телевизора и улыбался.
Глава 19
Когда раздался звонок, секретарша Сэнди вырезала из новоорлеанской газеты снимок и заметку о первом слушании в суде. Она мгновенно отыскала в переполненном людьми офисе своего босса и пригласила его к телефону.