Радикальный стартап: 12 правил бизнес-дарвинизма Кесслер Энди

Правило № 1

Там, где нет приумножения, царит застой

Давайте начнем с азов.

Давным-давно я уяснил одну вещь: в моем мире все продукты, пользующиеся колоссальным успехом (компьютерные чипы, сотовые телефоны, сетевое оборудование) обладают общим свойством: с каждым годом они дешевеют. И каждое понижение в цене сопровождается появлением нового продукта, который вобрал в себя все преимущества своих предшественников и привнес что-то новое. По мере снижения стоимости растет спрос. Экономисты называют это явление эластичностью. Технические специалисты – кривыми обучения. Все они имеют в виду одно и то же – приумножение.

В 1968 г. компания Intel представила 64-битный чип ОЗУ под серийным номером 3101. Сначала цена составляла $40. А может, и доллар. Вряд ли кто-то обратил на это внимание. В то время основным типом памяти в компьютерах IBM и всех других мэйнфреймах была память на магнитных сердечниках, изготовленных из феррита, с обмотанным вокруг них проводом, который может намагничиваться в двух направлениях, обозначающих бинарный код: 1 – включено, 0 – выключено. Платы памяти зачастую собирались вручную.

Тем не менее кое-кто все-таки приобрел чип Intel. Но 64-битная модель под номером 3101 оказалась слишком сложной и неудобной для использования в компьютере. И была в диковинку. А самым забавным было то, что, сколько бы этот чип ни стоил, он конкурировал с памятью на магнитных сердечниках. И все равно никто не обратил на него внимания.

В 1969 г. был выпущен 256-битный чип модели 1101, снова не вызвавший особого интереса. Некоторые разработчики использовали его для сдвиговых регистров в «мозгах» мейнфреймов, но и ему не удалось заменить память на магнитных сердечниках.

В 1972 г. на рынке появилось 1-килобитное динамическое ОЗУ модели 1103. За те же $40, плюс-минус, вы получали память на 1024 бит. Теперь каждый бит стоил около 4 центов. В том году модель 1103 стала самым продаваемым полупроводниковым устройством, и популярность его постоянно росла. Постепенно, пусть довольно медленно, он стал замещать память на магнитных сердечниках. До 1976 г. 95 % продаваемой памяти все еще составляла память на магнитных сердечниках. Но эти полупроводниковые чипы с динамическим ОЗУ совершили настоящий прорыв. Крупные неповоротливые компании, такие, как, например, IBM, не поспевали за новинками, зато маленькие компьютерные фирмы вроде Digital Equipment, Data General и Wang перешли на использование чипов с твердотельной памятью, получив возможность продавать дешевые компьютеры и завоевывать все более значительные сегменты рынка. Каждый раз, когда стоимость бита падала, спрос на чипы возрастал.

Будучи аналитиком на Уолл-стрит, я довольно рано разглядел эту тенденцию и кормился ею на протяжении 20 лет. Эластичный спрос, новые продукты, растущий рынок. Красота!

В моем iPhone, который обошелся мне в $500 без контракта, 16 гигабайт, или 128 гигабит (один байт равняется 8 битам), памяти. Понятное дело, не все деньги платятся за одну только память, но даже если бы это было так, один бит стоил бы 0,000000004 цента, а это значит, что за последние 40 лет он упал в цене в миллиард раз!

Можно посмотреть на ситуацию с другой стороны: в 1972 г. iPhone стоил бы как минимум $128 млрд, если бы его вообще можно было создать. Может, один экземпляр и удалось бы продать Пентагону. Но кто бы удосужился писать приложения для него? Зато теперь он стоит дешевле $500, и на сегодняшний момент продано более 70 млн штук. В ближайшем будущем рынок смартфонов составит $128 млрд, а то и все $256 млрд, и продано их будет миллиард штук, а не одна.

Вот это, если говорить в двух словах, и есть приумножение. Просто и понятно. Вы снижаете стоимость продукта и делаете его более распространенным, и так виток за витком. Вы продаете миллионы и миллиарды копий этого продукта. И всякий, кто его приобретает, приводит экономическое обоснование – продукт повышает его продуктивность, производительность. Можно послушать музыку в наушниках, вместо того чтобы приглашать на кухню для живого выступления Нью-Йоркский филармонический оркестр или AC/DC. Или послать электронное письмо, вместо того чтобы привязывать записочку к лапке почтового голубя. Или кликнуть на кнопку «Мне повезет!», вместо того чтобы доставать библиотекарей с просьбой поискать биографию Корнелиуса Вандербильта. Думаю, суть вы уловили.

Приумножение битов принесло несколько триллионов долларов. Можете проанализировать показатели рыночной капитализации всех технологических компаний от Intel и Microsoft до Google или любой другой – и вот он, триллион. Второй триллион появился благодаря более низким издержкам, которыми такие компании, как Wal-Mart, Morgan Stanley и Merck, могут похвастаться за счет того, что вычислительные возможности дешевеют с каждым годом.

Одноразовое падение стоимости нельзя относить к приумножению. Приумножением считается лишь снижение стоимости, продолжающееся десятилетие или несколько десятилетий. Это то, на чем можно выстроить целую экономику.

Свободные радикалы выявляют продукты, которые приумножаются из года в год.

Говорить о приумножении можно еще в категориях цифр. Есть ли у вашего товара 1000 потребителей? А 10 000? Это хороший показатель, но не приумножение.

Свободный радикал должен задаться вопросом: будет ли его продукт использоваться миллионом людей? Десятью миллионами? Миллиардом? Вот это уже настоящее приумножение. Именно этот вопрос я задаю себе каждый раз, когда знакомлюсь с новым продуктом, молодой компанией или новым направлением. Я отрешаюсь от сегодняшней стоимости продукта или количества имеющихся функций при цене, скажем, в $500 и просто мысленно прикидываю, как может выглядеть кривая, отражающая ее падение в течение какого-то обозримого времени.

Чтобы быть доступным для миллиарда людей, продукт, понятное дело, должен дешеветь. Не за одну ночь, но постепенно, возможно, на протяжении десятилетий. Поймите, ваш продукт должен дешеветь и становиться все доступнее для миллионов и миллиардов людей.

Не уверены? Будьте абсолютно уверены!

После окончания колледжа я в качестве инженера-электротехника устроился на работу в Bell Labs, исследовательское подразделение компании AT&T. В то время одним из условий работы в лабораториях «Матушки Белл» являлась степень магистра. Тогда AT&T выступала как регулируемая монополия и получала такие колоссальные доходы, что деньги, наверное, приходилось хранить в мешках. Долгое время телефоны можно было только арендовать у компании, но не покупать. Но так или иначе, компания (а точнее, американские налогоплательщики!) отправила меня в магистратуру. «Один год на кампусе» – так, кажется, она называлась. Фирма оплатила мое обучение и выделила стипендию в размере $1000 в месяц. На пиво и всякое такое.

Спустя год программа закрылась, и монополии пришел конец. В 1983 г. AT&T распалась на региональные телефонные компании, получившие прозвище «крошки Белл». Но работать там все равно было здорово. За все пять лет никто не поручил мне ни одного задания. Я проектировал чипы, программировал, тратил по миллиону долларов в год на совершенно ненужные компьютеры и прочее оборудование. Более того, я мог уйти на обед в одиннадцать и вернуться только после двух, ограничившись объяснением – «поздний обед».

Моя группа разработала известный модем Bell 212A, имеющий скорость 1200 бод – передающий 1200 битов в секунду. AT&T не торопилась совершенствовать этот модем и повышать его скорость до тех пор, пока однажды судья не решил, что все изобретения, профинансированные деньгами регулируемой монополии, могут использоваться другими американскими компаниями. Такие компании, как Hayes и US-Robotics, получили права на использование патентов AT&T и вышли на рынок, сбивая цены самой AT&T. Это не могло не выбить почву из-под ног AT&T. Что тут скажешь, конкуренция – сила. Но это и так давно известно.

Другие компании подняли скорость модемов до 2400 бод, потом до 4800 бод задолго до AT&T. В конце концов, во всех крупных компаниях долго раскачиваются. Однажды от нечего делать и, вероятно, малость перебрав пива за поздним обедом, я принялся рассматривать организационную диаграмму, где были указаны моя фамилия, а также фамилии моего начальника, директора, исполнительного директора и вице-президента, в подчинении которого находилась примерно пара тысяч человек. А затем, исключительно развлечения ради, я достал другую организационную диаграмму с указанием абсолютно всех сотрудников компании: вот ее глава Чарльз Браун, исполнительный директор, финансовый директор, президенты различных подразделений, вице-президенты, первые вице-президенты. Командно-административные компании обожают организационные диаграммы! С фотографий на меня смотрели преимущественно пожилые люди. Но больше всего меня поразило расстояние между верхушкой и низами организационной диаграммы. Между ними зиял огромный пробел, пустота, черная дыра. Я располагался по меньшей мере на 15-м уровне сверху, но между мной и верхушкой могло находиться 20 или даже больше уровней руководства. К концу года я свалил из компании.

В 25 лет мне пришлось опустошить свой сберегательный счет, на котором хранились все мои деньги: огромная сумма в $324. В конце концов, я был молод и все тратил на развлечения и всякие глупости. Но на $324 особо не разживешься, поэтому я основал самую маленькую компанию в мире имени себя и начал преподавать программирование и проектирование чипов. Попытался было устроиться консультантом, но с треском провалился; кто, скажите на милость, станет консультироваться с 25-летним юнцом?

И все это время я вынашивал идею о постоянно дешевеющих чипах, выпускаемых в Кремниевой долине, которые благодаря компьютерам, соединенным телефонными линиями, могут превратиться в нечто совершенно грандиозное. Никакой уверенности у меня не было. Я бродил в потемках и никак не мог придумать ничего интересного. До Интернета я так и не додумался. Эл Гор преуспел в этом деле гораздо позже. В действительности Интернет, правда, в зародышевом состоянии, существовал уже тогда. Но зато в своем воображении я нарисовал мир с дешевыми компьютерами, объединенными в сеть. Что-то подобное я видел в Bell Labs, только там это все стоило гораздо дороже. Эта идея определила мои инвестиционные решения на всю оставшуюся жизнь. В тот момент я, конечно, еще не подозревал, что меня ждет.

К счастью, мне на глаза случайно попалась открытая вакансия на должность инвестиционного аналитика в Paine Webber. Я ровным счетом ничего не знал об Уолл-стрит и Paine Webber, кроме рекламных роликов с Джимми Коннорсом, где он говорит: «Спасибо, Paine Webber». «Наверное, они производят какое-то теннисное оборудование или что-то в этом духе», – думал я. Однако инвестиционный банк взял меня на работу, решив, что с анализом стремительно растущих компьютерных компаний вроде Intel, Motorola и Texas Instruments инженер справится лучше экономиста или специалиста с дипломом MBA.

На Уолл-стрит как раз начались масштабные преобразования и повышение цен. За год до этого произошел настоящий IPO-бум высокотехнологичных компаний, и никто понятия не имел, в какие из них стоит инвестировать и вообще является ли этот бизнес растущим. Я, разумеется, тоже не знал, но ринулся в бой: изучил динамику бизнеса и выяснил, что каждый год при любых обстоятельствах происходит его приращение на 30 %, обусловленное тем, что каждый транзистор в этих чипах, каждый шлюз и вообще все, что в них есть, становится меньше, быстрее, дешевле. Своего рода экономическая версия закона Мура, по которому количество транзисторов в чипах удваивается каждые 18 месяцев. В то время как стоимость сокращалась вдвое, количество продаваемых битов увеличивалось более чем в два раза. Я копнул поглубже и обнаружил странную экономическую модель, описывающую ситуацию. Это был эластичный процесс. Каждый раз, когда стоимость бита понижалась, появлялся новый продукт – более дешевый и более функциональный. Если вы вдвое снижаете цены и при этом продажи увеличиваются в два раза, значит, ваш бизнес можно считать растущим. Это и есть эластичность. Приумножение.

Чипы становились дешевле, и некоторые компании находили им применение в новых продуктах, например память стала использоваться в лазерных принтерах для хранения изображения страницы перед ее распечатыванием. Вскоре новый продукт становился дешевле, и его продавали в огромных количествах. Мне оставалось лишь следить за падением цен на чипы. На Уолл-стрит терпеть не могу падения цен. Если цена на сыры Kraft Singles падает, акции компании идут вниз. Однако в технике рост обусловлен именно падением цен. Intel объявляла о снижении цены, и все начинали ненавидеть акции технологичных компаний, потому что, повторюсь, Уолл-стрит обожает компании, которые повышают цены, веря в то, что это единственный путь к высоким прибылям. Сначала стоимость акций неизбежно падала, а я закрывал глаза, считал до десяти, и ситуация менялась настолько круто, что даже в самых смелых мечтах не представишь: акции дорожали в пять или десять раз – просто безумие. Некий продукт дешевеет, и его продажи растут, причем настолько, чтобы полностью компенсировать снижение цены. Чего нельзя сказать о сигаретах. И, конечно же, кривая обучения работает в вашу пользу. Изготовьте один или два экземпляра продукта, и он будет дорогим. Изготовьте миллион его экземпляров, и он станет таким дешевым, что все начнут им пользоваться, – и в конечном счете вы продадите десятки и сотни миллионов экземпляров.

Поразмыслив как следует, я пришел к выводу, что лазерные принтеры упадут в цене с $10 000 до $1000 и ниже. Правда, я не предвидел, что через несколько лет с помощью программного обеспечения Adobe Photoshop и Aldus PageMaker любой честолюбивый издатель сможет выпускать журнал, создавая макеты самостоятельно. Теперь все происходило не в типографиях, а на твоем собственном экране. Конечно же, издательское дело пошло в гору, а вместе с ним в гору пошли персональные компьютеры, лазерные принтеры, программное обеспечение и все остальное, что так или иначе было с ним связано. Таким образом, буквально из воздуха или, скорее, из кремния были сделаны миллиарды долларов. Что я знал о журналах? Нужно знать только о приумножении, а не о том, как его использовать.

Модемы также подверглись приумножению. Появились устройства со скоростью передачи 9600 бод, 14,4 и 28,8, а потом и 56 килобит, после чего традиционные модемы сошли с дистанции и уступили место 200-килобитным DSL-модемам, которые работали через телефонную линию. На смену им пришли 1-мегабитные кабельные модемы, превратившиеся со временем в современные 5-мегабитные широкополосные кабельные устройства. Кстати сказать, модемы гораздо раньше смогли бы работать со скоростью 100 мегабит, если бы не монополисты, владеющие кабельными линиями и тормозящие развитие. Чуть позже я расскажу об этом подробнее.

Примеров Свободных радикалов в действии, снижающих цены и использующих приумножение, можно привести великое множество. Я лично обнаружил их немало. Возможно, вы не отнесли бы этих людей к Свободным радикалам, но по-другому их не назовешь, ведь они постоянно снижают цены.

Двадцать седьмого августа 1859 г. Эдвин Дрейк пробурил нефтяную скважину в западной Пенсильвании. Из этой скважины, известной как «Макклинток № 1», добывали тонны нефти, которая в скором времени стала по трубам поступать к кораблям и поездам. Джон Рокфеллер создал внушающего ужас гиганта (монополии всегда внушают ужас!) – Standard Oil. Тедди Рузвельт примчался на помощь – на белом коне не иначе, и в результате его усилий в 1911 г. монополия развалилась. Все эти сведения я почерпнул из учебника по истории за восьмой класс – экономическая подоплека всех этих событий там особенно не раскрывалась.

До Гражданской войны освещение было весьма не дешевым удовольствием. Свечи и китовый жир («Моби Дик» вышел в свет в 1851 г.) считались предметами роскоши. Богатые могли читать по ночам, а бедным оставалось сидеть в темноте да попивать самогон. К 1865 г. 42 галлона нефтепродуктов (т. е. баррель) стоили приблизительно $25. Семь лет спустя, в 1872 г., благодаря усилиям Рокфеллера по увеличению поставок и усовершенствованию дистрибуции баррель нефти стоил уже $10. А меньше чем через два десятилетия цена упала до $3,36. Киты по всему миру возликовали.

Стоимость чтения по ночам при свете керосиновой лампы упала до одного цента в час. Средний класс открыл для себя освещение и книги. Рынок керосина взорвало (не в буквальном смысле, конечно).

Нефтяной рынок тогда отличался исключительной эластичностью, что шло обществу только на пользу. Нефтедобывающие компании, в том числе и принадлежавшая Рокфеллеру, выставляя цену чуть выше постоянно снижающихся издержек в условиях стремительно растущего рынка, сколотили огромные состояния. Рокфеллер относился к Свободным радикалам, по крайней мере какое-то время. Он увеличил добычу нефти, организовал ее поставки на рынок и сделал дешевое освещение доступным для широких масс, улучшив качество их жизни. В какой-то момент Рокфеллер перестал быть Свободным радикалом, превратившись в безжалостного бизнесмена или, точнее, в преступника, уничтожающего нефтепроводы в стремлении контролировать дистрибуцию. Однако пользу от постоянно дешевеющего освещения, которую он и подобные ему принесли миллионам людей, переоценить невозможно.

А вот еще один пример. После Гражданской войны резко возросла потребность в железных дорогах. «Золотой костыль», положивший начало первой трансконтинентальной железной дороге, был забит в Промонтори, штат Юта, в 1869 г. Леландом Стэнфордом. Однако экономическая составляющая этого события редко обсуждается, вот почему учителя истории не преподают математику.

Очевидно, что рельсы являются ключевым элементом любой железной дороги. Изначально металлурги расплавляли железную руду, смешивая ее с горящим углем, после чего заливали в форму для получения чугунного литья. В чугуне содержится 3–5 % углерода, что делает его твердым, но хрупким. Не лучший материал для рельсов. Вот почему железнодорожным компаниям нужно было найти способ очистки чугуна от углерода и прочих примесей. Были изобретены пудлинговые печи. В них чугун плавился в горне, отделенном от топки, в которой сгорал каменный уголь. Пудлинговщик открывал и закрывал заслонку между горном и топкой для поддержания температуры, нужной, чтобы углерод окислялся в расплавленном чугуне. Образовавшиеся в результате плавления куски чугуна собирали, расплющивали, а затем прогоняли через валки, превращая в плоские листы, из которых впоследствии изготавливали рельсы. Такие дела.

Это ковкое железо имело очень низкое содержание углерода, менее 0,1 %, что делало его твердым, но достаточно гибким для изготовления рельс. До Гражданской войны все рельсы изготавливались из этого ковкого железа, однако из-за большой нагрузки они деформировались и требовали замены каждые несколько месяцев. Возникла необходимость в материале, содержащем 1–1,5 % углерода, – достаточно твердом и в то же время достаточно пластичном. Другими словами, нужна была сталь.

В 1856 г. британский ученый и будущий Свободный радикал Генри Бессемер изобрел процесс, аналогичный работе пудлинговой печи, но включающий продувание расплавленного чугуна воздухом. В считаные минуты углерод и кремний окислялись и удалялись. Но нам ведь нужно было больше углерода, а не меньше. Другой британец по имени Роберт Мюшет придумал материал, содержащий углерод и марганец, который добавлялся в процессе продувки. И вот, пожалуйста: в результате получалась высококачественная сталь с необходимым содержанием углерода. Бессемер и Мюшет не изобрели сталь, они лишь разработали массовый и дешевый способ ее производства. Как раз то, что нужно было для изготовления рельсов.

Вскоре конкуренты предприняли новые попытки удешевить процесс производства стали. К примеру, немецкий инженер Карл Вильгельм Сименс, еще один будущий Свободный радикал, разработал процесс, суть которого заключалась в использовании газа для нагрева рабочего пространства печи, и добавил железо для разбавления изначально высокого содержания углерода. Кто, кроме инженеров, додумается делать прямо противоположное тому, что уже работает, для его усовершенствования?!

Ну ладно, а вот самое забавное.

Согласно профессору Джозефу Сперлу из колледжа Святого Ансельма, «в 1867 г. было изготовлено 460 000 тонн рельсов из ковкого железа и проданы по $83 за тонну; из бессемеровской стали было изготовлено всего 2550 тонн, а выручка составила до $170 за тонну».

Таким образом, даже через 11 лет после изобретения бессемеровская сталь стоила вдвое дороже и занимала менее 1 % рынка. Логично.

Но «к 1884 г. чугунные рельсы вообще перестали выпускаться, их заменили стальными, годовой объем производства которых составлял 1 500 000 тонн; они продавались по цене $32 за тонну».

Это и есть эластичность. Цены падают на 60 %, а производство увеличивается более чем в три раза. Кроме того, следует учитывать тот факт, что стальные рельсы служили по 10 лет и дольше и выдерживали нагруженные вагоны.

Бизнесмен Эндрю Карнеги перенял систему Бессемера и вложил капитал в строительство сталелитейных заводов по производству рельсов для железных дорог и труб для нефтепроводов. В конце концов его компания объединилась с горнодобывающей компанией Генри Фрика и получила название U.S. Steel. Ее задачей стало удовлетворение резко возросшего спроса на сталь. К концу XIX в. Карнеги снизил стоимость стали до $14 за тонну, что составляло 1/12 от первоначальной цены 30-летней давности.

Да-да, конечно, это те самые Карнеги и Фрик, что организовали одно из самых кровопролитных столкновений с рабочими во время Хомстедской стачки в 1892 г. В определенный момент они перестали быть Свободными радикалами и превратились в монополистов. Цели не оправдывают средства, но нельзя игнорировать улучшение общего качества жизни, вызванное эластичностью цен на сталь.

Впоследствии Карнеги попытался вернуть себе доброе имя, пожертвовав значительную часть состояния на строительство 2500 библиотек по всей Америке. Сегодня он известен и как жестокий бизнесмен, и как филантроп. Но если тщательно изучить его жизнь, то окажется, что его деятельность в качестве Свободного радикала, за 33 года снизившего цены на сталь на 92 %, сделала для прогресса и повышение общего уровня жизни больше, чем все библиотеки. Тем не менее все хорошее, что приписывается Карнеги, связывают с его благотворительной деятельностью, а все плохое – с его бизнесом. Ну да ладно. В истории остается одно, а в экономической истории – другое, причем последняя зачастую намного более точна и достоверна.

А как насчет Свободных радикалов посовременнее Рокфеллера и Карнеги? Возьмем Сэма Уолтона. Он не снижал цены на нефть или рельсы, не говоря уже об изобретении чипов или программировании. Он занимался торговлей.

Сэм Уолтон несколько лет управлял магазином сети Ben Franklin, а затем магазином под названием Walton’s Five and Dime в Бентонвилле, штат Арканзас. В 1962 г. он открыл Wal-Mart Discount City в городе Роджерс. К 1975 г. число магазинов сети перевалило за сотню, а объем продаж составил $340 млн. Уолтон взял в аренду компьютер IBM, с тем чтобы следить за наличием товаров и объемом выручки в каждом магазине. Сегодня это обычное дело, но в 1970-х было новаторским решением. Усовершенствованный контроль запасов означал снижение затрат на хранение, что, в свою очередь, вело к снижению цен на товары в его магазинах и подрезанию конкурентов.

Это азы ведения розничной торговли. Но контроль действительно требовался жесткий, поэтому Уолтон поставил электронные кассовые аппараты, позволявшие точно фиксировать количество проданных товаров. К 1977 г. он внедрил систему электронного заказа товаров непосредственно у поставщиков. К 1979 г. объем продаж Wal-Mart превысил $1 млрд. Низкие цены увеличивали долю на рынке – какая потрясающая концепция! В 1983 г. Уолтон одним из первых использовал штрихкоды для лучшего отслеживания продаж и складских запасов, что опять-таки привело к снижению затрат на хранение. Он вкладывал средства в компьютеры и сети, в то время как его конкуренты держались за неавтоматизированные методы и механические счетчики. Вот как розничная торговля может приумножать!

В 1987 г., приблизившись к объему продаж в $10 млрд, магазины Wal-Mart по всей стране использовали спутниковую систему связи. К 1992 г. компания начала применять систему под названием Retail Link, с тем чтобы поставщики могли автоматически пополнять запасы, поддерживая наличие необходимого количества товаров в магазинах. Это классический пример «интеллекта на краю» (подробнее об этом мы поговорим позже). К 1995 г. объем продаж приблизился к $100 млрд.

Сегодня чистый доход от продаж у Wal-Mart составляет $400 млрд, а число магазинов по всему миру – примерно 7000[7].

Члены семьи Уолтонов являются мультимиллиардерами. И они это заслужили. Они сумели использовать постоянно дешевеющую технологию для приумножения того, что ранее считалось неэластичным бизнесом. Wal-Mart упрекали в уничтожении местных продавцов, критиковали за низкие заработную плату и пособия по болезни. Однако за счет снижения цен на мясо, хлеб, одежду, телевизоры, автозапчасти, книги, обувь и все остальное Сэм Уолтон подарил многим людям возможность покупать больше красивых и качественных вещей, улучшив их жизнь значительнее, чем кто-либо другой в истории. Он снижал, а не повышал цены. И разбогател, помогая остальным экономить и богатеть. Классический пример Свободного радикала.

Все это я пишу не для того, чтобы богатеи или их наследники вздохнули с облегчением или избавились от дурной репутации. Я лишь хочу донести до вас простую мысль: приумножение помогало делать состояния и тем, кто приумножал, и тем, кто выигрывал от низких цен.

Как же узнать, сможет ли продукт приумножиться или окажется пустышкой?

Можно воспользоваться известной фразой Генри Форда: «Никогда не владейте ничем, что нужно кормить или красить». Он имел в виду лошадей и конюшню. Услышав эту фразу, я пришел от нее в полный восторг. И не мог ее не использовать!

Во времена Генри Форда автомобили заменили лошадей, но это соперничество осталось в далеком прошлом. Нет лошадей, которых нужно замещать. Прогресс требует дальнейших инноваций. С другой стороны, изобретение электронного впрыска топлива означало понижение стоимости моторов и колоссального роста их продаж. Таким образом, всегда найдется нечто, что можно приумножить в рамках давно заглохшего бизнеса. Форд сказал еще кое-что: «Если бы я спрашивал клиентов об их желаниях, они бы пожелали более быструю лошадь». Подозреваю, Генри Форд считал, что снизить стоимость автомобиля будет проще, чем стоимость лошади.

Фотография приумножилась, когда заняла место портретной живописи, а затем дело застопорилось, поскольку Kodak каждый год повышала цены на пленку. Появление цифровых фотоаппаратов способствовало очередному приумножению в этом секторе: из года в год стоимость фотографий снижалась, фотоаппаратов продавалось все больше. А потом эта технология стала настолько дешевой, что камеры стали ставить и в мобильные телефоны, а цифровые фотоаппараты начали продаваться сотнями миллионов. Функция распознавания лиц и даже улыбок стала еще одним двигателем продаж.

В медицине аспирин служит отличным примером приумножившегося продукта, хотя большинство лекарств сегодня дорожает. Стоит только «поженить» биологию и электронику, и в результате получится продукт, который будет каждый год дешеветь и приумножаться. Отличная идея для бизнеса, между прочим.

И так далее и тому подобное.

Можно работать в бизнесе, в котором не происходит приумножения и который растет с той же скоростью, что и экономика, плюс-минус несколько процентных пунктов. Или найти бизнес, который характеризуется приумножением, и смотреть, как он увеличивается вдвое каждый год на протяжении многих лет. Приумножение – вот главное различие.

Как же распознать приумножение? Секрет в том, чтобы найти сферу, где цены падают, а спрос растет. Мой тест очень прост. Я спрашиваю себя: купил бы я больше этого продукта, если бы в следующем году он подешевел? Купили бы его другие люди? Или он станет частью другого нового продукта, который мы все обязательно купим? Станет ли он доступным для миллиона людей, которые будут его использовать? А может, для миллиарда?

Иногда то, что должно приумножаться, перестает делать это, и причина кроется в собственноручно причиненном ущербе. Онлайновые аукционы eBay ширились и ширились, поскольку компания позволяла покупателям и продавцам общаться на дешевой платформе. Но по какой-то необъяснимой причине eBay взяла моду проводить ежегодное повышение, а не понижение цен. В течение шести-семи лет это ни на что не влияло: компания росла, и ее акции росли вместе с ней. Но в конце концов высокие цены все-таки вышли eBay боком, и теперь это всего лишь еще одна компания типа PayPal или Skype, стремящаяся обеспечить рост за счет покупки какой-то другой.

С другой стороны, некоторые продукты дешевеют, но не приумножаются. Лекарства против раздраженной толстой кишки не приумножаются. Сигареты не приумножаются. Печенье Twinkies не приумножается. Кофе не приумножается. И я не уверен, что еще приумножается электроэнергия.

Если лекарство от лейкемии будет дешеветь с каждым годом, не думаю, что оно будет продаваться в большем количестве. Оно неэластично, вот почему его цена вряд ли когда-нибудь упадет.

Не поймите меня превратно. Некоторые лекарства и медицинские приборы обладают потенциалом для приумножения. По мере роста цен, в особенности на операции и пребывание в больнице в течение восстановительного периода, лекарства и процедуры, которые позволяют отложить или устранить необходимость в операции, могут сэкономить деньги. Лекарства, снижающие уровень холестерина, продаются как средство профилактики инфаркта (хотя однозначного мнения на этот счет пока не выработано). Если лекарство за $1000 может избавить от операции за $30 000, тогда у вас есть приумножение. Колоноскопия позволяет обнаружить полипы в кишечнике и распознать рак на ранней стадии. Но такие вещи приумножаются только в том случае, если их цена постоянно снижается, а не обеспечивает одноразовую экономию.

А как насчет адвокатов? Для них характерно приумножение? Нет. Стоимость их услуг повышается с каждым годом вместе с повышением стоимости жизни – для увеличения объема продаж юридические фирмы вынуждены нанимать больше адвокатов и генерировать больше оплачиваемых часов. То же самое относится к врачам и консультантам. Единственный способ расти – увеличивать количество людей в штате или повышать цены.

Приумножение же является прямой противоположностью этому. Выберите какое-нибудь продуктивное занятие и подумайте, как можно ежегодно его удешевлять, увеличивая при этом объем продаж. Книгоиздание? Что ж, когда-то для него было свойственно приумножение – примерно через 100 лет после изобретения Гутенбергом печатного станка, когда отпала необходимость копировать книги, заставляя монахов переписывать их. А сегодня оно снова начинает приумножаться, хотя электронные книги появляются слишком медленно.

Поисковик Google работает не за счет дешевых серверов и каналов связи, он работает за счет непрерывно дешевеющих серверов и каналов связи. В этом весь секрет. Хитрость в том, чтобы найти нечто, что может приумножаться на протяжении длительного периода времени и на чем вы построите свою производительность.

История создания богатства убедительно это доказывает. Где есть снижение цены и приумножение – там и будет богатство.

Правило № 2

Расходуйте излишки для компенсации дефицита

Во время одной из своих многочисленных поездок в Кремниевую долину я пригласил своего приятеля Джорджа Гилдера на ужин. Джорджа называют писателем-футурологом, поскольку он пишет о том, как будет выглядеть будущее. Вышедшая в 1981 г. книга под названием «Богатство и бедность» (Wealth and Poverty) довольно точно предсказала события последующих 25 лет. Потом он влюбился в технологии и написал «Микрокосм» (Microcosm) и «Телекосм» (Telecosm). Именно так мы и познакомились. Я нередко задавался вопросом, почему он променял валовой национальный продукт на гигабайты, пока не осознал, что новая любовь попросту вытеснила прежнюю.

Мы сидели в ресторане в Пало-Альто. Зная Джорджа, я принес с собой бутылку «Ла Мисьон-О-Брион» 1986 г., с помощью которой надеялся обострить его ум и развязать язык. На встречу я пришел после лекции по экономике, и бутылка бордо казалась скромной платой за то, что я надеялся получить взамен. Закон спроса и предложения, черт возьми!

– Итак, Джордж, что привело тебя сюда? – спросил я.

– Как обычно. У меня были назначены встречи. Стартапы, нанотрубки, графические процессоры, патентные аналитики… Да кому я рассказываю?!

Джордж всегда долго раскачивается. Я плеснул ему чуток вина. Смакуя напиток, он слегка закатил глаза. Попался на крючок!

– Здесь богатство прямо-таки бросается в глаза на каждом углу: соборы из кремния и башни из каналов связи, рвущиеся в небо… – Джордж сделал паузу и бросил на меня взгляд. – Что с тобой стряслось?

– Экономика…

– Забудь.

– Полагаю, в ней не всегда присутствует смысл.

– Это точно.

– Я просто не могу уразуметь, Джордж. Я взял макро– и микроэкономику. Они рассказывали мне про кривые спроса и предложения, про то, что место их пересечения обозначает подходящую цену и что экономика есть наука о распределении ограниченных ресурсов.

– Выбрось из головы эту дурь, – ответил он, сделав еще один глоток. – Они учили тебя не тому. Эти кривые обозначают моральную и материальную равнозначность между двумя кривыми. Все совсем не так. Кривая предложения есть произведение работы и креативности, проявленных во времени. Генерирование новых предложений формирует первоначальный характер спроса, который распространяется по всей экономике. Все рыночные исследования и потребительские предпочтения не более чем иллюзия по сравнению с запуском нового продукта, удивляющего новыми возможностями, о которых покупатели не могли ранее и помыслить, и побуждающего их обменять его на свою работу.

Я повертел в руках iPhone, сгорая от желания проверить электронную почту, и тут до меня дошло сказанное Джорджем. Я понятия не имел, что хочу iPhone, пока не увидел его и не заработал достаточно, чтобы иметь возможность его купить. Такие продукты пробуждают во мне желание зарабатывать больше, чтобы их покупка была мне по карману.

– Ценность денег, – продолжал Джордж, – определяется не желаниями людей, а полезными свойствами произведенных продуктов. Кривая спроса – это отражение краткосрочной реакции, которая наделяется смыслом только за счет прошлого производительного труда потребителя. Они ни в коем случае не являются равнозначными. Предложение влечет за собой спрос – тебе это известно, это закон Сэя. Его придумали во Франции в XIX в., как и это «О-Брион».

Он сделал еще один глоток, и я подлил в бокал вина. С законом Сэя я знаком. Жан Батист Сэй (1767–1832) – бизнесмен, экономист и, возможно, футуролог доинтернетной эпохи. Он придумал слово «предприниматель» (entrepreneur), так что можете проклинать его каждый раз, когда пытаетесь напечатать его на клавиатуре. Терпеть не могу оперировать идеями давно почивших экономистов, но закон Сэя очень прост и до сих пор не утратил актуальности: предложение продукта всегда создает спрос на него. Иногда его трактуют следующим образом: «Предложение порождает собственный спрос» – так считал Джон Мейнард Кейнс, – но это неверная интерпретация. Даже Джордж попался в эту ловушку. Более верным будет сказать: «Предложение отражает спрос на другие продукты». Сэй говорил, что «всякий продукт с момента своего создания открывает рынок сбыта для других продуктов на всю величину своей стоимости». А Давид Рикардо так говорил о Сэе: «Обменивая свои башмаки на хлеб, башмачник демонстрирует платежеспособный спрос на хлеб». Зная о существовании хлеба, башмачник, не разгибая спины, будет шить башмаки, чтобы иметь возможность поесть хлеба. Вот более доступное объяснение, чем муть про предельные издержки и предельную полезность, которую читают на ужасно нудных лекциях по экономике.

Джордж, должно быть, прочел мои мысли.

– Забудь все, чему тебя учили. В реальном мире от этого мало проку. Думай в таком ключе: любую экономическую эпоху определяет обязательный переизбыток, отмеченный резким падением стоимости ключевого фактора производства. Это новое предложение, которое влечет за собой…

– Избыток? Как…

– Древесина, уголь, нефть, кремний, каналы связи, транзисторы, нанотрубки, солнечный свет, биоинформация, программные средства промышленных стандартов, что угодно. Избыток, или предложение, меняет экономику и словно пропускает нацию вместе с экономикой через сепаратор. Новое изобретение кардинально снижает стоимость ключевого предмета потребления и влечет за собой индустриальную революцию, в которой всем конкурирующим бизнесам приходится выжимать остатки из старых цен на продукты и услуги.

Джорджа часто цитируют на тему избытка и дефицита. Идеи Джорджа легли в основу книги[8] о бесплатных вещах, написанную Крисом Андерсоном, главным редактором журнала Wired. Но меня больше интересовали перемены в процессе создания богатства.

– Экономики проходят через сепараторы? – спросил я.

– Да.

Он говорил, а его руки двигались вверх-вниз. Оставалось надеяться, что он не разобьет бокал, как в прошлый раз, когда я угощал его вином.

– Прохождение через сепаратор означает расходование дешевого ресурса для разработки дефицитного ресурса.

Его очки съехали на кончик носа. Кажется, вино подействовало.

– Ты расходуешь вино, чтобы услышать старомодные идеи, – хихикнул Джордж.

– Расходую? – переспросил я, вытирая салфеткой пролитое вино. – Расточительно с моей стороны.

– Да-да. Расходовать излишки, с тем чтобы компенсировать дефицит.

Затем Джордж продолжил:

– Расходование весьма эффективно. От ядра атома до Солнца энергия безгранично избыточна. Если бы не политики, она стоила бы дешевле пареной репы, совсем как песок, из которого делают микрочипы. Мы расходуем энергию, трансформируя песок в усовершенствованный кремниевый полупроводниковый слиток, а усовершенствованные кремниевые слитки – в лабиринтообразные микрочипы. Мы избыточно расходуем энергию, когда превращаем первичную энергию в электроэнергию и информационные носители, нужные для холодильников, iPad, автомобильных двигателей, лампочек, мониторов компьютеров и аппаратов магнитно-резонансной томографии.

Я изо всех сил старался уследить за нитью его рассуждений, но мои мысли были прочно заняты расходуемыми нами ресурсами, от воды до нефти и электричества, благодаря которым мы можем делать то, что ранее не представлялось возможным. Но если тот или иной ресурс в избытке, продолжал размышлять я, стало быть, он бесполезен, ведь так?

– Мы используем большую часть энергии, перерабатывая и выбрасывая ее в форме тепла.

Эти слова привлекли мое внимание и вернули к действительности. Джордж, вне всяких сомнений, много над этим раздумывал.

– Чем активнее мы очищаем энергию, тем полезнее она становится, тем больше мы ее используем и тем дешевле ее конечные полезные свойства. Переработанная энергия нужна всем отраслям экономики.

– То есть ты предлагаешь мне искать нечто в избытке, чтобы компенсировать нечто в дефиците? – уточнил я. – Это не имеет смысла. Я всегда считал, что избыточные ресурсы по определению дешевы и, следовательно, бесполезны. Но ты намекаешь на то, что они имеют ценность? Если ресурс в дефиците, либо ты находишь его в больших количествах, либо он остается в дефиците. Черт, неужели семь лет учебы в колледже коту под хвост?

– Да ладно, никто из нас ничему особо в колледже не научился. Если бы преподаватели разбирались в предмете больше, они бы давно занимались практической деятельностью. В колледжах правят бал одни мракобесы и паразиты. Только проектирование и математика имеют практическую пользу, и преподаватели этих дисциплин действительно большую часть времени занимаются практикой.

Я был лучшего мнения об университетских колледжах, но передо мной стояла задача: вернуть Джорджа к исходной теме разговора.

– Итак… расходование?

– Чем больше расходуется, тем лучше. Все, что в избытке, стоит дешево – цена сигнализирует о необходимости расходовать этот ресурс. Все, что в дефиците, стоит дорого. Вместо того чтобы использовать экономику для распределения скудных ресурсов, просто расходуйте другие ресурсы, пока нужный вам ресурс не перестанет быть дефицитным.

– Ладно, – я кивнул и долил немного вина. Я не хотел пускать Джорджа «в расход», пока не вытяну из него побольше информации.

– Дешевые ресурсы сегодня – это каналы связи и компьютеры. Дефицитный ресурс – время, которое всегда скудеет при избыточности других ресурсов, и человеческий гений, который побеждает дефицит времени.

– Ладно, это я понял. Но когда я оказался на Уолл-стрит, то узнал, что инвесторы предпочитают компании, которые могут поднимать цены при любом удобном случае. Ну, ты и сам знаешь: компании, предоставляющие коммунальные услуги, банки, производители круп. Занимаясь технологиями, я чувствовал себя идиотом, ведь они не более чем очередной предмет потребления, так?

– Любой продукт является предметом потребления в рамках собственного рынка. Так действуют рынки. Вопрос в том, какое определение дать понятию рынка. Цель любого бизнеса – повышать объем своего продукта и предсказуемость результатов до того уровня, когда он станет предметом потребления. Это достигается не за счет повышения, а за счет понижения цен и извлечения пользы из эффективности кривой обучения, определяемой растущими объемами. Наибольшие прибыли и барьеры для доступа характерны для того момента, когда кривая обучения становится более крутой, чем кривая падающих цен. Вопрос об интеллектуальной собственности и ее владельцах отделен от вопроса потребления. Наиболее прибыльные компании запускают огромное количество кривых обучения и предметов потребления.

Стоп. Здесь есть над чем пораскинуть мозгами. Прибыли растут, когда затраты падают быстрее, чем цены, при условии, что цены тоже падают. Ладно, с этим разобрались. Интеллектуальная собственность – думаю, под ней подразумеваются патенты и авторские права – может замедлять скорость падения цен. Это хорошо для прибылей, но необязательно хорошо для клиентов, которые обожают снижение цен. И да, наиболее прибыльные компании снижают цены неоднократно.

Джордж прав. Я живу идеалом о снижении расходов всю свою жизнь. Хотя поначалу я этого не осознавал, но меня всегда привлекали продукты, с течением времени дешевеющие. Поскольку я вырос в среднем классе и многих вещей не мог себе позволить, мое желание приобретать их по сниженным ценам более чем естественно. Привело ли оно к более общему желанию обеспечить массовую доступность тех вещей, что раньше считались привилегией ограниченного круга избранных? Да, возможно.

Разумеется, немалую роль сыграло также возбуждение от поставленной непростой задачи. Мы со школьным приятелем Дэйвом Беллом захотели получить разрешение поиграть на школьных компьютерах. Получив отказ, мы решили создать собственный компьютер. Замысел амбициозный, знаю. Буквально на коленках мы собрали компьютер с микропроцессором Z-80 и даже подумывали начать свой бизнес. Тут пришла пора поступать в колледж, но зато каждый из нас разрабатывал для нашего компьютера собственную систему и программы, играл на нем в игры и производил впечатление на девушек. Ну, может, насчет последнего я несколько преувеличил.

Я уже говорил, что никто никогда не предупреждал меня о том, как прочно компьютеры и технологии войдут в нашу жизнь. Все это мне пришлось узнавать на собственном опыте.

Сегодня я понимаю, что благодаря избытку транзисторов персональные компьютеры превратились из одноразовых поделок типа нашего творения (при его перезагрузке в доме выбивало лампочки, и отец метал громы и молнии, поэтому нам приходилось тщательно прописывать коды, которые бы не сбоили!) в сотни миллионов современных устройств, включая смартфоны, навигаторы и все прочее.

Если верить Джорджу, мне нужно было лишь высматривать грядущий избыток и успех гарантирован. Как оказалось, я уже нашел один, но в то время еще не догадывался об этом. Небольшая подсказка на ухо мне бы на тот момент совсем не повредила.

Как я уже упоминал, после колледжа мы с Дэйвом работали в AT&T Bell Labs, где я оказался погребенным под 20 уровнями руководства и где моя группа помогала разрабатывать модемы для связи между компьютерами. Я был не против заполучить такой модем для себя – тогда я мог бы спать дома подольше, притворяясь, будто я на работе. Всех нас соединяют избыток постоянно дешевеющих проводов, кабелей и волоконно-оптических каналов и беспроводная аура. Не поймите меня превратно. Я не пытаюсь произвести на вас впечатление, дескать, у меня имелся некий генеральный план – «О, просто ухватитесь за определяющий эпоху избыток, с тем чтобы избавить мир от дефицитов», – я лишь преследовал собственные корыстные интересы. Ну, может, не без некоторого предварительного плана…

То же самое относится к крупным финансовым операциям. Я работал на Уолл-стрит, когда падение комиссионных вознаграждений демократизировало «рынок быков», не говоря о банках и пенсионных фондах. После «большого взрыва» на Уолл-стрит в 1975 г. на смену фиксированному вознаграждению в 75 центов за акцию пришло договорное комиссионное вознаграждение. Низкая инфляция подтолкнула «рынок быков», но именно отдельные люди, платившие сперва 25, потом 12, потом 6 центов вознаграждения на пути к ставке в 1 цент за акцию, придали ему импульс подняться еще выше. TI продавала калькуляторы, Intel – микропроцессоры, Motorola – мобильные телефоны StarTAC. Именно обилие транзисторов, стимулирующих удешевление, изменило целые индустрии, и я оказался в самой гуще событий.

Начав управлять хеджевым фондом, я постоянно раздумывал об избытке, хотя мы называли его иначе. Проснувшись поутру, мы с партнером первым делом спрашивали, где каналы связи становятся дешевле, благодаря кому их количество увеличивается, какие новые продукты неактуальны, но будут актуальны через несколько лет, когда появятся более мощные каналы связи, кто доживает последние дни? И все это еще до завтрака. Немного пораскинув мозгами, любой может сообразить, какие продукты будут в избытке. Их цена необязательно должна равняться нулевой стоимости, просто стремиться к нулю на протяжении нескольких последующих десятилетий.

Подозреваю, Джордж только что раскрыл мне ключевой талант Свободного радикала – уметь находить продукты и ресурсы, находящиеся в избытке. Расточитель избытков – человек, создающий богатство.

Но что же расточать? Может быть, Джордж знает?

– Как узнать, какие продукты и ресурсы, имеющиеся в избытке, станут важными? – спросил я.

– Критерием избыточности служит быстро снижающаяся цена, что подразумевает перемещение вверх кривой обучения. Решающий экономический вопрос звучит так: растет ли кривая обучения быстрее цены, принося повышение прибыли, или медленнее цены, что влечет за собой падение прибыли?

Разумно. Процессоры Intel дешевели быстрее, чем падали цены на них. IPhone, продукт компании Apple, непрерывно совершенствуется, в то время как расходы на его производство сокращаются быстрее, чем цены. Когда этот процесс остановится, игра будет окончена и наступит время искать новый вариант.

– Так что, мне остается закрыть глаза и надеяться на то, что некий постоянно дешевеющий продукт повышает ценность некоего другого продукта?

– Да, но я бы на твоем месте не закрывал глаза, а то пропустишь переход от одной эпохи к другой. Победителем обычно оказывается тот, кто снижает расходы по кривой обучения. Или использует того, кто это делает. Этот процесс не происходит сам по себе. Волшебство избытка создает производительность, и богатство приходит к тем, благодаря кому образуется избыток, но, если ты будешь сидеть сложа руки и просто надеяться на появление избытка, ничего не случится. Нужно приложить усилия для его появления.

Благодаря дешевым серверам и вездесущим каналам связи Facebook появился не в 1995-м, а в 2005 г., но кое-кому пришлось вложить в его появление немало труда.

– А что насчет сегодня? В новую эпоху мы перешли от скудных материальных активов к скудным человеческим свойствам, таким как время, память, скорость исполнения, и не знаю, к чему еще. – Джордж наблюдал за входящими и выходящими посетителями. – Может, к устойчивости внимания? – Я быстро подлил вина. Да, я плохой. – Гениальные идеи считаются избыточным или дефицитным ресурсом?

Он сделал большой глоток.

– Наибольшая нехватка ощущается в человеческой изобретательности и времени. Они становятся дефицитом, когда все остальное находится в избытке. Становясь избыточными, каналы связи и компьютеризация компенсируют дефицит времени и некоторых человеческих функций.

Его внимание уже рассеивалось, пришло время сменить тему, чтобы не потерять его окончательно.

– Я собираюсь на встречу выпускников своего колледжа.

– Зря теряешь время.

– Почему?

– Все встречи выпускников проходят по одному и тому же сценарию.

– И какому же?

– На пятой встрече в центре внимания адвокаты. Они только пару лет как выпустились из юридической школы и работают в нью-йоркских юридических фирмах. Ездят на новеньких импортных машинах и носят сшитые на заказ костюмы. Все остальные еще даже не решили, чем заниматься дальше.

– Продолжай.

– На десятой встрече никто не обращает на адвокатов внимания, к тому моменту они выглядят замученными и уже, как правило, успели развестись. Теперь бал правят врачи. Они окончили медицинскую школу, интернатуру, ведут научную деятельность. У них процветающая практика в престижной клинике или исследовательском центре. Они рассказывают увлекательные истории о спасении жизней и поездках в Африку для вакцинации бедных детей. Это их момент славы.

– Даже если они ненавидят свою работу?

– Да, но это становится очевидным только на следующих встречах, если они вообще удосуживаются туда явиться. Постоянные переработки, постоянно снижающаяся зарплата, к тому же многие злоупотребляют лекарствами, которые сами же себе и выписывают, и…

– И кто же звезда теперь?

– Примерно на пятнадцатой встрече это финансисты, ребята с Уолл-стрит. Но их никто не любит. Между собой окружающие называют их спекулянтами. А вот на двадцатой встрече начинается самое интересное, потому что тут восходит звезда предпринимателей. Тех, кто придумал, как превратить пыль в золото, разработал популярное бизнес-приложение, придумал нужное лекарство или создал бизнес-процесс, в корне изменивший розничную торговлю…

– То есть теперь их черед греться в лучах софитов?

– Именно так. Но многие люди, до сих пор работающие на крупные компании или правительства, плохо представляют себе суть предпринимательства. Предприниматели становятся богатыми, очень богатыми, и поэтому многие объясняют их успех везением, властью монополий или кражей денег у простых работяг, которые покупают их товары.

– Это зависть!

– Разумеется, люди завидуют. Но они запрограммированы на то, чтобы подозревать любого человека, который добился успеха, в том, что он отхватил слишком большой кусок пирога. Словно этот кусок вырвали у них изо рта! Они не понимают, что эти предприниматели делают пирог больше. Именно они создают богатство для всех остальных. Не адвокаты, не врачи, не финансисты, а созидатели. Тем не менее именно на них валятся все шишки. Поди пойми людей.

– Потому что они в дефиците? – ухмыльнулся я.

– Неплохо, – прокомментировал Джордж. Не знаю, правда, говорил он о вине или моей шутке. Хотя это не важно. Я получил, что хотел.

Свободный радикал находит избыток, о котором говорил Гилдер. Каждая эпоха ознаменовывается избытком того или иного ресурса. Отыщите его, потрудитесь, чтобы ваше изобретение приумножилось, и расходуйте его.