Убийство в Брайтуэлле Уивер Эшли

Глава 3

На следующее утро наш водитель повез меня к вокзалу. Я получила телеграмму от Джила, в которой говорилось, что он сядет на утренний лондонский поезд, встретит меня, когда я сделаю пересадку на следующей станции, и дальше мы поедем вместе.

Я не ждала, что Майло выйдет проводить меня, но все-таки расстроилась, не увидев его перед уходом. Хотя что ж тут расстраиваться, я ведь не надеялась на нежное прощание. Мои слова о том, что наш неудавшийся брак сотворил с моей гордостью, были справедливы, хотя и резки. Майло, разумеется, и бровью не повел. Выслушав их, он рассмеялся этим своим ужасно спокойным и безразличным смехом:

– Что ж, прекрасно, дорогая. Поступай, как знаешь.

И ушел. И все.

По дороге на вокзал я остановилась попрощаться с Лорел и рассказать, куда так внезапно уезжаю. Мы с Лорел вместе выросли и были очень близки. Ей единственной я могла полностью доверять. Мы ненадолго уселись у нее в гостиной.

– Ты едешь к морю с Джилом Трентом? – переспросила она, подняв брови. – Не думала, что ты на такое способна, Эймори.

– Я еще хоть кого удивлю. В моей душе таятся такие запасы легкомыслия, что все только ахнут.

Мы, конечно, шутили, но Лорел довольно точно подвела итог:

– Поможешь ты там своему старому другу или нет, это, разумеется, не улучшит твои отношения с Майло.

– Иногда я сомневаюсь, что их вообще можно улучшить.

Эта мысль мучила меня и когда я добралась до вокзала, но я запретила ее себе, поскольку уже показался поезд. Первое и главное сейчас помочь другу. Джил надеется на меня. Мои семейные мучения длились так долго, что могут еще немножко подождать.

В Тонбридже я пересела на поезд, идущий в южном направлении, и через несколько секунд в купе вошел Джил. Поезд тронулся, и мой бывший жених, широко улыбнувшись, уселся рядом.

– Привет. Рад, что ты решилась, Эймори.

– Я же говорила тебе, что поеду.

Он снял шляпу и бросил ее на пустующее сиденье напротив, пригладив рукой волосы.

– Да, я видел, что ты всерьез. Однако нельзя недооценивать искусительные чары Майло Эймса. – В голосе его послышалась печаль.

– Давай не будем о Майло, ладно?

– У меня нет ни малейшего желания обсуждать твоего мужа. Но я бы не хотел, чтобы это отразилось на тебе. Он пришел в бешенство?

– Нет, не пришел, – вздохнула я. – По-моему, для него вообще не имеет значения, что я уехала.

Джил с минуту помолчал, а потом спросил:

– Ты от него ушла?

– Не знала, что мужчины тоже предпочитают мелодраму. Да нет, строго говоря, не ушла. Не совсем, как мне кажется. Я сказала, что еду к морю.

– И что едешь со мной?

Я взяла журнал, который читала до появления Джила, и открыла на первой попавшейся странице, собираясь закончить этот разговор.

– Майло вовсе не дурак. Он просто притворяется вертопрахом, потому что все находят это очаровательным. Конечно, он связал твой приезд и мой отъезд.

– И не пытался тебя отговорить?

– Нет, не пытался.

Джил покачал головой и усмехнулся.

– Тогда он не так умен, как ты думаешь.

Поезд прибыл на нашу станцию уже после обеда, погода стояла чудесная. Ярко светило солнце, теплый воздух пахнул морем и солью. Выйдя на платформу, я сделала глубокий вдох и на мгновение почувствовала радость, которую испытывала в детстве, приезжая к морю, – полнейшее счастье и довольство.

– Наш автомобиль.

Джил подвел меня к блестящей машине, которую за нами подали из гостиницы. Мы отъехали от вокзала и двинулись по плавно поднимающейся дороге мимо живописной деревни.

– Вот и «Брайтуэлл», – сказал через секунду Джил, указывая на вершину холма.

Очаровательная белая гостиница разместилась на скале над морем – вытянутое, солидное и вместе с тем элегантное здание. Да и все вокруг было солидное, прочное и тем не менее гостеприимное. «Брайтуэлл» был под стать что принцам, что пиратам. Здесь не грех было остановиться, не рискуя прослыть страшным мотом. Ведь в наши дни при виде излишнего расточительства многие строго хмурят брови.

Мы с Джилом вышли из автомобиля и по дорожке прошли в гостиницу. Внутри все было так же приятно глазу, как и снаружи. Стойка администратора располагалась прямо напротив входа в просторный вестибюль. Пол был выстелен блестящим белым мрамором. Свет, падающий из высоких окон, отражаясь от желтых стен, наполнял пространство теплым сиянием. Обитые белым и разными оттенками синего кресла и диваны были расставлены с продуманной небрежностью. Общий эффект довершала пара искусно размещенных кадок с комнатными растениями.

Когда Джил взял ключи, я почувствовала, что могу провести здесь вполне счастливую неделю.

– Батюшки, неужели это Эймори Эймс? – раздался высокий, несколько визгливый голос.

Я обернулась и увидела женщину в невероятной шляпе и пестром наряде. Она спланировала на нас будто попугай на бреющем полете.

– О, дорогая! – в один голос воскликнули мы с Джилом.

Это была Ивонна Роланд собственной персоной, кошмар всего лондонского общества.

– Эймори, моя дорогая Эймори! – Ивонна схватила меня за руки и одарила поцелуями в дюйме от каждой щеки, окутав облаком талька и розового масла. – Сколько лет!.. Пожалуй, еще был жив мой последний муж… А может, и раньше… Бедный мой Хэрольд! Как вы, дорогая? – И не дождавшись ответа, она повернулась к Джилу: – И Джилмор Трент тоже тут! Как я рада вас видеть! Да вы приехали вместе! – Она снова схватила меня за руку. – Как чудесно! – Вдруг ее осенило, она прищурилась, взгляд переметнулся с меня на Джила и обратно. – Но, дорогая, я думала, вы замужем… Как его звали? Чертовски привлекательный мужчина…

– Я приехала повидаться с друзьями, – неопределенно ответила я.

На лице Ивонны появилась лукавая улыбка.

– А-а, понимаю! Что ж, можете на меня положиться, я сама скромность… Если бы вы только знали все тайны, что заключены в моем сердце… Я никогда никому не говорила всего, что знаю об Иде Кент, даже после того, как она сбежала с этим мясником. – Миссис Роланд с отвращением поморщила нос. – Грязная история… Но вы и Джил! Очень, очень рада. Ну а теперь простите меня, я шла пить чай на террасе. Увидимся позже.

И, многозначительно подмигнув, Ивонна исчезла.

– Боже милостивый, – вздохнул Джил.

Я кивнула. Эта состоятельная вдова порхала в обществе подобно чрезмерно голосистой птице сумасшедшей раскраски. Она становилась вдовой трижды, с каждым разом, когда под грузом ее шумной и утомительной избыточности таял очередной супруг, увеличивая свое состояние. Я склонялась к мысли, что мужья Ивонны укладывались в гроб исключительно в надежде обрести покой. Однако она была достаточно безобидна.

– По крайней мере, не будет скучно, – улыбнулась я. – Возможно, миссис Роланд будет и не за нас, но, несомненно, с нами.

– Что ж, тогда, думаю, можно подняться и приготовиться к чаю на террасе вместе с ней и остальными, – сказал Джил, легонько коснувшись моего локтя.

Мы двинулись к лифту, находившемуся слева от стойки администратора, и молча поднялись на второй этаж, каждый в своих мыслях. Выйдя из лифта, Джил протянул мне ключи. Когда его рука коснулась моей, я вдруг почувствовала, что все это неспроста. Не важно, что мы поселились в разных комнатах; все равно приехали мы вместе, и от этого становилось несколько неловко. Мы посмотрели друг на друга. Интересно, а Джилу это тоже пришло в голову, подумала я.

– Моя комната через три от твоей, – сказал он. – Встретимся через пятнадцать минут?

– Хорошо.

Джил прошел дальше по коридору, и я зашла в номер. Он оказался просторным, сдержанно-элегантным: толстый ковер на натертом деревянном полу, шелковые обои в цветочек, мягкое, тяжелое постельное белье, все в бледных, со вкусом подобранных тонах. В углу модный диван и два обитых шелком кресла. У стены письменный столик. Как и в вестибюле, мебель, казалось, говорила: я очень дорогая, но я тут просто стою, не обращай на меня внимания.

Я сняла шляпу и перчатки и, бросив их на стул, подошла к окну. Комната выходила на море, и, раздвинув прозрачные занавески цвета слоновой кости, я пришла в восторг от бескрайней гладкой синевы. Вид был определенно романтический, и, припомнив испытанное мною в вестибюле смутное ощущение того, что я что-то делаю не так, я задумалась, правильно ли поступила, приехав сюда. Сомнения были отброшены быстро. Все правильно, ничего страшного.

Я переоделась, сменив темно-серый дорожный костюм от портного на воздушное белое в красных цветах шифоновое платье с мягким ремешком, который свободной петлей закрепила на бедре. Сполоснув лицо холодной водой, я снова нанесла немного косметики и разгладила волосы, пришедшиев в некоторый беспорядок дорогой. Надев легкую белую матерчатую шляпу с элегантными полями и крупного плетения лентой, я решила, что готова пить чай с сестрой Джила и кем там еще, и, вдруг сообразив, что понятия не имею, кого мне предстоит увидеть, почувствовала себя довольно глупо. Конечно, прежде чем лететь к морю, надо было все как следует продумать, но теперь, по всей вероятности, уже поздно что-либо предпринимать.

Джил тоже освежился, и, встретившись, как было условлено, мы пошли по длинному золотистому коридору. На долю секунды я задумалась, что бы представляла собой моя жизнь, выйди я замуж за Джила. Были бы мы счастливы? Кто знает.

– Я бы, признаться, поспал, – сказал Джил, когда мы вошли в лифт. – Но, наверно, сообщить о нашем приезде, выпив чаю, тоже неплохо.

– Несомненно. Это даст возможность скандалу разрастись еще до ужина.

Он улыбнулся, но я почувствовала его смятение.

– Ты ведь не против маленького скандальчика, Эймори?

Последние мои сомнения рассеялись, и я улыбнулась в ответ.

– Что за беда? Живем один раз, в конце концов.

Выйдя из лифта, мы по светлому коридору и уютному холлу прошли к застекленным дверям в западной части здания. Огромная терраса была залита ярким светом – восхитительное зрелище. Джил объяснил, что она идет вдоль всего западного фасада, поворачивает на юг, откуда открывается вид на море, и тянется еще по восточному фасаду. Кроме того, спустившись по примостившейся к скале деревянной белой лестнице, можно попасть на нижнюю террасу.

– Там довольно красиво, но сегодня сильный ветер. Полагаю, большинство гостей предпочтут пить чай на верхней террасе.

– Джил!

Обернувшись на это восклицание, мы увидели Эммелину Трент, которая издали махала нам рукой. Джил взял меня под локоть, и мы подошли к ней. Она встала поздороваться. Как и Джил, эта худенькая, милая девушка очень мало изменилась с тех пор, как я видела ее последний раз. У нее тоже были светлые волосы и карие глаза. Широко улыбаясь, Эммелина обняла брата и протянула мне руку для пылкого рукопожатия.

– Моя дорогая Эймори! Я так рада тебя видеть. Не знала, что ты приедешь. Как здорово!

– Спонтанное решение. Очень приятно видеть тебя, Эммелина.

С сияющим от счастья и гордости взглядом она указала на человека, сидевшего возле нее.

– Вы встречались, по-моему? Ты должна помнить моего жениха, Руперта Хоу. Руперт, Эймори Эймс.

Молодой человек встал. Он был именно таким, каким я его запомнила: высокий, красивый, холеный, с темно-каштановыми волосами и тоже карими глазами, но взгляд, брошенный на меня и уж тем более на Джила, был холоден.

– Очень рад, миссис Эймс. – Ослепительные зубы обнажились в натренированной, слишком вежливой улыбке.

Я, надо сказать, никакой радости не испытывала. Сразу было видно, что Руперт придает слишком большое значение своим манерам, слишком осознает свою привлекательность. Наверное, он все-таки не очень похож на Майло. Как если бы наши мысли, каждая двигаясь по собственной траектории, сошлись в одной точке, Эммелина спросила:

– Ты с мужем?

Я замялась, и повисло неловкое молчание.

– Нет, – ответила я наконец. – Нет, мы с Майло… Я приехала по приглашению твоего брата.

Эммелина покраснела.

– О, мне очень жаль. – Она пихнула Джила локтем. – Ты ничего не сказал мне! Прости, Эймори. Я не знала…

– Ничего страшного, – легко отозвалась я. – Все быльем поросло.

Я обратила внимание, как внимательно посмотрел на меня Руперт Хоу. Прежде чем я успела подумать, что это означает, позади раздался голос:

– На улице слишком ветрено. Как можно пить тут чай.

Обернувшись, мы увидели Оливию Хендерсон, молодую особу, которую я знала дольше, чем мне бы того хотелось. С этой дочерью известного банкира мы нередко встречались на приемах, хотя знакомы были не очень близко. Мне всегда казалось, в ней чрезмерно много снобизма, хотя, когда улыбка смягчая брезгливость, согревала зеленые глаза, Оливия становилась весьма симпатичной.

– Куда лучше перейти в гостиную, – продолжила она. – Я только что уложила волосы.

– Успокойся ты, не сдует тебя, – заметил Руперт.

Оливия, поправляя безупречную прическу, стрельнула сузившимися глазами, но ничего не ответила. Я собиралась поздороваться с ней, но она бросила на нас с Джилом мимолетный взгляд и уселась, не произнеся ни слова.

Постепенно подтягивались другие члены компании, и я обратила внимание, что среди нынешних друзей Трентов нет тех, с кем мы общались пять лет назад. Конечно, глупо было бы ожидать, что ничего не изменится, и все-таки я немного расстроилась.

– Эймори, познакомься, мистер и миссис Эдвард Роджерс, – сказал Джил, представляя меня подошедшей паре.

Супруги поздоровались, и я поразилась, насколько они разные: как будто кинозвезду вел под руку сельский священник.

– Как поживаете? – вяло сказал мистер Роджерс.

Он был молод, серьезен, по роду занятий, как я узнала позже, юрист. Эдвард Роджерс быстро осмотрел меня карими глазами и, видимо не обнаружив ничего для себя интересного, расположился пить чай. Анна Роджерс была платиновой блондинкой с простоватым лицом, однако ее манера двигаться притягивала взоры всех присутствующих мужчин, особенно когда она шла по террасе в облегающем розовом платье. Миссис Роджерс тепло поздоровалась, смерив меня оценивающим, хотя и не враждебным взглядом.

– Восхитительное платье, – сказала она мне, опускаясь на стул рядом с мужем и размешивая четыре куска сахара в чашке, которую поставил перед ней Роджерс. – Спасибо, дорогой, – бросила она ему, потрепав по руке, и тот тепло улыбнулся в ответ.

Они в самом деле довольно странно смотрелись вместе, но из меня неважный эксперт в области счастливых браков.

Следующими на террасе появились Нельсон Хэмильтон с женой Ларисой и направились прямо к нам с Джилом, причем мистер Хэмильтон шел так быстро, что супруга осталась позади. Пока Джил представлял нас, я пыталась припомнить, могла ли когда-нибудь видеть их в Лондоне, но тщетно.

– Очень рад, миссис Эймс, – сказал Хэмильтон, пожав мне руку горячими пальцами.

Он окинул меня взглядом с ног до головы, так что я могла ответить ему тем же. Хэмильтон был старше остальных, лет сорока пяти, с седеющими темными волосами и ухоженными усами. Я сразу заметила, что он весьма общителен, охотно улыбается и обладает непринужденной, почти фамильярной манерой. Словом, из тех, кто сразу вызывает симпатию, которая, однако, довольно быстро проходит.

– Моя жена Лариса. – И Хэмильтон несколько небрежно кивнул на женщину, стоявшую чуть позади.

Подобное представление показалось ему достаточным, и он завел с Рупертом какой-то деловой разговор, подробности которого скоро потонули в общем гомоне. Миссис Хэмильтон коротко проследила за ним и повернулась ко мне.

– Очень рада познакомиться с вами, миссис Хэмильтон.

– Я тоже, – ответила она.

Как часто бывает, эту женщину, не обладавшую joie de vivre[1] ее супруг, видимо, привлекла именно его энергичность. Лариса Хэмильтон была очень спокойной, говорила тихо. Она была по меньшей мере лет на пятнадцать моложе мужа и красива, однако не отличалась победительностью, как бы не осознавая своей красоты. У нее был какой-то несчастный вид, и мне почему-то вспомнился один из образов Офелии у Уотерхауса. Милая улыбка, смягчавшая черты лица, похоже, не придавала ей уверенности в себе. Если я верно догадалась, муж запугал Ларису Хэмильтон до смерти. Несколько раз я подметила, как она вздрагивала, когда за спиной раздавался его хохот.

К нашим столикам приблизился еще один джентльмен, и я сразу узнала восходящую звезду британской сцены Лайонела Блейка. Его Гамлет вызвал целую бурю и стал, пожалуй, самой обсуждаемой театральной премьерой после гастролей ньюйоркца Джона Бэрримора несколько лет назад. Мистер Блейк оказался весьма импозантным мужчиной с темными волосами и пронзительным взглядом зеленых, необычного оттенка глаз.

– Я уже давно собираюсь на ваш спектакль, – сказала я ему, когда нас представили. – Говорят, вы удивительный актер.

– Вы слишком любезны, миссис Эймс, – ответил он. – Боюсь, эти оценки преувеличены.

Блейк придвинул мне стул, и я села. Его движения отличались легкостью и изяществом, которые нетрудно было представить на сцене, и еще я обратила внимание, что говорит он старательно, будто повторяет заученный текст.

Последней на террасе появилась рыжеволосая Вероника Картер, о которой я много слышала, хотя и не была с ней знакома. Дочь известного промышленника, несмотря на слухи о крушении его финансовой империи, судя по всему, жила на заработанное отцом и имела в жизни одну-единственную цель – развлечения. Она была сногсшибательно одета, избыточно подчеркивая красоту, которая без чрезмерного макияжа, пожалуй, стала бы ярче. Не так давно все колонки светской хроники расписывали скандал с участием мисс Картер и, как утверждалось, вполне женатого члена парламента. Все, что я о ней слышала, не вызывало у меня особой симпатии. И новая знакомая довольно быстро подкрепила это впечатление. Когда мы наконец уселись пить чай, она взглянула на меня холодными голубыми глазами, гармонировавшими с ее чашкой китайского фарфора, и спросила:

– Мисс Эймс, не правда ли? Мне знакомо ваше имя. Мы встречались?

– Миссис Эймс, – поправила я. – Но нет, мисс Картер, не думаю.

Она искусно закусила алую губу, словно задумавшись.

– Где же я слышала ваше имя? Дайте подумать. Я уверена, что… Ну конечно! Всего месяц назад я познакомилась с джентльменом по фамилии Эймс. На Ривьере. Невероятно красивый мужчина.

– Мой муж Майло.

Если со стороны могло показаться, что я произнесла эти слова как бы несколько скучая, то только потому, что мне действительно стало скучно. Было до неловкости очевидно, что Вероника пытается спровоцировать неприятную сцену, будто бы я удивилась, узнав, что Майло вел себя предосудительно.

– О, простите, – приподняв тонкие подрисованные брови и изобразив насмешливое удивление, произнесла моя собеседница. – Я не поняла, что он женат.

Я холодно улыбнулась.

– Не извиняйтесь. Он и сам иногда об этом забывает.

Повисло молчание. Вероника Картер была искренне изумлена моим равнодушием. Она, несомненно, ждала резкой отповеди от ревнивой жены. Джил смущенно закашлял, а Лайонел Блейк широко улыбнулся.

Под убаюкивающий шум моря и звон фарфора разговор перешел на какие-то банальности и скоро стал удручающе пустым. Тем не менее чувствовалось напряжение, хотя здесь собрались люди, которые проводили вместе немало времени, которые условились встретиться в этой приморской гостинице, чтобы вместе отдохнуть. Может, они просто не очень друг друга любят. Такое часто бывает среди состоятельных людей. Дружба дружбой, но свояк свояка видит издалека. Я мечтала вовсе не о такой компании, однако моя задача помочь Джилу. А побыть на море в самом деле очень здорово.

Мы сидели на террасе, пили чай и терпели друг друга. И никто, конечно, не догадывался о том, что один из нас не доживет до следующего вечера.

Глава 4

Вечером вся гостиница осветилась. Судя по всему, к ужину в «Брайтуэлле» подходили серьезно, как к настоящему светскому рауту – черные галстуки, танцы и, как полагается, шампанское. Я надела приталенное платье сиреневого шелка с широкими прозрачными рукавами и легкими тюлевыми вставками, весьма выгодно подчеркивавшее высокую стройную фигуру, если позволено так говорить о себе. Джил в вечернем костюме выглядел просто потрясающе – подтянутый, широкоплечий. Он был из тех мужчин, что рождены для смокингов.

Зал, в котором проходил ужин, был элегантен, изыскан и лишен даже намека на вульгарность. Стены изумительного розово-желтого цвета обрамляли панели, на удивление успешно сочетающие черты чопорного викторианского стиля и изящного ар-деко. На круглых столах, покрытых белыми шелковыми скатертями, мерцали хрусталь, серебро и обрамленный серебром фарфор.

Места можно было выбирать самим, и мы с Джилом сели вместе с мистером и миссис Хэмильтон – они расположились слева от меня – и Эммелиной и Рупертом, которые разместились справа от Джила. Эммелина демонстрировала все признаки безумной влюбленности. Горящие глаза следовали за Рупертом по пятам. При любой возможности она дотрагивалась до него, терлась плечом, стискивала руку и явно гордилась тем, что такой красивый и очаровательный мужчина принадлежит ей. Я-то хорошо знала симптомы болезни, что зовется любовью.

Руперт был очень внимателен к невесте. Он улыбался, шептал ей что-то на ушко, однако в нем ощущалось какое-то беспокойство. Казалось, на него что-то давило, будто мыслями он был не здесь. И я задумалась о том, насколько глубоки его чувства к Эммелине.

– Чудесный вечер, не правда ли? – негромко сказала сидевшая рядом со мной Лариса Хэмильтон.

Я согласилась. Ее светло-голубое платье с гофрированными рукавами и низом было очаровательно, о чем она от меня и услышала.

– Спасибо. Его выбирал Нельсон. – Лариса разгладила платье на коленях. – У него очень точный глаз.

Это-то я уже заметила. В настоящий момент он положил этот свой глаз на Анну Роджерс, которая как раз вплыла в столовую в вышитом бусами сиреневом платье длины, пригодной лишь для того, чтобы избежать полного скандала. Мистер Роджерс шел следом, вроде бы не замечая эффекта, производимого его женой на присутствующих джентльменов.

– Симпатичная компания подобралась, правда, Руперт? – спросил Хэмильтон, когда Роджерсы уселись за стол, и достал из кармана сигареты.

– В самом деле, – согласился Руперт, протянув Хэмильтону зажигалку, и обратился к Эммелине, достаточно громко, чтобы его услышала половина стола: – Хотя было бы еще симпатичнее остаться наедине. Не могу дождаться, когда мы сможем ездить одни.

Эммелина вспыхнула и улыбнулась, а Джил несколько напрягся. Он старался это скрыть, но было совершенно очевидно, что выбор сестры ему очень не по душе.

– Нельсон любит голубой цвет, а мне нравится тон вашего платья, – неожиданно возобновила миссис Хэмильтон разговор, прервавшийся некоторое время назад.

– Да, вы выглядите потрясающе, миссис Эймс.

Это был Лайонел Блейк, занявший место за соседним столом.

– Спасибо вам обоим. И пожалуйста, зовите меня Эймори. Обращаюсь ко всем.

– Эйн-Мери, какое необычное имя, – протянула Вероника Картер, сидевшая наискосок от нашего стола и смотревшая на меня сквозь дым сигареты, которая небрежно свисала между ее пальцами.

Она впервые обратилась ко мне с начала ужина, и в сочетании с насмешливым тоном мое неправильно произнесенное имя создавало впечатление, что она вовсе не ослышалась.

– Эймори, – поправил Джил.

Вероника ничего не ответила, и ее изящное лицо снова исказила угрюмая гримаса.

– Эймори Эймс, – повторила миссис Хэмильтон. – Удивительное имя. Очень мелодичное. Какая удача, что фамилия вашего мужа так подходит к вашему имени.

Я хотела было ответить ей длинной историей, но передумала и просто поблагодарила:

– Спасибо.

Дело в том, что, строго говоря, я не брала фамилию Майло. Я урожденная Эймори Эймс. Когда я познакомилась с Майло Эймсом, который вовсе не был мне никаким родственником, это совпадение его крайне забавляло. Мы поженились, и я будто застряла в чистилище, нося уже не вполне собственное имя и все-таки не до конца мужнино. Странным образом это обстоятельство было типично для наших отношений в целом.

Ужин был великолепным: легкий суп, отлично сваренный морской язык, жареная баранина под мятным соусом, свежий салат, за которыми последовали таявший во рту пудинг, сыр, крекеры и сладкий ароматный кофе. Разговор был легким, необязательным, приятным. Затем компания начала разбиваться на пары для танцев.

Подобно многим престижным отелям Лондона, «Брайтуэлл» нанимал на лето оркестр. Когда он затянул начальную мелодию «Я весь твой», Джил встал и протянул руку:

– Потанцуем, Эймори?

– С удовольствием.

Он вывел меня на танцплощадку. Прежде чем принять исходную позицию, прежде чем наши тела соприкоснулись, мы оба помедлили. Ненадолго память перенесла меня в тот вечер, когда мы танцевали с ним в последний раз – на нашей помолвке. Я была так влюблена тогда, так уверена в будущем. Как же глупа юность, сколько в ней уверенности и блаженного неведения.

Оркестр в самом деле был очень хорош, музыка плавно плыла по залу, слова именно этой песни особенно подходили к случаю. Мы с Джилом не разговаривали, а просто танцевали, погрузившись в воспоминания. Я чувствовала себя необычно счастливой, чего со мной не случалось уже долгое время. Когда танец закончился, мы оба сделали шаг назад, лишь один шаг, продолжая смотреть друг другу в глаза.

– Эймори… – начал Джил.

– Не возражаешь, старина?

К нам неторопливо подошел Руперт Хоу. Вопросительно приподняв брови, он протянул мне руку. Джил с заметным раздражением во взгляде отступил, а я, приняв руку Руперта, позволила себе оказаться в его объятиях. Опять заиграла музыка, и к микрофону подошел певец. Как ни неприятно мне было признавать это, Руперт танцевал превосходно.

– Замечательная музыка, – заметила я, чтобы прервать молчание.

– Конечно, не Генри Холл со своим оркестром, но сойдет, – ответил Руперт. – Во всяком случае, можно танцевать. Я заметил, как на вас смотрят мужчины, миссис Эймс. Вы сегодня будете нарасхват.

– Не вижу для этого оснований, – не поддалась я на его лесть. – Здесь столько женщин, богатый выбор.

Руперт коротко рассмеялся.

– Только с ними такая тоска, с большинством. Исключая вас, разумеется. – Руперт любезно улыбнулся. – Роджерс воображает себя звездой общества, но ее лучшие годы уже позади, а Хэмильтон просто серая мышь, надолго не зацепит. Вероника Картер далеко не так прекрасна, как думает о себе, а Оливия… Ну, скажем, мы с Оливией уже не так хорошо понимаем друг друга, как раньше.

Как деликатно, подумала я с раздражением. Если у них с Оливией было прошлое, жестоко с его стороны хвастаться этим, особенно в данной ситуации. Я посмотрела на Оливию Хендерсон, которая сидела за нашим столом и почти весь вечер молчала. Конечно, я плохо ее знала, но мне показалось, она чем-то угнетена. Возможно, не смогла забыть нежные чувства так же легко, как Руперт.

– А ваша прекрасная невеста? – поинтересовалась я.

Что-то на секунду вспыхнуло в глазах моего партнера, он будто на мгновение забыл об Эммелине. Затем Руперт улыбнулся, и я удивилась теплоте этой улыбки.

– Само собой разумеется, я обожаю Эммелину.

– Правда? – Я старалась говорить легко. – Впрочем, у меня не было в этом никаких сомнений. Очаровательная девушка.

– Просто прелестная, – подхватил Руперт. Моя шпилька не произвела на него ни малейшего впечатления. – Как мило, что вы цените те же восхитительные качества в ее брате.

О, так у нас начался раунд словесного фехтования?

– Мы с Джилом были друзьями много лет назад.

– Насколько я понимаю, больше, чем друзьями. Поразительно, право, что вы сумели сохранить такие хорошие отношения… несмотря на неудачный брак.

Я улыбнулась, не желая отступать под напором этой дерзости.

– Не всем выпадает счастье, как вам, обрести свою настоящую половину.

Музыка закончилась, и я сделала шаг назад. Руперт слегка поклонился, и ухмылка искривила его красивое лицо.

– Благодарю вас за доставленное удовольствие, миссис Эймс.

Мне не удалось найти в себе силы ответить ему любезностью.

Оставшуюся часть вечера, танцевав по очереди с мистером Роджерсом, Лайонелом Блейком и мистером Хэмильтоном, я была избавлена от необходимости отражать чары Руперта Хоу. Роджерс поведал, что он адвокат, в основном специализирующийся на уголовных преступлениях. Во время танца он вяло рассказывал о своей работе, которая, казалось, навевала на него такую же тоску, как и на меня.

– Знаете, в наши дни не очень много интересных преступлений, – сказал он ближе к концу танца. – Как правило, глупые люди совершают глупости.

– Правда? Я, по правде сказать, полагала, что преступники умнеют вместе с прогрессом.

– Ерунда. Сегодня, со всеми этими современными новшествами, почти невозможно улизнуть. Взять хотя бы дело Криппена. Даже двадцать лет назад он не ушел от возмездия. Его взяли, когда он телеграфировал на корабль, на котором собирался удрать. А сегодня этого добра еще больше. Вы думаете, что преступники способны учиться, но это не так. Скорее всего, по той же причине, о которой я уже упоминал: глупые люди совершают глупости.

Следующий танец я танцевала с отменно вежливым, безупречных манер Лайонелом Блейком. Обладая природным изяществом, он и танцевал прекрасно, и у меня мелькнула мысль, что, если Блейку надоест сцена, он может сделать неплохую карьеру в музыкальном кино. Когда мы кружили по залу, он рассказывал мне о пьесе, в которой скоро должен был появиться, – таинственное убийство в сельской усадьбе.

– Боюсь, пьеса не слишком хороша, – печально улыбнулся актер. – Но главный попечитель театра мой близкий друг. Когда он спросил меня, возьмусь ли я за роль, я не смог отказать.

– Пьеса, может, и не хороша, но вы будете восхитительны, – попыталась я подбодрить его. – Мне говорили о вас с придыханием. Я уверена, если вы б в ней сыграете, пьеса будет иметь огромный успех.

Блейк отвел глаза, словно его смутил мой комплимент, и быстро заговорил о погоде. Я не ожидала такой скромности в привлекательном артисте, особенно пользующемся большой известностью, как мистер Блейк. Но, возможно, у меня сложилось о нем неверное впечатление.

Следующим моим партнером стал мистер Хэмильтон. Он был верен себе, и я заметила не один его исполненный неподдельного интереса взгляд, устремленный на мое декольте.

– Вы давно знакомы с Трентами? – спросила я, пытаясь переключить его внимание.

– С Рупертом и Эммелиной мы подружились в Лондоне. Как-то все время сталкивались в одних и тех же местах. Знаете, ведь мы с Рупертом вроде как земляки. А с мистером Трентом я не очень хорошо знаком. Зато мне известно, что они с Рупертом не слишком высокого друг о друге мнения. Впрочем, это видно невооруженным глазом. – И Хэмильтон рассмеялся, будто выдал отменную шутку.

Похоже, я не единственная заметила напряжение между Джилом и Хоу.

– А вы бывали прежде в «Брайтуэлле»? – спросила я, когда у моего партнера опять поплыл взгляд.