Тайная книга Самак Грегори
– Идемте скорей, малыш нашелся, за ним гонятся штурмовики! Давайте за мной!
Тем временем Ти-Том пытался оторваться от преследователей. Летя наугад по узким улочкам, он выскочил на широкий проспект. Нацисты сделали круг и теперь сжимали тиски.
Вскоре на проспект вслед за Гомелем и Кеплером выбежал и Элиас. К ним присоединились Хильге и другие товарищи из «Рот Фронта».
Ти-Том решил было, что спасся. Но пока он бежал посереди улицы, штурмовики появились у него за спиной. Грохнул выстрел. Ребенок резко остановился и метнулся в сторону, к какой-то будке из гофрированного железа.
Между ротфронтовцами и штурмовиками завязалась перестрелка, превратившаяся в свинцовый дождь. Стрелки с обеих сторон устроили баррикады.
Несколько пуль пробили гофрированное железо будки. На глазах Элиаса выступили слезы. Он стал звать Ти-Тома.
И вдруг, пнув по железной стенке, скрывавшей его от баррикады ротфронтовцев, мальчуган появился шагах в пятнадцати от них. Элиас его заметил. Но огонь был таким плотным, что у Ти-Тома не было шансов добраться до старого друга без риска для жизни.
Элиас закричал:
– Спасайся, Ти-Том! Уходи!
Стрельба звучала адским громом. Ребенок выпрямился и показал Книгу Элиасу, словно говоря: «Она у меня, не беспокойтесь!»
Пуля слегка оцарапала ему плечо. Другая на глазах старика и Гомеля сразила бойца-коммуниста.
Элиас снова крикнул:
– Уходи! Уходи с помощью Книги!
Том всем своим видом выразил недоумение: «Но как же вы?»
Штурмовики приближались. Укрытие Ти-Тома рухнуло под градом пуль. Одна из них прочертила по железу длинную диагональ. Гомель похолодел: ребенку никак оттуда не выбраться. И вдруг соратники Элиаса увидели, как из поверженной будки над улочкой разлилось золотое зарево.
Ти-Том исчез. Вернулся.
– Книга там! – крикнул Эрик. Он лежал на груде ящиков и все видел сверху.
– Надо непременно до нее добраться, – взмолился Элиас.
– У нас людей меньше, – ответила Хильге, целясь из револьвера во врагов. – Если замешкаемся, нас всех тут перебьют!
– Я пойду! – сказал Элиас. – Пора исправлять ошибки!
И он уже приготовился броситься вперед, как вдруг над ними выросла громадная тень. Это был Тильманн, вернувшийся, чтобы помочь своим товарищам.
Гигант пристально посмотрел в глаза Элиасу, словно хотел извиниться за то, что не поверил ему. Потом, не говоря ни слова, поднял с баррикады тяжеленный щит из деревянных брусьев и, держа его перед собой, ровным шагом двинулся в сторону неприятеля. Нацисты открыли по нему шквальный огонь.
В него уже попало несколько пуль, но он продолжал идти на штурмовиков, сея замешательство в их рядах. Элиас посмотрел на него: нет, Тильманн не был неуязвимым героем; он был просто юношей, который присоединился к правому делу и решил пожертвовать ради него жизнью.
И тогда Элиас, словно сомнамбула, двинулся к Книге. Без помощи Тильманна он бы стал легкой мишенью. Гомель попытался остановить старика, но безуспешно, и в конце концов сам последовал за ним, несмотря на опасность.
Перестрелка достигла апогея. Тильманн, не доходя нескольких метров до позиции штурмовиков, поднял свою тяжкую ношу над головой и с грохотом обрушил ее на стрелков в коричневых рубашках. Потом рухнул сам, и его массивный силуэт исчез в облаке пыли.
Друзья, потрясенные его мужеством, решили последовать за ним, а тем временем Гомель с Элиасом уже добрались до сломанной будки. Адвокат удивился:
– Это и есть Книга?
– Да, она. Если бы не Ти-Том, мы могли бы потерять ее навсегда, – ответил Элиас.
Потом открыл ее, побормотав несколько псалмов.
– Что вы делаете? – спросил Гомель, стараясь перекричать грохот перестрелки.
– Собираюсь докончить свою миссию!
Элиас уже приготовился положить пальцы на пламенеющий текст, когда Гомель неожиданно ухватился за него.
– Я с вами! – крикнул он.
Их обволокло световым облаком, затопившим всю улицу, на которой штурмовики и ротфронтовцы сошлись в последнем смертельном бою.
42
Гомель пришел в себя первым и обнаружил рядом Элиаса. У адвоката не было ни малейшего представления о том, где он очутился и в какой эпохе. Его пробирал холод, по всей видимости, тут тоже была зима и уже спустилась ночь. Город был ему совершенно незнаком, а вид конных экипажей напомнил 20-е годы.
Он слегка потряс Элиаса за плечо, чтобы тот очнулся. Открыв глаза, старик увидел осунувшееся лицо Гомеля.
– Вот уж не думал встретить вас здесь! – возмутился он.
– Да полно, я ведь могу оказаться полезным. Для того, что нам предстоит совершить, два человека – совсем немного…
На самом деле присутствие Гомеля даже успокоило Элиаса. Тот обладал силой и энергией, которых ему недоставало. И потом, ему стало легче, ведь больше не надо было в одиночку нести тяжесть его тайного замысла.
Вдруг внимание Гомеля привлекла красная листовка, валявшаяся на земле. Она была смята, словно ее хотели выбросить, но, развернув бумажку, адвокат смог прочитать следующее: «Was uns not tut!» («То, что нам нужно!») Выступления доктора Иоганнеса Дингфельдера и Антона Дрекслера. Присоединяйтесь к нам 24 февраля в 19 часов в актовом зале Хофбраухауса». И вместо подписи стояло: DAP[10].
Элиас и Гомель переглянулись. Книга снова направила их по верному следу. DAP была предшественницей нацистской партии. Вполне возможно, что на этом собрании будет присутствовать и Гитлер.
Стало быть, они оказались в Мюнхене 24 февраля и скоро пробьет 19 часов.
– Не будем медлить! – сказал Гомель, нащупав револьвер во внутреннем кармане пиджака.
Элиас почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Неужели они увидят Гитлера снова, смогут наконец приблизиться к нему, встретиться на равных? Хотя его известность в националистических кругах Мюнхена уже была достаточно велика, он еще не стал «неприкосновенным» фюрером февраля 1933 года.
Хофбраухаус было легко найти: его тут знали все. Когда Элиас и Гомель пришли туда, в зале, рассчитанном на тысячу человек, набилось в два раза больше народу.
Они протолкались к самой эстраде. Но на трибуне оказался не Гитлер, а… доктор Дингфельдер. Он произносил вполне классическую националистическую речь, и публика довольно спокойно его слушала.
Похоже, сюда просочилось немало коммунистов. Гомель обратил на это внимание Элиаса. Но, пока глаза публики были прикованы к Дингфельдеру, Элиас невольно повернул голову в сторону, словно ее притянул к себе мощный магнит. И всего в нескольких сантиметрах от себя заметил в темноте силуэт сумрачного человека в напряженной позе. Это был Адольф Гитлер.
Элиас оцепенел. Он впервые видел Гитлера – Гитлера-человека – так близко. И почувствовал в нем подлинную страсть. Некую смущавшую сознание крайнюю форму искренности. И почувствовал, что в этот миг Гитлер еще не имел никакого представления о том, чем станет. Он был всецело и фанатично предан Германии, но при этом, видя его, Элиас, далекий от всякого упрощенчества, понял: сам Гитлер уверен, что действует во имя Добра.
Все это он ощутил в Гитлере-человеке. Это действительно было человеческое существо, но с совершенно извращенными представлениями, которому, как капитану, обманутому своими навигационными приборами, было суждено спровоцировать самую беспримерную катастрофу в истории человечества.
«Немногие творят зло, полагая, что они творят зло», – подумал Элиас.
Если бы Гомель увидел Гитлера в этот момент, он бы наверняка выстрелил. Но у Элиаса перехватило горло. Его глаза были прикованы к профилю будущего фюрера. Гитлер слушал Дингфельдера, был поглощен его речью, всецело проникшись идеей немецкого величия, которое нации предстояло восстановить.
Оратора проводили шумной овацией. И Элиас увидел, как Гитлер встал, невозмутимо прошел перед ним и поднялся к трибуне.
Толпа еще не утихла, когда Гитлер предстал перед ней. Он не говорил ни слова, наблюдая за аудиторией выжидающим и холодным взглядом. Скрестил руки и сделал вид, будто просматривает свои заметки, затем снова вперил в толпу леденящие глаза.
Та уже стихла, но Гитлер по-прежнему безмолвствовал, словно хотел посеять в умах что-то вроде страха. А решив наконец после долгого молчания, что пришло время, заговорил, сначала вполне спокойно.
Он говорил о Германии, о войне 1914 года. Об украденной победе. Атмосфера в зале быстро накалилась. Фразы становились все более агрессивными. Они не имели ничего общего с благопристойной речью предыдущего оратора. Его слова, словно поднимающийся прилив, все больше и больше захватывали слушателей. Главное, он говорил на простонародном немецком, понятном всем. Его выражения были резкими, как удары ножом. Он яростно клеймил Версальский договор, этот диктат, навязанный союзниками и унижавший немецкий народ. Те, кто его подписал, были трусами, предателями нации. И он набросился на евреев, на спекулянтов, и его слова рассекали воздух, как бич кожу раба.
– Повесить их! – рычала толпа.
Под хор несмолкающих выкриков он подробно изложил свою программу из двадцати пяти пунктов: воссоздание великой объединенной Германии, отмена Версальского договора, лишение немецкого гражданства евреев, высылка инородцев, конфискация всех «доходов с войны», доля работников в прибылях предприятий, создание великой национальной армии, изъятие прессы из рук иностранцев или евреев…
Публика ликовала. Гитлер заключил:
– У нас только один девиз: «Борьба!» Ничто не отвратит нас от этой цели!
43
Когда Гитлер закончил речь, зал дрожал от торжествующих криков.
Гомель пробился к Элиасу сквозь толпу и схватил его за руку.
– Надо выбраться отсюда, – шепнул адвокат Элиасу, показав на выход.
Площадь возле здания была пустынна. Оба затаились и стали ждать, молча слушая свои колотившиеся сердца. Пока ничего не происходило.
Потом из зала кучками посыпались сторонники националистов, опьяненные пивом и словами. Поглощенные своими разговорами, они проходили мимо Элиаса и Гомеля, не обращая на них внимания.
Вдруг появилась более плотная группа. Гитлер среди окружавших его угрюмых людей был до странности легко узнаваем.
Гомель выхватил револьвер и держал его наготове, обмотав полой пиджака. Элиас сжимал рукоятку отцовского «Люгера», не вынимая его из кармана пальто.
– Сейчас! – процедил Гомель сквозь зубы.
Молодой Адольф Гитлер с группой сопровождающих прошел по тротуару и пересек улицу совсем рядом с ними.
Гомель сделал несколько шагов, чтобы приблизиться к цели, но, когда он уже собирался выстрелить, на них налетел какой-то человек с криком: Achtung![11]
Толкнув Гомеля, он выбил револьвер из его руки. Упала на тротуар и священная Книга. Началось столпотворение. Гитлер попятился. На них посыпались удары, но проникшие в толпу коммунисты не замедлили вмешаться, что еще больше усугубило свалку.
Улица превратилась в арену ужасного побоища. Элиас сумел выскользнуть из рук нападавших и попытался прийти в себя. Заметив на мостовой светящуюся Книгу, он бросился к ней и уже наклонился, чтобы поднять…
Но тут поймал на себе пристальный взгляд человека, который спешил убраться подальше от бушевавшей драки. Это был Гитлер.
Элиас стиснул рукоятку пистолета и выпрямился. Пора было покончить с этим! Гитлер вскрикнул. Грянул выстрел.
Старик приближался к своей жертве, лежавшей на земле. Сторонники крайних правых похолодели от ужаса. Их вожак только что упал.
Элиас успел подойти к Гитлеру. Поскольку тот еще дышал, он приставил ствол оружия к его черепу и закрыл глаза.
Раздался второй выстрел. Адольф Гитлер покинул наконец этот мир. В 1920 году, на сей раз по-настоящему.
44
Наконец Ти-Том очнулся. Он лежал, свернувшись калачиком, в Зале Книги, в Браунау.
Ему вспомнилось все. Он возблагодарил небо за то, что вернулся. И подумал об Элиасе, которого оставил в самый разгар свинцовой бури.
Только теперь он ощутил боль в ноге: на бедре была открытая ранка и оттуда сочилась кровь.
Он с трудом встал, заметив, что один из томов Книги открыт. Мальчик резко захлопнул его, словно чтобы прервать дурной сон или, быть может, чтобы помешать преследователям добраться до него. И еще раз окинул взглядом величественный Зал Книги.
Потом поднялся наверх, чтобы сделать что-нибудь со своей раненой ногой. Выйдя из голубой комнаты, он направился по старой лестнице в ванную, где промыл и забинтовал рану. И вдруг услышал звук разбитого стекла.
Он выглянул в вестибюль, но не заметил ничего подозрительного.
Тогда Ти-Том прошел в кухню, и там, на застекленной двери, заметил чью-то тень. Его сердце екнуло. Он был в доме не один…
45
После выстрела на Элиаса обрушился шквал ударов и ругательств, но он не потерял сознания. Раздались свистки полицейских, рукопашная схватка разжала свои тиски, по крайней мере настолько, чтобы в нескольких метрах Элиас смог увидеть израненное тело Гомеля.
Ему удалось доползти до него. Гомель умирал. Он получил два ножевых ранения в грудь. Они не сказали друг другу ни слова и только обменялись взглядом, полным взаимной глубокой признательности.
И Гомель, прежде чем закрыть глаза, понял, что довел свою миссию до конца и теперь мог спокойно уйти.
Слеза, скатившаяся по щеке Элиаса Мудрого, окончила свой путь на безжизненном лице молодого бойца чуть раньше, чем его схватила мюнхенская полиция.
Когда полицейские забрали его с собой, он мысленно был уже далеко. Гитлер наконец был убит, уничтожен, вычеркнут из Истории.
Какая разница, что теперь с ним будет. Ничто больше не имело значения. Гомель погиб не напрасно. Он исполнил волю Книги, Божественную волю.
Но пока рассеивалась толпа, один из полицейских заметил некий предмет, валявшийся на мокрой мостовой. Что тут делала книга?
46
Томас сразу же узнал силуэт за стеклом, ошибиться было невозможно – это Бёзер.
Несколько дней назад Архангел позвонил бургомистру и признался, что потерял след мальчишки. Он искал его повсюду, но безуспешно. Рифеншталь был крайне раздражен. Он не хотел возвращать Марике свободу, пока Бёзер не поймал маленького беспризорника.
И тут начальника полиции осенило. Он предложил, чтобы бургомистр, наоборот, освободил свою дочь. А он, Бёзер, незаметно проследит за ней, и рано или поздно девочка приведет его прямо к тайнику Ти-Тома.
Рифеншталь согласился, а Марика решила, что может наконец вернуться к нормальной жизни.
Оказавшись на свободе, она поначалу держалась начеку. Но, как и предполагал Бёзер, довольно скоро ее бдительность ослабела, и в конце концов девочка перестала остерегаться.
Вспомнив слова Ти-Тома, сказанные той ночью, она направилась к дому Элиаса и постучала в дверь. В тот день Ти-Том как раз вернулся из своего путешествия в Берлин.
Небо наконец прояснилось. Дом казался давно опустевшим.
Марике никто не открыл, но она увидела отражавшуюся в стекле машину, а в ней узнала Бёзера, который шпионил за ней. Девочка вздрогнула, но не подала виду и решила повернуть назад, чтобы не возбуждать любопытство Архангела.
Ее старания оказались напрасны. Бёзеру все стало очевидно: ведь он искал Ти-Тома повсюду, но только не здесь! Мальчишка наверняка прячется у старика. И как он не додумался раньше!
Возвращаясь назад, Марика обернулась и была удивлена, заметив, что ее больше не преследуют. Ею овладело смутное беспокойство. Должно быть, Бёзер теперь заинтересовался домом Элиаса.
47
Мальчуган незаметно выглянул в окно, и увиденное заставило его вздрогнуть: разбив квадратик стекла, незваный гость просунул в образовавшееся отверстие руку, открыл замок и проник в дом. Это был Бёзер. Ти-Том сразу же спрятался за кухонной дверью. Полицейский тихонько достал пистолет – взлом превосходно оправдывал применение оружия, – затем вошел в прихожую и медленно направился к гостиной.
Бросил взгляд на маленькую библиотеку в книжном шкафу, на шахматы из мрамора и черного дерева. Заметил также музыкальную шкатулку Элиаса, но главное – увидел куртку Ти-Тома, висевшую на стене. Он опять угадал.
Несколько дней назад он избавился от Фукса под предлогом, что получил особое задание и должен был действовать в одиночку. К тому времени противостояние между ними достигло своего предела, так что Архангел попросту развязал себе руки.
Он вошел в кухню. Ти-Том наблюдал за ним из-за двери, затаив дыхание. А тот осмотрел помещение и заглянул под мебель. Потом стал методично обходить остальные комнаты.
Ти-Том побледнел: он забыл закрыть за собой люк!
И то, что должно было случиться, случилось. Бёзер толкнул дверь бывшей детской на антресольном этаже и обнаружил тайный ход. Томас следовал за ним на некотором расстоянии и видел, как Архангел залез в люк и стал спускаться по каменной лестнице.
Проникновение этого подлого и опасного человека в столь священное место ужаснуло Ти-Тома. А тот, оказавшись среди стеллажей и колонн, был поражен неожиданным величием Зала. Но довольно быстро страх мальчика сменился гневом и желанием покончить с непрошеным чужаком. Он продолжил следовать за ним, стараясь ничем себя не выдать.
«Главное, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он обнаружил тайну Книги», – подумал Ти-Том.
Нужно было непременно что-нибудь предпринять…
48
Сидя в темноте, Элиас витал между сном и явью.
Его ум свободно блуждал, а он не мешал ему представлять, каким отныне станет мир.
Перед его глазами проплывали яркие образы детей, их игр и заливистого смеха… Гитлер был необходимым условием для рождения нацизма. Конечно, одного его устранения недостаточно для создания совершенного мира, для этого потребуется гораздо больше.
Но Элиас был убежден, что процесс индустриализации геноцида, организованный нацистской партией, стал возможен только под влиянием его фанатичной личности.
Без Гитлера в мире наверняка случились бы и другие массовые убийства, а евреи познали бы другие погромы, в Восточной Европе и прочих местах. Пережили бы другие притеснения, другие изгнания, другие гетто.
Но без Гитлера все это осталось бы лишь разрозненными всплесками ненависти, неспособными произвести на свет этого морального монстра, этого Левиафана, который поставил на конвейер уничтожение целого народа и тех категорий населения, которые счел недостойными для жизни.
«Вторая мировая война состоится, – думал он. – Чувство унижения, порожденное Версальским договором, было непреодолимой исторической данностью, хоть с Гитлером, хоть без него». По этой причине новая война казалась ему неизбежной.
Падение Веймарской республики или ее сползание к автократии тоже казалось логическим следствием исторического процесса. Германия наверняка будет снова утверждать свою независимость, сопротивляясь диктату, навязанному ей по итогам Первой мировой войны, и рано или поздно потребует возвращения Рейнской области.
Было еще идеологическое давление коммунистов, подумал Элиас. Быть может, без NSDAP[12] Германия впадет в большевизм, превратив Историю второй половины ХХ века в прямой конфликт между блоками.
Кому, кроме Бога, известно, что будет? Элиас стал перебирать всевозможные сценарии. Это было все равно что пытаться просчитать развитие шахматной партии. Необходимость пожертвовать ладью, чтобы взять слона… Именно так.
Предвосхитить, предвидеть множество ходов.
Но какими бы ни были комбинации, построенные его умом, Элиас не переставал улыбаться, потому что пути, отныне выбранные этой исправленной Историей, неизбежно будут лучше того, по которому первоначально двинулся мир.
Элиас размышлял о том, как по-разному мог прожить Запад три значительных десятилетия быстрого роста, которые он познал с 1945-го по 1973 год. Представлял себе изменение отношений между Севером и Югом, воображал радикальные перемены в ближневосточном вопросе.
Без Холокоста судьба сионистской идеи будет совсем иной; возможно, еврейское государство в Палестине так и не родится.
Он пытался представить, как будет дальше развиваться этот мир с учетом его поступка – подобно тому, как ведет себя спираль ДНК, избавленная от нежелательной раковой мутации. ДНК, исправленная некоей силой, действующей ради всеобщего блага.
Те, что оставили свою веру в Бога, могли бы примкнуть к этому. Впрочем, возможно, Он этого и добивался.
Какой-то хлюпающий звук вывел Элиаса из задумчивости. На пол его камеры что-то капало. По запаху Элиас понял, что это была не вода. Стены его ужасной тюрьмы были старыми, а канализация неисправной. Чувство собственного достоинства тут было не в ходу.
Из покрытых плесенью стен сочилось убожество. Элиас укрылся от этого в своих мыслях. И с радостью представлял новую судьбу собственной семьи, ее многочисленность и процветание.
Ведь благодаря своему поступку он в конечном счете осуществил последнюю волю отца: спас его фамилию от исчезновения. А случай или необходимость захотели, чтобы это чудо свершилось с помощью пули из его оружия… Быть может, теперь этот гордый и богатый разнообразными талантами род вновь обретет свое место в Книге Жизни.
В полумраке застенка пальцы Элиаса опять оживились, но он впервые узнал отрывок, который его рука беззвучно наигрывала столько лет подряд. Это была мелодия музыкальной шкатулки. А рука, что постукивала пальцами, как по клавишам, была рукой его отца, который воспроизводил эти ноты, сидя рядом с ним в Опере.
И Элиас, заточенный в гнусном каземате, улыбнулся. Никто в мире не сможет отнять это у него. Его память воссоединилась сама с собой.
Он был умиротворен наконец и попытался представить лица детей его давно умерших дедушек и бабушек, а также детей их детей, своих двоюродных братьев и сестер. В этом исправленном мире у него будет семья. И он отдал бы все на свете, только бы увидеть перед смертью плоды этого невероятного чуда.
В камере раздался скрежет открывающегося засова.
49
Ти-Том следил за непрошеным гостем, спрятавшись за одной из колонн Большого Зала. Прошло несколько минут, и Архангел опасно приблизился к полкам с томами Книги. Даже собрался открыть один из них.
Тогда мальчуган медленно поднял стул и попытался оглушить им Бёзера. Но тот оказался на удивление проворным: ловко увернувшись, перехватил стул твердой рукой, хотя и выронил при этом пистолет. Мальчик, движимый инстинктом самосохранения, бросился к оружию и сумел завладеть им.
После чего прицелился в Бёзера, но тому удалось сильным ударом ноги его обезоружить. Пистолет закрутился волчком и отлетел в другой конец Зала. Архангел поднялся во весь свой немалый рост, Ти-Тому он показался огромным. И оба с ужасающим ожесточением вступили в смертельную схватку.
Но силы были слишком неравны. Бёзер достал из-за голенища длинный стальной стилет и несколько раз чуть было не пронзил хромавшего Ти-Тома. Что касается Книг, то они бесстрастно взирали на эту сцену.
Противник оказался Ти-Тому явно не по зубам. Мальчуган попытался убежать от Бёзера, петляя в кольцеобразных коридорах. Но взрослый, словно забавляясь, преследовал его.
– Ну же, Томас, малыш, будь умницей. Иди сюда… Обещаю, что не сделаю тебе больно…
Ти-Том споткнулся, надеясь добраться до большой лестницы, и Архангелу удалось его настичь. Он прижал его к земле неподалеку от керосинового фонаря и вывернул ему руку, намереваясь причинить своей жертве как можно больше боли.
Бёзер явно наслаждался этой борьбой. Его взгляд блестел нездоровым блеском. Теперь речь шла уже не о приказе Рифеншталя, а о собственном удовольствии.
Он приставил стилет к сонной артерии юного противника:
– А теперь ты мне скажешь, для чего тут все эти книги!
На шее Ти-Тома выступило несколько капель крови. Он запаниковал.
– Или ты заговоришь, или я тебя на тот свет отправлю, к твоему дружку антиквару…
Поскольку тот не произнес ни слова, Архангел привязал его к стулу.
Мальчик по-прежнему молчал. Тогда взрослый начал пытать его, прокалывая ему кожу стальным острием. Это так возбудило мучителя, что его лицо исказилось. И только тогда сирота, опасаясь худшего, открыл тайную природу Книги:
– Если коснуться светящихся букв, они переносят в другое место. Отправляют, куда сами захотят, – прошептал Томас.
Архангел, одновременно озадаченный и восхищенный, захотел убедиться в этом. Открыл Книгу, уставился на страницы, но никакого свечения не увидел. Текст не оживал. Он даже прикоснулся рукой к буквам. Ничего не произошло.
– Что за сказки ты мне рассказываешь? У этой книжонки нет никакой силы!
Бёзер в бешенстве схватил стилет, решив покончить с Ти-Томом. Тот крикнул:
– Нет, погодите! Сейчас увидите. Дайте мне Книгу…
50
Книга засветилась. Бёзер вытаращил глаза. Выходит, мальчишка не солгал, она и в самом деле необыкновенная! Увлеченный этим зрелищем, он не заметил маленький силуэт, проскользнувший у него за спиной.
Это была Марика. Видя, что полицейский перестал за ней следить, она поняла, что теперь его интересовал только дом Элиаса, в котором он искал следы Ти-Тома. Поэтому она вернулась назад и увидела, как Бёзер вошел, взломав дверь. Последовав за ним, она с ужасом поняла, что тот подобрался к Томасу совсем близко. Однако, попытавшись его предупредить, она могла погубить их обоих.
Поэтому Марика позволила им опередить себя, после чего тоже спустилась в люк и с восхищением открыла для себя невероятный секрет старого Элиаса и этого дома.
Она не спешила действовать: у нее не было права на ошибку.
Но, когда Бёзер наклонился над связанным и плачущим Ти-Томом, она сняла с перекрытия над дверью полную керосина лампу и изо всех сил ударила его сзади по голове.
Стеклянная колба разбилась, залив Бёзеру керосином голову и верхнюю часть туловища, но ничего не произошло. Архангел медленно обернулся к девочке и пристально посмотрел ей прямо в глаза с выражением ненависти на лице.
И в этот самый миг керосин вспыхнул.
Превратившись в живой факел, Бёзер завопил от боли как оглашенный и заметался, опрокидывая все на своем пути.
Стеллажи с книгами падали под сокрушительными ударами обезумевшего зверя, и его жуткие вопли разносились по всем углам Зала. Обрушилась большая часть Библиотеки.
Ти-Том попытался было сбить пламя, спасти Тайную книгу, но по непонятной причине ее тома стали вспыхивать сами по себе изнутри. За несколько минут весь Зал на глазах отчаявшихся детей превратился в настоящее пекло, где невозможно было дышать…
Тело Архангела поглотил огонь. Но и спасать Зал было уже слишком поздно. Он был обречен. Книге тоже предстояло погибнуть. И никто ничего не мог с этим поделать.
Тогда, взявшись за руки, чтобы придать себе храбрости, Ти-Том и Марика помчались сквозь огненную лавину к лестнице. И в конце концов им удалось-таки вырваться из полыхавшего ада.
Добравшись наконец до голубой комнаты и закрыв за собой люк, дети с плачем упали в объятия друг к другу.
Они уже удалились от дома, когда дым пожара стал виден на улице. Сестры Шиллер, жившие неподалеку, забили тревогу. Пожарные городка и полиция прибыли на место через несколько минут.
Несмотря на густое облако дыма, которое заволокло весь квартал, пожар ограничился подвалом и был быстро потушен. Конечно, Зал Книги выгорел дотла, но остальной дом, если не считать беспорядка, устроенного пожарными, особенно не пострадал.
Элиаса по-прежнему нигде не могли найти, и полиции не удалось допросить ни одного свидетеля.
Более того, опасаясь скандала, в котором могли всплыть имена – его собственное или дочери, Теодор Рифеншталь снова злоупотребил своим влиянием: добился, чтобы расследование, начатое из-за обнаружения обгорелого трупа Германа Бёзера, спустили на тормозах, ограничившись поспешным выводом о возгорании, которое некстати случилось во время рутинного патрулирования.
Томас проводил Марику через унылый городок к дому родителей, до самых кованых ворот. Оба еще были взволнованы произошедшим и пообещали друг другу об этом молчать.
– Ну, мне тоже пора, – сказал Ти-Том. – По крайней мере, нам теперь не надо опасаться Бёзера…
После чего вернулся в свое укрытие в заброшенном доме.
На обратном пути все его мысли крутились вокруг Элиаса Мудрого. Где он мог быть? И Ти-Том, интуитивно чувствуя грозившую старику опасность, по-своему молился за его спасение.
51
После нескольких дней заключения полиция объявила Элиасу, что он будет предан суду за убийство Адольфа Гитлера. Медицинская экспертиза не выявила никаких причин, которые освободили бы его от уголовной ответственности: за это преступление ему полагалась смертная казнь через повешение.
Элиас сообщил судьям, что предпочитает защищать себя сам, а потому отказывается от услуг адвоката. На самом деле старик следил за ходом событий очень отстраненно, словно уже не принадлежал к этой вселенной.
Несмотря на его категоричный отказ, прокуратура все-таки попыталась навязать ему государственного адвоката. Но Элиас заупрямился и не хотел ничего слышать. Он рассчитывал сам выступить перед правосудием того времени. Хотел обратиться к миру в последний раз.
Назначенный ему адвокат, герр Эгон Апфельманн, оказался пылким молодым человеком. Элиас упорно отвергал его помощь, и Апфельманна это глубоко огорчало. Тем не менее он потратил много времени на изучение дела и пытался переубедить строптивого клиента.
Время от времени, коротая одиночество в своем застенке, Элиас Мудрый придумывал шахматные партии против себя самого, как в свое время маленький Зоф в гетто.
Изменит ли что-нибудь преждевременная смерть Гитлера? Элиас был в этом убежден. И надеялся, что юный Зоф станет, быть может, гроссмейстером, молодым отцом счастливого семейства, окруженным любовью близких.
Апфельманн был настойчив и регулярно его навещал. Но Элиас знал, что ему грозит смерть, и у адвоката не было реальной надежды, что его клиент изменит свое мнение. На самом деле он приходил ради того, чтобы получше узнать Элиаса: он хотел понять, согреться огнем его мудрости.
Накануне процесса Апфельманн, сильно волнуясь, задал Элиасу личный вопрос:
– Неужели вы не боитесь смерти?
Элиас поднял глаза на молодого адвоката. На его губах появилась полная доброжелательности улыбка, и он спросил вполголоса:
– А вы боялись родиться?
Тот смущенно промолчал. Тогда Элиас продолжил:
– Видите ли, герр Апфельманн, я знаю, что скоро умру. Это в порядке вещей. Смерть и жизнь связаны, это пара Врат на нашем пути.
52
Человек смотрел на мир ранним утром с высоты обрыва.
Вдруг он заметил, что кто-то проскользнул сзади. Таинственный незнакомец приставил нож к его спине.
Потом подвел свою жертву к краю, лицом к бездне.
И шепнул ему в самое ухо: «Я сосчитаю до трех… и ты взлетишь».