Наказать и дать умереть Ульссон Матс
– А я никогда не играла в бильярд, – призналась девушка.
– Хотите, научу?
Но тут ее позвали, и официантка поспешила к другому столику.
Он никогда не увлекался бильярдом.
В этом футляре трость.
Крышка легкая и твердая, изнутри обита бархатом, он приобрел его через Сеть за двести девяносто девять крон.
Вот уже пять лет он перевозит в нем эту трость и лучшего способа не мог придумать.
Саму трость он купил у одного шорника из Глазго. Маленький, сухой человечек с белыми волосами и острым носом запросил за нее семьдесят пять фунтов.
В итоге сошлись на шестидесяти. С сербской гангстершей не поторгуешься.
Сейчас ему было не по себе. Юханна Статойл его не удовлетворила, но страсть проснулась и требовала своего. Поэтому он позвонил сербской гангстерше, хотя она и просила не беспокоить ее в ближайшее время. Но он назвал цену – двадцать тысяч датских крон, и она согласилась его выслушать.
– Африканка подойдет? – предложила она.
– Нет, и никаких наркоманок.
– Это будет нелегко, но я постараюсь, – вздохнула гангстерша. – Перезвони через час.
Он зашел в надворную постройку и долго полировал трость мягкой тряпочкой, какими обычно протирают стаканы. Потом приподнял доску в полу и вытащил из-под нее жестяную коробочку – ту самую, которой обзавелся много лет назад. Отсчитал двадцать пять тысяч датских крон ассигнациями. Он не скупился на чаевые, если обслуживание того стоило. Трость положил в футляр и поставил у двери, а сам вернулся в дом.
В ожидании звонка сделал пару бутербродов с печеночным паштетом и маринованными огурцами и съел, запивая молоком.
После звонка надел очки с большими стеклами, зачесал волосы наперед, чтобы получилась челка, сунул деньги во внутренний карман пиджака, взял футляр и поехал в Копенгаген.
Одна женщина, родом из Молдовы, выглядела слшком тупой и мрачной. Его заинтересовала другая, из Ирландии, со строптивыми глазами и усыпанным веснушками носом, хотя она и не была рыжей.
– Мы поиграем в учителя и ученицу? – спросила она. – Некоторые это любят.
Он покачал головой.
Сейчас он сидел за уличным столиком с кружкой пива. И на вопрос официантки, все ли в порядке, отвечал неопределенным жестом.
Вероятно, ее следовало бы пригласить в гости, показать настоящий бильярд.
Он рассмеялся про себя.
Сербская гангстерша, с сигаретой во рту, вонючая и потная, получила свои двадцать тысяч. Сколько из них она отдаст ирландке, его не интересует. В любом случае он свои четыре тысячи добавил.
Взял бы еще кружку, если бы не за рулем.
Оставил официантке три кроны на чай.
Ирландке четыре тысячи, официантке три кроны. Разные услуги – разные чаевые.
Завернул в «Нетто», на пути к мосту Эресундсбрун открыл еще одну упаковку чипсов из свиной шкурки, затолкал в рот два куска. Тщательно прожевал. «Сделано по старинному рецепту». С упаковки улыбалась веселая хрюшка.
Почему бы и не подшутить над официанткой?
Глава 38
Сольвикен, август
Арне Йонссон припарковал свой «вольво-дуэтт», модель 1959 года, в гавани. Вышел из машины, завел руки за спину, огляделся:
– Красота!
Автомобиль, темно-синий, со светлыми стеклами и рейлингами на крыше, блестел как новенький. На переднем пассажирском сиденье лежала развернутая карта, заменявшая Арне GPS.
Арне оглядел гавань, повернулся в сторону Шельдервикена, Торекова и острова Халландс-Ведерё по другую сторону залива. День выдался погожий, и на противоположном берегу просматривались очертания домов и линии дорог.
– Это Тореков? – кивнул он вдаль.
– Точно.
– Там я бывал, а здесь нет.
Расстегнутая на груди белая рубашка обтягивала обширный живот. Из-под летних брюк выглядывали темно-синие носки и сандалии; похожие носил мой отец.
Боссе-рыбак выполнил обещание. Когда настало время обеда, Симон Пендер поставил на стол жареную камбалу, такую огромную, что она свисала с блюда. Тушеные шампиньоны, вареный картофель и растопленное сливочное масло он подал на отдельных тарелках. Симон предложил бутылку белого вина. Арне отказался:
– Мне по старинке, если можно, пива и водки.
– Разве не здесь произошло несколько убийств прошлой весной? – вспомнил Арне, когда Симон наливал нам по второй.
Я кивнул:
– Возле домов у дороги до сих пор не убрали заграждения.
– Их так и не нашли?
– Темное дело – ни следов, ни свидетелей.
Я сидел с тарелкой жареных куриных крылышек и бокалом красного вина. Несмотря на теплый вечер, народу в ресторане было немного, и я смело оставил гриль на Кшиштофаса.
– А полиция этим еще занимается, не знаешь?
– Сомневаюсь, – покачал головой я. – Раз в три дня здесь появляется полицейский автомобиль, но вряд ли он приезжает за уликами.
– А что тогда случилось?
– Кто-то застрелил семейную пару из Таиланда. У них был киоск на трассе – газеты, сласти… Потом убили фермера, никто не понял за что – «рубаха-парень», «мухи не обидит», «друг всех людей». Полиция предполагала убийство на расовой почве, но Андрюс…
– Кто это?
– Андрюс? Он из Литвы, фамилия Сискаускас. Сейчас он здесь в курсе всего. Так вот, Андрюс слышал, что это русская мафия хотела здесь утвердиться. И убийство фермера связано с нелегальной торговлей. Спиртное, сигареты и все такое… За этим стоят огромные деньги. Не знаю. Говорят, если придут румыны, будет еще хуже.
Арне Йонссон уже справился с огромной камбалой и теперь подбирал с тарелки ее остатки.
– Сейчас у нас большие проблемы с организованной преступностью, – кивнул он, вытерев рот тыльной стороной ладони. – В Андерслёве бесчинствует банда байкеров. «Dark Knights», слышал? «Knights» через «К», не «ночь», а «рыцари». «Рыцари тьмы», как тебе?
– Прекрасное название для банды байкеров.
– Они прибирают к рукам заброшенные гаражи, хотя не имеют на это права. Заброшенные гаражи – собственность коммуны, а не байкеров. Но «Рыцари» нашли адвоката в Мальмё. Я не защищаю муниципальные власти, но они сами не понимают, во что влипли. Этот адвокат скользкий, как угорь, и хитрый, как крыса.
Я смотрел на него с восхищением. Умный, красноречивый, с широким кругозором, Арне давал два очка вперед многим стокгольмским журналистам, чья слава совершенно не оправдывала их профессиональных достоинств.
После обеда я предложил ему кальвадоса, но Арне остался верным старому обычаю – предпочел «Грёнстедс» и приготовленный на плите кофе.
Кшиштофас погасил огонь и накрыл гриль крышкой, а мы с Арне еще сидели. Женщина с собакой прошествовала мимо ресторана в сторону пляжа.
– Фру Бьёркенстам, если не ошибаюсь, – сказал я. – Ее, кажется, зовут Вивека, кличку собаки не знаю.
– Наверняка Джек, – рассмеялся Арне.
– Подозреваю, что именно она писала мне о нашем с Бодиль купании. Замужем за Эдвардом Бьёркенстамом. Кто он такой, не имею понятия, но производит впечатление состоятельного человека. Время от времени выезжает на пляж на «мустанге» с открытым верхом или прогуливается вдоль побережья в купальном костюме.
– Она тоже хотела искупаться с тобой голой? – спросил Арне.
– Не уверен.
– Как, говоришь, зовут ее мужа?
– Эдвард Бьёркенстам.
– Где-то слышал… Нет, не помню.
Лишь только фру Бьёркенстам с предполагаемым Джеком скрылись из виду, в моем поле зрения появилась полицейская машина. Она медленно проехала вдоль побережья к разворотной площадке, потом обратно. В ней сидели мужчина и женщина в форме.
– Вот и представители закона, – кивнул я. – Симон говорит, вечером они тоже разъезжают, но я не видел.
Я предоставил Арне свою кровать и застелил чистое белье. Сам же захватил пару подушек и плед и устроился на диване в гостиной.
Как я ни любил старика, спать с ним в одной постели было бы слишком.
Я проснулся через час – зазвонил мобильник. Вернее, загудел, звук был выключен, и закрутился на полу возле дивана, как забуксовавший в песке жук.
Я взглянул на дисплей и нажал кнопку.
Тишина. Точнее, в трубке слышался странный гул, будто перекатывались волны.
– Чем занимаешься? – спросила она.
– Сплю, – ответил я. – А ты?
– Ничем.
– Это не совсем так, – возразил я. – Ты ведь разговариваешь со мной.
– Я на берегу, остальные спят. Вышла подышать свежим воздухом и позвонить тебе.
– Правильно сделала, – одобрил я.
– Не знаю.
– Что – не знаешь?
– Правильно ли.
– А зачем тогда звонишь?
– Мне нравится твой голос.
– Это действительно волны или ты поднесла к телефону раковину? Ты ведь слышала, что внутри раковины всегда шумит море.
Она прыснула?
– Кто этого не знает!
– Лично я не уверен, что это правда, – заявил я.
– Мне нравится твой юмор, – похвалила она.
– Мне тоже.
Она хихикнула:
– Больше не могу говорить, извини.
Утром, когда я проснулся, Арне был уже на ногах. Не помню, чтобы я когда-нибудь вставал с постели первым.
Я не видел его, но слышал голос и, поскольку это был монолог, понял, что Арне беседует с девочкой, которая прячется в лесу.
Я не ошибся: «дикая кошка» стояла на том же месте, что и вчера.
Я не говорил о ней Арне, не предупреждал, что она пуглива и неразговорчива, но его, похоже, это нисколько не смущало.
Он говорил, она молчала, но ему было все равно.
Увидев меня, малышка вздрогнула, но осталась на месте.
– Привет, – поздоровался я.
– Доброе утро, – отозвался Арне.
– Бодиль звонила, – обратился я к девочке. – Она на Канарах. Она говорила тебе, что собирается туда? Передавала привет.
Я понятия не имел, знает ли малышка, где находятся Канары, и зачем мне понадобилось ей врать.
Она не отреагировала.
Я поставил воду для кофе, поджарил два яйца с беконом и спросил девочку, не желает ли она чего-нибудь: молока или сока.
Она молчала.
– Хватит болтовни, девочка хочет кофе, – ответил за нее Арне и повернулся к лесной дикарке. – Правда?
Прошла целая вечность, прежде чем она кивнула.
Так за пару дней моим гостям, Бодиль Нильссон и Арне Йонссону, удалось добиться того, над чем я безуспешно работал целое лето: они заставили этого странного ребенка хоть как-то реагировать на человеческую речь.
Мы с Арне завтракали на веранде, а малышка встала со своей чашкой в сторонке и оперлась на перила. Кофе был черный, без сахара, не такой, какой обычно нравится детям.
Я поднялся из-за стола и вышел на лужайку перед домом. Она насторожилась, однако, убедившись, что я не собираюсь ее трогать, расслабилась и уставилась на меня.
– У меня был один начальник ростом мне по колено, – начал я. – Зато отличался военной выправкой. Он ходил вот так… – Я сдвинул брови и решительно зашагал по траве, а потом вытянул вперед правую руку.
Когда я оглянулся, девочка улыбалась. Это придало мне уверенности.
– У него жили две кошки, – продолжил я. – Породистые, сиамские… У которых шерсть растет там, где не надо, а где надо, не растет. И он научил их прыгать на него. Когда возвращался с работы домой, разворачивалась настоящая баталия… – Я замахал руками и упал на траву. – Как-то раз кошка вцепилась ему в горло, он схватил ее за хвост и шмякнул об пол.
– Он ударил кошку?
Если я и растерялся, то на долю секунды. Сообразил, что стоит мне прервать спектакль и воскликнуть: «Боже, ты умеешь говорить!», как она отставит чашку и бросится в лес. Поэтому я сделал вид, что ничего не произошло.
– Может, и не ударил, но вступил с ней в борьбу, – объяснил я, изображая, как берут кошку за загривок и отбрасывают в сторону, как это делает, например, Гомер Симпсон с Бартом, когда тот его доводит.
– Иногда он приходил на работу весь исцарапанный и в пластырях. А когда коллеги спрашивали, что случилось, качал головой: «Видели бы вы кошку!» Не знаю, правда или нет, но говорили, одна его кошка ходила с гипсом на лапе и хвосте.
Арне и девочка расхохотались. Она улыбалась, пока я поднимался с лужайки, отряхивался и возвращался за стол, но опять вздрогнула, когда я садился. Потом отставила чашку и, не сказав больше ни слова, исчезла за деревьями.
– По крайней мере, она выпила кофе, – заметил Арне, собирая посуду. – Кто она?
– Не знаю. Появляется здесь время от времени, смотрит и молчит.
Мы проговорили еще час, прежде чем Арне вспомнил о нашем «экзекуторе»: что о нем слышно?
– Ничего, – пожал плечами я. – Затаился, похоже.
– А эта, как ее… Монссон что говорит?
– Эва Монссон? – переспросил я. – Ничего. Полицию Мальмё больше волнует проблема нелегального оружия и организованной преступности. Похоже, это дело государственной важности, на него пустили все ресурсы.
– Гангстеры сейчас везде, не только в Мальмё, – махнул рукой Арне. – В школах рэкет, подростки торгуют наркотиками, как бывалые мафиози. А теперь еще эти… как их… «Рыцари тьмы»…
– Мне кажется, у подобных типов есть свои поклонники.
– Конечно, они ведь мафия! Совсем как в США.
Арне вздохнул. Мы спустились в гавань, где я с искренним восхищением осмотрел его «дуэтт».
– Когда я в первый раз к тебе ехал, встретил на дороге квадроцикл, – вспомнил я.
– Квадроцикл?
– Да, в нем как впаянные сидели двое здоровенных мужиков, Мне сказали, что это Бенгтссоны, отец и сын. Есть еще Джонни, он водит «мустанг» с открытым верхом.
– Я знаю, кто такой Джонни Бенгтссон, – ответил Арне. – Еще тот был мальчик, доставил полиции кучу неприятностей. Но Йоте – тот, которого ты навещал в Хёкёпинге, – умел с ним ладить.
– Йоте забыть невозможно… А что тебе известно о Бенгтссонах?
– Не так много, но, если надо, наведу справки. Джонни, говорят, до сих пор не в ладах с законом.
– А у другого, Билла кажется, не все дома? – спросил я.
– Девяностопятипроцентник – так говорили в наше время, – кивнул Арне.
На обратном пути к дому мы встретили Андрюса Сискаускаса с двумя «мальчиками». Похоже, они твердо решили построить рыбный домик.
– Поговорим позже, нам надо в Хельсингфорс, – по-деловому отмахнулся от нас Андрюс.
Все трое сели в автофургон и помахали нам на прощание.
– Давно не встречал такой прически, – заметил Арне. – Как у хоккеиста, да?
Он замолчал.
– Значит, им нужно в Хельсингфорс… – повторил Арне спустя некоторое время.
Глава 39
Дома, август
Вернувшись из Копенгагена, он долго не мог заснуть, и это было странно.
Полночи беспокойно бродил по дому, нервничал. Хорошо, что удалось купить чипсов из свиной шкурки, две упаковки еще оставалось, но он не чувствовал того удовлетворения, которое обычно наступало после удачного свидания.
Ее ребра оказались жесткими и приятными на ощупь. Она заслужила чаевые, без вопросов.
Он вышел во двор, закурил сигару и поднял глаза к звездному небу.
Тишина.
Такая, что болят уши.
Он слышал, как сворачиваются, превращаясь в пепел, кусочки табачного листа.
Он ушел в сарай. Вероятно, большой дом стоит продать и переселиться сюда. Маленькая полька несколько раз оставалась здесь ночевать.
А может, лучше уехать? Уж очень много внимания уделяет ему полиция Сольвикена в последнее время.
Он хорошо помнил случай в Далласе, после которого избегал появляться в Техасе.
В тот день он вызвал эскорт-даму по телефону, пока остальные участники конференции коротали вечер в баре. Она пришла к нему в номер, но отказалась выполнить обещанное. Тогда он засунул ей в рот кусок полотенца, включил телевизор на полную громкость, перегнул ее через колено и всыпал ремнем по первое число.
Через час явились двое полицейских.
Еще через полчаса – детектив Гонсалес, мексиканец, как и шлюха.
А через два часа подошел адвокат.
Дело решили миром. Он заплатил пострадавшей, Гонсалесу, и все стихло. Его защитник оказался человеком влиятельным.
Все остались довольны, кроме шлюхи, которая еще несколько дней не могла сидеть. Он уверен, она до сих пор его не забыла. Даже в этой истории были свои радостные моменты.
Но не стоит испытывать судьбу дважды.
Время летит быстро. Надо торопиться, он понимал.
Не сказать, что он начинал с нуля, в его распоряжении был автофургон.
Еще подростком он помогал некоему Бертилу Мортенссону из Альстада, который занимался грузоперевозками. Бертил был вдовец, собственными детьми обзавестись не успел.
Он никогда не спрашивал, от чего умерла жена Мортенссона. Тот тоже не интересовался его семьей, но привязался к нему, помог сделать водительские права.
Он возил разное: щебенку, камень, гальку из карьера в Дальби, что неподалеку от Лунда. Его клиентами были строительные компании, подрядчики, частные лица.
Поначалу разъезжал на велосипеде по разным поручениям, но как-то на праздники Мортенссон предоставил в его распоряжение автофургон, «чтоб дело шло веселее». Старик понятия не имел, как юный помощник воспользуется подарком.
Мортенссон посоветовал ему приобрести собственный транспорт, ссудил деньгами, помог сделать первый взнос. До поры, конечно, собственником машины значился хозяин, но по сути она находилась в его полном распоряжении. Разве важно, кому принадлежит кресло, в котором парикмахер стрижет клиентов?
Ему было двадцать шесть, когда Бертил Мортенссон умер от инфаркта. Свое предприятие старик завещал ему.
Теперь он владел десятью автофургонами, или одиннадцатью, считая его собственный. Еще один грузовик продал. Дом, в котором он жил, почти ничего ему не стоил.
Он быстро вошел в курс дела, он вообще легко приспосабливался к обстоятельствам. Продавать предприятие не хотел, но, когда ему предложили хорошую сумму, подумав, согласился. При этом остался в правлении и держал десять процентов акций.
Все шло как по маслу.
Он занялся инвестициями. Вкладывал деньги в авторемонтные мастерские и сельские магазины, в клининговые компании и пиццерии, парикмахерские и закусочные. Числился в руководстве множества предприятий, рационализировал, реструктурировал, продавал. Заключал договоры с иностранными компаниями, как транспортными, так и страховыми. Так он попал и в Даллас, где влип в неприятную историю.
Он имел репутацию хитрого и расчетливого дельца, в то же время партнеры отдавали должное его честности.
Несколько раз журналисты финансовых и обыкновенных газет пытались подвигнуть его на интервью. Он благодарил и отказывался.
Один раз ему предложили место председателя правления крупной шведской автомобильной компании. Он отказался, хотя, без сомнения, справился бы лучше голландца, который пришел вместо него.
Но он не любил публичности.
Отчасти потому, что стеснялся собственной внешности, отчасти из-за своего прошлого, отчасти по причине «карательных экспедиций», которые совершал время от времени.
Недавно ему опять предложили возглавить крупное предприятие. Может, согласиться?
Уехать. Успокоиться. Взять себя в руки.
Он сделал последнюю затяжку и бросил окурок на гравий.
Вернувшись в дом, сел за компьютер, забронировал билеты и отель.
Перед сном достал из футляра трость и любовно отполировал ее тряпочкой.
Потом провалился в глубокий сон без сновидений.
Глава 40
Мальмё, август
Через час после отъезда Арне позвонила Эва.
– Я ошиблась, – сообщила она.
– Мм?
– Он не успокоился.
На этот раз я ничего от нее не утаил.
Сел в машину, поехал в Мальмё и рассказал Эве, что был на автозаправочной станции в Сведале в тот вечер, когда пропала Юханна Эклунд.
– Но почему ты молчал до сих пор? – удивилась она.
Мы сидели в кафе «Нуар» за столиком у окна. На Эве Монссон был берет, которого я раньше не видел, джинсовая куртка и темно-синие брюки.
– Больше не молчу, – ответил я. – Я видел в газете объявление об исчезновении Юханны, но не воспринял его всерьез. Девушки ее возраста имеют обыкновение пропадать время от времени.
– Но ты же разговаривал с ней?
– Перекинулся несколькими фразами. Я заплатил за бензин и купил у нее сосиску. Она просила подвезти ее до Мальмё, но я ехал в другую сторону. Думаю, не к одному мне Юханна обращалась с этой просьбой. Ее рабочий график не состыковывался с расписанием автобусов.
– Ты не видел, кто-нибудь еще к ней подходил?
– Нет, на бензоколонке она ни к кому не подсела. Ее напарник сказал, что после смены Юханна ушла к автобусной остановке. Так пишут газеты.