Наказать и дать умереть Ульссон Матс

Глава 36

Сольвикен, август

Я проснулся, охваченный ужасом.

Бодиль еще была на кончиках моих пальцев, на моем языке, и подушка оставалась мокрой от ее непросохших после душа волос, но сама Бодиль исчезла.

Я сел. На полу перед дверью валялись босоножки и платье.

Значит, она где-то здесь.

Успокоившись, я встал, надел рубашку и шорты и вышел в гостиную.

Там раздавались голоса. Или нет, один голос. Очевидно, Бодиль разговаривала по телефону.

Потом в окне мелькнул ее затылок, и я подошел ближе.

Я ошибся. Бодиль была с девочкой, что убегала в лес при малейшей попытке заговорить с ней. С дикой кошкой, которую я спрашивал, не видела ли она, кто подложил в мой почтовый ящик фотографию.

Впервые я сумел разглядеть ее как следует.

У малышки были темные волосы, заплетенные в косу. Она немного косила, но это ее нисколько не портило.

Милый ребенок, но уж очень серьезный.

Меня удивил ее наряд, напоминающий о тяжелом послевоенном детстве. Шорты и кроссовки такого фасона не продаются в копенгагенских бутиках, где одеваются современные девяти-десятилетние девочки. С утра опять накрапывало, и на малышке был короткий дождевик, едва достающий до талии. Она молчала, не спуская глаз с Бодиль, которая, похоже, рассказывала о своей дочери.

Я приблизился к двери, девочка вздрогнула. Однако стоило мне выйти на веранду и встать рядом с Бодиль, как она быстро оглянулась и скрылась в лесу.

– Куда она? – удивился я.

Там не было даже тропинки, я проверял.

– Кто она? – в свою очередь спросила Бодиль.

– Не знаю, – пожал плечами я. – Она часто приходит сюда и смотрит. Интересуется, что мы здесь делаем с Симоном, но ничего не говорит. А стоит ее о чем-нибудь спросить, убегает. Так близко, как к тебе, она еще ни к кому не подходила.

Я наклонился и поцеловал Бодиль в лоб.

Она взяла мою руку и серьезно сказала:

– Мне надо ехать.

– Я знаю. Кофе выпьешь?

– Если поставишь сейчас.

На Бодиль была моя рубаха и ботинки.

– Сексуальный прикид, – заметил я.

Это была правда. И вообще, я очень обрадовался, увидев Бодиль. Уж не знаю, обратила ли она на это внимание.

– Поставь воду для кофе, – повторила она.

Пока я хлопотал у плиты, Бодиль мылась под душем.

– И как я сегодня выгляжу? – Она вышла из ванной и приняла у меня чашку с кофе.

– Фантастически.

Она напоминала булочку со взбитыми сливками.

– Играешь на гитаре? – поинтересовалась Бодиль.

– Нет.

– А это? – кивнула она на футляр.

– Это стояло здесь до меня.

– Он слишком легкий, похоже пустой.

– Гитары там нет, – согласился я.

– А ты его открывал?

Я решил предпринять отвлекающий маневр:

– А почему бы вам с Майей не навестить меня сегодня после обеда? – (Она покачала головой.) – А завтра?

– Я должна все обдумать.

То есть это ей предстояло все взвесить, оценить и сделать выводы. Такой ответ не предвещал ничего хорошего.

– Тебе не понравилось? – спросил я.

– Почему… – замялась она, – я… я просто не знаю.

Мы замолчали.

Я смотрел на Бодиль, она смотрела в стол. Ее лицо оставалось серьезным, волосы приятно пахли.

– Билл Клинтон сказал правду, – первым нарушил тишину я.

Бодиль улыбнулась:

– Мне… то есть нам надо уехать.

– Тебе и Майе?

– Не только.

– О’кей, – кивнул я.

– Неделя на Канарских островах. Мы давно решили. Майя сможет поплавать и поиграть с другими детьми.

– Я всегда вас жду.

– Это не обязательно. – Бодиль покачала головой.

– Похоже на диалог из плохого сериала.

Бодиль улыбнулась. Она была так прекрасна, что у меня на глазах выступили слезы.

– Ты мне нравишься, с тобой хорошо, – прошептала она.

– И?..

– Не знаю… так быть не должно… я и не собиралась…

– Со мной что-то не так?

– Нет, просто слишком много для одного раза. – Она поставила чашку на стол. – Мне пора. – Потом встала и погладила меня по щеке. – Спасибо. За еду и за заботу. Мне это очень нужно.

– Что-что, а это я умею, – пошутил я.

– Я заметила.

– Приезжай когда захочешь.

– Пока, Харри, – ответила она и вышла.

Сначала из кухни, потом из дома, по тропинке к гавани, к машине, к Майе, на Канары – прежде чем я успел сообразить, что же произошло.

– Твоя зубная щетка всегда будет ждать тебя! – прокричал я ей вслед.

Но Бодиль уже садилась в машину. Она и не оглянулась, когда выруливала на дорогу. Может, всему виной мое больное воображение, но мне показалось, что она плачет.

Минут пятнадцать я стоял у окна, словно надеялся, что она вернется, что выпрыгнет из машины, оставив ее катиться по склону к гавани, что мы поцелуемся и весь Сольвикен выйдет на улицы нам аплодировать. Иногда жизнь представляется мне дешевой мелодрамой.

А главная проблема в том, что я опять остался один.

Или нет. Нас двое. Оглянувшись, я увидел на полянке перед домом девочку.

– Бодиль скоро вернется, – пообещал я.

Малышка не отвечала, но и не убегала в лес.

Я подошел к почтовому ящику за газетами. Там снова лежал конверт, на этот раз белый.

«Харри Свенсону» – гласила надпись от руки.

Я вернул конверт в ящик и снял рубаху. Во второй раз доставал его пальцами, обернутыми в ткань. Пора получать диплом криминалиста.

«Дикая кошка» все еще ждала на поляне.

– Послушай, ты не видела…

Не успел я договорить, как она зашла за деревья.

Именно зашла, не убежала.

Я положил конверт рядом с недопитой чашкой Бодиль и отправился на поиски перчаток, варежек или чего-то на них похожего. Возможно, я успел уничтожить все имевшиеся отпечатки пальцев на самом конверте. Тем осторожнее следовало теперь обращаться с его содержимым.

Похоже, на этот раз внутри было письмо.

Черт, кто держит варежки в доме, когда на дворе лето?

Наконец в шкафу я отыскал пару хозяйственных перчаток. Я осторожно вскрыл конверт ножом и достал сложенный пополам листок.

Развернул его и прочитал следующее:

К Вашему сведению, нудизм запрещен в Сольвикене и его окрестностях. Для лиц, склонных к такого рода извращениям, предусмотрены специальные пляжи, например в Германии.

Вынуждены предупредить о принятии мер в случае повторного нарушения.

Друзья Сольвикена

Через час проснулся Симон Пендер, я поспешил к нему в ресторан.

– Кто такие «друзья Сольвикена»?

– Понятия не имею.

Он вышел из кухни с полной тарелкой еще теплых маковых булочек, которые мы съели с печеночным паштетом, приправив помидорами и огурцами.

Я показал Симону листок.

– Вы купались голыми? – удивился он.

– Какая разница? – рассердился я. – Меня больше волнует, кто это написал. Кто такие «друзья Сольвикена»?

Симон перечитал еще раз:

– Поосторожнее в следующий раз, они собираются принять меры.

Мне показалось, что его хохот разнесся по всей гавани.

– В каждой дыре есть сельская община, – объяснил он. – Беззубые грымзы, не принимающие новых веяний.

К ресторану подъехал Кшиштофас на грузовике. Рядом сидел Андрюс. Кшиштофас отправился на кухню готовиться к сегодняшнему вечеру. Андрюс налил себе кофе и присоединился к нам.

– Я вот подумал: почему бы нам не построить рыбий домик…

– Что за «рыбий домик»? – не понял я.

– Их в гавани много, – попытался объяснить Андрюс. – Там подают рыбу на улице, можно купить маринованную или креветку… можно пить пиво или вино…

Симон молчал.

– Надо спросить в коммуне, – сказал Андрюс.

– Ты имеешь в виду рыбный домик? – догадался Симон.

– Здесь есть место, – кивнул Андрюс. – Мальчики будут строить. Я подумал, с налоговыми льготами это выгодно.

Симон ответил, что должен переговорить с владельцем помещения.

Надо сказать, лето выдалось на редкость удачным для его бизнеса: не слишком жарким и в меру дождливым, и Симон склонялся к тому, чтобы продлить аренду еще на один сезон.

Я ничего не имел против.

Афера с барбекю нас не разочаровала, а если «мальчики» Андрюса построят рыбную будку, ассортимент существенно расширится и можно будет рассчитывать еще на большую прибыль.

Все это время меня не оставляли мысли о Бодиль Нильссон: она не позвонила мне и не прислала ни одной эсэмэски с тех пор, как уехала. Беспокойство мое нарастало.

Сам я успел сочинить ей множество эсэмэсок: о нашем купании, «друзьях Сольвикена» и Билле Клинтоне, но не отослал ни одной. Слишком живую картину рисовало мое воображение: Бодиль Нильссон сидит за столом, и вдруг сигналит ее телефон, муж Бодиль спрашивает: «От кого это?», Бодиль отвечает уклончиво, тогда муж, подозревая неладное, берет телефон, и тут начинаются неприятности.

– Когда она вернется? – прервал мои размышления Симон.

– Вопрос в том, вернется ли она вообще, – ответил я. – И он меня очень волнует. И огорчает, – добавил я.

Я спросил его о девочке, которая прячется в лесу.

– О ней лучше поговорить с Боссе-рыбаком, – махнул рукой Симон.

Когда я спускался к морю, Боссе занимался своей лодкой.

Это единственная рыбацкая лодка в Сольвикене, а Боссе оставался в Сольвикене единственным, кто жил этим промыслом.

Это был мужчина средних лет с длинными волосами и в таких потертых и обкромсанных джинсах, что казалось, они вот-вот разойдутся по швам. В тот день он надел футболку с «языком» «Роллинг стоунз».

– Камбала с утра пойдет, как думаешь? – обратился я к Боссе.

Он опустил очки на кончик носа и взглянул на меня поверх стекол:

– Я ловлю макрель. Но если хочешь камбалы, я знаю, где ее добыть.

– Ты, говорят, все знаешь.

– Возможно.

– Видел девчушку, которая здесь бегает? Она часто околачивается возле ресторана, но, когда пытаешься с ней заговорить, исчезает.

Боссе молча поднял что-то из лодки и пошел к домику, где вялил рыбу.

– Кто она? – крикнул я.

– Кто да что, – пробурчал он.

– Что это значит? – не понял я.

– То и значит.

В то утро девочка стояла на том же месте, где разговаривала с Бодиль. Небо было чистым, и она явилась без дождевика. В низких спортивных туфлях, шортах цвета хаки и голубой блузке, она походила на школьницу из кинохроники пятидесятых годов, приехавшую на лето в летний лагерь.

– Ждешь ее? – спросил я.

Малышка не отвечала, но стояла на месте.

– Женщину, с которой ты разговаривала вчера, – пояснил я.

Девочка смотрела на меня молча.

Она изменила прическу, подколола волосы на затылке. Длинная челка доставала почти до глаз.

– Ее зовут Бодиль, знаешь?

Никакой реакции.

– А как тебя зовут?

Не дождавшись ответа, я назвал свое имя и сказал, что помогаю Симону управляться в ресторане.

– Хочешь – приходи вечером, – пригласил я. – Ты любишь гриль?

Я объяснил, что жду в гости хорошего друга, которого зовут Арне, и заказал для него камбалу Боссе-рыбаку.

– Ты любишь рыбу? – спросил я. – Приходи с родителями, я приглашаю вас на обед.

Девочка повернулась и направилась к лесу. Она шла уверенно, прижав руки к бедрам.

Я сел на террасе и занялся газетами, к которым не прикасался с того дня, как ко мне приехала Бодиль.

Мое внимание привлекла фотография молодой женщины. Снимок был старый, но я узнал ее сразу.

Ниже шла подпись: «Юханна Эклунд. Пропала без вести».

Та самая Юханна Статойл, которая просила, чтобы я подвез ее до Мальмё.

Ее напарник Йоке Гран говорил, что в последний раз видел Юханну во время пересмены. Освободившись, она пошла к автобусной остановке.

В Мальмё Юханна снимала квартиру с другой девушкой. Именно она и позвонила в полицию, когда соседка не объявилась на следующий день.

Юханна была одета в летнее платье и джинсовый жакет.

Водитель рейса до Мальмё утверждал, что в салон она не входила. Летом у него не так много пассажиров, до Ёгерсро автобус шел почти пустой.

Первый порыв: связаться с полицией, с инспектором Эвой Монссон, но что нового я мог им сообщить? Я был всего лишь одним из многочисленных клиентов, которых она обслуживала на бензоколонке.

Согласись я подвезти Юханну, ничего бы не случилось. Эта мысль не давала мне покоя в ту ночь.

Хотя что, собственно, случилось?

Летом девушкам свойственно пропадать.

Глава 37

Копенгаген, август

Он хотел поужинать в кафе «Виктор», что сразу за площадью Конгенс-Нюторв, но оно закрылось в двенадцать ночи. Зато «Дан Тюрелль» еще работал, и несколько столиков на улице оставались свободными.

Он заказал пива блондинке с огромными серьгами в виде обручей и прислонил к стене узкий продолговатый футляр.

– Играете в бильярд? – поинтересовалась официантка.

– Да, в Копенгагене небольшой турнир, я обычно участвую.

– И как, успешно?

Он развел руки в неопределенном жесте – comme ci comme зa[46].

– Все в порядке? – спросила девушка.

Он кивнул:

– Вполне.

Ее звали Линда, и она приехала из Мальмё. Копенгаген кишит шведами. Ведь датчане ни на что не способны, кроме как курить сигары и пить пиво. Кто-кто, а он это знал наверняка.

– Теперь я редко беру в руки кий, раньше играл чаще, – сообщил он.

– Форму не потеряли?

– Нет, это как с ездой на велосипеде или плаванием. Если освоил – не разучишься.