Наказать и дать умереть Ульссон Матс
Вот хлыщ!
Он возвращается обратно – она пьет из бокала. Виски, конечно. Ирландцы впитывают их с молоком матери.
Он останавливается возле кафе «Зезе» и отворачивается в сторону кафе «Виктор», когда журналист с ирландкой проходят мимо. Они движутся к Ню-Эстергаде, теперь он понимает, куда именно. Следует за ними. Пара останавливается возле знакомого ему дома, ирландка показывает рукой вверх, на четвертый этаж. Журналист звонит в дверь, потом достает мобильник, прикладывает к уху. Ирландка смотрит на него, кивает, и они отходят.
Прощаются возле его автомобиля.
На этот раз обходится без объятий.
Но журналист провожает ее взглядом. Да он больной, черт!
Эресундсбрун они проезжают уже в темноте.
Далеко впереди мелькают задние фары «сааба».
Он уже знает, куда направляется журналист, и не удивляется, когда тот останавливается возле кирпичного дома в Андерслёве.
Он зол.
Потому что гангстерша не отвечает на звонки, потому что он не успел купить чипсы из свиной шкурки.
А ведь это то, что он всегда делает в Копенгагене.
Глава 47
Андерслёв, ноябрь
Арне злился из-за того, что я не выполнил обещания связаться с инспектором Эвой Монссон.
– Один ты такое не потянешь! – кричал он.
– А это не твоя забота, – парировал я.
Идиотская фраза, ведь именно Арне направлял мое расследование, выискивал людей, о существовании которых я и не подозревал. Кто я без него? При этом даже Арне я не мог открыть всей правды о том, что делал и чего не делал.
– Прости, глупость сморозил, – поправился я.
Арне фыркнул.
Я же выложил ему последние новости.
О том, как нашел в Интернете запись радиопередачи с участием Герта-Инге Бергстрёма, о том, с каким трудом выуживал о нем информацию в «Гугле», обо всех предприятиях Бергстрёма и о размытом снимке с транспортной конференции в Далласе.
– В Копенгагене я все распечатал. Ты получишь копию, – пообещал я.
– Ты был в Копенгагене?
Арне тер металлической губкой дно чугунка, в котором готовил макароны. Если они и подгорели, я ничего не заметил.
– Я пригласил эскорт-даму в кафе «Дан Тюрелль», – сообщил я.
– Зачем тебе эта дама?
– Я уже встречался с ней год назад, после смерти Юстины Каспршик. Вчера ей позвонил. В «Дан Тюрелле» у нее офис. Похожа на бизнес-леди. Носит только короткие юбки… по крайней мере, в других я ее не видел… Короткие юбки, длинные ноги – обычно это сочетается.
– Черт с ней, с юбкой, – перебил меня Арне, убирая тарелку в шкаф. – Говори по делу.
– Я показал ей тот же фильм, что и тебе, и она узнала Юстину Каспршик, несмотря на парик и очки.
– Если он хотел, чтобы она играла в парике, купил бы что-нибудь поприличнее. У Бергстрёма водятся деньги, если это он.
– Согласен, – кивнул я.
– А голос мужчины она узнала?
– Она никогда не встречалась с ним. Еще за год до смерти Юстины она узнала, что у той есть постоянный клиент, однако никогда его не видела. Он богат и увлекается БДСМ – вот все, что ей было известно.
Арне поставил на плиту воду для кофе и, пока та закипала, вытер стол. Сначала влажной тряпкой, которой мыл посуду, потом сухим кухонным полотенцем.
– И когда я вчера встретил…
– Эскорт-даму?
Я кивнул.
– А имя у нее есть?
– Лоне. Она представилась как Лоне, большего не знаю.
Арне приготовился слушать.
– Она дала мне телефон и адрес БДСМ-салона, где состоятельные люди могут кому-нибудь задать или от кого-нибудь получить взбучку.
– Странный мир, – пробурчал Арне.
– Не говори, – поддержал я. – Так вот, Лоне назвала девушку, которая знала шведа, всегда приезжавшего в Копенгаген с персональной розгой. И дала мне ее номер.
– Не та, что была в Нью-Йорке?
Я покачал головой:
– Эту зовут Шеннон Шей, и она ирландка. С ней я тоже встречался.
– И что?
– У меня был номер салона, я звонил им, но ответа не получил. И дверь оказалась заперта, никаких признаков жизни. А дом действительно шикарный. Это всего в нескольких кварталах от «Дан Тюрелля».
– Что сказала ирландка? – перебил меня Арне. – Она видела фильм?
– Да, но не узнала Юстину. Она никогда с ней не встречалась. Собственно, ирландка не совсем эскорт-девушка и с Лоне почти не знакома. Сделки заключались через сербку, которая всем заправляет. Хотя Лоне предполагает, что главная в салоне все же не сербка, а кто-то другой. В Копенгагене организованная преступность…
– Как же ирландка попала в эту компанию?
– Через французского бойфренда, саксофониста. Он играл джаз и вечно сидел без денег. А аренда квартиры стоит дорого. И вот он услышал про сербку и захотел, чтобы Шеннон прозондировала почву. Или даже подзаработала. Женщина пожертвовала собой ради непризнанного гения – старо как мир.
Когда я показал ирландке фильм, она заплакала.
Я заказал ей кальвадос, она выпила.
Потом покачала головой и долго смотрела вдаль.
– Вот оно как… – прошептала она.
Я опустил глаза.
– Вот что жизнь делает с человеком. Кто он, вы знаете? – Она взяла меня за руку.
– Может быть, – кивнул я.
– А полиция? – (Я пожал плечами.) – Его уже взяли?
– Пока нет.
– А возьмут?
– Надеюсь.
Она не была рыжей, но вздернутый нос пестрел веснушками. Зеленые глаза показались мне слишком умными для эскорт-девушки.
– Вам, наверное, интересно, почему я в это ввязалась? – спросила она, и я снова пожал плечами. – Я работала в ресторане… Я… я даже не знаю, сколько фру Санья оставляет себе.
– Фру Санья?
– Санья Пантелич, но все называют ее просто фру Санья. Она дала мне пять тысяч. Я не спрашивала, сколько заплатил он, это недешевое удовольствие. Но он не жадничал, добавил четыре тысячи чаевых. Теперь я могу уехать домой, я из Слиго. Но там ни работы, ни джаз-клубов, и девять тысяч за один час – это… И потом… – она замолчала, – ведь фру Санья всегда там. А еще есть огромный сербский буйвол… охранник.
Ей было лет двадцать пять – двадцать шесть, но, разволновавшись, она стала похожа на девочку.
– А он не говорил, что преподал вам урок?
Она задумалась, потом тряхнула головой:
– Ничего такого. Он вообще мало говорил, скорее показывал. Но был строгий, требовал, чтобы я беспрекословно ему подчинялась.
– Строгий?
Она кивнула:
– Лишь раз он заговорил… «Вытяни ноги… Не дергайся… Расслабься…» Голос похож на тот, что в фильме. Ему как будто тяжело давались английские слова.
– А на его обувь вы не обратили внимания?
– На обувь? – удивилась девушка.
– Она была начищена?
– Это важно?
– Другие на это указывают.
– На обувь?
Я кивнул.
– Хм… Может быть… А знаете, что меня удивило? – (Я насторожился.) – У фру Саньи целый склад разного реквизита, но он всегда приходил со своей тростью. Разве не больной? – Она показала на улицу. – Как-то раз я проходила здесь, по другой стороне. Он сидел за уличным столиком и болтал с официанткой. Пил пиво, меня не видел. Она, конечно, была шведка. В Копенгагене полно симпатичных белокурых шведок.
Арне спросил, не хочу ли я еще кофе. Я отказался. Он поднялся и принялся убирать со стола.
– Шведка? – переспросил я. – А вы с ней разговаривали?
– Да, но сейчас у нее выходные. Она дала мне свой номер, оставляла сообщение. Из Мальмё, кажется…
– И она, наверное, узнает Бергстрёма?
– Наверное.
– Хочешь грога? – спросил меня Арне.
– Почему бы и нет.
– Тогда, может, уйдем в гостиную?
В гостиной у Арне было прохладно, и это настроило меня на официальный, торжественный лад.
Арне рассказал о своей поездке к Эгону Бергу. Вместе они еще раз прошлись по школьному снимку, который я так тщательно изучал.
Арне выложил его на стол и ткнул пальцем в круглолицую девушку с короткой стрижкой, в серой юбке и кофте.
– Это Агнета Мелин, урожденная Грёнберг. Живет в Андерслёве. Можем с ней встретиться, если ты уладил дела с полицией.
– Эва в командировке, – соврал я.
– Неужели?
– Да, уехала в Охус на денек.
Откуда мне пришел в голову Охус? Я и не пытался связаться с Эвой. Но нужно же о чем-то говорить за грогом, в который Арне, помимо всего прочего, положил слишком мало льда.
– Взгляни-ка… – Он вытащил из папки большое фото. – Тебе известно, что раньше фотографы делали панорамные снимки с воздуха, а потом продавали?
– Да. У дедушки висел такой на стене в рамочке.
Эгон Берг самолет не водил. Но каждые пять лет нанимал пилота с машиной, чтобы в погожий, солнечный день полетать над Андерслёвом, Сведалой, Скурупом и Бёррингом.
– Смотри-ка. – Арне поднялся и склонился над снимком.
– Что это? – Я насторожился.
– Дом Бергстрёма.
Одноэтажный особняк стоял на высоком холме. Большой, но пустой земельный участок был огорожен белым каменным забором. От ворот вглубь двора вела асфальтированная дорожка. Слева, за забором, виднелась мансарда и… Я узнал это место. По соседству стоял дом, где жили старик Бенгтссон и его сыновья. Я вспомнил забор, тянувшийся по другую сторону дороги.
Слева от особняка находилась открытая терраса со столом и стульями, справа – большой, мощенный каменной плиткой двор. Там стоял автомобиль.
– Что за машина? – спросил я Арне.
Старик развел руками:
– «Вольво» вроде, но точнее не скажу. Я не слежу за ними после «амазона»[60].
Справа от двора в низине лежала небольшая березовая роща. Ее пересекала тропинка, ведущая к похожему на сарай строению. Люди в кадр не попали, однако было видно, что сараем кто-то занимается: на половине крыши лежала новая черепица, похоже, ремонтные работы продолжались.
– Тот снимок Эгон сделал восемь лет назад. А вот этому уже сорок лет.
Арне вытащил другую фотографию, поменьше. Белого забора вокруг участка на ней не было, и особняк выглядел иначе. Роща тоже просматривалась, но строение за ней казалось полуразрушенным. Из-за нечеткости изображения невозможно понять, существовал ли в то время дом Бенгтссонов.
– Если хочешь, можем завтра зайти и к Эгону, – предложил Арне.
– Зачем?
– Он тоже знаком с Бергстрёмами. Предлагал им купить этот снимок.
– А у него, случайно, нет фото Бергстрёма?
– Может, и найдется, если поискать.
Арне одним глотком опорожнил бокал.
– Еще по одному?
– Давай.
Арне смешал два грога и сел за стол.
– Помнишь Гуннара Перссона?
– Любителя гольфа? – Я разглядывал изящные серебристые бокалы, на дне таяли кубики льда.
– Он говорил, что Бергстрём часто пропускал школу и у него дома было неладно. Я рассказывал, помнишь?
Я кивнул.
– Но это не самое интересное. Мать Бергстрёма погибла при странных обстоятельствах, я еще в этом покопаюсь.
Арне поставил передо мной бокал.
Между тем пробило девять – время вечерних новостей.
Арне допил грог, вернул в буфет коньячную бутылку и отнес посуду на кухню.
Потом я дремал рядом с ним на диване, надеясь на новую порцию грога. Но Арне так и не расщедрился.
– На Ближнем Востоке никогда не будет мира, – подвел он итог, выключая телевизор.
– А где он есть? – спросил я.
Старик вздохнул.
Мне предстояла еще одна полная размышлений ночь.
Хотя туман на улице не рассеялся, я открыл окно, забрался под одеяло с мобильником и выбрал номер Бодиль.
Она так и не позвонила после того вечера в Нью-Йорке. Я опасался, что не позвонит никогда.
Я вспомнил вечеринку Харриет и набрал в «Гугле» фамилию новой знакомой.
«Нэнси Роббинс, Монреаль».
Она обнаружилась и в «Твиттере», и на «Фейсбуке». Внештатный консультант сотрудников иностранных фирм. Этикет и тому подобное… Объясняла американцам, что такое Канада. Что ж, между этими странами действительно большая разница. Для многих американцев канадцы – почти инопланетяне.
Я нашел в «Гугле» ее фотографии: два портрета и снимок, сделанный на какой-то вечеринке. На нем Нэнси стояла с бокалом в руке, словно чокалась с фотографом.
Кинозвезда пятидесятых. Знают ли ее клиенты, чем она занималась в Нью-Йорке?
Мысли уводили меня все дальше. Я вспомнил последний шедевр Роджера Томпсона, который упаковал перед отъездом домой: пять желтых страничек формата А4. Героиню звали мисс Элиот – молодая англичанка, нашедшая работу в Гонконге у некоего мистера Рочестера. Фамилия неслучайна. Роджер намеренно проводил параллели с садомазохистской линией в романе «Джейн Эйр». Героиню одной его книги так и звали, Джейн Эйр. В новом рассказе мисс Элиот влюбилась в работодателя и… Я читал подобное и раньше, но с новыми героями и в новой среде старый сюжет заиграл другими красками. Мисс Элиот сама протянула мистеру Рочестеру трость…
Я уже засыпал, когда услышал шум с улицы.
Похоже, где-то стояла машина с работающим двигателем, а потом что-то лопнуло.
К тому времени я успел пригреться под одеялом, и мне понадобилось несколько минут, чтобы заставить себя надеть штаны.
Я взял рубашку и сунул ноги в тапочки Арне на деревянной подошве.
Еще на крыльце понял, что все четыре шины моей машины проколоты.
– Это ты взял мои тапки?
Я оглянулся. В дверях стоял Арне в длинном халате.
– Ничего другого не нашлось, – оправдывался я.
– В чем дело?
– Кто-то проколол мне шины.
– Я слышал, как подъехал автомобиль.
Я молчал.
– Что происходит? – спросил Арне.
– Не знаю.
Я пошел прочь по улице, но шагать в деревянных сабо на босу ногу оказалось непросто, к тому же они были мне велики. И вообще затея бессмысленна: автомобиль успел скрыться из виду.
Арне снова спросил, что случилось, и я подумал, что дорого бы отдал за ответ на него.
О хулиганской выходке речи быть не могло: в таком случае прокололи бы шины и на других автомобилях. Но злоумышленник выбрал именно мой, и это не случайность.
– Простите…
Я оглянулся. В дверном проеме дома напротив показалась седая женщина в длинном халате.
– Да?
– Это была красная машина.
Я вошел в ее калитку и направился к крыльцу.
– Вы видели?
– Я все вижу, – ответила она. – Из окна. Вы не представляете, как мне бывает больно…
– Больно?
– Я видела эту машину, – кивнула женщина.
Я поднялся по ступенькам и протянул ей руку:
– Харри Свенссон.
Ее ладонь оказалась легкой и прозрачной, как снежинка.
– Йордис Янссон, – представилась женщина. – Я знаю, вы живете у Арне.
– Вы все знаете, – отозвался я.
– Я болею, понимаете ли, молодой человек. Долго сидеть или лежать на одном месте нет сил. Поэтому хожу по дому и, конечно, часто смотрю на улицу. – Она показала на окно рядом с дверью. – Здесь была красная машина.
– Какая именно?
– Я не видела, что произошло возле дома Арне, только машину, – продолжала женщина. – Думала, это мальчишки-хулиганы.
– Кто-то проколол мне шины, – пожаловался я.
– Но почему?
– Самому хотелось бы знать. Так что за красный автомобиль?
– О, автомобиль… Муж хорошо в них разбирался, но он давно умер. Эту машину иногда видят в поселке. Рухлядь, на каких разъезжают раггары[61]. Сплющенная, красная.
Я тряхнул головой:
– Что-то я плохо соображаю. Вернемся к этому завтра, хорошо? Мне пора домой, Арне волнуется.
– Обратитесь в полицию, – посоветовала женщина.
Популярный совет в последнее время.
– Какой-то пожилой мужчина следил за вами, – вспомнила Йордис, когда я уже повернулся, чтобы уйти.
– Что-что?
– Пожилой мужчина. Стоял там. – Она показала на тротуар на противоположной стороне улицы.
– И наблюдал за мной?
– Мне так показалось. Он шел за вами со стороны кладбища. Когда вы пошли к дому Арне – я не вижу, что происходит возле двери Арне, но вы вроде бы туда направились, – он остановился здесь и не спускал с вас глаз.
– И вы его узнали?
– Нет… Нет, – повторила Йордис решительнее.
– Но вы говорите «пожилой»…
– Да, за шестьдесят. Высокий такой, широкоплечий. И одет хорошо, не то что местные…
– И что, все время так и стоял?
– Нет, насколько я видела. Я пряталась за гардиной, но мне показалось, он меня заметил. Потом ушел и вернулся в большом черном автомобиле. И сидел в нем, пока вы не уехали.
– Что он делал?
– Наблюдал, как я уже говорила. Звонил по телефону. А один раз вышел и помочился.
– Номер машины, случайно, не записали?
– О нем я не подумала, иначе точно вспомнила бы. Мне девяносто два, управляться с домом помогают социальные службы, но со слухом и зрением у меня все в порядке. Суставы подводят.