Наказать и дать умереть Ульссон Матс
– Видимо, я его направил.
– Я связывалась с Интерполом, пока ты был в Мальмё, – сообщила она. – Точнее, не совсем я. Наши парни называют себя МП – международная полиция. Это подразделение Государственной криминальной полиции, которое отвечает за международное сотрудничество. Разумеется, такие есть и в других странах. Я не знаю, как МП называется в Южной Африке, но через час после общения с журналистом я получила мейл от инспектора криминальной полиции из Капстадена.
С этими словами Эва вышла в прихожую, порылась в своей сумке. После вернулась на кухню с распечатанным электронным письмом и села за стол, держа его перед собой в вытянутой руке.
– Его зовут Бенни Грисель, и он заинтересован в совместной работе. Он расследует похожее преступление и спрашивает, каковы наши версии того, что… – Эва близоруко сощурилась, – того, что одна газета назвала «убийствами с розгой»… Да, именно так.
Между тем мы перешли к грогу. Я мешал его с коньяком и остатками кока-колы, которую купил накануне. У Эвы Монссон раскраснелись щеки. Если она и находила, что грог безо льда выглядит странно, то виду не подавала.
Она взглянула на часы:
– Боже, завтра в восемь утра я должна быть в участке. Не хочешь подышать свежим воздухом?
Она обратилась ко мне впервые за вечер.
– Здесь негде гулять, разве что на кладбище. – Я задумался. – Можно зайти к соседке Арне, ее зовут Йордис. Боль мешает ей спать по ночам, поэтому Йордис подолгу стоит у окна и за всем наблюдает.
– Звучит многообещающе, – заметила Эва.
Все и вправду вышло замечательно.
На улице было теплее, чем днем, и в просветах туч то там, то здесь мелькали звезды.
– Хорошо тебе в Андерслёве? – спросила Эва.
– Не знаю. Я бывал в разных местах, но так и не понял, где мне хорошо.
Она молчала. Мы прошли по улице, мимо церкви, вышли на так называемую главную улицу.
– Арне говорит, что в вагончике возле заброшенных железнодорожных путей находится русский бордель.
– Вижу, ты изучил все здешние достопримечательности.
– А в другом конце поселка якобы обосновались «Рыцари тьмы». Я видел вывеску на старом гараже, но не их самих.
– Разведаем, – отозвалась Эва.
Мы направились к железной дороге. Свет в вагончике не горел, вокруг не было ни души. На крыше по-прежнему торчала телевизионная антенна. Мы повернули обратно.
– Как твоя подруга? – поинтересовался я.
– Какая? – не поняла Эва.
– Мм… Та, что приезжала в Сольвикен.
– Лена?
– Кажется, да.
– Лена Линдстедт. Она уехала в Австралию. Хочет стричь овец на ферме. Возможно, я когда-нибудь ее навещу.
– Мне показалось… вы держались за руки, когда шли к мосту в Сольвикене.
Эва остановилась и сжала мою ладонь:
– Я четыре года была замужем за полицейским из Хельсингборга, но… я не знаю. Полицейским трудно жить друг с другом. Через несколько месяцев мы поняли, что совершили ошибку. Я ничего не имею против мужчин, но и против женщин тоже, понимаешь?
Я кивнул. Она взяла меня за руку, и мы продолжили путь.
– А с кем ты была на Сицилии? – спросил я.
– На Сицилии?
– Да, ты ведь уезжала…
Эва выпустила мою руку и ткнула кулаком в бок:
– Одна. Иногда хочется улететь куда-нибудь чартерным рейсом, чтобы отдохнуть от всех.
Мы вышли на улицу, где стоял дом Арне, и Эва остановилась:
– Ты хоть понимаешь, какой дурой меня выставил?
– Нет.
– Я решила, что мы приятели, и это оказалось самой большой моей глупостью. Так мне почудилось после нашего вечера в «Мэстере Юхане», помнишь?
Я кивнул.
– С тобой всегда было весело общаться, – продолжила она, – в Мальмё, в Стокгольме, по телефону, но я пренебрегла своей работой. Мне следовало бы проверить твой компьютер после того, как получила наводку. Но я решила, что в этом нет необходимости.
– Там действительно ничего не было.
– Не думаю, тем не менее уверена, что женщин убивал не ты.
Мимо нас проехала машина, а потом все опять погрузилось в тишину.
– Что же касается той, с кем ты встречался в Мальмё… – Эва вздохнула, – меня интересовал ты, а не она. Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
– Ты ревнуешь.
– Я знаю только, что вы держите меня за дурочку. Ты и Арне – вы выложили передо мной кучу фактов, но все ваши источники анонимны. Вы назвали лишь два имени: старого фотографа да бывшей одноклассницы Бергстрёма. Но на основании их показаний я не могу задержать убийцу. – Эва заглянула мне в глаза: – Не обманывай меня больше, ладно?
– Постараюсь, – пообещал я.
– Это не шутка.
– Я знаю.
– Пойдем к Арне. Я пьяна и не сяду за руль.
Проходя мимо дома Йордис, я помахал рукой.
Арне убрал со стола и постелил Эве в комнате, где спала Лизен Карлберг. Эва села на кухне и сняла ковбойские ботинки. Под ними оказались черные носки с нотными знаками. Арне пообещал приготовить завтрак. Эва ответила, что это лишнее, но Арне настоял.
Я проводил Эву до ее комнаты. Перед дверью она обернулась:
– Ты идиот, Харри Свенссон, но мне нравится, что ты ревнуешь.
С этими словами она встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.
– Хорошая женщина, – похвалил Арне, когда я вернулся на кухню.
– Ты вообще охотник до женщин, как я погляжу.
– Разве это плохо?
– Нет, и в этом мы с тобой похожи.
Лежа в постели, я включил ноутбук и вошел в Интернет. В почтовом ящике оказалось одно непрочитанное письмо.
В поле «отправитель» стояло знакомое сочетание букв, а само послание представляло собой набор цитат из моей переписки с Ульрикой Пальмгрен.
Было там и про сериал «Дурман», сцену из которого Ульрика нашла «потрясающей», и про фильм «Секретарша», который я ей рекомендовал. Ниже шел комментарий:
Мне известно больше, чем ты думаешь. Помни об этом.
В чем в чем, а в этом я не сомневался.
Потому и не сомкнул глаз в ту ночь.
Глава 59
Копенгаген, ноябрь
Ирландка вышла из закусочной, прошла мимо кафе, где Герт-Инге выложил целое состояние за венскую булочку с кофе, и направилась к петлявшему между домами каналу.
Она шагала быстро – в резиновых кроссовках, голубой куртке и бейсболке с надписью, которую Герт-Инге, конечно же, не понял. Он тормознул, не выключая мотора, обошел машину и встал на тротуаре, озираясь по сторонам.
– Excuse me…[67]
И в тот момент, когда девушка остановилась, Герт-Инге ударил ее в солнечное сплетение, а потом подхватил и бросил на заднее сиденье. Хлопнув дверью, Герт-Инге обежал машину, сел за руль, завел руки ирландки за спину и защелкнул наручники на запястьях. В зеркале заднего вида мелькнули три фигуры, один, судя по всему, бродяга. Но никто не посмотрел в их сторону.
Все прошло без осложнений.
Ему даже не пришлось ничего объяснять. Узнав его, ирландка принялась молить о пощаде и сразу же поклялась молчать.
В ее глазах застыл смертельный ужас.
Девушка рассказала о журналисте и о фильме, который он ей показывал.
Она еще не пришла в себя, когда Герт-Инге вез ее из Копенгагена на Амагер, на пляж со столиками для пикника. Иногда он выезжал к мосту Эресундсбрун через Амагер, чтобы избежать пробок. Летом здесь бывало людно, молодежь играла в футбол, но зимой пляж пустовал. Дождь к тому времени прекратился, хотя небо над Эресундом оставалось пасмурным, а темная вода выглядела ледяной.
– Я не хочу умирать, – захныкала ирландка.
В глазах у нее стояли слезы.
– Значит, журналист говорил, что я убийца?
Она кивнула:
– Что ты убил женщину из фильма.
Герт-Инге сжал руль так, что побелели костяшки пальцев. Он смотрел на неприветливые воды залива.
– Журналист врет, – отрезал он.
– Можно я пойду? – пролепетала она. – Я сама найду дорогу и никому ничего не скажу.
– Почему я должен тебе верить? – фыркнул Герт-Инге.
– Я обещаю тебе.
Он знал цену женским обещаниям.
Все обманщицы. Все, кроме Гудрун Квист!
Он верил только Гудрун Квист.
– Please![68] – взмолилась ирландка.
– Мне надо подумать.
Она прикрыла глаза. Слезы крупными каплями стекали по щекам и шее. Девушка была без шарфа.
Она обещала молчать, но кто из них не скулил, когда наступал решающий момент? Катя Пальм тоже молила о пощаде. Просила у него прощения и была готова на все, только бы остаться жить. Но тогда Герт-Инге был молод и непреклонен. Ирландка, пожалуй, могла обо всем рассказать сожителю-французу, если они, конечно, общались посреди какофонии, которая фонила в мобильнике Герта-Инге. Ирландка, вероятно, контактировала с сербкой, но ее номером Герт-Инге больше не располагал, по крайней мере, если верить этой вонючей бабище. А гангстерша, конечно же, врет, у сербов это в крови. Ирландка утверждает, что у нее нет номера гангстерши, мол, та всегда звонила первой, но при этом называет ее «фру Санья».
Номера журналиста у нее тоже якобы нет. Он ей представился, но имени она не помнит.
Что сделает эта лгунья, если он оставит ее жить?
С другой стороны, она не заслужила смерти.
Хотя кто ее заслужил?
Разве что Катя и его мать.
Остальные – невинные жертвы, можно сказать.
Торговка вином.
Йоте Сандстедт, еще тот идиот.
Позвонил сразу после того, как Герт-Инге расстался с Лизен, когда еще дышал ее запахом. Старик сказал, что пора положить конец лжи. Он то ругался на чем свет стоит, то заходился в рыданиях. Хотел облегчить совесть. Но он прожил во лжи всю жизнь, что стоило дотерпеть еще немного? Герт-Инге не стал рисковать.
Он покосился на ирландку.
Она больше не плакала. Молчала, прикрыв глаза.
– Please…
Что он сделает с ней, если убьет? Оставит здесь или заберет домой и закопает?
До сих пор таможенники не останавливали его на мосту Эресундсбрун, но теперь пошла полоса неудач. Теперь все по-другому.
Кому еще журналист показывал фильм?
Собственно, сам Герт-Инге в кадр ни разу не попал, поэтому журналист ничего не докажет.
У них ничего на него нет и быть не может.
Но ирландка… Она, конечно, все знает.
И потом, она на него жаловалась.
Такое всегда бесило.
– Ты жаловалась на меня?
– Жаловалась? – переспросила она. – Нет.
– Не ври!
Она замотала головой.
– Сербка говорила, ты на меня жаловалась.
– Нет! Она позвонила на следующий день, и я сказала, что не могу работать, потому что до сих пор больно.
– Так и сказала?
Ирландка кивнула.
– Но я тебе хорошо заплатил.
– И я очень тебе благодарна.
– Тебе есть за что благодарить меня.
– Я никогда… не переживала ничего подобного.
– Ты получила хороший урок, ведь так?
Она снова закивала.
– Тогда тебе не на что жаловаться.
Она хотела ответить, но сдержалась. Ее нижняя губа дрожала.
«Жизнь или смерть?» – читалось в ее взгляде.
Герт-Инге вышел из машины, открыл дверь с другой стороны и велел ей выметаться. Но она медлила, поэтому он ухватил ее за левое ухо и потащил за собой на берег. Остановился. Крутанул ухо так, что она встала на цыпочки.
– Ты обещаешь?
Она закивала.
– У меня есть твой номер, я разговаривал с твоим парнем и знаю, где ты живешь. Помни об этом.
– Я клянусь!
Он отпустил ухо, достал ключ и снял наручники.
– Я… я могу идти?
Герт-Инге огляделся. На пляже они были одни.
– Не так быстро. Снимай штаны.
– Но…
– Еще один маленький урок тебе не помешает.
Руки ирландки дрожали, когда она расстегивала пуговицы.
Герт-Инге поставил ногу на скамью перед столиком для пикника, перегнул девушку через колено и стянул с нее трусы.
Шлепал, пока ладонь не покраснела.
– Сосчитай до ста, потом поднимайся.
Он поставил ее на четвереньки вверх голым задом, как шлюшку из Капстадена, а сам быстро зашагал к машине, сел за руль и уехал.
Он не раскаивался, хотя, быть может, только что совершил самую большую глупость в жизни.
В зеркале заднего вида он наблюдал, как ирландка встала на ноги и натянула джинсы. Она смотрела в сторону залива. А Герт-Инге вернулся в Копенгаген, припарковался в переулке близ Ратушной площади и вышел прогуляться от магазина «Севен-илевен» до парка Тиволи.
Вернувшись, Герт-Инге включил ноутбук, состряпал письмо, дописал комментарий и отправил журналисту.
Потом снова прошелся до Ратушной площади и купил две сосиски с булкой, кетчупом и горчицей.
Ладонь все еще горела, но это было приятное ощущение.
Глава 60
Андерслёв, ноябрь
Арне единственный проснулся в то утро бодрым.
Эва выглядела хмурой и определенно не была настроена на поцелуи в щечку.
Кроме того, я понял, что вчера она вернулась с прогулки лишь ради разговора с Арне.
– То, что вы выяснили, по-своему впечатляет, но… ничего нам не дает. Так мне кажется. Мы не может сейчас позвонить господину Бергстрёму и сообщить, что подозреваем его в убийстве трех женщин.
– Как минимум трех, – поправил Арне.
Она кивнула:
– Я и сама в этом не уверена, поскольку то, что вы мне здесь предоставили, нельзя считать доказательствами.
Эва Монссон сидела спиной ко мне и обращалась к одному Арне. Она держала чашку обеими руками и время от времени дула на кофе.
– Но Интерпол… – начал Арне.
– Не стоит ждать быстрых результатов.
– А что, если он примется за свое?
– Мы не можем засадить его за решетку на основании всего этого. Я поговорю с начальством и прокурором. Если получится, он инициирует расследование и возглавит его. – Эва стукнула чашкой о стол. – Лично мне больше нечего с вами высиживать. Я еду в участок и передаю материалы в отдел убийств. А там посмотрим.
Я полагал, что если девушка из Южной Африки опознает Бергстрёма, его можно схватить и потащить на допрос. Однако в этом случае раскроется и моя ложь, поскольку Герт-Инге вряд ли удержит язык за зубами. А ведь Бергстрём, если ему верить, знал больше, чем я думал. Угрожающий тон его писем не оставлял в этом сомнений. Оба мы оказались в ситуации, которую Квентин Тарантино называл «мексиканским противостоянием».
Я не был уверен, что совершил преступление, но, вероятно, дело обстояло именно так: «сокрытие улик» – чем не нарушение закона?
В общем, надо действовать. Во-первых, искать оставшихся жертв Бергстрёма. Во-вторых, добраться до него раньше полиции. Но что я ему скажу? Уговорю молчать, когда судья упечет его за решетку на всю оставшуюся жизнь?
Эва уехала в Мальмё, Арне занялся посудой, а я вышел в его кабинет позвонить Бодиль. Она не отвечала, но я улыбался, слушая ее голос в автоответчике.
Я не оставил сообщений.
Вместо этого включил ноутбук и вошел в почту. Первым бросилось в глаза письмо от человека, который «знал больше, чем я думал». Кроме того, объявилась Малин Фрёсен. Ее ответ сводился к фразе: «Вполне возможно, но это случилось так давно».
Сесилия Джонссон была почти уверена. Почти, но не стопроцентно. В конце концов, это всего лишь фотография.
Мария Ханссон не ответила, но я не волновался. Она не походила на человека, который часто проверяет электронную почту.
– Две из них уже отписались, – сообщил я Арне. – Ни одна ничего не может утверждать наверняка. Та, что из Новой Зеландии, больше уверена, чем та, что из Блекинге. Боюсь, всё слишком неопределенно.
Арне сидел за столом и выжидательно смотрел на меня:
– И что ты собираешься делать?
– Точно не знаю, но…
– Но?..
– Не знаю, Арне, по-моему, мне нужно поговорить с Бергстрёмом, встретиться с ним.
– А почему ты не хочешь предоставить это Эве и полиции?
Арне хотел, чтобы я ему открылся, но я боялся лишиться его поддержки. Дураком Арне не был, многое понимал, еще больше предчувствовал. Но даже он не представлял, как много я утаил от Эвы.
Уже в постели я подумал, что должен каким-то образом обезвредить Герта-Инге Бергстрёма. Эта мысль пугала меня, но не отпускала.
Я не верил, что воспринимаю ее всерьез, и в то же время надеялся, что это так.
Или совсем наоборот. Об этом написано много книг и снято не меньше фильмов.
Мне уже случалось балансировать на грани дозволенного, но канатоходец из меня плохой.
Я не стал делиться с Арне своими сомнениями.
– Похоже, полиция не слишком интересуется Бергстрёмом, – резонно заметил я.
– И у меня такое чувство, что он выкрутится, – кивнул Арне. – Много косвенных улик и никаких доказательств – хороший адвокат его в два счета отмажет.
– И потом, вряд ли он вообще захочет со мной разговаривать.
Арне поднял глаза:
– Почему?
– Мне кажется… он чувствует, что кто-то идет по его следам. Он знает больше, чем мы думаем, – подытожил я и хлопнул себя по животу.
У меня зазвонил мобильный.
– Мы связывались с Южной Африкой, – сообщила Эва. – Они не могут выйти на эту, как ее… Анли ван Яарсфельд. Она в отпуске, подозревают, что отправилась в круиз. Но полиция продолжает ее искать. А я собираюсь поговорить с начальством о том, что делать дальше. Сама не знаю, почему я тебе докладываю. Это ты должен был обо всем меня информировать, но не делал этого. А если что и говорил, то лгал.
Спустя несколько минут после разговора с Эвой мне опять позвонили. Номер на дисплее не идентифицировался, но, судя по коду +45, он был датский.
– Мистер Свенссон?
Женщина говорила по-английски.
– Speaking.
– Это Шеннон, Шеннон Шей. Помните?
Читать бесплатно другие книги:
