Наказать и дать умереть Ульссон Матс
Явился юноша по имени Патрик – так, по крайней мере, было написано на беджике, пристегнутом к его комбинезону. На коротко стриженных белокурых волосах лихо сидела бейсболка «Мальмё-ФФ». Он приехал в Андерслёв с домкратом и четырьмя шинами на небольшом автофургоне и мигом взялся за работу.
– Странно, но… не так давно я делал примерно то же самое для другой машины, – заметил парень, меняя третью шину. – Там пострадали две задние. Порезы чуть выше обода, будто тот, кто их сделал, знал, что такие не залатаешь.
– Где это случилось?
– С другой машиной?
– Да.
– В Сканёре… Очень милая дама. Какой-то мужчина взялся подвезти ее до мастерской. Здоровый… Я так и не понял, что она в нем нашла.
Я молча кивал, восхищаясь про себя его ловкими, профессиональными движениями.
Когда парень закончил, я вместе с ним отправился в офис «Шин Драгана». Вместе мы пересекли ремонтный зал, где трудились мужчина и молодая женщина под двумя подвешенными автомобилями. Оба были в элегантных комбинезонах, чистенькие, как официанты дорогого ресторана. В зале – ни пылинки. С каких пор авторемонтные мастерские стали такими? Или здесь больше не имеют дела с красками и лаками?
Драган Вукчевич оказался высоким мужчиной с пышной, тронутой сединой шевелюрой и крепким рукопожатием. Он беседовал с кем-то по телефону, время от времени поглядывая на укрепленный на стене монитор.
По-шведски Драган говорил без акцента. Когда он, пробежавшись пальцами по клавиатуре, напомнил о страховке, я удивился, потому что никак не ожидал, что газетная страховка еще действует.
Я подписал квитанцию и вышел в ремонтный зал, но тут же вернулся.
– Патрик говорил, подобное случалось несколько дней назад. Кому-то прокололи шины в Сканёре?
Драган поднял глаза:
– Точно. Пострадала Лизен, наша постоянная клиентка.
– А как ее фамилия?
– Хотите пригласить на ужин? Что ж, она эффектная женщина.
– Нет, просто странное совпадение.
– Малолетние хулиганы, их сейчас расплодилось…
Еще пара ударов по клавиатуре – и я получил адрес и телефон галереи в Сканёре. Вернувшись в машину, проверил по «Гуглу» – галерея называлась «Гусь». Я заложил адрес в GPS.
Сканёр в тот день выглядел опустевшим, и галерея Лизен Карлберг оказалась закрытой. Заметив движение в комнате рядом с залом, я осторожно постучал в стекло. Элегантная женщина с высоко подобранными волосами в темно-синем костюме отперла дверь и сказала, что галерея не работает. Даме было за сорок. Кольца на пальцах выглядели дорогими или сделанными на заказ.
– Собственно… мне нужна Лизен Карлберг, – объяснил я и посмотрел в мобильник – убедиться, что правильно вспомнил имя.
– Лизен в Стокгольме, но завтра будет здесь. Вы по личному вопросу или насчет картин?
Дама говорила на той разновидности сконского диалекта, которую называют «благородный сконский». Я даже смутился.
– Это личное.
– Дело в том, что сейчас, зимой, мы открываемся только по субботам и воскресеньям, и то на несколько часов.
– Тогда я зайду завтра, если не возражаете.
– Хорошо, что мне передать Лизен?
– Скажите, что заходил Харри Свенссон, хотя она вряд ли меня знает… Позвольте еще вопрос… Я слышал, недавно Лизен прокололи шины?
– Да, откуда вам известно?
– Тех, кто это сделал, нашли?
– Нет, не думаю, что полиция вообще этим занималась.
– А Лизен заявляла?
– Не знаю, но… Думаю, нет. Какое счастье, что нашелся человек, который подвез ее до мастерской.
– Кто он, вы знаете?
– Просто мужчина, оказался рядом в трудную минуту. А почему вы спрашиваете?
– Со мной случилась такая же беда. Вы видели мужчину?
– Я видела, как они уезжали отсюда. Но он сидел в машине.
– Лизен ничего про него не рассказывала?
– Нет, но я уверена на сто процентов, что незадолго до того он заходил в галерею.
– Спрашивал Лизен?
Дама кивнула.
– Тогда у нас выставлялся Глад.
– Глад?
– Рагнар Глад, примитивист. Такой успех! Мы продали почти все. Инес, – женщина протянула мне ладонь, – Инес Йорнфальк. Всегда забываю представиться.
– Харри Свенссон, – ответил я.
Мы пожали друг другу руки.
– Взглянуть не хотите?
Она отперла дверь, и мы вошли.
Во всем зале висело только три огромные картины: одна целиком в желтых тонах, другая в синих, третья вся черная. Два на три метра, не меньше.
– Вот. – Инес обвела зал рукой. – Лично мне больше нравится Глад, но об этих были хорошие отзывы в газетах.
Я не знал, что ответить. «Такое даже я нарисую»? Не хотелось выглядеть перед дамой идиотом.
Но, увидев цены, не сдержался:
– Это стоит семьдесят пять тысяч?
– Голубая и желтая – по семьдесят пять, а черная – девяносто пять тысяч, – кивнула Инес Йорнфальк.
Мне показалось, что она улыбнулась, во всяком случае, в глазах сверкнул озорной огонек.
Она нравилась мне все больше.
– Во сколько завтра будет Лизен?
– Осенью она появляется около одиннадцати.
Я кивнул, мы попрощались, и я направился к машине.
Завел мотор и сразу его выключил.
Посмотрел на галерею «Гусь» и почесал подбородок.
Потом протянул руку, взял сумку с заднего сиденья и вернулся к Инес.
Она открыла, стоило мне постучать в окно.
– Рада видеть вас снова.
– Мне не удалось найти хорошие фотографии, но может, вы узнаете на них мужчину, который подвозил Лизен.
Я показал ей снимок Эгона Берга на соревнованиях в Сёдерслэтте, вырезку из газеты «Даллас-Форт уорд ньюс» и еще один фотопортрет, который нашел в Интернете на сайте деловой газеты и распечатал, хотя и не знал, сколько ему лет.
Инес долго разглядывала снимки, потом нахмурила лоб и тряхнула головой:
– Нет… или…
– Или?
– Здесь видно, что мужчина рослый, но у того, который к нам заходил, была другая прическа.
– Но это он?
– Да, такие щеки не забудешь. Но лучше вам показать снимки Лизен.
Я убрал фотографии в сумку.
– Почему вы так им интересуетесь? – спросила Инес. – Он художник?
– В двух словах не объяснить, – ответил я. – Я журналист или, скорее, был журналистом, но теперь готовлю большую статью.
– Об искусстве?
– Нет, о порезанных шинах.
Зачем же Бергстрёму, а я уже не сомневался, что это был он, понадобилась Лизен Карлберг?
Уж не хотел ли он купить у нее картины?
Вряд ли.
Или видел в ней потенциальную жертву?
Скорее всего.
Несколько месяцев назад он спрашивал ее в галерее и всплыл именно в тот момент, когда у нее оказались порезанными шины.
В тот вечер я слишком плотно поужинал, впрочем, как всегда у Арне.
Помыв посуду, старик ушел к приятелю, а я решил в очередной раз подвести итог своей работы. Разложил перед собой газетные вырезки, которые получил от Вернера Локстрёма, проверил, все ли «интервью» сохранились в моем мобильнике, и сел за ноутбук.
Туман, висевший над городом последние дни, рассеялся, и высоко над садом Арне взошла полная белая луна в окружении звезд, крупных, как в фильме Диснея. Я выглянул в окно и не увидел ничего подозрительного. Впрочем, из-за гардины за улицей наблюдала Йордис Янссон, которой я на всякий случай дал номер своего мобильника, а значит, можно спать спокойно.
Я уже лежал в постели, когда к дому кто-то подъехал. Это оказался Арне, он тут же запер дверь, почистил зубы и пошел к себе наверх.
Прежде чем уснуть, я проверил мобильный на предмет пропущенных звонков и огорчился, убедившись, что Бодиль не объявлялась.
Тогда я вспомнил Инес Йорнфальк и подумал, что забыть такую женщину мне будет непросто.
Глава 50
Хёкёпинге, ноябрь
В то утро солнце стояло как никогда низко на зимнем небе, не помогали ни очки, ни опущенный солнцезащитный козырек на автомобиле. Поля вокруг недавно вспахали, и черная земля сверкала, как тысяча зеркал, слепя глаза и затрудняя видимость.
Арне приготовил ржаную кашу на молоке с хорошей дозой сиропа. Эспрессо и круассаны – завтрак не в его стиле. И все же настоящим сюрпризом для меня стала не еда, а рассказ Арне.
Он заставил меня даже изменить планы и вместо Сканёра или Мальмё отправиться в место, где я уже когда-то бывал и откуда меня выгнали.
У Арне Йонссона не имелось ни компьютера, ни принтера, потому я записал все свои интервью на флешку и повез в отель «Мэстер Юхан» распечатать. Накануне я им звонил и обо всем договорился. Получив по два экземпляра каждого материала, я рассортировал бумаги в холле «Мэстера Юхана» и поехал в полицию.
Участок находился в здании на берегу так называемого Канала на улице Королевы. Даже на ресепшене царил невыносимо официальный дух, какой бывает в правительственных учреждениях или крупных библиотеках. Я стоял, погруженный в свои размышления, когда меня окликнул знакомый голос.
– Ты что, не узнаешь меня?
Я действительно не узнал Эву Монссон.
Мне никогда не нравились длинные волосы и пышные прически, но… В общем, Эва постриглась.
На ней были потертые голубые джинсы и расстегнутая светлая блуза поверх футболки с надписью «Джек Дэниел».
Не сказать, что новая прическа ей не шла, просто выглядела для меня слишком необычно. Все это время я представлял Эву другой.
– Прекрасно! – похвалил я.
– Тебе нравится?
– Мило, хотя и неожиданно.
Ее кабинет площадью около десяти квадратных метров расположился лестничным пролетом выше. На всем этаже витал стойкий запах кофе, поэтому я не удивился, когда насчитал на столе Эвы семь пустых или полупустых пластиковых чашек зеленого и белого цвета.
Я устроился в кресле для посетителей, а Эва заняла вращающийся стул возле офисного стола со встроенным телефоном, компьютером и кипами бумаг. Если ей и удалось навести порядок на своей голове, до кабинета очередь пока не дошла. На полках за спиной Эвы громоздились солидные тома, похожие на своды законов, и бесчисленные папки, видимо с материалами закрытых дел. Там же торчало несколько горшков с цветами, поливавшимися в последний раз в прошлом столетии.
Эва тряхнула остриженными под мальчика волосами: более короткими сзади, чем с боков, и с такой же длинной, как и раньше, челкой.
– Постараюсь не занять у тебя много времени, – начал я.
– Ничего, у нас скука смертная, – ответила Эва. – Слышал о расистах? Они угрожают евреям, а я должна днями напролет читать записи телефонных разговоров. – Она показала на бумажную пирамиду. – Как же надоели идиоты! Представляешь, как они ославили Мальмё? Даже Барак Обама нас осуждает.
Разговор получался официальным и натянутым. Возможно, потому, что мы с Эвой давно не общались. Но не исключено, что и женщина по имени Лена сыграла в этом свою роль. Разумеется, сексуальная ориентация Эвы – ее личное дело, но с лесбиянкой сложно сблизиться так, как я рассчитывал.
Итак, мой час пробил.
Я начал с убийства Юстины Каспршик в Мальмё и Ульрики Пальмгрен в Гётеборге. Я выложил на стол копии газетных вырезок, которые получил от Вернера Локстрёма из Ваггерюда, распечатки интервью с Малин Фрёсен из Карлскруны, Сесилии Джонсон из Новой Зеландии, Бодиль Нильссон из Мальмё, Марии Ханссон из Гётеборга, Бренды Фарр из Нью-Йорка и, наконец, Шеннон Шей и эскорт-девушки Лоне из Копенгагена. Имен девушек не называл, все источники информации оставались анонимными.
Эва Монссон не только сменила прическу, она купила новые очки – в темной оправе и с четырехугольными стеклами, какие носили в пятидесятые годы прошлого века. В них и просматривала газетные вырезки.
Я показал ей фотографию Герта-Инге Бергстрёма в «Даллас-Форт уорд ньюс», а также снимок, который сделал Эгон Берг после соревнований в Сёдерслэтте. Я прокрутил Эве запись радиопередачи о предприятиях в Южной Африке и дал вырезку из газеты «Ди Бюргер» о том, что случилось с Анли ван Яарсфельд, обратив ее внимание на дату: Бергстрём в то время находился в Капстадене.
Я вспомнил о пропавшей без вести Кате Пальм, которая училась в одном классе с Бергстрёмом, и ткнул пальцем в распечатку беседы с Агнетой Мелин и Эгоном Бергом в Андерслёве. Я не забыл о проколотых шинах, Йордис Янссон и загадочном крупном мужчине, которого соседка видела из окна. Я сказал, что не могу доказать намерения Бергстрёма, поскольку еще не встречался с Лизен Карлберг, владелицей галереи «Гусь» в Сканёре. Однако ее ассистентка Инес Йорнфальк разговаривала с неким рослым господином накануне того, как у Лизен прокололи шины. Он же подвез Лизен до авторемонтной мастерской в Хелльвикене после случившейся неприятности.
Под конец я повернул к Эве свой ноутбук и поставил восьмиминутный фильм, который демонстрировал Шеннон Шей и Бренде Фарр.
– Я убежден, что женщина на экране не кто иная, как Юстина Каспршик, и все больше убеждаюсь в том, что мужчина – известный, но предпочитающий держаться в тени бизнесмен Герт-Инге Бергстрём, – подытожил я и замер, откинувшись на спинку стула.
Эва Монссон долго не отвечала. Ей понадобилось около получаса, чтобы просмотреть все материалы.
Но и потом она молчала, оглядывая кипы бумаг на столе и пустые пластиковые чашки. Наконец сняла очки и встала.
Эва Монссон повернулась, взяла с полки увесистый том – полагаю, телефонный справочник города Мальмё, – обошла стол и плотнее прикрыла дверь. После этого подошла ко мне, размахнулась и с силой обрушила телефонный справочник мне на голову. Точнее, стукнула наотмашь, в правое ухо. Следующий удар пришелся в левое, потом по затылку.
– Чертов сыщик!
Эва Монссон положила справочник и оперлась руками о стол:
– Какого…
– Я только хотел…
Не дав мне договорить, Эва отвесила еще две оплеухи. Ухо горело.
– Ты что, полицейский? Думаешь, это игра?
– Нет, я так не думаю.
– Я-то вообразила, что мы работаем вместе, – продолжала она. – Что мы должны делиться информацией друг с другом. А ты за моей спиной решил поиграть в полицейского! – Она еще раз ударила меня телефонным справочником, прежде чем швырнуть его на пол. – Ты врал мне с самого начала!
Я мысленно возмутился: врать и не говорить всей правды далеко не одно и то же.
– С кем ты встречался в Мальмё, когда убили польку?
– Я забыл, как ее звали.
– Значит, с женщиной?
– Да, а что в этом удивительного? Мужчины и женщины иногда встречаются…
– Почему у тебя был гитарный футляр, если ты не играешь на гитаре?
– К убийству Юстины Каспршик это не имеет отношения.
Она фыркнула:
– А если я проверю твою электронную почту?
– Ноутбук перед тобой.
– В этом нет смысла искать. Или ты считаешь меня дурой? – Она покачала головой.
– Я ввязался в это не потому, что захотел поиграть в полицейского, – оправдывался я. – Сначала мне было любопытно, я думал сделать статью или даже несколько статей. Но со временем… дело захватило меня, и мне показалось, я смогу найти убийцу. Я до сих пор в этом уверен, тем не менее ты права: я не полицейский. Я не знаю, как это делается. И потом, ты ведь сама говорила, что у вас и без того полно проблем, есть расследования куда более актуальные, чем убийство Юстины Каспршик и Ульрики Пальмгрен. Собственно, это мой новый друг Арне Йонссон настоял на нашей с тобой встрече и разговоре.
Я не врал, но, как всегда, не говорил всей правды. Умолчал о том, что Бергстрём – а я уверен, это был он, – посылал мне письма по электронной почте, что он подложил в мой почтовый ящик в Сольвикене черно-белую фотографию, а потом прислал сережку, принадлежавшую Юханне Эклунд. Не признался я и в том, что сейчас мной двигало не столько любопытство, сколько желание остановить убийцу, в том числе и ради собственной безопасности.
Эва Монссон снова надела очки и погрузилась в бумаги.
– Уж не надеешься ли ты, что мы бросим все и побежим арестовывать Герта-Инге Бергстрёма?
– А что вам мешает это сделать? – удивился я.
Эва сняла очки и улыбнулась:
– К сожалению, не получится.
– Разве вы не можете вызвать его на допрос?
Она покачала головой:
– Не на основании того, что ты здесь наговорил. Все это не более чем ряд случайных совпадений.
Я не отвечал. Щека и ухо все еще горели.
– То есть вы отказываетесь остановить убийцу?
– Нет, но мы не можем хватать людей только потому, что некий Харри Свенссон вообразил себя вторым Коджаком[63].
– И девушку с бензозаправки, скорее всего, убил он. Не забывай об этом.
– Тебя это, похоже, тоже не слишком волнует, иначе давно бы рассказал мне все.
Она была права.
– Но у вас должна быть связь с Интерполом, – продолжал я. – Бергстрём наверняка действовал не только в Южной Африке. Может, где-нибудь еще пропадали женщины, как Катя Пальм, или кто-то порол розгами автостопщиц… Бергстрём, похоже, много путешествует.
– Лично я впервые о нем слышу.
– Я тоже ничего о нем не знал, пока не обратился к «Гуглу». И тут оказалось, что он владелец множества предприятий…
– Это не преступление.
– Но почему… Разве ты не видишь общей картины?
– Я вызову тебя на допрос, если не угомонишься.
– Ты меня подозреваешь? – Я подвинулся к столу и принялся собирать свои бумаги. – Думаю, тебе они больше не нужны.
– Нет, оставь.
– О’кей.
– И фильм. Или у тебя на него эксклюзивное право?
– Пришлю его тебе на мобильный.
Она кивнула. Я вяло улыбнулся:
– Знаешь я читал, что полицейские прикладывают телефонный справочник к лицу допрашиваемого, а затем уже бьют, чтобы не оставлять следов. Но твой метод…
– Оставь свои дурацкие шутки, – перебила меня Эва. – Ты можешь быть милым и остроумным, но это не мешает тебе врать.
– Что ты собираешься делать?
– Понятия не имею.
– Будешь держать меня в курсе?
– Я ничего не решила.
– Хорошо… Прости, я вел себя как идиот.
– Можно сказать и так.
– Я сам позвоню тебе, если ты не против.
Эва скривилась, а потом поднялась и проводила меня до выхода.
– Что у нее было на голове? – спросила она.
– У кого? – не понял я.
– У польки.
Она улыбнулась, а я пожал плечами.
Вне сомнения, это был сигнал к примирению.
Я почему-то не сомневался, что Лизен Карлберг закажет салат. Однако в ресторане в Сканёре, где мы встретились, она попросила стейк с луком. Я так растерялся, что заказал себе тыквенный суп. Надо сказать, я терпеть не могу супы, если они не французские и не прибыли последним самолетом из Марселя. И уж тем более ненавижу тыкву.
Когда официантка поставила перед нами по бокалу лимонной воды со льдом, Лизен Карлберг внимательно посмотрела на меня.
– Не хочу показаться бестактной, – заговорила она, – но вы всегда так выглядите? Такое впечатление, что у вас свинка.
– Был у стоматолога, – ответил я. – Воспаление корневого канала. Мне положили обезболивающее.
– Разве вы лечите зубы не в Стокгольме?
– Это было срочно.
Она кивнула, будто удовлетворившись моим объяснением.
День выдался хмурый. Выглянувшее солнце зашло за тучи. Поэтому мы сидели в уютном внутреннем зале с высокими свечами на столах.
Мы встретились с Лизен в галерее «Гусь», и она предложила пообедать в ресторане «Йестес». Похоже, она была здесь постоянным посетителем, потому что знала весь персонал, а официантку назвала по имени, Перниллой.
То, что я успел прочитать о Лизен, оказалось правдой: образованная и воспитанная девушка из богатой семьи. При этом я не заметил ни высокомерия, ни надменности. Она была длинноногой, как фотомодель, но не такой тощей. Пышные светлые волосы коротко острижены. Узкие коричневые брюки заправлены в более светлые сапожки. Ослепительно-белая блуза и зеленый жилет удачно диссонировали с красным жакетом. Лизен чем-то напомнила мне американскую актрису Гвинет Пэлтроу – никогда не знал, как правильно произносится ее имя.
Тыквенный суп оказался совсем не плох, но когда я увидел, с каким аппетитом Лизен поедает говяжий стейк и картошку с жареным луком, чуть не предложил ей поменяться тарелками.
Мы немного поговорили об искусстве, которое продается, и я высказал мысль, что назвать его искусством можно лишь с известной долей условности.
– Как посмотреть, – заметила Лизен. – То, что для одного искусство, другому может показаться бессмыслицей. Вас, насколько я поняла, Рауль Шекль не впечатлил?
– Меня впечатлили цены. А такие картины, мне кажется, я бы смог намалевать и сам.
– Однако не намалевали. Если мне предлагают девяносто пять тысяч за черное полотно, с какой стати мне отказываться?
Я согласился.
– У вас, наверное, много картин в доме?
– Совсем нет, – возразила Лизен.
Читать бесплатно другие книги:
