Тысячи ночей у открытого окна Монро Мэри Элис
Джек сел и положил подбородок на сложенные руки. Он был ученым, научившимся смотреть на факты непредвзято. Что такое реальность и что такое вымысел? Он покачал головой, чувствуя какое-то опустошение, уверенность покинула его вместе со всеми доводами.
– К черту все, Фарнсуорси, – сказал он и, хлопнув по коленям, поднялся на ноги. – Давайте пойдем и расскажем всем остальным то, что удалось раскопать. Они подумают, что мы сошли с ума, но факты есть факты, и будь я проклят, если я знаю, во что теперь вообще верить.
Выслушав Джека и доклад детектива Фарнсуорси, инспектор Росс взорвался.
– Мы не можем сообщить шефу, что детей забрал этот чертов Питер Пэн в эту свою чертову Нетландию! – Его лицо побагровело.
– Разумеется, нет, – сказал Джек, расхаживая по комнате с засунутыми в карманы руками, словно на лекции перед кафедрой. – Просто вы не видите самого главного. Реальность это или фантазия, но Венди верит, что детей забрал с собой Питер Пэн.
– В психиатрии это называется диссоциация, или расщепление личности, – добавил Фарнсуорси. – Понимаете, это механизм психологической защиты. В результате человек начинает воспринимать происходящее с ним так, будто оно происходит не с ним, а с кем-то еще. Часть его личности не знает, что делает в это время другая ее часть. И какие-то события вообще выпадают из памяти. Такое часто случается в результате психологической травмы.
– Вы имеете в виду ее собственное исчезновение? Хм… да, понимаю, что вы хотите сказать, – покивал Росс, теребя свой подбородок.
Фэй вышла вперед.
– Если это именно то, что с ней случилось, не могли бы мы попытаться вернуть ей часть ее личности, ну, провести что-то вроде сеанса гипноза, чтобы она смогла сказать нам, где находятся мои дети?
– Полагаю, это можно было бы сделать, – сказал Фарнсуорси.
– Как? Когда? – мгновенно вцепилась в него Фэй.
– Не знаю, видите ли, я детектив, а не мозгоправ, – остудил ее пыл Фарнсуорси. – Мне надо будет обратиться за помощью к психотерапевту.
– Все это слишком надуманно, если хотите знать мое мнение, – покачал головой инспектор Росс.
– Есть кое-что еще, что вам следовало бы знать, – заметил Джек. – Венди намекала на то, что эти события действительно имели место в прошлом, но я, вполне естественно, отказался признать такую возможность. – Он подошел к росписи на стене, где был изображен мальчик, прячущийся за пнем. – Фэй, ты помнишь, как меня поразила тогда эта роспись? То, как этот мальчик похож на меня в детстве?
Фэй осторожно кивнула, не понимая, к чему он клонит.
– Я спросил Венди об этом, надеясь что-нибудь узнать о моем прошлом. Вы ведь знаете, детектив Росс, что я сирота. Я совершенно не помню первые годы своей жизни. В возрасте шести лет меня привезли в Лондон, в приют для мальчиков. И привезла меня туда Венди Форрестер.
У Фэй перехватило дыхание.
– Как оказалось, – продолжал Джек, – меня нашли на ступеньках ее дома. Именно этого дома. Видите ли, несколько раньше я нанял мистера Фарнсуорси, чтобы он нашел моих биологических родителей. Я не знал тогда, что леди, живущая наверху, и есть та самая женщина, которая основала приют для мальчиков. Все это больше, чем простое совпадение. – Джек приподнял брови. – Не говоря уже о том, что я вообще не верю в совпадения.
– Но Венди сказала, что она не знает, кто были твои родители, – воскликнула Фэй.
– На самом деле она тогда изрекла что-то весьма туманное о том, что я был потерян. Я воспринял это метафорически, разумеется. Но позже, – он замолчал и провел пятерней по волосам, сжимая в горсти свои кудри, – знаете, я понимаю, что это звучит безумно, но позже она сказала мне, что я не был потерян в обычном смысле этого слова. Венди сказала, что я был одним из тех самых потерянных мальчиков Питера Пэна и именно Питер привел меня к ней, чтобы я нашел свою семью.
– Довольно, Джек, – резко оборвала его Фэй. – Я не могу больше это слушать.
– Это все относится к делу, мэм, – вмешался Фарнсуорси. – Видите ли, мы сейчас работаем над версией, что миссис Форрестер многие годы жила в плену своих иллюзий. Разрабатывая эту тему, я заглянул в личные дела мальчиков из этого приюта. Многие из них отказники, дети из распавшихся и неблагополучных семей, все как обычно. Но некоторые из них… – Он протянул Россу пачку бумаг. – У некоторых не было никаких записей, никаких историй семей. Казалось, они пришли из ниоткуда, точно так же, как доктор Грэхем. Все они просто были найдены на ступенях дома Венди. Вам не кажется это очень странным?
Инспектор Росс пошелестел бумагами, затем поднял голову. Его лицо стало тревожным.
– И много там таких записей?
– Целая куча, – кивнул Фарнсуорси.
Лицо инспектора Росса стало суровым.
– Мы должны сначала рассмотреть все эти случаи, один за другим. Если все повернется так, о чем вы намекаете, это будет скандал века. Это поставит страну с ног на голову, от мала до велика. Случится вселенская катастрофа. Придется известить Скотленд-Ярд. – Он потряс листками и покачал головой. Проклятье! Кто бы мог подумать!
Джек сощурился и с подозрением посмотрел на инспектора.
– О чем подумать, детектив?
– Мы тоже не верим в совпадения, доктор Грэхем. И мы не можем игнорировать очевидную связь между Венди Форрестер и тайной вашего детства. Кроме того, тот факт, что все другие дети, о прошлом которых ничего не известно, были обнаружены на пороге этого дома, с очевидностью наводит на мысль о том, не были ли и вы сами, доктор Грэхем, жертвой похищения? И не только вы, но и десятки других детей?
Фэй прижала руки ко рту, подавляя невольно вырвавшийся крик ужаса.
– И кто из нас сейчас безумен? – закричал Джек, пришедший в ярость от того, в каком направлении двинулось следствие. – Я говорил о расщеплении личности. О том, что могло бы объяснить фантазии Венди и помочь нам понять, где сейчас могут быть дети. Скорее поверю, что я сам был одним из потерянных мальчиков Питера Пэна, чем тому, что Венди занималась похищением детей!
От слов инспектора Росса Фэй охватил холодный озноб, но когда она услышала, как Джек защищает Венди, кровь ее закипела.
– Ты что, хочешь сказать, что сказки о Питере Пэне и о том, что ты его потерянный мальчик, или бред о корабле инопланетян под названием «Нетландия» гораздо более правдоподобны, чем способность безумной женщины спланировать и осуществить похищение?
– Да, безусловно, – твердо сказал Джек. – Ты же знаешь, я не отвергаю никакие идеи, пока не будет доказана их ошибочность. Я верю, что…
– Откровенно говоря, мне плевать, во что ты веришь, – резко бросила Фэй, рубанув ладонью воздух. Должно быть, она сошла с ума, прежде всего потому, что позволила ему втянуть ее в свои игры разума. Джейн Ллойд была права. Ситуация вышла из-под контроля. Она своими руками создала невыносимую для неокрепшего детского ума обстановку, сбивающую детей с толку. Она должна была настаивать на правильности и разумности, отвергающей фантастические мечты, и удерживать своих детей в границах реального мира, в котором нет места беспочвенным фантазиям. Она больше не позволит Джеку дурить ей голову, смущать ее детей и запутывать следствие.
– Я бы посоветовала тебе держать свое мнение при себе, – холодно сказала она ему. – Это мои дети, и то, что с ними случилось, тебя совершенно не касается.
У Джека вытянулось лицо и открылся рот от изумления.
Его реакция холодной змеей проникла сквозь всю так тщательно возводимую защиту Фэй. Даже сейчас, когда она винила его во всех грехах, со всеми своими недостатками он мог без труда пробить ее доспехи и добраться до сердца. Она презирала себя за привязанность, которую к нему испытывала, ненавидела свое нежное сердце, все еще полное любви к нему. Она решительно отбросила нежные чувства и позволила накопившемуся напряжению вырваться на волю.
– Ах, какой ты умный, – с издевкой бросила она в лицо Джеку, – предлагаешь здесь свои алогичные варианты! Надо же, как гениально! Просто зачаровывает! Но я вижу тебя насквозь, Джек Грэхем! Мы имеем дело с реальными фактами! И они далеко не изящны и не забавны! Поэтому уходи! Улетай! Ну, как Питер Пэн. Такой же беспечный и беззаботный. Лети куда-нибудь и играй там в свои заумные игры и продолжай тешить себя иллюзией, что мои дети сейчас где-то от души веселятся. Но я больше не буду притворяться. – Ее голос сорвался, она прижала дрожащие пальцы к своим губам. – Я выхожу из этой дурацкой игры.
Джек шагнул к Фэй, но она оттолкнула его.
– Нет! Убирайся! Ты свободен! Снимаю с тебя ответственность и за меня, и за моих детей. – Она обхватила себя руками и повернулась к нему спиной. – Пожалуйста, Джек. Я не хочу, чтобы ты здесь оставался. Просто уходи. Улетай сегодня. – Она бросила быстрый взгляд через плечо. – Как ты и планировал.
Джек застыл, принимая удар. Затем зажмурился, кивнул и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты.
Внизу, в своей квартире, Джек побросал в чемодан носки и рубашки. Искусством укладывать вещи в дорогу он овладел в совершенстве и сейчас действовал на автопилоте, прокручивая в голове причины, по которым он должен уехать. Она не хочет, чтобы он здесь оставался. Она хочет, чтобы он уехал. Он не может с ней спорить. Возможно, она права. То, что предположил он, невозможно. Как он мог быть таким бесчувственным? Таким бестактным? Какой же он дурак! Чертов идиот!
Захлопнув чемодан, он положил руки на его кожаный бок и наклонился вперед, надавив на чемодан своим весом, словно таким образом пытаясь подавить приступ паники, острый и безжалостный, как меч, вонзившийся прямо в живот. Голова его пошла кругом. Меньше, чем когда бы то ни было прежде, он сейчас знал о том, кто он такой и во что ему верить. Он чувствовал себя абсолютно одиноким, потерянным.
Что хорошего сделал он для Фэй и ее детей? Он просто мешал им, путался под ногами. Сделал ее жизнь еще труднее! У него не было никакого права вмешиваться в их жизнь. Да, решил Джек, посильнее прижимая крышку чемодана, защелкивая замки и спуская его с кровати на пол. Он должен уехать.
Такси подъехало как раз тогда, когда он закончил последние приготовления и распихал по местам разные мелочи. Осталось последнее дело. Он подозвал Нану. Собака спрыгнула со своего места, подошла к Джеку и уселась возле его ног, наклонив голову и уставившись на хозяина с уже привычным обожанием. Джек потрепал ее по лохматой голове и прицепил к ошейнику поводок.
Он в последний раз поднялся по задней лестнице, вспоминая, как еще совсем недавно по этой лестнице скатывались к нему в квартиру Мэдди и Том с Наной. Застывшая теперь тишина как будто насмехалась над его воспоминаниями. Он постучал в дверь к Фэй и передал поводок с Наной и сумку с ее вещами полицейскому, попросив его передать щенка Фэй вместе с его письмом. Уже повернувшись, чтобы уйти, он услышал, что Нана скулит у его ног.
– Нет, малышка, не плачь, не надо, – сказал он, наклоняясь к щенку и гладя мягкую шерстку. – У тебя важное задание. Ты сейчас очень нужна Фэй. Больше, чем мне. И ты должна быть здесь, когда дети вернутся домой. – Он крепко зажмурился и взмолился, чтобы они поскорее вернулись в целости и сохранности.
Джек выпрямился и направился к выходу. Около двери он остановился, окинул последним взглядом дом, в котором провел самые счастливые мгновения в своей жизни, вышел на улицу под дождь и, перед тем как поспешить к ожидающему его такси, плотно прикрыл за собой дверь. Когда автомобиль тронулся, Джек оглянулся, но дом номер четырнадцать уже полностью скрылся в густом молочном тумане.
Джек уже направлялся к выходу на посадку на международный рейс. Голос в громкоговорителе объявил, что она уже началась. Он посмотрел вверх и увидел почтенного отца семейства, спешащего по лестнице, одной рукой он нащупывал билеты в кармане, а второй крепко держал за руку смешно ковыляющего за ним карапуза, который смотрел на отца полными абсолютного доверия глазами. Рядом шла молодая женщина, нервно сжимающая в руках младенца.
Громкоговоритель объявил о том, что посадка на рейс заканчивается. Длинная очередь пассажиров выстроилась у выхода. Джек проверил выданный ему посадочный талон: одно место на рейс до Лос-Анджелеса. Он слетает туда, а потом отправится в Швейцарию. А что потом… Кто знает, где он будет исследовать тайны Вселенной, открывать новые горизонты… кто знает, какие восхитительные, волнующие приключения его ждут! Всего несколько шагов до трапа, и он сможет улететь отсюда навсегда.
Огоньки над выходом начали мигать, поторапливая последних пассажиров. Он сделал шаг, другой… и остановился. Мелькание огней словно нажало на спусковой крючок его памяти: мерцающие огоньки светлячков в их садике, праздничные огни в парке развлечений, свет звезд над океаном…
Внезапно Джек осознал, насколько глубоко его задел свет в глазах Фэй. Их тайну ему хотелось разгадать гораздо больше, чем загадку таинственных огоньков, летающих по холлу и лестничным пролетам. Он знал, что в его жизни не было более значимых и сильных привязанностей, чем привязанность к Фэй и ее детям. Он взглянул на билет к свободе, который держал в руке, и неожиданно распознал его истинный смысл. Он означал не свободу, а побег. Побег от ответственности и обязательств.
И в этот момент он понял, что не хочет больше никуда бежать.
Ему в голову пришла ассоциация с положениями квантовой механики и принципом неопределенности частиц. Так вот, он больше не хотел неопределенности. Джек смял билет в руке – он принял решение. Он мог прожить без прошлого, но только не без будущего.
Джек резко развернулся и поспешил к выходу из аэропорта, выбросив по пути билет на самолет и посадочный талон в корзину для бумаг. Дождь уже кончился. Тяжелый полог из дождевых туч наконец-то начал рассеиваться, и солнечные лучи пронзили серый туман. Умытый дождем день прояснялся.
Джек поднял руку и громко свистнул, призывая такси. Он должен вернуться в город, вернуться и сделать все, что в его силах, чтобы найти детей. Потому, что он любит их и хочет о них заботиться, на этот раз по-настоящему.
Бедняжка Венди могла бредить, кто знает, что ей пришлось пережить или что могло прийти в ее сумасбродную голову? Но, безумная или нет, она настаивала именно на этой истории, и, повинуясь своей интуиции, Джек собирался исследовать именно эту гипотезу.
Подъехало такси, Джек закинул чемодан в багажник и сел в автомобиль.
– Вам куда, сэр?
– В Нетландию.
Глава 22
Следующим вечером раздался звонок в дверь и, открыв ее, Фэй обнаружила на пороге Джейн Ллойд, у которой был весьма встревоженный вид.
– Джейн… Миссис Ллойд, – поприветствовала ее Фэй.
– Добрый вечер, миссис О’Нил. Я пришла к вам с личной просьбой. Не ради себя, – добавила она таким тоном, что сразу стало ясно, что она скорее бы умерла, чем стала бы просить Фэй об одолжении. – Речь идет о моей матери. Видите ли, она… – Ее голос дрогнул, и она замолчала, пытаясь обрести самообладание. – Она умирает и хочет видеть вас.
– Умирает? – Фэй в ужасе прижала ладонь ко рту. – Не может этого быть. Ведь еще вчера она была в полном порядке.
– Врачи сказали, что у нее острая пневмония. Она всю ночь просидела у открытого окна. Понимаете, холодный воздух… В ее возрасте малейшее охлаждение… – Джейн так сильно сжала сумочку, что костяшки пальцев побелели, и она с трудом продолжила:
– Надеюсь, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, вы проявите милосердие и поедете со мной в больницу. Она очень волнуется и… – Голос ее стал совсем тихим, она с трудом говорила. – Пожалуйста, миссис О’Нил. Мать просит, чтобы вы пришли, ведь времени почти не осталось…
– Конечно, обязательно поеду. Просто дайте мне пару минут, чтобы предупредить полицию. Ведь за домом идет постоянное наблюдение.
– Хорошо.
Фэй шла по слабо освещенным тихим коридорам старой больницы, и ей казалось, что стены давят на нее. Когда двери лифта закрылись, к ней повернулась Джейн Ллойд.
– Мама сейчас не в психиатрическом отделении, – мрачно сообщила она. – Из-за того, что ее состояние ухудшилось.
– Понимаю, – ответила Фэй. На самом деле она мало что понимала в происходящем и молила Бога дать ей силы перенести эту встречу с состраданием и добротой и выпытать хоть немного информации, не прибегая к унизительным мольбам в попытке найти своих малышей. Уже два дня она терялась в догадках, где же они находятся, и находилась на грани отчаянии.
Двери лифта открылись, и женщины пошли по коридору мимо поста медицинской сестры, мимо палат, в которых через открытые двери видели изможденных пожилых женщин, видимо, страдавших болезнями разной степени тяжести. Пациентки лежали на спине, уставившись в светлый потолок, в окружении множества трубок и мигающих приборов. Иногда сквозь приглушенные разговоры и обрывки молитв и причитаний доносился едва слышный страдальческий стон. Общая атмосфера обреченности усиливалась горьким запахом лекарств и антисептиков.
Фэй прошла до конца коридора и оказалась в палате, такой же тесной и слабо освещенной, как и другие. Венди лежала, свернувшись клубочком на узкой больничной кровати спиной к двери, повернувшись к окну. Она всегда очень следила за своей внешностью, надевая кружевную накидку или красивую брошь. Но сейчас ее было сложно узнать в выцветшем сером больничном халате с закатанными рукавами, оставлявшими открытыми тонкие руки, из которых торчали прозрачные трубки. Ее еще недавно цветущее лицо было покрыто смертельной бледностью, а чудесные пышные седые волосы в беспорядке разметались по подушке. Фэй тут же подумала, что трудно отыскать место, менее подходящее для Венди. Если ей суждено умереть, то это должно произойти дома, в бывшей детской, которую она так любила и где провела всю свою долгую жизнь в окружении сказочных сцен, изображенных на стенах, любимых книг, забавных фарфоровых статуэток, которыми она так дорожила. Но только не в этом холодном, безликом месте.
Венди внезапно жалобно застонала, и Фэй бросилась к ее кровати.
– В какой-то момент ее сознание проясняется, а потом снова наступает затмение, – произнесла Джейн за ее спиной. – Мама, – продолжила она более громким голосом, склоняясь к Венди, – мама, миссис О’Нил пришла. Фэй… пришла тебя проведать…
Венди пошевелилась, ее веки задрожали. Она медленно повернулась – было видно, что это стоит ей немалых усилий – и произнесла тихим хриплым голосом:
– Фэй? О, моя дорогая девочка. Неужели это вы?
– Да, Венди, – ответила Фэй, беря ее за крошечную руку, которую старушка с трудом ей протянула ей. – Да, это я.
На тонких губах Венди появилась робкая улыбка. Фэй на мгновение показалась, что в ее глазах она прочла облегчение.
– Вы все-таки пришли… Я знала, что вы это сделаете.
В этот момент Фэй в светло-голубых глазах старой женщины заметила призрак былой Венди.
Теперь она испытывала по отношению к ней лишь жалость и любовь. В ее сердце не осталось места для ненависти к Венди.
Венди потянула ее за руку, вынуждая склониться ниже.
– Мне очень жаль, – выдохнула она, нежно сжимая ее руку. – Я не хотела вас огорчить. Это так безответственно с моей стороны, что я разрешила им уйти.
– Ничего страшного, – ответила Фэй, похлопывая ее по руке. – Вам нельзя переутомляться.
– Я просто подумала… Что они будут счастливы там… Боже, что я наделала…
Фэй чувствовала, что ее сердце разрывается – одна половинка принадлежала Венди, другая Мэдди и Тому, и ее глаза наполнились слезами. Она сильнее сжала руку Венди и склонилась ниже.
– Пожалуйста, Венди. Скажите мне, где они находятся. Куда они направились? Кто-то приходил за ними в дом? Прошу вас, Венди, вспомните хоть что-то…
Венди нахмурила тонкие брови.
– Питер сказал… – начала она прерывающимся голосом, а потом замолчала и облизала пересохшие губы. – Помню, что Питер пообещал вернуть их домой во вторник.
– Но вторник уже сегодня! – в нетерпении ответила Фэй.
Венди неожиданно пришла в крайнее возбуждение. Ее голова заметалась по подушке, а маленькие руки заколотили по кровати. Она крепко схватила Фэй за запястье.
– Вы должны открыть окно!
Фэй от неожиданности отпрянула.
– Пожалуйста, Венди! – воскликнула она. – Не надо больше этой чепухи по поводу открытых окон. Мне нужны только факты. Я хочу услышать правду. Пожалуйста, помогите мне, Венди!
– Нет-нет, – взволнованно выпалила Венди, пытаясь приподняться. – Я и говорю правду, дитя мое. Вы должны подняться в детскую и открыть окно. Питер вернется с вашими детьми. Сегодня же! Если он увидит, что окно закрыто, то рассердится. Я-то его хорошо знаю. Он улетит обратно в Нетландию с Мэдди и Томом просто из вредности. И вы их никогда больше не увидите.
Фэй остолбенела, не в состоянии что-либо ответить или двинуться с места.
Венди снова взяла ее за руку и заглянула ей в лицо. Ее собственные глаза снова горели лихорадочной решимостью.
– Я знаю, как вам трудно. Вы предпочитаете логику и здравый смысл. И вы испытываете страх перед неизвестным. Но на этот раз вам следует отбросить все сомнения и страхи и просто поверить в чудо. Непременно нужно верить. Вот почему я и позвала вас сюда. Мне надо было все сказать вам, пока не стало слишком поздно. – Она устало уронила руки на постель и снова бессильно откинулась на подушку.
Закрыв глаза, Венди взволнованно прошептала:
– Откройте… Окно.
Это была странная ночь, полная тишины, от которой мурашки бежали по коже. Небо было усеяно яркими звездами. Клочья серебристых облаков плыли по небу, словно кораблики под полными парусами, время от времени закрывая убывающую луну. Фэй нервно ходила взад-вперед по саду, где ее дети столь усердно трудились летом под золотыми лучами солнца. Маленький дворик, где они были так счастливы, казался сейчас таким пустым и напоминал тюремный двор, от чего у нее сжималось сердце. Странная тяжелая тишина лишь усугубляла ее напряженное ожидание. Она стояла в саду, и нервы ее были натянуты до предела. Неопределенность и бездействие просто убивали. Она все потеряла: детей, Венди, Джека. Фэй остро ощущала одиночество и была на пороге крайнего отчаяния.
Последние из прекрасных цветов, посаженных Мэдди, были сломаны грозовым ветром и лежали увядшие, как все надежды Фэй. Мощенная плиткой дорожка была усеяна листьями, безжалостно сорванными с деревьев. На улице стояла мрачная, гробовая тишина, словно вся магия сада исчезла вместе с Мэдди и Томом.
Облака снова закрыли луну, погружая сад в полную темноту. Фэй, словно слепая, спотыкаясь, брела по дорожке, неловко цепляясь руками за кирпичную стену и холодные спинки чугунных кресел. Ей не терпелось приблизиться к бронзовому изваянию Питера Пэна, сказочного героя, который стал для нее ангелом мщения. Она смотрела в его лицо, на котором застыло дерзкое выражение, словно пытаясь заставить его заговорить. Но бронзовый мальчик просто смотрел на нее в ответ со своей неизменной дразнящей улыбкой.
Фэй оперлась на фонтан, упрямо выпятив подбородок, и изо всех сил выкрикнула, вложив в эти слова идущую из глубины души боль:
– Ну хорошо, я это признаю! Я действительно в тебя верю!
И уже тихим голосом добавила:
– Когда-то давно я в тебя верила. Каждую ночь оставляла окно открытым, чтобы ты мог прилететь. Сидела в кровати, зевала, дрожала от холода у окна и ждала, ждала, ждала… Я даже звала тебя по имени. Мне было так одиноко, но я была уверена, что ты меня услышишь и прилетишь.
Ее глаза сверкали от волнения.
– Но ты так и не появился! А когда об этих глупых мечтах узнали другие дети, они жестоко высмеяли меня. – Фэй вздохнула и смахнула навернувшиеся на глаза слезы. – В конце концов я закрыла окно. А после всех несчастий с Робом я и вовсе заперла его. Поклялась, что больше никогда в жизни не буду такой глупой и наивной.
Но Питер Пэн лишь продолжал самодовольно улыбаться.
Фэй наконец сдалась. Чувствуя себя полной идиоткой, она подняла голову и принялась вглядываться в бесчисленные звезды, сияющие в небе. Лишь два дня назад Джек сжимал ее в объятиях так крепко, что она чувствовала биение его сердца, и показывал тот же самый туманный светящийся звездный шлейф на небе. Казалось, что прошла уже тысяча лет. Джек рассказывал, что эта видимая полоса света – Млечный Путь – лишь крошечная часть сотен миллиардов звезд нашей Галактики, которая носит то же название. Кто мы такие, чтобы сомневаться, что в глубинах Вселенной возможно все. Возможности так же бесконечны, как и число звезд. Надо просто верить.
Верить… Она обхватила себя руками, чувствуя беспомощность, как ребенок, которым она когда-то была, одинокий ребенок, мерзнущий перед открытым окном. Неспособный что-либо изменить в этом мире. Корабль без руля и ветрил, моряк без компаса…
Фэй в отчаянии прижала сжатый кулак ко лбу.
– Боже, как бы я хотела снова обрести веру.
И вдруг откуда-то донеслись звуки музыки. Она наклонила голову вбок, напрягая слух, чтобы получше расслышать раздававшуюся в воздухе знакомую мелодию, которую кто-то играл на тростниковой флейте. Она начала тихонько подпевать, сначала робко, а потом все громче и громче. Музыка словно звала ее в дом. Она прошла мимо своей квартиры, где двое полицейских развлекались тем, что играли в карты, дежуря у телефона, и пошла вверх по лестнице в детскую. Музыка в ее голове звучала все сильнее, и сердце наполнялось надеждой. Продолжая напевать неизвестную мелодию, она обошла детскую, трогая разбросанные вокруг диковинные вещицы и пытаясь найти ключ к разгадке. Во время этих поисков она вдруг вспомнила слова Венди: верить, просто потому, что так надо.
Что это означало? Во что нужно верить? В то, что ее дети к ней вернутся? Что Джек снова появится в ее жизни? В своем последнем письме он с ней попрощался. Если бы ее сердце могло еще чувствовать, оно было бы разбито…
Она напряженно размышляла, пытаясь понять, что же такое истинная вера. Признание того, что магия и чудеса существуют? Если это так, то значит, что звук детского смеха и мелодии, исполняемой на тростниковой флейте по ночам, душистый чай и крошечные бутерброды, вещество люциферин, заставляющее светиться светлячков, состояние влюбленности – это, несомненно, и есть магия. И вера – это тоже ее проявление. Ведь именно она изменяет реальность. Вера – это нечто нематериальное. Ведь нельзя увидеть Питера Пэна или маленькую фею на своем плече. Или микроскопические атомы, из которых состоят все вещества во Вселенной. Но она вполне могла их себе представить. Возможно, вера – это способность не сомневаться в безграничных возможностях своего воображения.
Сердце Фэй отчаянно заколотилось, когда понимание истинной веры наконец пришло к ней. Разумеется, это было не полное понимание, а скорее некий смутный намек, неясный образ, просвечивающий сквозь туманную дымку. Она провела пальцем по старому шелковому цилиндру, потрогала потрепанного плюшевого медвежонка с единственным блестящим черным глазом, крошечный кусочек мятого синего бархата, на который Венди, как она утверждала, положила наперсток Питера, который он забрал назад. Она внезапно вспомнила отчет детектива Фарнсуорси. Как много в этой истории совпадений. В мире не существует случайных совпадений, как однажды сказал Джек.
– Что же я ищу? – произнесла вслух Фэй, стоя посредине старой детской, со стен которой на нее смотрели мальчишечьи глаза, словно наблюдая за ней в ожидании верного шага.
А потом она увидела это.
Лунный свет упал на книгу сказок в темно-зеленом кожаном переплете с блестящим золотым тиснением, которую Венди оставила на диванчике у окна рядом с мохеровой шалью. Повинуясь импульсу, Фэй подошла к ней, провела пальцами по золотым буквам на обложке, где был изображен симпатичный парнишка в вызывающей позе рядом со строгого вида девчушкой в ночной рубашке и с лентой в пышных волосах. Питер и Венди. Она осторожно открыла книгу – это ведь было самое первое издание сказки – так осторожно, словно она была из хрупкого хрусталя, и ахнула от изумления при виде дарственной надписи, сделанной изящным почерком с завитушками.
Моей дражайшей юной подруге Венди Дарлинг в благодарность за то, что ты поведала мне о твоих чудесных приключениях в компании Питера Пэна. Мы с тобой всегда будем знать, что все эти события происходили в действительности, и это реальная история, поведанная мне той самой Венди. Как ты и хотела, это навсегда останется нашей маленькой тайной, известной только нам двоим!
Твой покорный слуга,
Джеймс Барри
Замирая от благоговения, Фэй перелистывала тончайшие страницы, останавливаясь на тех, которые Венди заложила яркими красными перышками. Книга открывалась на шестнадцатой главе, называвшейся «Возвращение домой». Просматривая страницу, она увидела подчеркнутую фразу – описание того, как миссис Дарлинг в детской терпеливо ждала возвращения своих детей, укоряя мужа: Окно должно быть всегда открыто для них, запомни – всегда.
И тут Фэй поняла, что должна сделать.
Она поднялась, протянула руку к окну, закрытому и запертому на засов, как и ее душа. Венди велела ей открыть окно. Если она это сделает, то признает, что верит в чудеса. Она содрогнулась от страха потерять контроль над действительностью, совершить действие, противоречащее здравому смыслу. Открыть окно сейчас означало рискнуть и снова окунуться в боль и разочарование. И в то же время это означало открыть свое сознание для новых возможностей, для радости и счастья. Разве не это пыталась донести до нее Венди?
Магия приходит в вашу жизнь, только если вы готовы ее принять.
Протянув руку, Фэй открыла ставни, сбросила крючок и резким сильным толчком распахнула окно. В комнату тотчас же со свистом ворвался свежий воздух, заполнил все уголки, зашевелил бумажки на полу, заиграл ее волосами и унес все сомнения и переживания, словно веничек из перьев, сметающий пыль. Фэй казалось, что она стоит на краю бездонного обрыва. Она подняла голову и посмотрела на необъятное темно-синее небо, усеянное бесчисленными звездами, которые, казалось, подмигивали с ней, тоже охваченные предвкушением чуда.
Фэй не осознавала, как долго она стояла там, глядя в небо, но где-то в глубине души она чувствовала, что связывающие ее оковы рвались и открывались неизведанные доселе уголки сознания. Она была уверена, что волшебство входит в ее душу, наполняя ее до краев. Фэй глубоко вздохнула. Казалось, небеса замерли, пока она собиралась с духом.
– Питер! – громко крикнула она звенящим голосом. – Я в тебя верю! Обращаюсь к вам, звезды! Не прячьтесь и сияйте как можно ярче сегодня ночью. Осветите путь моим детям, чтобы они смогли вернуться домой.
В полной уверенности, что ее мольба услышана, Фэй забралась с ногами на диванчик у окна, накинула на плечи теплую шаль и крепко прижала книгу Венди к груди. А потом открыла ее и принялась читать. Она представляла Мэдди танцующей в компании дочери вождя Тигровой Лилии вокруг костра и Тома, лихо размахивающего мечом. И конечно, Питера, вечно юного мальчишку, улыбающегося во весь рот, сверкая белоснежными зубами. Видимо, прошло несколько часов, а она все читала, пока глаза ее не слиплись и она не уснула, положив голову на руки.
Она погрузилась в сон, и ей казалось, что Питер наконец берет ее за руку и летит вместе с ней в звездную ночь. Но только в ее сне Питер превратился в Джека, он подлетел к ней, обнял за талию и подарил волшебный поцелуй.
Глава 23
Когда рассветное солнце окрасило волшебным бледно-розовым цветом острые крыши лондонских домов, Фэй подняла голову с изголовья диванчика и высунулась из окна. Теперь, когда мистическая ночь ушла и яркий утренний свет бил в глаза, ей стоило немалых усилий сохранять веру в чудеса. Она огляделась вокруг, часто моргая. Детская была пуста, и в ней царила тишина. Она была там абсолютно одна. И на этот раз Питер так и не пришел к ней через открытое окно. Венди ошиблась, и дети не вернулись. Сердце ее разрывалось, и хотелось кричать от невыносимого горя.
Как легко поверить в сказки ночью, когда ты сидишь под сверкающими звездами и впереди несколько часов спокойствия и умиротворения. И как же трудно сохранить эту веру, когда приходит новый день, неся с собой новые проблемы, массу дел и бесчисленные обязанности. Это и есть самое большое испытание: продолжать верить, когда все кажется безнадежным.
Она поклялась не поддаваться отчаянию, решительно встала и смахнула с себя остатки сна. Однако, когда она медленно, с явным нежеланием выходила из детской, ее снова охватил мрак сомнения.
– Я верю, – безо всякого энтузиазма произнесла она. – Верю.
Внезапно уголком глаза она уловила в комнате какое-то быстрое движение. Она вздрогнула, тотчас же насторожившись. Очень медленно она прошла к спальне Венди и резким движением распахнула ее, а потом осторожно заглянула внутрь.
Есть такие моменты в жизни – редкие и драгоценные, – когда ты абсолютно уверен, что волшебство существует. Для кого-то это первая улыбка младенца, или долгожданное письмо от любимого человека, или исцеление от ужасной болезни, или свет любви в глазах возлюбленного. Когда это происходит, сердце замирает и ты возносишься на небеса, задыхаясь от радости, а потом опускаешься вновь на землю, наполненный благоговением и изумлением, которые заполняют каждую клеточку твоего тела.
Именно эти чувства испытывала Фэй, когда увидела своих двоих детишек, мирно спящих на кровати с балдахином. Она впитывала каждую деталь увиденного – светло-голубую ночную рубашку Мэдди, расшитую розовыми цветочками, ее спутанную светлую челку, упавшую на глаза. Казалось, Том повзрослел за эти три дня. Зеленая майка, которую он носил не снимая, задралась, открывая округлый детский животик и трогательную ямочку пупка.
Она не могла сойти с места. Как губка, Фэй впитывала видение своих детей, прижав пальцы к губам и медленно качая головой. Она не заметила, что плачет, но именно этот звук разбудил крепко спящую Мэдди.
Девочка потерла глаза и сонно зевнула. Заметив мать в ногах кровати, она просияла от радости и поднялась на колени.
– Мамочка! – воскликнула она. – Ты не поверишь, где мы побывали!
– Поверю, – ответила Фэй со слезами на глазах.
Потом проснулся и Том и взахлеб принялся рассказывать истории о чудесных приключениях в компании Питера Пэна и других потерянных мальчиков и прочих обитателей Нетландии. Он глотал слова от восторга, пытаясь поведать обо всем раньше сестры, которая толкала его локтем в бок и пыталась перебивать.
Рассказывая обо всех чудесах, малыши даже не удосужились извиниться за побег или выразить сочувствие бедной маме, которая так волновалась из-за их отсутствия. Дети даже представить не могли, что заставили кого-то страдать. Фэй сидела на краю матраса, обняв малышей, и слушала их нескончаемую болтовню, словно это была божественная музыка, или журчание ручья, струящегося по камням, или сладкоголосое пение птиц в ветвях деревьев. Потому что в их словах ей слышалась магия счастья, любви и единения. Она не знала, что следует думать или говорить по поводу их счастливого возвращения, и не стала делать скоропалительных выводов. Все это было словно чудесный сон, от которого ей не хотелось пробуждаться.
– Надо все рассказать Венди! – воскликнул Том. – Она будет так рада услышать, что ее домик на дереве все такой же, каким она его оставила. – И ее шкатулка с принадлежностями для шитья, – добавила Мэдди. Потом, оглядываясь через плечо, девочка спросила:
– А где же Венди?
Лицо Фэй мгновенно стало серьезным, и она принялась рассказывать детям о странных и печальных событиях последних трех дней. Мэдди и Том внимательно слушали и пришли в крайнее изумление, когда она изложила им версию об их похищении. Она была неприятно удивлена, увидев на лице Тома лукавую усмешку, когда он услышал, что к их поискам был подключен Скотленд-Ярд и в этот самый момент в квартире на первом этаже дежурил полицейский. Однако, когда она упомянула о болезни Венди, личики детей побледнели.
– Венди не может быть в больнице! – воскликнула Мэдди, вскакивая на ноги.
Через секунду Том уже стоял рядом с ней и тараторил, задыхаясь от волнения и снова заикаясь:
– П-питер придет за ней сегодня ночью! Он… сказал, что обязательно придет. М-мы… должны напомнить ей… б-быть готовой уйти с ним. Мама, если окно не будет открыто, она… н-никогда больше его не увидит. Никогда.
– Питер рассердится. Мы должны вернуть ее домой, – Мэдди в ярости топнула ногой.
– Но это невозможно, – печально ответила Фэй. – Я не могу распоряжаться, и к тому же… – Она замолчала и взяла их за руки. – Дети, послушайте, Венди может больше никогда не вернуться в детскую. Мне очень жаль. Но вы должны понять. Венди умирает.
– Но этого не может быть, – воскликнула Мэдди, и ее голубые глаза наполнились слезами. – Она так давно ждала, когда Питер придет за ней и заберет ее обратно в Нетландию. Она всегда так в него верила. Венди просто не может умереть сейчас, до того как он прилетит. Она должна быть здесь!
– Это не важно, – внезапно заявил Том со странным блеском в глазах.
Мэдди повернулась к нему, нахмурившись. Было видно, что теперь она уважает маленького братика, потому что она поняла, что, несмотря на молчаливость и скрытность, он ко всему прислушивался, все замечал, и ни одно событие не проходило мимо него. Этот ребенок был мудр не по годам, хотя был на два года младше ее.
– Что ты имеешь в виду?
– Вовсе не важно, где она находится, если Питер сможет ее найти. Он все устроит. А мы должны сделать так, чтобы он смог влететь в окно.
– А как же мы можем это сделать? – спросила Мэдди в полном отчаянии. – Венди заперта в этой дурацкой больнице, а эта мерзкая миссис Ллойд постоянно торчит там с ней.
Дети повернули голову, и теперь две пары глаз в упор смотрели на Фэй. Ее до глубины души поразило, что они были уверены, что она сможет найти решение проблемы. Эта мысль обрадовала и вдохновила ее. Всего пару месяцев назад они смотрели на нее с вечным сомнением в глазах. Фэй подумала про себя, что магия материнской любви может творить чудеса. И она сделает все, что в ее силах, чтобы сомнение никогда больше не возвращалось к ее детям.
– Значит, будем действовать вместе? – спросила Фэй. – Нас ведь трое, и мы можем рассчитывать друг на друга, как всегда? – Она внезапно подумала, что группа заговорщиков была неполной без Джека, и сердце ее сжалось. По правде говоря, ничто уже никогда не будет по-прежнему после его отъезда. Она подозревала, что и дети думали о том же.
– Как всегда, – с готовностью подтвердили они.
– Тогда надо спешить, – сказала Фэй, потирая ладони. – У меня есть план.
– У-уф! – с облегчением выдохнули детишки, подходя к ней поближе в явном предвкушении. Ведь они понимали, что спасти человека в беде можно лишь с помощью тщательно разработанного хитроумного плана.
В эту ночь яркая луна заливала золотым светом спящий Лондон, словно укутывая его нежнейшим одеялом. Но в Кенсингтонских садах было темно, и первые холодные ветра осени несли терпкий запах грядущих перемен в природе. Величественные деревья, все еще покрытые густой листвой, скрывали тщательно подстриженные лужайки и кусты, и в густой темноте мерцающие огоньки города проглядывали, лишь когда порыв ветра шевелил их ветки.
Джек стоял среди этой игры теней, облокотившись на причудливое основание большой скульптуры, изображающей босоногого мальчика, играющего на флейте. Это была знаменитая скульптура Джорджа Фрэмптона, созданная им в 1911 году, когда скончался Эдуард VII, в память о самом прославленном и обожаемом в мире сказочном герое – беглеце Питере Пэне. Только теперь Джек вовсе не был так уж уверен, что этот персонаж является лишь плодом воображения писателя.
Он провел всю ночь и весь день, облазив каждый уголок парка развлечений, созданный по мотивам Нетландии, а также всех других парков в Лондоне в поисках вполне реальных беглецов. До этого дня он даже не подозревал, что в этом городе такое количество парков. По иронии судьбы закончил он свои поиски именно в этом самом уголке Кенсингтонских садов – месте шумных сборищ Питера и его свиты из фей. Джек тряхнул головой, гадая, что принесло его сюда. Может, это своеобразное проявление интуиции, тайное понимание того, что, возможно, Питер существует на самом деле? Что в этом мире может проявиться волшебство?
В отчаянных попытках найти Мэдди и Тома он заглядывал в собственную душу и видел там лишь обрывки смутных, отдаленных воспоминаний о сражениях на мечах с веселыми мальчишками, о пиратах и индейцах, о мире, столь не похожем на наш. Что это было – воспоминания или сны? Кто знает? В любом случае ему были дороги эти образы. Они вытесняли единственное воспоминание – кулак, летящий ему в лицо, нависающую над ним безликую страшную фигуру. Вглядываясь в лицо изваяния, столь похожего на бронзового мальчика в саду Венди, он всем сердцем соглашался последовать ее совету – отпустить прошлое и устремиться в будущее.
Он повернулся, чтобы получше рассмотреть озорное лицо бронзового мальчишки.
– Может быть, ты умеешь летать, а я не умею, парень. Но, по крайней мере, у меня хватило смелости вырасти и повзрослеть. Венди сказала, что я принял это решение когда-то давным-давно, но так и не решился выполнить его. Что в глубине души я по-прежнему остаюсь маленьким мальчиком. Да, это правда. Я откладывал взросление, продолжал играть в детство, потому что…
Он с трудом сглотнул.
– Может быть, потому что я боялся, что меня снова бросят. Но теперь я готов принять этот риск. Я больше не потерянный мальчик, а взрослый мужчина. И я не хочу бросать Мэдди и Тома, как бросили меня. Я здесь ради них. И ради Фэй. Поэтому, если ты знаешь, где дети, приведи меня к ним! Помоги мне найти их, Питер!
Он запустил пальцы в волосы и крепко зажмурился.
– Пожалуйста, помоги мне!
В одиннадцать часов заканчивалась очередная смена медицинского персонала. Сестры завершили обход палат. Мэдди сказала, что Питер вероятнее всего появится после полуночи, поэтому их план состоял в том, чтобы быстро поехать в больницу, пройти в палату, где лежала Венди, и открыть окно. А потом быстро уйти, чтобы Питер их не застал. Мэдди и Фэй решительно вошли в больничный коридор. Они с безмятежным видом прошли мимо охранника и поднялись на лифте на пятый этаж. В столь поздний час посетителей в больнице было мало, царили полумрак и полная тишина. Сигнал лифта в пустом коридоре показался оглушительным. Мэдди вцепилась в руку Фэй, когда они на цыпочках крались мимо дверей палат. Большинство пациентов на этом этаже уже спали, лишь изредка из палат доносились стоны и писк приборов.
Фэй сжала руку Мэдди и кивнула ей. По ее сигналу девочка прокралась в одну из палат в дальнем конце коридора. Через секунду она выскочила оттуда и закричала полным ужаса голосом:
– Сестра, сестра! Скорее сюда. Моей бабушке плохо!
Дежурная сестра бросилась на зов, чтобы оказать помощь. Фэй без промедления ринулась к столу дежурной сестры, схватила один из ключей, висевших на крючках на стене, и понеслась в комнату Венди. Она проскользнула туда и тихо прикрыла за собой дверь. Но перед этим успела заметить, как маленькая фигурка девочки нырнула за угол, туда, где находилась лестница.
В то же самое время Том, оставшийся в детской, с трудом боролся со сном. Он занял место матери на диванчике у окна. Он должен был ждать, не появится ли Питер, а если он прилетит, то направить его к Венди. Том громко выражал неудовольствие тем, что не может присоединиться к маме и сестре в их опасной миссии по проникновению в больницу, но Фэй заверила его, что он должен оставаться в детской. В конце концов его преданность Венди одержала верх над страстью к приключениям. Часы пробили одиннадцать, Том уже клевал носом, но тут у двери послышался какой-то шум. У мальчика перехватило дыхание, он быстро выпрямился на диванчике. А потом услышал звук открывающейся двери и скрип половиц.
– Питер? – прерывистым от страха голосом окликнул Том.
Фигура, скрытая полумраком, застыла, протянула руку, и тут включился свет.
Том заморгал и начал тереть глаза, ослепленные резким освещением. Постепенно он узнал небритое, с набухшими от усталости веками лицо мужчины, который стоял в дверях с совершенно ошарашенным видом.
– Джек! – закричал мальчик, бросаясь ему в объятия.
Джек еле успел раскрыть руки, чтобы поймать живую торпеду, чуть не сбившую его с ног, и крепко прижал ребенка к себе.
– Боже мой, Том? Неужели это ты? – Он радостно захохотал и принялся кружить мальчика, а потом снова прижал к себе, словно боясь, что тот снова исчезнет. – Дай-ка мне посмотреть на тебя, парень. – Он пожирал глазами худенькую мордашку с ярко блестевшими голубыми глазами и растрепанными волосами, а мальчик смотрел на него с бесконечным обожанием. – Где же ты был? Мы чуть с ума не сошли от беспокойства и горя!
– Я был в Нетландии! – бесхитростно ответил тот. Было видно, что его просто распирает от гордости.
– Что? Но, Том, это же совершенно невозможно, – произнес Джек безо всякого намека на раздражение.
– Все взрослые так говорят, – возразил Том, понимающе кивая головой.
– Но я последние двадцать четыре часа провел, обыскивая каждый уголок этого парка и других парков в Лондоне. Если ты был там, то скажи мне, где именно.
Том рассмеялся.
– Не в той Нетландии, – объяснил он и снова начал рассказывать о своих приключениях за последние несколько дней, а Джек становился все мрачнее и мрачнее.
С задумчивым видом он поскреб подбородок.
– Полагаю, слышать, что ты побывал в Нетландии в компании Питера Пэна, так же странно, как и то, что ты вообще разговариваешь. – Он наклонил голову набок. – Говоришь, там были потерянные мальчики? – с любопытством спросил он, и в этот момент выглядел сущим мальчишкой, ничуть не старше Тома.
– Целая дюжина, как говорит Питер, – ответил Том, изображая нахальную улыбку, которую Венди немедленно бы узнала.