Вне правил Гришэм Джон

Старчера в туалете нет. Я выбегаю на улицу и лихорадочно озираюсь в поисках сына. Потом подбегаю к матери, говорю ей, что он исчез, и прошу посмотреть в женском туалете. Несколько долгих минут мы обшариваем окрестности, чувствуя, как нами овладевает страх. Старчер не из тех детей, что могут уйти без спроса. Нет, он бы, сделав свои дела, сразу вернулся к пруду, чтобы продолжить пускать катер. Сердце у меня бешено колотится, я покрываюсь испариной.

Из зарослей выезжают на велосипедах двое полицейских, причем без подозреваемого, и направляются в нашу сторону. Я их останавливаю, говорю, что у меня пропал сын, и они сразу сообщают о ЧП по рации. Я в панике останавливаю прохожих и прошу помочь в поисках.

Подъезжают еще двое полицейских на велосипедах. Территория вокруг Дебаркадера охвачена смятением — все уже знают, что пропал ребенок. Полиция пытается заблокировать все входы и выходы, но их больше десятка. Прибывают новые патрульные машины. Пронзительный вой сирен только усиливает напряжение. Я вижу человека в красном свитере. Мне кажется, я видел, как он входил в туалет. Он говорит, что да, он был там и видел ребенка у писсуара. Ничего подозрительного не заметил. Нет, он не видел, как мальчик выходил. Я ношусь по дорожкам парка, спрашивая у всех встречных, не видели ли они заблудившегося восьмилетнего мальчика. На нем были джинсы и коричневый свитер. Никто его не видел.

Время идет, и я стараюсь себя успокоить. Он просто потерялся. Никто его не похищал. Но это не помогает, и меня охватывает паника.

О таких жутких историях обычно читаешь в газетах и думаешь, что с тобой такое никогда не случится.

16

Через полчаса мать находится в полуобморочном состоянии. На скамейке возле нее сидит врач и оказывает помощь. Полиция просит меня тоже быть рядом с ней, но я не могу сидеть на месте. Кругом полно полицейских. Храни их Господь!

Молодой мужчина в темном костюме представляется Линном Колфаксом, детективом Отдела розыска пропавших детей городской полиции. В каком же больном обществе мы живем, если для розыска пропавших детей полиция создала целый отдел?

Я подробно описываю ему, как все было. Показываю место, где стоял, когда Старчер направился в туалет, до которого оттуда меньше ста футов. Я провожал его взглядом, пока он не вошел, а потом меня отвлекли выстрелы. Шаг за шагом мы восстанавливаем всю цепь событий.

У мужского туалета только одна дверь и нет окон. Я не могу представить — и детектив Колфакс тоже, — что восьмилетнего ребенка можно схватить и насильно вывести из туалета так, чтобы этого никто не увидел. Но в тот момент большинство людей, оказавшихся возле Дебаркадера, прятались за скамейками и кустами или лежали, распластавшись, на земле, прикрывая голову руками от шальных пуль. Все свидетели это подтверждают. По нашим оценкам, отвлекающий маневр длился секунд пятнадцать-двадцать. Времени больше чем достаточно.

Через час я вынужден признать, что Старчер не потерялся. Его похитили.

17

Лучший способ сообщить Джудит о случившемся — дать ей возможность увидеть все собственными глазами. Если с нашим сыном случится что-то нехорошее, она никогда меня не простит и будет считать, что это целиком моя вина, поскольку я отвратительный отец, не имеющий понятия о том, как обращаться с детьми. Отлично, Джудит! Твоя взяла, и я во всем виноват!

Возможно, ей станет легче, если она окажется здесь и увидит, как много полицейских занимаются поисками.

Я долго смотрю на мобильник, не решаясь набрать номер, потом звоню.

— В чем дело? — спрашивает она.

Я с трудом сглатываю слюну и стараюсь говорить спокойно:

— Джудит, Старчер исчез. Я сейчас на Дебаркадере в городском парке с бабушкой и полицией. Он пропал час назад. Тебе лучше сюда приехать.

— Что?! — кричит она.

— Ты меня слышала. Старчер исчез. Я думаю, его похитили.

— Что?! Ты оставил его без присмотра?

— Нет, не оставлял. Спорить будем потом. Приезжай.

Через двадцать одну минуту я вижу, как она стремительно несется по дорожке, вне себя от ужаса. Подбежав к Дебаркадеру, она видит полицейских, потом меня, желтую ленту, опоясывающую место преступления вокруг туалета, закрывает рукой рот и не может сдержать рыданий. Мы с Линном Колфаксом подходим к ней и стараемся успокоить.

С трудом овладев собой, она спрашивает:

— Что произошло?

Она вытирает глаза и слушает наш рассказ. Потом еще раз. Со мной она не разговаривает, будто меня здесь вообще нет. На меня она даже не смотрит. Выспросив все у Колфакса самым подробным образом, она заявляет ему, что семью будет представлять она, поскольку именно она является родителем-опекуном, и все дальнейшие контакты должны поддерживаться только с ней. Что касается меня, то мне отводится роль нерадивой няньки, не более того.

У Джудит на мобильнике есть фото Старчера. Колфакс переправляет его в отдел. Он заверяет, что листовки о розыске будут изготовлены немедленно. Все возможные меры приняты, и оповещения разосланы. Старчера уже ищут все полицейские Города.

18

Наконец мы покидаем Дебаркадер, хотя это очень мучительно. Я бы предпочел остаться здесь до конца дня и просидеть всю ночь в ожидании — вдруг появится мой малыш и спросит: «А где мой катер?» Это было последнее место, где он видел своего отца. Если он просто заблудился, то вдруг найдет дорогу обратно? Мы в таком шоке, что не в состоянии соображать, и не можем смириться с мыслью о реальности случившегося.

Линн Колфакс говорит, что подобные случаи в его практике уже встречались и что самое лучшее сейчас — поехать к нему в полицию и обсудить дальнейшие действия. Это или похищение с целью выкупа, или исчезновение, или насильственный увоз. Разные варианты ставят разные проблемы.

Я отвожу мать в свою квартиру, где ею займется Напарник. Он будет присматривать за ней несколько часов. Она винит себя, что не была достаточно внимательна, и возмущается, что стерва Джудит ее словно не замечает.

— Как ты мог вообще на ней жениться? — спрашивает она.

«Наверняка она тебя заставила». Ты так считаешь, мам? Давай поговорим об этом позже.

У Колфакса на столе полный порядок, он держится уверенно, и это должно успокаивать. Но на нас с Джудит это не действует. Эйва — еще одна мать — сейчас в отъезде, и в Городе ее нет. Колфакс начинает с рассказа об одном похищении со счастливым концом. Однако большинство заканчивается плохо, и мне это хорошо известно. Я читал сводки. С каждым часом шансы на счастливый конец становятся все призрачнее.

Линн интересуется, подозреваем ли мы кого-нибудь. Родственника, соседа, извращенца, живущего неподалеку, или еще кого? Мы отрицательно качаем головами. Я уже думал о Линке Скэнлоне, но пока не готов назвать его имя. Похищение детей не его профиль. От меня ему нужно сто тысяч наличными, он хочет вернуть выплаченный мне гонорар, и я не верю, что он пойдет на похищение моего сына ради выкупа. Линк предпочтет сломать на этой неделе одну мою ногу, а на следующей — другую.

Колфакс говорит, что имеет смысл сразу предложить вознаграждение за информацию. По его словам, пятьдесят тысяч было бы хорошим началом. Джудит, родитель-опекун, заявляет:

— Я согласна.

Сомневаюсь, что у нее есть такая сумма в банке, но не возражаю.

— Я дам половину, — вставляю я.

В довершение ко всему приезжают родители Джудит, и их проводят в кабинет. Они обнимают дочь, и все трое долго плачут. Я стою у стенки как можно дальше от них. Моего присутствия они не замечают. Старчер живет у них половину времени, и они очень к нему привязаны. Я понимаю их горе, но так долго их всех ненавидел, что не могу на них даже смотреть. Когда они немного успокаиваются и спрашивают, как это произошло, я рассказываю. Колфакс изредка добавляет детали. Когда рассказ заканчивается, они убеждены, что это целиком моя вина. Отлично, другого я и не ждал.

В полиции мне больше делать нечего. Я прошу меня извинить, покидаю здание и возвращаюсь к Дебаркадеру. Полицейские по-прежнему там, осматривают местность вокруг ангара для лодок и никого не пускают в мужской туалет. Я перекидываюсь с ними парой слов, выражаю благодарность, и мне все сочувствуют. Приезжает Напарник, рассказывает, что мать выпила два мартини и немного успокоилась. Мы с ним расходимся, чтобы прочесать дорожки парка еще раз. Солнце садится, тени становятся длиннее. Напарник приносит мне фонарь, и мы продолжаем поиски до глубокой ночи.

В восемь вечера я звоню Джудит, чтобы узнать, как она. Она с родителями ждет у телефона новостей. Я предлагаю приехать и посидеть вместе с ними, но она благодарит и отказывается. У них там друзья, и мне там делать нечего. В этом я не сомневаюсь.

Я часами брожу по парку, разглядывая под лучом фонаря каждый мостик, трубу, дерево и насыпь из камней. Это самый ужасный день в моей жизни, и в полночь, когда он заканчивается, я сажусь на скамейку и не могу сдержать слез.

19

C помощью виски и таблетки я засыпаю на диване и просыпаюсь через три часа весь в поту. Я уже не сплю, а кошмар продолжается. Чтобы убить время, я принимаю душ и иду посмотреть, как там мать. Она приняла кучу таблеток и теперь, похоже, пребывает в коме. На рассвете мы с Напарником возвращаемся в парк. Больше нам идти просто некуда. Что мне еще делать? Сидеть у телефона? Он у меня в кармане и в три минуты восьмого подает сигнал. Это Линн Колфакс интересуется, как у меня дела. Я говорю, что нахожусь в парке и продолжаю поиски. Он сообщает, что к ним поступили кое-какие сигналы, но все оказались пустышками. Какие-то психи просто хотели срубить денег по-легкому. Он спрашивает, видел ли я воскресную утреннюю газету. Видел. На первой полосе.

Напарник приносит кексы и кофе, и мы завтракаем на столике для пикника возле пруда, на котором зимой катаются на коньках.

— Ты думал насчет Линка? — спрашивает Напарник.

— Да, но вряд ли.

— Почему нет?

— Не его стиль.

— Да, похоже, ты прав.

Мы снова погружаемся в привычное молчание, что я всегда особенно ценил в наших отношениях. Хотя сегодня собеседник мне бы не помешал. Покончив с едой, мы снова разделяемся. Я опять прохожу по уже знакомым дорожкам и тропинкам, заглядываю под мостики, обхожу бухточки. Около одиннадцати звоню Джудит, но ее сотовый берет мать. Джудит спит, и никто не объявлялся. Полиция сняла ограждение вокруг Дебаркадера, и там теперь все, как обычно. Кругом снова полно людей, уже явно выкинувших вчерашний кошмар из головы. Я наблюдаю за мальчишками, запускающими гоночные катера. Стою на том самом месте, откуда вчера видел Старчера в последний раз. На сердце наваливается такая тяжесть, что я вынужден уйти.

Судя по тому, как я живу, Старчер, похоже, так и останется моим единственным ребенком. Его появление явилось неожиданностью, он был зачат случайно, в разгар безжалостной войны между родителями, но превратился в чудесного мальчишку. Отцом я оказался неважным, правда, меня изгнали из его жизни. Я даже представить себе не мог, что способен так переживать. Хотя какой родитель задумывается о том, что его ребенка могут похитить?

Я нахожусь в парке уже много часов и вздрагиваю, когда звонит телефон. Но это просто знакомый — он интересуется, не может ли чем-нибудь помочь. Днем я присаживаюсь на скамейку возле беговой дорожки. Откуда-то возникает детектив Лэнди Риардон и садится рядом. Он в костюме и плаще свободного покроя.

— Ты-то тут как? — изумляюсь я.

— Я просто курьер, Радд. Не более. Никак с этим не связан. С твоим парнишкой все в порядке.

Я делаю глубокий вдох и подаюсь вперед, опираясь локтями на колени. Я совершенно ошарашен, но умудряюсь выдавить:

— Что?!

Он смотрит вперед, будто не замечая моего присутствия.

— С твоим парнишкой все в порядке. Они предлагают обмен.

— Обмен?!

— Он самый. Ты говоришь мне, я говорю им. Ты говоришь мне, где закопана девушка, и получаешь назад сына, когда ее найдут.

У меня нет слов. Слава богу, с сыном все в порядке, но его похитили полицейские и держат для обмена! Я понимаю, что должен ощущать гнев, злобу, бешенство, но испытываю лишь облегчение. Со Старчером все в порядке!

— «Им»? «Они»? Ты же говоришь о сослуживцах, верно?

— Типа того. Послушай, Радд, ты ведь понимаешь, что у Роя Кемпа все схвачено. Он оформил административный отпуск на месяц, но об этом никто не знает. Он на пределе и действует самостоятельно.

— Но у него много друзей, верно?

— О да. Его очень ценят. Тридцать лет службы, много друзей, много связей.

— Значит, дело рук своих. Не могу поверить. И тебя послали переговорщиком.

— Я не знаю, где парнишка, клянусь. И я не в восторге от всего этого.

— Выходит, нас таких двое. Наверное, я зря удивляюсь. Должен бы знать, что копы не побрезгуют и похищением детей.

— Попридержи язык, Радд. Он у тебя слишком длинный. Так мы договорились?

— Я должен сказать тебе то, что Арч Свэнгер сообщил мне о девушке, так? Где она похоронена. Допустим, он говорил правду, вы найдете тело, его арестуют за убийство, и на моей карьере адвоката будет поставлен крест. Мой сын благополучно возвращается к матери, и я смогу проводить с ним больше времени. По сути, все время, и стану полноценным отцом.

— Мыслишь верно.

— А если я скажу нет, что станет с моим сыном? Правильно ли я понимаю, что заместитель начальника полиции и его подручные способны причинить ребенку вред из мести?

— Тебе решать, Радд.

Часть пятая. Закон не догма

1

Я изо всех сил стараюсь сохранить присутствие духа. Напоминаю себе, что с сыном все в порядке, и верю в это. Но положение настолько отчаянное, что мыслить здраво просто невозможно. Мы с Напарником заходим в кофейню и устраиваемся в углу. Я излагаю различные варианты, а он слушает.

На самом деле никакого выбора у меня нет. Безопасность и освобождение ребенка — самое главное, все остальное вторично. Даже если я нарушу принципы конфиденциальности и меня лишат права заниматься адвокатской деятельностью, я не пропаду. Черт, кто знает, возможно, даже смогу преуспеть в чем-то другом, но уж точно не буду иметь дела с такими, как Арч Свэнгер. Это может оказаться моим счастливым билетом уйти из профессии и заняться поиском настоящего счастья.

Я хочу вернуть сына.

Мы с Напарником обсудили, стоит ли звонить Джудит и вводить ее в курс дела. Я решаю, что нет, во всяком случае не сейчас. Она лишь добавит нервотрепки и усугубит ситуацию. А что еще опаснее — она может проболтаться, что это дело рук Кемпа и его подручных. А Риардон предупредил, чтобы я держал это в тайне.

Я все равно звоню Джудит, просто чтобы узнать, как она. Трубку берет Эйва и сообщает, что Джудит в постели, напилась лекарств и ей плохо. Только что ушли фэбээровцы. На улице толпятся репортеры. Все просто ужасно. Как будто я не знаю.

В семь вечера звоню Риардону и говорю, что согласен.

На получение ордера на обыск уходит час. Похоже, у копов наготове был даже судья. В половине девятого мы с Напарником выезжаем из Города. Спереди и сзади нас сопровождают машины без опознавательных знаков, к чему я уже привык. Когда мы добираемся до рекламного щита доктора Ву, там уже настоящее столпотворение. Прожекторы, два экскаватора, не меньше двух десятков человек с лопатами и кирками и несколько собак в клетках. Я рассказал им все, что знаю, и они начали поиски вдоль кукурузного поля. Полицейские штата оцепили участок трассы и не позволяют останавливаться проезжающим машинам, которые могут заинтересоваться происходящим.

Напарник отгоняет наш фургон на место, которое ему указывают, футов за сто от щита. Мы сидим и надеемся, и первые минуты перерастают в долгие часы ожидания. Полицейские методично протыкают штырем каждый квадратный дюйм земли. Квадрат огораживается, исследуется, потом наступает очередь следующего. Экскаваторы пока не используются. Собаки ведут себя спокойно.

По другую сторону щита припарковано несколько черных машин без опознавательных знаков. Я уверен, что заместитель начальника полиции Кемп сидит в одной из них. Я ненавижу его и готов всадить ему пулю в лоб, но только он может вернуть мне сына.

А затем я вспоминаю, через что ему пришлось пройти: ужас, страх, ожидание и отчаяние, когда они с женой поняли, что Джилиана домой не вернется. А теперь он сидит там и молится, чтобы его люди нашли ее кости и он мог хоть что-то похоронить по-человечески. Найти скелет — это максимум, на что он может надеяться. Мои надежды куда оптимистичнее и уж точно имеют больше шансов сбыться.

К полуночи я кляну Арча Свэнгера самыми последними словами.

2

Пока продолжается ночная работа, мы с Напарником дремлем по очереди. Мы здорово проголодались и умираем от желания выпить кофе, но уехать не можем. В двадцать минут шестого на мой мобильник звонит Риардон:

— Это пустышка, Радд, ее тут нет.

— Я рассказал все, что знаю, клянусь.

— Я тебе верю.

— Спасибо.

— Ты можешь ехать. Выезжай на шоссе и двигайся на юг до поворота к придорожному кафе «Четыре угла». Я перезвоню через двадцать минут.

Мы трогаемся и видим, как все занятые поисками начинают собирать вещи. Собаки по-прежнему отдыхают в своих клетках. Арч Свэнгер наверняка наблюдает из укрытия где-то поблизости и смеется над нами. Мы едем на юг, и через двадцать минут снова звонит Риардон.

— Ты знаешь стоянку грузовиков возле «Четырех углов»?

— Думаю, да.

— Остановись на заправке, но бензин не покупай. Войди в кафе — оно справа, у дальней стены за стойкой есть кабинки. Твой сын там будет сидеть и есть мороженое.

— Понял.

Мне ужасно трудно удержаться и не ляпнуть глупость типа «спасибо» — как будто я им искренне благодарен, что они похитили моего сына, не причинили ему вреда, а потом вернули. Если честно, меня охватывает чувство облегчения, радости, благодарности, ожидания и даже возникает сомнение, что похищение может закончиться на такой счастливой ноте. Так не бывает.

Через минуту мой телефон снова звонит. Это Риардон.

— Послушай, Радд, не имеет смысла копать это дело, задавать вопросы, обращаться в прессу, говорить на камеру — в общем, делать все, что ты обычно делаешь. Прессой мы займемся сами, дадим утечку, что тебе удалось найти сына после анонимного звонка. Наше расследование похищения продолжится, но ни к чему не приведет. Мы понимаем друг друга, Радд?

— Да, согласен. — Я сейчас согласен на все, что угодно.

— Версия такая. Кто-то похитил твоего сына, но тот его достал своими капризами, потому что во многом, наверное, похож на тебя, и его решили оставить на стоянке грузовиков от греха подальше. Тебе все понятно, Радд?

— Все, — говорю я, еле сдерживаясь, чтобы не облить его потоком отборной матерщины.

На стоянке, залитой светом, грузовики выстроены аккуратными рядами. Мы паркуемся у заправки, и я быстро прохожу в кафе. Напарник остается в фургоне наблюдать, нет ли за нами слежки. В кафе уже полно народа — началось время завтрака. В воздухе висит запах кипящего масла. За стойкой крепкие дальнобойщики поглощают блины и сосиски. Я поворачиваю за угол, вижу кабинки, прохожу первую, вторую, третью и в четвертой вижу Старчера Уитли с улыбкой во весь рот, сидящего в одиночестве перед большой креманкой с шоколадным мороженым.

Я целую его в макушку, ерошу ему волосы и устраиваюсь напротив.

— С тобой все в порядке?

— Наверное, — отвечает он, пожимая плечами.

— Тебя никто не обижал?

Он мотает головой. Нет.

— Скажи мне, Старчер, тебя точно никто не обижал?

— Нет. Они были хорошие.

— А кто они? С кем ты был, когда ушел из парка в воскресенье?

— С Нэнси и Джо.

Возле кабинки останавливается официантка. Я заказываю кофе и яичницу, а потом спрашиваю:

— А кто привел сюда этого парнишку?

Официантка оглядывается по сторонам.

— Не знаю. Тут минуту назад была женщина, сказала, что мальчик хочет мороженого. Наверное, отлучилась куда-то. А за мороженое заплатите вы?

— С удовольствием. У вас тут есть камеры наблюдения?

Она кивает на окно:

— На улице. В помещении нет. Что-то не так?

— Нет, все в порядке. Спасибо.

Когда она ушла, я спрашиваю Старчера:

— А кто тебя сюда привел?

— Нэнси, — отвечает он, отправляя в рот большую ложку мороженого.

— Послушай, Старчер, отложи на минутку ложку и расскажи, что случилось, когда ты пошел в туалет в парке. Ты пускал гоночный катер, потом захотел по-маленькому и отправился в туалет. А что было потом?

Он медленно втыкает ложку в мороженое и оставляет ее в нем.

— Ну, потом меня вдруг схватил большой дядя. Я подумал, что он полицейский, поскольку на нем была форма.

— У него был пистолет?

— Нет. Он просто перенес меня в фургон, который стоял за туалетом. За рулем был другой дядя, и мы поехали очень быстро. Они сказали, что везут меня в больницу, потому что бабушке стало нехорошо. И что ты уже там с ней. Мы ехали и ехали, а потом оказались за городом, где меня оставили у Нэнси и Джо. Дяди уехали, а Нэнси сказала, что с бабушкой все в порядке и ты скоро приедешь меня забрать.

— Понятно. Это было в субботу утром. А что вы делали в субботу потом и весь день вчера?

— Ну, смотрели телевизор, старые фильмы и разные передачи и много играли в нарды.

— Нарды?

— Ну да. Нэнси спросила, в какие игры я люблю играть, и я сказал, что в нарды. Они не знали, что это такое, и Джо пошел в магазин и купил дешевые нарды. Я их научил, как играть, и все время обыгрывал.

— Они тебя не обижали?

— Нет, совсем. Говорили, что ты в больнице и не можешь уехать.

Наконец появляется Напарник. Он радуется при виде Старчера и треплет его по голове. Я прошу его найти управляющего, выяснить, где установлены камеры, предупредить, что фэбээровцы наверняка заберут все записи, и позаботиться, чтобы они не пропали.

Мне приносят яичницу, и я спрашиваю Старчера, не хочет ли он есть. Нет, не хочет. Последние два дня он ел только пиццу и мороженое. То, что просил.

3

Поскольку меня никогда не приглашали в дом, где живет Старчер, я решаю, что туда его не повезу. Мне не хочется видеть никаких бурных сцен с охами и ахами. В получасе езды от Города я звоню Джудит и сообщаю, что с ее сыном все в порядке. Он сидит у меня на коленях, и мы подъезжаем к Городу по федеральной автотрассе. Она так потрясена, что не может вымолвить ни слова, и я передаю телефон Старчеру. Он говорит: «Привет, мам», и я думаю, что она на седьмом небе. Я даю им немного поболтать, а потом беру трубку и рассказываю ей, что мне поступил звонок с инструкциями, где его можно забрать. Нет, никакого вреда ему не причинили, разве что перекормили сладким.

Парковка возле ее офиса пустынна — сейчас всего половина восьмого, — и мы спокойно ждем надвигающейся бурной сцены. На стоянку заруливает черный «ягуар» и резко тормозит возле нашего фургона. Мы со Старчером выходим из фургона, а из «ягуара» с криком выскакивает Джудит, бросается к сыну и с причитаниями начинает его ощупывать и обнимать. Тут подскакивают ее родители и Эйва. Они тоже по очереди обнимают и тискают Старчера, заливаясь слезами. Я их всех терпеть не могу, поэтому подхожу к Старчеру, ерошу ему волосы и говорю:

— Увидимся позже, приятель.

Он никак не может прийти в себя от объятий и не отвечает. Я прошу Джудит отойти в сторонку, чтобы нас никто не слышал, и спрашиваю:

— Мы можем тут встретиться с фэбээровцами немного позже? Мне есть что еще им сообщить.

— Скажи мне сейчас, — шипит она.

— Я скажу, когда посчитаю возможным, и в присутствии агентов. Договорились?

Она терпеть не может подчиняться и следовать чьим-то указаниям, но стискивает зубы и нехотя соглашается:

— Ладно.

Я ухожу, делая вид, что не замечаю родителей Джудит, и залезаю в фургон. Когда мы отъезжаем, бросаю взгляд на Старчера, не зная, когда нам доведется увидеться в следующий раз.

4

В девять утра я нахожусь в суде для участия в предварительном слушании. К тому времени, благодаря любезной утечке информации из полиции, новость, что мой сын благополучно найден и возвращен родителям, уже облетела всех. Судья предоставляет мне отсрочку разбирательства, и я спешу из зала суда. У меня есть несколько приятелей-адвокатов — кое-кто из них меня останавливает с поздравлениями и хочет перекинуться парой слов. Но я просто не в настроении.

В холле меня поджидает в засаде Фэнго, совсем как три недели назад. Я продолжаю идти вперед, делая вид, что не замечаю его. Он пристраивается рядом и говорит:

— Послушай, Радд, Линк начинает терять терпение насчет своих денег. Я рассказал ему о твоем парнишке и всем прочем, и он просил тебе передать, что ему очень жаль.

— Скажи Линку, чтобы беспокоился о своих проблемах, — огрызаюсь я.

Мы продолжаем шагать в ногу.

— Он так и делает, только одна из его проблем — это ты с его деньгами.

— Сожалею, — отвечаю я и ускоряю шаг.

Он старается не отставать и пытается придумать что-то умное, но совершает большую ошибку:

— Знаешь, а ведь с парнишкой все равно может случиться что-то нехорошее.

Я резко поворачиваюсь и наношу ему удар кулаком точно в челюсть. Он не успевает среагировать, его голова дергается, я слышу какой-то хруст и в первое мгновение даже думаю, что свернул ему шею.

Но с его шеей все в порядке, ему много раз доводилось участвовать в потасовках, о чем свидетельствуют шрамы.

Фэнго валится как подкошенный на мраморный пол и, упав, не шевелится. Вырубился. Самый лучший в моей жизни нокаутирующий удар. Для верности мне хочется приложиться к его голове еще пару раз, но боковым зрением я замечаю какое-то движение. На меня движется еще один бандит и сует руку в карман за оружием. Сзади слышатся крики.

Получив от Напарника удар по голове стальной дубинкой, которую тот постоянно носит в кармане пиджака, второй бандит растягивается на полу точно так же, как и Фэнго. Дубинка предназначена как раз для таких случаев. В сложенном виде она не больше шести дюймов в длину, но при взмахе растягивается до восемнадцати и увенчана стальным набалдашником. Ею можно легко проломить череп, чего и хотели добиться производители. Я велю Напарнику передать дубинку мне и исчезнуть. Прибегает охранник и видит на полу двух головорезов без сознания. Я показываю ему удостоверение члена гильдии адвокатов и представляюсь:

— Себастиан Радд, практикующий адвокат. Эти два громилы на меня напали.

Собирается толпа. Фэнго приходит в себя первым, трогает челюсть, что-то мямля, и пытается встать, но ноги его не держат. Наконец с помощью охранника он поднимается и, шатаясь, хочет уйти. Однако охранник усаживает его на ближайшую скамью, пока фельдшер «Скорой помощи» занимается его подельником. Наконец второй бандит тоже приходит в себя, и на его затылке вздувается огромная шишка. К ней прикладывают лед, его усаживают рядом с Фэнго. Я стою рядом и не свожу с них взгляда. Глаз они не отводят. Фельдшер протягивает мне пакет со льдом, чтобы приложить к правой руке.

Получить по удару для этой парочки — сущие пустяки, и они не собираются выдвигать никаких обвинений. Это потребует оформления документов, ответов на множество вопросов и полицейского расследования. Сейчас им не терпится поскорее убраться из здания суда и оказаться на улице, где правила устанавливают уже они сами.

Я говорю полиции, что тоже не собираюсь выдвигать обвинений. Проходя мимо Фэнго, наклоняюсь к нему и шепчу на ухо:

— Передай Линку, что если я еще раз услышу хоть слово от тебя или от него, то обращусь в ФБР.

Фэнго кривится, будто хочет плюнуть мне в лицо.

5

Полагаю, что на улаживание дел с ФБР уйдет несколько дней. Я вхожу в офис Джудит в двенадцатом часу. Секретарша со счастливым видом оживленно болтает с помощницей адвоката. Они улыбаются мне и рассыпаются в поздравлениях. До меня не сразу доходит, что они принимают меня за героя. Еще одна адвокатесса выглядывает из своего кабинета и тоже поздравляет. Настроение у всех самое приподнятое, но что в этом удивительного? Старчер спасен и благополучно доставлен домой, где и должен находиться. Мы все были в панике и ужасе, а сама мысль о том, что кошмар может завершиться трагедией, повергала в настоящий шок. Но все окончилось благополучно.

Джудит находится в просторной и со вкусом обставленной комнате для переговоров. Вместе с ней меня там дожидаются два агента ФБР — Битти и Эгню. Хотя правая рука у меня болит и распухла, мне удается пожать им руки, не поморщившись. Я киваю Джудит, отказываюсь от кофе и спрашиваю, как дела у Старчера. Отлично. Все лучше некуда.

Беседу ведет Битти, который рассказывает, что Джудит позвонила в ФБР в субботу во второй половине дня, но официально дело еще не открыли. Эгню делает запись беседы, что-то чиркает в блокноте и кивает головой, будто подтверждая, что все сказанное Битти истинная правда. ФБР занимается похищениями только по просьбе местной полиции или если есть данные, что жертву перевезли в другой штат. Он явно преисполнен собственной значимости, и я даю ему выговориться.

— Итак, — наконец произносит Битти, устремляя на меня взгляд, — вы хотели с нами встретиться?

— Да, — подтверждаю я. — Я совершенно точно знаю, кто похитил Старчера и почему.

Ручка Эгню замирает на месте, и все ошеломленно смотрят на меня.

— Так скажи нам, — приподняв брови, не выдерживает Джудит.

И я рассказываю все, ничего не утаивая.

6

Примерно на середине моего рассказа от приподнятого настроения Джудит, в котором она пребывала после возвращения сына, не остается и следа. Когда становится ясно, что похищение напрямую связано с одним из моих сомнительных дел, весь ее вид демонстрирует негодование, а ум начинает лихорадочно работать. Наконец-то у нее появились очевидные доказательства того, что я представляю опасность для Старчера. Не удивлюсь, если она подаст ходатайство в суд уже сегодня.

Я стараюсь не встречаться с ней взглядом, но напряжение в комнате такое, что ощущается даже кожей.

Когда я заканчиваю, Битти явно потрясен. Эгню исчеркал своим куриным почерком весь блокнот.

— Судя по всему, у полиции имелись веские причины не подключать нас к расследованию.

Эгню, кашлянув, подтверждает согласие, а Джудит интересуется:

— Как ты можешь все это доказать?

— Я не говорил, что могу все это доказать. Доказать будет трудно, если вообще возможно. На стоянке грузовиков можно будет найти запись, как Нэнси приводит ребенка, но не сомневаюсь, что она каким-то образом постаралась изменить внешность. И не думаю, что Старчер сумеет опознать полицейского, который похитил его в парке. Не знаю. Есть предложения?

— Версия, что ребенка похитила полиция, выглядит не очень правдоподобной.

— Ты что, мне не веришь?! — огрызаюсь я.

На самом деле ей очень хочется, чтобы все это оказалось правдой, тогда у нее появятся бесспорные аргументы для очередного разбирательства в суде. Она предпочитает оставить мой вопрос без ответа.

— Итак, что дальше? — интересуюсь я у Битти.

— Ну, не уверен. Нам надо обсудить это с начальством и уже потом решать.

— Сегодня после обеда я встречаюсь со следователем из полиции. Они будут демонстрировать заинтересованность, задавать множество вопросов, но не сдвинутся с места. К концу недели дело закроют, и все будут довольны, что все так хорошо закончилось.

— Вы хотите, чтобы мы начали расследование? — спрашивает Битти.

Я смотрю на Джудит:

— Может, нам следует сначала это обсудить? Я настроен подать на Кемпа в суд. А ты?

— Надо обсудить, — соглашается Джудит.

Битти и Эгню понимают намек и поднимаются, чтобы уйти. Мы благодарим их, и Джудит провожает обоих до выхода. Вернувшись в переговорную, она садится напротив меня и говорит:

— Я не знаю, как лучше поступить. Я сейчас плохо соображаю.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Берлинский адвокат Роберт Штерн признан и уважаем в юридических кругах, однако давняя душевная травм...
Одиночная кругосветка – давняя мечта Якоба Беккера. Ну и что, что ему тринадцать! Смогла же Лаура Де...
Сколько раз говорили: бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться.Бояться-то Алена боялась, ...
Книга с автографом Евгения Гаглоева только для читателей магазина Litres!В четвертой книге серии «Па...
Во второй книге серии «Пардус» Никита еще глубже проникает в страшный мир экспериментов профессора Ш...
«Русский хоррор» — что это, спросите вы? Это то, что в сердце каждого из вас заставляет пробуждаться...