Вор времени Пратчетт Терри
— Загадочный парень, — задумчиво произнес он. — Даровитый от природы.
— И мы задались вопросом хотю на голшок на голшок почему сейчас, в это время? — сказал аббат, жуя копыто игрушечного яка.
— О, ну не было ли сказано: «Для всего есть Место и Время»? — сказал Лю-Цзы. — В любом случае, многоуважаемые господа, вы учили детей в течение сотен лет. А я всего лишь дворник.
Рассеянно он вытянул руку и поймал на лету яка, выпавшего из неловких пальчиков аббата.
— Лю-Цзы, — казал Наставник Послушников. — Чтобы не затягивать, скажу, мы не могли учить тебя. Помнишь?
— Но затем я нашел свой Путь, — сказал Лю-Цзы.
— Ты будешь учить его? — спросил аббат. — Мальчику нужно ммм брюммм найти себя.
— Не написано ли: «У меня только одна пара рук»? — сказал Лю-Цзы.
Ринпо посмотрел на Наставника Послушников.
— Не знаю, — сказал он. — Никто никогда не видел то, что ты цитируешь.
Все еще задумчиво, как будто его мысли бродили где-то еще, Лю-Цзы произнес:
— Это может быть только здесь и сейчас. Как было сказано: «Дождь не идет, а льется».
Ринпо задумался, а затем просветлел лицом и сказал:
— Кувшин, — довольно произнес он. — Кувшин не течет, а протекает!
Лю-Цзы печально покачал головой:
— А звук, издаваемый одной рукой при хлопке: «хл…», — сказал он. — Хорошо, ваше преподобие. Я помогу ему найти Путь. Еще будут указания, ваше преподобие?
Когда Лю-Цзы вернулся в переднюю, Лобзанг поднялся, но сделал это не сразу, словно не решаясь выказывать уважение.
— Окей. Вот правила, — сказал Лю-Цзы, шагая мимо. — Первое: ты не зовешь меня «учителем», а я не собираюсь звать тебя каким-то чертовым насекомым. Не моя задача, учить тебя дисциплине, это твое дело. Как было написано: «Не выношу этого». Делай, что я тебе буду говорить, и мы поладим. Хорошо?
— Что? Вы хотите взять меня в ученики? — спросил Лобзанг, бегом едва поспевая за ним.
— Нет, я не хочу взять тебя в ученики, не в мои годы, но ты будешь учеником, и нам обоим следует сделать все, что в наших силах, окей?
— И вы научите меня всему?
— Не знаю как насчет «всего». Я хочу сказать, я не слишком хорошо знаю судебную минералогию. Но я буду учить тебя всему, что знаю, и что полезно будет узнать тебе, да.
— Когда?
— Уже темнеет…
— Завтра на рассвете?
— О, перед рассветом. Я разбужу тебя.
Недалеко от Академии Мадам Трут, на улице Эзотериков, находилось несколько клубов для джентльменов. Наверное, чересчур цинично было бы сказать, что термин «джентльмены» подразумевал тех, «кто может позволить себе тратить пятьсот долларов в год»; ведь помимо этого их кандидатуры должны быть одобрены обществом других джентльменов, которые могут позволить себе такие же траты.
И они не слишком любят общество дам. Но это не означает, что они из того рода джентльменов, у которых есть свой собственный довольно ярко украшенный клуб в другой части города, где происходит гораздо больше событий. Эти джентльмены были из тех, по большей части, что запуганы дамами с ранних лет. Их жизнями руководили няни, гувернантки, экономки, матери и жены, и после четырех-пяти десятков лет такой жизни, этот безобидный и кроткий джентльмен сдавался и самым вежливейшим образом сбегал в один из таких клубов, где он мог поспать после обеда в кожаном кресле, расстегнув верхнюю пуговку на штанах. [7]
Самым престижным из них был клуб Фиджетта, и работало это так: Сьюзен даже не обязательно становиться невидимой, потому что члены клуба Фиджетта просто не заметят ее, а даже если и заметят, то не поверят своим глазам. Женщин не пускали в клуб, кроме как по Правилу 34б, которое со скрипом разрешало женского пола родственникам членов клуба или уважаемым замужним дамам за тридцать попить чаю в Зеленой Гостиной с 3.15 до 4.30 вечера в постоянном присутствии, по крайней мере, одного человека из прислуги. Сохраняясь в течение долгого времени, эта ситуация стала причиной того, что многие члены клуба начали воспринимать это как семьдесят пять минут в день, когда женщинам позволено существовать, и поэтому женщина, увиденная в клубе в любое другое время, считалась всего лишь плодом воображения.
В случае со Сьюзен, в довольно строгом черном школьном костюме и ботинках на пуговицах, каблуки которых, казалось, становились еще выше, когда она вступала в права внучки Смерти, это вполне могло оказаться правдой.
Пока она шла в библиотеку, звук ее шагов эхом отдавался по мраморному полу.
Для нее было загадкой, почему Смерть стал посещать это место. Конечно, у него было много качеств настоящего джентльмена: участок земли в далекой черной стране, неизменная пунктуальность и вежливость со всеми им встреченными — а рано или поздно он встречался с каждым — элегантность, когда он отдавал предпочтение более мягким тонам, и, кроме того, в любой компании он чувствовал себя как рыба в воде, а его умение ездить верхом вообще было притчей во языцех.
Единственное, что не подходило под все вышеперечисленное, это то, что он был Мрачным Жнецом.
Большая часть мягких кресел в библиотеке была занята сытыми и довольными господами, счастливо посапывающими под раскрытыми «Анк-Морпорк Таймс». Сьюзен некоторое время оглядывалась, пока не обнаружила газету, из-под которой выглядывали полы черной мантии и пара костлявых ступней. Была здесь и коса, прислоненная к спинке кресла.
Девушка подняла газету.
— ДОБРЫЙ ДЕНЬ, — произнес Смерть. — ТЫ УЖЕ ОБЕДАЛА? ЗДЕСЬ ЕСТЬ ДЖЕМ ДЖОЛИ-ПОЛИ.
— Зачем ты это делаешь, Дедушка? Ты же никогда не спишь?
— Я НАХОЖУ ЭТО УСПОКАИВАЮЩИМ. ТЫ ХОРОШО СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ?
— До появления крысы неплохо.
— ПРОДВИГАЕТСЯ ТВОЯ КАРЬЕРА? ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, Я ЗАБОЧУСЬ О ТЕБЕ.
— Спасибо, — коротко сказала Сьюзен. — Зачем…
— НЕУЖЕЛИ МАЛЕНЬКИЙ РАЗГОВОР ПОВРЕДИТ?
Сьюзен вздохнула. Она знала, что за этим последует, и мысль эта ее не радовала. Это была короткая, грустная и страшно ненадежная мысль: у них обоих нет никого кроме друг друга. Вот. Эта мысль сама просилась в носовой платок. Но это правда.
О, у Смерти есть слуга, Альберт и, конечно, Смерть Крыс, если можно назвать его компанией.
А поскольку Сьюзен была вовлечена…
Ну, она получила своего рода бессмертие и все из него вытекающее. Она могла видеть вещи, которые действительно существовали [8], могла скидывать с себя время как пальто. Правила, применимые ко всем, такие как гравитация, применялись к ней только тогда, когда она им позволяла. И, как не старайся, подобные вещи приводят к возобновлению отношений. Трудно иметь дело с людьми, когда крошечная часть тебя видит, что они лишь временный набор атомов, которого не станет через несколько десятилетий.
А вот крошечная часть, доставшаяся ей от Смерти, считает, что трудно иметь дело с людьми, если принимать их как нечто реально существующее.
Не проходило и дня, чтобы она не сожалела о своем необычном родстве. А потом она пыталась представить себе, что значит идти по жизни, не будучи уверенной при этом в камнях у себя под ногами и в звездах над головой, иметь только пять чувств, быть почти слепой и почти глухой…
— ДЕТИ В ПОРЯДКЕ? МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ, КАК ОНИ НАРИСОВАЛИ МЕНЯ.
— Да. Как Альберт?
— ХОРОШО.
…разговор не будет маленьким, добавила Сьюзен про себя. Нет места для маленького разговора в большой вселенной.
— МИР ПОДХОДИТ К КОНЦУ.
Ну, это же был большой разговор.
— Когда?
— В СЛЕДУЮЩУЮ СРЕДУ.
— Почему?
— РЕВИЗОРЫ ВЕРНУЛИСЬ, — ответил Смерть.
— Те маленькие злюки?
— ДА.
— Ненавижу их.
— У МЕНЯ, КОНЕЧНО, НЕТ НИКАКИХ ЭМОЦИЙ, — сказал Смерть, с лицом таким каменным, каким бывает только череп.
— Почему сейчас?
— НЕ ЗНАЮ.
— Я думала ты помнишь будущее!
— ДА. НО ЧТО-ТО ИЗМЕНИЛОСЬ. ПОСЛЕ СРЕДЫ НЕТ БУДУЩЕГО.
— Должно быть что-то, хотя бы руины!
— НЕТ. ПОСЛЕ ЧАСА УТРА В СЛЕДУЮЩУЮ СРЕДУ НЕТ НИЧЕГО. ПРОСТО ЧАС УТРА В СЛЕДУЮЩУЮ СРЕДУ, ОТНЫНЕ И ВОВЕК. НИКТО НЕ БУДЕТ ЖИТЬ. НИКТО НЕ БУДЕТ УМИРАТЬ. ВОТ, ЧТО Я ТЕПЕРЬ ВИЖУ. БУДУЩЕЕ ИЗМЕНИЛОСЬ. ПОНИМАЕШЬ?
— И какое отношение это имеет ко мне? — Сьюзен подумалось, что для кого-нибудь другого это прозвучало бы глупо.
— Я ДУМАЛ, ЧТО КОНЕЦ СВЕТА ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЕ КО ВСЕМ, ТЫ ТАК НЕ СЧИТАЕШЬ?
— Ты знаешь, о чем я!
— Я ПОЛАГАЮ, ЧТО ЭТО ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЕ К ПРИРОДЕ ВРЕМЕНИ, КОТОРАЯ ОДНОВРЕМЕННО ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ И БОЖЕСТВЕННАЯ. БЫЛИ НЕКОТОРЫЕ… КОЛЕБАНИЯ.
— Они собираются сделать что-то со временем? Я думала, им не позволено делать подобные вещи.
— НЕТ. НО ЛЮДЯМ ПОЗВОЛЕНО. ОДНАЖДЫ ЭТО УЖЕ ДЕЛАЛИ.
— Никто не может быть таким ду…
Сьюзен запнулась. Конечно, кто-нибудь может быть таким дураком. Некоторые люди сделают все что угодно, чтобы узнать, возможно ли это. Поставьте в какой-нибудь пещере большой рубильник и напишите: «Рубильник Конца Света. ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ТРОГАЙТЕ». Краска даже не успеет просохнуть.
Она размышляла, а Смерть внимательно наблюдал за ней.
Наконец она сказала:
— Странно, я ведь читала в классе эту книгу. Я нашла ее у себя на столе. Она называется «Страшные Сказки»…
— А, ВЕСЕЛЫЕ ИСТОРИИ ДЛЯ МАЛЫШЕЙ, — сказал Смерть, без намека на иронию.
— …которые, в основном, о злодеях, умиравших жуткими способами. Действительно странно. Детям, кажется, эта идея нравиться. Их это, кажется, совсем не волнует.
Смерть промолчал.
— …кроме сказки о Стеклянных Часах Гадкого Шюшайна», — сказала Сьюзен, наблюдая за выражением его черепа. — Они считают ее грустной, не смотря на счастливый финал.
— МОЖЕТ БЫТЬ, ЧТО ЭТО ОТТОГО, ЧТО ИСТОРИЯ ПРАВДИВА.
Сьюзен знала Смерть достаточно долго, чтобы не спорить.
— Думаю, я поняла, — сказала она. — Ты сделал так, чтобы книга появилась у меня на столе.
— ДА. О, ЧЕПУХА О ПРЕКРАСНОМ ПРИНЦЕ И ТОМУ ПОДОБНОМ, ЯВНОЕ ДОБАВЛЕНИЕ. РЕВИЗОРЫ, КОНЕЧНО, НЕ ИЗОБРЕТАЛИ ЧАСОВ. ЭТО БЫЛА РАБОТА СУМАСШЕДШЕГО. НО ОНИ МОГУТ ПЕРЕДЕЛЫВАТЬ. ОНИ НЕ МОГУТ СОЗДАВАТЬ, НО МОГУТ ПЕРЕДЕЛЫВАТЬ. И ЧАСЫ СОЗДАЮТСЯ ВНОВЬ.
— Время действительно было остановлено?
— ПОЙМАНО. ВСЕГО НА МГНОВЕНИЕ, НО ПОСЛЕДСТВИЯ ДО СИХ ПОР ОКРУЖАЮТ НАС. ИСТОРИЯ БЫЛА РАЗРУШЕНА, РАЗБИТА НА КУСКИ. ПРОШЛОЕ БОЛЬШЕ НЕ СОЕДИНЯЛОСЬ С БУДУЩИМ. МОНАХИ ИСТОРИИ БЫЛИ ВЫНУЖДЕНЫ ВОССОЗДАВАТЬ ЕЕ ПРАКТИЧЕСКИ ИЗ НИЧЕГО.
На этот раз Сьюзен не стала тратить дыхание на фразы типа: «Это невозможно». Только люди, которые живут в реальном мире, говорят подобные вещи.
— Это, наверное, заняло некоторое… время, — произнесла она.
— ВРЕМЯ, РАЗУМЕЕТСЯ, НЕ ИМЕЛО ЗНАЧЕНИЯ. ОНИ ИСПОЛЬЗОВАЛИ ФОРМУ ЛЕТ, ОСНОВАННУЮ НА РИТМЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПУЛЬСА. В ЭТОМ ИСЧИСЛЕНИИ, ЭТО ЗАНЯЛО ОКОЛО ПЯТИСОТ ЛЕТ.
— Но история была уничтожена, где они взяли…
Смерть сложил пальцы домиком.
— НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ ОТ ВРЕМЕННЫХ КАТЕГОРИЙ, СЬЮЗЕН. МНЕ ДУМАЕТСЯ, ОНИ УКРАЛИ НЕМНОГО ИЗ БОЛЕЕ РАННИХ ВЕКОВ, ГДЕ ОНО УХОДИЛО НА КУЧУ РЕПТИЛИЙ. ЧТО ТАКОЕ ВРЕМЯ ДЛЯ БОЛЬШОЙ ЯЩЕРИЦЫ, В КОНЦЕ КОНЦОВ? ТЫ ВИДЕЛА УДЛИНИТЕЛИ, КОТОРЫЕ ИСПОЛЬЗУЮТ МОНАХИ? ЧУДЕСНЫЕ ШТУКИ. ОНИ МОГУТ ПЕРЕМЕЩАТЬ ВРЕМЯ, ЗАПАСАТЬ ЕГО, РАСТЯГИВАТЬ… ВЕСЬМА НАХОДЧИВО. ВОПРОС, КОГДА ЭТО СЛУЧИЛОСЬ, ТАК ЖЕ НЕ ИМЕЕТ СМЫСЛА. КОГДА БУТЫЛЬ РАЗБИВАЕТСЯ, ИМЕЕТ ЛИ ЗНАЧЕНИЕ, ОБО ЧТО ЕЕ СТУКНУЛИ? КУСОЧЕК С ЭТИМ СОБЫТИЕМ, В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, БОЛЬШЕ НЕ ВХОДИТ В ПЕРЕСТРОЕННУЮ ИСТОРИЮ.
— Погоди, погоди… Как можно взять кусочек, ох, старого столетия, и вшить в новое? Не заметят ли это люди… — Сьюзен была немного сбита с толку. — Уф, те люди были не в тех доспехах, здания вокруг были неправильные, а сами они оказались прямо посреди войны, что шла много веков назад?
— ПО МОЕМУ ОПЫТУ, СЬЮЗЕН, СЛИШКОМ МНОГО ЛЮДЕЙ В СВОИХ УМАХ ПРОВОДЯТ КУЧУ ВРЕМЕНИ ПОСРЕДИ ВОЙН, ЧТО СЛУЧИЛИСЬ МНОГО ЛЕТ ТОМУ НАЗАД.
— Весьма проницательно, но я имела в виду, что…
— ТЕБЕ НЕ СЛЕДУЕТ ПУТАТЬ ФОРМУ С СОДЕРЖАНИЕМ, — со вздохом пояснил Смерть. — ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ ТЫ ЧЕЛОВЕК. ТЕБЕ НУЖНА МЕТАФОРА. НЕСОМНЕННО, ПОТРЕБУЕТСЯ НАГЛЯДНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО. ПОШЛИ.
Он поднялся и прошел через зал в столовую. Там все еще было несколько обедающих с заткнутыми за воротники салфетками, замерших над своими тарелками в атмосфере счастливых углеводов. Смерть подошел к столу, накрытому для ужина, и взялся за краешек скатерти.
— ВРЕМЯ ЭТО СКАТЕРТЬ, — сказал он. — ТАРЕЛКИ И ВИЛКИ — СОБЫТИЯ, КОТОРЫЕ РАСПОЛАГАЮТСЯ ВО ВРЕМЕНИ…
Раздалась барабанная дробь. Сьюзен посмотрела вниз. Смерть Крыс бил в крохотный барабан.
— ГЛЯДИ.
Смерть стянул скатерть. Раздался стук тарелок и момент неопределенности для покачивающейся вазы с цветами, но, тем не менее, почти вся столовая посуда осталась на месте.
— Вижу, — выговорила Сьюзен.
— СТОЛ ВСЕ ЕЩЕ НАКРЫТ, НО СКАТЕРТЬ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНА ДЛЯ ДРУГОГО ОБЕДА.
— Тем не менее, ты перевернул солонку.
— МОЯ ТЕХНИКА НЕ СОВЕРШЕННА.
— И на скатерти остались пятна от предыдущего обеда, Дедушка.
Смерть просиял.
— ДА, — сказал он. — КАК МЕТАФОРА, ЭТО ВЕСЬМА ПОДХОДЯЩЕ, ТЕБЕ ТАК НЕ КАЖЕТСЯ.
— Люди бы заметили!
— НЕУЖЕЛИ? ЛЮДИ САМЫЕ НЕНАБЛЮДАТЕЛЬНЫЕ СУЩЕСТВА ВО ВСЕЛЕННОЙ. О, ОСТАЛОСЬ МНОЖЕСТВО АНОМАЛИЙ, НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО СОЛИ, НО ИСТОРИКИ НАШЛИ ДЛЯ НИХ ОПРАВДАНИЯ. ОНИ ВЕСЬМА ПОЛЕЗНЫ В ЭТОМ ОТНОШЕНИИ.
Сьюзен знала, что существует нечто, называемое Правилами. Они не были записаны, по той же причине, по какой не записаны горы. Они гораздо более фундаментальны по отношению ко вселенной, чем обычные механические явления вроде гравитации. Ревизоры могут ненавидеть беспорядок, вызванный появлением жизни, но Правила не позволяют им что-либо предпринимать. Прогресс человечества стал для них благодатью. Наконец появились существа, которых можно убедить уничтожить самоё себя.
— Я не понимаю, каких действий ты ждешь от меня, — сказала она.
— СДЕЛАЙ ВСЕ, ЧТО СМОЖЕШЬ, — сказал Смерть. — У МЕНЯ, СОГЛАСНО ПОРЯДКУ И ТРАДИЦИИ, БУДУТ ДРУГИЕ ОБЯЗАННОСТИ В ЭТО ВРЕМЯ.
— Какие?
— ВАЖНЫЕ.
— Настолько, что ты не можешь рассказать о них мне?
— НАСТОЛЬКО, ЧТО Я НЕ СОБИРАЮСЬ РАССКАЗЫВАТЬ ТЕБЕ О НИХ. ОНИ ЭПОХАЛЬНЫ. В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, ТВОЯ СПОСОБНОСТЬ ПРОНИКНОВЕНИЯ В СУТЬ ДЕЛА БУДЕТ ВЕСЬМА ЦЕННОЙ. У ТЕБЯ ЕСТЬ ОСОБЕННОСТИ МЫШЛЕНИЯ, КОТОРЫЕ МОГУТ ПОМОЧЬ. И ТЫ МОЖЕШЬ ПОЙТИ ТУДА, КУДА НЕ МОГУ ПРИЙТИ Я. Я ТОЛЬКО ВИДЕЛ БУДУЩЕЕ. НО ТЫ МОЖЕШЬ ИЗМЕНИТЬ ЕГО.
— Где создаются часы?
— НЕ МОГУ СКАЗАТЬ. Я И ТАК ДОСТАТОЧНО СДЕЛАЛ, ЧТОБЫ ВЫЯСНИТЬ ВСЕ ЭТО. ИСХОД СОКРЫТ ОТ МЕНЯ.
— Почему?
— ПОТОМУ, ЧТО ОН БЫЛ СОКРЫТ. ВОВЛЕЧЕН ТОТ…, КТО НЕПОДВЛАСТЕН МНЕ, — казалось, Смерть чувствует себя неловко.
— Бессмертный?
— КТО-ТО ПОДВЛАСТНЫЙ…КОМУ-ТО ДРУГОМУ.
— Ты не мог бы здесь объяснить поподробнее?
— СЬЮЗЕН…ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я УДОЧЕРИЛ И ВОСПИТАЛ ТВОЮ МАТЬ, И НАШЕЛ ПОДХОДЯЩЕГО МУЖА ДЛЯ НЕЕ.
— Да, да, — сухо прервала его Сьюзен. — Как такое забыть? Я гляжусь в зеркало каждый день.
— ЭТО… ТРУДНО ДЛЯ МЕНЯ. ДЕЛО В ТОМ, ЧТО Я БЫЛ НЕ ЕДИНСТВЕННЫМ, КТО СДЕЛАЛ ПОДОБНОЕ. ПОЧЕМУ ТЫ СМОТРИШЬ НА МЕНЯ ТАК? ВСЕ ЗНАЮТ, ЧТО БОГИ ПОСТОЯННО ДЕЛАЮТ ЭТИ ВЕЩИ.
— Боги — да, но люди наподобие тебя…
— ЛЮДИ НАПОДОБИЕ МЕНЯ ВСЕ-ТАКИ ЛЮДИ…
Сьюзен сделала необычную вещь — она прислушалась к чужим словам. Непростая задача для учителя.
— СЬЮЗЕН, ТЕБЕ ИЗВЕСТНО, ЧТО МЫ, ТЕ, КТО… ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ.
— Я не по ту сторону, — резко сказала Сьюзен. — У меня просто есть… несколько дополнительных талантов.
— КОНЕЧНО, Я НЕ ИМЕЛ В ВИДУ ТЕБЯ. Я ГОВОРИЛ О ДРУГИХ, О ТЕХ, КТО НЕ ЛЮДИ, НО ВСЕ ЖЕ ЧАСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ВСЕЛЕННОЙ — И ВОЙНА, И РОК, И МОР, И ОСТАЛЬНЫЕ — МЫ ЗАДУМАНЫ ЛЮДЬМИ КАК ЛЮДИ И, ТАКИМ ОБРАЗОМ, ПО РАЗЛИЧНЫМ ПРИЧИНАМ, МЫ ПОЛУЧИЛИ НЕКОТОРЫЕ КАЧЕСТВА, ПРИСУЩИЕ ТОЛЬКО ЛЮДЯМ. И НЕ МОГЛО БЫТЬ ИНАЧЕ. ДАЖЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ОБЛИК ВЛИЯЕТ НА НАШЕ СОЗНАНИЕ, НА ВЗГЛЯД НА ВСЕЛЕННУЮ. МЫ ПРИОБРЕЛИ ТАКИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ КАК… ЛЮБОПЫТСТВО, ЗЛОБУ, НЕТЕРПЕНИЕ…
— Это общие фразы, Дедушка.
— ДА. И ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ПОЭТОМУ НЕКОТОРЫЕ ИЗ НАС… ПРОЯВЛЯЮТ ИНТЕРЕС К ЛЮДЯМ.
— Я знаю. Я — одно из последствий.
— ДА. Э… И НЕКОТОРЫЕ ИЗ НАС ПРОЯВЛЯЮТ ИНТЕРЕС, КОТОРЫЙ, Э… БОЛЕЕ…
— Интересный?
— ЛИЧНЫЙ. ТЫ СЛЫШАЛА, ЧТО Я УПОМИНАЛ О… ПЕРСОНИФИКАЦИИ ВРЕМЕНИ…
— Ты не сказал много. Она живет во дворце из стекла, ты однажды сказал, — у Сьюзен появилось маленькое, зазорное и все же странно греющее ощущение от того, что Смерть чувствует себя явно не в своей тарелке. Он выглядел как человек, которого заставили показать всем скелет в шкафу.
— ДА. Э…ОНА ВЛЮБИЛАСЬ В ЧЕЛОВЕКА…
— Это был настоящий романтик-так, — сказала Сьюзен. Она понимала, что была по-детски раздосадована, но жизнь внучки Смерти нелегка, и она внезапно почувствовала непреодолимое желание капризничать.
— А. КАЛАМБУР ИЛИ ИГРА СЛОВ, — сказал Смерть устало. — ИЛИ, Я ПОДОЗРЕВАЮ, ТЫ ПРОСТО ПЫТАЕШЬСЯ ДОСАДИТЬ МНЕ.
— Ну, такие вещи часто случались в древности, так? — продолжала Сьюзен. — Поэты вечно влюблялись в лунный свет или гиацинты или еще что, а богини всегда…
— НО ЗДЕСЬ ВСЕ БЫЛО ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
— Насколько?
— У ВРЕМЕНИ БЫЛ СЫН.
— Как она…
— У ВРЕМЕНИ БЫЛ СЫН. КТО-ТО ПРЕИМУЩЕСТВЕННО БЕССМЕРТНЫЙ. КТО-ТО ПОДОБНЫЙ ТЕБЕ.
Член Гильдии Часовщиков раз в неделю навещал Джереми. Неофициально. В любом случае для него всегда имелась работа или результаты, которые нужно забрать, ведь что ни говори, в часах парнишка гений.
Неформально визит имел целью еще и деликатным способом убедиться, что Джереми принимает свое лекарство и не слишком заметно полоумен.
Часовщики знали, что сложный механизм человеческого мозга может вдруг лишиться нескольких винтиков. Члены Гильдии слыли педантичными людьми, всегда стремящимися к нечеловеческой точности, за что и расплачивались. Это могло вызвать проблемы. Не только пружинки могут повернуться. Комитет Гильдии, в общем и целом, состоял из добрых и понимающих людей. И они не были, по большей части, привычны к обману.
Секретарь Гильдии Доктор Хопкинс был весьма удивлен, когда дверь магазина Джереми открыл человек, переживший, как казалось, весьма серьезный несчастный случай.
— Э, я пришел повидать мистера Джереми, — выдавил он.
— Да, фэр, мафтер внутри, фэр.
— А вы, мм, вы…?
— Игор, фэр. Мистер Джереми был так добр, что вфял меня на работу, фэр.
— Ты работаешь на него? — спросил Доктор Хопкинс, с головы до ног разглядывая Игора.
— Да, фэр.
— Мм…Вы стояли слишком близко к какому-то опасному механизму?
— Нет, фэр. Он в мафтерфкой, фэр.
— Мистер Игор, — сказал Доктор Хопкинс, идя вслед за ним. — Вам известно, что Мистер Джереми должен принимать лекарство, не так ли?
— Да, фэр. Он чафто упоминает об этом.
— А его, мм, его общее состояние…?
— Хорошее, фэр. Он в вофторге от фвоей работы, фэр. Вефел и энергифен.
— Энергичен, да? — слабо повторил Доктор Хопкинс. — Мм… Мистер Джереми обычно не держит слуг. Боюсь, он даже уронил часы на голову последнему из своих ассистентов.
— Правда, фэр?
— Мм он не сбрасывал на вас часов, а?
— Нет, фэр. Он ведет фебя вполне нормально, — сказал Игор, человек с четырьмя большими пальцами и швами вокруг шеи. Он отворил дверь в мастерскую. — Доктор Хопкинф, мифтер Джереми. Я фделаю чай, фэр.
Джереми, выпрямившись, сидел за своим столом. Его глаза сверкали.
— А, доктор, — сказал он. — Как мило, что вы зашли.
Доктор Хопкинс вошел в мастерскую.
В ней были изменения. Большой кусок деревянной оштукатуренной стены, покрытый карандашными чертежами, был принесен откуда-то и стоял на подставке в углу комнаты. На скамьях, обычно отведенных под часы на различных стадиях сборки, были разложены куски хрусталя и стеклянные пластины. В воздухе стоял сильный запах кислоты.
— Мм… что-то новенькое? — отважился предположить доктор Хопкинс.
— Да, доктор. Я изучал свойства сверхплотного кристалла, — ответил Джереми.
Доктор Хопкинс глубоко и облегченно вздохнул.
— А, геология. Чyдное хобби! Я очень рад. Не так уж полезно отводить часам все время, да! — добавил он весело, однако с оттенком надежды.
Бровь Джереми изогнулась, словно мозг за ней пытался соотнести с чем-нибудь неизвестную концепцию.
— Да, — наконец сказал он. — Известно ли вам, доктор, что угольный октират вибрирует с частотой как раз два миллиона четыреста тысяч семьдесят девять раз в секунду?
— Так много? — спросил доктор Хопкинс. — Мой бог!
— Да. А свет, проходящий через естественную призму октивиумного кварца, распадается всего на три цвета?
— Восхитительно, — сказал доктор Хопкинс, отмечая про себя, что могло быть и хуже. — Мм… мне кажется, или тут довольно… едко пахнет?
— Трубы, — сказал Джереми. — Мы прочищаем их. Кислотой. Для чего нам еще кислота. Чистить трубы.
— Трубы, да? — доктор Хопкинс моргнул. Ему что-то не понравилось в этом слове. Раздался треск и из-под двери в кухню полоснуло голубым.
— Твой, мм, человек, Игор, — сказал он. — В порядке, да?
— Да. Благодарю вас, доктор. Знаете, он из Убервальда.
— О. Очень… большой, Убервальд. Очень большая страна, — это была первая из двух вещей, которые были известны доктору Хопкинсу. Он нервно кашлянул и озвучил вторую. — Люди там, возможно, слегка странные, я слышал.
— Игор говорит, что никогда не имел никаких дел с подобными людьми, — спокойно произнес Джереми.
— Хорошо. Хорошо. Это хорошо, — сказал доктор. Неподвижная улыбка Джереми начинала лишать его мужества. — У него, мм, кажется много шрамов и швов.
— Да. Это культурные обычаи.
— Культурные, правда? — доктор Хопкинс немного расслабился. Он был человеком, который старался видеть во всех только хорошее, но город стал гораздо сложнее, с тех пор как он был мальчиком, с гномами, троллями, големами и даже зомби. Он не был уверен, что ему нравиться все, что он видит, но многое из этого было «культурными обычаями», судя по всему, и против этого не поспоришь, чего он и не делал. «Культурный» — способ решения проблем, путем объяснения того, что их на самом деле нет.
Свет за дверью угас. А мгновение спустя появился Игор с двумя чашками чая на подносе.
Чай был хорошим, вынужден был признать доктор, но из-за кислоты в воздухе у него слезились глаза.
— Итак, мм, как продвигается работа над навигационными таблицами? — спросил он.
— Имбирный бифквит, фэр? — произнес Игор у него над ухом
— О, э, да…О, должен сказать, они весьма неплохи, мистер Игор.
— Вофмите два, фэр.