Вкус крови Бут Стивен
– Так вот, эти маки, – начала Кодвелл. – Кто их сюда приносит?
– Не знаю, – честно признался Купер. – Может быть, члены каких-то ветеранских организаций, которые считают, что экипаж нельзя забывать? А может, кадеты местной летной школы…
– Вы думаете, что они приходят сюда каждый год на День памяти погибших?
– Вполне возможно.
– А тогда что вы скажете вот об этом?
Бен подошел к тому месту, где стояла сержант. На деревянном кресте, спрятанном под остатками шасси, был закреплен один-единственный цветок мака. Он совсем немного высовывался из кочки тающего снега и был ярко-алым, как артериальная кровь в свежей ране.
– Думаю, что ваша сотрудница была права, – заметила Джейн. – Маловероятно, что цветок простоял здесь целых два месяца.
– За это время было слишком много дождей, – подтвердил Купер. – Так что краску с него смыло бы, как и с остальных.
– Напомните мне, когда произошло крушение?
– Седьмого января сорок пятого года.
– Седьмое было неделю назад, – напомнила Бену Кодвелл. – В тот день был убит Ник Истон.
– И что?
В глазах женщины промелькнула жалость.
– Мужчины этого не знают, – сказала она, – но для некоторых людей очень важны годовщины. Годовщины рождения, годовщины смерти… Годовщины того дня, когда вы впервые встретили человека, в которого потом влюбились. Знаете, такие даты, которые никогда не забываются.
– Мне об этом известно, – ответил Купер, думая о ежегодных посещениях могилы отца, которые для них с Мэттом стали ритуалом и останутся таковым до тех пор, пока они оба не постареют или не ослабнут до такой степени, что им трудно будет дойти до кладбища.
– Думаете, что это родственник кого-то из членов экипажа? – Кодвелл сменила свои перчатки на резиновые, которые достала из кармана.
– Это кто-то, кто посчитал своим долгом поставить этот крест в нужный день, не обращая внимания на погоду.
Бен обернулся и посмотрел на раскинувшуюся внизу снежную пустыню, на которой даже отсюда выделялось пятно, не похожее на остальную территорию. Оно выглядело коричневым и голым, вытоптанное ботинками мужчин, стоявших вокруг замерзшего тела и отпускавших глупые шуточки по поводу ледяных топоров и термометров.
К удивлению Купера, сержант произнесла вслух именно то, о чем он сейчас думал.
– Мари Теннент, – сказала она.
– А откуда вы знаете о Мари? – с удивлением спросил констебль.
– Комбинация из знаний местного фольклора, простой дедукции и сотрудничества между агентствами. Я читала ее дело. Нам надо забрать этот мак с собой.
Подошла Лиз Петти, которая, в первую очередь, сфотографировала цветок и крест, чтобы зафиксировать их положение. Потом она осторожно вытянула крест из земли, и Купер заметил, что на дереве есть какая-то надпись, сделанная белой краской, похожей на коррекционную жидкость[150].
– Мы нашли тело Мари Теннент в нескольких сотнях ярдов отсюда, – начал свой рассказ Бен. – Она пролежала в снегу несколько дней. Считается, что покончила с собой, хотя результатов вскрытия все еще нет.
– Только не говорите мне, что патологоанатомов у вас тоже не хватает! – хмыкнула Джейн и внимательно посмотрела на крест, который Лиз положила в прозрачный пакет.
– А что там написано? – поинтересовался Купер.
– Сержант Дик Эббот. Двадцать четвертое августа тысяча девятьсот двадцать шестого года – седьмое января тысяча девятьсот сорок пятого, – прочитала Кодвелл.
– Эббот? Он был хвостовым стрелком. Хвостовой Чарли…
– Здесь есть еще кое-что, но я не понимаю, что это означает… – добавила сержант.
Бен ждал, размышляя о Дике Эбботе. В газетных отчетах писали о том, что тело хвостового стрелка было сильно обезображено. Если верить Уолтеру Роланду, то спасательная бригада провела несколько часов, собирая на пустоши фрагменты человеческих тел. Единственным утешением в случае с сержантом Эбботом было то, что он, скорее всего, так и не понял, что с ним произошло. Из своей задней стрелковой башни он вообще не мог увидеть Айронтонг-хилл. На какое-то мгновение он мог услышать полные ужаса голоса в наушниках, а потом почувствовать удар от столкновения самолета со скалистой поверхностью Айронтонга. После этого контакта «Ланкастер» перевернулся и размазал его башенку по скале.
– Там что, латынь? Тогда это может быть девиз эскадрильи или что-то в этом роде, – предположил Купер.
– Да нет, – ответила Кодвелл, – написано по-английски, но я не могу понять, к чему это: «Правосудие наконец свершилось».
Управляющая магазином «Умные покупки» очень хорошо помнила Мари Теннент.
– Хорошая девушка и хорошо работала. Поумнее многих, – рассказала она Диане Фрай. – Мне было жаль терять ее, когда она решила уйти. Но самые лучшие из них надолго не задерживаются.
Диана оглянулась вокруг. Судя по витринам, самым главным преимуществом магазина были цены. Стеллажи и вешалки были заполнены теплыми пальто и яркими свитерами, брючными костюмами и комплектами из головных уборов и шарфов. Весенняя коллекция до магазина еще не добралась.
– А Мари не говорила вам, почему решила уйти с работы? – продолжила расспросы сержант.
– Нет. Она просто сказала, что хочет заняться чем-нибудь другим. Такая работа девушкам быстро надоедает. Общение с людьми – вещь непростая.
– Я знаю, – ответила Фрай.
– Ах да, ну конечно!
– Но насколько мы знаем, у Мари не было других предложений.
– Мне тоже так кажется. Лично я думаю, что здесь не обошлось без мужчины. Я ожидала, что она скоро выйдет замуж.
– А она говорила о каком-то конкретном мужчине?
– Да нет вроде. Некоторые девочки без умолку трещат о своих ухажерах, но Мари была не такая. Держала все про себя. И мне всегда не давало покоя…
– Да?
– Вы не знаете, не было ли там ребенка?
– А она что, намекала на это?
– Не совсем так. Но всегда есть незаметные признаки, ведь правда? Она стала более погружена в себя, как будто у нее были другие проблемы, помимо участия во всеобщей болтовне. Некоторым беременность к лицу, а Мари выглядела больной. То есть ничего конкретного – просто была бледна и иногда выглядела усталой. И вела себя по-другому. Я такое уже видела.
– Но вы никогда ее об этом не спрашивали?
– А это не мое дело. Сама она рассказывать не хотела, а я не настаивала.
Фрай увидела, как покупательница перебрала все платья, висевшие на вешалке, не нашла ничего интересного для себя и вышла из магазина.
– А Мари говорила когда-нибудь о своей семье?
– Конечно, ее мама живет в Шотландии. О ней она говорила достаточно много. И потом, мне кажется, у нее есть младший брат.
– А еще кто-нибудь? В нашем районе?
– Странно, что вы об этом заговорили, – сказала менеджер после некоторого колебания. – Мари всегда говорила о том, что она из Шотландии. У нее был шотландский акцент и все такое, и там же жила ее мать. Но мне всегда казалось, что она как-то связана с Дербиширом. Иногда она рассказывала такие вещи, как будто много знала об истории этого края.
– А какие именно? – Диана взглянула на собеседницу.
– Сложно вспомнить. Но, кажется, это было как-то связано с войной.
– Может быть, с Королевскими ВВС? С падением бомбардировщика времен Второй мировой войны?
Управляющая прекратила хмуриться.
– Вот именно. Вы совершенно правы. Для такой девушки, как Мари, такой интерес был необычен, но она часто вспоминала об этой катастрофе.
Раздался треск, и звук пистолетного выстрела разорвал морозный воздух. Узнав этот звук, Бен автоматически нырнул влево и, перекатившись по снегу, укрылся за обломками шасси, стараясь использовать их как прикрытие. Он оглянулся на Кодвелл и увидел, что та даже не пошевелилась. Она все еще стояла на открытом месте и смотрела через плечо куда-то назад, на то, что было скрыто от него обломками.
А потом Купер услышал кудахтанье, хлопанье крыльев – и семейство фазанов в панике взлетело с пустоши в сотне ярдов от него. Солнечные лучи превратили оперение на их спинах в кровавые разводы, и они, взмахнув крыльями, скрылись в сторону водохранилища. Теперь Бен увидел смеющегося констебля Нэша, который убирал в кобуру под мышкой пистолет, похожий на «глок». Значит, Кэрол Перри сказала правду – полицейские МО предпочитали ходить вооруженными.
Постепенно вернулись обычные звуки, сопровождавшие жизнь на торфянике, – постоянное шуршание ветра, шарящего по выпавшему снегу, лай собаки и бряцание ведра, такое отдаленное, что казалось, будто остальной мир скрыт за плотной шторой.
Кодвелл развернулась к Бену и наблюдала, как он выбирается из снега и счищает его с одежды. На ее губах блуждала сардоническая улыбка.
– Нэш! – крикнула она. – Веди себя прилично, а то распугаешь всю дичь.
Несколько минут Купер сидел в снегу, опираясь руками о колени, и наблюдал за Джейн и Стивом. Ему приходилось сдерживать себя – он не имеет права потерять самообладание, ведь именно этого они от него ждут. Возможно, этого же ждала от него и Диана Фрай.
Оглянувшись на то место, куда он упал, Бен заметил что-то блестящее на черном торфе. Еще один кусочек алюминия? Он поднял предмет и очистил его от грязи. Под ней проступила своеобразная белизна. Констебль никак не мог определить материал, из которого был сделан этот предмет, напоминавший часть узкого переключателя. Материал выглядел слишком хрупким, чтобы быть частью каркаса самолета. Купер поднес его к носу и принюхался, ожидая почувствовать знакомый запах опаленного металла. Но вместо этого он вдохнул запах, который напомнил ему о воскресных обедах в кругу семьи сырыми ноябрьскими вечерами. Это была комбинация запахов мяса, картофельного пюре и моркови. Бен потряс головой, чтобы прогнать это навязчивое воспоминание. Скорее всего, то, что он держит сейчас в руке, было какой-то частью радиооборудования самолета. Со своими зернистыми, неровными краями этот материал был похож на бакелит, но только белого цвета.
И тут полицейский отбросил кусок на землю, как будто тот внезапно нагрелся и обжег ему пальцы. Теперь его блеск уже никого не мог обмануть – Купер почувствовал ужас. Это был фрагмент кости. Конечно, скорее всего, это был кусок кости овцы, часть скелета несчастного животного из стада на другой стороне холма, которого затащил сюда какой-то хищник. Осколок не выглядел так, будто давно лежал под дождем и солнцем, но детектив никак не мог избавиться от ощущения, что то, что он только что держал в руке, как-то связано с изуродованными телами летчиков, погибших в «Дядюшке Викторе».
– Бен, с тобой все в порядке?
Рядом с Купером стояла Лиз Петти, которая с тревогой следила за ним, озадаченная его молчанием.
– Да. Со мной все хорошо.
Но правда заключалась в том, что на какое-то мгновение Бен Купер почувствовал, что оказался в другом времени, и там увидел молодого сержанта Дика Эббота, который пытается вырваться из перекрученных и изломанных остатков фюзеляжа «Ланкастера». Его конечности уже оторваны от тела тем же ударом, который погружает его сознание в полную темноту, в которой он и умрет от потери крови.
Однажды Купер видел овцу, которую сбила машина на неогороженной дороге – на торфяной пустоши на Иден-Вэлли. Одна из ее передних конечностей была повреждена так сильно, что фрагменты кости валялись на дорожном покрытии, как части составной картинки-загадки. А на месте крушения самолета все было значительно хуже. Здесь в клочья были разорваны живые люди, и их кости расшвыряло по земле, а кровь пропитала торф. Здесь обычно говорили о людях, которые принесли в жертву свои жизни. Но это было больше чем жертвоприношение. Бен чувствовал, что стоит на краю того места, где произошла кровавая бойня.
Все винили лейтенанта Дэнни Мактига за падение самолета и гибель пяти человек, и Купер не мог представить себе, что Мари Теннент или кто-то другой могли посчитать справедливым наказанием за этот грех.
Диана Фрай застала Эдди Кемпа в благодушном настроении. Он выглядел как человек, уверенный в том, что против него нет серьезных улик. Это была та уверенность, которая появляется у преступника после того, как его слишком много допрашивают без предъявления обвинений, или после того, как его объявляют невиновным в суде. Даже его вони Фрай больше не чувствовала. Может быть, камера предварительного заключения действовала на него каким-то особым образом?
– Конечно, Вики знала об этой истории с Мари, – признался Кемп. – Но Вики сама выгнала меня из дома, так что пенять она может только на себя, правда?
– Наверное… – отозвалась Диана.
– В любом случае мы с этим разобрались. Я вернулся к Вики, и на этом все закончилось.
– И когда это произошло?
– В июле.
– То есть около шести месяцев назад. И вы расстались с Мари мирно?
– Мари была немного расстроена и наговорила мне вещей, о которых потом наверняка жалела, – признался Эдди после некоторого колебания. – Она сказала мне, что я воняю. Но ведь это такая болезнь, так что это было нечестно, правда?
– И с тех пор ты Мари больше не видел?
– Нет. Причин не было.
– А ребенок разве недостаточная причина?
Кемп немного занервничал. Фрай видела, как он заерзал на стуле.
– Я про ребенка ничего не знал.
– А ты в этом уверен?
– Абсолютно.
– И Мари ни разу не связалась с тобой, чтобы рассказать? А я думала, что она ждала какой-то поддержки. Если ты расстался с нею всего шесть месяцев назад, то значит, это ты отец малышки.
– А где доказательства? – поинтересовался Эдвард.
– Уверена, что ты знаешь, что нам пока не удалось найти ребенка, – посмотрела на него сержант.
– Да, но…
– А она когда-нибудь упоминала о том, что у нее уже был ребенок раньше?
– Нет.
Поскольку никаких улик у нее не было, девушка решила сменить тактику.
– Мистер Кемп, а почему вы нарушили условия залога?
– Да я просто решил провести какое-то время со своим братом, – ответил Эдди. – Вики достало то, что я опять влип в историю. Честно говоря, в первый раз она меня выгнала за это же. Поэтому я и слинял на пару дней, пока все не успокоится. Но из города я никуда не уезжал – просто жил у нашего Грэма.
– Ну хорошо. Тогда давай поговорим о нападении на офицера полиции вчера ночью.
Эдди затряс головой.
– А вот здесь, – сказал он, – у вас точно нет никаких доказательств.
29
Бен Купер сразу заметил, что Элисон Моррисси ждет его возле машины. Увидел он ее издалека, как только они с сотрудниками МО вышли на прямой отрезок тропы через пустошь длиной в четверть мили. Ее желтое пальто выглядело на фоне его красной «Тойоты» как пятно горчицы.
– А ваша подруга легко не сдается, не так ли? – заметила Джейн Кодвелл, толкнув Купера под ребро и продемонстрировав ему свои ямочки на щеках. – Хотите, я опять спущу на нее Нэша?
Шедший за ними Стив давился от смеха. А вот Лиз Петти по пути от места катастрофы все время молчала.
Бен был сконфужен. Он только надеялся, что мороз скроет его сильный румянец. Всю дорогу по торфянику он то молил Бога, чтобы Моррисси успела уехать, то надеялся, что она дождется его.
– Интересно, откуда она знает, какая машина ваша? – поддела его Кодвелл.
Купер повернулся и взглянул на Лиз. Та в ответ бросила на него сердитый взгляд. Ей тоже приходилось нелегко – она была вынуждена идти рядом с Нэшем. Его шаги были вдвое длиннее ее, но он специально тормозил, с тем чтобы они плечом к плечу двигались по узкой тропинке.
Когда они подошли к машинам, Бен увидел, что Элисон бледна и трясется от холода. Кисти рук она засунула под мышки, а подбородок спрятала в шарф, чтобы хоть как-то уменьшить площадь открытой морозу кожи. Пряди волос выбились из-под ее шапки и теперь падали ей на глаза.
– Вы что, сошли с ума? Вы же замерзнете! – напустился на нее Купер. – Где ваша машина?
– У меня ее нет. Сюда меня подбросил Фрэнк, – сказала канадка.
Бен заметил, что она еле говорит, потому что губы у нее онемели от холода и были едва видны на фоне ее лица.
– Глупо, – заметил Купер. – И когда же он за вами вернется?
– Я попросила его не возвращаться. Подумала, что вы, Бен, подбросите меня до Идендейла.
– Я не могу этого сделать.
– Смотрите на это как на часть вашего служения обществу, хорошо?
Лиз Петти первой добралась до своего фургона и уехала, даже не обернувшись. Кодвелл и Нэш принялись менять обувь, и сержант что-то сказала констеблю поверх багажника машины, отчего тот опять захихикал.
– Вы поставили себе целью подвести меня под монастырь, не так ли? – спросил Купер у Моррисси. – Вы же видите, что я на службе!
– Вы все волнуетесь о том, что могут сказать ваши сослуживцы, а им, по-моему, на все наплевать. По крайней мере, этим двоим.
Но Купера Джейн и Стив волновали мало. Он просто знал, что они постараются первыми рассказать обо всем Фрай. Если только Лиз их не опередит.
– Вы делаете все, чтобы я не смог помочь вам.
– А разве вы мне помогаете? – спросила Элисон.
Она была так бледна, что выглядела невероятно ранимой, хотя Куперу и пришла в голову мысль, не слишком ли нарочито эта женщина дрожит для усиления эффекта. Машина Кодвелл и Нэша проехала мимо них. Стив нажал на клаксон, а сержант помахала им с пассажирского сиденья и одарила изящной улыбкой, вполне достойной королевы. Они двинулись по А-57 в сторону гостиницы на перевале.
– Теперь они нас не видят, – сказала Моррисси. Ее побелевшие губы слегка приоткрылись, так что Куперу стали видны ее идеальные зубы и кончик языка. Он почувствовал на лице ее дыхание и понял, что стоит к ней слишком близко.
– Черт возьми, Элисон! – с трудом произнес он. – Забирайтесь-ка лучше в машину!
– Благодарю вас, Бен.
Полицейский открыл машину, чтобы канадка могла сесть, и забросил свои тяжелые ботинки и куртку в багажник, слишком сильно хлопнув при этом задней дверью. Женщина с осуждением взглянула на него через заднее стекло.
– А печка у вас здесь есть? – спросила она, когда Купер открыл свою дверь. – Я совсем не чувствую ног.
– Зачем вы приехали сюда? – спросил он вместо ответа. – Вы что, знали, что мы будем здесь сегодня утром?
– Это Фрэнк.
– Но откуда?
– Его знает множество людей. Мне кажется, что вчера ему позвонил летчик, чтобы узнать точные координаты места катастрофы.
– Проклятие!
– Когда он утром рассказал мне об этом, я упросила его подвезти меня, – пояснила Моррисси. – Я хотела знать, что вы будете здесь делать.
– Этого я не могу рассказать.
Купер не знал, на что именно злится. Он на полную включил печку и несколько раз нажал на газ, прежде чем выехать на дорогу. Для себя он решил, что ни за что не заговорит с Элисон, пока они будут ехать до Идендейла. Она намеренно ставит его в неудобное положение. Но в то же время он понимал, что канадка не сможет проехать весь путь, не задав ни одного вопроса. Несколько минут они ехали в неловком молчании, а когда Моррисси заговорила, то задала совсем не тот вопрос, которого ожидал детектив.
– А вы не испытываете разочарования в своей работе? – поинтересовалась она. – Вся эта погоня за уликами и доказательствами… Ведь масса всего делается впустую. Бесполезная трата времени и усилий, как мне кажется.
Констебля это застало врасплох. Каким-то образом его спутница смогла нащупать именно то, что не давало покоя ему самому. Теперь он не мог не ответить ей.
– Согласен, иногда это очень разочаровывает, – кивнул головой Бен.
– Тогда почему вы продолжаете этим заниматься?
– А что мне остается?
– Это не ответ, Бен. Вы такой человек, которому необходимо оправдание его действий. Вы должны верить, что боретесь за правое дело. Так почему не поменяете работу?
Купер нахмурился. Он сам себе не мог это объяснить. Но сейчас, когда такой вопрос задал ему посторонний человек, ответ сам пришел ему в голову.
– Иногда – правда, очень редко – мне кажется, что я сделал что-то стоящее, – сказал он.
– И этого достаточно? Очень редко?
– Конечно, – подтвердил детектив.
Они проехали мимо гостиницы на перевале, где сотрудники не слышали и не видели никаких машин, кроме снегоуборочных, в ту ночь, когда убили Ника Истона… Мимо площадки для отдыха, на которой команда снежного плуга обнаружила его тело… Но сейчас Купер думал не об Истоне и даже не о Мари Теннент. Элисон Моррисси прекрасно чувствовала, когда стоит помолчать. Эта способность помогла бы ей прекрасно проводить допросы.
– Понимаете, – продолжил Бен, – когда такое случается, когда мне кажется, что я сделал что-то стоящее, мир вокруг меня неожиданно успокаивается и становится таким, каким он должен быть, каким его создали еще до того, как мы его испортили и сделали жестоким и грязным. Это сложно объяснить. Конечно, это не означает, что с миром происходит что-то особенное, что-то, что может броситься в глаза. Но иногда со мной такое происходит. И что бы это ни было, это… настоящее.
Краем глаза полицейский видел, что Элисон кивает. И тем не менее она продолжала молчать. Они ехали по длинному спуску в Дервен-Вэлли. Прямо по курсу и по бокам от дороги стали появляться открытые отрезки воды, блестевшие на солнце: они подъезжали к водохранилищу Ледибауэр.
– Это ощущение не похоже ни на одно из тех, которые мне приходилось испытывать в жизни, – признался Купер. – Наверное, так чувствует себя наркоман, принявший дозу. Это дает мне заряд бодрости, и я чувствую себя живым. Так что на какое-то время я становлюсь лучше.
Элисон кивнула еще раз, и Бен почувствовал, что она внимательно за ним наблюдает. Он был рад, что она молчит. Ему нужно было еще какое-то время, чтобы закончить свою мысль, чтобы произнести все те слова, которые толкались у него в подсознании в ожидании, когда он их выскажет.
– Но действует это как любой другой наркотик, – продолжил детектив. – С твоей головой что-то происходит, и у тебя появляется желание испытывать это снова и снова. И ты готов сделать все, буквально все что угодно, чтобы испытать это еще раз.
Они уже проехали Бамфорд и приближались к Идендейлу. Моррисси оставила Бена наедине с его мыслями, и он опять ощутил неловкость от того, что ей удалось заставить его высказаться, что он наконец смог проговорить эти вещи для себя самого. Некоторые мысли, которые Купер раньше никак не мог нащупать, приобрели для него какой-то смысл.
– Я высажу вас около гостиницы, – сказал он. – И прошу вас, впредь не делайте ничего подобного.
– Хорошо, – согласилась канадка. – Спасибо за то, что подвезли. – Теперь ее слова звучали почти кротко, и в них не было ничего провокационного. – Я хотела сказать вам, что сожалею, что разозлилась на вас вчера. Вы имеете полное право не доверять тому, что говорят вам люди. Так что примите мои извинения.
– Ничего страшного. Я, кстати, видел факсы.
– Очень хорошо. Я хотела бы, чтобы вы оказали мне одну услугу, Бен.
– Нет, – ответил Купер, не задумываясь.
– Прошу вас, – попросила Элисон. – Вы же знаете, что эти люди не хотят говорить со мной. А я хочу, чтобы вы еще раз встретились с Уолтером Роландом.
– Зачем?
– Есть одна вещь, которую моя бабушка рассказала моей матери, а та пересказала ее мне. Это одно из обвинений, которое в те годы было выдвинуто против моего дедушки. Мне кажется, что даже Фрэнк Бэйн ничего об этом не знает. Поэтому я хочу, чтобы вы задали Роланду один вопрос.
– И какой же? – уточнил полицейский.
– Спросите его, что ему известно о пропавших деньгах.
Пока Бен пытался согреться на Уэст-стрит, у него перед глазами стояли две картины. Одна – почти реальные образы мертвых и умирающих летчиков. Вторая – образ ярко-красного цветка мака на деревянном кресте, который так хорошо сохранился в его памяти, как будто его выжгли лучи, отражавшиеся от девственно чистого снега. «Сержант Дик Эббот 24 августа 1926 – 7 января 1945». Кому понадобилось вспоминать Дика Эббота?
Во второй половине дня Куперу удалось разыскать в архивах Дерби материалы досудебного разбирательства по делу смерти пятерых летчиков и даже получить по факсу их копии. Естественно, что в документах было указано, что Клемент Вах, Дик Эббот и другие умерли внезапной смертью. Дознаватель Королевских ВВС предоставил в то время технические доказательства того, что «Ланкастер» далеко отклонился от проложенного курса и при низкой облачности летел над возвышенностью, что и оказалось для него фатальным. Правда, прозвучало предположение, что свою роль сыграл и человеческий фактор. То ли штурман сообщил пилоту неправильный курс, то ли пилот проигнорировал сообщение штурмана. Наверняка этого никто не знал, кроме тех, кто находился непосредственно в самолете. Но штурман погиб при аварии, а пилот исчез.
В результате собственного расследования Королевские ВВС возложили всю ответственность за аварию на пилота, что было вполне естественно. Пилот всегда виноват, независимо от его должности и звания. И никому и в голову не пришло спросить выжившего бортинженера о том, что произошло на борту самолета в последние мгновения. А ведь у него была отличная позиция, с которой он мог видеть, была ли это ошибка в вычислении курса или неспособность пилота действовать в критической ситуации. Хотя в этом случае не надо было забывать о том, что бортинженером был Зигмунд Лукаш, а штурманом – его кузен Клемент.
Сотрудник архива переслал Бену еще и копию отчета Комиссии по расследованию воздушных происшествий министерства Авиации[151]. Под отчетом стояла аббревиатура ОК (Отдел катастроф), написанная черными чернилами. В отчете детально описывались обломки самолета после аварии и сообщалось, что расследование не выявило никаких технических неисправностей. Отчет также затрагивал погодные условия, послужной список пилота и историю самого самолета. Все эти документы были для детектива совершенно бесполезными. Они ничего не рассказали ему о живых людях, находившихся на борту.
И тем не менее кто-то знал историю сержанта Дика Эббота. Элисон Моррисси как-то упомянула, что ей удалось выяснить: у одного из членов экипажа – так же, как и у пилота – был новорожденный ребенок. И был это не кто иной, как Дик Эббот. Но откуда Моррисси получила эту информацию?
Купер позвонил по уже знакомому телефонному номеру в Идендейле.
– Сержант Дик Эббот, хвостовой стрелок, – повторил Фрэнк Бэйн. – Он был из Глазго и до призыва работал на сталелитейном заводе.
– Он был женат и у него был ребенок? – уточнил констебль.
– Совершенно верно. Только два члена экипажа «Милого Дядюшки Виктора» имели детей – Эббот и Мактиг. Эббот сам был еще почти ребенком – всего восемнадцать лет. Не знаю, может быть, его пузом загнали в угол…
– А вам не удалось разыскать его семью?
– Эббота? Я обращался в историческое общество эскадрильи. Они попытались связаться с его женой, но оказалось, что она вышла замуж повторно и иммигрировала. Дальше этого я не пошел.
– Понятно. Вы, наверное, знаете о людях, которые собирают обломки с места авиационных катастроф. Я слышал, что их еще называют стервятниками…
– Конечно. Я многое о них знаю. Многие люди считают, что это надругательство над святынями, так как эти обломки – это мемориалы людям, которые погибли в тех катастрофах.
– Наверное, родственникам это сильно не нравится.
– Естественно.
– Например, Элисон Моррисси.
– Элисон? В этом я не уверен, – сказал Бэйн.
– Что вы имеете в виду?
– У меня такое впечатление, что она постоянно что-то скрывает, – вздохнул журналист. – Вы меня понимаете? Она мне все рассказала. И о своей матери, и о дедушке, Дэнни Мактиге. У меня есть полная картина. Но иногда мне кажется, что она рассказывает мне гораздо больше, чем я должен знать… Такое впечатление, что она делает это для того, чтобы я не задавал ей лишних вопросов. Она вообще не любит отвечать на вопросы, хотя, видит бог, сама очень любит их задавать.
– Она вам платит? – поинтересовался Купер.
Он почувствовал, что Фрэнк заколебался, прежде чем ответить.
– Она оплачивает мои расходы, – признался наконец журналист. – А почему вы спрашиваете?
– Мне кажется, что вы очень много для нее делаете, и в то же время говорите, что совсем ее не знаете и не доверяете ей. Кстати, то, что вы привезли ее сегодня утром к Айронтонгу, было довольно глупо. Из-за этого у меня возникли проблемы.
– Мне очень жаль, но она может быть очень убедительной, когда ей что-то надо.
– Знаю. Я это тоже заметил.
Диана Фрай вошла в помещение в тот момент, когда Бен разговаривал с Бэйном. Купер не был уверен, что она услышала, как он упоминает имя Элисон Моррисси, но то, как сержант стала играть со своим шарфом, растягивая и перекручивая его в руках, подсказало ему, что она слышала все.
Фрай подошла к его столу и взяла в руки пачку факсов. Она держала их на весу и ждала, когда он закончит говорить.
– И что же это за факсы? – поинтересовалась она. – Есть что-нибудь интересное?
– Да нет, ничего важного, – отозвался ее коллега, но, прежде чем он забрал у нее бумаги, Диана начала читать верхний лист.
– А кто этот Кеннет Риз? – спросила она. – Я должна знать это имя?
– Нет.
– Не слишком привлекательная внешность, правда? Да и живет он, кажется, в Канаде…
– Он – отчим Элисон Моррисси, – заскрипел зубами Купер.
– Бен, ты хочешь сказать, что подробности о ее семье тебе присылают на рабочий факс?
– Это связано с пилотом Дэнни Мактигом.
– Ах вот даже как! И ты в этом уверен?
– Мне пришло в голову, что он мог вернуться в Канаду и сменить фамилию.
– Но ты в этом даже не уверен?