Вкус крови Бут Стивен
– Сменить личность не так уж сложно. И дезертиры часто это делали.
– И, как я понимаю, ты считаешь, что этот Риз в действительности – не кто иной, как Мактиг с новыми документами, вторично женившийся на своей собственной жене, после того как закончился приличествующий моменту траур по нему самому?.. Откуда, ради всего святого, у тебя такие идеи, Бен?
– В любом случае он совершенно не похож на Мактига, – ответил Купер. – И вообще Кеннет Риз – строительный инженер из Ньюкасла. Он рыжий, и в нем роста пять футов и восемь дюймов. Видишь, я все проверил.
– Я все поняла. Ты прочитал об этом в романе. Я тоже однажды читала роман.
– А я думал, что ты не любительница романов, Диана.
– Я тогда болела. Но это не помогло мне вылечиться.
– Понятно. Все выглядит так, что Мактиг так и не вернулся к своей жене и ребенку. И меня это беспокоит, потому что он все уши прожужжал экипажу о своей семье в Канаде и о том, что не может дождаться, когда их увидит. Так что из семьи он не дезертировал бы ни при каких условиях. Он бы обязательно как-то с ними связался и дал им знать, что, по крайней мере, жив.
Фрай вернула факсы на стол. Купер был удивлен, что она все еще его слушает. Первый раз за все время Диана позволила ему говорить о Мактиге дольше, чем тридцать секунд.
– И что следует из всего этого? – спросила она.
– Теперь я уверен, что он так и не добрался до Канады. Может быть, во время катастрофы у него случился приступ амнезии и он забыл, кто он такой? А вдруг он осел в Англии с новыми документами?
– Бен, мне кажется, что в то время официальные органы много сил тратили на то, чтобы знать о людях как можно больше. Тогда царила сущая паранойя по поводу высадки немецких шпионов и все такое…
– В самом конце войны? Не уверен. Надо спросить кого-то, кто жил в то время. Ведь Гитлер был уже побежден. В войне наступил перелом. Королевские ВВС и американские «Летающие крепости» утюжили немецкие города, а не наоборот. Самое страшное, что фашисты могли сделать с этой страной, так это выпустить по ней несколько ракет «Фау-2»[152] и надеяться, что они долетят до Шеффилда. А здесь, в Скалистом Краю… думаю, что здесь хватало людей, которые не задавали слишком много вопросов. Давай смотреть правде в глаза – их здесь и сегодня достаточно. Во время войны катастрофически не хватало мужчин, работников на фермах. Множество фермеров зависели от немецких и итальянских военнопленных в качестве рабочей силы. Так что вполне возможно, что летчик с канадским акцентом мог быть принят на работу на ферме вообще без всяких вопросов. Времена тогда были странные.
Констебль увидел, что Фрай стала терять терпение.
– Все это досужие домыслы, – сказала она. – И правду мы все равно не узнаем, если только где-то не всплывет сам Мактиг.
– Думаю, ты права.
– Вот видишь, Бен? Чтение романа мне никак не помогло, я только разболелась еще больше.
Диана продолжала крутить свой шарф, пока Купер рассказывал ей о посещении места катастрофы. Он не сильно вдавался в детали, но знал, что рассказать о встрече с Моррисси ему придется – иначе она все равно услышит об этом от Кодвелл. Но больше всего Фрай заинтересовали цветок мака и крест.
– А почему ты думаешь, что крест принесла именно Мари Теннент? – спросила она.
– Седьмого января была годовщина катастрофы. Мы уже обращались ко всем, кто в тот день мог быть на торфянике и мог видеть Мари Теннент. Но даже местный лесник из-за погоды постарался держаться подальше от Айронтонга. Для того чтобы забраться на вершину, была нужна очень серьезная причина. Но кто-то это все-таки сделал и оставил там крест. А еще один человек умер, возвращаясь оттуда, – Мари Теннент. Предлагаю считать, что это был один и тот же человек.
– О’кей. И сделала она это в память о том летчике…
– О сержанте Дике Эбботе, хвостовом стрелке. Помимо Мактига, он был единственным членом команды, у которого были дети. Кроме того, он шотландец. Надо еще раз поговорить с матерью Мари Теннент и узнать, не родственники ли они. Мне кажется, что Мари, так же как и Элисон Моррисси, – внучка одного из членов экипажа. Правда, в отличие от Моррисси, она точно знала, что произошло с Диком Эбботом.
Купер ждал, что Фрай снова начнет над ним издеваться и скажет, что это вопрос выбора приоритетов и что у них нет возможности тратить ресурсы на расследование возможных самоубийств или смертей по неосторожности. Но она ничего такого не сказала. Бен знал, что в этом вопросе главным для них обоих был пропавший ребенок.
Обычно, если мать отказывается от ребенка, она оставляет его в таком месте, где его легко найти, хотя при этом прилагает все усилия для того, чтобы ее саму не обнаружили. А вот Мари Теннент решила спрятать своего ребенка так, чтобы его никто не смог найти. И останки более раннего младенца говорили в пользу этого факта. Хотя тест ДНК все еще не был закончен, все ситуационные доказательства говорили о том, что кости принадлежат первому ребенку Теннент. Малышка Хлоя, наверное, тоже уже давно была мертва – скорее всего, от отсутствия ухода, потому что ее родила женщина, которая совершенно не знала, что с ней делать.
– Надеюсь, Бен, ты хорошо понимаешь некоторые вещи, – сказала Диана.
– Например?
– Например, то, что тебе трудно будет оправдать все то время, которое ты тратишь на дела Элисон Моррисси, – ответила девушка, вставая с кресла. – Подумай лучше о сержанте Истоне. Или о Мари Теннент и ее дочке, вместо того чтобы думать об этой канадке. Подумай о тех людях, которым ты действительно нужен.
Купер покраснел. Почему Диана Фрай всегда оказывается права? И почему она всегда говорит с ним в такой манере, что он просто не может признать ее правоту?
– Все, что я делаю, чтобы помочь Элисон Моррисси, я делаю в свое свободное время, – сказал он.
– Да неужели? А что тогда лежит на твоем столе? – Фрай хлопнула ладонью по факсам. – Я начинаю серьезно сомневаться, Бен, что могу тебе доверять, когда ты работаешь один. И если б у нас не было так мало людей, я бы попыталась заменить тебя человеком, которому могу доверять.
Констебль встал и принялся застегивать пальто. Пальцы у него дрожали, и он все время путался с пуговицами. Но он знал, что ему необходимо выйти из офиса, потому что он не хотел ввязываться в спор.
Наблюдая за ним, Диана слегка понизила голос:
– Бен, я говорю это тебе для твоей же собственной пользы. Забудь про Элисон Моррисси. Скажи ей, чтобы она отвязалась от тебя. Если ты опять с ней встретишься, это не принесет тебе никакой пользы.
– А вот это тебя не касается, – ответил Купер.
Бен подошел к своей машине и запустил двигатель. Он чувствовал, что его мысли движутся по замкнутому кругу и что ему необходимо успокоиться, прежде чем он поедет. Иначе он слишком сильно нажмет на газ и нарушит скоростной режим на окружной дороге. Полицейский взял в руки одну из книг об авиационных катастрофах над Скалистым Краем. Именно в этой книге была фотография людей в летных комбинезонах, которую он помнил так хорошо, как будто видел их живьем.
Бен сам вполне мог бы быть там: стоять с группой улыбающихся летчиков и благодарить так же, как и они, Бога за лучи солнца на их усталых лицах и за знакомый запах авиационного топлива и резины, которым тянет от стоящих вдоль кромки взлетной полосы самолетов.
Купер почти чувствовал ветер, который дул над открытым всем ветрам взлетным полем в Йоркшире. Он знал, что в тот момент был ветер, потому что его дуновения растрепали темную челку Дика Эббота, и Бену захотелось пригладить ее, потому что из-за нее лицо сержанта выглядело намного моложе и беззащитней.
Хотя эта реакция была, скорее всего, связана с тем, что Куперу было хорошо известно, что произойдет с сержантом Эбботом спустя несколько недель после того, как была сделана эта фотография. Он больше не мог смотреть на фото команды «Ланкастера», не видя одновременно другого призрачного изображения, наложенного на него: изображения изломанных костей, оторванных конечностей и обуглившихся тел, зажатых между кусками перекрученного металла. Перед ним были призраки мертвецов, наложенные на фотографию его ретроспективным знанием.
Диана Фрай следила за уходящим Беном и видела упрямый контур его плеч, когда он застегивал пуговицы на пальто и натягивал шапку, прежде чем выйти из комнаты. Может быть, она зря теряет время, пытаясь его образумить? Он сейчас не в том состоянии, чтобы его можно было в чем-то убедить. Но она верила в то, что сказала ему. Это было сказано для его же собственной пользы.
И тем не менее сержант жалела, что не может прямо сказать Бену, что Элисон Моррисси просто использует его и что потом ему будет очень больно. Такого он от нее никогда не стерпит.
Да и эти слова застряли бы у нее в горле. Диана представила себе недоверчивое смущение коллеги и его первый издевательский смешок, когда он поймет, что она действительно к нему неравнодушна.
Фрай посмотрела на папку с делом Мари Теннент, которая лежала на краю стола Купера. Полиция все еще ждала результатов вскрытия… Девушка решила немедленно позвонить миссис ван Дун. Если никого не подгонять, то результатов можно ждать неделями.
– Только что закончила, – сказала патологоанатом. – У вас потрясающая интуиция.
– И каковы же предварительные результаты? – спросила сержант.
– Смерть вызвана понижением температуры тела из-за длительного нахождения на морозе. Уверена, что для вас это не новость.
– А сопровождающие факторы? Ранения?
– Обморожение конечностей – ног, рук и части лицевых покровов. И кое-что, что вам может не понравиться…
– Продолжайте, я выдержу.
– Синяки и множество мелких повреждений на теле.
– Где именно?
– Грудь и область живота, включая два сломанных ребра и повреждение печени. Синяки на плечах и предплечьях. И сильный ушиб на голове в районе левого уха.
– Такие травмы можно получить при падении? Как у Снеговика?
– А, это же ваш второй труп! Боюсь, что нет. Они другие. На мой взгляд, царапины и кровоподтеки на руках она получила, когда от кого-то защищалась. Удар по голове был очень сильным, так же как и удары по корпусу – отсюда и сломанные ребра. И мне кажется, что все эти раны должны были здорово болеть.
– То есть она была не в том состоянии, чтобы прогуляться до Айронтонга в снегопад?
– Для нее это было совсем лишним, – согласилась патологоанатом. – Она уже была сильно ослаблена. А вот если говорить об общем состоянии ее здоровья, то вам придется дождаться результатов анализов. Могу лишь сказать, что она была довольно упитанной, хотя несколько часов перед смертью ничего не ела. Никаких свидетельств серьезного заболевания. Разрешение от бремени за несколько недель до смерти. Вполне возможно, что не первое. Вижу, что это вас тоже не удивляет, а?
– Не очень.
– Я читала газеты. Вы все еще ищете малышку?
– Да.
– Какая трагедия… Кажется, еще одна ошибка медиков. Все эти ошибки проходят потом передо мной.
– Пока мы не пришли ни к какому заключению, – осторожно произнесла Фрай.
– Да, простите. Сегодня был тяжелый день. И очень тяжелая неделя…
– И вы это мне говорите?
– Хотите еще что-то узнать?
– Время. Когда были нанесены все эти повреждения? За сколько времени до ее смерти?
– Поняла. Судя по состоянию, в котором находятся кровоподтеки, ранения были нанесены по крайней мере за тридцать шесть часов до смерти – обычно этого времени достаточно, чтобы повреждения стали очень болезненными. Должна сказать, что есть и следы свежего внутреннего кровотечения, но я бы связала это со слишком сильным давлением на поврежденную печень и сломанные ребра. Ей должно было быть очень больно.
– Возможно, она присела в снег, чтобы передохнуть, – предположила Диана. – А может быть, даже потеряла сознание от боли.
– Возможно, – согласилась Джулиана ван Дун и немного помолчала. – Естественно, я постаралась установить и время смерти. Знаете ли, это была не быстрая смерть. Скажу больше: умирала она долго.
Фрай не очень хотелось задумываться над этими словами. У нее был еще один вопрос к эксперту.
– Могла она сама нанести себе эти повреждения?
– Нет. Ни под каким видом.
После этого Диана позвонила миссис Теннент, которая уже успела вернуться в Фалкирк. Ее вопрос удивил женщину.
– Ну конечно, – ответила она. – Дик Эббот был отцом моего первого мужа. Поэтому, когда Мари была моложе, мы ежегодно приезжали в Дербишир и оставляли маки на месте катастрофы. Но потом, после того как мы с мужем развелись, это прекратилось. Я даже подумать не могла, что Мари решит, что должна продолжать эту традицию. Никак не могла.
Фрай повесила трубку. Она хотела немедленно сообщить новости Куперу, но не знала, где его носит. Скорее всего, он опять встречается с этой Элисон Моррисси, просто из-за своей непроходимой дурости. Тогда ему придется подождать. Она ни в коем случае не будет мешать его светской жизни. Все равно он думает сейчас только о себе.
30
В этот день церковь Евангелистов была открыта. Бен увидел сквозь боковое окно членов конгрегации, сидевших на деревянных стульях и стоявших на полу, отделанном каменными плитками. До него доносились звуки электрооргана и слова исполняемого гимна.
Во время своего первого визита к Уолтеру Роланду Купер не смог определить, что за церковь стояла на углу Наррингтон-стрит. Теперь же он увидел, что это церковь Девы Марии Ченстоховской, которую посещала семья Лукаш и другие члены польского землячества. Ее легко можно было узнать по изображению самой Девы Марии над дверью. Рядом с ней стояла небольшая школа, та самая, субботняя, в которой Ричард и Алиса Лукаш готовились к своим экзаменам по польскому языку. Чуть дальше по улице находился Дом комбатантов и клуб ПАВВ, организации бывших польских солдат.
Констебль постучал в дверь Роланда, которая оказалась незапертой. Он приоткрыл ее на несколько дюймов.
– Мистер Роланд?
Ему ответил усталый голос. Голос человека, который погружен в сильнейшую боль и с трудом держит голову на поверхности безысходности:
– Да. Здесь я.
Уолтер сидел в передней комнате своего дома, и у него, по крайней мере, было тепло. Этот старик давно умер бы, если б жил в «Заросшей лощине».
Он замер в очень любопытной позе. Руки лежали перед ним на столе ладонями вверх, как будто он ждал, что с неба вот-вот посыплются монеты, которые ему обязательно надо поймать. Куперу старик напомнил йога, сидящего в позе лотоса и держащего руки на коленях. Чего обычно ждет йог, когда он вот так медитирует? Наступления внутренней гармонии с окружающим миром? Но Роланд совершенно точно этого не ждал. Руки его совсем не были расслаблены – пальцы были согнуты над ладонями наподобие когтей, и они были настолько худыми и высохшими, что суставы торчали из них вроде костяных гребней. Эти руки совершенно ясно говорили о смиренно принимаемых боли и страданиях, так что Бен сменил образ медитирующего йога на религиозный – этим рукам не хватало только гвоздей, припечатывающих их к дереву.
Уолтер заметил, куда смотрит его гость.
– Сегодня не очень хороший день, – произнес старик извиняющимся тоном. Он был бледен, и глаза его глубоко провалились в глазницы. – Если хотите чаю, то вам придется поставить его самому.
– А у вас есть какой-нибудь помощник? – спросил Купер, проходя на кухню.
– О чем вы?
– Ну, если вы заболеете и не сможете обслуживать себя сами, должен же кто-нибудь помогать вам по дому, правильно?
Роланд промолчал. Полицейский включил электрический чайник и нашел две кружки с изображениями здания Парламента. Он заметил, что в задней двери была дыра шириной около двух дюймов, из которой торчали сломанные куски дерева. Интересно, подумал Бен, этот старик что, упал, когда хотел что-то сделать на кухне?
Выглянув в комнату, Купер увидел, что хозяин дома продолжает смотреть на свои руки. Пальцы на них были такими же коричневыми и сучковатыми, как сосновый стол, на котором они лежали.
– А вы не пробовали обратиться в службу социальной опеки? Или поговорить с вашим врачом? – поинтересовался детектив.
Уолтер только покачал головой.
– Они бы вам кого-то прислали. Я уверен, что в вашем возрасте вам положена приходящая помощь. А иначе как вы сможете приготовить себе еду, например?
Роланд только улыбнулся.
– Чай вы найдете в верхнем ящике буфета, – сказал он.
Пока Купер искал чай, он осмотрел все буфеты на кухне, стараясь открывать двери как можно тише, и обнаружил массу всевозможных жестяных банок: с мясным пудингом и сосисками, молодым картофелем и гороховым пюре, грушами и ананасами, нарезанными кусочками… «Интересно, а как Роланду удается справляться с открывалкой для консервов?» – пришло ему в голову. В углу стоял небольшой холодильник, и полицейский слышал, как журчит хладагент в трубках на его задней стенке. В нем Бен нашел молоко и проверил его срок годности. Он никак не мог забыть кислый вкус чая в доме Джорджа Малкина, который преследовал его несколько дней. С молоком Роланда все было в порядке. Значит ли это, что кто-то время от времени покупает ему продукты? Уже что-то. Купер все думал, как задать Уолтеру интересующий его вопрос и согласится ли тот на него ответить.
Он принес две кружки чая в комнату и спросил:
– А что у вас здесь за соседи? Они могут сходить для вас в магазин?
Роланд вновь ничего не ответил – он просто смотрел на кружку с чаем на столе. Для его гостя это было равнозначно совету не совать нос не в свое дело.
– Вы обо мне не беспокойтесь, – произнес старик. – Жизнь у меня течет по расписанию. Вон там телевизор. Когда секс и насилие на экране заканчиваются, я знаю, что пора ложиться спать.
Бен сел за стол напротив хозяина. Телевизор что-то бормотал в своем углу, но Купер даже не попросил Роланда его выключить.
– Прошлый раз мы говорили с вами о катастрофе с «Ланкастером», – начал он. – Помните?
– Конечно, помню. «Милый Дядюшка Виктор». В этом городе мало что происходит, о чем бы я не помнил.
– В тот раз вы сказали, что лейтенант Мактиг сильно отличался от других летчиков, которые впадали в шок после аварии.
– Ну да, сказал.
– А чем же он так отличался?
Какое-то время Роланд просто медленно дышал. Детектив чувствовал, что сегодня старик больше расположен к нему.
– Я его унюхал, – произнес наконец Уолтер.
– Вы его… что?!
– Когда мы поняли, что не хватает еще одного члена экипажа, мы стали обыскивать обломки. Старались от души. Они загорелись, и сержант крикнул нам, чтобы мы держались от них подальше. Но мы ведь не могли оставить человека в горящем самолете, правда? Я решил проверить кокпит. Он отвалился от фюзеляжа, поэтому огонь не мог до него добраться. Ну, я и засунул в него голову, а там… воняло виски. Да так, что я сам чуть не опьянел.
– Вы хотите сказать, что лейтенант Мактиг был пьян?
– Судя по запаху – в лоскуты. Другие могли принять это за шок, как вы говорите. Но я никогда не сомневался, что когда он летел над Айронтонг-хиллом, то был абсолютно пьян.
– Если так, то команда обязательно знала бы об этом.
– Не сомневаюсь. Но ведь из всей команды выжил только Зигмунд Лукаш, нет? А он никогда ничего не говорил.
– По крайней мере, официально…
– Вот именно.
– А вы встречаетесь с кем-нибудь из польского землячества здесь, в Идендейле?
– Землячества? – Это слово показалось Роланду странным.
– У них своя церковь выше по вашей улице, – пояснил Купер. – И клуб ветеранов, в котором членствует Зигмунд Лукаш. У них даже школа есть.
– Ничего себе! – сказал слегка удивленный старик. – Честно сказать, я об этом никогда не задумывался. Они ведь живут сами по себе, правильно? Но меня это не удивляет. Я уже говорил, что у поляков была своя вера и они от нее не отступали.
Роланд пристально смотрел на Бена, пока тот не заерзал на стуле.
– И я не могу винить их за это, – продолжил старик. – Если бы мне по каким-то причинам пришлось бы жить в Польше, я ведь не превратился бы в поляка, правильно? Думаю, что я бы так и остался пареньком из Дербишира до конца своих дней.
На мгновение Уолтер прикрыл глаза. Из телевизора продолжали доноситься какие-то звуки. Голос диктора сменился – теперь это была женщина, которая говорила с шотландским акцентом. Ее слова звучали успокаивающе и обнадеживающе.
– Может быть, я и ошибаюсь насчет Мактига, – заметил Роланд. – Но я могу помнить только то, что сам видел и слышал.
– Но вы же сами не видели лейтенанта Мактига, правильно? Вы же его не слышали и не обнюхивали, не так ли?
– К тому времени, как мы появились, он уже успел сделать ноги.
– Вот и я о том же.
– Я всегда думал, что они возьмут его, когда он будет где-нибудь отсыпаться, – пояснил Уолтер. – В какой-то момент мне самому захотелось разыскать его и выколотить из него всю душу. Только я не думаю, что кто-то еще заметил этот запах. Огонь добрался до кокпита, и на этом все закончилось. Никто даже слова не сказал.
– Мистер Роланд, а почему вы сами не заговорили тогда об этом?
– А почему вы так считаете?
– Потому что этого нет в материалах досудебного расследования. И в отчете об аварии этого тоже нет.
– А вы всегда верите тому, что написано в отчетах, так?
– Ну-у-у…
– По всему видно, что да. Хотя, наверное, сами их пишете и должны бы знать правила. Что-то вы в них вставляете, а что-то из них выбрасываете… Или вы так не поступаете?
– Наверное, вы правы.
– Я все рассказал офицерам, но они решили этого не вставлять. А я был еще совсем зеленым новобранцем из ВВС и делал то, что мне приказывали. В те времена мы не задавали вопросов.
– А вот у меня есть к вам еще один вопрос, – прервал его Купер. – Насчет денег.
– А, – произнес Роланд. – Деньги!
– В отчетах об аварии никакие деньги не упоминаются.
– И не могут.
– Насколько я понимаю, «Ланкастер» выполнял рутинный полет с базы Королевских ВВС в Лиденхолле на базу Бенсон в Ланкашире. Самолет был только что отремонтирован с заменой одного из крыльев, и экипаж проверял функционирование его систем, прежде чем вернуться к участию в боевых действиях.
– Правильно, – согласился Уолтер. – Полет должен был быть абсолютно рутинным, но их попросили захватить зарплату служащих на базе Бенсон и еще на трех базах в Ланкашире. Так было безопаснее, чем посылать летчиков, вооруженных ручками от мотыг, собирать деньги по местным банкам. Некоторые из этих баз располагались в местах, где о банках и слыхом не слыхивали.
– Понятно. Но деньги так и не появились. Потому что по дороге «Ланкастер» врезался в Айронтонг-хилл…
– И какой-то гад исчез со всей наличностью, – закончил Роланд, и на мгновение в его глазах мелькнула искра. – Смешно, честное слово. ВВС просто сходили с ума от этого, но не решались заявить об этом публично. Не хотели, чтобы толпы бродили по холмам в поисках денег. Хотя, с другой стороны, в те времена это была их вторая натура – засекречивать все что можно и что нельзя. Мы тоже ничего не говорили, хотя некоторые из нас пытались найти деньги самостоятельно, когда за нами никто не следил. Так мне кажется. Некоторые из нас сильно надеялись наткнуться на банкноты, которые ветер носит по пустоши.
– Но деньги так и не нашли?
– Никогда. На место аварии приезжала пара офицеров. Они здорово злились, но спасательную команду всегда больше интересовали люди. Некоторые из нас провели там много часов подряд, превращаясь в глыбы льда и стараясь сложить раненых по кусочкам и вынести их с горы. Так что у нас не было настроения выслушивать разглагольствования господ из Королевских ВВС с их выпендрежным акцентом и усиками как у Кларка Гейбла[153]. И мы высказались по полной программе. Некоторые говорят, что были слышны даже удары, но никаких обвинений не было, ни со стороны военных, ни со стороны гражданских.
– И чем же все закончилось?
– Под подозрение попали двое бойцов отряда местной самообороны.
– Что? Этой инвалидной команды?
– Им поручили ночью охранять место аварии. И, по теории, они были единственными людьми, кто мог слямзить эти деньги.
– А в отчете об аварии ничего этого нет.
– Конечно, нет. Это не имело никакого отношения к аварии. Вы что, думаете, ВВС мгновенно стали кричать на всех углах, что в самолете было полно денег?
– А кто были эти люди из самообороны?
– Я могу назвать их имена, но не забывайте, что в армию их не взяли из-за возраста. Так что они давно умерли. Полиции надо бы было искать того, кто внезапно разбогател как раз в то время. Для какого-то нищего фермера найти такие деньги было все равно что найти копи царя Соломона[154]. Их нельзя было истратить так, чтобы этого никто не заметил. Только не во время войны. Вспомните о всяких карточках и нормировании… Но вину все равно свалили на двух ребят из самообороны. Звали их Уокер и Сайкс. Их бесконечно допрашивали, но так и не предъявили обвинение. Без денег ничего невозможно было доказать.
– А вы знали этих людей?
– Ну конечно, – сказал Роланд. – Уокер и Сайкс работали в Восточном Идендейле. Один из них был смотрителем водохранилища Блэкбрук. А его приятель, насколько я помню, зарабатывал себе на жизнь, работая кухонным мужиком в гостинице на Змеином перевале. Он, знаете ли, не очень походил на англичанина. Слишком темная кожа. Один из тех, кто во время войны постоянно попадал под подозрение. Если перед войной вы как-то отличались от других, то во время войны вам была одна дорога – в нацистские шпионы. Именно так: или ты один из нас, или ты враг. Он из-за этого и в самооборону вступил, как мне кажется, чтобы показать всем, на чьей он стороне.
– И когда деньги пропали…
– Он был самым очевидным кандидатом в преступники. Когда выяснилось, что он стоял в ту ночь в оцеплении, все были уверены, что деньги взял именно он. И никто не задумывался, как ему это удалось, – все просто знали, что это был он.
– Но мистер Роланд, – нахмурился Купер, – если деньги взяли не бойцы из самообороны, тогда кто же это сделал?
– Я ответов на эти вопросы не знаю, – ответил старик. – Почему вы меня спрашиваете?
Полицейский понял, что ему пора остановиться, но он был уверен, что Уолтер знает что-то еще. Ощущение было такое, что к нему в руки вот-вот попадет факт, который станет ключом ко всему.
– Кто-то из местных? Можете сказать кто? – продолжил расспросы констебль.
– Ни малейшего представления, – ответил его собеседник. – И меня это мало волнует.
В тоне старика появился фатализм, которого раньше в нем не было. И хотя он честно пытался ответить на вопросы, было видно, что не это волнует его в данный момент. Он был всего в шаге от полного отчаяния. Купер чувствовал, что что-то произошло и это занимало мысли Уолтера даже больше, чем постоянная боль в суставах.
– Секундочку, – сказал детектив. – Сидите на месте и не двигайтесь.
Он вышел в кухню и посмотрел на заднюю дверь. Замка в ней не было вообще – только круглая дырка, в которую должен был входить его цилиндр. Вокруг виднелось ободранное дерево, и следы были совсем свежими. Когда Купер открыл дверь, то оказался в небольшом помещении, пристроенном к капитальной стене дома. В нем стоял верстак, окруженный валявшейся на полу деревянной стружкой. Никаких инструментов не было – все полки над верстаком были пусты. На самом верстаке были следы в тех местах, где мог крепиться токарный станок, но самого станка тоже не было видно. Наружная дверь была взломана, и из нее под опасными углами торчали деревянные щепки.
– Вас ограбили, – сказал полицейский. – И очистили вашу мастерскую.
– Да, – произнес хозяин дома.
– А вы заявили об этом в полицию?
– В полицию? Не вижу смысла.
– Почему?
– Потому что вы, ребята, не станете ничего делать. В городе есть другие люди, которые беспокоятся о таких вещах. И вот им я все рассказал.
– О ком вы говорите, мистер Роланд? – уставился на старика Купер.
– О местных ребятах, которые не любят грабителей и торговцев наркотиками. О тех, кто готов с этим что-то сделать.
– Вы говорите о тех, кто берет закон в свои руки?
Уолтер молчал, стараясь не смотреть Бену в глаза, и тот понял, что ничего больше не сможет вытрясти из этого старика. И он тут же вспомнил о двух юнцах, которые сейчас находились в больнице, и о записи с камеры наружного наблюдения, на которой был виден Эдди Кемп.
– Я попрошу кого-нибудь прийти, записать ваши официальные показания и снять отпечатки пальцев, – сказал детектив. – Если вы сможете сделать список украденного, наши люди займутся поиском вашей собственности.
Роланд склонил голову. Казалось, что это его совершенно не интересует. Он не отрываясь смотрел на кружку чая, на свои изуродованные руки, которые все еще лежали перед ним на столе, и на поднимающуюся от кружки и тут же исчезающую струйку пара. Ошарашенный Купер понял, что старик не может поднять кружку. Он вспомнил, что Уолтер, предложив ему приготовить себе чай, не просил сделать его для себя…
Бен покраснел от смущения, не зная, что ему делать. Он не мог помочь Роланду, не мог поднести кружку к его губам и дать ему выпить чай. Старик никогда не примет такой помощи от незнакомого человека. А может быть, и вообще ни от кого. Единственным вариантом было оставить Роланда в покое и освободить его от унижения сидеть перед кружкой и наблюдать, как остывает чай, при этом притворяясь, что ему не хочется пить.
Купер беспомощно посмотрел на тюлевые занавески в доме через дорогу. Если после ухода он попытается зайти к соседям Роланда, тот его увидит. С другой стороны дома находилась Евангелистская церковь, пение в которой уже прекратилось. Полицейский подсознательно зафиксировал звуки заводившихся двигателей и хлопанье автомобильных дверей. Ему даже показалось, что он слышал скрип ключа, поворачиваемого в замке высокой дубовой двери перед тем, как здание погрузилось в полную тишину. Бен не знал, где искать помощь. Ничему подобному его никогда не учили…
Естественно, что там, где речь идет о крупных суммах денег, случиться может все что угодно. Люди могут проявить себя с самой худшей стороны, будь то военное время или мирное. Сидя в своей машине в Андербэнке, Купер размышлял о тех личностях, с которыми встречался в последние дни. Разбогател ли кто-то из них совершенно неожиданно в прошлом? Уолтер Роланд или Джордж Малкин? Маловероятно. А если деньги взял сам Дэнни Мактиг, то выяснить это нет никакой возможности. Тогда оставался последний живой человек из тех, кто был на месте аварии в то время.
Бен взглянул на часы. Он вполне может успеть. Супруги Лукаш должны как раз сейчас делать свои заявления на Уэст-стрит.
Диана Фрай наблюдала за Грейс Лукаш, которая вытирала ладони о подлокотники своего кресла. На них остались заметные пятна пота. Оказавшись в одиночестве, женщина занервничала.
– Миссис Лукаш, – обратилась к ней Фрай, – а откуда ваш сын Эндрю взял портсигар, который так расстроил вашего свекра?
– Не знаю. Эндрю нам об этом не рассказывал, – ответила Грейс. – Он вообще хранил это в тайне. Знаете, я сейчас даже не уверена, что ему вообще было надо. Думаю, что он приехал, чтобы помириться с нами, но что-то пошло не так, и я не знаю, из-за чего он поссорился с Зигмундом. После того как сын переехал в Лондон, он стал для нас практически чужим человеком.
– А вы знали, кем был Ник Истон, тот человек, который приходил к вам домой в понедельник?
– Не совсем, – ответила миссис Лукаш.
– Не совсем? А что это значит?
– Это значит, что я подозревала, кто он. Мне никто ничего не говорит, но в том, что касается моей семьи, я сама способна сложить два и два. Вот я и решила, что он или полицейский, или кто-нибудь похуже.
– Похуже? – Фрай взглянула на Марфина и слегка улыбнулась. – А разве может быть кто-то «похуже»?
– Конечно, – ответила Грейс. – Я думаю, что есть люди, которые хотели бы причинить Эндрю зло.
– Почему?
– Я уже давно беспокоюсь об Эндрю. Вы знаете, что мы не видели его почти пять лет, после того как он уехал в Лондон?
– Как я понимаю, у вас были разногласия насчет его свадьбы.
– Да, но не только это. Он всегда старался скрыть подробности своей жизни и работы. Может быть, никто другой этого и не заметил бы. Например, Питер. Но я мать Эндрю – и логика мне не нужна. Я стала понимать, что он ввязался во что-то опасное. Питер сказал мне, что я говорю глупости. – Грейс играла со спицами своего колеса, наблюдая за тем, как Фрай записывает ее слова. – А потом Эндрю объявился в Идендейле через несколько дней после Нового года и опять старался скрыть причины своего приезда. Сказал только, что у него дела в нашем районе, и я ему поверила. Но беспокойство о том, что это могут быть за дела, меня так и не оставляло.
– Как вы думаете, они были как-то связаны с портсигаром? – уточнила Фрай.
– Думаю, да. Именно по этому поводу он спорил с Зигмундом в то воскресенье. Я была рада, что Питера нет дома. Эндрю говорил что-то о лояльности, и именно тогда Зигмунд действительно разозлился. Мне даже показалось, что у него будет сердечный приступ. Он кричал по-польски, а после этого Эндрю исчез.
– А вы знаете, что так разозлило вашего свекра?
– Вы должны понимать, что было время облаток, – кивнула миссис Лукаш. – Время прощения и примирения. Это очень важно для Зигмунда. Мы все знаем, что это последние облатки в его жизни и что ему надо привести все дела в порядок.
– Понятно.
– Мне кажется, что не совсем, – возразила Грейс, вытирая ладони салфеткой и скатывая ее в плотный шарик. – Мне кажется, что Зигмунд понял, что он не может простить, несмотря на облатки. Думаю, что он понял, что в его сердце нет прощения для Эндрю, и это-то его и разозлило. Я все боялась, что Эндрю что-то натворит, после того как он ушел. Он же в беде, правда? Я знаю, что он связался с нехорошими людьми.
Бен Купер увидел Питера Лукаша ожидающим, когда закончится официальный допрос его супруги. У него был взволнованный вид и серое лицо, на котором была написана некая отстраненность. Как будто он знал, о чем будет говорить Грейс, но ничего не мог с этим поделать.
Читать бесплатно другие книги:
