В семье не без подвоха Жукова Юлия

– Расскажи мне, пожалуйста, что ты сегодня сделал не так.

Он сглатывает.

– Ну, я… взял без спроса…

– Правильно, – перебиваю. – Что еще?

Кир поджимает губы и молчит.

– Подсказываю, – говорю. – Ты уже в этом месяце один раз этим отличился.

Кир угрюмо сопит, потом высказывается:

– Я ему за дело навалял! Вы бы слышали, что он о вас говорил!

– Я знаю, что он говорил, – отвечаю спокойно. – И он не один такой, и даже не первый. Про известных людей всегда говорят гадости, привыкай. Я, конечно, польщена, что ты с таким рвением отстаиваешь мою честь, – делаю драматическую паузу, наблюдая, как ребенок краснеет, забавно, от шеи вверх, – но я бы предпочла, чтобы ты не бил людей. Даже взрослых. Даже знающих. Сам подумай, ты вклинился в чужой частный разговор и серьезно избил человека!

– А что, отец бы на моем месте мимо прошел? – огрызается Кир.

Я прикидываю, как бы это выглядело в исполнении Азамата.

– У тебя с твоим отцом немного разные весовые категории. Ему обычно достаточно на человека посмотреть определенным взглядом, чтобы тот бежал организовывать свои похороны.

– Ну извините, я рожей не вышел! – фыркает Кир.

– Ты мог бы вместо драки намекнуть, что Император будет не в восторге, если узнает, как тут отзываются о его жене. Я думаю, этого бы хватило, чтобы вправить мозги большинству местных.

– Пускай слабаки ябедничают, – ворчит Кир.

Он совсем не чувствует вины. Нисколечки. И если бы он просто заехал этому придурку, чтоб было больно, то был бы прав. Но сотрясение мозга и кровотечение в брюшной полости – это крутовато за случайно оброненное в личном разговоре стандартное оскорбление, тем более что мужик, скорее всего, повторял чужие слова, чтобы уговорить приятеля, а на самом деле может и вовсе не иметь по моему поводу никакого мнения. И, естественно, он не стушевался при виде нервного паренька. Кто ж знал, что у Кира железный кулак!

– Как ты считаешь, – спрашиваю, откидываясь на спинку кресла, – насколько этот человек важен для общества? – Поскольку Кир хмурится, я поясняю: – Ну, грубо говоря, кому он нужен? И сильно ли?

– Да никому, – бросает Кир. – Кому он может быть нужен, знающий? Да у него даже детей нет, я думаю, законных уж точно. Он если и нужен, то каким-нибудь сволочам.

– Замечательно, – говорю. – А теперь подумай вот о чем. Ты его отделал на крыльце Дома Целителей. Тут же целитель Дэн, специально прилетевший с Земли, чтобы спасать тяжелобольных муданжцев, бросает все, отменяет прием и занимается этим никому не нужным знающим. Ему отводится место в палате, которое мог бы занимать чей-нибудь больной ребенок, на него тратятся лекарства, которые стоят немалых денег и долго ехали с Гарнета. И в итоге еще, скорее всего, твой отец будет оплачивать его лечение в качестве компенсации. Ну и скажи мне теперь, пожалуйста, кому ты сделал лучше?

– А зачем его вообще лечить? – хмурится Кир, но я вижу, что ему наконец-то становится не по себе.

– А тебе так не терпится стать убийцей? – Я поднимаю бровь. – И ты считаешь, что за случайно повторенные сплетни надо убивать?

– Да он не помер бы, – неуверенно говорит Кир. – Я ему только два раза вмазал…

– Иногда и одного достаточно.

– Ну… Я силу не рассчитал.

– И за это тебя должны все простить? А он вот не рассчитал, что ты мимо проходить будешь, ты его как, простил за это?

– Я… Я вас защищал! – обороняется до последнего Кир.

– Это я понимаю. Но я еще вот что понимаю: три дня назад ты бросил учиться. С тех пор ты серьезно избил двух человек. Это вообще как, для тебя нормально?

– Не-ет, – шепчет Кир, глядя в пол.

– Вот и мне казалось, что нет. Выводы?

После небольшого молчания он выдавливает, как приговор:

– Я опять должен учиться?

– Ну, – я морщу нос, – учиться в качестве наказания – дело бесполезное. Но ты совершенно точно больше не гуляешь один. Это ясно?

Мне кажется, он вздыхает с облегчением. Быстро кивает.

– По-хорошему, надо было бы тебя посадить на виду у отца, и чтобы ни шагу без разрешения. Но я обещала, – повышаю голос, заметив ужас в глазах подсудимого, – что тебе не придется с ним разговаривать. Поэтому будешь под наблюдением у меня. И без дела тоже не останешься, надо же направить твою энергию в мирное русло.

Выдержав паузу, я набираю Эцагану.

– Зайди ко мне на минуточку, дело одно обсудить.

– Я тут с капитаном занят, – хихикает Эцаган.

– Значит, вместе с ним зайди, он тоже захочет знать про Кировы художества.

Видимо, у Эцагана включена громкая связь, потому что я отчетливо слышу стон Азамата:

– Ну что еще-о-о?!

– Иди-иди сюда, – усмехаюсь. – Узнаешь много интересного.

Через минуту они являются. Кир съежился в своем кресле, как будто пытается врасти в спинку. Я в двух словах рассказываю о его подвиге.

– Кир! – восклицает Азамат с таким праведным гневом на лице, что хоть еще один парадный портрет рисуй. – Ты о чем думал вообще, хуже Лизы!

– Э? – удивляюсь я.

– Я понимаю, она знающего отличить не может, но ты-то куда смотрел?! Он же мог тебя как угодно заворожить, балбес ты маленький! Ты себе вообще представляешь, что такое – иметь во врагах знающего?!

– Все я отличил! – возмущается Кир, временно обретя опору. – Я прекрасно понимал, что он знающий, только мне на это плевать со скалы, на меня их сила не действует, хоть обколдуйся!

– Это ты с чего такое решил? – интересуется Эцаган, с ироничной улыбкой наблюдающий нашу семейную сцену.

– С того! По опыту знаю! Что, думаете, я со знающими не лаялся?

Азамат задумывается.

– Ты серьезно считаешь, что они тебе не угроза?

– Серьезно, – мрачно подтверждает Кир. – Пробовали, не выходит. Да спросите сами эту женщину, которая драку видела. Он меня связать попытался, второго связал, а на мне веревки рвутся. И не только веревки, ничего на меня не работает.

– Ты это после благословения Ирлик-хона проверял? – уточняет Азамат.

– Да при чем тут ваш Ирлик-хон! – отмахивается Кир. – Это давно уже, с детства.

– Вот как. – Азамат потирает губу. – Ну ладно, этот интересный феномен мы еще проверим. Но, Кир, это никуда не годится, ты не можешь просто подходить на улице и бить людей…

– Азамат, – мягко прерываю я. – Я с ним уже побеседовала на этические темы. Думаю, он хорошо понял, что именно сделал не так.

Кир яростно кивает.

– Э-э, да? – Азамат несколько теряется. – Ну хорошо… И ты думаешь, он больше не будет?

– Я думаю, что нашла себе телохранителя.

Эцаган прыскает со смеху. Кир округляет глаза.

Азамат смотрит на меня, как будто ждет, что я усмехнусь или намекну, что это шутка. Не дожидается.

– Лиза, ну ты же не всерьез…

– А почему нет? Многие из твоих первоклассных ребят могут избить знающего? А так и я смогу проконтролировать, чтобы он чего не натворил. Пускай делом занимается. Можешь ему выделить за это оклад. Кстати, Эцаган, как по закону с пострадавшим расходимся? Кто виноват?

– Судя по вашему рассказу, он публично оскорбил жену Императора, за это полагается штраф, примерно равный по сумме штрафу за ущерб работоспособности… А вот лечение этого мужика капитану придется оплатить. Я, конечно, пошлю следователя, пускай за Яной запишет показания, все оформит…

– За Авьясом тоже записать надо, он участвовал.

Эцаган морщится.

– Да ну, он знающий, еще наврет чего-нибудь…

– Он хотел за меня вступиться, – замечает Кир.

– Я думаю, он не питает нежных чувств к коллеге после того, как тот его пришил к стенке, – говорю. – Ну вот, Азамат, назначь Киру жалованье, пускай сам штраф выплачивает, авось крепче запомнит, почему людей бить нехорошо.

– А вы не думаете, – спрашивает Эцаган, – что если он будет вашим телохранителем, то сможет с полным правом кому угодно ребра ломать?

– Я думаю, что он будет делать как велено. – Я перевожу выразительный взгляд на Кира, который пригибает голову. – А если не будет, то создаст себе проблемы с работодателем, – киваю на Азамата. Кир сглатывает.

Азамат некоторое время задумчиво теребит нижнюю губу, потом решительно говорит:

– Хорошо. Я согласен, можно попробовать. Но, Кир, до первой оплошности. Если ты снова что-нибудь отколешь, придется пересмотреть наказание на более суровое.

Кир мелко кивает. Я сладко потягиваюсь. Ну вот, по крайней мере, две проблемы слились в одну. Теперь мне придется возиться с угрюмым подростком, но хотя бы Азамат будет спокоен и за меня, и за него. Не так уж плохо по нынешним временам.

После ухода государственных мужей Кир немного расслабляется и даже обретает объем, отличимый от формы кресла.

– Мы с Азаматом летим на разных унгуцах, ты со мной, – сообщаю, вставая. – Там будем шесть дней, погода теплая. Когда соберешь вещи, клади вон в тот угол к моим чемоданам, чтобы завтра слуги без вопросов все погрузили.

– Это и есть ваше желание? – спрашивает Кир.

– Про сумки? – уточняю я удивленно.

– Нет, про… ну, чтобы я вас охранял.

– А, нет. Это твое наказание. Трудотерапия, так сказать… хотя ты не знаешь, что это. Не важно.

– Да ладно, какое это наказание, это ж легкотня. – Кир пожимает одним плечом.

– Это очень скучно и занимает весь день.

– Драться не скучно, – протестует Кир и прикусывает язык, осторожно поглядывая на меня.

– О, я не сомневаюсь, что драться тебе очень весело. Но драться не придется. Никто на меня не будет нападать, и даже гадостей в лицо никто не скажет.

– А тогда зачем вам телохранитель? – не понимает Кир.

– На всякий случай. Чтобы Азамат за меня не волновался.

– Понятно. – Кир вздыхает.

– Если тебя интересует мое желание, – начинаю я, тут же вызывая его полное внимание, – то оно заключается вот в чем. Обычно я работаю не одна, а с помощницей. Поскольку я сейчас официально в отпуске, помощницу я передала Яне. Но одной очень неудобно, а ты все равно будешь везде со мной ходить. Вот и принесешь пользу.

– Так я ж не умею ничего! – удивляется Кир.

– Освоишься, – отмахиваюсь. – Пошли, покажу тебе инструменты. С аппаратами ты и сам разбираешься без особых проблем. Пошли-пошли, чего сидишь?

Я открываю все свои чемоданы и раскладываю по ковру лотки с содержимым; Кир смотрит на мои богатства круглыми глазами.

– Я думал, у вас тут одежда с драгоценностями…

– Дребедень я в деловые поездки не таскаю. Вот гляди, это называется скальпель, это пинцет, это зажим…

К тому времени, как Азамат возвращается из офисной части в конце рабочего дня, Кир уже натренировался подавать по требованию нужный инструмент, надевать стерильный костюм и менять мне маску. Конечно, в ответственный момент может и напутать, но я сама начинала свое медицинское образование примерно в том же возрасте и вроде бы неплохо справлялась с такими заданиями, хотя для меня тогда это была просто игра. Киру же в приюте наверняка приходилось работать и пользоваться результатом своих трудов (вряд ли Гхан содержал их своим горбом), так что он по идее должен быть сознательнее.

– Не могу сказать, что тебе идет, – изрекает Азамат, рассматривая Кира в мешковатом белом хирургическом костюме.

Кир корчит рожу, которая идет ему еще меньше.

– Мы тут не ради красоты стараемся, – говорю. – Если ему придется торчать со мной в операционной, должен знать, как соблюдать стерильность.

– Логично. – Азамат склоняет голову набок и улыбается. Мне. Заговорщицки. И чего мне все время кажется, что я могу что-то провернуть тайком от него?

Муж тем временем достает из-за пазухи диля замшевый мешочек и протягивает Киру.

– Держи, завтра наденешь.

Кир озадаченно развязывает шнурок и вытряхивает на ладонь в резиновой перчатке большой кулон на толстой цепочке.

– Что это? – удивляется он.

– Твой опознавательный знак, – объясняет Азамат. – Люди ведь не знают тебя в лицо, а вот по этому гербу сразу поймут, что перед ними князь. Только смотри не потеряй, это историческая реликвия, со смерти младшего брата Императора Аэды хранилась в Долхотском музее.

– Это носил какой-то мертвый человек? – неуютно переспрашивает Кир.

– Это носили несколько десятков ныне покойных младших князей за последние пятьсот лет, если я не ошибаюсь, – сообщает Азамат. – Так же как Императорский венец носили несколько десятков Императоров до меня. И то и другое почистили, прежде чем отдать нам, если тебя это интересует.

Кир задумчиво кивает, рассматривая герб. Я тоже вытягиваю шею поглазеть. Штуковина с мою ладонь размером, платиновая, с ажурными краями. В центре круг, покрытый выпуклым узором, пустоты в котором заполнены разноцветной эмалью. Посредине круга золотое дерево с малюсенькой кроной и огромной корневой системой.

– А ему… – косой взгляд на дверь детской, – что-нибудь такое полагается? – спрашивает Кир, покачивая кулон на ладони и наблюдая за бликами.

– Да, но попозже, – кивает Азамат. – Когда ему исполнится три года. Пока что маловат носить. Кстати, как тебе, держать не тяжело?

– Нет, – пожимает плечами Кир.

– Ну, значит, все в порядке, – улыбается Азамат.

Я прикидываю вес платиновой хреновины такого размера, да еще с цепью, и вспоминаю свой хом. Видимо, принцип тот же.

В деревне Акулья Пасть сейчас бабье лето – тепло, красиво. Располагается этот населенный пункт на треугольном мысу, окруженном рифами, как будто в зубах океана. Впрочем, долго смотреть на красоту мне не дали. Из унгуца мы вылезли прямо на главную площадь, где насмерть перепуганный местный Старейшина (почему-то один, остальные исчезли) представил нас населению, Азамат сказал несколько теплых, под стать погоде, слов, а я поулыбалась и продемонстрировала Алэка. Практически сразу после этого ко мне выстроилась очередь из страждущих, а также жаждущих благословения. Я быстро приставила Кира сортировать клиентов, а Тирбиша отправила организовывать мне помещение. Стою с Алэком в расшитом слинге с живописно драпированными концами, вся такая красивая, сверкаю хомом и благословляю одного за другим, потому что это можно делать и посреди улицы. Кир со сноровкой бывалого пастуха разводит население на две очереди, объясняя, что прием больных начнется, как только будет где. В деревне живет около ста человек – больше, чем в среднем по Мудангу. К счастью, не все они страдают здоровьем, а вот благословения хотят, конечно, все. Однако подозреваю, по ходу действия в окрестностях просекут, что тут происходит, и тогда съедутся соседи. В общем, мне предстоят шесть насыщенных рабочих дней.

Тирбиш возвращается и принимает у меня мелкого. Краем глаза замечаю, что на площади расставляют шатер и стелют ковры, чтобы пациенты дожидались очереди сидя.

– На сегодня благословения кончились! – объявляю в прикрепленный на воротнике микрофон. Динамики торчат из окна унгуца. – За следующей порцией приходите завтра!

Народ некоторое время ворчит и канючит, но потихоньку начинает расходиться. Кир материализуется рядом со мной, взмыленный, глаза на лбу.

– Там некоторые стонут… У вас каждый раз так?

– Это первый внезапный выезд, но в деревнях всегда очереди, потому что своего целителя нет, – объясняю. – Пошли смотреть, кого нужно лечить немедленно. Тирбиш, ты можешь пока погулять.

На коврах человек сорок сидят друг на дружке. Сразу выбираю всех детей, особенно с заплаканными матерями и бледными перепуганными отцами, быстро оглядываю остальных – вон тот от боли корчится, эта задыхается, там кто-то неясного пола лежит и не шевелится. Остальные вроде могут подождать. Устанавливаю очередность, посылаю Кира за чемоданами, сама скидываю украшения и парадный диль, оставшись в голубой больничной форме. Первого пациента вносят, работа пошла.

В первый день троих приходится оперировать на месте, пятерых отправляю на унгуцах в столицу – требуются более сложные анализы, чем я могу провести на месте, и стационар. К счастью, в шатер почти сразу пробросили провод питания, так что со светом и приборами нет проблем. Однако в таком режиме я последний раз работала во время войны. Звучит-то как…

Кир со все более и более офонаревшими глазами помогает, как может. Надо отдать ему должное, справляется хорошо для первого дня работы, хотя и непонимания случаются. Когда на счету каждая секунда, а он мне подает не тот инструмент, невозможно сдержаться и не рявкнуть, однако он, по-моему, не обижается: понимает, что тут не до реверансов. Держится он неплохо, крови не боится, от вида внутренностей и уродств в обморок не падает. Закаленный мальчик, что и говорить.

Отдых у нас образуется только на закате, когда с неотложными и с младенцами покончено. В середине дня, правда, были какие-то попытки со стороны местной администрации выкликнуть нас на обед, но я в этот момент резала, так что обед прошел без нас. Вечером же является толстый молодой мужик, судя по одежде, крупный скотовладелец, и приглашает поужинать в единственном трактире. Там к нам присоединяются Тирбиш с Алэком. Мелкий спит, и я рада, хоть поесть можно спокойно. Едим молча. Кир, против обыкновения, ковыряется в плошке.

– Мутит? – спрашиваю. Он сегодня такого насмотрелся, что удивительно, как до сих пор в кусты не побежал.

– Не. Жевать устал.

Мы с Тирбишем фыркаем.

– Ну возьми супа. А то завтра опять весь день вкалывать, надо быть в форме.

Кир сонно кивает и добросовестно отправляет в рот еще пару кусков копченой рыбы.

Азамат присоединяется к нам уже на сладкое. Он выглядит довольным, видимо, местные порядки его устроили.

– Ты чего, ездила на нем? – спрашивает, кивая на Кира, клюющего носом над тарелкой с медовыми слоечками.

– Да нет, только больных возила. Ну еще баллоны с кислородом, холодильники с органами… ну ты знаешь.

Азамат на проверку стягивает у Кира с тарелки слоечку. Тот никак не реагирует.

– Да-а, качественно. Может, не стоит так его гонять? Я могу тебе найти еще помощников тут, – предлагает Азамат.

– Моя бабушка, – отвечаю, стягивая у Кира вторую слоечку, – любит поговорку: чтобы дрессировать щенка дога, надо его сначала утомить. От помощников я, впрочем, не отказываюсь, лишние руки никогда не лишние. Хотя завтра должно быть полегче, острых я пораскидала, остались амбулаторные и симулянты. Вот послезавтра небось с соседних деревень еще острых подвезут, тогда снова аврал будет.

Азамат задумчиво кивает.

– У меня, наоборот, завтра суд, это на весь день безвылазно, а послезавтра оценка ресурсов, гулять по лесам пойдем. Жалко, что так вышло, я хотел Кира взять…

– Не отдам, – отрезаю я. – Он мне нужен под рукой. Я не могу менять помощников как перчатки, Азамат, тем более что у них нулевая подготовка!

– Хорошо-хорошо, – улыбается муж. – Мне, правда, казалось, что он тебе нужен в качестве телохранителя.

Я поспешно проглатываю откушенную слоечку.

– Это тебе он нужен в качестве моего телохранителя! Я просто совмещаю неизбежное с полезным.

Азамат улыбается шире и пригибает голову к моему уху, хотя Кир уже совсем спит, уткнувшись лбом в край стола, и вряд ли что-нибудь слышит.

– Ну как он справляется? Толк есть? Научился чему-нибудь?

– Азамат! – прыскаю я. – Ну ты вопросы задаешь! Он работал без продыху часов десять под мои вопли, выстоял три полостных операции и не грохнулся в обморок, это уже высшая рекомендация, я считаю. Чему он там мог научиться, орать?

– Да так… – пожимает плечами муж. – Я просто подумал, ты же неспроста его к работе привлекла… Я решил, у тебя какие-то планы на него есть…

– У меня есть планы. Орива занята, а работать одна я не могу, это раз. Два – ребенка надо держать под присмотром и желательно при деле, чтобы некогда было думать о несправедливости мира. Ну, и, в-третьих, пускай посмотрит, чего стоит вылечить человека, авось в следующий раз не так поспешит кулаками махать.

– Все верно, – вздыхает Азамат и бережно проводит рукой по длинным взлохмаченным волосам Кира.

– Давай буди его, пускай идет в комнату, а то так и продрыхнет тут до утра.

– Жалко будить. – Азамат поднимает брови домиком. – Может, я его отнесу?

– Ага, а он потом со стыда удавится.

– Тоже верно, – вздыхает муж. – Кир! Кир, малыш, проснись! Ки-ир!

Ребенок поднимает мутны очи на нас и уверенно сообщает:

– Кляп – лучшее средство от геморроя.

– Относи! – резюмирую я. – Он уже готов.

– Да уж, – фыркает Азамат и сгребает Кира со стула, только ботинки свисают, а с другой стороны спутанный хвостик.

Второй день, как я и предсказывала, выдается поспокойнее. После завтрака я целый час благословляю, потом мы с Киром снова водворяемся в шатер и возобновляем работу в спокойном поликлиническом темпе. Нам выделяют двух довольно бестолковых местных ребят, которые со второго раза хорошо понимают, что куда поставить и каким боком повернуть. У сегодняшних пациентов почти ни у кого ничего не болит, так что они благодушны и даже отпускают нас пообедать. Представление о ценности времени в муданжской деревне очень неразвито – ну час, ну два, ну день… завтра-то примете? Так что сегодня я сама кормлю Алэка. Мелкому скучно целый день у Тирбиша на руках сидеть, а поползать тут можно разве что на покрывале на траве. Ни манежика, ни ковров… Маму-то хотя бы иногда можно подергать за косы. Волосы у меня отросли – недостаточно, чтобы в одну косу сплести, а две мне как-то не по возрасту и не по рангу, поэтому плету четыре, к вящему уважению в народе.

Помнится, после войны, в начале лета, пока я еще не ушла в декрет, я некоторое время бегала по потолку с воплями, что, мол, эти муданжцы лечиться идут, только когда уже в гроб класть пора, да и то не все, особенно мужчины. Теперь же замечаю, что приходят и на ранних стадиях, и вовсе почти здоровые – тот палец порезал, у этого в горле першит. А уж на форум сколько таких пишет… Видимо, возможность контакта с Хотон-хон – это достаточно мощная мотивация, чтобы забыть о гордости. Что ж, я не внакладе, но двоих симулянтов выгоняю с позором и без благословения, чтоб неповадно было.

Сегодня у Кира остаются силы после работы осмыслить события дня, и, когда мы топаем к трактиру на заслуженный отдых, он тихо замечает:

– Я раньше думал, что богатые люди вообще не работают. А Император – так и с постели не встает.

– Разочарован? – усмехаюсь.

Он задумывается.

– Наверное, нет, – говорит нерешительно. – Так честнее получается. И часто вы… мы… так будем?..

– Вроде как планировалось раз в два месяца на четыре дня. Но это выезды, а так-то я зимой, наверное, и в остальное время работать начну, хотя и не в таком бешеном режиме.

– И вам уже не нужен будет помощник?

Я кошусь на Кира, но он увлечен гравием под ногами.

– Нужен, а как же, я ведь не отращу еще две руки.

– Мм, – глубокомысленно замечает Кир и оставляет разговор.

За ужином он садится подальше от Азамата и старательно не поднимает глаз от тарелки, но мой дорогой супруг сегодня упластался так, что его самого впору нести в кровать, даже не замечает ничего.

Еще день проходит в ударном ритме, унгуцы только и мотаются в столицу и обратно, отвозя больных в стационар. К счастью, Дом Целителей довольно вместительный, проблем быть не должно.

Вечером мы приплетаемся в трактир, он же постоялый двор, и обнаруживаем там сердитого и хмурого Азамата.

– Ты вроде сегодня гулять собирался, – удивляюсь. – Сорвалось?

– Да нет, но я ж не просто так гулял, а смотрел, на что годятся местные природные ресурсы, – объясняет муж. – Только вот ответственный по ресурсам сильно подкачал. Горазд разглагольствовать, а по делу ничего сказать не может. Я бы понял, если бы ему нужна была экспертиза или какие-нибудь исследования, все-таки дело сложное. Но он даже не додумался таким образом снять с себя ответственность, просто нес ахинею, даже мне было очевидно, что это чушь, а я ведь в ресурсах полный дилетант. И ладно бы он мог мне объяснить или доказать, почему его не смущают низкие показатели, я же знаю, что ничего не знаю, может, и поверил бы. Но он двух слов связать не может! Совсем пустое место. Весь день шакалу под хвост из-за этого болвана, ужасно обидно.

– А другого у тебя нету? – интересуюсь, делясь с Алэком подливкой. – Время-то еще есть, не завтра уезжаем.

– В том-то и дело, что нету, – вздыхает Азамат. – Лесоведы еще худо-бедно есть, а вот по степям совсем никого. Уж очень это дело взяточное, кого попало не наймешь. – Он качает головой и отмахивается, переводя тему. – У вас как успехи?

– Кир сегодня просто герой, – скалюсь я. – Руки у него твердые и глаз зоркий. В такие вены попадает, что не всякому врачу с лицензией удалось бы.

Азамат нацепляет свою излюбленную вежливую улыбку непонимания – ему никогда не приходилось попадать в вену, так что он концентрируется на понятном:

– Твердые руки – это отлично! Может, ювелир из тебя получится, а? – подмигивает Киру. – Я знаю нескольких отличных ювелиров, к которым ты мог бы пойти в подмастерья…

Кир смотрит в стол, пожимает плечами и так и остается сидеть скукожившись.

– Пока что у него другая работа, – напоминаю.

– Это да, – кивает Азамат. – Кстати. Кир, ты как, не очень устал?

Кир, который только что был занят подавлением зевоты, вскидывается.

– Ничего я не устал! – заявляет он с вызовом.

– Отлично. – Азамат достает рабочий планшет. – Мне тут прислали из Канцелярии договор на тебя, там четыре страницы, да еще должностная инструкция. Надо бы тебе это все посмотреть и подписать, только вот я не знаю, как быть, ты же у нас не читающий…

– Я не тупой, – мрачно сообщает Кир. – Что вы думаете, я четыре странички не осилю?

Я бы предпочла, чтобы он смотрел на мир позитивнее, но в целом согласна: после тех томов, томин и томищ, что он одолел в качестве домашнего чтения, четыре страницы – это пфух! Видимо, Азамат побоялся, что он заупрямится, и решил взять на слабо. Зря только он с этим сегодня, можно было бы и подождать, а то сейчас ребенок полночи просидит за разбором канцелярщины, да и лучше бы ему нормально объяснить, что значит каждый пункт.

Кир решительно вонзает взгляд в экран планшета и с наскока одолевает полстраницы. Потом постепенно сила воли убывает, а скука и усталость берут свое. Он начинает шевелить губами, прочитывать одну строчку по нескольку раз, отвлекаться на гульканье Алэка, которому не очень нравится эта партия детского питания, но другого у нас с собой нет.

Азамат обходит стол и подсаживается ко мне.

– Давай я его покормлю.

Я передаю ему резиновую ложку. Алэк морщит нос, гундосит и машет руками. Азамат тоже с отвращением рассматривает этот инструмент.

– Верно говоришь, это никуда не годится. Я тебе сейчас настоящую ложку дам, как большому, вот гляди. – Азамат берет свою десертную ложку из голубого сирийского фарфора. – Вот этой ложкой намного вкуснее. Ну-ка, что там у тебя…

Азамат показательно пробует пюре и всячески изображает, какое оно вкусное. Я покатываюсь со смеху, Кир тоже похрюкивает, забыв про свой договор. Алэк радуется и тянет лапки.

– Вот то-то же, – резюмирует Азамат. – А ну-ка…

Мелкий с энтузиазмом открывает рот. Процесс пошел.

Чтобы Алэк не забывал, почему это надо есть, Азамат несколько раз повторяет номер, в итоге они съедают банку пополам, но я Алэку больше и не собиралась давать. Теперь надо молочка, чтоб лучше спалось. Удаляюсь наверх, в наш номер, а то муданжцы уж очень неадекватно реагируют на кормящую мать в людном месте.

Я возвращаюсь в ад. Кир пролетает вверх по лестнице мимо меня со свистом, Азамат застыл внизу с болезненным выражением на лице.

– На полчаса нельзя оставить вдвоем! – всплескиваю руками я. – Что у вас опять произошло?

– Я попытался объяснить ему важные моменты в договоре… – озадаченно произносит Азамат. – Не знаю, Лиза, что с ним такое? Стоит мне с ним заговорить, я прямо вижу, как в нем собирается ярость. Он просто бесится от самых обычных вопросов. Я уж не вытерпел, говорю, ты что, так меня ненавидишь? Ну и он сбежал.

Азамат вздыхает и качает головой.

– Нашел что сказать, – кривлюсь я. – Вот ведь странно, ты говоришь, ты с младенцами никогда не имел дела, однако с Алэком справляешься лучше меня. С Киром-то по идее тебе должно быть проще, небось Алтонгирел в его возрасте был не лучше?

Азамат задумывается.

– Пожалуй, лучше, – говорит он наконец. – Алтонгирел мне доверял. И… ну, любил меня, старался угодить. А Кир меня просто не выносит. Я уж пытаюсь, как Унгуц учил, понять и услышать, но толку никакого. Наверное, все дело в том, что я ему неприятен сам по себе…

– Да ладно, – одергиваю. – Поначалу-то ничего такого не было. Мне кажется, он себе придумал какую-то пугалку, а в чем суть – не признается. Но он очень боится, что ты захочешь поговорить с ним по душам.

– Я заметил, – вздыхает Азамат. – И, как я понял, ты это поддерживаешь.

Смотрит на меня искоса, примериваясь, я уже враг народа или еще нет. Беру его за руку для убедительности.