Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник) Вентворт Патриция
Мисс Сильвер неторопливо подняла голову и сказала:
– Да.
После этого мисс Дэй разразилась истерическими воплями, смешанными с рыданиями.
– Как вы смеете?! Как вы смеете?! – Она посмотрела полными слез глазами на Марча, словно рассчитывала найти у него поддержку: – У нее нет никакого права говорить такие вещи!
В глубине души Марч был того же мнения. Ситуация становилась неловкой и просто невыносимой.
Мисс Дэй продолжала с неиссякаемой энергией громко рыдать. Между приступами рыдания она успевала вопрошать, что делает здесь мисс Сильвер и кто она такая, чтобы подозревать в убийстве сиделку, зарабатывающую на хлеб нелегким трудом!
Фрэнк Эббот мысленно отметил про себя, что слезы очень легко смывают пудру воспитанности с любого человека. Да и были ли здесь слезы? Да, мисс Дэй подносила платок к глазам, промокала и вытирала их, да, ее глаза блестели, но Фрэнк сильно сомневался в том, что они были мокрыми. Наконец мисс Дэй воззрилась на Марча как на свою последнюю надежду и опору.
– Инспектор, почему я должна все это выслушивать?
Марч ответил сквозь зубы и нехотя:
– Думаю, что вам следует выслушать то, что она вам скажет, – произнеся это, он обратился к мисс Сильвер: – Я считаю, что вам надо объяснить или обосновать то, что вы только что сказали.
Мисс Сильвер продолжала вязать. На спицах было уже три ряда серой вязки. На негодующую филиппику Марча она отреагировала кротким и безмятежным взглядом.
– Это было всего лишь мое личное мнение. Мисс Дэй ответила на него иронией. Если говорить честно и серьезно, то я согласна с ней.
В комнате наступила тишина. После долгой паузы мисс Сильвер добавила таким же тихим и ровным тоном:
– Мисс Дэй хочет дать нам понять, что она не убивала мистера Клейтона?
Лона вскочила на ноги. Рыдания прекратились, как по волшебству. Она смотрела только на Марча и обращалась исключительно к нему одному:
– Меня никогда в жизни так не оскорбляли! Я приехала в этот дом больше трех лет назад, чтобы ухаживать за больной женщиной и тяжело раненным мужчиной. Я делала для них все, что могла, все, что было в моих силах. Думаю, что я заслужила уважение и любовь всех, кто жил в этом доме. Я была едва знакома с мистером Клейтоном. Это подло – думать, что я имею какое-то отношение к его смерти. Она не имеет права меня ни в чем обвинять, и я это просто так не оставлю. Я не позволю ей очернить мою репутацию. Ей придется доказать свои слова, а если она не сможет этого сделать, то пусть принесет мне письменные извинения. Моя репутация – это мой хлеб, и я имею право ее защищать.
Марчу казалось, что процедура дознания превратилась в какой-то неправдоподобный кошмар. Право было на стороне мисс Дэй, мисс Сильвер же выглядела как злонамеренная сплетница. Марч понимал, что она ничем не может подтвердить свои обвинения, и его потрясло то, что она отважилась произнести их вслух, не имея на то никаких оснований.
Фрэнк Эббот откинулся на спинку стула, мысленно поставив все свои деньги на Моди. Марч произнес, явно не разделяя оптимизма сержанта:
– Мисс Сильвер…
Негромко покашляв, она ответила:
– Насколько я понимаю, мисс Дэй хочет привлечь меня к суду за клевету. В добрый путь, это будет очень интересный процесс.
Марч сердито взглянул на нее, но мисс Сильвер смотрела не на него, а на мисс Лону Дэй и в какое-то неуловимое мгновение увидела то, что хотела и надеялась увидеть. Это был не гнев – он был заметен невооруженным глазом; это был не страх – его мисс Сильвер и не рассчитывала увидеть. То, что она увидела, было трудно определить одним словом. Ближе всего это было к ненависти, за которой угадывалась железная, несгибаемая воля. Это походило на блеск клинка, на мгновение мелькнувшего из-под бархатных ножен, а затем снова спрятанного.
Мисс Сильвер продолжала смотреть, но теперь видела то же, что и двое мужчин, – бледную оскорбленную женщину, изо всех сил защищающую свою честь.
Лона Дэй отошла от стола.
– Если она хочет что-то сказать, то почему не говорит сейчас? Если же нечего сказать, то я пойду к себе. Я спрошу у капитана Пилгрима, нравится ли ему, что меня оскорбляют в его доме.
Марч обернулся к мисс Сильвер:
– Вам есть что сказать?
Застучав спицами, та ответила, натянуто улыбнувшись:
– Нет, благодарю вас, инспектор.
Лона Дэй, не без достоинства, вышла из кабинета.
Мисс Сильвер неторопливо встала. Казалось, она не замечает осуждения, сгустившегося в комнате. Она ответила на мрачный взгляд своего бывшего ученика безмятежной миной и бодро произнесла:
– Вы полагаете, она подаст на меня в суд, Рэндалл? Я так не думаю. Но будет очень интересно, если она это сделает.
Фрэнк Эббот прижал ладонь к губам, услышав, как Марч сказал:
– Какой бес в вас вселился?
– Это всего лишь страсть к экспериментам, мой дорогой Рэндалл, – ответила мисс Сильвер.
– Нельзя же, в конце концов, бросаться такими обвинениями, не имея на руках даже тени доказательств!
Мисс Сильвер улыбнулась:
– Она не знает, есть у меня доказательства или нет. Чем больше она будет об этом думать, тем менее уверенно будет себя чувствовать. Для того чтобы спокойно перенести обвинение в убийстве, надо иметь чистую совесть.
Было видно, что Марч по-настоящему разозлился.
– Нельзя обвинять в убийстве женщину, не имея никаких улик, и при неопровержимых уликах против другого человека! В этом деле один убийца – Альфред Роббинс!
Он не успел закончить фразу, когда дверь приоткрылась и на пороге показалась Джуди Элиот. Щеки ее горели. Дрожащим от волнения голосом она сказала:
– Приехала мисс Мэйбл Роббинс. Вы разрешите ей войти?
Глава 41
В комнате наступила та особая наэлектризованная тишина, какая возникает, когда сталкиваются мысли и смятенные чувства четырех человек, потрясенных неожиданным драматическим событием. Джуди посторонилась, и в кабинет вошла высокая темноволосая девушка в беличьем меховом жакете и красивой маленькой черной шляпке. Девушка выглядела бы необыкновенно привлекательной, если бы не мертвенная бледность, покрывавшая ее лицо. Она подошла к Фрэнку Эбботу и протянула ему обе руки.
– О, мистер Фрэнк, это правда – то, что я услышала об отце в Ледлингтоне?
Тот взял ее за руки, помолчал и ответил:
– Боюсь, что да.
– Он умер?
– Да. Мы думали, что ты тоже умерла.
Она отняла руки.
– Так захотел отец.
– Он знал, что ты жива?
У Мэйбл были выразительные темно-синие глаза, тени от длинных ресниц делали их еще темнее. Она широко их распахнула, посмотрела в глаза Фрэнку и ответила:
– Да, он знал.
У нее был нежный приятный голос без тени деревенского акцента. В ответе прозвучала нескрываемая горечь.
Она повернулась к Рэндаллу Марчу:
– Прошу прощения, мне, конечно, следовало сразу обратиться к вам, но я уверена, что вы правильно меня поймете. Мы знакомы с мистером Фрэнком с раннего детства, и я только сейчас узнала о смерти отца. Мне было так приятно увидеть здесь знакомое лицо старого друга. Но я знаю и вас, раньше я работала в Ледлингтоне.
Манеры ее были просты и безыскусственны. В ситуациях, чреватых неловкостью, она вела себя так, словно никакой неловкости не было и не могло быть. Когда Марч предложил ей сесть, она сделала это без всякого жеманства. Когда он представил ей мисс Сильвер, Мэйбл с естественной грацией наклонила голову и чуть улыбнулась. Когда Марч поинтересовался, не хочет ли она что-то сообщить, она посмотрела ему в глаза и ответила:
– Да, именно поэтому я и приехала.
Сидевший слева от Мэйбл Фрэнк достал из кармана карандаш и приготовил блокнот. Мисс Сильвер с большим интересом, не прекращая вязать, смотрела на нее.
– Итак, мисс Роббинс, что вы имеете сообщить нам?
Девушка опустила ресницы и сказала:
– Очень многое. Но мне трудно начать. Возможно, мне следует предупредить вас, что я не мисс Роббинс. Я замужем, но хочу спросить господина инспектора, надо ли сообщать фамилию моего мужа?
– Не знаю, это зависит от того, что вы нам сообщите.
Мэйбл тяжело вздохнула.
– Это не имеет ни малейшего отношения к моему мужу.
– Он знает, что вы здесь?
Она бросила на Марча удивленный взгляд.
– О да, он знает все. Мы с ним все обговорили, и это он посоветовал мне ехать сюда, но я решила не афишировать его фамилию, так как это может повредить его профессиональной репутации – он врач.
– Я не могу вам ничего обещать, – наставительно произнес Марч, – и, надеюсь, это вам понятно. Вы расскажете мне, что, по вашему мнению, я должен знать? Полагаю, это касается смерти Генри Клейтона?
Щеки Мэйбл на мгновение вспыхнули, но затем она снова побледнела. Однако за это мгновение стало понятно, как она красива. Эту красоту заметили все, кто находился в комнате.
– Да, – сказала она. – Я была здесь в ту ночь.
Эти несколько незатейливых слов произвели тот же эффект разорвавшейся бомбы, что и само появление Мэйбл Роббинс. Фрэнк изумленно уставился на нее. Мисс Сильвер на мгновение перестала работать спицами.
Марч сохранил дар речи:
– Вы были здесь в ночь убийства Генри Клейтона?
– Да.
– Вы действительно это утверждаете?
Она едва заметно улыбнулась:
– Да, я действительно это утверждаю.
– Вы хотите сказать, что присутствовали при его убийстве?
Мэйбл судорожно перевела дыхание.
– Нет, конечно, нет! – Она постаралась утишить дыхание, а потом продолжила: – Инспектор Марч, можно я начну с самого начала? Вы едва ли меня поймете, если я этого не сделаю.
– Конечно, конечно. Рассказывайте так, как считаете нужным.
Облокотившись на стол, Мэйбл подалась вперед. Потом выпрямилась, расстегнула жакет и сбросила его с плеч. Под жакетом было надето темно-красное шерстяное платье отменного качества. Она сняла перчатки, положила их на стол и сложила руки на коленях. Над платиновым обручальным кольцом был надет перстень с бриллиантом в обрамлении мелких рубинов. Глядя на этот перстень, Мэйбл Роббинс заговорила – тихо, но уверенно:
– Надеюсь, вы поймете, почему отец хотел, чтобы меня считали мертвой. Он был гордым человеком и считал, что я опозорила его. Генри Клейтон был моим любовником, и я на самом деле любила его. Не хочу оправдываться, но я действительно его любила и не хочу ни в чем его винить, потому что он никогда не обещал, что женится на мне. – Она подняла голову и посмотрела на Марча. – Его нет, и он не может говорить сам за себя, поэтому я сама скажу, что он меня не обманывал. Он ничего мне не обещал. Когда я поняла, что беременна, и сказала ему об этом, он обеспечил и меня, и ребенка. Я написала матери, что со мной все в порядке и я ни в чем не нуждаюсь. Но мать не получила это письмо, потому что отец его сжег.
– Боже мой, – сказала мисс Сильвер, – какой деспот!
Мэйбл обернулась в сторону мисс Сильвер:
– Такой уж он был человек. – После этого она продолжила свой рассказ: – О судьбе моего письма я узнала много позже. Но родители мне не писали. Когда ребенку исполнился год, я написала еще одно письмо и послала родителям фотографию девочки. Она такая хорошенькая, что я надеялась, что когда они ее увидят… Но приехал отец. Это было ужасно. В тот день был массированный налет. Отец не пошел в убежище и не пустил нас. Он сидел за столом, как глыба, и говорил, что я должна делать. Он заставил меня положить руку на Библию и поклясться. – Она посмотрела в глаза Марчу. – Сейчас мне кажется неразумным то, что я пообещала, но гремели пушки, падали бомбы, а отец смотрел на меня, как судья. Я поклялась на Библии. Для семьи мы с дочкой должны были умереть, чтобы больше не позорить отца. Я обязывалась не писать, не приезжать и вообще никоим образом не давать о себе знать. Он сказал, что проклянет меня, если я это сделаю. Он говорил еще, что так будет лучше для матери, так как она в конце концов успокоится и перестанет тревожиться. Я поклялась, он уехал домой, сказал мистеру Роджеру, мистеру Пилгриму и матери, что я и моя дочь погибли в результате бомбежки, что он сам видел нас мертвыми. Мистер Роджер сказал об этом Генри. Генри приехал ко мне и обратил все это в шутку. К тому времени мы уже не жили вместе, но он иногда нас навещал. Генри привязался к ребенку, говорил, что девочка очень похожа на его мать, и, когда вырастет, станет красавицей.
Она умолкла. Было видно, что ей тяжело продолжать, но потом, взяв себя в руки, она снова заговорила:
– В тот вечер он задержался у нас дольше, чем обычно. Мы болтали о всякой всячине, но он уехал, так и не сказав самого главного, ради чего он, собственно говоря, и приезжал. Он уехал и в тот же день написал письмо, которое я получила на следующий день. В письме он сообщил мне, что через месяц женится на мисс Лесли Фрейн и приезжать к нам больше не будет.
Наступило долгое молчание. Мэйбл посмотрела на свое обручальное кольцо. Верхний свет заиграл на бриллианте и на рубинах радугой глубоких и чистых цветов – уютным светом дома. Мэйбл собралась с силами и снова заговорила:
– Я не хочу, чтобы кто-то его обвинял. Он собирался жениться и считал, что не должен больше меня видеть. Думаю, он был прав. Хотя, когда все это случилось, я думала, что не вынесу своего горя. Сначала я ничего не делала – была просто не в состоянии что-либо делать. Сколько же времени я тогда потратила зря! Потом я написала ему, что хотела бы попрощаться. Он ответил мне, написав, что лучше этого не делать, так как прощание лишь причинит нам обоим ненужную боль. Он написал также, что собирается ехать в «Приют пилигрима».
Мэйбл на мгновение подняла руку, прижала ее ко лбу и снова уронила на колено. У нее была ухоженная рука с красиво накрашенными ногтями.
– Наверное, я просто сошла с ума, иначе я никогда бы этого не сделала. Я потеряла покой и сон, не в силах выбросить из головы эту навязчивую мысль. Я понимала только одно – мне непременно, во что бы то ни стало, надо его увидеть. – Она отвернулась от Марча, но посмотрела не на Эббота, которого знала с детства, а на мисс Сильвер, сидевшую на низком викторианском стуле и безмятежно вязавшую. – Вы же понимаете, как поступаешь, когда какая-то мысль захватывает тебя целиком и без остатка. Ты не способна уже ни о чем думать, главная мысль вытесняет все остальные. Я работала и оставляла Марион – мою дочку – с квартирной хозяйкой, чудесной женщиной. В тот день я вышла с работы, испытывая только одно чувство: я больше не могу это выносить. Мне надо его увидеть. Я пошла на вокзал и первым же поездом поехала в Ледлингтон. У меня не было никаких планов – я просто поехала, и все. Вы меня понимаете?
Мисс Сильвер ласково посмотрела на молодую женщину:
– Да.
Мэйбл снова повернулась к Марчу:
– Начался воздушный налет, поезд задержали. Когда я приехала в Ледлингтон, последний автобус уже ушел, и мне пришлось идти пешком. До «Приюта пилигрима» я добралась лишь в одиннадцатом часу. На церковных часах как раз пробило четверть одиннадцатого. В это время я вошла в деревню и только после этого задумалась: что делать дальше? До этого меня занимало только одно – приехать и увидеть Генри. Я ни на минуту не задумывалась о том, как я это сделаю.
– Понимаю, – сказал Марч. – И что же вы стали делать?
– Я остановилась под тисом у ворот дома миссис Симпсон. Это как раз напротив «Приюта пилигрима». Стояла светлая лунная ночь, но тис отбрасывал густую тень, в которой я и спряталась. Я не хотела, чтобы кто-то меня увидел. Я стояла долго, но никак не могла придумать, как мне встретиться с Генри. Я не решалась войти в дом, так как очень боялась столкнуться с отцом. Потом я услышала, как часы пробили половину одиннадцатого. Дверь стеклянной галереи открылась, и на улицу вышел Генри. Луна светила ярко, и я видела его совершенно отчетливо. Он был без пальто, шляпы и шарфа и счастливо улыбался. Я сразу поняла, что он идет к ней – к мисс Фрейн. Я сделала шаг, чтобы пойти за ним, но у меня не хватило сил сделать второй. Я вдруг поняла, что все это бесполезно и глупо. В тот момент я отпустила его. Но не прошло и минуты, как на пороге галереи появилась тень и пошла вслед за Генри.
– Вы увидели, как из дома вышел какой-то человек и пошел за Клейтоном? Это был ваш отец?
– Нет. Конечно, вы сразу подумали, что это был он. Но нет. Это была женщина в китайском халате. Луна светила так ярко, что я даже успела рассмотреть вышивку на нем, пока она бежала за Генри. Она догнала его у ворот конюшни. Там они остановились и заговорили друг с другом. Я не слышала, о чем они говорили, но я видела лицо Генри. Он явно был рассержен, но тем не менее повернул назад. Вместе с женщиной он вошел в дом.
Марч нетерпеливо подался вперед:
– Вы смогли бы узнать эту женщину, если бы увидели ее?
– Конечно, я ее узнаю. – В голосе ее зазвучали усталость и некоторое высокомерие. – Я и тогда ее узнала. Генри много рассказывал о ней, когда она приехала в «Приют пилигрима», чтобы ухаживать за мистером Джеромом. Генри говорил, что она – самая добрая женщина из всех, кого он встречал. Он даже показал мне фотографию, на которой она была снята вместе с его тетями. Потом он перестал говорить о ней, и теперь мне стало понятно почему.
– Вы говорите, следовательно, что узнали ее в тот момент по фотографии?
– Да, это была мисс Дэй, мисс Лона Дэй.
Фрэнк Эббот метнул взгляд на мисс Сильвер. Выражение ее лица, впрочем, не изменилось. Чулок маленького Роджера удлинился уже до одного дюйма. Клубок разматывался, спицы продолжали равномерно стучать.
– Это все, мисс Роббинс? – спросил Марч.
Она вздрогнула и удивленно посмотрела на него.
– О нет, – ответила она. – Я могу продолжать?
– Да, если хотите.
Она продолжала смотреть Марчу в лицо.
– Я вошла за ними в дом. Дверь осталась незапертой, поскольку я видела, как они входили в дом из стеклянной галереи. У входа они не задержались. Я последовала за ними.
– Что вы хотели делать?
Мэйбл ответила с детским простодушием:
– Не знаю, в тот момент я об этом не думала – просто последовала за ними. В холле горел свет, когда я туда вошла. Я посмотрела влево и увидела, как закрывается дверь столовой. Я подошла к двери и стала прислушиваться к их разговору. Они не закрыли дверь на щеколду. Я толкнула ее и вошла. – Мэйбл умолкла, облокотилась на стол и продолжила: – Вы все были в столовой, не думаю, что там что-то изменилось. В дверном проеме висит занавеска – мисс Нетта всегда говорила, что в столовой сильный сквозняк. Так вот, я встала за этой занавеской и стала подсматривать.
– И?
– Они остановились у большого буфета, по обе его стороны. Генри стоял ближе к двери, выходящей в коридор, ведущий к лифту. В комнате горела только одна лампа – та, что над буфетом. Я очень хорошо их видела, а они меня нет. Впрочем, я вела себя очень осторожно. Я слышала, как Генри сказал: «Моя дорогая девочка, какая от всего этого польза? Иди лучше спать». Мисс Дэй ответила: «Неужели ты так торопишься к ней, что не можешь уделить мне пять минут, чтобы попрощаться? Это единственное, что я от тебя хочу».
Мэйбл снова посмотрела на мисс Сильвер. Щеки молодой женщины покрылись смертельной бледностью.
– Она вслух повторила то, что я бесчисленное множество раз говорила себе мысленно. Я возблагодарила Бога за то, что так и не высказала это Генри. Я не дала ему повода смотреть на меня так, как он смотрел на нее. Она расплакалась, резко повернулась и схватила со стены нож. Вы же знаете, там на стене полно холодного оружия. Кажется, это называется трофеем. Так вот, она схватила нож и крикнула: «Отлично, если ты так хочешь, то я покончу с собой!» Генри сунул руки в карманы и презрительно процедил сквозь зубы: «Не корчи из себя дуру, Лона!»
– Вы слышали, как он назвал ее по имени? – быстро спросил Марч.
– Да.
– Вы готовы в этом поклясться? Вам придется давать показания под присягой.
– Я знаю.
– Продолжайте, пожалуйста.
Она снова посмотрела ему в лицо.
– Генри сказал: «Положи нож на место и иди сюда! Если ты хочешь попрощаться по всем правилам, то я дам тебе такую возможность, но прощание не должно продлиться больше десяти минут. Идем, моя дорогая!» Он протянул ей руку и ласково улыбнулся. Она ответила: «Очень хорошо, это все, что мне нужно». Она отвернулась и протянула руку к трофею, сделав вид, что укладывает нож на место. Но на самом деле она сунула нож в карман китайского халата.
Мисс Сильвер кашлянула.
– У китайских халатов нет карманов, мисс Роббинс.
Это замечание нисколько не смутило Мэйбл.
– У этого халата карман был – это можно легко проверить. Она положила нож туда. Генри этого не видел из-за груды блестящего серебра на полках буфета. Он лишь видел, как она протянула руку к стене с трофеями и отошла от него. Но я видела, что она положила нож в карман.
– Вы осознаете важность того, что сейчас сказали?
Она вздрогнула всем телом.
– Да.
– Продолжайте.
– Она подошла к Генри и нежно обняла его за шею. Мне захотелось уйти, но я была не в состоянии сдвинуться с места. Она сказала: «Ты получил мое письмо, и я тебя ждала. Почему ты не пришел ко мне?» Генри ответил: «Потому что между нами все кончено, моя дорогая». Он потрепал ее по плечу и сказал: «Лона, будь взрослым человеком. Мы съели наш торт, и давай не будем ссориться из-за крошек. Мы же никогда не воспринимали этот роман слишком серьезно, не так ли? Мы играли в такую игру и раньше, и оба знали, что когда-нибудь она подойдет к концу». Она сказала: «Ты сейчас идешь к ней – к Лесли Фрейн». Генри отозвался: «Естественно, я иду к ней – ведь я собираюсь на ней жениться. Дорогая моя, усвой раз и навсегда – я буду ей хорошим мужем. Она соль земли, и я не допущу, чтобы она страдала». Когда он это произнес, я поняла, что должна уйти. Все, что они друг другу сказали, отчетливо показало, что мне нельзя было приезжать. Если бы он меня увидел, то я, наверное, умерла бы от стыда.
Мэйбл говорила теперь очень тихо, а потом и вовсе умолкла. Опустив глаза и глядя на свои кольца, она несколько раз тяжело вздохнула. Все молчали. Взяв себя в руки, Мэйбл продолжила свой рассказ:
– Я отступила к двери. Тогда я видела и слышала его в последний раз.
Она снова умолкла и прежним жестом поднесла ладонь ко лбу. До мужчин наконец дошло, что она так собирается с силами – мисс Сильвер поняла это с первого раза.
Теперь Мэйбл снова обрела дар речи и заговорила уверенным, хотя и тихим голосом:
– Я пошла в холл, но внезапно почувствовала дурноту. Это было неудивительно, потому что я целый день ничего не ела. Обычно я не падаю в обмороки, но на этот раз он едва не случился, и я подумала, что мне было бы лучше умереть. Дверь в холл все это время оставалась приоткрытой, я открыла ее и шагнула туда. Я сразу увидела отца, выходившего из кухонной двери. Он подошел ко мне и что-то сказал, но мне было так плохо, что я не разобрала слов. Я просто вцепилась в него, чтобы не упасть. Помню, он встряхнул меня и толкнул к входной двери, но, увидев, что мне плохо, отпустил меня, и я ухватилась за дверной косяк, а отец вышел. Он вернулся со стаканом виски и заставил меня выпить. После этого мне стало лучше. Отец вывел меня в стеклянный переход и спросил, зачем я приехала, не хочу ли я, чтобы он проклял меня за нарушенное обещание? Я сказала, что нет. Тогда он спросил, не видел ли меня кто-нибудь, и я снова сказала «нет». Он сказал: «Ты приехала повидаться с мистером Генри. Ты его видела?» Я ответила: «Да, я его видела, но ни он, ни мисс Дэй меня не видели. Они в столовой, и ты можешь не бояться, что я приеду снова, – я не приеду». Он сказал: «Да, ты уж лучше не приезжай». Он выставил меня на улицу и смотрел вслед, когда я уходила. Не помню, как я добралась до Ледлингтона. Последний поезд уже ушел. Должно быть, я вышла на Лондонское шоссе, где меня подобрал какой-то водитель. Наверное, он порылся в моей сумочке, потому что нашел мой адрес и привез меня домой. Я помню только, как он разговаривал с квартирной хозяйкой, открывшей нам дверь. Он сказал: «Я врач. Уложите ее в постель, а я осмотрю ее». Так я познакомилась со своим будущим мужем.
Марч строго посмотрел на нее:
– Когда вы узнали, что Клейтон исчез, вам не пришло в голову, что надо поставить в известность полицию о том, что вы видели? Вам понадобилось слишком много времени для того, чтобы наконец рассказать эту историю, мисс Роббинс.
Казалось, от этих слов Мэйбл почувствовала облегчение. Бледность немного отступила. Она сказала:
– Да, но видите ли, я ничего не знала.
– Вы не знали, что Клейтон исчез?
– Нет, я долго и тяжело болела. Только через два месяца я смогла читать газеты, а до этого никто не говорил мне о Пилгримах, я была полностью отрезана от «Рощи святой Агнессы». Прошел целый год, прежде чем я узнала, что Генри так и не женился на мисс Фрейн.
– Кто вам об этом сказал?
– Один друг Генри, с которым я иногда встречалась, когда мы жили с Генри. Он так странно сказал мне об этом… – Она сделала паузу. – Знаете, такое никогда не могло бы прийти мне в голову, инспектор Марч. Он сказал: «Значит, Генри все же не смог себя преодолеть. Деньги – это все же не самое главное в жизни? Вы что-нибудь с тех пор о нем слышали?» Когда я попросила его объяснить, в чем дело, он ответил: «О, так вы ничего не знаете? Бедный старина Генри в последний момент просто сбежал, растворился в тумане. Никто не знает, где он теперь находится».
– Понятно, – сказал Марч.
– Я думала, что это конец истории. Генри был вполне способен на такое. Я решила, что он зашел слишком далеко в своих запутанных отношениях с мисс Дэй, или же мисс Фрейн обо всем узнала. Но я никогда не думала… мне даже в голову не могло прийти то, что произошло.
– Когда же вам наконец это пришло в голову, мисс Роббинс? – медленно и раздельно спросил Марч.
Мэйбл посмотрела ему в глаза:
– Я замужем около года. Задолго до свадьбы я все рассказала мужу. Он удочерил моего ребенка. Я не могу сказать, сколько хорошего он для меня сделал. Так вот, у него есть брат – журналист. Он моложе Джона и служил в армии, но был ранен и комиссован. Редакция направила его в «Приют пилигрима», когда… когда… – Голос ее дрогнул, и она умолкла.
– Когда было обнаружено тело Генри Клейтона? – закончил за нее фразу Марч.
– Да.
– Когда вы узнали об этом открытии?
Мэйбл снова сильно побледнела. В голосе ее проскользнули нотки удивления, когда она сказала:
– Это же случилось только вчера, не так ли? Сегодня утром Джим – брат мужа – приехал к нам. Он живет поблизости. Вчера он по заданию редакции был здесь, и сегодня собирался сюда вернуться. В это время я уже ушла на работу. Джим все рассказал мужу об этом деле. Он приехал к Джону, поскольку знал, что я родом из этих мест, и думал, что я знаю кого-то из этих людей. – Мэйбл судорожно вздохнула. – Он не представляет, насколько хорошо я их знаю. Он не знает ни моей истории, ни моего настоящего имени. До замужества я поменяла фамилию на Робертсон, и он думал, что я вдова.
– Сообщение об обнаружении тела Клейтона было во всех утренних газетах, мисс Роббинс.
– Я знаю, но я не видела этих сообщений. По утрам у меня нет времени на чтение газет. Обычно я слушаю восьмичасовые известия, пока одеваю Марион. Потом я готовлю завтрак. У меня нет времени – по утрам я всегда очень тороплюсь. У меня есть подруга, которая присматривает за Марион в течение дня – вместе со своей дочкой, и по дороге на работу я отвожу Марион к ней. Обычно я работаю полдня, но когда бывает много работы, меня просят задержаться. Как раз сегодня был такой день, и мне пришлось остаться до конца рабочего дня.
– Однако я полагаю, что ваш муж прочитал утреннюю газету.
– Да, после того, как я ушла. Он не знал, что делать, понимая, что для меня это будет большим потрясением. Потом приехал Джим и рассказал ему то, чего не было в газетах. Он сказал, никто не сомневается в том, что Генри убил мой отец, – хотя, конечно, Джим не знал, что это мой отец. И еще что все репортеры уверены: Роббинс убил и Роджера Пилгрима, чтобы тот не продал дом, ибо в этом случае в подвале… – Она ухватилась рукой за край стола. – Он сказал: «Роббинса сегодня арестуют – в этом нет никаких сомнений». – Немного помолчав, Мэйбл продолжила: – Муж позвонил ко мне на работу и спросил, не отпустят ли меня домой по неотложным семейным обстоятельствам. В дирекции ответили, что не могут отпустить сразу, но отпустят в четыре часа. О звонке мужа мне ничего не сообщили. Когда я пришла к подруге забрать Марион, подруга сказала, что Джон просил ее оставить мою дочку у нее до утра. Только тогда я поняла, что происходит нечто экстраординарное. Когда я вернулась домой, Джона не было, он уехал на экстренный вызов. У нас есть приходящая домработница. Она передала, что муж просил меня дождаться его возвращения, а он постарается вернуться как можно скорее. Муж приехал только в половине шестого и рассказал о Генри, добавив, что моего отца вот-вот арестуют. Кроме того, Джон сказал, что я должна рассказать полиции обо всем, что видела и слышала, и добавил, что я не могу остаться в стороне от этого.
– И он был совершенно прав.
– Да, я знаю, – произнесла Мэйбл. – Я сказала Джону, что еду. Он не мог поехать со мной, потому что ему надо было вернуться к больному. Правда, Джон заверил, что на станции меня встретит его брат Джим. Не знаю, что он сказал брату, но тот пообещал, что будет все время на связи. Он позвонил, когда мы разговаривали с Джоном, и муж сообщил Джиму, на каком поезде я приеду. Когда я приехала в Ледлингтон, Джим ждал меня на станции и сказал мне, что мой отец покончил с собой.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Боюсь, что я сейчас расстрою вас еще больше. Ваш отец не покончил с собой, его убили.
Если Мэйбл и испытала потрясение, она ничем его не выказала, кроме глубокого вздоха. Потом она тихо произнесла:
– Я тоже так подумала, у него не было причин для самоубийства. – Она повернулась к Марчу: – Инспектор Марч, я сказала вам все, что знаю, а теперь я хочу пойти к маме.
Вмешалась мисс Сильвер:
– Ее надо сначала подготовить, ведь она думает, что вы погибли.
Сказал свое слово и Марч:
– Боюсь, что с этим придется повременить. Мисс Роббинс, вы понимаете, какую ответственность вы взяли на себя своим заявлением? Оно очень серьезно.
Она спокойно посмотрела ему в глаза:
– Да, я знаю это.
– Ввиду того, что ваш отец мертв и ему теперь не угрожает арест, не хотите ли вы каким-то образом изменить свои показания?
Мэйбл устало и печально, но сохраняя прежнюю твердость, ответила:
– Я сказала вам правду и не могу ни одного слова изменить в своих показаниях.
Марч обернулся к Фрэнку Эбботу:
– Попросите мисс Дэй спуститься сюда.
Глава 42
Джуди прикрыла дверь кабинета и вышла на лестницу. Казалось, этот день никогда не закончится, как и предстоящие дела. Так она думала до тех пор, пока не открыла дверь приехавшей Мэйбл Роббинс, до того момента, когда та вошла в холл и представилась. С этого момента все перевернулось. Не каждый день приходится открывать дверь человеку, которого три года считают умершим.
Поднимаясь по лестнице, Джуди была вся под воздействием этого потрясения, лишившего ее способности связно мыслить. Взаимоисключающие идеи сталкивались у нее в голове. Как это ужасно – приехать и узнать, что твой отец мертв! Но как здорово, что миссис Роббинс снова обретет дочь. «Где же ты пропадала столько времени?» – скажет она.
Выйдя в коридор, Джуди повернула к своей двери и столкнулась с Лоной Дэй, одетой на выход – в меховое полупальто и черную шляпку. В левой руке она держала сумочку, болтавшуюся на запястье.
– Кого вы только что впустили в дом? Я слышала звонок. Капитан Пилгрим никого не принимает – никого. Он заболел.
Джуди, не задумываясь, выпалила ответ:
– Приехала Мэйбл Роббинс. Оказывается, она не умерла.
Лона взяла ее за руку и повела назад к лестнице. По дороге она заговорила будничным тоном:
– Я так и поняла, а вы? Естественно, она приехала, хотя я не ждала ее так скоро. Поторопитесь, Джуди, капитану Пилгриму очень плохо. Надо привезти к нему доктора Дэйли. Доктор сейчас в Майлс-Фарм, а там нет телефона. Надо успеть поймать такси, на котором приехала девушка.
Джуди замедлила шаг:
– Ничего не выйдет, машина уже уехала.
Затем снова ускорила шаг:
– Может, меня подбросят на полицейской машине. Речь идет о жизни и смерти.
Они спустились с лестницы, пересекли холл и вышли в застекленный переход. Когда Лона открыла дверь, Джуди спросила:
– Вы не хотите остаться с ним?
Из открытой двери в переход хлынул обжигающе холодный воздух. На улице перед домом стояла полицейская машина, черная и пустая.
– Нет, нет, – ответила Лона. – Я все равно ничего не смогу сделать до приезда врача. Вы сядете за руль, я плохо вожу в темноте. Садитесь за руль, живее! – Лона распахнула дверцу автомобиля и подтолкнула Джуди в кабину. – Да садитесь же! Или вы хотите, чтобы он умер?
Джуди поставила ногу на подножку и обернулась:
– Мисс Дэй, нельзя же вот так уехать на полицейской машине! Надо сначала спросить разрешения.