Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1 Крымов Илья

Выйдя из «Ресторации Гиганто», мы встали перед выбором: как скоротать полтора-два часа времени? Какую экспозицию посетить сначала? В конце концов выбор пал на братьев-ингрийцев с их менявшим цвета павильоном.

Военная промышленность Ингры во многом воспроизводила мескийские образцы по купленным патентам, ну а то, что ингрийцы изобретали сами, часто имело слишком узкую специализацию и не подходило для нужд империи. Тем не менее было приятно прогуляться по просторным галереям с алебастровыми колоннадами и плафонами чистого серебра, посмотреть на достижения самых передовых технологий по освоению пустынь и новшества мирового флагмана в области гидропоники; сравнить ингрийскую школу кораблестроения с мескийской. Особенно понравились ледоколы, которые ингрийцы некогда купили у раххиримов, а потом доработали на свой лад. С помощью этих уникальных судов они научились транспортировать к себе целые айсберги с южных ледяных широт, растапливать их и восполнять нехватку влаги в сельском хозяйстве центральных областей континента.

Покинув обитель заокеанских братьев и вновь прочувствовав всю мощь солнца, я решил еще раз понизить температуру и отправился в гости к еще большим северянам, чем являлся сам. На территорию Раххии можно было пройти, предварительно получив в специальном пункте выдачи теплую шубу. Внутри купола искусственного климата падали крупные белые снежинки и росли ослепительные сугробы.

Через «Белые земли» пролегало несколько водных каналов, по которым плавали паровые лодки, да не простые, а те самые, что традиционно ходили по каналам Сквагова. На своей родине они пользовались особенной популярностью во время зимних праздников. Широкие, неспешные, снабженные деревянными навесами, эти лодки возили пассажиров, а те пили горячий чай из огромных самоваров. В экипажи чайных лодок входили специальные чаевничие, готовившие крепкую заварку и растапливавшие самовары. На борту всегда имелось достаточно меда, варенья различных сортов и всего прочего, почитавшегося у раххиримов частью священной церемонии чаепития.

Мы с Себастиной поплавали на такой лодке, кутаясь в шубы и согреваясь чаем с калиной, который подавал огромный бурый урс-ан с добродушной мордой. Когда же все пассажиры были обеспечены дымящимися стаканами в бронзовых подстаканниках, медведь усаживался на свое особое место и услаждал наш слух изысканной игрой на разукрашенной балалайке, напевая мало кому понятные, но очень бойкие песенки-«частушки». Раххийский колорит, однако!

Свой главный павильон раххиримы отстроили изо льда. Они воздвигли огромный дворец в неораххийском стиле, который назывался «Теремом», и стали пускать в него посетителей. Лучшим, что они могли показать и что смогло хоть как-то заинтересовать меня, по итогу оказался макет совершенно нового ледокола «Император Всераххийский Тсарь Николай I». Как и все, связанное с преодолением свирепых морозов, ледоколы у раххиримов получались на славу.

Выбравшись из ледяного царства и взглянув на карманные часы, я понял, что осталось время пробежаться еще по какой-нибудь экспозиции. После мне такой возможности наверняка не представилось бы, так что следовало хватать ее за горло.

Последний выбор пал на большой водный аттракцион, в который хозяева выставки превратили свою территорию. Крупные суда-павильоны двигались по озеру крайне медленно и мягко, а транспортные катера порхали вокруг них и военных экспонатов юркими водомерками. У арбализейцев имелись и сугубо развлекательные суда: корабль-ресторан, корабль-театр, корабль с механическими каруселями, приводившими посетителей в восторг. К тому же часть акватории была окутана сетью поднятых над водой прогулочных мостков с коваными чугунными перилами, удобными лавками и старомодными газовыми фонарями.

Мы с Себастиной сразу же посетили главный плавучий павильон.

За прогулками по выставочным экспозициям время почти закончилось, и мы отправились к выходу, а точнее – к собственному причалу корабля-павильона, где можно было сесть на катер. Только одна вещь привлекла мое внимание и заставила задержаться. Когда мы входили, я не стал останавливаться возле нее, но теперь…

Объектом интереса оказалась статуя, и внимание она привлекала тем, что была одновременно и величественной, и скромной, и довольно оригинальной. Воплощенный в белом полированном камне, на небольшом пьедестале стоял человек, мужчина лет тридцати пяти – сорока, вполне заурядный, с умным вытянутым лицом и крупным носом, на котором громоздились роговые очки. Он был облачен в халат, чем напоминал врача, но специальный фартук выдавал в нем алхимика. В ладони протянутых вперед рук статуи были вмонтированы небольшие грибовидные штучки, между которыми танцевали, гудя, самые настоящие фиолетовые молнии.

К постаменту крепилась табличка, по которой тянулись золотом слова:

«Памяти великого пророка от науки Гелиона Бернштейна, чей просвещенный разум пронзал время и обозревал будущее, дабы делиться с нами светом знаний, недостижимых для рядовых умов. Слава его скромна, но заслуги перед Родиной велики».

Стоило мне прочесть это, как в голове раздался щелчок.

– Вот оно, Себастина.

– Мы уже видели искусственне молнии, хозяин, только что, арбализейцы построили большие катушки в отдельном зале…

– Я вспомнил, где слышал это имя – Бернштейн, – произнес я, вглядываясь статуе в лицо.

– Это важно, хозяин?

– Не знаю, мне кажется, что очень. Нам нужно встретиться с Инчивалем! Немедленно!

Я сел в катер, выгнал из него всех лишних пассажиров при помощи удостоверения и приказал гнать к берегу.

Снаружи Стеклянная галерея напоминала очень длинную и высокую теплицу. Через всю ее длину тянулась собственно центральная галерея – очень широкий проход-павильон, напоминавший рыночную улицу с рядами похожих друг на друга прилавков-экспозиций по обе стороны. Сходство с теплицей создавали внешние стены здания, все сплошь из стекла, а между ними и центральным проходом имелись просторные залы с высокими сценами и рядами комфортабельных кресел.

Я торопился как мог, надеясь, что успею переговорить с другом прежде, чем он начнет выступать, ибо даже время презентации было слишком долгим для вопросов, которые я хотел задать. Увы, моим надеждам не суждено было оправдаться. Возле входа в зал номер семь свободное движение ограничивалось группой людей в темно-синих мундирах, поверх которых блестели кирасы из алхимического сплава. Пепельные драгуны.

– Неужто сами их величество кэйзар пожаловали? – пробормотал я, неспешно приближаясь к ним в густеющем потоке посетителей выставки.

– Нет, – отозвался расслышавший меня квонзикар, двигавшийся рядом, – кажется, его младший брат, великий кениг Эрих.

Когда мы с Себастиной подобрались слишком близко, драгуны немедленно потребовали предъявить билеты, кои моя горничная с нарочитой неспешностью достала.

– Подлинные, – сообщил старшему по званию проверявший солдат. – У вас есть документы, удостоверяющие личность?

– Голос, глаза и клыки – вот мои документы. Я благородный тэнкрис, лучшей рекомендации не найти.

Офицер шевельнул вздернутым усом, выдавая раздражение и презрение.

– Простите, герр…

– Тан, – резко перебила его Себастина.

– Герр, – упрямо повторил винтеррейкец, – без удостоверения личности пропустить не можем никак.

– Послушайте, – я взглянул на нашивку его воротника, – гауптман, я уважаю вашу преданность делу, но вы не вправе меня задерживать. Если не верите, давайте вызовем представителей арбализейской администрации, устроим громкое трехстороннее рассмотрение этой ситуации прямо тут, и хотя выступление тана эл’Файенфаса придется отложить до лучших времен, уверен, в итоге мы доберемся до истины.

Я смог породить в нем неуверенность, ибо срыв выступления явно не мог понравиться великому кенигу, но осознание долга и крепкое упрямство взяли верх. Мне пришлось бы даже применить свой Голос, чтобы сломить волю наглеца, если бы позади вдруг не раздался тонкий, но очень требовательный голосок:

– Немедленно объясните – что здесь происходит?!

Сразу стало тихо. Очень тихо. Все, кто находился поблизости, моментально замерли и умолкли, глядя в мою сторону. Обернувшись, я обнаружил у себя за спиной пятерых ингрийских тэнкрисов, окруженных матерыми телохранителями. Первым среди благородных танов стоял не кто иной, как Зефир эл’Нариа собственной персоной.

– Знаете что, гауптман, а попробуйте-ка спросить документы у них. – Я сделал шаг в сторону.

Один из восьми правителей Ингры по меркам тэнкрисов казался не особо высоким индивидом, да и вообще несколько не соответствовал канонам нашей красоты. Зефир имел мощную фигуру с плечами пловца, выпуклой грудью, плоским животом и широкой спиной, но все члены его тела казались немного коротковатыми, лишенными изящества. Грубоватое, очень мужественное лицо выражало чувство неоспоримого превосходства с примесью скуки, серебряные глаза бродили сонным взглядом по стенам и потолку, не оказывая никому чести быть замеченным, тяжелый подбородок был высоко задран.

– Ах, Бо, почему мы стоим? – капризным басом спросил феодал.

– Простите, мой тан, тут какие-то остолопы стоят на пути, я уберу их сию же минуту! – с великим почтением пропищал Бо Мучази и посмотрел на гауптмана как на слишком много возомнившее о себе ничто. – Сударь, да, вы, с напомаженными усиками, довожу до вашего сведения, что если вы не поспешите убраться с пути его несравненного высокопревосходительства великого феодала феода Нэрован тана Зефира эл’Нариа, то именно здесь и сейчас с этого вашего необдуманного поступка начнется ингрийско-винтеррейкская война!

Мало кто говоривший с пепельными драгунами в таком тоне мог выглядеть убедительно, особенно если он достигал своим ростом разве что уровня человеческого колена, однако Бо Мучази казался просто образцом убедительности.

Он происходил из вида, именовавшегося коалаками, разумными потомками коал, – эдаких маленьких сумчатых медведей, обитавших исключительно в эвкалиптовых лесах Ингры. Несмотря на свой малый рост, этот умилительный господин с серой шерсткой и большими пушистыми ушами, облаченный в строгий черно-серый костюм-тройку, ухитрялся смотреть на огромного солдата свысока, да еще и притопывать когтистой лапкой по полу. Этого оказалось достаточно, чтобы винтеррейкец капитулировал.

Как только драгун молча отступил, взгляд коалака обратился ко мне:

– Только после вас, тан.

– Разумеется, – ответил я, – никто не может заставить благородного феодала ждать.

Зал оказался просторным и отлично освещенным, он вмещал без малого две сотни удобных кресел. Сразу же бросилось в глаза, что едва ли четверть мест занимали посетители в гражданском, а на всех прочих гнездились носители разноцветных мундиров, сплошь старшие офицеры, обвешанные орденами и лентами. Воздух едва не трещал от напряжения – ведь в этом сравнительно небольшом пространстве разместились военные представители держав, порой находившихся в не самых добрых отношениях.

Первые ряды занимали гассельцы, винтеррейкцы, арбализейцы, раххиримы и имезрийцы, а теперь к ним присоединились еще и ингрийские таны.

Двигаясь на свое место, я заметил среди представлявших Гассель чулганов Эззэ ри Гмориго, который не просто сидел вплотную к великому кенигу Эриху, но и о чем-то с ним шептался. Слева от кенига восседал немолодой сухопарый военный, Юстас Иоганн Теодор Райхенхоффер барон фон Виндмарк, генерал армии Винтеррейка и самый авторитетный офицер во всех трех Верховных командованиях Рейккригскрэфта[47].

Сразу за неприятным гассельско-винтеррейкским тандемом расположились ярко-синие мундиры с красными фесками – тарцарцы. В стороне от них истекали ненавистью бирюзовые мундиры кальмирцев. Бородатые раххиримы в зеленых и черных цветах хмурили брови на крикливо-оранжевые кители имезрийцев, а карминные арбализейцы не спускали настороженных взглядов с темно-синих с серыми вставками винтеррейкцев. И только пятерка ингрийских тэнкрисов плевать на всех хотела, им не было дела до низкорожденных.

– Богиня всеблагая, да тут полный аншлаг.

– Даже вдоль стен зрители стоят, господин.

– Это не зрители, Аделина, это телохранители и адъютанты.

– Господин, кажется, вон там сидит собака. При входе я видела табличку, воспрещавшую посещение с животными.

– Шварцен-шатензихель. Все члены семьи кэйзара и самые высокопоставленные шишки в армии и правительстве Винтеррейка имеют таких. Говорят, лучших телохранителей и желать нельзя.

– Значит, это животное великого кенига.

– Как ни странно, нет – генерала фон Виндмарка. Подарок самого Вильгельма Второго. Генерал всегда водит за собой эту псину как личного телохранителя. Двух покушений избежал, между прочим… а у кенига Эриха на собак сильная аллергия, вот и обходится шкафом да задохликом.

Надо сказать, что места Инчиваль нам явно не подбирал, а скорее просто попросил у организаторов выделить ему два кресла, опустив лишние подробности. В итоге получилось так, что мы оказались ближе к задним рядам, среди прочих гражданских. Хм, возможно, кто-то из них и был гражданским, но намного вероятнее – такие же «простые посетители», как и мы с Себастиной. Бедный, бедный Инч, он желал отгородиться от мескийской экспозиции и ее военных разработок, а по итогу его публику составили почти одни вояки.

– Судьба, ироничная ты сука.

Все места были заняты, организаторы поняли, что пора начинать, – и на сцену стали выносить столы и стенды, а после громкого объявления появился и сам виновник собрания.

Оглядев публику, мой старый друг беспардонно поморщился и вздохнул, давая понять, где он видал все эти эполеты, звезды и прочие аксельбанты.

– Я надеялся увидеть здесь сегодня медиков, инженеров, металлургов, алхимиков, психологов и промышленников. Но почему-то явились сюда вы, господа военные. Не знаю, что вы слышали и на что надеялись, но сегодня я намерен широко представить разработанный мной медицинский инвентарь. Гелевский!

На сцену быстро поднялся мужчина, который, подойдя ближе, снял пиджак, и оказалось, что у его сорочки не было правого рукава, благодаря чему все могли разглядеть металлический блеск.

– Этот человек был обычным заводским рабочим, обслуживавшим механизм конвейера. Пять лет назад с ним произошел несчастный случай, в результате которого Гелевский потерял правую руку выше локтя.

Дальше Инч рассказал, как заменил утрату на автоматический механико-электрический протез, из чего тот состоял, какие у него были положительные и отрицательные характеристики. По его команде Гелевский продемонстрировал плавность и легкость работы металлической руки. В зале раздались аплодисменты и множество взволнованных восклицаний.

На этом Инч не успокоился и поведал, что разрабатывает протезы для существ разных видов, более того, он уже был уверен, что сможет воссоздать крыло авиака, а потом и собрать приспособление для свободного полета. Последняя фраза вызвала новый шквал голосов, многие зрители поднялись с мест.

– Прошу вести себя конвенционально, не вчера эволюционировали, чай! – повысил голос мой друг, совершенно не остерегаясь беспардонных фраз.

Над ингрийскими танами всплыло золотисто-оранжевое облачко веселого одобрения.

Мой друг смог успокоить слушателей суровым приговором: доколе вы не авиак, лишившийся крыла, с полетами вам придется обождать.

– Теперь позвольте представить вам второго моего ассистента! Михаэль!

Вторым ассистентом, поднявшимся на сцену, был человек с солидным горбом. Он носил на плечах длиннополый плащ и тяжело опирался на трость при ходьбе. Впрочем, плащ с него сразу же снял все тот же Гелевский, и оказалось, что Михаэль был обнажен по пояс. То есть почти обнажен. Обозримую его плоть, крайне скудную, следует заметить, опутывала сеть ремешков и металлических штырей. Различные элементы этого каркаса соединялись друг с дружкой в районах суставов и были снабжены петлями, шарнирными устройствами и миниатюрными, мудрено собранными цилиндрами, напоминавшими гидравлические поршни. На спине располагалось нечто, что, судя по сему, питало эту конструкцию энергией.

Как поведал Инч, в детстве этот несчастный сломал шею, но не умер – остался паралитиком и жил в таком состоянии до недавнего времени. Будучи выбранным для эксперимента, он прошел через дорогостоящую операцию и исцелился, однако тело Михаэля по-прежнему оставалось немощным, полная реабилитация могла затянуться на годы и потребовать целого состояния. Для облегчения и ускорения процесса Инчиваль сконструировал систему наружного вспомогательного скелета.

Гелевский вынес на сцену две пудовые гири и поставил их на стол перед Михаэлем. В ход пошла пара крюков, имевшихся на вспомогательном скелете рядом с запястными суставами. Михаэль поддел ручки гирь и с видимым трудом, но все же оторвал их от стола. Изобретение Инчиваля сделало этого калеку более сильным, чем многие здоровые люди. Сам изобретатель уже вовсю расписывал широту потенциала своей технологии в строительстве, шахтерской работе, спасательных операциях и так далее. Он намеренно избегал вопроса, который все же оказался задан:

– Полагаю, что всех нас интересует еще один вопрос, – поднял руку великий кениг, – как эта вещь повлияет на облик войны?

Его немедленно поддержал многоголосый гул общего согласия. Инчиваль конечно же в восторг не пришел.

– Облик войны – это уродливая гримаса, отражающая худшие черты всех разумных видов. К счастью для этого истерзанного мира, я подсчитал, что при современном уровне развития оружия, боевой магии, металлургии и алхимии изделие, способное принести ощутимую пользу на поле боя, будет стоить не меньше четверти миллиона золотых империалов.

Мой друг улыбнулся, а по залу прошлась волна испуганных вскриков.

– Ни у одной державы мира, даже у Мескии, не хватит золота, чтобы поставить боевые наружные скелеты на поток, и это даже при условии, что их вообще возможно изобрести, потому что лично я в этом направлении не работал и права на разработку никому никогда не продам.

– А права на производство искусственных конечностей? Сколько ты хочешь за них?

Глубокий гулкий бас Зефира эл’Нариа убил все прочие звуки в зале, но через несколько мгновений, когда высказанную мысль осознали, пространство взорвалось от десятков голосов, а многие вояки и вовсе подскакивали на местах, маша форменными головными уборами. Мне стало одновременно и жалко Инчиваля, и невероятно смешно следить за тем, как он пытался перекричать толпу возбужденных военных, мечась в своем эмоциональном диапазоне от отчаяния к ярости и обратно.

– Я не намерен продавать патенты на свои изобретения! Я никому их не продам ни за какие деньги! – взревел он, тщась прекратить этот стихийный аукцион.

– Пятьдесят миллионов золотых. – Могучий глас феодала вновь перекрыл все и вся, однако на этот раз мощь состояла не в звуке, а в цифре. – Дам тебе пятьдесят миллионов за исключительные права. И еще сто, если примешь ингрийское подданство и станешь служить мне. Построю тебе новый промышленный комплекс со всем самым лучшим, что может предложить наука, дам армию лучших ученых и полную свободу действий за пределами основных обязанностей.

Каждое слово Зефира походило на вагон золотых слитков – являлось таким же тяжелым и таким же дорогим. Но моего друга этим было не впечатлить, Инчиваль эл’Файенфас с годами все более явно становился идеалистом пацифистского толка. Опять же он был достаточно богат, чтобы смотреть на деньги с презрением, и даже озвученные астрономические суммы не зажгли искр в янтарных глазах.

– А основными обязанностями будет являться создание новых образцов оружия, я осмелюсь предположить, ваше несравненное высокопревосходительство тан эл’Нариа?

– В том числе, – спокойно кивнул феодал.

– Нижайше благодарю за щедрость, но вынужден отклонить ваше предложение. Я не торговать сюда пришел, не рекламировать товар в надежде, что его кто-то купит.

– Зачем же тогда? – выкрикнул кто-то громко. Я даже обернулся на голос, но успел лишь заметить, как мелькнула над прочими головами чья-то рыжая шевелюра.

– Зачем? Разве непонятно? Ведь было сказано в самом начале: я надеялся встретить ученых мужей, врачей, инженеров, металлургов, алхимиков, найти единомышленников, альтруистов, тех, кто захочет и сможет помочь мне воплотить задуманное! У меня есть мечта, таны и господа, я хочу принести пользу этому миру, сделать его хоть немного лучше. Для всех! Я сам построю корпорацию и сам буду производить автопротезы. Я сделаю их такими дешевыми и долговечными, что заменить себе утраченную конечность сможет любой, а те, кто все-таки не сможет, получат от меня протез даром! Воплотить это в жизнь будет очень тяжело и дорого, но у меня есть мечта, а следовательно, и цель. Я достигну своей цели, невзирая ни на какие препоны, даже на кучку дегенератов, мечтающих заполучить самую большую пушку и унизить этим других таких же дегенератов!

Его речь вызвала бурю негодования среди высших военных чинов. Что уж и говорить, мой друг не считался с традиционными авторитетами, соблюдал приличия по настроению и никогда не испытывал страха перед власть имущими. Говорят, такое поведение проистекает из наличия высокого интеллекта, но Инчиваль просто не отказывал себе в удовольствии быть таким, каким ему хотелось быть.

Ну а пока военные роптали, те немногие гражданские, что сумели протиснуться на выступление, аплодировали стоя. В них-то альтруизм мескийского тэнкриса пробудил восторг и заставил кричать «браво». Особенно надрывался плотный рыжий господин, несколько часов назад потреблявший дары моря в «Ресторации Гиганто». Он работал ладонями на износ и вопил: «Гениально!»

У меня появились смутные подозрения. Вроде бы ничего примечательного, разве что на редкость яркая рыжина, да и то, что он трапезничал в одном помещении и в одно время с Инчивалем, а потом пришел на его выступление, ровным счетом ничего не значило… но я все равно ощутил какое-то беспокойство. А потом начался полный бардак.

Сцена озарилась ярким бирюзовым светом, который погас так же быстро, как вспыхнул, оставив после себя шесть непонятных личностей. Один из них был облачен в водолазный скафандр – сферический трехболтовый шлем красной меди, привинченный к медной же манишке, – водолазную рубаху и зачем-то парусиновый плащ. Из иллюминаторов шлема текло ровное бирюзовое свечение. Остальные обошлись парусиновыми плащами с капюшонами. Двое из них аккуратно поддерживали водолаза под руки, будто тому было тяжело стоять.

– Простите за внезапное вторжение, – прогудел голос из шлема, – мы сейчас же покинем вас, только заберем Инчиваля эл’Файенфаса и его изделия.

Надо отдать должное телохранителям и адъютантам, не все из них оказались бестолковыми паникерами. Как только до зрителей дошло, что внезапное появление не было задумано в рамках презентации, часть телохранителей ринулась к своим нанимателям, а другая часть открыла огонь. Водолаз вскинул руку, и произошло… что-то. Появилась стена едва зримого бирюзового мерцания, в которой пули завязали, словно в болоте, и прекращали двигаться. Водолаз шевельнул пальцами – свинцовые комочки, звеня, осыпались на пол.

– Осознайте свое бессилие и…

Через распахнувшиеся двери ворвались в зал пепельные драгуны с короткими палашами и «Пфальцерами-7» в руках. Они осознавали лишь то, что великий кениг находился в опасности. Сосредоточенные и молчаливые гвардейцы ринулись на сцену, но вновь произошло что-то. Я видел, как из главного иллюминатора шлема ударил поток бирюзового света, и попавшие в него… истлели. Их плоть сгнила на глазах, кости рассыпались, мундиры расползлись, а броня и оружие распались ржавой пылью.

Вопли ужаса наполнили зал, вновь поднялась бесполезная пальба и прогремел голос водолаза:

– Довольно!

Он щелкнул пальцами – волна бирюзового света прокатилась по помещению, и все разом стихло, все замерло, носители разума обратились неподвижными статуями, пули и клубы дыма зависли в воздухе, звуки умерли.

– Торопитесь, подтащите ко мне изобретателя и его изделия.

Безмолвные слуги принялись исполнять, сгребая все в кучу у ног водолаза, и лишь когда они направились к Инчу, я наконец сбросил с себя оковы оцепенения.

– Себастина, к оружию! Мы должны… Себастина?

Моя горничная смотрела на меня спокойным отрешенным взглядом, такая же неподвижная, как и все вокруг. Ее лицо было твердым и холодным.

– Проклятье! – прошептал я.

Один из подчиненных уже приближался к замершему на сцене Инчивалю, который так и не успел вытащить из потайного кармашка пиджака свои ножницы. Я поднял «Пфальцер-7» и отправил пулю прямо в капюшон. Лязгнуло. Нелепо взмахнув руками, враг упал на пол, остальные развернулись в мою сторону.

– Что это значит? – донесся голос из шлема. – Ты не можешь двигаться, я остановил твой темпоральный поток…

– Меня не остановили даже официальные похороны, – пробормотал я, продвигаясь ближе к сцене по проходу между рядами, где замерли успевшие вскочить зрители.

– Как необычно. Приведите этого индивида ко мне живьем.

Двое подчиненных бросили все и ринулись навстречу, расшвыривая «статуи» в разноцветных мундирах. Я открыл огонь, стараясь не задевать этих самых «статуй», и три выстрела из четырех настигли свои цели, но не остановили их. Враги двигались быстро, между нами находилось много препятствий, и даже я не мог попасть в головы при таких обстоятельствах, а попадания в корпус лишь отдавались громким металлическим лязгом.

Когда враги опасно сократили дистанцию, мне пришлось сунуть пистолет обратно в кобуру и отступить, вынимая из трости спрятанный клинок. Из широких рукавов их плащей со щелчками вытянулись телескопические клинки, которыми они принялись хладнокровно убирать с дороги лишние препятствия. Несколько «статуй» рассекли на части, но из ровных срезов не вытекло ни капли крови, словно то были вовсе и не живые существа, а гипсовые модели из анатомического кабинета.

Наконец наши клинки встретились, и мне сразу пришлось несладко. Краем глаза следя за сценой, я старался не дать распороть себя, а все мои контрнаступления причиняли вред лишь парусине, но соскальзывали со скрытой под ней брони. Отбросив ножны, я высвободил из левого рукава нож и стал орудовать уже двумя клинками, что помогло лишь немного. Не знаю, чем бы закончился этот поединок, не будь он вдруг прерван.

– Слишком долго, у меня нет на это времени!

Один из помощников оставил водолаза и подтащил окаменевшего Инча к груде автопротезов, заодно прихватив и того, кому я прострелил череп. Мои же прямые оппоненты втянули клинки в рукава и бросились к сцене. Выронив холодное оружие, я вновь выхватил пистолет, в рукоятку скользнул магазин, полный ртутных пуль, и через миг одна из них попала последнему убегавшему в поясницу. Он тот же миг упал, разделенный пополам. Я решил, что враг погиб мгновенно, но ошибся – его верхняя половина, быстро перебирая руками, поползла дальше, и только тогда я вдруг осознал, что вокруг врагов не витало ни единой зримой эмоции.

Подхватив свой клинок и догнав ползуна, я не без труда пригвоздил его к полу и ринулся дальше. Выбрасывая в ладонь нож из правого рукава, я запрыгнул на сцену и наставил на водолаза ствол. Все четверо стояли неподвижно, глядя на меня без страха, гнева или интереса, только вокруг предводителя удалось почувствовать эмоции, приглушенные как крик человека, которого душат подушкой.

– Я даже не мог подумать, что такое возможно, – наконец заговорил водолаз. – У тебя два темпоральных потока вместо одного. Поразительно. Я остановил первый, а второй продолжает течь… один из твоих предков родился не в этом мире, верно? Я вижу на тебе печать Черной. Ненавижу Черную. Передай ей, вскоре я найду сердце и явлюсь поквитаться за былое…

Я выстрелил три раза, но двое подручных ринулись на пули, закрывая предводителя, а третью он успел остановить щелчком пальцев, после чего мерцание исчезло, и последний носитель капюшона шумно плюнул в меня чем-то. Три промелькнувших в воздухе снаряда впились в левую руку, грудь и правое бедро, отчего я выронил револьвер и рухнул на сцену, в то время как бирюзовый свет в иллюминаторе усиливался. Явственно предстала перед глазами картина, как мой прах смешивается с другим, усыпавшим все вокруг… Даже подумать не мог, что умру вот так внезапно. Надо было сделать еще столько дел, а я валялся и смотрел, как меня собираются буквально уничтожить. Будь рядом Себастина, такого бы не произошло…

Водолаз издал хриплый стон, и, признаться, это испугало меня настолько, что я чуть не зажмурился, но смерть все не наступала. Он начал заметно оседать, будто теряя силы, а внутри шлема явственно угасало свечение. Стало возможным рассмотреть очертания головы, теперь я знал, что это был человек.

– Проклятая Нэгари… проклятая Нэгари! – хрипел водолаз.

Стекло его иллюминатора не могло быть толще двенадцати миллиметров, а у меня в руке все еще оставался один нож, и, чем черт не шутит, я рискнул. Клинок вылетел из ладони, но мир опять потонул в бирюзовой вспышке, и снаряд лишь разбил одно из стекол, составлявших внешнюю стену зала.

Водолаз исчез. Более того, он прихватил с собой Инчиваля и демонстрационные образцы. Некоторое время в голове царил какой-то молочный туман, мешавший наконец понять, происходило все наяву или во сне, но потом в этом тумане воссияла одна простая мысль, которая пряталась на задворках сознания, пока я дрался за жизнь: мой друг только что был похищен.

Как будто этого было мало, вокруг тот же час разразилось нечто немыслимое, время вновь пошло. Никто ничего не понял, случились необъяснимые события, а потом вдруг оказалось, что некоторые из гостей валяются на полу либо мертвые, либо погибающие. Поднялся вой, раздались взаимные обвинения, переходившие в брань, оставшиеся в живых телохранители жались к хранимым телам, не зная, откуда придет опасность, их нервы натянулись до предела, и как назло, у всех имелось при себе табельное оружие. Внезапно мир очутился на пороге самой настоящей мировой войны, и это было совершенно не по плану!

Засевшие в теле снаряды, чем бы они ни были, оказались не опасны для жизни, тот, что торчал из груди, и к сердцу-то близко не подобрался. Увы, они были слишком короткими и скользкими от крови, так что пришлось вставать так, не вынимая. Расшвыривая взбудораженную публику, ко мне прорвалась Себастина и помогла принять вертикальное положение, после чего на свет появился жетон тайной службы. Они смогли услышать мой голос, лишь когда я распалил свой Голос и стал выкачивать из огромной толпы страх и агрессию.

– Прошу сохранять спокойствие! Тайная служба безопасности его королевского величества уже работает, господа, зеньоры, эфенди и таны!

Дальше, пользуясь прилагавшимися к жетону полномочиями, я распорядился оставить прикрытие всем агентам службы безопасности и мескийским резидентам. Для последних пришлось во всеуслышание назвать кодовую фразу, после чего в моем распоряжении оказалась дюжина мужчин и женщин разной видовой принадлежности. Был отдан приказ немедленно принять меры по сокрытию от посторонних глаз останков одного из нападавших, а также инициировать эвакуацию посетителей выставки на неопределенный срок. Последним указанием я распорядился призвать на место инцидента лучших следователей Имперры во главе с Великим Дознавателем.

Спустя полчаса Стеклянную галерею окружало тройное кольцо солдат Имперры с поддержкой из полностью укомплектованных шападо. Стальные великаны расхаживали вокруг, лениво водя из стороны в сторону огромными «Цайгенхорнами», а с небес бросала мрачную тень туша «Вечного голода».

Посетителей галереи эвакуировали первыми, при этом иностранные военные делегаты удостоились очень вежливого обхождения, ибо Голос терял эффект без постоянного воздействия, а они все еще находились в сильном нервном возбуждении. Особенно осторожно и вежливо мои солдаты эскортировали ингрийцев, винтеррейкцев и гассельцев, притом что Зефир эл’Нариа изменил своей неизменной привычке и соизволил проследовать к выходу одним из первых.

В отдельном конференц-зале все той же Стеклянной галереи собрался урезанный состав высших офицеров Имперры, созванных на экстренное совещание. Также присутствовали мои болваны, имитировавшие Великого Дознавателя, и бортовой медик с «Голода» Ботхис Парджави. Маг-лекарь извлекал из меня посторонние предметы и сращивал раны прямо во время совещания: времени было мало.

– У нас был похищен ценнейший мозг, господа, это вопрос государственной безопасности. Герберт, возьми выходной, отоспись, на тебя тяжело смотреть. С этой минуты я возвращаюсь на должность.

– Должен сказать: «Слава Все-Отцу», – блеклым голосом выдал мой сменщик, чье изображение проецировали прямо из Старкрара. Мешки под глазами, нездоровый цвет лица и – о боги, щетина! – свидетельствовали о том, что он уже несколько суток не спал.

– Мы начинаем развернутую поисковую операцию? – спросил Кирхе. – Мне нужен приказ, и уже к середине дня в городе будут тысячи солдат.

– Ни в коем случае, – ответил я. – Арадон полон иностранцев, всей нашей армии не хватит, чтобы должным образом его прошерстить, только панику и возмущение посеем. Не говоря уже о том, что Инчиваля эл’Файенфаса уже может и не быть в столице. Его забрали при помощи… даже не знаю, как это называется… имматериальное перемещение?

– Кстати об этом, шеф, – подал голос Дорэ, – такое вообще возможно?

– Маги говорят, что нет. По крайней мере, им такое не под силу. В прошлом многие пытались расщеплять материю на мельчайшие частицы и переносить ее сквозь пространство, чтобы собирать заново в другой точке, но, как правило, на первом этапе процесса все и стопорилось.

– Любопытно. Напоминает то громкое дело с Саймоном Попрыгунчиком, который будто…

– Друг мой, – наклонился к плечу Адольфа Конрад Кирхе, – давайте дослушаем Великого Дознавателя.

– Благодарю, генерал. Герберт, мне нужна вся информация по Гелиону Бернштейну. Арбализейский самашиит, судя по всему, не ортодокс, уже мертв, четырнадцать лет назад проходил стажировку в университете Калькштейна под началом Гвидо Мозенхайма, считался выдающимся талантом.

– Вот и отдохнул, спасибо.

– Не ной. У тебя достаточно помощников, перепоручи им. Также поднимите все наши связи в Арбализее, и в частности Арадоне, заведите новые любыми способами, работаем по следующим направлениям: похищения детей; банда, известная как Бурерожденные; пайшоанские преступные кланы; убийство Хайрама эл’Рая и «Цирк Барона Шелебы». Наблюдать, искать, вербовать, подкупать, шантажировать.

– Но разве мы не должны работать еще и над похищением эл’Файенфаса? – осведомился Ивасама.

– Его похитил тот же, кто похищает детей. Найдем детей – найдем и Инчиваля эл’Файенфаса.

– Сроки?

– Крайне сжатые, но прошу постараться работать тонко. Не забывайте также, что охрана выставки все еще на нас, а вскоре начнутся дипломатические встречи по арбализейско-винтеррейкской ситуации, за которыми будет следить весь мир. Подключите всех следователей и информаторов, пользуйтесь всеми резервами. Если кому-то и под силу вытянуть такую ношу, то только вам, господа. От военного крыла организации жду, что наши силы также будут готовы в любой момент выступить в указанном направлении. Не смею больше задерживать.

Ботхис Паджави, закончив сращивание тканей, предоставил мне металлическую тарелочку, в которой лежали изъятые из тела снаряды, и удалился.

– Мне кажется или это действительно часовые стрелки, Себастина?

– Я бы сказала, что это снаряды, выполненные в виде часовых стрелок, хозяин. Тяжелые, стальные, остро заточенные часовые стрелки.

– Любопытно. Выгляни-ка в коридор.

Она послушно вышла из конференц-зала и приказала сторожившим солдатам удалиться.

– Вы хорошо держались, хозяин. Позвольте принять эти улики.

– Спасибо. Снаружи больше никого нет? Ты не могла бы…

Не говоря ни слова, моя горничная закрыла дверь снаружи, и я остался один. А потом отпустил бразды контроля и, кажется, выпал из реальности на несколько минут. Вернувшись же в нее, я обнаружил разгромленный конференц-зал с переломанной мебелью, трещинами в стенных панелях и разбитыми бутылками в развороченном баре. По помещению прошелся ураган тупой ярости.

Себастина вошла без стука, неся в руках кувшин с водой, полотенце и чашу для умывания.

– Я найду того, кто похитил Инча, и…

– Вы сделаете с ним все, что пожелаете, хозяин, это само собой разумеется.

Когда мы входили в зал под номером семь, повсюду копошились криминалисты и маги, опытные лаборанты собирали образцы. Трупы уже унесли, как и, с позволения сказать, тело одного из нападавших. То, что мы увидели под остатками парусины… Удалось понять лишь, что ничего подобного нам видеть прежде не доводилось. Я приказал снять это на кристалл для синематеха и отослать в Мескию, Карнифару эл’Файенфасу лично в руки. Если он не поймет, что это, пожалуй, никто не поймет.

Я же старался не мешать профессионалам работать, но хотелось рычать, требовать и угрожать, чтобы Инчиваля немедленно вернули живого и невредимого, а его похитителя оставили со мной в комнате дознаний на час-другой.

– Митан, – обратился ко мне офицер следственной группы.

– Что-то обнаружили?

– К сожалению, ничего существенного. Никаких следов магии.

Это было ожидаемо, еще бы. Бирюзовый свет, пропадающие дети, никаких следов магии. Гипотеза о том, кто совершал все те похищения, уже сложилась, но я не мог понять двух вещей: как и зачем? Да и полностью утвердиться в ней мешал страх. Я боялся того, с чем мне внезапно пришлось встретиться, хотя и знал, что эта встреча рано или поздно состоится.

– Митан, мы нашли снаружи здания нож. Кажется, это им разбили вон то стекло. – Один из специалистов показал мне мой собственный нож.

– Присовокупите к делу, потом изучу, а стекло надо заменить… и, похоже, не только в этом месте.

– Митан?

– Чуть левее поврежденного участка, видите, капитан, вставлено стекло с изъяном. Явный брак.

– Я ничего не вижу, митан, простите.

– Правда? Что ж, а мои глаза видят. Эффект минимальный, без абсолютного зрения можно не заметить, но там пятно… пятно…

Я быстро приблизился к стеклянной стене, сквозь которую открывалась панорама опустевшей выставки, и пригляделся к едва заметному пятну на большом стеклянном листе.

– А теперь и я вижу, – пробормотал следователь, приблизившись.

– Стекло стареет. Очень медленно, но все же. Разрушаются кремнийкислотные связи, и меняются оптические свойства. Капитан, вы можете мне сказать, почему этот стеклянный лист, произведенный недавно на заводах Пруаура по государственному заказу, выглядит совершенно новым за исключением вот этого участка?

– Я… боюсь, я не знаю, митан.

– Я тоже не знаю, но хочу узнать. Пусть маги и алхимики проанализируют это стекло, пусть будут сделаны замеры и снимки. Такая чепуха, но тонущий и за соломинку ухватится.

От дальнейших размышлений отвлекло срочное донесение особой важности, в коем сообщалось, что около часа назад одновременно с похищением Инчиваля эл’Файенфаса в городе произошло еще одно важное событие: Железное Братство, и это было точно установлено, напало на секретную лабораторию Научно-исследовательского института оборонных технологий Арбализеи.

– Едем.

Пока колонна, состоявшая из посольского стимера и двух бронестимеров сопровождения, выезжала за пределы парка, нас подвергали освистанию. Эвакуированные посетители не спешили расходиться, надеясь, что вскоре все недоразумения будут улажены и выставку откроют вновь. Во время эвакуации им не объявили причин, чтобы не вызвать паники, так что со стороны казалось, будто всему виной являлись взбалмошные мескийцы. Я разрешил пустить всех этих горлодеров обратно, но Стеклянная галерея оставалась под запретом.

Пока мы ехали на северо-восток, к морю, в голове вертелась схема многомерной головоломки. Вращая ее то так, то сяк, я пытался взглянуть на все свежим взглядом, увидеть что-то незаметное, но лежавшее на виду. Параллельно с этим Себастина зачитывала скомканный рапорт от арбализейской службы безопасности относительно инцидента на засекреченном объекте.

– У арбализейских братьев есть от нас секреты. Вот те на.

– Удивительно не то, что они есть, хозяин, а то, что мы действительно о них не знали.

– До сих пор.

Из рапорта следовало, что группа вооруженных лиц, носившая на амуниции знаки Железного Братства, ворвалась на охраняемую территорию, известную как Маяк морских звезд. Внутри и под этим объектом располагалась секретная лаборатория. Перебив охрану, террористы похитили и вывезли некоторые образцы экспериментального оборудования и часть персонала на грузовиках, приписанных к парку самого объекта.

– Перечень похищенного и похищенных?

– Только наборы букв и символов, что-то вроде регистрационных номеров изделий, и имена сотрудников, но личные дела не приложены. Составляли донесение в спешке.

– Либо не очень хотели посвящать меня в детали.

Район Арадона, носивший имя Старый Шавалар, располагался на длинном, уходящем в море мысе, конец которого приподнимался над волнами в виде утеса. Кварталы в Старом Шаваларе были старинными и считались памятниками архитектуры, а на конце мыса располагалась одна из первых твердынь Арадона – замок под названием Маяк морских звезд. Именно оттуда правили первые арбализейские короли.

Путь преградила древняя крепостная стена с надвратным барбаканом и несколькими башнями, которая перекрывала острие мыса от края до края. На древних камнях виднелись совсем свежие следы боя, выбоины от пуль, копоть; ворота были вырваны огромным тягачом с лебедкой. Тела погибших охранников уже убрали, но следов крови смыть не успели. Мы въехали за охраняемый периметр и смогли оценить еще больший масштаб разрушений.

А еще двор замка кишмя кишел викарнами.

– Стоило им услышать два заветных слова – и они все слетелись сюда как пчелы на цветочный луг, хозяин, – произнесла Себастина, осматриваясь через окно.

– Они будут впереди собственного рыка нестись туда, где промелькнет эмблема Железного Братства. Никакие приказы им не помеха, а значит, они наплюют на дисциплину при первой же возможности и полагаться на них никак невозможно. Однако не думал, что кошки так скоро решат нарушить наш договор.

Викарны обнюхивали каждый квадратный дециметр территории, все фиксировали, за всем следили. На появление чужаков они отреагировали сдержанно, молча дали допуск внутрь замка, а точнее – в обустроенные там научно-исследовательские лаборатории. Ничего интересного не обнаружилось, все было украдено до нас. И вот когда я попытался узнать, что именно крылось за безликими порядковыми номерами образцов, наткнулся на стену молчания. Тигры наотрез отказались передавать Имперре эти сведения, государственная тайна-де является достоянием одного отдельного государства, и точка.

Таким способом викарны прямо дали понять, что, несмотря ни на какие договоренности, сдавать тайную службу со всеми потрохами они не намерены. Досье на похищенных сотрудников тоже не предоставили, и это не на шутку взбесило. Давно я отвык от пререканий и даже от самой мысли, что кто-то может безнаказанно мешать мне работать. Хотелось еще разок отпустить бразды и сотворить что-то ужасное, но я смог совладать с собой.

Кое-какие сведения все же удалось получить, самые общие и не имевшие отношения к секретности, хотя от этого не менее странные. Нападавших было не больше двадцати, они приехали на паровом тягаче, покинули грузовое отделение и немедленно атаковали ворота замка. Исходя из показаний, все нападавшие носили неизвестный тип брони и глухие маски со встроенными противогазами, у них были гранады, огнеметы, оружие с алхимическими боеприпасами. Амуниция, достойная спецвойск. Но не это странно, мы всегда знали, что Железное Братство имело ресурсы и доступ к довольно продвинутому вооружению.

Самым удивительным показалось то, с какой точностью свидетели описывали невероятные боевые качества нападавших. С их слов, боевики Братства двигались с огромной скоростью, уклонялись от пуль, стреляли точно, словно без отдачи, подпрыгивали на несколько метров в высоту, а когда сходились врукопашную, крушили и ломали солдат охранного гарнизона будто щуплых новобранцев. Из сотни охранников выжило меньше половины, а террористы потеряли ранеными от трех до пяти боевых единиц, и лишь один, несомненно, погиб. При этом тел не осталось, сообщники увезли их вместе с украденным имуществом и похищенными учеными.

– Судя по описанию, – неохотно сообщил викарн, передававший мне сии скудные сведения, – командовал атакой сам Грюммель, а также его ближайшие подручные, известные как Угорь и Саламандра.

– Двадцать против сотни на штурме, один погибший и четверо раненых, при значительных потерях обороняющейся стороны. С ними был боевой маг?

– Саламандра использовал огнемет необычной конструкции, словно метал пламя самими своими руками, Угорь использовал электроток – молнии, иначе говоря. Но, судя по описанию, они тоже были техногенными. В составе охранного гарнизона, кстати, был один боевой маг, но его убил Грюммель.

– Испепелил?

– Именно. Вон там, извольте видеть, участок оплавленного камня. Вместе с магом погибло одиннадцать солдат, которых он прикрывал. Очевидцы получили ожоги сетчатки и ослепли, но все говорят о нестерпимом жаре и ярком свете, будто само солнце спустилось с небес.

Будто само солнце… будто само… Нечто, полыхнувшее в Гасселе, затем убило Хайрама эл’Рая – и вот опять. Оружие, имеющее мощь светила и находящееся в руках международного террориста, а мы даже не способны понять принцип его работы. Сама эта ситуация выводила из себя.

Что еще есть у Братства, о чем я не знаю? Разве могут двадцать, пусть и хорошо подготовленных, солдат победить сотню со столь низкими потерями? Как бывшему военному мне были известны случаи, когда горстка храбрецов останавливала превосходящие силы… Да что там! Я знал, на что способны Конрад Кирхе и Адольф Дорэ, так что пределы человеческих сил для меня были раскрыты очень широко. Но победить при пятикратном перевесе, практически не понеся потерь, – это слишком уж походило на выдумку.

Следовало скорее отправиться во дворец и сжать пальцы на пульсе главной информационной артерии Арадона. После похищения Инчиваля и атаки на Маяк морских звезд король не мог не назначить экстренного собрания высших чинов, и Шадалу эл’Харэну следовало оказаться среди них.

Прежде чем сесть в стимер, я успел заметить кое-что еще. Над замковым комплексом возвышалась башня маяка, полностью покрытая ракушками. Белые служили основным цветом, а красными были выложены узоры в виде огромных морских звезд. Труд древних строителей вызывал уважение… в отличие от конструкции грузового лифта, которую строители современные присобачили к маяку, беспощадно испортив декор во многих местах.

– Поднимемся наверх.

– Там ничего нет, – заметил викарн, услышав меня.

– Не помню, чтобы я об этом спрашивал. Себастина, наверх.