Фебус. Ловец человеков Старицкий Дмитрий

Сонный хозяин постоялого двора откровенно дремал за стойкой, навалившись виском на кулак и опершись о локоть, но в полной готовности вскочить по первому приказу и выполнить любой каприз высокопоставленных постояльцев. Служанок и его дочек в зале не наблюдалось. Наверное, спать ушли. Время-то – второй час ночи, а им вставать до рассвета.

– Что полуночничаем? – спросил я честную компанию, жестом дав понять, что вставать не надо, одновременно присаживаясь за стол и показывая сержанту, где ему сесть.

– Вино пьем, сир, – ответил за всех шевалье д’Айю. – Не желаете присоединиться?

– Хорошее хоть вино, Генрих?

– Попробуйте, сир, – налил он рубиновую жидкость в кубок и пододвинул его ко мне, не отрывая от стола.

Вино было очень неплохим, даже качественней, чем то, что я сегодня пил за герцогским столом. Чем-то оно напоминало болгарскую «Гамзу», только не ординарную, а выдержанную лет так пять-шесть в подвалах Сухендола. Балует нас мэтр Дюран.

– Может, кто-то меня просветит, какова povestka dnia этого собрания, – нарушил я молчание за столом после дегустации вина.

Вижу, что меня не поняли, и поправился:

– Что обсуждаем на этой тайной вечере?

– Не богохульствуй, Феб, – отозвался дон Саншо. – И вообще нам не нравится, что ты связался с сарацинами. Это противно Богу.

– Значит, с евреями дела иметь можно, а с сарацинами нельзя? – спросил я ехидно. – Противно Богу, видите ли…

– Евреи с нами не воюют, – подхватил мотив сюзерена сьер Вото.

– Зато обдирают как липку, – возразил шевалье д’Айю, повышая голос.

Видать, где-то евреи успели моему шевалье наступить на любимую мозоль, но скорее всего – на любимый кошелек.

– Тихо, – пристукнул я ладонью по столу, – богословский диспут потом разведем. Если силы на него останутся.

Осмотрел своих соратников. Хмурые сидят. Безделье, в которое они окунулись последние дни, действует на них разлагающе. А тут еще Саншо опрометчиво проституток рассчитал.

Дождавшись тишины, я пояснил свою позицию:

– В настоящий момент лично я нахожусь в состоянии войны с руа франков. Доказывает ли это, что общение с франками противно Богу?

– Ну ты сравнил! – возмутился дон Саншо.

– Что поделать, друг, – логика всесильна. На самом деле ситуация такова, что только у сарацин есть единственный корабль, который может взять всех нас разом на борт. Хоть завтра. – И, повернувшись ко всем, продолжил: – К тому же он не зависит от капризов ветра. Вы вообще в курсе, насколько поднялась в городе цена морского фрахта? А у нас, как мне еще недавно доказывал дон Саншо, не хватало денег даже на провоз лошадей до Пиренеев. А теперь я договорился, что нас перевезут бесплатно. И тут опять надо сказать спасибо моему дяде – дюку бретонскому. А заодно и подумать: так ли уж плохи именно эти сарацины конкретно для нас?

– Где мы возьмем гребцов, сир? – спросил шевалье.

– Нас отвезут в Сантандер те же гребцы, что и сейчас сидят на галере.

– Силой с нашей численностью захватить галеру не получится, – буркнул сьер Вото, – даже если нам и не придется брать ее на абордаж по шпироту.

– Наша численность с сегодняшнего дня выросла на двадцать пять валлийских лучников, – заявил я, гордясь собой, – так что при желании экипаж галеры мы в состоянии перебить, но никак не в состоянии довести ее до Сантандера. Где мы возьмем столько гребцов здесь?

– Сорок весел с одного борта. Нужны сто шестьдесят человек, – выдал справку сержант.

Мои собутыльники заметно повесили носы. Выхода они не видели.

– Ваш дядя, ваше высочество, мог бы отвезти нас на своих кораблях, – подал голос сьер Вото.

– Мог бы, – не стал я отрицать очевидного факта, – но мой дядя и так уже расщедрился на валлийцев нам в охрану и на припасы нам в дорогу. И не надо думать, что казна у него неисчерпаемая. Кроме того, его отношения с Пауком и так постоянно на грани скатывания в вооруженный конфликт. Мне бы не хотелось стать поводом для чередной франко-бретонской войны. Это было бы с нашей стороны черной неблагодарностью по отношению к нему. Мы уедем, а ему из-за нас воевать. Причем мы еще уведем с собой не меньше двух единиц военного флота Бретани, потому как купеческого фрахта на сегодня и вовсе нет после пожара в порту. Ни за какие деньги.

– Но какой-то выход должен быть? – спросил дон Саншо, мудро съехав с религиозного диспута.

– Естественно, – ответил я, припомнив старый анекдот, – всегда есть два выхода. Из любого положения. Кстати, а где мой шут?

– Спит у себя, ваше высочество, – ответил сьер Вото.

– Непорядок, – заметил я.

– Сир, вам скучно? – ехидно осведомился шевалье. – Я считаю, что ситуация и так – обхохотаться можно, без шутов.

Да, дисциплина в банде действительно от безделья падает. Валить отсюда надо: чем быстрее, тем лучше. Иначе… лучше себе даже не представлять, как может быть иначе.

– Сержант, разбудите мессира дю Валлона и попросите его почтить нас своим появлением здесь, – приказал я.

Сержант поставил свой кубок на стол и грузно поднялся. Ему тоже не было понятно, к чему на военном совете мой шут. Но пошел. Приказ есть приказ.

– Итак, мон сьеры, подумаем вместе над вопросом: кем заменить нам гребцов с галеры? – изложил я повестку дня.

С тем, что гребцов придется освобождать «ан масс», я уже смирился. Против всех не попрешь. Хороший монарх, если не может прекратить пьянку, должен ее возглавить. Осталось только найти решение, удовлетворяющее все стороны, в том числе и капудана Хасана. Но вот тут-то и лежало слабое звено цепи нашего положения. Вроде я все виражи отлетал, всех свел, все шнурочки завязал, кого надо зарядил, а не складывался пазл, хоть ты тресни.

Сержант привел шута, зевающего во всю глотку, при этом демонстрируя нам неполный комплект своих гнилых зубов. В руке он встряхивал свою дурацкую шапочку, позванивающую бубенчиками.

Дю Валлона усадили за стол, опохмелили, хотя он еще от вечерней пьянки не отошел, судя по выхлопу.

Как только глаза шута приняли осмысленное выражение, ему наперебой рассказали о возникшей проблеме.

Мессир Франсуа помолчал немного, икнул и выдал:

– Галеру захватить, сарацин перебить, но гребцов освободить уже в Сантандере. И саму галеру там продать – добыча же…

– Мессир, ваши шутки не смешны. Этот сарацин возит нужные товары дюку бретонскому, минуя венецианских и генуэзских посредников, – поправил я условия задачи.

– Это серьезный аргумент, сир, – согласился со мной шут. – Так в чем проблема? Оставляем его в живых и привлекаем к тому, чтобы он и нам возил товары с Востока по дешевке. Это возможно?

– Легко, – ответил я. – Сарацин этот действительно нам весьма и весьма полезен и на сотрудничество с нами идет охотно. Но гребцов с его галеры нам надо освободить, и от этого никуда не деться. Вот такая проблема.

– А поменять не пробовали?

– На что? – спросил сьер Вото.

– На старые вонючие шоссы, – попытался я пошутить, но меня никто не поддержал.

– Ну…. на сарацинских пленников, к примеру, – махнул рукой шут и подставил кубок под новую порцию вина.

Сержант ему налил и вставил свой резон:

– Откуда они у нас, мы еще галеру на копье не брали.

Дю Валлон повернулся к инфанту с вопросом:

– Дон Саншо, в ваших краях найдутся пленные сарацины или рабы-магометане? На худой конец – мориски в долгах.

– А что, мысль! Только в сантандерском дворце – не менее десятка муслимских рабов, – высказался инфант.

– К тому же поменять можно не голову на голову, а одного раба на двух гребцов, – вклинился сержант, – так как гребцы, скорее всего, измождены непосильным трудом и как рабы не представляют собой большой ценности.

– В общем, так: пока плывем, думаем, где еще нам добыть шесть десятков сарацин на обмен, – подвел я итог совещания. – Все. Вы дальше как хотите, а я – спать.

Оказавшись наконец-то в своей комнате, я упал в кровать и сказал лезущей с поцелуями белошвейке:

– Все. Я никакой. Хоть самого долби.

Ленка, весело хихикая, закрыла за мной засов, прыгнула в койку и прижалась ко мне горячим юным телом.

– Занятно было бы на такое посмотреть, сир, – проворковала девушка, ошпаривая мое ухо жарким дыханием.

Принялась его целовать, постепенно превращая поцелуй в неистовое вылизывание моей ушной раковины острым шаловливым язычком. Затем она, попутно освобождая мою тушку от разнообразного текстиля, спустилась немного ниже, где порция ласки от теплых губ досталась уже шее, ключице, груди, пузику… пока она не добралась до моего нефритового стержня, который сначала со вкусом и громким хулиганским чмоком поцеловала, а затем и полюбила «по-наваррски». Это было сладко и насладительно.

– А теперь спите, сир, приятных вам сновидений, – пожелала Элен мне спокойной ночи, одновременно снимая с меня сапоги и портянки. – Я же еще повторю урок этой, как ее… анатомии, который вы мне дали сегодня в помывочной. Сегодня в ваше отсутствие, сир, я его разучивала, самостоятельно нашла клитор, и мне это понравилось.

И счастливый женский смех колокольчиками был мне колыбельной…

Утром, до завтрака, вместо запланированной зарядки и упражнений в стрельбе из пистолетов и аркебуза, принимал ремесленников, желающих переселиться ко мне на Пиренеи. Не сказать чтобы народ ломился ко мне толпами, но пару часов на них я потратил, работая сам на себя айчаркой.

В итоге сманил многодетную семью мастера-стеклодува, которому надоело клепать бусы для португальцев.

Семейного же слесаря-механика широкого профиля, которому просто узко тут стало в цеховых рамках.

Подмастерья чеканщика. Холостого.

Две семьи ткачей. Кстати, это мужская профессия пока. Мужской и останется вплоть до конца девятнадцатого века. Окончательно ткачихи выдавят с фабрик ткачей только после Первой мировой войны. На волне автоматизации производства.

Специалисту по разнообразным давильным прессам я порадовался особо. Были у меня на него разнообразные виды. Даже спрашивать не стал у него причин отъезда.

Мастера-сверлильщика, с семьей. С этим пришлось поговорить серьезно, но вроде ответил он на все вопросы четко, не путаясь, обогатив меня знанием современной ему технологии.

Подмастерья бондаря, умеющего делать большие винные бочки. Значит, и маленькие делать умеет, и других обучит.

Златокузнеца. Мастера, у которого недавно умерла жена, и вид этого города вызывал у него психотравму. Представленные им образцы своей работы восхищения у меня не вызвали – далеко не Бенвенуто Челлини, но все же это было выше среднего по рынку.

И просто кузнеца, подмастерья лет тридцати.

Вот и весь улов: девятнадцать человек, если считать с женами, детьми и тещами.

Плюс ранее завербованные семьи литейщика и часовщика.

Нормально. Куда мне больше – галера же у сарацина не резиновая. Так что остальной толпе просто отказал. В основном тем, кто мне просто не понравился. В отборе опирался на свое первое впечатление, все равно других критериев, более объективных, у меня не было.

Условия отъезда, сроки и количество клади всей толпе избранных объяснял уже Микал, которого я поставил над переселенцами надзирателем. А так как он еще и сумку денежную таскает, то и пару стрелков из копья сержанта дал ему в качестве физической защиты.

Скороходу от Вельзера, который терпеливо дожидался окончания этого кастинга, передал для банкира список переселенцев с заданием о покупке их домов и прочего оставленного имущества, обеспечения их гужевым транспортом до Сен-Назера (кстати, на этих же повозках обратно повезем специи в герцогский замок), а также проживанием их, да и нас, в Сен-Назере, пока будет разгружаться галера.

С этим же скороходом отправил приказ в замок: десятку валлийцев выдвинуться в военный порт, где принять под охрану и оборону груз, складированный на берегу, при разгрузке галеры. Второму десятку заступить на охрану постоялого двора. Остальным дожидаться меня в замке.

Шевалье д’Айю с его копьем отправил в Сен-Назер квартирьерами, и если понадобится, то и в помощь лучникам.

Сьер Вото со своим копьем остался ответственным за весь наш груз, который скопился на постоялом дворе: упаковка его для морского путешествия, погрузка на телеги и охрана в пути.

После завтрака выехал в герцогский замок. Дон Саншо совместно с шутом и остатками копья сержанта сопровождали меня. Неистовых шеффенов Фемы погрузили на открытую повозку с ослом в оглоблях. Там они, сидя в деревянных колодках, зажимающих им голову и кисти рук, смотрелись столь живописно, что люди на улицах Нанта останавливались и откровенно глазели на нашу процессию. Все же хило тут с развлечениями.

Совсем забыл: я еще Ленку по ее просьбе отпустил до вечера помочь своей семье собраться в путь. Лишняя пара рук там будет совсем не лишней. Отъезд уже назначен на завтрашний день.

Во дворе герцогского замка был сооружен из досок небольшой эшафот – лестница в три ступеньки, по которому из конца в конец площадки неторопливо расхаживал с широким топором на плече одетый полностью во все красное, с маской на лице, важный человек – «хранитель меча Правосудия герцогства Бретань». В просторечии – главный палач. Оперативно работает тезка, уважаю. Вчера только проблемой нагрузил – утром все готово.

Никакой «левой» толпы на плацу не наблюдалось, собрались только придворные Бретонского и Орлеанского дворов да гвардейцы дюка и дюшесы. Слуги. Священник еще – целый епископ в фиолетовой рясе с группкой прихлебателей из церковников рангом пожиже. Куда без них на казни. Все равно толпа получилась приличной. Тетя и законная любовница герцога казнь решили не посещать, хотя фрейлин своих отпустили утолить их сенсорный голод. И эти девушки ждали обещанного зрелища намного нетерпеливее мужчин.

Алебарды.

Фанфары.

Барабаны.

Последняя исповедь преступников и последнее причастие, данное им самим епископом города Нанта.

Герольд с угла эшафота прочитал приговор громким, хорошо поставленным голосом. После чего наемному убийце Фемы не торопясь, красиво отрубили голову. С одного удара. Подручный палача с корзиной в руках аж подпрыгнул как в баскетболе, чтобы поймать отскочившую от досок эшафота голову. На что толпа глазеющих одобрительно загудела. Совсем как на соревнованиях после красиво положенного в корзину мяча.

Несмотря на обещание мастеру Уве, я решил, что такого врага – упертого и не раскаявшегося, за спиной оставлять негоже. Тем более – профессионального киллера.

Второй незадачливый убийца – малинский шеффен из столярного цеха, будучи поставленным на колени перед окровавленной плахой, откровенно «поплыл» на грани отключки сознания.

Я подманил к себе помощника палача и приказал привести того в чувство, чтобы он хотя бы понимал, что ему читают в приговоре.

Паренек птичкой взлетел на эшафот мимо лестницы и куда-то кольнул осужденного ножичком. Отчего дойч действительно, ойкнув, приобрел осмысленный взгляд. Палачи тут, смотрю, профи.

Герольд тем временем принялся читать второй приговор.

По щекам столяра катились крупные слезы. В нем не было стойкости киллера. А сломался он еще раньше, на допросе. И сейчас просто оплакивал свою жизнь. Хорошо хоть не выл.

После того как герольд умолк, помощники палача нагнули столяра головой в выемку плахи, уложив так, чтобы удобно было рубить палачу, приговаривая:

– Ты не бойся, больно не будет. Даже ничего не почувствуешь. Наш палач – лучший во всей Европе. Главное, не дергайся.

Тревожно забили барабаны. Толпа невольно подобралась, подтянулась. И после того как резко оборвалась барабанная дробь, герольд снова зачитал уже другой документ:

– «Однако, учитывая откровенное признание Иоганна Грау, его честность со следствием и искреннее раскаяние в своем богомерзком поступке, его высочество дон Франциск принц Вианский, в христианском смирении своем, находясь в своем праве, милостиво соизволил помиловать означенного мастерового и заменить ему смертную казнь пожизненными принудительными работами в каменоломне на усмотрение дюка Бретонского. А чтобы осужденный запомнил этот день на всю жизнь – всыпать ему два десятка плетей».

Дальше счастливого дойча пороли на эшафоте, впрочем, без фанатизма, но это уже было не так интересно собравшимся, и толпа стала потихоньку рассасываться, не увидев во дворе никакого угощения.

И весь дальнейший день до обеда я крутился в замке, как белка в колесе, с экономом, коннетаблем и сенешалем бретонского герцога по поводу обеспечения всей моей разросшейся банды продовольствием и другими необходимыми для путешествия припасами. В том числе и запасными стрелами в бочках для валлийцев.

Заодно и склад под хранение специй присмотрели, нормальный такой, сухой. Без посторонних запахов.

Пока я занимался хозяйством, дон Саншо, его паж и мой эскудеро, а в основном – мой шут развлекали местных придворных дам. Я застал только декламацию стихов о несчастной любви. Дю Валлон был в ударе. У дам и девиц глаза на мокром месте, а лица просветленные. Самое то после зрелища казни. Еще вина пару глотков – и тащи их на сеновал. Подогрели их замечательно. На мокром сидят, как на рок-концерте.

Но вместо сеновала был предложен обед. И очень вовремя – я проголодался.

Утро дня отъезда началось с попытки заезда на постоялый двор пароконных фур с валлийцами, которые привезли все то, что вчера мы отобрали в замке. А нам и ставить их там негде – своих повозок набралось с десяток.

Гвалт.

Сутолока.

Бардак, как всегда.

Но сьер Вото оказался опытным обозным воеводой, посему подготовительный период к отъезду занял не более полутора часов. А там, помолясь, поехали, оставляя мэтра Дюрана в странных чувствах. С одной стороны, ему было очень жаль упускать таких щедрых постояльцев, а с другой – им овладело чувство облегчения, что больше его постоялый двор не будут использовать как пыточную. И вообще все войдет в правильную колею, которая хоть и вульгарней, но зато привычней. Посему все его семейство высыпало на улицу проводить наш обоз, попутно рассыпаясь в уверениях служить нам в любое время.

На выезде из города, около сгоревшего порта, нас встречала еще пара десятков повозок с переселенцами, тетя дюшеса и оба герцога с небольшой свитой.

Я даже представить себе не мог, насколько я за эти дни оброс людьми и имуществом. Главное, чтобы все это поместилось в галеру, в чем я уже начал сомневаться.

Недалеко гарцевала еще пара десятков конных гвардейцев, выделенных в охрану груза специй на обратном пути.

Не буду описывать мое прощание с тетей и союзниками, все прощания всегда и везде одинаковые, что по действиям, что по словам. Разве что здесь все сидели верхом.

Глава 4

Морской круиз по Бискаю

Штормило немилосердно. Ужасающе скрипящую скорлупку кораблика кидало с борта на борт, словно кто-то большой и глупый игрался с ней, перекидывая с руки на руку. Разом пропали вокруг все краски, кроме разных оттенков серого колера. Воды стали тягучими и на вид как бы свинцовыми. С высоких валов сильный ветер срывал обильную седую пену и бросал ее на галеру, снасти которой тревожно гудели эоловой арфой. Горизонт со всех сторон закрыли низкие темные облака. Бискайский залив, он и в третьем тысячелетии одно из самых опасных для мореплавания мест, что ж говорить про пятнадцатый век, в котором просто отсутствует такое понятие, как борьба за живучесть корабля.

Осталось только молиться, отдав себя в руки высших сил. От человека уже практически ничего не зависело.

Невероятно, что еще недавно шпарило жаркое для осени солнце, а Атлантический океан встречал нас почти полным штилем, так что шли мы практически на веслах, периодически поджидая сопровождавшие нас бретонские военные нефы, пытающиеся большими парусами поймать слабый ветер. До самого горизонта не виднелось ни облачка, и галера тихонько шлепала плицами весел по избранному курсу.

– С такой скоростью нам не хватит и недели, чтобы добраться до Сантандера, – ехидно заметил я капудану, оглядываясь окрест с командной возвышенности на корме.

– Не зарекайтесь, ваше высочество, мы находимся в самом непредсказуемом месте Мирового океана, – спокойно и даже несколько наставительно произнес сарацин, – в Бскайском море резкое изменение погоды – норма, как к лучшему, так и к худшему.

И как накаркал, старый морской шакал…

Сначала при казалось бы слабом ветре поднялась на море крупная зыбь и пошли короткие ветровые волны, среди которых радостно резвились многочисленные дельфины. А потом внезапно налетел шквал, сопровождавшийся холодным дождем с мелким градом, периодически гремел гром, и на горизонте сверкали молнии. Странные такие молнии – длинные, рассекающие небо параллельно водной поверхности.

Но чем шквал хорош, так это краткостью. После него море не успокоилось, но вполне позволяло идти ходко под косыми парусами, которые капудан поставил «на бабочку», разведя реи обеих мачт по разным бортам. Казалось бы, для гребцов настала пора отдыха, но галера с помощью весел резко повернула на запад от едва видимого французского берега, будто для того, чтобы совсем уйти от Старого Света к неизведанному еще материку. И весла активно шевелились в помощь парусам, поставленным круто к ветру.

Для меня, воспитанного на либеральном кинематографе, гребля на галере представлялась каторжным утомительным трудом с полным напряжением сил, чтобы ворочать длинным веслом на всю амплитуду его поворота в уключине. Ну, как на скифе в академической гребле. Оказалось все намного проще и хитрее. Длинные весла разом опускались в воду на половину лопасти, затем следовал очень короткий резкий гребок на небольшую дистанцию. Сантиметров тридцать для крайнего гребца, но отлично работал физический принцип рычага. Рабы на галере совсем не корячились. А учитывая, что на каждое весло их было по двое, так не особо и напрягались. Потом снова весла опускались в воду, легко, так как поднимались от пленки поверхностного натяжения воды всего на несколько сантиметров. Смысл был не в индивидуальном напряжении каждого гребца, а в слаженной синхронной работе всех гребцов. Небольшое усилие каждого превращалось в мощный импульс энергии всех. Все же разом работало восемьдесят весел. И все под ритм двух медных литавр на палубе перед полуютом, в которые стучал обмотанными тряпками колотушками (наверное, для смягчения акустического удара по ушам) полуголый сарацин. Все отличие в гребле состояло в этом задаваемом ритме: реже стучали литавры или чаще. И гребцы совсем не выглядели измученными этой работой.

Кстати, и жестоких монстрообразных надсмотрщиков с длинными бичами я на галере тоже не увидел. Нежелание работать подавлялось простым правилом первых христиан: «Не трудящийся да не ест». И с ним не едят напарник по веслу и гребцы с двух весел спереди и сзади. Коллектив быстро такого «нехотяя» приводил в чувство. Сам, без надсмотрщиков. Возможно, надсмотрщики с длинными бичами были в ходу на галерах в более поздние времена, где гребцами отбывали наказание уголовники. Но тут я их не видел.

А кормили гребцов хоть и без изысков, но сытно. Голодными они бы наработали… Особенно когда нужно резко оторваться от преследования.

Что соответствовало моим прежним представлениям, так это то, что гребцы были все же прикованы к своим банкам медными цепями и справляли естественные нужды под себя, отчего «духан» на корабле стоял соответствующий, несмотря на свежий ветер. Понятно стало, почему в парусном флоте начальство всегда жалось ближе к корме, откуда дул ветер в паруса.

Для команды и пассажиров гальюн был обустроен на баке, рядом с форштевнем, который постоянно омывался набегавшей волной.

Капудан, как бы предвидя мои вопросы, дал мне вполне исчерпывающие пояснения:

– Впереди, мой эмир, прямо на нашем пути, будет подводная банка, которую местные жители называют Плато-де-Рошбонн. Шириной две мили и с глубинами не больше дюжины локтей, она тянется примерно на пять миль с северо-запада на юго-восток. Это наиболее опасная банка к западу от континента. В шторм там, на мелководье, поднимаются высокие волны, и происходит сильное их обрушение, которое может разбить корабль. И большие волны там очень коварны и ходят по три подряд. Так что нам нужно уйти минимум на пять – семь миль в открытый океан и уже там разворачиваться на юг. Лучше еще дальше, чтобы берегов совсем не было видно. Один шквал мы пережили, а сколько их может быть еще, только Аллах ведает.

Капудан Хасан, управляя галерой, даже не отдавал никаких команд, ему достаточно было переглядов с кормчим, и казалось мне, что он просто комментировал мне действия своего рулевого, настолько команда галеры работала слаженно. А команды барабанщику на изменение ритма отдавались негромким голосом рулевого.

– А чем так опасен нам шквал? Кроме града, он нас особо ничем и не побеспокоил, – выдал я свои замечания.

– Тем, ваше высочество, что в этих водах при шквале часто образуется новая система волн, идущая под углом вразрез к уже существующей. Сейчас при постоянном северо-западном ветре даже в жестокий шторм мы нормально пройдем до Пиренеев, хотя, гарантирую, будет весело, – усмехнулся он, – покатаемся как с горки, а вот если нашу каторгу будут бить волны с двух сторон разом, то я ни за что не поручусь. Нет на свете моряка, который бы сказал, что знает бискайские воды. Они каждый раз как новые.

Это все случилось на второй день морского круиза. В первый день я как зачарованный мальчишка облазил всю галеру от трюма до клотика, выспрашивая у всех подвернувшихся под руку: «Для чего?» и «Зачем?» Мне действительно все было интересно, как историку. Да и как пацану, в теле которого я находился. Так что мое поведение не вызвало ни удивления, ни насмешек.

Потом со вкусом пообедал в компании капудана, его штурмана и своих рыцарей. По моему предпочтению был приготовлен плов из свежего барашка (в носовом трюме их целая отара для нашего прокорма теснится). Правда, капудан называл это блюдо – пилав. Но все равно было очень вкусно. Прямо как дома.

А после обеда играл с капуданом в нарды, которые тут назывались трик-трак, и уверенно продул ему восемь су.

Предложил продолжить игру на деньги в шахматы, но этих фигурок на корабле не оказалось. Хотя Хасан-эфенди знал эту индийскую игру и сказал, что его корабельный плотник вырежет нам фигурки из дерева.

Играть же в кости или местный аналог наших наперстков я сам отказался. Плавали – знаем. Дурных немае.

Предложил кроме шахмат вырезать также набор шашек и пообещал капудана научить играть в «Чапаева».

Все же плыть нам еще долго, надо же как-то развлекаться…

Вторую половину дня я посвятил проверке обустройства всех своих людей и лошадей: как устроили их, как покормили, нет ли жалоб.

Жалобы были только у моей кобылы Флейты. Она меня даже отпускать от себя не хотела. Прикусила ткань на плече и держала, жалобно пофыркивая и кося на меня печальным глазом.

По моему приказу принесли хлеба с солью. И только тогда Флейта отпустила мое плечо. Лакомство перебило. Прожевав горбушку, она даже щеку мне мацнула мягкими губами, отпуская.

Потом предавался отдыху, во время которого усиленно, согласно ритму литавр, валял Ленку по широкой оттоманке в предоставленной мне шикарной каюте. Под конец, упав с оттоманки на палубу, покрытую пушистым ковром, мы продолжили «афинские игры» там же, где упали, не вставая. Как сладка молодость, как ярки ее впечатления и ощущения… По первому разу не все это понимают. Живут, чувствуя себя бессмертными.

Ночью любовался звездным небом, после того как проверил караулы, в которые поставил валлийцев. Лишний раз убедился, что я на планете Земля. На своих местах оказались и обе Медведицы, и Орион, и Млечный Путь. На большее мои познания в астрономии не распространялись.

Караулы я выставил на всякий случай, но с бодрянкой в подвахте, а также внушением остальному воинству спать вполуха, держать оружие под рукой и клювом не щелкать. Не доверял я что-то сарацинам, которые паслись в команде у капудана, особенно после сеанса свободы, когда они стали смотреть на меня злыми волками…

После завершения погрузки в Сен-Назере я взошел на палубу галеры последним. Надел на голову корону и заявил во всеуслышание, обращаясь к капудану:

– Как христианнейший государь, приказываю вам немедленно отпустить на волю всех христианских пленников на этом судне. Ибо нвместно мне находиться там, где мои единоверцы томятся в плену и страдают в рабстве.

Таковых оказалось не очень-то и много.

Четверо православных худых голубоглазых амхарцев с кожей цвета маренго из далекой Абиссинии, где царствует «чорный властелин», которого называют негус и который, кстати, прямой потомок библейского царя Соломона и Шебы – царицы Савской. Когда в семидесятых годах двадцатого столетия коммунисты свергали последнего императора Эфиопии Хайле Селассие, то он был пятьсот пятьдесят шестым коленом этой непрерывной династии. Самой длинной в истории человечества.

Один низкорослый копт с кожей цвета недозрелой оливки.

Два католика – кастильца, постарше и помоложе, похожие друг на друга как близкие родственники.

И один и вовсе православный ортодокс, по внешнему виду – так просто запорожец, одетый в обрывки красных шелковых шаровар. Оставалось его только побрить, оставив усы с оселедцем, и годен в свиту Тараса Бульбы.

Все остальные гребцы на галере оказались неграми разных оттенков черной кожи. Как мне объяснили – язычники, которых купили в Марокко у португальцев.

Освобожденных я приказал отвести на бак. Вымыть их не мешало как следует, и лохмотья с них отстирать, а то смердели все старой козлятиной посильнее скотного двора. Аж глаза рядом с ними слезились.

Когда их уводили к шпироту, один здоровенный негр цвета спелого баклажана – чисто Кинг-Конг на вид, яростно бесновался, пытаясь сорваться с цепи, стуча огромными кулаками по ближайшим поверхностям, и что-то выкрикивал, явно привлекая к себе всеобщее внимание.

– Что он кричит? – спросил я.

В ответ мне сарацины только пожали плечами.

– Он кричит, что его крестили португальцы, – обернулся старший из кастильцев. – Только он говорит по-португальски с таким жутким акцентом и так коверкает слова, что его очень тяжело разобрать.

– Скажите ему, пусть он перекрестится, – потребовал я.

Кастилец незамедлительно перевел тому на португальский язык мое требование.

Негр тут же успокоился и торжественно, я бы сказал – широко осенил себя крестом животворящим. И запел красивым густым басом. Чисто Поль Робсон.

– Что он поет?

– Молитву, – ответил мне кастилец. – «Отче наш». Тоже вроде как по-португальски.

И усмехнулся уголком рта.

– Освободить его, – приказал я, – и отправить с остальными на бак. Отмываться!

Старшими над помывкой поставил Микала и Филиппа, как уже имеющих подобный опыт с дю Валлоном на Луаре. Все нужное для тщательного мытья у них запасено, сам проверял.

Все остальные разборки с расконвоированным контингентом я оставил на потом. Пообщаюсь с чистыми. А то от их вонизма глаза режет.

Проходя обратно на ют мимо наклонных мачтовых вантов, ухватился за веревочные ячейки, подтянулся и сделал «уголок». Получилось! Нормальное тело мне пацанчик оставил. Тренированное. Надо будет попробовать сейчас размяться по Мюллеру, а потом – со шпагой. Вроде как последствия сотрясения мозга прошли. Не мутило, не кружило, не болело…

Но пришлось играть с капуданом в нарды, – дипломатия, ёпрть, утешая себя, что в третьем тысячелетии они тоже вроде как спорт, вместе с шахматами.

После незамысловатого «морского» обеда я спросил капудана. Так, вскользь, как бы меня эта тема совсем не интересует, а я просто поддерживаю светский треп с хозяином «поляны».

– Хасан-эфенди, а почему вы не плаваете на запад? Там вроде как земли есть, мне говорили, нам незнаемые. Вы – сарацины, более опытные мореходы, чем мы, даже в Китай ходите, как я слышал. Неужели через этот океан вы никогда не плавали? Я не имею в виду лично вас, но других ваших моряков.

– О, мой прекрасный эмир, – ответил мне старик, – это для вас – франков, те воды – Океан, а для нас они – Море Мрака. Действительно, говорят, что удачливый капудан может за этими водами обогатиться несметно, коли отыщет в них растущую из вод гору Гиверс, в которой спрятан волшебный султанат; дома в нем выстроены из золотых кирпичей, заборы сделаны из серебряных слитков, а дороги выложены железной брусчаткой. Там даже песок пляжей – серебряный. Жители там не особо гостеприимны, но если «крокодилу моря» удастся по-хорошему договориться с местными обитателями и их султаном, то дождавшись противоположного благоприятного ветра, при поддержке фатума его корабль благополучно вернется домой, а его экипаж до конца жизни ни в чем не будет нуждаться. Серебряный песок пляжей там считается как ничей. Но с большей вероятностью они там и погибнут все, потому как Море Мрака не только холодное, но и очень грозное своими свирепыми штормами и жуткими морскими тварями. Кисмет. Я слышал всего про один такой случай, чтобы ушедший на запад корабль вернулся назад в Магриб с грузом серебра. И то было это лет двести назад, если не больше.

– Давно и неправда, – съехидничал я.

– Истину говорите, мой прекрасный эмир, – поддержал меня капудан. – Столько баек, сколько расскажет моряк, не сочинит ни один поэт. У поэта просто фантазии не хватит. Это же не новый эпитет для восхваления правителя сочинить.

– Что, есть примеры? – поднял я бровь.

– Как не быть… – захихикал он по-стариковски ехидно. – Вы, наверное, не знаете, но есть записки одного морехода по имени Синдбад, написанные давным-давно в Индии. Там такое наворочено, такие страсти, что кровь в жилах стынет, когда читаешь, а на самом деле страшнее пиратов ничего в тех водах южных нет. Пираты там действительно свирепые – что правда, то правда.

– Это какой Синдбад-мореход? – переспросил я. – Из «Тысячи и одной ночи» или другой?

– Вы знакомы с этой книгой волшебных сказок, мой эмир?

– Читал как-то в детстве, – обошел я возникший острый угол. – Очень толстая книга про говорливую Шехерезаду, которая вместо того чтобы ублажать султана как женщина, по ушам ему три года ездила, но так и не дала.

– Интересная трактовка, – откликнулся капудан, – никогда не слышал такой.

И заразительно рассмеялся. А отсмеявшись, передвинул камни на доске, развел руки и добавил:

– С вас восемь су, ваше высочество.

На доске меня опять наголову разбили в нарды. В который раз. Как ему это удается, просто не представляю. Мечем же одни и те же камни по очереди…

– Кофе? – участливо предложил капудан.

Я охотно кивнул в подтверждение заказа.

– Кстати, насколько я помню эту книгу, ваше высочество, Шехерезада, пока рассказывала султану свои сказки, родила троих детей. – Капудан посмотрел на меня несколько с высоты своей образованности.

– М-да… – не нашелся я сразу, что ответить. – А там точно сказано, что она рожала от султана?

– Этого я не помню, – засмеялся Хоттабыч. – Но судя по тому, что султан время от времени порывался ее казнить, может, и не от него, – развел капудан руками.

Тут засмеялись все, кто присутствовал на обеде.

А потом, поддерживаемая в воображении восточными картинками с прекрасной Шехерезадой в полупрозрачных одеяниях, во мне проснулась похотливая страсть, и я отправился насыщать ее в сосредоточие чести девицы Элен.

Так что знакомиться с освобожденными пленниками я вышел почти перед самым закатом. Нашел их всех на баке веселыми, увлеченными поглощением бретонской ветчины с белым хлебом, но с большим удовольствием отдающими предпочтение грушевому сидру.

– Бог в помощь, – только и нашелся что сказать, видя такое усердие в чревоугодии.

– Присоединяйтесь к нам, – предложил старший кастилец после паузы, во время которой он усиленно прожевывал то, что раньше запихал в рот.

Я не стал отказываться от сидра, который мне с готовностью нацедил Микал. Сел на бухту просмоленного каната, отпил глоток и, обратившись к бывшим пленникам, прояснил свою позицию:

– Меня зовут, как вы все уже знаете от моих людей, дон Франциск, принципе де Виана, инфант наваррский. У вашего освобождения есть одно обременение: вы должны оборонять эту галеру в случае нападения на нее. Кто бы ни напал. И на этом все ваши долги ко мне закончатся в Сантандере, где все мы сойдем с корабля. А теперь я хотел бы узнать ваши имена.

Старший кастилец, дико обросший седым волосом не только на голове, но на груди, встав, произнес, указывая рукой на младшего:

– Это мой сын Сезар. Несмотря на то что ему было всего четырнадцать лет, он мужественно и без жалоб разделил со мной все тяготы сарацинского плена. Нас захватили на траверзе Туниса два года назад, когда мы ездили проведать моего старшего сына на Родосе. Он там член братства Святого Иоанна. Ему я и хотел отдать Сезара в окончательное обучение ремеслу кабальеро. Вместо этого полгода мы с Сезаром крутили колесо на мельнице у какого-то дикого бербера, пока нас не продали на эту галеру. За что мы постоянно благодарим Господа, так как здесь к нам относились вполне терпимо, грех жаловаться. Но пребывание в рабстве научило меня христианскому смирению, ваше высочество, отсутствием которого я страдал до того. По гордыне и спеси моей наказал меня Господь рабством и по смирению моему послал ваше высочество освободить.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга от автора бестселлера «Букварь сценариста» Александра Молчанова понравится всем, чья работа ил...
Дракончик Стурр вырос и окончил школу. Теперь, по здешним законам, он стал взрослым, и ему предстоит...
Как выбраться со дна гравитационной ямы?Как справиться с животным нанотехнологическим и животным кос...
«Повелители Чёрного леса» — второй роман фэнтезийной серии «Хроника Чёрного леса».Молодой воин Стив ...
«Уродка: и аз воздам» — продолжение романа «Уродка», первого из задуманного писателем Геннадием Авла...
Жестокая судьба согнала Валу де Плешар, дочь простого рыцаря, с родного уэльского приграничья и заст...