От НТВ до НТВ. Тайные смыслы телевидения. Моя информационная война Норкин Андрей

Глава 43

«Новости в классике» – это программа, полная хамства, насмешек и срама. Гнусности, хохмы, намеки, вранье… В общем, не надо вам слушать ее!» Эти строчки Дмитрий Быков написал для промокампании нашей программы «Новости в классике» на радио «Коммерсантъ FM». Я должен подчеркнуть два момента. Первое: «Новости в классике» – несомненно, лучшее, что я делал на радио. Даже легендарная «Физ-ра», выходившая в эфир «Радио «Панорама» в середине 1990-х, в моем личном рейтинге уступает «Новостям в классике». Надеюсь, Анатолий Кузичев[66], с которым мы вели «Физ-ру», не обидится на меня за такую оценку. И второе: Дмитрий Львович Быков – абсолютный гений! Со всеми причитающимися гению качествами: уникальным литературным талантом, энциклопедическими знаниями, завышенной самооценкой, звездной болезнью и постоянной рефлексией. Говорят, что в одну реку невозможно войти дважды. Мне почти удалось сделать это, потому что «Новости в классике» по своему духу, по своему настроению полностью соответствовали «Утру на Пятом». Обе эти программы даже в эфире просуществовали почти одинаковое время – около года. Правда, причины их закрытия были разными, но это уже другая история, а я забежал вперед.

Радиостанция «Коммерсантъ FM» начала работу в середине марта 2010 года. Во многом, как я понимаю, благодаря желанию ее главного редактора Дмитрия Солопова отомстить его бывшим работодателям с Business FM, с которыми он расстался не слишком мирно. «Коммерсантъ FM» не стала клоном Business FM, хотя станции, особенно поначалу, были очень похожи друг на друга – ведь делали их почти одни и те же люди, Солопов многих увел за собой после ухода с Business FM. Однако в какой-то момент «Коммерсанту» удалось «перегрызть пуповину», и он стремительно побежал вперед, не оглядываясь на своего «старшего брата».

Я работал на «Коммерсанте» практически с первого эфира, успев за четыре с лишним года попробовать все сегменты, кроме ночного. И то лишь потому, что на этой радиостанции ночного вещания просто не было, что меня, как информационщика, естественно, всегда раздражало. Времени на раскачку не оказалось, потому что сначала – 29 марта – произошли взрывы на двух станциях московского метро, а чуть позднее – 10 апреля – под Смоленском разбился самолет президента Польши Леха Качиньского. Стресс, в котором оказалась радиостанция сразу после начала работы, пошел ей на пользу. Экстренно подготовленные эфиры, продолжавшиеся в течение нескольких часов, выявили проблемные места в организации деятельности редакции и в том числе наглядно показали, кто чего стоил. Некоторые сотрудники, работавшие еще в период подготовки станции, после моего появления на частоте 93,6 подозрительно быстро уволились, и я не могу связать это ни с чем иным, кроме как с политикой.

«Коммерсантъ FM» был, конечно, заражен вирусом либерализма. Вещание станции оставалось по своему характеру строго нейтральным, и оголтелость «Эха Москвы» никогда у «Коммерсанта» не проявлялась, но многие, особенно молодые, сотрудники по своим взглядам на жизнь со мной никак не совпадали. И я не совпадал с ними. До поры эти разногласия оставались несущественными, но с течением времени стали все больше усугубляться. Это совпало с теми событиями, которые я сам считаю новым этапом информационной войны, в которой участвовал лично. Впрочем, с определенного времени к участникам глобальной информационной войны уже можно было отнести абсолютно всех жителей нашей страны, потому что схватка за умы приобрела перманентный характер и гигантский масштаб.

Технически «Коммерсантъ FM» был сделан отлично! Для меня, привыкшего к чахлым студиям «Эха Москвы», пульт управления «коммерсовским» эфиром поначалу казался фрагментом, завезенным из ЦУПа! Особенно важным было то, что ведущий эфира самостоятельно работал в студии, без участия звукорежиссера, как это было на всех радиостанциях, где я раньше трудился. Ведущие «Коммерсанта» лично не формировали свой эфир, но у них всегда оставалась возможность привносить в него дополнительные черты: факты, комментарии, замечания, интонации и т. д. Я всем этим беззастенчиво пользовался, хотя официально такое поведение было запрещено. Мне же все сходило с рук, что, возможно, объясняется исключительно везением. А возможно, и чем-то другим, не знаю…

В конце концов моя манера ведения эфира привела начальников к пониманию того, что нужно искать какие-то новые формы. Так, на «радио новостей», каковым долгое время позиционировался «Коммерсантъ FM», появились авторские программы, сведенные в единый блок под названием «Вечернее шоу Андрея Норкина». Гвоздем шоу стали «Новости в классике».

Идея передачи, насколько я помню, возникла у Солопова. Именно он познакомил меня с Быковым и вкратце объяснил сценарную канву передачи. Хотя я не могу исключать, что сам Быков и пришел к Солопову с некоторым предложением. Какое-то время мы искали формат, интонацию и даже название передачи. «Игра в классики» и «Игра в новости» полетели в корзину, а вот вариант «Новости в классике» сразу расставил все точки над i: каждый выпуск представлял собой обсуждение шести главных событий дня с поиском объяснений случившегося в классической литературе, драматургии, живописи, то есть в классическом искусстве вообще, и в примерах, взятых из современного «масскульта», то есть кино, популярной музыке, комиксах и даже анекдотах. Нетрудно догадаться, что я отвечал за «новости», а Дима – за «классику», причем почти всегда со стороны Быкова имели место экспромты.

Подготовка шоу выглядела следующим образом. Я выбирал темы и соответствующие им иллюстрации, как звуковые, так и визуальные, потому что довольно скоро мы стали транслировать передачу в YouTube, и зрители могли видеть не только ведущих, но и разные картинки, которые я показывал в кадре, а потом вешал на специальную демонстрационную доску у нас за спиной. Необходимый мне звуковой ряд – синхроны ньюсмейкеров, фрагменты кинофильмов и телепередач, песни российских и зарубежных исполнителей – редакторы сохраняли в эфирном компьютере, и мне оставалось лишь запускать их в нужное время. Быков же комментировал произошедшие события, приводя исторические примеры. Я всегда стоял у микрофона, потому что мне нужно было совершать разнообразные операции, а он всегда сидел, как правило, с совершенно отрешенным выражением лица, что придавало дополнительное очарование шоу, когда он вдруг разражался своим неподражаемым хохотом.

Темы мы брали любые, кроме, конечно, трагических, потому что я хотел сохранять соответствие «Новостей в классике» формату информационно-развлекательной программы. Единственным пожеланием руководства было то, чтобы эти темы в течение дня присутствовали и в новостном эфире «Коммерсантъ FM», что было вполне логично и легко исполнимо. Допустим, если разбирался скандал с задержанием Гарри Каспарова, обвиняемого в нанесении укусов полицейскому, то это проходило под музыку Джона Уильямса из фильма «Челюсти». Если мы обсуждали законодательный запрет мата, это сопровождалось звуковой дорожкой мультфильма «Винни-Пух и день забот», в которой слово «хвост» было «запикано», что создавало совершенно удивительный эффект. Ну и т. д. Доходило до того, что два сорокатрехлетних мужика дышали гелием из специально доставленных в студию шариков – правда, Быков постеснялся говорить «гелиевым» голосом в эфире. Что касается музыки, то никаких ограничений у меня также не было, и я ставил подряд все, что подходило моему замыслу.

«Новости в классике» пережили нескольких главных редакторов радио «Коммерсантъ FM», поэтому закрытие передачи ни в коем случае нельзя связывать с цензурой. Мы с Быковым уравновешивали друг друга. Это интересный момент, потому что наши с ним политические взгляды были противоположны изначально, менялись со временем, но проскочили точку встречи, так что в шоу «Новостей в классике» мы с ним опять оказались по разные стороны. Когда я был соратником Гусинского, Быков воевал с олигархами, когда же я полностью порвал с либеральной тусовкой, Быков превратился в ее активного участника. Я часто интересовался, зачем он связался с Навальным и всеми остальными персонажами этого самодеятельного капустника под названием «Координационный совет оппозиции»? «Тебе самому не смешно от этих «курий»?[67] – спрашивал я его. Быков кряхтел, но не признавался, хотя периодически начинал паниковать, что «нас скоро закроют». Но «Новости в классике» не закрыли. Как не закрыли и другой большой проект Дмитрия Быкова – «Гражданин Поэт», позднее сменивший название на «Господин Хороший». А вот либеральная оппозиция «закрылась» самостоятельно, полностью дискредитировав себя в глазах избирателей. На мой взгляд, это произошло именно в 2012 году, после знаменитых митингов на Болотной.

Вручение премии Правительства РФ «За достижения в области СМИ». Справа от премьер-министра Дмитрия Медведева – руководители радиостанции «Коммерсант FM»: Мария Комарова, Дмитрий Солопов, Алексей Воробьев, Константин Эггерт

В ноябре 2011 года на националистическом «Русском марше» было объявлено, что 4 декабря, сразу после окончания голосования по выбору депутатов Государственной Думы, повсеместно начнутся митинги протеста. Эти акции не были согласованы с властями, и некоторые лидеры националистов оказались задержаны. Однако «знамя протеста» уже подхватили другие общественные активисты, в первую очередь Алексей Навальный и Илья Яшин. За счет социальных сетей мероприятие удалось раскрутить довольно быстро, в результате чего в Москве произошли беспорядки и несколько сотен их наиболее активных участников понесли административное наказание. Но столица оказалась слишком наэлектризованной, и не обращать внимания на происходящее уже не получалось. В тот момент произошло сразу несколько событий, которые в нашей либеральной оппозиции называют «сливом протеста». Часть наиболее радикально настроенных представителей несогласных настаивала, простите за каламбур, на несогласованном митинге прямо у стен Кремля. Другая же часть приняла предложение использовать для проведения мероприятия Болотную площадь. Каким образом удалось достичь этой договоренности – отдельная, довольно занятная история, но я не хотел бы тратить на нее слишком много времени, поскольку никак в ней не участвовал. Надеюсь, когда-нибудь Алексей Венедиктов расскажет все так, как это было на самом деле, ибо, по моим наблюдениям, подозрения наших либералов в отношении Венедиктова укрепились именно после «истории с вискарем», который он распивал с представителями федеральных и муниципальных властей в те тревожные дни.

Если же оставить в стороне истерику, которую так любят в рядах российской «несистемной оппозиции», то решение провести митинг 10 декабря на Болотной площади оказалось не просто правильным – оно оказалось разумным. Запрос на некое «выплескивание» общественного недовольства был очевиден. Но столь же очевидной – для меня, по крайней мере, – являлась и необходимость проведения этот митинга мирно, без провокаций и, самое главное, без пострадавших. На Болотную в тот день пришли люди самых разных политических взглядов, и именно тогда и стало понятно, что так называемые лидеры протеста абсолютно никакими лидерами не являются. Подавляющее большинство выступавших со сцены были сами по себе, точно так же, как и собравшиеся перед сценой. Ораторы не смогли предложить аудитории ничего, что соответствовало бы ее ожиданиям.

Мы с Юлькой тоже в тот день оказались на Болотной. Более того, это был первый митинг в моей жизни, который я посетил специально. Все, что происходило раньше в похожих ситуациях, например в апреле 2007 года на «Марше несогласных» в Москве, объяснялось служебной необходимостью, но 10 декабря 2011 года мы с женой пришли на митинг не как журналисты, а как рядовые граждане. Вообще-то, у Юльки 10 декабря был день рождения! Почему мы тогда пришли на Болотную? Потому что, как и у многих наших знакомых, у нас было ощущение важности происходящего. Хотелось понять, а что же такое происходит? Довольно быстро выяснилось, что происходит попытка навязать нам – мне, моей жене – ровно то же самое, чего мы уже насмотрелись, нахлебались – и в 1990-е годы, и особенно в последние несколько лет общения с нашей либеральной верхушкой. И интерес пропал. Мы ушли с митинга задолго до его окончания и больше в этих акциях уже не участвовали. Думаю, что нечто подобное испытали и многие другие, потому что дальнейшие события показали, «насколько далеки от народа» лидеры оппозиции. На декабристов они никак не походили, скажем честно.

Выборы президента в 2012 году прошли абсолютно чисто, это признавали сами смутьяны. Но останавливаться уже было нельзя, поэтому я и употребляю в их отношении этот термин – смутьяны. С каждым новым митингом, «маршем миллионов», «маршем миллиардов» становилось все более очевидным, что истинные цели организаторов не соответствуют их же собственным лозунгам. Ну а кампания по дискредитации Олимпиады в Сочи, кровавый «Евромайдан» в Киеве и истеричное неприятие оппозицией возвращения Крыма в состав России лишь довершили дело. Оппозиция полностью утратила доверие со стороны тех, кто гипотетически мог бы стать ее избирателями. Потому что ни один нормальный человек не будет голосовать за политика, призывающего к уничтожению собственной страны. Почему этого не понимали лидеры оппозиции? Видимо, потому, что никогда и не ставили такой цели – добиться перехода власти в стране в свои руки. Им было достаточно посильной финансовой помощи.

В середине 2013 года меня пригласили на только-только созданное Общественное телевидение России. Не исключено, что согласие с моей стороны стало ошибкой. Никакого смысла с телевизионной точки зрения этот мой «поход налево» не имел, а вот на работе в радиоэфире сказался, скорее, негативно. Дмитрий Быков очень нервно воспринял мой временный уход из эфира «Коммерсантъ FM», хотя я уверял его в том, что вернусь через пару-тройку месяцев. Глава ОТР Анатолий Лысенко просил меня не работать в эфире радио в то время, пока новое телевидение начинает вещание и проводит собственную рекламную кампанию. Мы заключили джентльменское соглашение по этому поводу и целиком и полностью его выполнили, но Дима к тому времени уже с «Коммерсанта» ушел.

Собственно, он ушел в день нашего последнего эфира, совершенно непредсказуемо сорвавшись в истерику прямо во время программы и разразившись эмоциональной речью о том, что всему конец, передача больше никогда не возобновится и, о ужас, свобода слова под угрозой. В общем, хлопнул дверью. Вернувшись на частоту 93,6, я столкнулся с необходимостью начинать все заново. Кстати, мое совмещение «Коммерсантъ FM» и ОТР продолжалось очень непродолжительное время. Ток-шоу «Прав? Да!» столкнулось с теми же проблемами, что и «Дорогие мама и папа» на «Пятом канале». Программа не имела продуманной концепции и металась из стороны в сторону, начиная с планов насчет рассказов о волонтерах и заканчивая идеей обсуждения спорных исторических вопросов. Если с руководством канала у меня было полное взаимопонимание, то с руководством программы отношения не сложились как-то сразу. Меня снова попытались впихнуть в амплуа «говорящей головы», что у меня не получается просто физически. Я не капризничаю, просто не умею работать в таких жестких рамках.

Уже по традиции должен упомянуть, что в очередной раз был понижен по «шкале рукопожатности». Это произошло после программы о либеральной оппозиции. Я достаточно откровенно высказал то, что думал о ее представителях, – то, что описал несколькими страницами ранее. Но поводом для моего ухода с ОТР стала совсем другая дискуссия, а именно программа, посвященная обсуждению «Закона о защите прав верующих». Среди гостей этой передачи были, в частности, настоятель храма Святой мученицы Татианы, протоиерей Владимир Вигилянский, и директор Сахаровского центра Юрий Самодуров. Идеологический конфликт, происходивший на площадке, плавно перетек в аппаратную, и я с удивлением услышал в динамике, обеспечивающем мой контакт с выпускающим редактором, ее гневный крик: «Заткни этого попа!» Я, естественно, проигнорировал это требование, после чего осознал, что каши из программы «Прав? Да!» я сварить не смогу… Кстати, насколько я знаю, упомянутая дама-богоборец в телекомпании давно не работает, но это уже частности…

Мое полноценное возвращение на «Коммерсантъ» совпало с глобальным информационным обострением. С приближением Олимпийских игр в Сочи я стал ловить себя на мысли, что меня ужасно раздражает поведение молодых коллег. Возможно, все дело в ностальгии, которую я испытывал по своему детству, ведь в год проведения Олимпиады в Москве мне было двенадцать лет! Я ходил на олимпийские соревнования! Я помнил, как Владислав Козакевич установил на стадионе в Лужниках новый рекорд в прыжках с шестом! Я видел Пьетро Меннеа, Себастьяна Коэ, Мируса Ифтера и величайшего Виктора Санеева! Но мое настроение формировали не одни лишь детские воспоминания о московской Олимпиаде. Меня раздражало какое-то гнусно-торжествующее злорадство: вот, здесь не успели, тут своровали, там не достроили и вообще, как прекрасно было бы, если б эта Олимпиада провалилась и стала худшей в истории! Я читал подобные высказывания в социальных сетях, в том числе в аккаунтах коллег по работе, и постепенно закипал. И тут совершенно неожиданно для меня громкий скандал разразился по поводу, вроде бы никак не связанному с Олимпиадой. Хотя сегодня эту связь я очень хорошо вижу.

Андрей Норкин о скандале вокруг телеканала «Дождь» (эфир радиостанции «Коммерсантъ FM», 31 января 2014 года)

Поздно вечером в четверг, 30 января, мне позвонил замглавного редактора телеканала «Дождь» Тихон Дзядко. Он пригласил меня принять участие в телемарафоне «Любить Родину» в качестве соведущего. Я ответил, что должен оценить свою загрузку, поскольку воскресенье является у меня единственным выходным днем и я должен понять, могу ли найти свободное время. Свободное время нашлось, о чем я сообщил Тихону утром в пятницу. Я подтвердил возможность своего участия в телемарафоне, предупредив, что мое мнение относительно всех этих событий сильно отличается от позиции самого телеканала. Выслушав меня, Тихон повторил, что «Дождь» приглашает меня именно как соведущего, а не в качестве гостя, но, безусловно, я смогу сказать в прямом эфире все, что думаю.

А думаю я следующее. На мой взгляд, телеканал «Дождь» сделал нечто настолько мерзкое и отвратительное, что сравнить это можно только с преступлением. Проблема в том, что оно не выражено физическим действием. «Дождь» не разрушил памятник погибшим, не украл у ветеранов боевые награды, ничего такого! Просто – «некорректно сформулировал вопрос».

В либерально настроенной части общества принято весело смеяться или хотя бы устно иронизировать по поводу выражения Владимира Путина про «дефицит духовных скреп: милосердия, сочувствия, сострадания друг другу, поддержки и взаимопомощи». А что не так? В нашей стране, в ее истории, очень мало событий, которые объединяли бы всех живущих в ней людей, всех граждан России.

Может быть, Великая Отечественная война – единственное такое событие. И потому, исходя из перечисленных выше чувств «милосердия, сочувствия, сострадания», любой человек должен ясно осознавать: есть вещи, которые делать нельзя. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Есть слова, которые произносить нельзя! И журналисты, если они журналисты, конечно, должны помнить это в первую очередь!

Редактор нового издания «Блокадной книги» Наталия Соколовская сказала: «Боже мой! Сейчас слушаю по «Эху» руководство «Дождя»! Я не хочу, чтобы их закрывали, упаси Бог! Но они ничего не поняли! Ничего! Если предположить, что мы единомышленники, то какая же пропасть нас разделяет! Они вообще не поняли, в чем дело!»

Попробую объяснить. Уже неделю все, кому не лень, советуют друг другу прочитать «Блокадную книгу». Судя по тому, что накал дискуссии никак не спадает, удосужиться последовать этому совету смогли далеко не все. Приведу один фрагмент, который находится почти в самом начале книги, долго искать не придется. Фрагмент большой, но в нем каждое слово стоит на своем месте, потому что авторы думали, куда это слово поставить, с какими другими словами его собрать в предложения, чтобы избежать «некорректности». Так вот:

«В западной литературе мы встретились с рассуждением уже иным, где не было недоумения, не было ни боли, ни искренности, а сквозило скорее самооправдание капитулянтов, мстительная попытка перелицевать бездействие в доблесть… Они сочувственным тоном вопрошают: нужны ли были такие муки безмерные, страдания и жертвы подобные? Оправданы ли они военными и прочими выигрышами? Человечно ли это по отношению к своему населению? Вот Париж объявили же открытым городом… И другие столицы, капитулировав, уцелели. А потом фашизму сломали хребет, он все равно был побежден – в свой срок…

Мотив этот, спор такой звучит напрямую или скрыто в работах, книгах, статьях некоторых западных авторов. Как же это цинично и неблагодарно! Если бы они честно хотя бы собственную логику доводили до конца: а не потому ли сегодня человечество наслаждается красотами и богатствами архитектурными, историческими ценностями Парижа и Праги, Афин и Будапешта, да и многими иными сокровищами культуры, и не потому ли существует наша европейская цивилизация с ее университетами, библиотеками, галереями и не наступило бездонное безвременье «тысячелетнего рейха», что кто-то себя жалел меньше, чем другие, кто-то свои города, свои столицы и не столицы защищал до последнего в смертном бою, спасая завтрашний день всех людей?.. И Париж для французов, да и для человечества спасен был здесь – в пылающем Сталинграде, в Ленинграде, день и ночь обстреливаемом, спасен был под Москвой… Той самой мукой и стойкостью спасен был, о которых повествуют ленинградцы.

Когда европейские столицы объявляли очередной открытый город, была, оставалась тайная надежда: у Гитлера впереди еще Советский Союз. И Париж это знал. А вот Москва, Ленинград, Сталинград знали, что они, может быть, последняя надежда планеты…»

Сейчас очень легко и просто разбирать те или иные эпизоды истории. Много трактовок, много мнений, а мы – современные свободные журналисты – должны показывать всем пример: смело обсуждать любые темы, при этом смешивая и доказанные факты, и собственные предположения, и откровенные сплетни. В чем был смысл самого этого опроса на «Дожде»? Лично я не вижу никакого смысла. Вопрос был идиотский и оскорбительный! Присутствие умысла я даже допускать не хочу…

Даниил Гранин выступал в Бундестаге. На это тоже сейчас все любят ссылаться. Я тоже приведу цитату, можно? «У матери умирает ребенок, ему три года. Она кладет труп между окон, каждый день отрезает по кусочку, чтобы накормить дочь. Спасала ее. Я говорил с этой матерью и с этой дочкой. Дочь не знала подробностей. А мать все знала, не позволила себе умереть и не позволила себе сойти с ума, надо было спасти дочь. И спасла».

Нет желания провести опрос, насколько цивилизованными были действия матери? Как она могла вместо того, чтобы предать земле своего мертвого сына, употребить его в пищу? Более того, она кормила человеческим мясом своего второго ребенка! Какой смелый получился бы опрос, сколько противоречивых мнений было бы высказано! Чем не профессиональный журналистский успех?

Еще можно обсудить, почему люди собственными телами закрывали амбразуры, ведь можно было, наверно, как-то иначе решить проблему? Почему голодные, замерзшие, умирающие продолжали ходить на завод, выпускать снаряды, ремонтировать военную технику? А потом, после этой каторжной работы, шли на концерт, чтобы послушать Шостаковича? Может быть, они были зомбированы машиной коммунистической пропаганды? Ведь, несомненно, это кровавый сталинский режим превратил людей в подобие живых мертвецов, безропотно позволяющих делать с ними все что угодно?!

Так вот, не все что угодно! И сталинский режим, и НКВД, и все, что там еще сейчас вспоминают, все это не имеет никакого отношения к тем, кто перенес блокаду, кто прошел войну, кто погиб, к тем, кому повезло остаться в живых. Давайте не сваливать в кучу все сразу, я о журналистах «Дождя» и о тех, кто сейчас их отчаянно защищает.

Как ведется эта защита? «Дождь» травят по приказу властей, коррумпированных чиновников, разворовавших страну, обрекавших людей на страдания в годы войны и продолжающих это делать сейчас. Ок! А какое это имеет отношение к сказанному в эфире и размещенному на сайте? К сути конфликта какое это имеет отношение? Никакого, на мой взгляд. Потому что вся аргументация сводится к приему «а у вас негров вешают».

Вы, коллеги, ответьте прямо, не прячьтесь за ваши красноречивые примеры. Вы же ругаете Путина за то, что он не признает свои ошибки, боясь тем самым продемонстрировать свою политическую немощность. А вы, что же вы-то боитесь признаться в том, что сделали? Ах, да, вы уже извинились! За некорректность! Да не в ней дело!

Что меняют постоянные апелляции к Астафьеву? «Миллион жизней за город, за коробки. Восстановить можно все, вплоть до гвоздя, а жизни не вернешь». И что? Писатель Виктор Астафьев написал много замечательных книг, потом написал вот это. Я что, обязан относиться ко всему написанному Астафьевым как к истине в последней инстанции? А вот его друг, тоже писатель, Михаил Кураев, рассказывал, что «мне случалось говорить ему: мол, хорошо, что ты сказал о своем видении блокады здесь и сейчас, а не в Ленинграде в сорок втором – там бы тебя просто разорвали за эти слова, и не чекисты, а моя мать. Я спрашивал Астафьева: где и на каком рубеже надо было остановиться? Зачем защищать Бородино? Отдадим Бородино, эту деревеньку. Ну и Малоярославец – у нас тоже таких городишек полно. Отдадим! Докуда дойдем? До Овсянки – и тут упремся?!» И знаете, далеко не все ленинградцы могут относиться к Эрмитажу, Петропавловке, Ростральным колоннам как к каменным коробкам.

Что за истеричное размахивание этим учебником, где якобы содержался тот же вопрос? Смотрите, этот учебник рекомендован Министерством образования! Да, рекомендован. Потому что там нет такого вопроса!

«Героическая оборона Ленинграда. Одной из самых героических и трагических страниц военной поры стала оборона Ленинграда. Гитлеровское командование придавало особое значение взятию этого города – одного из символов революции 1917 г. Гитлер рассчитывал на то, что для СССР с падением Ленинграда «может наступить полная катастрофа».

Из приказа начальника германского Военно-морского штаба: «Фюрер решил стереть с лица земли Санкт-Петербург. Существование этого большого города не будет представлять дальнейшего интереса после уничтожения Советского Союза. Мы не заинтересованы в сохранении даже части населения этого большого города».

Что нес гитлеризм советскому народу? Почему именно Ленинград подлежал полному уничтожению? В конце XX в. высказывались мнения о слишком большой цене, уплаченной за оборону Ленинграда, о том, что его можно было бы сдать немцам и тем самым сохранить жизнь людей, погибших во время блокады. Как вы можете оценить подобные высказывания в свете приведенного документа?»

Как же вам не стыдно, коллеги? Как же можно так передергивать? Или в борьбе за светлые идеалы либерализма все средства хороши? Давайте еще вспомним популярные заявления. «Я не разделяю ваших убеждений, но я отдам жизнь за то, чтобы вы могли их высказать». Кто сказал? Вольтер! А про «раздавите гадину» (того же Вольтера) не хотите вспомнить? Лозунг французской кампании по борьбе с церковью. То есть все убеждения достойны смерти Вольтера, а убеждения верующих – нет? И не надо мне сейчас говорить, кто, мол, были те верующие и те священники! Если уж вы ввязываетесь в этический спор, то будьте любезны в первую очередь сами соответствовать декларируемым высоким требованиям.

Наташа Синдеева говорит в эфире «Эха Москвы»: «Нет, конечно, мы никого увольнять не будем, это очень жесткая моя позиция, потому что если бы журналист высказал свою позицию: я за фашизм, я гомофоб, я за это бы уволила, потому что это то, что не разделяет в качестве ценностей ни телеканал, ни я». А высказанная в опросе позиция, значит, соответствует ценностям канала? Или «я – гомофоб» (и даже «я – фашист»!) – это не убеждения человека? Да, плохого человека, но разве это не его Убеждения? Получается, что за одни убеждения увольнять можно, а за другие – нельзя?

С Вольтером же закончим так: «Но не столько я боюсь умереть, сколько обрадовать церковников. Они тотчас раструбили бы, что это Божья кара за мои издевки над ними. Необразованные люди сему поверили бы, и философии пришлось бы на полстолетия отступить». Это, конечно, прекрасно, что философии не пришлось отступать! А Дмитрий Лихачев, например, считал, что «Россия всегда была страной философской. Но философской не в немецком и европейском смысле этого слова. Философия России всегда была сердечной философией, философией духа».

Опять на духовные скрепы наступаем? Стыдно и низко, коллеги! И с «Дождя», и из других СМИ! Вот Витя Шендерович говорит: «Мы боимся заглядывать в свое прошлое, это зона невроза, это вытесненная боль. Мы боимся туда ходить». А чего боимся-то, Витя? Того, что раньше были герои, а теперь остались, пардон, одни мудозвоны? «Журнал «Дилетант» не несет никакой ответственности за содержание материалов, выходящих в других средствах массовой информации». Браво, Виталий Дымарский! Браво! Лучше не напишешь.

У меня в последнее время складывается впечатление, что мы в своей погоне за гражданскими ценностями, за толерантностью, потеряли чувство меры. И сейчас просто боимся обидеть нашего российского либерала, как белые американцы боятся – не дай бог! – обидеть своих темнокожих соотечественников. Можете воспользоваться случаем и обвинить меня в расизме.

Наргиз Асадова задает возмущенный вопрос: «За что извиниться-то? Перед кем? Кто этот оскорбленный народ?» Народ. Тот, который каждое утро спускается в шахту. За зарплату, несравнимую с той, что получают московские журналисты. Тот народ, который потом из добытого угля получает тепло и свет, обогревающие и освещающие ваши студийные комплексы. Тот народ, который ведет поезда метро, на которых вы добираетесь до работы. Тот народ, который обслуживает вас в ресторанах, получая от вас щедрые, я надеюсь, чаевые!

Вот об этом Михаилу Козыреву и говорил Владимир Познер в той части беседы, которая не попала в раздел сайта «Зритель поддерживает «Дождь». (Кстати, интересно, почему из этого же раздела пропали реплики Волина и Мирского, поначалу преподнесенные как доказательства этой поддержки?) Так вот, Познер: «Я не думаю, что в конечном итоге все кончится тем, что «Дождь» перестанет вещать, это было бы неправильно, но, еще раз говорю, бывают такие роковые ошибки, и потом сколько раз ни извинишься, сколько раз ни скажешь, что это организованная атака, как некоторые говорят, это все чепуха. Это урок, который, надеюсь, канал «Дождь» и его сотрудники усвоили. Может быть, который научит его быть чуть менее надменным, чуть менее чувства превосходства иметь по отношению к другим. Просто понимать по-настоящему, что такое журналистика, чем вы занимаетесь».

Реакция на мнение Познера разделилась. Кто-то с ним согласен, а кто-то, как Арина Бородина, например, считает его слова недостойной «выволочкой» «Дождю». Или просто пишут: чего, мол, от этого «Позднера» ждать? И это еще один момент, который меня пугает, коллеги! Потому что «благими намерениями вымощена дорога в ад». Аккуратнее с этим нужно обращаться и хорошо подумать перед тем, как ходить на заседания Координационного совета оппозиции, надувать там щеки, выбирать курии и обсуждать пути спасения родины вместе с людьми, кричащими на «Русских маршах» «Зиг хайль!» и «Слава России!». Слава России, кто ж спорит. И слава Украине! Только обратите внимание, насколько изменился смысл этих лозунгов. И бегающие по Майдану молодые люди в майках с надписью «Бей жидов!» еще больше убеждают меня в моей правоте.

Так что давайте, продолжайте вставлять дополнительную букву «д» в чужие фамилии. В моем случае получается «Норкинд».

Все это называется двойными стандартами. Вы очень любите эту формулировку. Только если обсуждать, горячо и страстно, телевизионную сетку федеральных каналов после взрывов в Волгограде, наверное, стоит не забывать и оппозиционный митинг, на котором погиб рабочий, монтировавший сцену. Я что-то путаю, но, помнится, никто мероприятие не отменил? Никто не вышел на эту сцену и не сказал: «Друзья, у нас случилась большая беда, погиб человек. Поэтому мы сегодня митинговать не будем, это недостойно». По-моему, такого не было? И митинг прошел, и даже минута молчания, кажется, была. Потому что как красиво получилось – еще одна жертва кровавого, теперь уже путинского режима! Или, может, потому что это был просто «терпила» из народа, перед которым и извиняться-то не за что?

Фаина Раневская как-то сказала: «Под каждым павлиньим хвостом скрывается обыкновенная куриная жопка. Меньше пафоса, друзья!» Меньше пафоса, Костя Эггерт, в колонках о свободе слова для «Коммерсантъ ФМ»: «Сейчас стало модно говорить о христианских корнях нашей цивилизации. Ну что же… «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Помните, из какой книги эти свободные слова?» Я помню, Костя. Только слово было у Бога, а не у тебя или другого журналиста.

Скромнее надо быть, ребята. Вы не в вакууме работаете. Не в замкнутом пространстве. И не для себя работаете, а для зрителей, слушателей, читателей. Для народа, блин! Так что думать надо над своими словами, думать о том, что каждый такой косяк только отдаляет всех нас от желанной цели. Ф. И. Тютчев еще в 1867 году написал:

Зачем же делать так, чтобы эти ощущения в людях укреплялись сейчас, больше ста пятидесяти лет спустя? Вы не обращали внимания на то, что словечко «журналюги» появилось в нашем лексиконе не в советские времена, а позже, когда мы все стали свободными от коммунистической цензуры?

Я почему так разорался? Потому что все еще считаю себя журналистом. Я абсолютно уверен, что вышесказанное многим не понравится. Это ничего. Мне не в первый раз становиться «нерукопожатным». Я просто хотел сказать, что так поступать нельзя. Да, каждый волен любить или не любить свою страну, каждый волен принимать решения по собственному усмотрению, каждый волен говорить то, что он думает. Но если вы в состоянии думать, то что-то вы говорить не будете.

Вот так я устроен. И так я «устраиваю» своих детей. И да, средний сын у меня – кадет. И младший через два года, надеюсь, тоже им станет. И будут они Родину защищать. От кого? Это не суть важно. Просто, когда приходит такая пора, вдруг оказывается, что защищать-то ее и некому. Героев нет, остались только одни борцы за либеральные ценности.

Кампания по отключению «Дождя» представляется мне глупостью. Пусть каждый зритель решает, смотреть ему канал «Дождь» или не смотреть. Я не к зрителям обращался и не к чиновникам. А к журналистам. Если вы журналисты, мне кажется, вам стоит написать заявление об уходе и взять паузу. Для размышления. Потому что у каждого журналиста должно быть одно обостренное чувство. Оно сейчас встречается не так часто, как хотелось бы, потому что очень неудобное. Это совесть. Та самая, которая по ночам спать не дает. А высыпаться-то надо, правда? Чтобы всегда хорошо выглядеть и оптимистично сверкать улыбками с телеэкрана».

Глава 44

Вообще-то, когда скандал с опросом «Дождя» только начался, я, мягко говоря, обалдел, но не собирался публично выступать по данному поводу. Но меня уговорила жена. После того как она услышала эту новость, то несколько дней проходила совершенно подавленная, а в конце концов расплакалась и попросила: «Ты не должен держать внутри то, что думаешь! Ты должен что-то сказать!» И в тот же вечер мне позвонили с «Дождя».

Предупредив коллег о том, что они, похоже, заблуждались на мой счет, я с утра засел за написание этого текста, поскольку пообещал обозначить мою точку зрения. Мне важно было успеть до начала своей программы, поскольку я заручился разрешением Марии Комаровой, тогда исполнявшей обязанности главного редактора радиостанции, озвучить мою позицию по «Дождю» в прямом эфире во время «Вечернего шоу».

На создание моей речи ушло четыре часа. Юлька, по моей просьбе, помогла мне в качестве редактора, поэтому могу честно сказать, что цитата из академика Лихачева и стихотворение Тютчева – ее находки, которые я включил в свой текст. Все остальное я писал сам, потому что много времени для сбора информации, как правило, мне не требуется. В памяти остается множество фактов, которые откладываются где-то далеко-далеко и дожидаются того момента, когда они могут пригодиться.

Эффект от моего выступления оказался труднопрогнозируемым. Я, конечно, ожидал какой-то реакции, но и предполагать не мог, что она будет столь бурной. Начнем с того, что «Дождь», вполне естественно, отказался от моих услуг в качестве соведущего патриотического марафона. Но как гостя меня в студию все же пригласили, хотя, по-моему, с такой позицией я там был единственным участником за весь день, в течение которого длилось мероприятие.

Самым интересным были комментарии, появившиеся в следующие дни. Например, Арина Бородина утверждала, что прекрасно представляет, сколько времени и сил уходит на подготовку подобных текстов. По ее мнению, это был «заказ», и редакторская группа в составе нескольких человек помогала мне явно не один день. Были «виртуальные ответы», как от Виктора Шендеровича. Были попытки вступить со мной в публичную дискуссию, как от Константина Эггерта. Правда, в студию он приезжать отказался, поэтому пришлось ограничиться разговором с ним по телефону в прямом эфире. Но наиболее развернутый комментарий по теме дал Олег Кашин в своей статье для ресурса Slon.ru «Почему Андрей Норкин выступил против «Дождя», набравшей на сайте более ста семнадцати тысяч просмотров! «Андрей Норкин оказался единственным приличным человеком, выступившим против «Дождя» примерно с тех же позиций, с которых на эту тему высказывались люди неприличные», – написал Олег Кашин, признававший: несмотря на то что «мы когда-то работали с ним на одной радиостанции, знакомы не были». Хотя это не совсем верно. Мы познакомились с ним за несколько лет до этих событий, в Петербурге, на церемонии «Коммерсантъ года», когда Кашин получал одну из премий. Я упоминал это мероприятие, когда рассказывал о Леониде Парфенове. Но это – так, для точности восприятия. В чем Кашин прав, так это в том, что нас никак нельзя назвать друзьями, даже слово «приятели» к нам не подходит. Тем не менее из-под пера журналиста Кашина вышел громадный аналитический текст, в котором подробно разбирались процессы, происходившие в моей душе и в моем сознании. Мне почему-то кажется, что при создании такого материала как минимум необходимо встречаться с его героем, чтобы задать ему пару-тройку вопросов. Чего сделано не было. Почему? Потому что этого и не требовалось.

В Википедии, в статье, посвященной моей персоне, есть целый раздел «Критика телеканала «Дождь». Но что интересно: в примечаниях стоит ссылка на статью Кашина, но на мой текст ссылки отсутствуют! Я не жалуюсь на неизвестных мне добровольных составителей Википедии, которые иногда пишут полную чушь: «(…) сотрудник Общественного телевидения России. Был ведущим (…) итоговой информационно-аналитической программы «Подробности. Воскресная неделя» (с 23 июня 2013 года)». Какие «Подробности»? Откуда взялась эта «Воскресная неделя»? Не знаю и даже предположить не могу. Я лишь обращаю внимание на то, что в данном случае (с Википедией) некая информация приобретает свойства конкретного артиллерийского снаряда, летящего в намеченную автором цель. И эта цель будет обязательно поражена, потому что задача автора, сколь парадоксальным это ни покажется, состоит вовсе не в том, чтобы донести до потребителя правдивую информацию. Задача состоит в том, чтобы успеть использовать любой повод для своего выступления, и – все!

Давайте я приведу другой пример. Весной 2016 года социальные сети взорвались гневным негодованием из-за того, что где-то в провинции решили судить блогера, написавшего у себя на страничке, что «Бога нет». Был представлен полный спектр претензий: церковники захватывают власть, страна катится в средневековье, повсеместно нарушаются права человека, в первую очередь под угрозой оказывается, прости, Господи, свобода слова! Несчастная «свобода слова». Гнобят ее, гнобят, а она все никак не поддается! Истерика вокруг этого случая была совершенно беспардонной, ведь уважаемые защитники пострадавшего почему-то предпочитали молчать о главном. А главное состояло в том, что этот господин позволил себе с использованием нецензурной лексики глумиться над Библией, называть ее «жидовскими сказками» и т. д. Ну не веришь ты в Бога, так и не верь. Твое право! Можешь даже написать, что Бога нет, за это тебя никто в суд не потащит. Но в данном случае материала хватало не только на статью об оскорблении чувств верующих, так что неудивительно, что нашлись люди, которые сочли себя обиженными. Потому что человек, видимо, нарушил закон. Видимо – потому что это уже установит суд, когда придет время. Но авторов этой, с позволения сказать, правозащитной кампании такие мелочи не волнуют, они уже успели отметиться, успели вставить в строку свое лыко, забыв о том, что далеко не каждое лыко годится для этой цели. В этом и смысл известной поговорки.

Вернусь к собственной практике. Когда в апреле 2014 года на «Прямой линии с Владимиром Путиным» я задал президенту страны вопрос о перспективах законодательного утверждения в России кадетской формы образования, реакция либеральной общественности, как всегда, оказалась столь же близка к реальности, как прогнозы моих знакомых олигархов относительно сроков падения «путинского режима». Я прочитал, что «Норкин пожаловался Путину, что его студенты – тупые», что «Норкин пожаловался Путину, что коллеги травят его за позицию по Крыму», наконец, что «Норкин потребовал насаждать в России патриотизм, для чего всех нужно забрить в солдаты». С моими студентами мы провели небольшой эксперимент. Я дал им задание подготовить репортаж на тему: журналист Норкин задает вопрос президенту страны. Тональность текста заранее не оговаривалась, то есть можно было меня критиковать, можно было поддерживать, можно было относиться нейтрально. Студенты углубились в сбор информации, они слушали запись «Прямой линии» и читали публикации в Сети. И первый же вопрос, который возник сразу у нескольких человек, звучал так: «Андрей Владимирович, а почему вы говорите Путину одно, а пишут про это – совсем другое?» «А вот поэтому, дети! – сказал я. – Я и согласился работать в институте, чтобы больше ни у кого такого непонимания не возникало».

Конечно, это слишком смелое заявление. Даже если бы я мог все свое время отдавать преподаванию журналистики, я вряд ли сумел бы исправить ситуацию. Она, к сожалению, серьезно запущена. На первом же занятии одна девушка спросила меня, как я отношусь, цитата, «к банде Путина и к деятельности Алексея Анатольевича Навального?». Один юноша сдал в качестве экзаменационной работы огромную аналитическую статью о своем отношении к Олимпиаде в Сочи. Она была целиком и полностью построена на материалах того же Навального. Пришлось объяснять ему, что аналитика – не самое простое направление в журналистике и стоило хотя бы попытаться ознакомиться с информацией из других источников. Например, обратиться к спору Навального с Венедиктовым, во время которого почти все аргументы первого были в пух и прах развеяны контраргументами второго. Кстати, с этим студентом, написавшим аналитический отчет по Олимпиаде, мы после первой сессии уже не встречались. Я узнал, что он уехал на стажировку в Соединенные Штаты. Что еще тут можно сказать? Остается только надеяться, что эта стажировка окажется для него по-настоящему полезной…

Приведенные примеры вовсе не означают, что мои студенты – тупые. Они очень даже острые, но эти молодые люди, как и все мы, существуют в условиях непрекращающейся информационной войны, которая незаметно пробралась в каждый дом. Мы ее почти не замечаем, потому что любая ложь, в том числе ложь информационная, проникает за закрытые двери легко и непринужденно. Она как вирус. Вы и заметить не успели, где и когда простудились, а вас уже одолели кашель, насморк и высокая температура.

Во время обсуждения в эфире «Коммерсантъ FM» скандальной истории с опросом «Дождя» один из руководителей среднего звена говорит ведущему, общающемуся с ветераном из Петербурга: «Ты спроси у него, он вообще «Дождь» смотрел хотя бы раз, крыса блокадная?» Это что такое? Несколько месяцев спустя я спорю уже с другим, не столь высокопоставленным, но гораздо более молодым сотрудником. Президент на встрече с журналистами впервые объясняет, для чего потребовалось запрашивать Совет Федерации о возможности использования Вооруженных Сил России за рубежом. «Это надо срочно давать в эфир!» – говорю я. «Вот еще! – отвечает коллега, который по возрасту годится мне в сыновья. – Пусть этим Путиным «Вести 24» занимаются!» Мне абсолютно начхать на политические пристрастия моего молодого коллеги, но если президент твоей страны, по сути, впервые говорит о том, вступает твоя страна в военные действия или нет, как можно игнорировать эту тему? Это как называется? Журналистикой? Свободой слова? Увы! Это или вопиющий непрофессионализм, или что-то еще более гнусное.

Для меня начало нового витка информационной войны совпадает именно с 2014 годом. Олимпиада в Сочи, Киев, Крым, Донбасс, международные санкции, потом – Сирия… Каждая из этих тем вызывает все новые и новые волны несогласия. Только эти волны удивительно однообразны: Россия превращается в страну-изгоя, малый бизнес умирает, пармезан пропал! Этот набор клише я слышу практически в каждой программе, в которой участвую в качестве ведущего. Причем либеральные гости этих ток-шоу ведут себя как капризные избалованные девицы: не отвечают ни на один из поставленных вопросов, переводят разговор на другие темы, да еще и постоянно жалуются, что им не дают слова. Дают! Дают слово! Просто этого слова у них уже нет! Сказать-то им – нечего! И чем дальше уходят они от надежд и чаяний собственного народа, тем во все более сложной ситуации оказываются. Потому что считают себя выше других. Лучше, умнее, цивилизованнее всего остального быдла, как они говорят. «Интеллектуальная элита», по выражению Юлии Латыниной. Но это заблуждение, которое чревато не только потерей шанса быть услышанным, потерей своего слова. Это может обернуться потерей права на произнесение этого слова! Вот в чем проблема…

Для чего я написал эту книгу? Потому что подумал, что книга – хорошая возможность быть услышанным. Напрямую, без посредников. Ведь каждый из тех, кто сейчас держит ее в руках, слышит мой голос, узнает мои мысли, в чем-то – соглашается, с чем-то – спорит. Я не мог так подробно объяснить свои решения и поступки ни в одном, даже самом большом интервью. Но такая потребность во мне самом все нарастала и нарастала, поэтому вполне логично обрела наконец форму книги. Я надеюсь, что вам интересно было ее читать, потому что мне интересно было рассказывать. Я делал это искренне, честно, ничего не придумывая и не притягивая нужные мне факты к подходящим местам в повествовании. Просто за двадцать пять лет в журналистике, из которых уже двадцать лет я посвятил телевидению, я собрал некоторое количество профессионального материала, которым очень захотел поделиться.

Я всегда понимал свою работу очень просто: я знаю что-то, о чем вы, возможно, еще не слышали. И сейчас я хочу вам об этом рассказать. Что я и попытался сделать на этих страницах. Поэтому мне кажется, что правильнее всего закончить эту книгу так, как я обычно заканчиваю свои программы, не важно – телевизионные или радийные:

«Я благодарю вас за внимание! Всего вам доброго! До свидания!»