Видение Кунц Дин

Глава 16

Комната в мотеле была погружена в темноту.

Мэри лежала на боку, а потом повернулась на спину.

Она испытывала клаустрофобию: будто потолок начал на нее падать.

— Перестань об этом думать, — тихо произнес Макс.

— Я думала, ты спишь.

— Я ждал, когда ты проснешься.

— Ты лежал так тихо.

— Не хотел беспокоить тебя.

— Сколько времени?

— Три часа.

— Спи, дорогой. Я в порядке.

— Я не могу уснуть, когда ты в таком состоянии.

— А мне все кажется, что кто-то стоит за дверью.

— Там никого нет. Я бы услышал.

— Еще мне кажется, что кто-то стоит за окном.

— Там тоже никого нет. Это нервы.

— И всхлипывает, — добавила она.

— Может, тебе принять снотворное?

— Я выпила таблетку два часа назад.

— Прими еще одну.

— Кто он?

— Кто?

— Убийца.

— Просто человек.

— Нет.

— Да, Мэри. Просто человек.

Темнота пульсировала вокруг нее.

— Он что-то большее.

— Прими таблетку.

— Да, наверно. Хотя мне уже показалось, что я скоро смогу отказаться от нее.

— После этого дела — сможешь. Но пока они тебе необходимы.

— Достань мне, пожалуйста, одну.

Он принес стакан с водой и таблетку, подождал, пока она выпьет ее, погасил свет и лег.

— Придвинься ближе ко мне, — попросила она.

Она прижалась спиной к его груди. Он обнял ее.

Несколько минут они просто молчали.

— Я засыпаю, — проговорила, наконец, она.

— Хорошо.

Он гладил ее волосы.

И чуть позже:

— Макс?

— Да?

— Возможно, он не может не быть порочным и не совершать эти ужасные убийства. Может, он был рожден порочным. Может, дьявола не всегда можно распознать. Может, родители должны быть прокляты за то, что родили ребенка-дьявола. Может, что-то было в их генах.

— Ты перестанешь думать об этом?!

— Макс, я скоро умру?

— Когда-нибудь. Мы все умрем.

— А скоро? Я умру скоро?

— Нет, не скоро. Я с тобой.

— Держи меня крепче.

— Я держу тебя.

— Я хочу быть сильной.

— Ты и так сильная.

— Правда?

— Ты просто не осознаешь этого.

Через десять минут она уже спала.

Он продолжал гладить ее волосы.

Он прислушивался к ее дыханию.

Он не хотел, чтобы она умерла. Он надеялся, она не должна умереть. Всем сердцем и душой он желал, чтобы она отказалась от этого дела. Пусть совершаются эти убийства. Она не должна чувствовать себя ответственной. Пусть просто позволит, чтобы убийство свершилось. Разве общество считает себя ответственным? Нет. А полиция чувствует ответственность? Время от времени она выполняет свою работу, делает какие-то усилия по поимке убийцы, но они в равной мере презирают как жертву, так и убийцу, и никто из них из-за этого не лишается сна. Так пусть убийство свершится. Забудь об этом, Мэри. Может, она считает себя особенной. Так ли это? Подсознательно, видимо, она считает, что благодаря своему дару она не может умереть. Но она может умереть. Как и все те нежные, милые молодые девушки, которые тоже думают, что будут жить вечно. Она будет такой же беззащитной, как и все другие. Итак, ей надо остановиться. Она должна выйти из этого. Если она будет продолжать преследование, она может погибнуть. Она оказалась лицом к лицу с неумолимой силой. Она пытается преградить путь такой силе, о которой она ничего не знает, силе, черпающей свою грозную мощь в прошлом, в событиях, имевших место двадцать четыре года назад.

В темноте, охраняя ее сон, он плакал, представляя свою жизнь без нее.

Хотя рассвет был уже совсем близок, чернильной тьме противостоял только свет его фонарика. Он прошел через главный зал. Летом он был заполнен игровыми автоматами. Сейчас зал был пуст. Он подошел к лестнице, над которой крупными буквами было написано:

К СМОТРОВОЙ ПЛОЩАДКЕ

Закрытый проход на башню «Игры и закуски Кимбалла» был узкий, холодный и грязный. Он еще не был покрашен к будущему сезону. Свет его фонарика выхватывал на желто-белых стенах тысячи всяких отметин: отпечатки детских рук, брызги от разлитых напитков, имена и послания, нацарапанные карандашом или чем-то еще.

Деревянные ступеньки скрипели. Когда он достиг огражденной площадки на верху лестницы, он выключил фонарик. Он сомневался, что кто-нибудь может следить за ним в этот час, но не хотел рисковать, привлекая к себе внимание.

Внизу не было видно ничего, кроме тоненькой сверкающей пурпурной полоски с восточной стороны горизонта. Казалось, по покрову ночи кто-то без нажима провел бритвой.

Он взглянул на порт.

Он ждал.

Через несколько минут уголком глаза он заметил в небе какое-то движение. Потом услышал хлопанье крыльев.

Что-то громоздилось в пересекающихся лучах на остроконечной крыше, в какой-то момент было слышно шуршание, потом все стихло.

Вглядываясь в сжавшиеся тени наверху, он дрожал от удовольствия.

«Сегодня вечером, — думал он, — сегодня вечером. Опять кровь».

Он мог чувствовать смерть повсюду вокруг себя, ее вполне осязаемое присутствие в воздухе.

На востоке рана на небе расширилась и углубилась. Утро стучалось в мир.

Зевнув, он приложил руку тыльной стороной ко рту. Ему надо было вернуться в свой номер в гостинице и немного отдохнуть. Ему не пришлось ни разу выспаться за последние несколько дней.

Трижды в течение последующих десяти минут звук хлопающих крыльев возвращался. И всякий раз под стропилами чувствовалось какое-то временное беспокойство, и всякий раз затем наступала полная тишина.

Вдруг слабый свет пробился сквозь толстую массу штормовых облаков и постепенно окрасил порт, холмы и дома Кингз Пойнта.

Его охватило глубокое чувство потери. Вместе со светом пришла депрессия. Он чувствовал себя и действовал лучше в самые темные часы.

Дюжина или больше летучих мышей. Они прятались под деревянными стропилами. Их крылья хлопали вокруг. Некоторые с закрытыми глазами. Другие — с открытыми, которые поблескивали в тусклом свете. Это видение возбуждало его.

Опять кровь, сегодня вечером.

В девять часов утра Лоу позвонил Роджеру Фаллету.

— Извини, что беспокою тебя в Рождество.

— Не извиняйся. Ты никогда не беспокоишь меня.

— Я узнал кое-что интересное о деле Бертона Митчелла.

— Что?

— Что его жена и сын были убиты.

— О Боже, когда?

— Через пять лет после того, как он совершил преступление.

— А ты не ошибаешься?

— Ты не проверил, может быть, есть какие-нибудь отдельные материалы на жену и сына?

— Нет. Но если бы там было что-то достойное внимания, копии документов лежали бы в деле Бертона Митчелла.

— А не может быть, чтобы в «Таймс» ошиблись?

— Предположим. Но обычно таких ошибок не бывает. Кто их убил?

— Мэри не знает.

— Девятнадцать лет назад?

— Так она утверждает.

— Это произошло здесь, в Лос-Анджелесе?

— Думаю, да. Сделай мне одолжение.

— Сегодня я не работаю, Лоу.

— «Таймс» не закрывается полностью на праздники. Там кто-нибудь работает. Не мог бы ты позвонить и попросить проверить для меня эти материалы.

— Это так важно?

— Это вопрос жизни и смерти.

— Зачем тебе все это?

— Мне надо знать все об этих убийствах... если они имели место.

— Я перезвоню тебе.

— Это займет много времени?

— Часа два.

Роджер перезвонил через полтора часа.

— Да, было отдельное дело по убийству жены и сына. Но оно не было зарегистрировано, как это положено.

— Приятно слышать, что даже ваши суперпрофессионалы ошибаются.

— Это действительно необычный случай, Лоу.

— Расскажи.

— После того как Бертон Митчелл покончил с жизнью, его вдова Вирджиния Митчелл и сын Барри Фрэнсис Митчелл сняли небольшой домик в западной части Лос-Анджелеса. Судя по адресу, он находился где-то в миле от поместья Таннеров. Девятнадцать лет назад, 31 октября, в праздник Халлоуин, в два часа ночи, кто-то бензином поджег дом с матерью и сыном внутри.

— Пожар. Подобной смерти я и боялся больше всего.

— Скажу тебе, эта новость испортила мне весь аппетит.

— Извини, Роджер. Мне надо было знать.

— Это еще не самое страшное. Хотя тела полностью обгорели, медэксперт установил, что мать с сыном были зарезаны во сне, прежде чем начался пожар.

— Зарезаны...

— Вирджинии было нанесено столько ножевых ран в горло, что ее голова была практически отделена от туловища.

— О Боже!

— А ее сыну, Барри, были нанесены ножевые раны в грудь и горло и еще...

— Что?

— Отрезаны половые органы.

— Похоже, и я останусь сегодня без рождественского ужина.

— Прежде чем пожар уничтожил все, дом выглядел, как место настоящей бойни. Что за человек мог совершить это, Лоу? Что за маньяк?

— Они расследовали это дело?

— Нет, никого не арестовали.

— А подозревали кого-нибудь?

— Троих.

— Назови мне их имена.

— Я не поинтересовался этим. У каждого из них было алиби, и каждое алиби было проверено.

— Итак, убийца еще жив и где-то затерялся. А полиция удостоверилась, что это их тела?

— В смысле?

— Их идентифицировали?

— Думаю, да. Кроме того, в доме жила Вирджиния со своим сыном.

— Тело женщины, очевидно, это Вирджиния. Но я не уверен, что мужчина был ее сын. Может, это был ее любовник.

— Они были убиты в разных спальнях. Любовники находились бы в одной спальне. И, если бы Барри остался жив, он бы как-то проявился.

— Нет, если он был убийцей.

— Что?

— Это не невозможно.

— Нет ничего невозможного, но...

— Барри был двадцать один год, когда пожар сжег его дом. Может, двадцать два. Роджер, не слишком ли большим мальчиком он был, чтобы жить со своей мамой?

— Черт, нет. Лоу, не все мы начали свою самостоятельную жизнь, как ты, в шестнадцать лет. Я жил с моими родителями до двадцати трех лет. А почему тебя так волнует то, что Барри мог остаться в живых?

— Тогда будет немного яснее то, что происходит сейчас.

— Ты слишком хороший журналист, чтобы пытаться так притянуть факты.

— Ты прав. Я опять оказался в тупике.

— А что за история с Мэри Берген? Чем ты занимаешься?

— Похоже, не очень приятная. Я пока не хотел бы говорить об этом.

— А, может, я пока и не хотел бы слушать об этом.

— Ладно, давай.

— Береги себя, Лоу. Будь осторожен. Чертовски осторожен. И... счастливого Рождества.

Глава 17

Они сидели в гостиной Лоу, слушая музыку и ожидая, что должно случиться. Мэри не могла бы представить более мрачного Рождества. Они с Максом не были даже в состоянии обменяться подарками. Те, которые он выбрал для нее, лежали на складах в магазинах, где он оставил, чтобы их празднично упаковали, а она так была занята этим делом, что даже не выбралась в магазины.

Ее настроение поднялось немного, когда в три часа позвонил Алан и сказал, что он в Сан-Франциско в доме одной своей подруги. Он позвонил в Бел-Эйр, но ему сказали, чтобы он позвонил в дом Лоу. Он был очень обеспокоен, но она старалась успокоить его. Не было никакого смысла портить Рождество и ему. Когда Алан положил трубку, ее настроение опять упало — ей так его не хватало.

Так как ни один из них не завтракал и не обедал, Лоу приготовил ранний ужин в пять часов. Котлеты по-киевски на рисовой подстилке. Кусочки жареного цукини с паштетом из шпината. Помидоры, фаршированные горячим сыром, сухариками и перцем. На десерт были запеченные яблоки.

Однако никто из них не был голоден. Они едва прикоснулись к ужину. Мэри чуть пригубила вино. К шести они уже закончили.

За кофе Мэри спросила:

— Лоу, у тебя есть спиритическая доска?

Он поставил на столик свою чашку.

— Да, у меня есть одна, но я не пользовался ею много лет.

— Ты знаешь, где она находится?

— В ванной комнате, по-моему.

— Ты не мог бы ее достать, пока мы с Максом уберем со стола?

— Конечно. А что мы с ней будем делать?

— Я устала ждать, когда убийца сделает следующий шаг, — сказала Мэри. — Мы попытаемся заставить его ускорить события.

— Я готов. Но как?

— Иногда, когда Мэри не может восстановить чистоту деталей, — вмешался в разговор Макс, — мы пытаемся восстановить ее память с помощью спиритической доски. Она не получает ответы от духов, запомни это. То, что она хочет узнать, это то, что она забыла. Эти вещи похоронены в ее подсознании. Не всегда, но часто достаточно сделать эти вещи явными, с помощью спиритической доски, тогда многое становится ясным, в тех случаях когда никакие другие способы не срабатывают.

Лоу понимающе кивнул.

— Ответы, которые дает доска, исходят непосредственно от Мэри.

— Верно, — сказал Макс.

— Но я не направляю сознательно треугольную подставку, — сказала она. — Я позволяю ей двигаться в том направлении, куда она захочет.

— Куда захочет твое подсознание, — поправил ее Макс. — Хоть ты и не замечаешь этого, но ты влияешь на нее своими пальцами.

— Может быть, — ответила она.

Лоу добавил себе еще немного сливок в кофе и сказал:

— Таким образом, спиритическая доска выполняет роль линзы.

— Правильно, — ответила она. — Она фокусирует мое внимание, мою память и мои психические способности.

Лоу тремя глотками выпил свой кофе и встал.

— Звучит это интересно. Во всяком случае, лучше, чем сидеть здесь и ждать, когда топор упадет. Я сейчас вернусь.

Макс вместе с Мэри отнесли тарелки и серебряные столовые приборы на кухню и поставили их в раковину. Она заканчивала вытирать обеденный стол, когда он вернулся.

— Вот и спиритическая доска, как заказывали.

Мэри вернулась в гостиную и взяла с дивана свою записную книжку.

— Мне пора навести порядок в ванной комнате. Я еле отыскал доску под грудой старых выпусков «Нью-Йоркское книжное ревью».

Лоу взял доску для записей и карандаш и сел за стол. Он приготовился записывать каждое послание, которое выдаст им спиритическая доска.

Мэри открыла доску на одном конце стола. На нее она поставила подставку.

Макс, положив руки на стол и скрестив пальцы, сел рядом.

Она открыла свою записную книжку на странице, испещренной своими записями.

— Что это? — спросил Лоу.

— Вопросы, которые я хочу задать, — объяснила Мэри.

Пододвинув поближе к столу стул, она села под углом девяносто градусов к Максу. Кончики пальцев она положила на один конец пластмассовой подставки. Макс положил свои пальцы на другой конец: его руки были немного великоваты для этой игры.

— Начинай полегче, — сказал Макс.

Она была напряжена, это немного мешало. Подставка не сдвинется ни на дюйм, если давление будет слишком сильным. Несколько раз глубоко вздохнув, она попыталась расслабить руки. Ей хотелось, чтобы ее пальцы были независимы от нее — безвольные и мягкие, как тряпки.

Макс был гораздо спокойнее — ему не нужно было настраиваться на сеанс.

В конце концов, когда она более или менее расслабилась, глядя на лежавшую перед ней доску, она спросила: