Покровители Холлс Стейси

– Флитвуд? Какая вы ранняя пташка! Заходите.

Опершись на дверной косяк, я погладила рукой свой живот.

– Кэтрин, пожалуйста… мне нужна помощь. Мой ребенок… у меня начались боли. Мне нужна моя повитуха.

– Вы приехали одна? А где же Ричард? Флитвуд, с таким большим животом, вам, уж конечно, нельзя ездить верхом.

Она помогла мне войти в дом, и я осознала, что в ее голосе прозвучал откровенный страх. Я издала очередной стон.

– Где у вас болит?

– Боли начались вчера. Я старалась не замечать их, но… Кэтрин, ведь время еще не пришло, слишком рано.

– Насколько сильна боль? Она приходит время от времени?

– Нет, какая-то постоянная боль.

Я позволила ей проводить меня в большой зал, где она занималась рукоделием, вышивая подушку. На раздвижном столе лежали булавки, наперстки и моточки ниток, и мне сразу вспомнился Малкинг-тауэр и то, что Элисон Дивайс всего лишь хотелось немного булавок. Кэтрин помогла мне сесть в кресло.

– Может, послать за лекарем? За доктором?

– Нет. Кэтрин, мне необходима моя повитуха. С тех пор как Алису посадили в тюрьму, мне с каждым днем становится хуже и хуже. Но до ее ареста я чувствовала себя нормально. Роджер говорил, что он попытается освободить ее, но мне она необходима в Готорпе уже сейчас. Я спрашивала его, не может ли она пожить со мной до суда… я не позволила бы ей никуда сбежать, мы с Ричардом обещали держать ее взаперти. Пожалуйста, попросите Роджера об этом тоже.

Все это я говорила, с трудом переводя дух, и Кэтрин передала мне кубок эля, незаметно принесенного почтительным слугой. По сравнению с суматошной жизнью в доме Лоу, здесь царила такая же, как у нас в Готорпе, спокойная сдержанность. Отец Роджера строго взирал на меня со своего портрета.

– Роджера нет дома… не помню, куда он поехал. Ох, Флитвуд, я так разволновалась. Скажите мне, чем я могу помочь вам?

– Мне нужна Алиса, – слабым голосом произнесла я, – нужно вызволить ее из тюрьмы. Только она способна облегчить мою боль; она знает много лекарственных трав и умеет делать целительные настойки.

– Может, пока спросить совета у аптекаря? Давайте я пошлю нашего слугу, он быстро доскачет до него.

– Нет. Мне нужна Алиса. Только она способна помочь мне. Только Алиса. Уже нет времени писать письмо Роджеру или в замок… придется съездить туда самой, чтобы получить ее помощь.

– Нет, вам лучше вернуться домой… но для начала вам необходимо отдохнуть у нас. Я прикажу приготовить для вас комнату и сообщу Роджеру, когда он вернется, что ради вашего здоровья надо освободить Алису.

Мне вдруг подумалось, каково жить под замком в одной из множества комнат дома Роджера. Не намного лучше, чем в темнице Ланкастера: он ведь мог запереть меня, а ключ выбросить.

– И вы думаете, Кэтрин, что сможете убедить его выпустить ее? – простонала я.

Ее глаза исполнились сочувствия, морщинистое лицо помрачнело. Она растерянно помолчала, подыскивая слова утешения.

– Я знала одну отличную акушерку из Ливерпуля, но, с тех пор как я общалась с ней, прошло много лет, и теперь даже не представляю, как с ней связаться и…

– Нет, мне необходима именно Алиса.

Кэтрин страдальчески заломила руки.

– Флитвуд, я… Ее же посадили в тюрьму Его Величества. Я не представляю, как…

– Только до суда, – быстро вставила я, – боюсь, моя жизнь в большой опасности.

Впервые в моем голосе прозвучал страх, и на сей раз я говорила правду.

– Но эту женщину обвиняют в колдовстве. А такое обвинение чревато смертной казнью; ей не позволят свободно бродить до суда. Она же может сбежать!

Внезапно я осознала, что за нами следят, причем не строгие живописные лица с картин на стенах этого парадного зала. Оглянувшись в сторону двери, я увидела пристальный взгляд пары больших бледных глаз. Дженнет Дивайс продолжала откровенно разглядывать меня, и в ее взгляде светился не по годам цепкий и трезвый ум. Я понимала, что смешно бояться ребенка, но от нее исходила сила какого-то пугающего хитроумия. Ведь ухитрилась же она украсть мое ожерелье, да так, что никто этого даже не заметил! Не хотелось бы мне, чтобы она жила в моем доме, беззвучно скользя по половицам и, точно привидение, возникая в дверных проемах.

– Кэтрин, не могли бы вы попросить кого-то из слуг позаботиться о моей лошади? В спешке я просто оставила ее возле входа, надеюсь, она еще никуда не забрела.

Живо поднявшись с кресла, Кэтрин быстро ушла, стремясь хоть чем-то помочь мне. После ее ухода, Дженнет проскользнула в зал, прошла к камину и опустилась на колени перед одним из жестких дубовых кресел. Очевидно, принеся с собой какие-то обрезки ткани, она принялась раскладывать их на сиденье. Не в силах скрыть любопытства, я встала и направилась к ней.

– Что это у тебя, Дженнет?

Я заметила, что сложенные обрезки связаны нитками так, что походили на человеческие фигурки – верхний узел отделял головку, а благодаря остальным завязкам обозначились ручки и ножки. Раньше мне приходилось видеть таких тряпичных куколок в церкви, их использовали для того, чтобы успокоить плачущих малышей, зажав куколок в кулачках, они разглядывали их и переставали плакать. Заглянув в ее родной дом, я убедилась, что Дженнет не избалована игрушками.

– Кто тебе дал их? – спросила я. – Роджер?

– Я сама сделала, – ответила она своим резким писклявым голоском.

– Какая умница, ты еще и набила их чем-то. Что у них внутри?

– Овечья шерсть.

Несомненно, она принесла их сюда специально, чтобы показать мне, подобно тому, как кошки приносят пойманную мышку к ногам хозяина. Я посмотрела на ее бедное, бесформенное платье: все в ее облике свидетельствовало о несчастной, лишенной родительской заботы жизни. И из-за этого ребенка теперь несчастье ждет многих других людей. Мне захотелось схватить ее за тощие плечики и встряхнуть так, чтобы у нее лязгнули зубы и вытаращились глаза. Мне хотелось накричать на нее, чтобы она отказалась от всех своих слов, от всей той лжи, что она наболтала своим хитрым язычком. Мне даже смотреть на нее было противно. Я вернулась обратно на кресло.

Дженнет выразительно что-то нашептывала, и от ее шепота у меня невольно зашевелились волосы на голове.

– Что ты там бормочешь? – так резко спросила я, что она изумленно оглянулась и смерила меня презрительным взглядом.

– Молитву об утолении жажды, – с невинным видом ответила она.

– И как же она звучит?

– Crucifixus hoc signum vitam Eternam. Amen[26].

Пристально наблюдая за ней, я попыталась понять смысл этих слов. Не слишком часто берясь за книги, я подзабыла латынь. Но, в общем, поняла, что речь, видимо, идет о кресте и вечной жизни. А если так, не из-за своей ли католической веры и оказались в тюрьме Дивайсы? Нет, это бессмысленно – половина жителей Пендла оставались католиками. И Роджер знал об этом, но пока они каждую неделю посещали церковь и просто молились, скромно потупив глаза, он не доставлял им неприятностей.

Дженнет приблизилась к столу и взяла стоявший рядом со мной пустой оловянный кубок. Она поднесла его к воображаемым губам своих кукол, чтобы они могли напиться.

– А откуда, Дженнет, ты узнала эту молитву?

– От бабушки, – прошепелявила она.

– Ты хочешь сказать, что она давала тебе напиться?

– Нет, – решительно возразила она, – жажда утоляется молитвой. А питье приносится.

– В каком смысле?

– Как-то таинственно, само собой.

Все, сказанное ею, звучало на редкость загадочно. Была ли я сама в детстве такой же не по годам развитой? Почти наверняка не была. Однако ее объяснение пробудило во мне одно давнее воспоминание, и оно появилось перед моим мысленным взором. Убитые кролики; присевшая рядом с ними Алиса.

«Я не убивала их. Их убили».

Какова причина таких странных уточнений?

Возможно, к Дженнет следовало искать особый подход. Как Ричард говорил о своих ловчих птицах, преданность надо заслужить, а не требовать. Мне вспомнилась недавняя угроза Роджера, заявившего, что при особом поощрении Дженнет способна «вспомнить» и других гостей в ее доме. Только совсем не хотелось думать о тяжких последствиях такого поощрения.

– Дженнет? – Я мельком глянула в сторону двери. – Наверное, ты знаешь мою подругу. Алису Грей?

Словно не слыша меня, она продолжала возиться со своими куклами. Ее прямые тусклые волосы рассыпались по спине под капором. Она молча играла с тряпичными игрушками, стряхивая с них воображаемые пылинки.

– Так ты знаешь ее, Дженнет?

Она подняла плечики: в знак молчаливого согласия.

– Да знаешь ли ты ее? – Я подалась вперед. – Разве ты не думаешь, что могла неправильно понять причину ее присутствия на вашем сборище в тот день в Малкинг-тауэр.

– Джеймс украл овцу для нашего ужина, – сказала она, показав на одну из ее куколок. Они, как пьяные, повалились друг на друга, и, показав на вторую, девочка добавила: – Мама велела ему украсть ее.

Я нервно облизнула губы.

– Ты помнишь, как Алиса появилась в вашем доме? Разве она дружила с твоей мамой или ты не видела ее раньше?

В этот момент послышался стук шагов по каменным плитам, и через мгновение в зал вошла Кэтрин с подносом.

– Еще эля. Вам стало лучше, Флитвуд?

Я огорченно откинулась на спинку кресла, глядя на стоявшую передо мной девочку. Дженнет улыбалась, и когда я сообразила, что у нее на уме, меня прошиб холодный пот и пробрала дрожь.

– Питье приносится, – радостно произнесла она и опять склонилась к своим игрушкам.

– Дженнет, оставь нас, – напряженным тоном произнесла Кэтрин.

Девочка метнула в нее быстрый взгляд, схватила в охапку свои игрушки, смахнув со стола оловянный кубок, со звоном упавший на пол. Даже не потрудившись поднять его, она молча выскользнула из комнаты.

Кэтрин тяжело вздохнула, и я заметила усталые складки у ее рта и унылую, затаившуюся в глазах опустошенность.

– Долго ли еще она будет жить с вами? – мягко спросила я.

– Роджер сам не знает. – Кэтрин покачала головой.

– Но разве не сам он принимает решение?

– Она может быть полезна для него… пока живет здесь. Поэтому, наверное, только после того, как надобность в ее услугах отпадет…

Ее прямота застала меня врасплох. Кэтрин откинулась на спинку кресла и с жадностью припала к кубку. Допив пиво, она вытерла губы и сказала:

– Не могу даже описать, как я буду рада, когда закончатся эти ассизы и все, что с ними связано.

– Но как вы можете желать скорейшего завершения суда, если жертвой поспешности станут жизни невинных людей?

– Невинных? – в замешательстве повторила Кэтрин. – Флитвуд, ни вы, ни я не вправе судить об этом.

– Разве у нас не такие же глаза и уши, как у наших мужей, и у тех людей, которые вынесут им приговор?

– Вы говорите так, словно уже знаете, каким он будет.

– Конечно, знаю, все знают! Вспомните историю, разве бывало, чтобы к ведьмам проявляли милосердие? Кэтрин, мы должны что-то предпринять.

Кэтрин так снисходительно усмехнулась, что мне захотелось влепить ей пощечину.

– Флитвуд, ваша головка полна фантазий. Вы рассуждаете так, словно мы разыгрываем пьесу, где у каждого есть своя особая роль. Ни вам, ни мне не отведено никакой роли в деле королевского правосудия: наша роль состоит в поддержке наших мужей.

– Но мы же не можем пассивно стоять в стороне и позволить случиться несправедливости! – воскликнула я. – Мы должны что-то предпринять!

– Флитвуд, прошу вас, – успокаивающе проворковала Кэтрин, – не стоит так переживать, вы можете навредить себе и вашему ребенку. Можно я выскажусь откровенно? – Совсем не ожидая такого вопроса, я смогла лишь вяло кивнуть. – Ричард очень любит вас. Он вас просто обожает. Вам повезло, у вас получилась счастливая семейная пара в отличие от большинства семейных пар нашего круга.

Я мельком подумала, известно ли ей о Джудит, или Роджер предпочитает оберегать ее от подобных знаний.

– Вы должны сосредоточиться на семейном благополучии, быть примерной женой. Слухи разлетаются быстро, Флитвуд, вы же знаете. Я понимаю, будучи мелкопоместным дворянством, мы, естественно, привлекаем здесь внимание. Да, мы далеки от больших городов и в нашей провинции можем рассчитывать на уединенную личную жизнь, однако это не означает, что мы можем вести себя непристойно.

Я устроилась поудобнее, тишина зала отдавалась звоном в моих ушах. Я спокойно ждала, пока Кэтрин смочит губы, прежде чем продолжить.

– Вы очень молоды, дорогая, пылки и обаятельны. Вы владеете самым роскошным особняком в наших краях. И будущий ребенок наполнит вашу жизнь разнообразием и радостью. Вам надо увлеченно заниматься достойными делами, блюсти интересы семьи и домашнего хозяйства и не огорчаться из-за того, чему вы не властны по- мочь.

У меня возникло ощущение, будто ее доброжелательная проповедь проехалась по моей груди, как колесо кареты. Слова замерли у меня на языке, я совсем растерялась и упала духом.

– Я хочу помочь своей подруге, – едва дыша, вымолвила я, – иначе она умрет. И я умру вместе с ней.

Осознание этого подхлестнуло меня, придав новые силы: я понимала, что без помощи Алисы у меня на шее тоже затянется петля. Она обещала спасти меня, и я обещала спасти ее, и шансы исполнения наших обещаний были настолько ничтожны, что практически теряли смысл. Внезапно я поняла, о чем думала все последние дни. Я упорно пыталась представить, как будет выглядеть мой ребенок, как я держу его на руках, но так и не смогла. Не смогла также представить свою жизнь через пять, десять или двадцать лет. В недалеком будущем уже маячили летние ассизы, и вся моя жизнь, как я знала, ограничивалась этими короткими оставшимися неделями.

– Флитвуд, но я же ничего не смогу сделать, – тихо призналась Кэтрин, – Роджер не освободит ее. Она обвиняется в колдовском убийстве… а такое преступление наказуемо смертной казнью.

– Роджер ошибается. Ее обманули, всю жизнь ее окружало множество обманщиков и предателей. Я не могу, подобно остальным, подвести ее. Кэтрин, вы должны поехать со мной в замок и умолять освободить ее! – пылко воскликнула я. – Ведь вы жена Роджера… должна же у вас быть какая-то власть.

Слыша собственные слова, я понимала всю их неубедительность и безнадежность, и мои плечи поникли от безысходного страдания.

– Вы совсем издергались. Вам нужно отдохнуть. Давайте я отведу вас в одну из наших спален.

– Нет, спасибо. Мне пора ехать.

– Нет, вам нельзя сейчас скакать на лошади, вы же плохо себя чувствуете.

– Я поеду медленно.

– Флитвуд, вы ведете себя скорее по-мужски, чем по-женски, – с улыбкой заметила Кэтрин, – придется отправить с вами сопровождающего.

Я извлекла из складок юбки письма, написанные вчера вечером при свете свечи.

– Кэтрин, я хочу попросить вас об одной услуге.

– Ох, Флитвуд… вы помните, о чем я вам говорила?

– Пожалуйста. Больше я ни о чем не попрошу вас.

Я вложила письма в ее руки. Восковые печати краснели, как пятна крови.

– Когда в следующий раз Роджер собирался ехать в Ланкастер?

– Вероятно, через денек-другой. Вы хотите, чтобы я передала их ему?

– Нет-нет, ему лучше их не видеть. Мне нужно, чтобы в следующий раз вы поехали вместе с ним. Ну, я не знаю, допустим… можете сказать, что вам хочется сменить обстановку или походить по лавкам. Главное, поехать… а когда вы доберетесь туда, вам надо будет ухитриться посетить замок, но только одной. Меня там уже знают… Роджер говорил, что предупредит их, поэтому сама я не могу там появиться. Вам надо передать эти письма секретарю коронера Томаса Ковелла. Не отдавайте их никому другому – вручите их ему лично и попросите срочно передать по назначению. Если секретарь начнет задавать вопросы, воспользуйтесь именем Ричарда, скажите, что письма от него.

Кэтрин встревоженно нахмурилась.

– Я не понимаю…

– Умоляю вас, Кэтрин. Это дело жизни и смерти, иначе я не стала бы просить вас.

– А в них не содержится никакой клеветы или обмана? Ничего, что может опорочить репутацию моего мужа? Почему ему нельзя рассказать о них?

– Он просто не позволит доставить их по назначению. Прошу, сделайте это ради меня, если не хотите потом винить себя за то, что я умру во время родов.

Мы долго смотрели друг на друга, и вдруг в ее глазах затеплился дерзкий огонек, намекавший на зарождение в Кэтрин своевольной, непокорной мысли, явно не по отношению к моей просьбе. На ее задумчивом лице отразился процесс, подобный знакомству со вкусом нового блюда, она попробовала его, оценила и, видимо, решила, что оно вполне съедобно.

– Хорошо, я сделаю это, – кивнув, сказала она.

Мне хотелось расцеловать ее, и я едва не бросилась ей на шею, однако сдержалась и ограничилась рукопожатием. Она взяла письма и спрятала их в складках юбок.

– Благодарю вас тысячу раз! – воскликнула я.

– Полагаю, Роджер вернется из Йоркшира завтра, если казнь не отложат.

– Какую казнь?

– Вы не слышали? Судьи сочли, что та бывшая служанка, Дженнет Престон, виновна в убийстве отца Томаса Листера. Сегодня ее должны повесить.

Следующие несколько дней я посвятила исполнению своей старой роли, слонялась по дому маленьким готорпским призраком, ожидая возле многочисленных окон приезда Ричарда. Увидев, как он идет от конюшни, я понаблюдала немного за его беспечным самодовольством и резвостью после путешествия в Престон. Казалось, ничто не могло встревожить его душу, он с беспечной легкостью скользил по жизни. Я пошла в прихожую, чтобы встретить его. Он явно удивился, когда я открыла ему дверь, и чуть помедлил, оценивая выражение моего лица.

– Что-то случилось?

– Может, зайдете в дом?

– Вы не… у вас не…

– Нет, ничего подобного, ребенок жив и здоров.

Он вздохнул с облегчением и, снимая перчатки, поднялся по ступеням и отдал мне свой плащ. Я провела его в гостиную и закрыла дверь. Лениво дремавший под окном Пак нехотя поднялся и приветствовал Ричарда, облизав ему руки своим большим языком.

– Помните, на днях, когда Роджер обедал у нас, он говорил об Элтаме и Бромли, судьях Суда королевской скамьи на грядущих ассизах?

– Ну да, – с утомленным видом ответил он.

– Я пригласила их отобедать в Готорпе.

За время молчаливой паузы Пак успел добрести обратно до своего теплого местечка, а ребенок, устраиваясь поудобнее, покрутился в моем животе, и я мягко погладила его.

– Вы пригласили их на обед сюда? В этот дом? – Я кивнула, спокойно выдержав пристальный взгляд Ричарда. – И чего ради?

– Ради ознакомления с положением ведьм из Пендла.

Ричард даже не удивился, лишь спокойно произнес:

– Флитвуд, вы чертовски осложняете себе жизнь. И не только себе, нам обоим.

– Сложности не у меня или у нас. А у Алисы, ведь она вовсе не убивала никакого ребенка.

– Это будут решать присяжные, а не вы и не Роджер.

– Роджер решил за всех! – возмущенно крикнула я. – Он сам уже все решил!

– Умерьте свой пыл!

Ричард принялся ходить взад-вперед, стрелы его ярости, казалось, разлетались по всему залу. На щеках моих вспыхнули красные пятна, я так разозлилась, что кровь, видимо, бросилась мне в голову. На ощупь найдя кресло, я медленно опустилась в него. Скуля и повизгивая, Пак подбежал ко мне и попытался добраться до моих рук. Положив дрожащую ладонь ему на голову, я закрыла лицо другой рукой.

– Когда они приедут?

– На следующей неделе, после прибытия в Ланкастер.

– И Роджер в курсе?

– Нет.

Вцепившись пальцами в спинку кресла, он удрученно покачал головой.

– Вы выставляете на посмешище имя Шаттлвортов. Слишком долго я позволял вам разъезжать повсюду, вы вели себя как ребенок, и вот результат.

– Это я-то выставляю на посмешище нашу семью? А не вы ли живете на две семьи!

– Черт побери, Флитвуд, я думал, мы покончили с этим. Множество мужчин имеют любовниц; в этом нет ничего особенного.

– Значит, мы вписываемся в общие традиции? И подобное предательство никто не осуждает. А я всего лишь стараюсь помочь невинной женщине… что же в этом плохого?

Ричард вновь принялся вышагивать мимо окон, пересекая по пути лучи дневного света, полные легких пылинок, то освещаясь ими, то уходя в сумрак; свет сменялся мраком.

– Почему вам надо постоянно подрывать авторитет вашего собственного мужа? Вы понимаете, как ваши действия сказываются на мне? И все это из-за какой-то едва знакомой вам местной прислуги. Разве она достойна вашего внимания? Вы знакомы с ней всего несколько месяцев. Почему вам взбрело в голову выставлять себя, нас на посмешище из-за женщины, всего лишь собравшей для вас какие-то травы?

– Если вы еще этого не поняли, то не поймете никогда: Алиса ни в чем не виновата. Но, кроме меня, этому никто не верит! Никто не хочет помочь! Ричард, мне нужна ваша помощь. Кого вы предпочтете… вашу жену или вашего друга?

– Роджер и ваш друг тоже!

– Я не могу дружить с этим человеком, узнав, что он сделал, и вам не советую.

– Как вы можете говорить такое? Ведь Роджер относится к нам почти как отец. Он заботился о нас и частенько помогал нам. Он считает, что у меня есть все возможности стать шерифом. Даже полагает, что однажды увидит меня в парламенте. Флитвуд, он же верит в меня, как никто еще не верил.

– Вам стоило бы увидеть тюрьму, где он держит их, тогда вряд ли вы сохранили бы о нем столь высокое мнение. Там просто настоящий ад – темное и сырое подземелье, где люди заперты и лишены света, спят в собственных испражнениях и блевотине вместе с крысами и черт знает еще с кем. Одна из них уже умерла! Да есть ли у вас сердце? Или у вас дырка в груди в том месте, где оно было? Куда исчез тот мужчина, с которым я венчалась?

От следующих слов Ричарда кровь застыла у меня в жилах.

– Отныне и до родов вы будете лежать в кровати. Вы не будете даже выходить из ваших покоев. Будете оставаться там до появления на свет нашего сына. Хватит бессмысленно и глупо носиться галопом по окрестностям, создавая ненужные неприятности и себе, и людям и подвергая опасности себя. Вы совершенно не думаете о нашем ребенке, поглощены только своими безумными затеями.

– То есть вы хотите наказать меня за то, что я пытаюсь спасти жизнь моей подруги? Вы больше переживали из-за потери вашей птицы, чем о судьбе невинной женщины. И в любом случае вы предпочли бы увидеть меня мертвой, не так ли? Без меня вам сразу станет проще жить, и вы сохраните вашу драгоценную дружбу с Роджером. Сможете жениться на Джудит и вообще забыть о том, что я существовала.

Пак начал скулить, и я рассеянно погладила его. Лицо Ричарда исполнилось своеобразной смесью обиды и страдания. Не дожидаясь его ответа, я выбежала из гостиной и закрыла за собой дверь, чтобы он не слышал моих рыданий.