Покровители Холлс Стейси
– Так вы, господин Поттс, сопровождаете эти ассизы? – поинтересовалась я у молодого человека.
– Да, – тихо ответил он, и я уловила легкий шотландский акцент, – недавно мы покинули Йорк, а послезавтра ассизы начнутся в Уэстморленде.
– Надо же, моя мать как раз живет в Уэстморленде, в окрестностях Киркби-Лонсдейла, – заметила я.
Он вежливо кивнул.
– А скажите мне, – я понизила голос, хотя остальные мужчины, громко переговариваясь, удалились к столу, – раз вы уже побывали в Йорке, то, должно быть, присутствовали на судебном разбирательстве по делу Дженнет Престон?
– Вы правы, – ответил он так любезно, словно мы говорили о прибыльном для нас торговом судоходстве. – Вы знакомы с Томасом Листером из Уэстби?
– Да.
Я умолкла, ожидая, что он продолжит эту тему, но не дождалась.
Его темные глаза метались по залу.
– У вас на редкость современная обстановка.
– Спасибо, – ответила я, осознавая, что это весьма сомнительный комплимент.
– Вам нравится жить на севере?
– Честно говоря, север мне привычен, мы редко выезжаем в южные графства. – Мы направились к столу, где уже предусмотрительно добавили шестой куверт. – А вы впервые приехали сюда с ассизами?
– Да, это мой первый и необычайно интересный выезд. Должен сказать, северяне показались мне весьма… странными. Здесь у вас все другое: блюда, юмор, города. Я уже начал скучать по Лондону.
Он улыбнулся, показав острые, точно булавочки, зубы. Улыбнувшись в ответ, я заняла свое место, из-за размера живота оказавшись дальше всех от стола. Роджера также представили молодому секретарю.
– Рад познакомиться с вами, – сказал мистер Поттс, и, перехватывая другой рукой бокал вина, несколько запоздал с рукопожатием.
Роджер мельком взглянул на меня и отвернулся.
Подали первую перемену блюд: сваренную в пиве лососину и соленую сельдь. Бокал вина помог мне справиться с потрясением, вызванным приездом Роджера, и я переключила внимание на королевских судей.
– Как проходят ваши ассизы?
– Отлично, госпожа, – добродушно ответил сэр Эдвард, слегка пригладив усы, обрамлявшие округлые и розовые, как яблочки, щеки, – пока мы проехали только полпути, нам еще предстоит поработать в Кендале и, как вы знаете, в Ланкастере. – Я слегка покраснела, отчаянно надеясь, что он упомянет перед Роджером о просьбе, высказанной мной в письме, но он сменил тему. – Мы уже завершили дела в Дареме, Ньюкасле и Йорке, а Карлайл ждет нас после Ланкастера. И тогда нам предстоит долгий путь домой, на юг.
– Должно быть, – продолжила я, – в вашей работе вам приходилось сталкиваться с самыми разными необычными обвинениями. Давно ли вы уже выезжаете в наши северные графства?
– Два года, – ответил сэр Эдвард.
– Я принимаю участие в ассизах немногим меньше десяти лет, – подхватил сэр Джеймс.
– А я впервые отправился в такую поездку, – с важным видом заявил их секретарь.
Взгляды мужчин опустились к тарелкам, и все мы приступили к обеду.
– Недавно я слышала одну новость… – Я постаралась придать своем голосу степенную уверенность. – Говорят, в Йорке вы признали виновной в колдовстве какую-то женщину?
– Действительно, – ответил пожилой судья, – интересное получилось положение, поскольку не прошло еще и четырех месяцев с тех пор, как мы рассматривали то же обвинение в отношении этой женщины на Великопостных ассизах.
– И вновь, насколько я понимаю, обвинение выдвинул Томас Листер, – заметила я.
Гости за столом умолкли. Кусок селедки завис возле рта сэра Джеймса, не успев попасть по месту назначения.
– Совершенно верно, – признал он, – а вы, должно быть, интересуетесь законами королевства.
– Но на сей раз ее признали виновной.
– Да, эту женщину признали виновной в тяжком уголовном преступлении, убийстве посредством колдовства Томаса Листера-старшего, – тихо, почти задушевно, произнес Джеймс Элтэм.
Наверняка он приберегал влиятельную мощь своего голоса для судебных заседаний.
Я кивнула, выталкивая языком из глубины рта рыбную косточку, чтобы не подавиться ею.
– Сэр Эдвард, однако, очевидно, помиловал ее на Великопостных ассизах, поэтому ее жизнь милосердно продлилась на несколько месяцев, – добавил он, взглянув на своего коллегу. – Хотел бы я знать, имели ли вы тогда представление о том, насколько сомнительна репутация ее сторонников, и не потому ли вынесли такой вердикт.
– Я ничего не знал, – блеснув глазами, откликнулся сэр Эдвард. – Все эти Престоны так голосили, – пояснил он остальным гостям. – Беднягу Элтэма, фигурально выражаясь, обливали грязью в каждом городке от Йорка до Джисберна. А между ними, как вы знаете, больше шестидесяти миль.
Я попыталась представить толпы поселян на улицах Падихама и Колна, протестующих против ареста пендлских ведьм, и не смогла вообразить себе ни единого поднятого кулака.
– А до нынешнего года вам приходилось судить людей за колдовство? – спросила я.
Пара королевских судей переглянулась, задумчиво помедлив с ответом.
– В Англии такого еще никогда не случалось, – удивленным тоном ответил сэр Эдвард, – на самом деле, в этом графстве нам впервые предстоит разбираться с такой большой группой обвиненных в колдовстве людей.
– За все время ваших ассиз?
Он кивнул. Не в силах удержаться, я посмотрела на Роджера, ему уже явно не терпелось вступить в разговор.
– До сих пор они успешно скрывали свои злодейства по всей стране, – заявил он, – тут ведь, как с ловлей мышей: поймав одну, понимаешь, что где-то поблизости целый выводок. Наш король давно подозревал, что Ланкашир стал тайным пристанищем разного рода преступников и колдунов, поэтому я только рад помочь искоренить сей порок до того, как он распространится и заразит все королевство, предоставив его на ваше правоспособное рассмотрение.
– Неужели вы подразумеваете, что такой порок подобен чуме? – поинтересовался сэр Эдвард.
– В известной степени. Обратите внимание на этих Дивайсов и Редфернов: они живут поблизости друг от друга. Если одно семейство увлеклось колдовством, а другое тоже занялось им для собственной защиты или в других целях, то это уже не случайное совпадение. Однако старуха Демдайк злодействовала уже не одно десятилетие.
Осознав, что готова испепелить его взглядом, я опустила глаза.
– Почему, как вы полагаете, эта старая женщина до сих пор избегала наказания, если дело обстоит именно так? – удивленно спросил Томас Поттс. – Неужели раньше никто не обвинял ее?
– Никто, насколько мне известно.
Убрав грязные тарелки, слуги принесли вторую перемену: устричные пироги. Впереди нас ожидали еще три перемены блюд, и за это время мне необходимо убедить судей в том… В чем же именно?
– Где вы остановились на ночь? – спросил Ричард.
– Неподалеку отсюда, на скромном постоялом дворе.
– О нет, я настоятельно прошу вас воспользоваться нашим гостеприимством.
– Не будет ли это излишне навязчиво с нашей стороны? Нам надо выехать рано утром.
– Хотя перины были бы гораздо приятнее надоевших соломенных тюфяков, – заговорщически подавшись вперед, пробурчал Томас.
Мужчины рассмеялись.
– Полагаю, – прочистив горло, заметила я, – избавившись после выезда из Йоркшира от сторонников Дженнет Престон, вы вздохнули с облегчением.
– Именно так.
– И вы еще не сталкивались с подобными протестами по поводу так называемых пенделских ведьм?
– Мы совсем недавно в Ланкашире, – ответил сэр Эдвард, отрезая устричный пирог, – и пока не ознакомились с деталями этих дел, учитывая, что сначала нам предстоит разбираться с делами в Уэстморленде. А много ли женщин обвиняется?
– Дюжина или около того. Но, к сожалению, одна уже умерла, – бесстрастно произнес Роджер, – однако в данное время я расследую очередное дело женщины из Падихама.
– Очередное дело? – мне не удалось смолчать.
– Мой коллега, господин Баннистер, возьмет показания у ее служанки, она клянется, что своими глазами видела духа-покровителя миссис Пирсон.
– И в каком же виде?
– В виде жабы.
В последовавшем удивленном молчании явственно послышался сдавленный смешок, изданный Томасом Поттсом. Роджер сделал вид, что ничего не заметил.
– Миссис Бут, служанка, чесавшая шерсть в доме Пирсонов, говорит, что попросила у нее молока. Они добавили в очаг дров, чтобы подогреть кастрюлю с молоком, а когда миссис Пирсон забирала кастрюльку, из-под дров выпрыгнула странная жаба – вернее дух-покровитель в облике жабы. Маргарет Пирсон взяла эту тварь щипцами и вынесла во двор.
– Хотелось бы мне знать, Роджер, – тихо начала я, – вы сами видели кого-то из этих духов-покровителей?
В неловком молчании Роджер задумчиво пережевывал пирог.
– Дьявол является только тем, кто жаждет общения с ним, – в итоге ответил он.
– Разве не вы говорили, – не в силах сдержаться, продолжила я, – что дух-покровитель является вернейшим признаком ведьмы? Не означает ли это, что если у предполагаемых ведьм нет духов-покровителей, то, вероятно, они просто невинные женщины?
Роджер пристально посмотрел на меня из-под набрякших тяжелых век. Поднял бокал и глотнул вина.
– С той же вероятностью они могут хорошо прятать их.
– Господа, – обратилась я ко всем участникам обеда, – у меня есть большая собака, и она повсюду сопровождает меня. Не могут ли и меня обвинить в колдовстве?
Все молчали, а я взглянула на Роджера, хладнокровно смотревшего на меня.
– Такое впечатление, госпожа, что вы напрашиваетесь на обвинение. На вашем месте я вел бы себя крайне осторожно. Вам должно поддерживать вашего мужа. Его имя, как сообщили мне сэр Эдвард и сэр Джеймс, уже известно в Уайтхолле с наилучшей стороны, поэтому не стоит портить его репутацию.
Судьи обменялись смущенными взглядами.
– Падихам тоже относится к Пендл-форест? – вежливо поинтересовался сэр Эдвард.
– Граница проходит по нашей реке, – добродушно пояснил Ричард, обозначив ножом саму границу, хотя выражение его лица оставалось непроницаемым, – поэтому в этом доме вы будете в полной безопасности.
– Вы не можете поклясться в этом, – возразил Роджер, глядя непосредственно на меня, – учитывая, что одна из обвиняемых бывала у вас.
Несколько властных и проницательных взглядов мгновенно обратились ко мне, и я невольно онемела. За нашим столом явно доминировал Роджер, и мужчины, отведя взгляды от меня, недоверчиво взглянули на него.
– Среди обвиняемых есть женщина, Алиса Грей, она обслуживала Флитвуд в качестве повитухи.
Он произнес слово «повитуха» с таким скептицизмом, словно она претендовала на роль русалки.
Лицо сэра Джеймса озадаченно вытянулось.
– Какой необычный случай.
– Весьма.
Роджер не сводил с меня глаз. В этот момент я исполнилась презрением не только к нему, но и к Ричарду, пригласившему его сюда, несмотря на то что он знал о моей цели. Все могло бы сложиться совсем по-другому, если бы мне не помешали эти двое. Я рассказала бы о деле Алисы и, вероятно, смогла бы способствовать улучшению ее положения. Но мы собрались все вместе, словно одна неблагополучная семья. В этот момент подали основное блюдо: огромная щука изящно свернулась на блюде, размером с каретное колесо. Мы с Ричардом встретились глазами, и в его взгляде горел опасный огонек, хотя к нему и примешивалось нечто вроде легкого чувства вины. Возможно, он осознал теперь последствия своего поступка.
– Господа, перед тем как мы насладимся нашим очередным блюдом, позвольте мне с разрешения моего супруга поведать вам одну историю.
Я вновь взглянула на Ричарда, и он быстро и как-то формально кивнул. Роджер многозначительно кашлянул, но я сразу заявила:
– Речь пойдет о моей подруге Алисе Грей, она как раз навещала меня здесь в качестве повитухи. Она предстанет на судебном разбирательстве в ходе Ланкастерских ассиз, обвиненная в убийстве посредством колдовства.
Роджер попытался протестовать, но я продолжила. Мой голос напряженно звенел, и я молилась только, чтобы он не подвел меня.
– Алиса прослужила у меня несколько месяцев и проявила себя на редкость сведущей повитухой. Она отлично знает свое ремесло, научившись всем его премудростям у своей покойной матери.
Подавив волнение, я пристально взглянула на каждого из судей. Они также взирали на меня с напряженным вниманием. Я понимала, что вступила на край обрыва и нахожусь в одном шаге от головокружительно падения.
– Алиса на редкость великодушна, законопослушна и добра. Когда-то давно она… она…
Я нерешительно запнулась, и вдруг почувствовала нечто особенное: от кого-то из ближайших гостей, казалось, исходили ободряющие, как от теплого очага, волны. Переведя дух, я бодро продолжила:
– Довольно давно уже она оказалась в ужасном положении, какое вряд ли выпадало на долю даже несчастливой женщины. У нее почти нет родных и друзей; ее единственная подруга томится вместе с ней в подземелье Ланкастера. Я надеюсь, что, – я зажмурилась, пытаясь справиться с подступившими слезами, – я надеюсь, что вы не станете наказывать ее за пережитую трагедию и вызванные ею безмерные страдания.
Роджер оборвал меня, вскочив со своего стула.
– По-моему, мы уже выслушали более чем достаточно. Мы здесь не на судебном разбирательстве, и заявление этой обвиняемой будут заслушаны в свое время в более подходящем зале.
Лицо его побагровело, маленькие бусинки глаз пылали злобой.
Я кивнула и вновь обратилась к другим гостям:
– Я пригласила этих уважаемых судей в наш дом и надеюсь, что они не сочтут за дерзость то, что я с сердечной теплотой отозвалась о своей повитухе, ведь они скоро встретят ее в других, весьма плачевных обстоятельствах. Господа, разве я чем-то оскорбила вас или нарушила какой-то закон?
Изумленно, но вежливо, они покачали головами. Тишина, словно пыльный полог, накрыла стол.
– Господа, – подал голос Ричард, – по окончании обеда я могу показать вам дом, если у вас появится желание осмотреть его.
Все обрадовались перемене темы, и настроение заметно улучшилось, когда Ричард под это роскошное рыбное блюдо коротко поведал собравшимся историю его знаменитых дядюшек. Только мы с Роджером сидели, как две черные тучи, размышляя, кто из нас первым выплеснет накопившееся возмущение.
Глава 22
Несколько дней спустя, после унылого и дождливого полудня, я лежала в своем тихом заточении, когда в дверь спальни постучал Ричард. Он сообщил, что в наши края заехали актеры лорда Монтегю и нынче вечером они выступят у нас в доме. Раньше такая новость взволновала бы нас обоих, но сейчас многое изменилось.
– Господи, почему же Джеймс пригласил их в столь неуместное время? – спросила я, с трудом приподнимаясь на подушках.
– Я просил его пригласить их уже много месяцев назад, – вздохнув, признался Ричард, – но только сегодня утром они известили о прибытии.
Он удалился, а я, превозмогая усталость, заставила себя встать с постели и одеться.
Мне следовало бы удивиться, увидев спустя пару часов, что в большом зале уже сидит Роджер, сцепив руки на своем объемистом животе. Но когда я вошла туда вместе с Паком, мой взгляд привлекала не сидевшая слева от него бледная и осунувшаяся Кэтрин, а темноволосая женщина справа. Она смотрела вниз, но белый воротник не позволял ей опустить лицо, и его черты тут же всплыли из глубины моей памяти. Сидя за столом, она попыталась скрыть свой огромный живот под складками парчи и тафты.
У меня закружилась голова.
– Госпожа, – любезно произнес Роджер, – позвольте представить вам Джудит, дочь моего старинного друга Джеремайя Торпа из Брэдфорда. Его не надо путать с Торпами из Скиптона, хотя, возможно, между ними даже имеется дальнее родство.
Через несколько мгновений гробовую тишину зала нарушили звуки шагов из коридора. В другом дверном проеме появился Ричард. Он мгновенно осознал, что произошло, лицо его побледнело. Остатки смелости – крупица надежды, еще жившая во мне, – исчезли, словно перышко, подхваченное и унесенное мощным речным потоком. Я поняла это моментально, и поняла также, что надежда утрачена безвозвратно.
– Роджер, – с трудом выдавил побледневший Ричард.
Но он не разозлился; он пребывал в таком парализующем изумлении, словно друг всадил ему нож в спину.
И тогда одновременно произошло несколько событий: встревоженный накаленной чувствами обстановкой, Пак разразился мощным лаем, и тут же в дверном проеме появился Джеймс, объявив о прибытии актеров труппы лорда Монтегю, чьи хорошо поставленные громкие голоса уже доносились до собравшихся в зале; бледность лица Ричарда сменилась неприглядным свекольным румянцем, а Джудит наконец подняла глаза. Пока я смотрела на нее, какофония звуков, звеневших в зале и в моей голове, утихла. На ее кремовом, в форме сердца, лице изящно выделялись пухлые щечки теплого карминно-розового оттенка. Ее ясные темные глаза испуганно взирали на Ричарда, но, помимо вины и уважения, я безошибочно узнала в ее взгляде еще одно чувство: любовь.
В зале опять поднялся шум, и я положила руку на голову Пака, чем мгновенно утихомирила его. Еще немного поскулив, пес спокойно замер рядом со мной. Джеймс нерешительно топтался на пороге, в явном изумлении разинув рот.
Ричард решительно направился к столу, где Роджер восседал, точно колючка между двумя дрожавшими розами.
– Роджер, как прикажете это понимать? – взревел он. – Какого черта, скажите на милость, вы себе позволяете такое?
Кэтрин выглядела глубоко печальной. Она еще больше похудела с нашей последней встречи. С легким уколом вины я подумала, чего ей стоило ради меня ослушаться Роджера. Джудит выглядела жутко испуганной, ее очаровательные черты исказило выражение мучительных страданий.
– Ответьте же мне, пока я не снял со стены меч и не пронзил им вас. Черт возьми, Роджер, отвечайте!
Встревоженный взгляд Роджера переместился на это убийственно грозное оружие, поблескивавшее над каминной полкой.
– Вы же знаете, Ричард, что наши с Джудит семьи давно дружат, и я пригласил ее погостить в Рид-холле. Поэтому, когда люди лорда Монтегю объявили о прибытии труппы в Пендл и я поинтересовался, не смогу ли я лично насладиться в Рид-холле их представлением, то мне сообщили, что они уже приглашены в Готорп, поэтому, естественно, я увидел удобную возможность свести наши семьи вместе по такому знаменательному… случаю.
Он широко развел руки, словно желая обнять всех собравшихся в зале.
– Господин?
Преданный Джеймс попытался растопить ледяную атмосферу. Только Роджер, барабанивший по столу унизанными перстнями пальцами, видимо, чувствовал себя совершенно непринужденно. За спиной нашего управляющего, где только что тихо переговаривались актеры, установилась мертвая тишина, словно они, затаив дыхание, ждали новых указаний.
С чопорной степенностью Ричард повернулся и посмотрел на меня. На лице его застыло горестное выражение. И, вероятно, оно также отражалось на моем лице.
– Флитвуд, не соблаговолите ли вы присоединиться к нам? – спросил он, охрипшим от волнения голосом.
Я взглянула сквозь слезы на Джудит, ту женщину, с которой уже поделилась мужем, а теперь еще и домом. Она опять опустила глаза на сложенные на коленях руки. Шмыгнув носом, я кивнула и заняла свое место рядом с Ричардом.
Пока нам подавали вино и херес, шестеро или семеро мужчин, поднявшись на галерею, чинно раскланялись перед нами.
– Добрый вечер, дамы и господа, – приветствовал нас стоявший посередине молодой красавец. У него был большой рот и приятный звонкий голос, – господин и госпожа Шаттлворты, благодарим вас за приглашение в столь великолепный чертог. Сегодня вечером мы сыграем для вас пьесу, наиболее предпочитаемую нашим народом, созданную пером одного из величайших современных драматургов, и мы сами почитаем за счастье сыграть перед вами нашу любимую драму. Трагедия тщеславия, заплутавшего в лабиринте морали с легким магическим налетом, перенесет ваше воображение в глубочашие и темнейшие дали Шотландии – что, вероятно, будет не столь сложно, учитывая климат здешнего графства. – Он помедлил, ожидая реакции на свою шутку, но, не дождавшись смеха, продолжил: – Итак, леди и джентльмены, внимайте, мы представим вам трагедию шотландского короля Макбета в изложении Уильяма Шекспира!
По взмаху полы его плаща часть актеров удалилась, оставив на галерее только троих, а они, натянув капюшоны, сгрудились в тесный кружок. Я смутно осознавала происходящее, но мной овладело тупое бесчувствие. К тому же я уже видела раньше эту пьесу.
Первая ведьма
– Когда средь молний, в дождь и гром
Мы вновь увидимся втроем?
Вторая ведьма
– Когда один из воевод
Другого в битве разобьет.
Третья ведьма
– Заря решит ее исход[27].
Пока актеры декламировали свой текст я уголком глаза следила за Джудит, она сидела спокойно и прямо, подняв лицо к актерам, но, возможно, иногда и бросала взгляды на интерьер зала: на китайские вазы в горках, на до блеска начищенные канделябры на стенах, на фамильные портреты – все эти обычные предметы интерьера, несомненно, представляли для нее огромный интерес. Она с жадностью впитывала малейшие детали дома Ричарда, чтобы позже наслаждаться, подолгу вспоминая их. Если только, разумеется, она уже не бывала здесь.
Дождь с шумом хлестал по окнам; голоса актеров были едва слышны, и им приходилось едва ли не кричать, поэтому их персонажи выглядели несколько истерично.
Первая ведьма
– Мурлычет кот, зовет. Иду!
Третья ведьма
– Зов жабы слышу я в пруду.
Все вместе
– Зло есть добро, добро есть зло, Летим, вскочив на помело!
Струи дождя продолжали барабанить по стеклам, а присутствие Джудит отдавалось у меня в голове колокольным звоном. Я чувствовала, что она бросала на меня взгляды, но сама не сводила глаз с галереи. Какими же унылыми, должно быть, мы все выглядели, какими тупыми и скучными. Громко тикали часы. Мне вспомнилась лестница в подземелье, и дверь, скрывавшая полный мрак. Тик-так, тик-так.
- Когда один из воевод
- Другого в битве разобьет.
Болезнь служанки. Кровать, тряпичная кукла с привязанным черными волосами ребенком. Исчезнувшая чаша с кровью. Растерзанный сокол. Из темноты, белея, выплывает ночная рубашка, она все ближе и ближе.
– Прекратите! – вдруг вскрикнула я. – Пожалуйста, прекратите!
Ричард встревоженно вскочил со стула и хлопнул в ладоши.
– Господа, примите мои извинения, но моей супруге стало дурно.
Я смутно и отстраненно осознавала какое-то начавшееся в зале беспорядочное и суетливое замешательство. Продолжая бессильно сидеть, я завороженно взирала на свои руки, похолодевшие и безжизненные. Скоро я действительно могу умереть, и Алиса тоже, но этот зал, и все эти люди будут продолжать жить, и этот двенадцатый год семнадцатого века постепенно станет для них далеким воспоминанием. Вино будет литься рекой за здоровье Ричарда и его новой жены, и Роджер с Кэтрин будут играть с их розовощеким ребенком. Я даже чувствовала присутствие в этом зале этого другого ребенка, всего в нескольких шагах от меня, он ждал дня своего рождения, ждал, когда займет свое место в этом мире, позволив Джудит заменить меня.
Раньше Ричард в шутку называл меня маленькой тенью, но скоро мне всерьез суждено умереть. Руки мои поддерживали живот, и мне показалось, что он начал уменьшаться. Скоро он, безусловно, совсем исчезнет, однако его исчезновение не будет легким, словно меркнущий дневной свет. Оно будет мучительным, ужасным и беспомощным, никто не положит прохладную руку мне на лоб, и не успокоит меня добрый взгляд янтарных глаз. Скоро состоится суд, и Алиса умрет, а потом умру и я, обе мы погибнем под ударами злосчастной судьбы. Закрыв глаза, я подумала о своем ребенке, о том, как мне хотелось, чтобы мы оба выжили. Моя земная жизнь подходит к концу, и конец ее близок.
Глава 23
Завтра начнутся ассизы, и практически все население Ланкашира и граничащих с ним графств собралось посмотреть, как сложатся судьбы ведьм из Пендл-форест. Улицы Ланкастера заполнились конными повозками, людьми и собаками, коровами и курами, детьми и прочими всевозможными преградами, побуждавшими ехавшего за нашими с Ричардом спинами кучера осыпать их громогласными проклятиями, ведь ему приходилось лавировать в этом хаотичном лабиринте, везя наш багаж и утомленного дорогой Пака. Покачиваясь в седлах, мы с Ричардом влились в поток поднимавшейся по склону толпы, я не отрывала взгляда от мощенной булыжником дороги, которую мы пересекли, чувствуя, до мурашек на коже, устремленные на меня взгляды. Мне хотелось стать невидимкой, но с моим огромным животом я бросалась в глаза, точно у меня вдруг выросла борода. Узкие улицы заполнило море коричневых платьев, белых чепцов, черных шляп и немытых тел. Я заметила, как мальчонка пару раз споткнулся на дороге передо мной, и тогда его мать резко вытащила его на обочину, благодаря чему он не попал под мощные, размером с блюдца, копыта моей лошади. Она перехватила мой взгляд, и ее удивило, по-моему, мое неподобающее матери безразличие. Всю дорогу от дома мы с Ричардом скакали в странном оцепенелом молчании, Пак бежал рядом с нами или трясся сзади на повозке, изредка поскуливая. Услышав издали беспорядочный шум Ланкастера, мы испытали желанное облегчение.
К середине дня мы уже заехали во двор «Красного льва», скромного постоялого двора, расположенного среди тенистых деревьев в конце ведущей к реке улочки. Я едва обратила внимание на предоставленную нам комнату на втором этаже, однако отметила ее чистоту и хорошую меблировку, с тяжелыми тканевыми дорожками на буфетах и комодах, и роскошной кроватью под пологом на четырех столбиках. Я вздрогнула, услышав, как грохнулся на пол мой дорожный сундук, и носильщик с любопытством посмотрел на меня. Взбудораженный долгим и тряским путешествием, малыш брыкался и крутился у меня в животе. Я стала такой большой, что юбки, натянутые на животе, уже не скрывали моих туфелек.
Нашей собаке принесли хлеба с молоком, и, с благодарностью вылакав эту похлебку, Пак уютно устроился на турецком ковре перед камином. Хотелось бы мне устраиваться на отдых с такой же легкостью, однако я, дрожа от холода, лежала на своей половине кровати, подтянув колени к животу.
Ричард стоял у окна, сцепив руки за спиной. С того ужасного обеда недельной давности я почти не разговаривала с ним. Мне с трудом удавалось хоть что-то съесть, да и спалось не лучше. Целыми днями я бродила из конца в конец по длинной галерее, широко расставляя ноги на гладком деревянном полу, чтобы уравновесить положение моего объемистого живота. Либо же сидела возле одного из многочисленных окон, глядя на окрестные пейзажи, а малыш активно двигался за нас обоих. Я могла сказать Ричарду, что по-прежнему боюсь потерять его, и мне хотелось сказать ему о том, что нам нет нужды слишком уж переживать из-за того, что мы изменить не в силах, ведь зачастую мы не делаем даже того, что могли бы сделать. Мы могли бы подать апелляции; могли бы предложить помощь. Я не смела думать, что уже слишком поздно, но отчасти понимала, что это именно так: для меня, для нее, для всех нас.
– Чем, по-вашему, закончится суд? – спросил Ричард.
Мой взгляд упирался в стену комнаты.
– Их не могут признать виновными, – ответила я, – свидетели не достойны доверия. Они, точно дети, готовы рассказывать любые сказки.
– Людей отправляли на виселицу и по гораздо более сомнительным обвинениям. Но сами-то вы думаете, что они действительно связались с дьяволом?
Мне вспомнилась Малкинг-тауэр, торчавшая из верескового холма, точно перст судьбы из могильной насыпи. Вспомнились доводящие до безумия завывания ветра. Вспомнилась и лачуга Алисы с дырой в крыше; сочившиеся влагой стены; ребенок, принятый ею, как дочь, и теперь похороненный в плотной сырой земле. Что все эти люди видели в своей жизни? Возможно, они видели образы гораздо лучшей жизни в тенях, отбрасываемых по вечерам огнями их очагов.
– Если дьявол предстает в облике нищеты, голода и горя, то с таким дьяволом, по-моему, они действительно крепко связаны.
Ричард отправился в замок, чтобы узнать, когда начнется суд над ведьмами. Я пролежала на кровати, не раздеваясь до самого вечера и поглядывая на зеленеющие за окном деревья. Рядом со мной лежал Пак, он живо помахивал хвостом, радуясь тому, что ему разрешили прилечь на стеганое покрывало. Даже через стекло, отделявшее меня от улицы, в комнату просачивалась необычайно напряженная атмосфера. Я осознала, что город охвачен нервным возбуждением. Вместе с ним дрожали и ветви деревьев и кустов, взметаясь, они отлетали от дворовых стен и плит, словно зеленый дождь. Во двор «Красного льва» заехало много новых карет и повозок, и люди с горящими ожиданием глазами топтались вокруг них, бурно обсуждая завтрашнее событие. Женщины терпеливо укачивали детей на руках; мужчины с глубокомысленным видом стояли на булыжной мостовой, для пущей важности широко расставив ноги. Я понимала, что если бы могла подслушать их разговоры, то услышала бы множество противоречивых мнений, причем высказываемых с полной уверенностью. Соседи всегда готовы осудить друг друга – это наиболее достоверная особенность человеческой натуры, и именно благодаря ей в первую очередь заполнилось тюремное подземелье. Слухи распространялись быстрее, чем болезни, и могли быть не менее пагубны.
Принесшая поднос с едой служанка поставила его на буфет, неловко поклонившись и вздрогнув при виде собаки. Я даже не взглянула на этот поднос, не говоря уже о том, чтобы притронуться к пище. Мои пальцы нащупали бумагу, положенную в сумочку вчера вечером, – мое заявление в защиту невиновности Алисы, которое я надеялась огласить завтра перед судьями. Это была более красноречивая версия моего выступления за обеденным столом, переписанная по меньшей мере пять раз на листе бумаги, закапанном чернильными кляксами и слезами. Если мне не захотят дать слова, я попрошу Ричарда поддержать меня. Он пока не знает об этом, но я не представляла, чтобы он мог отказаться помочь в добром деле, даже если мне больше никогда не придется ни о чем просить его. Я не знала, позволят ли мне зачитать мое заявление на этих ассизах, не знала, имеют ли вообще право говорить что-то женщины, если они, конечно, не сидят на скамье подсудимых. От одной мысли о таком поступке у меня затряслись поджилки, но я тут же вспомнила несчастное лицо Алисы, выбравшейся из мрака подземелья. Ей придется отвечать на этом разбирательстве, а у меня есть выбор. Роджер говорил, что никаких свидетелей вызывать не будут, однако Бромли и Элтэм, возможно, не откажут в вежливой просьбе представителю местного дворянства, тем более что они обедали в его доме. Я решила попросить Ричарда о разрешении высказаться в самый последний момент, сама еще сомневаясь в том, что моего заявления будет достаточно, и понимая, что из-за собственных сомнений не смогу убедить его в необходимости такого поступка.
С прибытием новых постояльцев коридоры заполнились людскими голосами и перестуком шагов по каменным плитам. Пак спокойно посапывал рядом со мной, а я рассеянно слушала болтовню женщин и ворчание матерей, бранивших расшалившихся детей, мужские покрикивания, скрежет дорожных сундуков и заливистый лай собак.
Я так сильно сжимала сложенное заявление, что испугалась, не порвется ли оно, вспомнив, как не так уж давно сжимала в кулаке другую бумагу – письмо, сулившее мне смерть, в то время как этот листок мог подарить жизнь. Шум в коридоре усилился. Где-то рядом раздался громкий мужской голос; хлопнула, закрывшись, какая-то дверь.
Внезапно я насторожилась. Приподнявшись на локтях, я пристально посмотрела на свой живот. Должно быть, ребенок наконец уснул. Подойдя к окну, я посмотрела на небо; у меня не было часов. Где же задержался Ричард? Скоро стемнеет, снизу доносился шум кухонной суеты, там явно заканчивали приготовление ужина. По булыжникам двора перекатывали поднятые из погреба бочонки, и уличное движение заметно поредело. Я осознала, что настал момент принятия окончательного решения: теперь или никогда! Дольше тянуть нельзя.
Растормошив спящего Пака, я выманила его с кровати на пол и направилась к одному из дорожных сундуков. Возблагодарив Благоразумие, одарившее меня своим даром, я вытащила длинный сверток, заранее спрятанный мной среди ночных рубашек. Затем, подойдя к буфету, я черкнула записку Ричарду и напоследок окинула взглядом комнату, проверяя, не забыла ли я что-нибудь нужное. И вот, спрятав под плащом узкий сверток, я позвала Пака, и мы с ним вместе отправились на конюшню.
Глава 24
Дом Джона Фаулдса находился в конце одного из слякотных переулков Колна. Я добралась туда около полуночи, и совсем запыхалась, устав управлять лошадью на темных дорогах. Слава богу, мне помогала луна: полная и яркая, она сияла в небе от самого Ланкастера, освещая путь нашей маленькой призрачной процессии. Благодаря Паку я чувствовала себя в безопасности и, взяв его за ошейник, постучала в дверь дома Джона Фаулдса.
На улочке стояла тишина, все окна уже сонно темнели. Я уже постучала в четыре дома, где заметила слабое свечение тростниковой свечи[28], и последняя хозяйка – женщина с помятым усталым лицом – удивленно глянув на меня, сообщила, что Джон Фаулдс живет в переулке за рыночной улицей, в третьем доме справа.
Не дождавшись ответа, я постучала вновь, а Пак поддержал мой стук тихим горловым рычанием. Оглянувшись кругом, я никого не увидела, однако меня не покидало ощущение, что за мной следят. Возле дома на тесной улочке было слишком темно и практически ничего не видно. Вздрогнув, я опять глянула на деревянную дверь дома и постучала на сей раз более настойчиво и громко. Но тут вдруг волосы на моей голове встали дыбом, и я осознала, что в переулке действительно кто-то есть. Пак мгновенно разразился лаем и, пытаясь вырваться от меня, грозно повернулся направо, и тогда, несмотря на густой сумрак, я увидела почти над самой землей чей-то гибкий силуэт, бесшумно выскользнувший из-за последнего дома. Я неистово заколотила в дверь, из дома тут же донесся возмущенный мужской голос и наконец передо мной возникла сонная личность Джона Фаулдса. Его темные всклоченные волосы спускались на плечи, скрытые ночной рубахой, хотя завязки ворота пока свободно болтались на груди. Мне запомнилась его красота, однако при ближайшем рассмотрении в ней обнаружилось нечто порочное – возможно, тусклое равнодушие в глазах негативно сказывалось на всем его облике, точно творцу не удалось вдохнуть жизнь в созданное изваяние. Все его возмущение растаяло, когда он увидел то, что я прижала к его животу: ствол мушкета Ричарда, который я всю дорогу, до ломоты в руке, прижимала к боку под плащом. А потом он увидел еще и собаку, и тогда в глазах его проявился страх и даже смирение.
Его фигура заполняла щель приоткрытой двери, не позволяя мне заглянуть в его скромный по размерам дом. Меня сильно потряхивало от волнения и, переместив ствол к его груди, я порадовалась весомой убедительности оружия.
– Так вы позволите мне войти? – спросила я.
– Мы, что ли, будем стреляться? – враждебно произнес он, скривив губы.
Пак зарычал, и Джон, смерив встревоженным взглядом мощного пса, настороженно глянул на меня и открыл дверь пошире. Я прошла в дом, сопровождаемая Паком.
Убогий двухэтажный домишко вмещал в себя две расположенные одна над другой комнатенки, причем наверх вела узкая, пристроенная к задней стене, лестница. Джон Фаулдс пользовался для освещения комнаты единственной свечой с фитилем из сердцевины ситника, и в ее тусклом свете мне удалось разглядеть лишь смутные очертания интерьера: пару стульев около очага, приземистый буфет, покрытый скатеркой, какие-то кастрюли и сковородки. Пройдя к буфету, Джон зажег вторую свечу, вставил ее в светец, и от горящего жира по комнате сразу поползли струйки удушливого дыма. Я продолжала напряженно следить за каждым его движением, сознавая, что не представляю даже, как пользоваться своим грозным оружием.
– Кто вы? – спросил он, поднося светец к моему лицу.
– Мое имя вам ничего не скажет, – ответила я, – но у нас с вами есть общие друзья.
Он сдавленно усмехнулся.
– Я не назвал бы его другом.
– Кого?
– Роджера Ноуэлла. Разве вы не от него явились?
– Нет.
Я пристально смотрела на полускрытое в сумраке лицо Джона Фаулдса, освещенное лишь неровным отблеском свечи. Почесав грязную шею, он нервно оглянулся. Если ему вдруг вздумается сбежать, сумею ли я остановить его?
– Он соблазнил вас деньгами? – спросила я.
– Ну и что, если даже так?
Опустив дуло мушкета, я услышала щелчок его механизмов. Тяжесть этого оружия истощила мои силы. Едва я доскакала до Колна, начал сеять мелкий дождь, а сейчас он пошел сильнее, его капли глухо шлепали по грязной улочке. Глаза Джона Фаулдса поблескивали в мерцающем свете.
– С какой стати Алису Грей будут судить за убийство вашей дочки?
– Она ж ведьма, – просто ответил он.
От его смуглой шеи веяло теплом, как и от гладкой груди, озаренной тусклым светом.
– Она любила вас, – сказала я, стараясь придать твердость голосу, – и любила Энн.
– Да кто ж вы такая?
– Не важно.
– Кто ваш муж?
– Это не имеет значения. Но сегодня вечером вам придется сделать для меня кое-что. Я не уйду отсюда без ваших письменных показаний, свидетельствующих о том, что Алиса Грей не убивала вашу дочь.
Он смотрел на меня, точно на сумасшедшую. А потом расхохотался. Смрад от капающего свечного жира преобладал над другими слабо уловимыми, но неприятными запахами. Эля. Какого-то кислого брожения. И гнильцы. Джон Фаулдс был еще пьян.
Читать бесплатно другие книги:
