Вернуться и вернуть Иванова Вероника

Двор оказался большим и залитым ярким светом факелов, наконец-то позволивших разглядеть девушку, трудное положение которой помогло мне скоротать вечер.

Лет пятнадцать или шестнадцать, худенькая и очень подвижная, а значит, потенциально опасная — в поединке; например, атаки противника маленького роста гораздо труднее отразить, чем справиться с телодвижениями великана. Почему? Потом поясню, когда время будет, а сейчас… Сейчас вернусь к бесцеремонному разглядыванию.

Некрасивая. Того типа женщин, которые никогда не бывают милашками. Грубоватые черты лица, с течением времени могущие стать тяжеловесными, если злоупотреблять жирными кушаньями и крепкими напитками. Русые косички, бледная кожа с пятнами румянца, глаза то ли серые, то ли зелёные — не разобрать. Рот крупный, но губы узковаты. Да, милая, не дано тебе будет смущать мужчин своим внешним видом, не дано… Хотя кто сказал, что кукольного личика достаточно для того, чтобы завладеть сердцем?

— Кого ты притащила за собой, Леф? — зычно вопросил мужчина, спускающийся с крыльца угрюмого дома. Судя по схожести черт, отец или другой близкий родственник девчонки.

— Па, не бушуй раньше времени! — последовало смелое возражение, заставившее меня улыбнуться: значит, отношения между ними самые что ни на есть тёплые, если уж глава Двора позволяет так к себе обращаться.

А в том, что начинающий лысеть блондин, накинувший на свои плечи тяжёлый, подбитый мехом плащ, является здешним господином и повелителем, сомневаться не приходилось, достаточно было увидеть, как с его появлением арбалетчики, державшие меня и волка на прицеле, поспешили присовокупить к взведённому оружию устрашающее выражение лиц.

— Не бушевать, говоришь? — Тяжёлые веки приникли друг к другу так плотно, что можно было задаться вопросом, заметил хозяин Двора возмущение собственной дочери или нет. — Я этого парня вижу впервые. А что скажут остальные? Могу поклясться, то же самое!

Дружный гогот подтвердил предположение блондина. Что ж, пока люди смеются, сталь остаётся в ножнах и у меня есть шанс. Если только Киан не будет вести себя глупо.

— А вдруг он засланный убийца? — последовала новая версия, и девчонка тряхнула головой:

— Па! Ты дашь мне объясниться?!

— А есть что объяснять? — Лично мне в голосе хозяина Двора послышалось некоторое ехидство. Не знаю, какие оттенки уловила дочь (и уловила ли вообще), но её решительности можно было только позавидовать.

— Есть! — Твёрдый и смелый ответ, сопровождённый упрямо выпяченным подбородком.

Блондин переплёл пальцы на животе:

— Послушаем, раз так.

— Этот человек спас меня от «коротышек»!

По отцовскому лицу пронеслась целая кавалькада чувств: от тревоги до облегчения, но осталось лишь одно. Строгое негодование.

— Если я всё верно понял, парень вмешался в твои отношения с Короткими Ножами? — Вопрос прозвучал столь вкрадчиво, что девчонка попалась на уловку:

— Да.

— Тогда скажи, как ты допустила то, что случилось?! — взорвался блондин. — Ты подвергла свою жизнь опасности, а ведь я просил… нет, я ПРИКАЗЫВАЛ! Приказывал соблюдать осторожность!

— Па… — Виновато поникшие плечи.

— Что ты скажешь в своё оправдание? Куда ты ходила одна в поздний час?

— Я… я молилась Джанат.[33]

Джанат? Мои брови невольно приподнялись. Девочка хочет быть воином? Стремление похвальное, однако… Не с такой родословной. Ни одно учебное заведение требуемой направленности не станет пятнать свою репутацию, принимая на воспитание дочь хозяина Двора. Какого бы то ни было.

— Снова? — Клянусь, если бы беседа родственников происходила без лишних свидетелей, отец горестно всплеснул бы руками. Во всяком случае, мне показалось, что он крайне близок именно к такому выражению своих мыслей и чувств.

— Па…

— Сколько раз было говорено: забудь дорогу к этому святилищу! Забудь, Леф! Это невозможно, слышишь?!

— А люди говорят, что боги прислушиваются к просьбам, высказанным от чистого сердца в канун середины зимы! — Девчонка не по годам рассудительно привела в пример старое поверье.

— Леф… — Если у блондина и были возражения, высказывать их далее он не стал, ограничившись следующим: — Сегодня я мог тебя потерять. Ведь так?

— Но, па…

— Ты столкнулась с «коротышками» — сама сказала! И не ушла бы живой или… Нет, не хочу думать, что они увели бы тебя с собой!

— Но всё же хорошо, па! — Леф повисла на отцовской руке. — Я здесь благодаря…

— Да, я помню. — Внимательный взгляд переместился на моё лицо. — Что скажешь, Нюхач?

Из группы мужчин у крыльца вперёд выступил тощий субъект, уголки рта которого нервно подрагивали.

— Магических штучек на нём нет, хозяин. В нём, судя по всему, тоже.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Он не маг.

— И то ладно… Обыщите его! — велел блондин, и ко мне двинулся ещё один из «Ножей», с ужимками профессионального карманника.

Я не слышал рыка, лишь почувствовал лёгкую дрожь под пальцами, всё это время лежавшими на загривке Киана, но «верзила», отряжённый меня досматривать, резко остановился, а напряжение стрелков стало почти осязаемым. Это могло значить только одно: волк оскалил клыки.

Мне не довелось близко общаться с дикими зверями, от природы обладающими одним-единственным обликом, но посмею утверждать: оскал оборотня куда страшнее, чем гримаса его неразумного родича. Дело в том, что зверь движим инстинктами, а метаморф добавляет каждому действию осмысленность своего второго «я». Поверьте, клыки, обнажённые приподнятыми губами, которые балансируют на грани между улыбкой и обещанием смерти, — зрелище незабываемое! И всё же…

Я присел на корточки, обхватывая шею Киана руками и шепча прямо в серое ухо:

— Не знаю, зачем ты увязался за мной, но здесь и сейчас я решаю, жить или умирать. Будь любезен вести себя тихо и спокойно, иначе… Иначе нас нашпигуют стрелами от макушки до пяток. Тебе сталь мало повредит, конечно, а вот для меня достаточно одного удачного попадания. Успокойся и делай вид, что всё хорошо… Понятно?

Рябь рычания стихла в широкой груди. Я поднялся и объявил:

— Он не причинит вам вреда, добрые люди. Просто пёсик немного взволнован: первый раз в таком большом и блестящем обществе.

Волк кашлянул. Или усмехнулся? Скорее второе, нежели первое, но обижаться не ко времени.

— Смотри, парень, если твой… пёсик сдвинется с места хоть на волосок, ты и он… — Блондин не закончил фразу, но все присутствующие во дворе прекрасно поняли, какая участь уготована нарушителям воли хозяина Двора. Что до меня — я в подобных подсказках и не нуждался, но посчитал нужным показать свою понятливость:

— Не извольте волноваться, господин!

«Верзила», которого я заподозрил в былой принадлежности к Воровской гильдии, бочком подобрался ко мне и ловко обшарил одежду и то, что скрывалось под ней. Не осталось тайной и наличие ошейника. Ни для кого, потому как досмотрщик тут же показал его всему свету:

— Взгляните-ка, это чужая игрушка!

Хозяин Двора сощурился:

— Чья именно? Трехглазый, разберись!

Из-за высоких спин выбрался дряхлый старичок, на ходу извлекающий из складок кафтана на груди хрустальную линзу. Он доковылял до меня и долго разглядывал руны, выгравированные на бляхе, потом повернулся к блондину и с достоинством доложил:

— Это знак Академии.

— ЧТО?! — Хозяин Двора неестественно выпрямился.

Старик, поставивший знак равенства между внезапной заинтересованностью блондина и поводом для углубления в историю вопроса, начал неторопливо пояснять:

— Рунопись, имеющая место в искомом случае, выполнена в традициях Горного Тэйра и, помимо собственно символа Академии, традиционно состоящего из взаимопроникающих знаков «Дух» и «Плоть», указывает, что носитель сего является собственностью, или, иначе, принадлежностью упомянутого заведения. Хотя начертание крайней правой руны заставляет вспомнить и такое трактование, как «неотъемлемая часть», что совершенно меняет смысл…

— Довольно! — Хозяин Двора прервал монотонную речь своего подчинённого, дорвавшегося до любимого занятия. — Я понял всё, что мне нужно.

Это точно. Понял. Достаточно было заглянуть в его глаза или отметить, в какую удовлетворённую складку превратились тонкие губы. Блондин уяснил нечто наполнившее его спокойствием человека, принявшего решение. Оставалось только надеяться, что сие решение не станет в моём отношении… скажем, членовредительским. Впрочем, вдох спустя хозяин Двора слегка расслабился и кивнул тому, кто меня обыскивал:

— Проводи парня в дом… Нечего лишний раз на морозе стынуть!

На морозе? Если хочешь придумать причину поступку, истинное значение которого должно оставаться в тайне от всех свидетелей, не следует хвататься за погоду как за самого удобного поставщика объяснений. Да, в Западном Шеме стоит зима, но не так уж она сурова, особенно сегодня вечером, чтобы тепло одетые люди не могли провести под открытым небом несколько лишних минут. Что ж, по крайней мере моей жизни пока ничто не угрожает. Почему бы и не воспользоваться любезным приглашением?

Мой провожатый распахнул одну из дверей в конце длинного коридора, вошёл в комнату и закрепил чадящий факел в держателе на стене. Я перешагнул порог, придерживая волка рядом с собой. Не то чтобы Киан жаждал перегрызть глотки всем, кто попадается на пути, но за те несколько минут, в течение которых мы двигались по лабиринту переходов внутри огромного дома, слишком часто возникали моменты неприятных встреч. Неприятных для «Ножей», а не для меня, конечно.

— Вот, собственно… — с облегчением выдохнул «верзила». — Уж не взыщи, что есть, то есть.

— Угу, — согласился я, осматривая предложенные «апартаменты».

«Что есть», говоришь? Я бы сказал «чего нет», потому что мебель в помещении отсутствовала. Напрочь. Правда, пол был застелен приличным по толщине слоем (о чудо!) сухой соломы, а воздух… Воздух был вполне тёплым.

— Ты того… — Провожатый виновато улыбнулся. — Хозяин тебя накормить велел…

— В чём же трудность?

— Я б тебя с собой пригласил, на кухню, только… Собачку свою здесь оставь.

А может, и правда оставить? Я посмотрел на Киана. Жёлтые глаза выжидающе уставились на меня. И ведь выполнит любой приказ… Особенно после той «демонстрации силы». Выполнит. Костьми ляжет, но прекословить не посмеет. И не из верности или любви, а просто потому, что так велит долг. Так говорит кровь… Фрэлл! Последняя шавка Дома достойнее меня. По той простой причине, что никогда не переступает установленных границ.

— Благодарствую, но… Моя собачка не любит оставаться одна, так что я побуду с ней.

— Как хочешь, — пожал плечами «Нож».

— А вот если кто составит нам компанию… — мечтательно продолжил я, но Киан облизнулся так выразительно, что мой провожатый поспешил выскочить в коридор.

— Да-да, посмотрим, что можно сделать… — Кажется, его голос обрёл призрак уверенности и твёрдости только после того, как захлопнулась дверь и опустился засов.

Я разочарованно покачал головой, снял полушубок и расстелил его на соломе, а сам устроился сверху. Можно и соснуть, вот только… жаль тратить время на такую ерунду, когда рядом громоздится гора вопросов, настоятельно требующих разъяснения.

— Зачем ТЫ здесь? — спрашиваю, и ровно через один вдох после того, как слова растворились в тишине комнаты, волна Обращения взъерошила волосы на висках.

— Согласно вашему повелению, dou Джерон, — коротко и слегка насмешливо сообщил Киан, принявший человеческий облик.

Прислоняюсь к стене и уточняю, стараясь говорить как можно строже:

— Почему ты шёл за мной? И… как долго это продолжалось?

— С того момента, как вы покинули дом dan-nah. Мне было приказано следовать за вами и… — Пауза, заставившая меня повернуть голову и взглянуть на волка.

— И?

— Обеспечивать вашу безопасность, — закончил Киан. На сей раз без тени улыбки.

— Значит, Ксо настолько невысокого мнения о моих… обо мне, что отрядил нянькой своего прихвостня?

Думаете, я злюсь? Нисколько. Горько сознавать, что проявление слабости позволило Ксаррону записать меня в разряд тех, кто нуждается в опеке. Как-то неловко и обидно снова чувствовать себя несмышлёным и беззащитным существом после… после обретения Могущества.

Да, произошло именно это. То, о чём я мечтал. То, что оказалось совсем не таким милым и приятным пустячком, как грезилось. Я обрёл своё собственное Могущество. И ужаснулся достигнутому, потому что разрушение — последнее, чем я хотел бы повелевать…

Разрушение. Абсолютное и необратимое. Возможно, Ксаррон и отправил за мной своего слугу, чтобы тот — если Зверь вырвется на свободу — принял меры и… Нет, непохоже: я скорее убью Киана, чем позволю низшему оборотню пролить мою кровь, потому что… Потому что это будет столь же позорно, сколь недостойной была тогдашняя вспышка гнева. Нет, кузен преследовал совсем иную цель. Но какую? Хотел защитить? От чего? От кого? В любом случае он не мог рассчитать и предвидеть мою встречу с «коротышками» и дочкой хозяина Двора Длинных Ножей. Или — мог? От Ксо всего следует ожидать — даже дара ясновидения, однако… Что говорила Слепая Пряха? «Будущего не существует». МОЕГО будущего. И если она права (а кто возьмётся на равных спорить с Судьбой?), ни одна гадалка подлунного мира не сможет предсказать мою жизнь даже на день вперёд. Почему же Ксаррон…

— Dan-nah приказывает — я исполняю, — гордо отвечает волк на мою издёвку.

— Разумеется! И не надоело тебе всё время делать то, что велят?

— Я рождён для служения Дому.

— Или его отдельным представителям?

— Дом един, но каждый dan-nah — это Дом! — Киан торжественно озвучил одну из древних заповедей.

Я сморщился и отвернулся.

Каждый dan-nah… Каждый. Но не я. Разве что уединиться где-нибудь на краю мира и основать свой маленький… скажем, сарайчик. А что? Такое строение я вполне потяну: для него и фундамента особого не надо. Конечно, придётся нижние брусья просмолить, чтобы подольше не гнили и…

В коридоре раздались шаги, закончившиеся аккурат у двери. Киан поспешил обернуться, а я с интересом приступил к изучению того, кто решился накормить меня и волка ужином.

Порог комнаты переступил некто настолько коренастый, что мог бы сойти за ребёнка, если бы не размах плеч, схожий с моим. Конечно, я не показатель, но поверьте, из детского возраста всё же вышел. И мой костяк — тоже. Так вот, вошедший был плечист (для своего небольшого росточка) и крепок, но ладно сложен и вовсе не грузен. Да, не буду кривить душой: ноги — коротковаты. Но покажите мне мужчину, идеального во всех отношениях! Руки сильные, во всяком случае, корзину с едой держат, почти не замечая её веса, а ведь один только кувшин (если он, разумеется, полон) заставил бы лично меня слегка напрячься… Лицо круглое, гладко выбритое, с простоватыми и очень молодыми чертами. Волосы стрижены под горшок или как там называется подобное издевательство. Я, например, предпочитаю художественно корнать себя сам (чтобы претензий и напрасных обид не возникало). Одет просто, в деталях костюма преобладает грубо выделанная кожа. Общее впечатление? На давешнего «верзилу» не похож, хоть убейте!

Могу представить себе что угодно, но только не этого крепыша, размахивающего ножом. Ему бы больше подошёл, скажем, молот и…

Фрэлл! Как я сразу не понял?

Это же гном! Но разве бывают гномы БЕЗ БОРОДЫ?

Наверное, от удивления мой рот открылся до неприличия широко, потому что чудо природы хмуро буркнуло:

— И нечего таращиться! Не хочешь со мной ужинать, так и скажи!

Он плюхнул корзинку на пол и развернулся к дверям, но я уже успел справиться с потрясением и, вскочив на ноги, удержал гнома за рукав:

— Кто сказал, что не хочу? Очень даже хочу! И вовсе я не таращился, просто… никогда не видел, чтобы гном…

— А ты вообще гномов много видел? — с ехидцей осведомился мой потенциальный сотрапезник.

— Ну-у-у… — Я задумался, прикидывая в уме. — Трёх. Двух — женского пола и одного…

— Как считаешь — много?

— Не очень, — честно признаю поражение.

— То-то! — довольно ухмыльнулся гном, но за его весельем пряталась горечь. Плохо пряталась, если её заметил такой рассеянный наблюдатель, как я. Но раз уж заметил… Ненавижу, когда рядом со мной кто-то несчастлив. Всегда ненавидел, потому что боль чужих глаз эхом отзывается в моём сердце. Однако если раньше я отводил взгляд и старался пройти мимо, то теперь… Теперь норовлю вмешаться не в своё дело. Может, на этот раз не стоит? Только чуть-чуть проясню ситуацию — и всё, клянусь!

— А что у нас на ужин? — азартно потираю ладони.

— Что дали, то и принёс, — по-прежнему нелюбезно ответил гном.

Не хочет вести себя вежливо — и не надо! Я сам, если возникает такая необходимость, становлюсь… Хм, в общем, дурное дело нехитрое. Впрочем, если в мои намерения входит выяснение душещипательных подробностей относительно отсутствия растительности там, где она просто обязана находиться, то… Придётся входить в доверие. Я бы даже сказал, врываться, бесцеремонным пинком распахивая дверь чужого стыда. Ах, вы не понимаете, при чём здесь стыд? Ну как же! Разве не слышали? Я вот хоть и вижу живого гнома четвёртый раз в жизни… только не думайте, что мёртвых уже насмотрелся! Так о чём шла речь? Вспомнил: когда в меня вдалбливали знания о расах, населяющих подлунный мир, не упускалась ни единая деталь — от рождения до смерти (конечно, если имеется в виду изначально не-мёртвое создание), в том числе внимание уделялось основополагающим обычаям и традициям каждого народа. Запоминал я плохо, но кое-что в голове всё же осело. В частности, тот факт, что у гномов мужеского пола борода начинает расти (и потому, собственно, является основным признаком взросления) с момента вступления особи в тот период, который именуют юношеством. Затем требуется ещё пара десятков лет, чтобы гном считался достигшим возраста ответственности за свои деяния — возраста Обретения Цели. Как правило, именно тогда начинается постижение таинств того или иного искусства — от рудознатства до тончайшей работы с металлом. Конечно, не все становятся Мастерами Молота — это и не нужно, но каждый из гномов мечтает научиться говорить с Душой Стали. Таково первоначальное Предназначение, и оно, даже стираясь за давностью лет, продолжает время от времени будоражить кровь юных бородачей… Но я отвлёкся.

Борода растёт медленно. Очень медленно. Не скажу точно, какой длины она достигала бы у моего нового знакомца, но на ширину ладони топорщилась бы точно. Однако на подбородке ни единого волоска, и это означает, что гнома… побрили. То есть наказали, и наказали донельзя сурово, поскольку он будет считаться малым ребёнком, пока снова не отрастит свою «красоту». Я читал о такой мере воздаяния за неправедные поступки, но читал также, что она применяется крайне редко, и для представителя горного народца предпочтительнее смерть, нежели лишение бороды. Кстати, обладатель гладковыбритого лица не имеет права по собственной воле уйти из жизни — по той очевидной причине, что лишён «права голоса» и должен «взрослеть» заново. Жестоко? Да, пожалуй. Но, на мой взгляд, разумно. Если есть шанс, что нарушитель законов может поумнеть, грешно такой шанс не использовать. Впрочем, наказанному от этого не легче.

— Ну-ка, посмотрим! — Я подтянул корзинку к своему любовно оборудованному лежбищу, сел на полушубок и начал выгружать предназначенные к вкушению яства.

Некоролевская кухня, прямо скажем. Хотя куски капустного пирога пахнут просто замечательно! Нечто сырокопчёное… Скорее сыро, нежели копчёное. Окорок, что ли? Краем глаза замечаю, как Киан оживлённо принюхивается. Нравится? Что ж, оставлю для волка. Вынужден буду оставить, чтобы не покусал… Шутка.

Продолжим досмотр. Сыр овечий солёный. Ломтями. Сойдёт, если в кувшине то, о чём я думаю… Угадал! Аромат прелых листьев и жареного зерна коснулся моих ноздрей и заставил довольно улыбнуться. Задача существенно упростилась: ничто так не сближает собеседников, как вовремя и со вкусом употреблённая выпивка! А какой гном, скажите, не любит выпить?

Первым делом я, тщательно проверив устойчивость вместительных оловянных кружек, наполнил их элем. Немного не рассчитал собственный энтузиазм: пришлось ждать, пока пена осядет, и доливать. До краёв.

— Присаживайся! — широким жестом приглашаю гнома занять место рядом. На полушубке. — Или побрезгуешь рядом с рабом сидеть?

— Побрезгую? Вот ещё! Я сам-то… — Благоразумие берёт верх над желанием излить душу. Безбородый устраивается на моей «шкурке», берёт кружку и подносит к губам, но я укоризненно качаю головой:

— Э нет, так дело не пойдёт! В тех краях, откуда я родом, еду и питьё разделяют только после того, как обмениваются именами. Меня зовут Джерон, а тебя?

Гном молчит, угрюмо глядя в тающую пену. Молчит, потом буркает:

— Вэльши.

Хоть что-то… Имя не шаг к пониманию и даже не полшага, но сочетание звуков (временами — благозвучное, временами — не слишком), которым мы нарекаем себя для других, одно из наших отражений. Пусть мутное, кривое, мало похожее на владельца, но оно позволяет натянуть первую тонкую нить основы Гобелена беседы. А дальше… Дальше всё зависит от мастерства ткача. В данном случае от моих неумелых рук. Признаться, несилен в означенном искусстве, однако желание зачастую способно подменить собой умение, не так ли?

— Будем знакомы! — киваю и делаю глоток. Отменный эль. Осенний, из самого спелого ячменя, тёмно-золотой и такой же согревающий, как солнечный свет, пропитавший колосья.

Делюсь своим восторгом с гномом, и тот согласно басит:

— Знатный напиток, знатный! Только у меня дома лучше варят.

— Охотно верю. А где ты живёшь?

— Уже не живу, — резкий и хмурый ответ.

— Как так?

— А вот так! — Упрямо наморщенный нос.

— Дома нет, что ли?

— Есть.

— Раз есть, значит… Выгнали?

— Сам ушёл.

Не знаю, что он ожидает услышать в ответ, но моя следующая фраза повергает гнома в растерянность:

— И правильно! Уходить надо самому!

— Ты так думаешь?

— Уверен! Чем сидеть и ждать, пока под зад пнут. Вот ты, сразу видно, парень смелый, потому и ушёл.

— С чего ты взял… про смелость? — Растерянность растёт и ширится.

— Как это — с чего? Ты ж не испугался сюда прийти? Не испугался. А все остальные от моего волка так и разбегались!

— Ах, волка… — Гном бросил взгляд в сторону Киана. — А чего его бояться? Он же ручной… Ну всяко тебе подчиняется, ведь верно? А ты, если б хотел его натравить, себя бы запирать не позволил!

— Логично мыслишь. Молодец! Кстати о волке… — Я оценивающе посмотрел на окорок. — Не против, если я его угощу?

— Угощай… Я всё равно эту копоть не люблю, — разрешил Вэльши.

— Я тоже. Киан, иди сюда!

Волк охотно подошёл к «общему столу» и, блаженно урча, вгрызся зубами в сочное мясо. Я выложил на салфетку куски пирога из миски, плеснул в освободившуюся ёмкость эля и пододвинул к серой морде. Киан благодарно вильнул хвостом и единым махом вылакал половину питья.

Гном озадаченно посмотрел на нас обоих и спросил:

— Он у тебя ещё и пьёт?

— Пьёт.

— И не хмелеет?

— Почему же… Хмелеет. Только отходит от хмеля быстрее, чем напивается.

Кстати, это чистая правда. В звериной шкуре метаморф живёт, если можно так выразиться, быстрее, что и помогает ему заживлять раны сразу же после того, как они были нанесены. Но и старение приходит раньше, если злоупотреблять пребыванием во втором облике… Правда, за Киана я не волновался: Ксо в случае чего с лихвой возместит слуге время, потраченное на меня.

— Обученный? — продолжает допытываться Вэльши.

— В какой-то мере… — Волк отрывается от разгрызания кости и смотрит на меня с укоризной, словно говоря: «Только не заставляй ходить на передних лапах и петь песенки… Я, конечно, всё это проделаю, но мне будет неприятно».

Знаю, что неприятно. Потому заставлять не буду. Даже для того, чтобы потешить гнома.

— Он не любит показывать, что умеет.

— Ну не любит, и ладно! — соглашается мой собутыльник. Нет, правильнее было бы сказать: сокувшинник. Бодро же он уничтожает пенный напиток: у меня ещё и трети кружки не отпито, а гном уже снова на кувшин поглядывает…

— Так скажи мне, друг Вэльши, почему ты ушёл из дома? — спрашиваю, решив, что наступил момент истины. Тем более что гном пригубил вторую порцию эля.

— Зачем хочешь знать? — Ох, какие же мы недоверчивые и подозрительные! Ничего, я настырный и отступать не собираюсь:

— Да так… С собой сравниваю.

— А ты что, тоже?.. — Так, в голосе просыпается интерес. Значит, мы на правильном пути. Теперь главное — не врать:

— Угу. Ушёл. Лет восемь как.

— Давненько! — с уважением присвистнул гном. — А у меня ещё и полгода не наберётся…

— И что? Тяжко?

— Спрашиваешь! — Вэльши вперил тоскливый взгляд в стену. — Там сейчас весело… Бал зимний в разгаре… Мастера учеников набирают…

— Что же случилось, если ты решил от всего этого отказаться?

— Что… Так, нелепица одна. — Возвращение из плена воспоминаний и грёз снова задёрнуло штору на уже почти открытом окне души. Жаль. Зайдём с другой стороны:

— Нелепица, говоришь? Да, чаще всего именно нелепица… Я вот ушёл, потому что был никому из родных не нужен.

— Да-а-а? — недоверчиво тянет гном.

— Совсем не нужен. Шпыняли только да вздыхали, какой я глупый и что ничего из меня не выйдет, как ни старайся… С тобой тоже так было?

— Если б! Я, знаешь ли, потомственный кузнец… — начал было Вэльши, но под моим лукавым взглядом осёкся и шагнул ближе к истине: — Из семьи кузнецов. Отец мой был Мастером — и каким! И меня учил бы, да только помер не в срок. Правда, перед смертью друга попросил о моём обучении позаботиться. И друг этот тоже Мастер!

— И как? Выучил он тебя?

— Выучил, как же! — Гном горестно вздохнул и приложился к кружке. — Сначала вроде согласился, а потом… Как мальчишку гонял, до наковальни за два года и не допустил! А ведь я с отцом в кузне уже почти на равных был!

— Может, другу этому… Как, бишь его?

— Гедрин.

— Может, Гедрину виднее было? — Знакомое имя усваивается сознанием мгновенно, но тут же задвигается подальше, чтобы не мешать. Не портить игру.

— Что виднее-то? — возмущается гном.

— Ну дорос ты до кузни или нет… Между прочим, Мастера все такие. Вредные.

— Тебе почём знать?

— А у меня хозяин Мастер! — довольно сообщил я. — Твоему вредностью не уступит!

— Нет, ты Гедрина не знаешь! Он такой… — Вэльши замолкает, подбирая слова, но можно догадаться: кроме восхищения, в них ничего не будет. — Он… Он Мастер!

— За то и выпьем! — Поднимаю кружку и делаю вид, что отхлёбываю. Пузырьки эля тыкаются в плотно сжатые губы и огорчённо возвращаются обратно в оловянные объятия. Уж простите, сердешные, сегодня я не могу воздать вам должное. Сегодня у меня другие дела.

А гном пьёт, и с удовольствием. Не замечая моего отлынивания. Это и к лучшему, вот пирог пожую немного — и с новыми силами…

— В общем, не хотел тебя учить. Мурыжил на подсобных работах?

— Угу…

— А дальше?

— Дальше… — Гномий нос снова забавно морщится. — Дальше ему вовсе не до меня стало.

— Это почему же? Другого ученика завёл?

— Если б ученика! Племянница ему на руки свалилась… То ещё чудовище!

— Такая страшная? — делано изумляюсь, вспоминая симпатичную мордашку Мирримы.

— Да нет, нестрашная… — Вэльши задумчиво потянулся за сыром. — Миленькая. Только капризная и своенравная — спасу нет!

— Да ты тоже парень не из робких…

— Я другое дело! — обиделся гном. — А когда малолетка так себя ведёт, будто на днях королевой станет, это…

— Забавно, — предлагаю свою версию. Неправильную.

— Да уж, забавно! Особенно когда дядя ей во всём потакает. Всем забавам забава! — Взмах рукой, полный такого отчаяния, что…

Похоже, я узнал причину. Теперь осталось раскопать всё остальное.

— Она и до тебя добралась?

— Пыталась… Только я ей не сват и не брат, терпеть не обязан!

— Значит, решил научить девчонку уму-разуму?

— Вроде того. Приструнить немножко.

— И каким же образом? — интересуюсь исключительно из вежливости, потому что заранее знаю, что именно услышу.

— Да нанял людей пострашнее, чтобы они её как бы похитили и месяц-другой за собой потаскали. Думал, напугается, поутихнет, а там и… Когда домой вернётся, совсем другой станет.

— А на какие деньги-то нанял? Думается, тебе по малолетству семейная казна пока что не подчиняется!

— А зачем деньги? — фыркнул Вэльши. — Я им товар предложил… Пару клинков.

— Самолично выкованных? И они согласились?

— А ты бы отказался?