Ответный удар Ахманов Михаил

Глава 5

Гамма Молота

Обсервационный зал «Европы» был огромен. Он находился на палубе «А», сразу за ходовой рубкой и централью управления, — пространство размером с футбольное поле, накрытое пленочным экраном, повторявшим контуры внешней обшивки. Сейчас зал казался окном, распахнутым в космос; в глубине экрана пылали чужие созвездия, и не верилось, что там, над головой, не прозрачный купол, а несокрушимая корабельная броня с десятками видеодатчиков. Коркоран, долго прослуживший на «Европе», помнил этот зал пустым, если не считать общих построений экипажа, адмиральских смотров и других торжественных случаев. Но в этот раз свободного места оставалось немного. В дальнем конце, у переборки, отделяющей рубку, мигал огнями пульт контроля МАРов[28] — «филинов» на флотском жаргоне; посередине громоздились приподнятые на кронштейнах полусферы для визуальных наблюдений, связанные с телескопами, и другое оборудование научной группы; вдоль стен выстроились двумя шеренгами рабочие столы, четыре раздаточных автомата, санблок с переносным душем и несколько диванов. На одном кто-то спал — специалисты Исследовательского корпуса работали здесь не первые сутки и, похоже, не спускались на жилую палубу для отдыха.

Часть зала, отгороженная большими квадратными экранами, была оборудована для совещаний. Здесь стояли кресла из жесткого пластика, колонки голопроекторов, выносной терминал корабельного Ультранета и Болтун Бен — транслятор-переводчик, который, по мысли его создателей, был призван облегчить общение с фаата. Всю эту зону накрывало звукопоглощающее поле; Коркоран мог наблюдать, как у приборов суетятся астрофизики, ксенологи, лингвисты, но за незримый звуковой барьер не проникало ни слова, ни шороха. Они были тут на виду и в то же время в полной изоляции. Коммодор сидел, вытянув длинные ноги, Коркоран и Хоакии Ибаньес, глава научного сектора «Европы», стояли, посматривая на экраны, Асенов, эксперт-ксенолог, колдовал у терминала.

— Продолжайте, доктор Ибаньес, — сказал Врба, чуть наклоняя голову со светлым ежиком волос. Они отливали золотом, будто начальник экспедиции подобрал их специально в цвет шевронов и застежек своего мундира.

— Да, мой командир. Пожайлуста, седьмую схему… так, отлично… благодарю, сеньор Иван. — Ибаньес, смуглый темноглазый галисиец, отличался безукоризненной вежливостью на староиспанский лад: подчиненных называл сеньорами и коллегами, а старших и равных по рангу — донами и кабальеро. — Итак, перед нами система Гаммы Молота, результат трехдневных наблюдений. Час назад мы получили последние данные с «Африки» и «Азии» и с запущенных ими МАРов. Полагаю, кабальерос, что все интересные объекты обнаружены и их траектории уточнены. Вплоть до астероидов, которые можно найти с такого далекого расстояния.

«Три дня!.. только три дня! — подумал Коркоран. — Молодцы!» Научный сектор экспедиции был, безусловно, на высоте. Вслушиваясь в скороговорку Ибаньеса, он разглядывал мелькавшие на экранах схемы, графики и таблицы с параметрами планетных орбит. Вынырнув из безвременья Лимба, эскадра выполняла рекогносцировку окрестностей Гаммы Молота. Корабли дрейфовали в сгущениях кометной зоны, подальше от внешних планет; здесь, как в Солнечной системе, дистанция между центральной звездой и облаком Оорта составляла около светового месяца, но крупных роев было не два, а восемь — масса возможностей, чтобы спрятаться быстро и надежно. Кометы, немного пыли и камней, сцементированных застывшими газами, распределялись в облаке неравномерно, и пустые промежутки, зиявшие между роями, достигали сотен миллиардов километров. Однако лучшей возможности для скрытных наблюдений не представишь — на дальних расстояниях, в веществе роя, ни один локатор не найдет чужие корабли. Чтобы ускорить работу, «Азия» и «Африка» прыгнули к двум сгущениям по другую сторону местного светила, а МАРы выпускали выше и ниже плоскости эклиптики — это повышало точность результатов.

— Восемь планет, — сказал Ибаньес, демонстрируя очередную схему. — Восемь, если считать планетами три небесных тела в непосредственной близости от звезды. Очень небольшие — массы вдвое-втрое меньше, чем у Меркурия, а расстояния до солнца — четверть астрономической единицы. Это радиус орбиты третьего планетоида.

— Два первых, очевидно, не видны? — спросил Коркоран.

— Ненаблюдаемы — скажем так, дон капитан. Первый чуть ли не в солнечной короне, второй вблизи нее и очень мал. Элементы их орбит рассчитаны по возмущениям в движении третьего спутника. Учитывая наши задачи, эти тела не представляют интереса. Ни воды, ни атмосферы, сила тяжести около одной десятой «же», температура просто чудовищная… на поверхности третьего планетоида пятьсот по Цельсию… как минимум пятьсот.

Не представляют, молча согласился Коркоран: любая деятельность, строительство баз или добыча руд, затруднена и потому невыгодна. Врба, очевидно, придерживался того же мнения — повел рукой и произнес:

— Дальше, доктор.

— Дальше у нас, кабальерос, два вполне землеподобных мира с кислородными атмосферами. Полагаю, что четвертая, более теплая планета, это Роон, а пятая — Т'хар, но даже на нем климатические условия вполне приемлемы: средняя температура выше ноля. На Рооне — плюс восемнадцать… потеплее, чем на Земле…[29] Расстояние до звезды — ноль семьдесят семь астрономической единицы, гравитация ноль девять «же», период вращения — двадцать восемь и три десятых часа, в году триста двадцать суток.

— Искусственные сооружения? — отрывисто спросил коммодор, переводя взгляд на Асенова.

Ксенолог пожал плечами:

— Ничего такого, сэр, что можно было бы заметить отсюда, из облака. Ни городов, ни крупных орбитальных сооружений вблизи планеты. И в радио-диапазоне они почти не светят.

— Согласно имеющимся данным, — негромко произнес Коркоран, — у бино фаата Третьей Фазы нет городов. Привычных для нас развлечений тоже нет. Нельзя ожидать, что мы поймаем какие-то теле— или радиопередачи с полезной информацией.

— Вам виднее, капитан. Вы у нас эксперт.

Врба повернулся к нему, его суровое лицо было по-прежнему невозмутимо, но краешки губ дрогнули — коммодор изобразил улыбку. По опыту общения с ним Коркоран давно уже знал, что Карел Врба зря улыбок не раздаривает. Собственно, он ничего не делал зря или просто так, и даже ментальный дар не всегда позволял уловить его намерения, намеки либо действия, которые последуют в ближайшую минуту. Как и положено хорошему военачальнику, Карел Врба был человеком неожиданным.

Но на этот раз его мысль казалась понятной: он вспоминал верфь DX–51, борт «Европы» и молодого лейтенанта-коммандера, явившегося в его каюту. «На вас возлагают большие надежды, Коркоран… Когда мы отправимся к звездным системам, где основали колонии фаата…»

Вот и отправились! Даже долетели! И что теперь?

— Мы вас слушаем, Ибаньес, — раздался спокойный голос коммодора.

— Шестой сателлит, а также седьмой — планеты марсианского типа. Атмосфера отсутствует, масса две десятых земной, камни, песок, безводная пустыня, низкие температуры… Но для устройства баз подходят.

— Астероидный пояс?

— Здесь его нет. Отдельные астероиды, но ни один не приближается по величине к Хигее или Психее, тем более к Церере и Палладе[30]. Самые крупные… сеньор Асенов, снимки, пожалуйста… Вот! У этого поперечник девяносто восемь километров, и есть еще четыре, размером от пятидесяти до семидесяти. Остальные меньше. Четкой локализации в пространстве не наблюдается, количество… ну, с этого расстояния мы обнаружили около сотни. Более массивные тела вращаются вокруг восьмой планеты, но и тут масштабы скромнее, чем у нас, — ничего подобного Ганимеду, Титану, Тритону или хотя бы Тефии. Несколько десятков спутников неопределенной формы, размеры от двадцати до ста восьмидесяти километров. Сеньор Асенов… да-да, вот этот снимок… крупнейший сателлит на фоне планеты… масса шесть на десять в минус пятой, если сравнивать с Луной… а вот еще один, сто пятьдесят километров в поперечнике…

— Похоже, самые большие астероиды, захваченные из пространства? — спросил Врба.

— Несомненно, мой командир. Масса внешней планеты на тридцать процентов превосходит массу Юпитера, ее тяготение огромно… Газовые гиганты, если они есть, чистят от мусора любую звездную систему. А это типичный газовый гигант: водород, гелий, метан, аммиак и радиоизлучение на длине волны три сантиметра[31]. Но, вероятно, атмосфера более спокойная, чем у Юпитера, — аналога Ио тут нет, и наиболее крупный спутник обращается на расстоянии миллиона километров[32].

— Четвертый, — буркнул Асенов, склоняясь над пультом терминала. — Четвертый сателлит, Хоакин.

— Да-да, разумеется, коллега. Снимки на эти экраны, пожалуйста. Общий вид, потом область феномена и результат компьютерной обработки. — Пригладив темные волосы, Ибаньес пояснил: — Четвертый спутник газовой планеты, названный нами Обскурусом[33], предположительно обитаем, или вблизи него ведется какая-то осмысленная деятельность — к сожалению, непонятная, кабальерос. Слишком большая дистанция не позволяет различить мелкие объекты. Нам удалось повысить разрешение за счет интерполирующих программ, но не слишком существенно. Вот, взгляните!

На первом экране медленно поворачивалась темная глыба с морщинистой, изрезанной трещинами поверхностью. Формой Обскурус был похож на грубо высеченный тетраэдр, четыре вершины которого казались сглаженными или сколотыми, вдоль ребер тянулись извилистые горные хребты, а основания представляли собой подобие треугольных равнин без заметных деталей рельефа. Однако серия снимков при максимальном увеличении, которую Асенов вывел на второй экран, показывала, что впечатление ровности и гладкости иллюзорно. В слабом свете, струившемся от гигантского диска газовой планеты, были заметны черные тени; одни, вероятно, отбрасывали возвышенности, скалы и даже горы, другие могли быть провалами, большими каньонами или кратерами, возникшими при падении метеоритов. Одно из этих пятен имело форму размытого эллипса. Судя по масштабной сетке, наложенной на снимок, он достигал двадцати километров в длину и восьми с половиной в ширину. Это образование обладало какой-то внутренней структурой: в прятавшей его темноте просматривались едва заметные светлые точки и мнилось, что мрак — огромная шахта или тоннель, пронизывающий насквозь планетоид, а искры света — повисшие в неизмеримых далях звезды. Интерполирующий программный блок, обладавший интуицией и почти человеческой фантазией, сделал картину яснее: на третьем экране было заметно, что некоторые точки группируются вдоль криволинейных траекторий, другие рассыпаны в полном беспорядке.

— Какой-то астроинженерный комплекс? — спросил коммодор.

— Не исключено, — ответил Асенов — видимо, он занимался изучением этого феномена. — К сожалению, сэр, ни «Африка», ни «Азия» не видят спутники внешней планеты — для них она по другую сторону солнца. Здесь, — ксенолог кивнул на экраны, — обобщены результаты только наших наблюдений, и могу сказать, что из приборов и программ я выжал все.

— Есть какие-то гипотезы?

Ксенолог усмехнулся:

— Целый десяток. Космический рудник, поселение или целый город, колония преступников, завод по переработке сырья, станция, с которой следят за внешней планетой, военная база или все это вместе взятое.

— Возможно, объект не имеет отношения к фаата, — добавил Ибаньес. — Странное природное явление или артефакт даскинов… Подойдем поближе, выясним.

— Сейчас не подойдем. — Врба поднялся. Он был сухопар и очень высок, на голову выше своих подчиненных. — Доктор Ибаньес, доктор Асенов… — Легкий наклон головы. — Благодарю вас. Хоакин, перешлите все результаты на корабли эскадры. Вы свободны.

— Да, командир.

Ибаньес и Асенов покинули зону совещаний. Коркоран поглядел вверх: там, на потолочном экране, во всю ширь раскинулось звездное небо. Вид был не таким впечатляющим, как на Земле или Гондване, — пропасть, что разделяла пару галактических рукавов, казалась мрачной рекой, разметавшей напором мрака слабые искорки звезд. Оранжевое солнце Роона и Т'хара, пока еще безымянное, выглядело самым ярким огоньком среди тлеющих углей этого небесного костра. На фоне тьмы просматривались силуэты трех крейсеров — ближе всех «Австралия», за ней «Америка» и «Антарктида». «Литвин», пристыкованный к борту «Европы», оставался невидимым.

— Мы останемся здесь и будем ждать, — произнес коммодор. — Ты пойдешь к Роону. Наверняка это более населенный мир, центр местной цивилизации… Впрочем, это не приказ, только предложение. Посоветуйся с Зибелем, Пол. У Т'хара есть свои преимущества — о нем мы имеем хоть какие-то данные. Примерно ясно, что тебя там ждет.

Посоветуйся с Зибелем… Оторвавшись от созерцания звездного неба, Коркоран посмотрел на лицо коммодора. Оно было невозмутимым. Знает или не знает?.. — мелькнула мысль. Судя по ментальным импульсам Врбы, не содержавшим особых эмоций, в тайну Зибеля он не был посвящен. Что-то — быть может, чувство предвидения, пробудившееся так внезапно на корабле сильмарри, — подсказывало Коркорану, что этот секрет известен лишь ему. О причине такого доверия он не желал задумываться. Конечно, Зибель его друг, однако…

— Мы обсудим с Зибелем маршрут, но думаю, сэр, что ваша рекомендация верна, — сказал он. — На Т'харе одна правящая Связка, на Рооне, если Йо не ошиблась, их три. Три континента и три Столпа Порядка. Больше возможностей, больше информации.

— Информация, да… — Взгляд Врбы, скользивший по массивному корпусу Болтуна, стал задумчивым. — Прежде всего мы нуждаемся в информации, ибо знаем слишком мало. Врага необходимо изучать. Вдруг при ближайшем рассмотрении он из врага станет союзником или хотя бы нейтральной стороной, как лоона эо… Поэтому не будем торопиться с метателями плазмы и аннигиляторами. Это слишком сильные средства, Пол. Я бы сказал, необратимые.

Он смолк, уставившись на экраны, где все еще маячил темный расплывчатый силуэт Обскуруса. Мысли, кружившиеся в его голове, были понятны Коркорану: Врба вспоминал о брате и отце, погибших в Сражении у Марсианской Орбиты, о разрушенной Праге, о миллионах жертв, об умерших и искалеченных — он вспоминал об этом и боролся с ненавистью. Для него, пожалуй, самым простым решением был бы аннигилятор, но правом мести он пользоваться не желал. Во всяком случае, пока.

— Вы хотите, чтобы я высадился? — спросил Коркоран после долгого молчания.

— Да, если сочтешь необходимым. В твоем распоряжении неделя и модуль фаата. Кроме того, ты знаешь их язык и в некотором смысле сам… — Врба не договорил. — Можешь не вступать в контакт, нам скорее нужны разведка и геополитический обзор. У них нет городов, но должны быть промышленные центры, пункты управления, узлы обороны, астродромы, места скопления тхо и представителей высшей касты… Если на Рооне три Столпа Порядка, то нет ли между ними разногласий? Возможно, один из них более миролюбив, чем другие? Более толерантен? Более склонен к сотрудничеству? Как-никак, мы — люди, и они — люди.

— Я понимаю, сэр. — Коркоран кивнул, и память услужливо подсказала еще одну деталь их первой встречи — там, на верфи DX–51. «Что я должен буду делать?» — «Все, что потребует ситуация…» Возможно, приземление на Рооне являлось делом бесполезным и самоубийственным, но попытаться все же стоило. Врба был прав: аннигилятор — аргумент необратимый.

Коммодор повернулся к экранам, где маячила глыба Обскуруса, и сказал:

— Еще одно: взгляни, что они там мастерят. Только аккуратно, не обнаруживая своего присутствия. Загрузишь на борт десяток «филинов», выпустишь, если нужно понаблюдать.

— Связь с эскадрой через информзонды? — спросил Коркоран. — На тот случай, если нам не удастся вернуться?

— Да. Но я надеюсь, что вернуться вы сможете. — Врба расстегнул клапан нагрудного кармана и вытащил пакетик с крохотным чипом, похожим на золотую чешуйку. — Вот, возьми. Здесь программа для киберхирурга.

Коркоран поморщился.

— Будет ставить импланты? Боюсь, это не понравится моей жене!

— Никаких имплантов. Ты похож на фаата, только волосы рыжие, а глаза серые. Это подкорректируем. Будешь красавцем-брюнетом вроде Ибаньеса. Супруга не обидится.

— Зато дети могут не узнать, — пробурчал Коркоран и, отдав честь, отправился на свой корабль.

Внешняя планета висела на обзорном экране, словно туманный шар молочного стекла, тронутый кистью живописца: где-то добавлен розовый мазок, где-то — голубой или коричневый. «Коммодор Литвин», крохотный кузнечик, прыгнувший из тьмы кометного облака к белой опалесцирующей сфере, с каждым часом нагонял ее, словно падая в устье гигантской шахты, наполненной тусклым светом и беспорядочным движением цветных полос и пятен. Казалось, что шахта прорезана в черном обсидиане космической тьмы и ведет на такие окраины Вселенной, куда не добирались даже древние даскины.

Шла вахта Оки Ямагуто, второго навигатора; с ним дежурил Ба Линь. Двое других пилотов, Бо Сантини и Егор Серый, находились в кают-компании вместе со старшими офицерами, наблюдая, как вырастает белесое пятно и постепенно превращается из плоского диска в нечто объемное, выпуклое, окутанное плотным слоем атмосферы, метановыми тучами и аммиачными облаками. Этот мир, родич Юпитера по массе, объему и химическому составу, внешне на него не походил — планета вращалась медленнее, была не так сильно сплюснута у полюсов и не имела ничего похожего на Красное Пятно и систему полос, параллельных экватору[34]. За свою жизнь Коркоран повидал десятка два таких газовых гигантов, несостоявшихся звезд, и все они мнились ему какими-то ущербными — ни тепла и света, как от солнца, ни жизни и разума, как на Земле. Зато богатый склад сырья — можно сказать, неиссякаемый.

Клаус Зибель, сидевший под портретом коммодора Литвина, поднялся и стал заваривать кофе. Делал он это мастерски — очевидно, набил руку за несколько веков. Ароматные запахи поплыли в воздухе, тонко зазвенел фарфор. Зибель, наполнив чашки, первую с поклоном передал Селине. Затем наступила очередь Коркорана и пилотов. Туманов, отказавшись от кофе, отоварился соком в распределительном автомате, выпил его залпом и буркнул в иитерком:

— Оки! Спутники уже видны?

— Только крупные. Уточняю их траектории.

— Помочь?

— Сам справлюсь. Кстати, есть данные спектрального анализа.

— Хотелось бы взглянуть, — сказал Коркоран, прихлебывая кофе.

— Есть, сэр. Вывожу на ваш дисплей.

Слева от планеты, повисшей в центре развернутого в кают-компании пленочного экрана, возник столбец символов и цифр. Водород — 72 %, гелий — 25 %, метан 1,2 %, аммиак — 0,7 %… Дальше шли этан, ацетилен, фосфен, сульфиды аммония и водяной пар, все в следовых количествах.

— Метана и аммиака много больше, чем на Юпитере, — сказал Зибель.

— Больше в шесть-семь раз, — подтвердил Серый, старший пилот. — Летал я у папаши Юна, будь он неладен! Состав атмосферы помню до сих пор с точностью до тысячных. — Подумав, он добавил: — Меня там чуть в «сапсане» не раздавило. Экспедиция Маринича, семнадцатый год, когда до Красного Пятна добирались.

— Ты с Мариничем летал? — Праа приподняла тонкие брови. — Надо же! А я и не знала!

— Досье на членов экипажа нужно изучать, — сказал Коркоран. — Это функция помощника — знать все обо всех.

— Даже о вас, сэр? — не без ехидства спросила Селина.

— Разумеется. Но в рамках досье.

Зибель с улыбкой глядел на него. Их личные файлы существовали не в единственном числе: одни хранились в архиве флота, в компьютерах «Европы» и «Коммодора Литвина», другие, более похожие на истину, — в базе данных Секретной службы ОКС. Но и там, если говорить о Зибеле, правды было на копейку.

— Информация по семи крупным спутникам обработана, — послышался из интеркома голос Оки. — Передаю параметры орбит.

Экран покрылся рябью цифр, надписей и условных значков. По уточненным данным, Обскурус, четвертый и самый загадочный сателлит, вращался на расстоянии полумиллиона километров от планеты, но не был самым ближним спутником: имелись ещё два, почти такой же величины и с меньшими радиусами орбит. Кроме семи планетоидов покрупнее, около протозвезды кружили другие тела, несколько десятков каменных, ледяных и металлических глыб, которые сейчас отслеживали видеодатчики фрегата, пересылая информацию в АНК. Хотя «Литвин» обладал превосходной маневренностью, соваться в рой спутников гиганта, не вычислив их траектории, было занятием опасным.

Огромная планета уже занимала половину экрана, когда дежурный навигатор сообщил:

— Пожалуй, все, капитан. Если что и осталось, то не крупнее булыжника, клянусь честью самурая! — Потом произнес: — До конца вахты тринадцать минут сорок секунд.

Устал, понял Коркоран, уловив текущие от Ямагуто ментальные флюиды. На мгновение он прикоснулся к разумам своей команды. Все были на местах и в полной боевой готовности: Пелевич у аннигилятора, стрелки в орудийных башнях, Эрнандес на инженерном посту, Линдер в медотсеке, связист Дюпресси в своей каморке рядом с кают-компанией. Впрочем, слушать ему было нечего: никаких радиосигналов, кроме излучения в трехсантиметровом диапазоне.

— Сейчас будет смена, Оки, — промолвил Коркоран и повернулся к Туманову. Первый навигатор был постарше его лет на восемь и, кроме бесценного опыта, отличался осторожностью и редким хладнокровием. — Сделаем так: ляжем на орбиту в пятистах-шестистах мегаметрах, но по другую сторону планеты, вне зоны наблюдения с Обскуруса. Выпустим МАРы — думаю, двух достаточно. Один подвесим как ретранслятор, другой пошлем к объекту. Что скажешь, Николай?

— Вполне логично. — Туманов потер ладонью лысоватый череп. — Ну, пойду посчитаю, капитан?

— Минуту. Праа, есть какие-нибудь соображения? Пилоты, у вас?

Селина покачала головой, Бо пожал плечами. Серый предложил:

— Может, без «филинов» обойдемся? Мы с Бонифацием возьмем «сапсаны» и слетаем, поглядим.

— Риска больше, — возразил Туманов. — «Сапсан» на порядок крупнее МАРа. Опять же система поддержки жизни фонит, обнаружить легче… А выигрыш где?

— Выигрыш в личных впечатлениях. Их ничем не заменишь. Вот когда я спускался к Юпу… или садился на Миневру у Арктура… или… — Пилот махнул рукой. — Словом, впечатлений были полные штаны.

— Вот этого нам не надо. — Коркоран поднялся, отодвинул пустую чашку. Дядя Павел строго взирал на него со стены, словно напоминая: пришел твой час, сынок. Давно уже пришел, мелькнула мысль, и он, нахмурившись, промолвил: — Значит, так, бойцы: Туманов при АНК, Серый на управлении, Праа на вахте и держит в готовности информзонд, мы с Зибелем наблюдаем. Бо, ты поведешь «филинов» из дубль-рубки. Справишься сразу с двумя?

— Хоть с четырьмя, капитан. Они послушные скотинки.

Отдав салют, Сантини ринулся в неширокий коридор. За ним вышли Праа, Туманов и старший пилот. Зибель задержался.

— Экипаж, внимание! — произнес Коркоран, склонившись к вокодеру устройства связи. — Смена вахты. «Зеленая тревога»[35], готовность по секциям через десять минут.

— Ты ничего не чувствуешь? — спросил Зибель. Он все еще стоял на пороге. Покрутил пальцем у виска и снова поинтересовался: — Вот здесь? Совсем ничего?

— Нет.

— Ладно. Позже поговорим.

Протиснувшись друг за другом в ходовую рубку, они опустились в кресла, попав в тугие объятия коконов. Секции отрапортовали в должном порядке: Туманов, Эрнандес, Пелевич, Праа. Дюпресси сообщил, что никакой разумной активности в пространстве не наблюдается, ни широкополосных радиосигналов, ни кодированных импульсов — только космический фон и трехсантиметровое излучение. Затем отозвался Бо Саитини: два «филина» уже находились в стартовых обоймах. Консоль АНК подмигнула Коркорану алыми огоньками, потом их сменили зеленые, и пульт пилота озарился неяркой вспышкой.

— Расчет курса завершен, — произнес Туманов.

— Курс принят.

Руки Серого затанцевали над пультом, гигантский шар планеты пополз в сторону, к краю обзорного экрана, потом тихо щелкнул АНК, и в световом столбе рядом с его панелью замелькали цифры. Дистанция до объекта, компоненты скорости, линейное и угловое ускорение, позиция в пространстве… Тяжесть на борту сохранялась нормальной — ее колебания компенсировала установка искусственной гравитации. Круглый глаз локатора успокоительно мерцал, впереди не было ни камней, ни пыли, ни другого космического мусора, как и искусственных объектов.

Раздался резкий короткий аккорд, и руки пилота опустились. Теперь корабль шел на автоматике; его траектория стала постепенно искривляться, закручиваться около планетарной сферы, чуткие видеокамеры фиксировали этот туманный мир, пересылая информацию в память корабельного компьютера. До плотных слоев атмосферы было полторы тысячи мегаметров. На боковых экранах, дававших максимальное: приближение, неслись чудовищные стаи туч, сиявших в свете далекого солнца серебристым блеском.

— Турбулентность тут не такая заметная, — сказал Туманов. — Есть вихревые токи и смерчи, однако… — Сощурившись, он присмотрелся к бегущим внизу экрана данным анализаторов. — Однако ничего сравнимого с Юпитером. Спокойная атмосфера.

— По прогнозам специалистов с «Европы», так и должно быть, — заметил Коркоран. — Массы спутников ничтожны, и приливной волны или иных возмущений практически не наблюдается.

Зибель пошевелился в тесном объятии кокона.

— И что отсюда следует?

— Там можно летать, — буркнул Серый. — Не опускаться слишком глубоко, но наверху — без всяких проблем и риска. Запросто!

— Можно летать, — повторил Зибель. — Водород, метан, гелий, ацетилен, даже вода, огромные ресурсы, плюс минералы на сателлитах, все источники для химического синтеза… И — можно летать! Это наводит на некую мысль.

— Думаешь, здесь фабрика с транспортной сетью? — предположил Коркоран. — Черпают сырье из атмосферы, металл берут на спутниках, тащат на Обскурус и выпускают какую-то продукцию?

— Например, вакуумные унитазы, — подсказал пилот.

— Посмотрим. — Зибель неопределенно усмехнулся. — Углеводороды — отличная штука, Егор, что угодно можно из них сотворить — конечно, при известном умении. Пищу, ткани, пластик… А если добавить минеральное сырье, спектр значительно расширится. В принципе до всех излишеств и благ, какие нам известны на Земле.

— Транспортная сеть нуждается в связи. Диспетчеризация перевозок, команды пилотам, опознавательные сигналы и все такое. А мы, — Туманов покосился на молчавший интерком, — мы не слышим ровным счетом ничего — ни переговоров, ни других осмысленных сигналов. Хотя на таком небольшом расстоянии и при нашей аппаратуре…

В рубке воцарилась тишина. Коркоран, поглядывая то на дисплеи, то на свой капитанский пульт с темной выемкой пентальона, припоминал, какие средства связи имелись у пришельцев. Дядя Павел говорил о каффе, телепатическом усилителе, а радиоприборы вроде бы ему не попадались. Что касается экспертов, изучавших звездолет фаата, то они нашли обычные системы, ориентированные на радиоконтакт с Землей и прослушивание теле— и радиостанций. В боевых модулях не было ничего подобного, и вопрос, как корабль поддерживал связь с их пилотами, оставался открытым. Ясно, что не с помощью тех средств, какие приняты в Солнечной системе. Ни радио, ни лазерных пучков и никакого иного излучения в известном диапазоне… Ментальная техника? Возможно. Клаус должен был бы это знать…

Он попытался прикоснуться к разуму Зибеля, наткнувшись, как всегда, на прочный барьер. Впрочем, пара мыслей сквозь эту преграду просочилась: жди, мой друг, не торопись.

В напряженной тишине, изредка прерываемой репликами Зибеля и Селины Праа, прошло около часа. Пилот и навигатор молча трудились, маневрируя над планетарной атмосферой и стараясь подогнать фрегат к какому-нибудь небольшому сателлиту, что помогло бы скрыться понадежнее. Наконец Серый с облегчением вздохнул, потянулся, насколько позволяли покровы кокона, и доложил:

— Мы на орбите, капитан. Пятьсот двадцать мегаметров от центра этой ублюдочной звезды. Период обращения — восемнадцать и три десятых часа.

— Объект по другую сторону планеты и постепенно догоняет нас, но скорость сближения невелика, — добавил Туманов. — Трое суток можем ни о чем не беспокоиться.

— Более чем достаточно, — произнес Коркоран. — Селина, зонд готов?

— Да, сэр.

— Сантини, что у тебя?

— Я в полной боевой. Даже палец на клавише чешется, — послышалось из интеркома.

— Пускай разведчиков.

«Коммодор Литвин» чуть заметно вздрогнул. Два небольших цилиндра вырвались из стартовых обойм, развернули парные антенны, в самом деле став похожими на филинов с большими круглыми глазами, и стремительно скрылись в темноте. Праа тут же переключила изображение: теперь огромный диск планеты заполнил левый боковой экран, а на обзорном и правом, куда выводились сигналы МАРов, сияли звезды и траурной лентой тянулся Провал меж галактическими рукавами. Гравитационные движки, разгонявшие «филинов», одновременно снабжали энергией следящую аппаратуру и крохотный импульсный передатчик. Считалось, что засечь его невозможно — поток сигналов был остронаправленным, импульсы шли с низкой частотой, а промежуточную картину дорисовывал интерполирующий программный блок корабельного компьютера.

Скорость этих миниатюрных разведчиков была чудовищной: двигаясь по орбите «Литвина» и шестикилометровой каменной глыбы, прятавшей фрегат, они отыгрывали у Обскуруса десять мегаметров за каждую минуту. Расстояние, однако, было не маленькое; прошло с полчаса, прежде чем Сантини доложил:

— «Филин»-А тормозится. Еще немного, и я его подвешу.

Этому МАРу предназначалась роль ретранслятора. Его компаньон «филин»-Б резво умчался дальше, скрывшись за диском планеты, но кадр на обзорном экране был по-прежнему устойчивым. С интервалом в несколько минут промелькнули два малых спутника и один побольше, бесформенные обломки, изъязвленные ударами микрометеоритов; потом возникла череда каких-то удлиненных, блестящих на солнце пузырей, всплывавших из глубин планетной атмосферы, и, наконец, темная точка, маячившая впереди, стала разрастаться, превращаясь в грубое подобие треугольной пирамиды с отбитыми вершинами. «Филин» резко затормозил, изображение на экране начало скакать, но это длилось не дольше секунды; затем картина застыла и сделалась резче.

— Обскурус, капитан, — раздался голос Бо Сантини. — Сорок семь километров до поверхности.

Туманов довольно засопел.

— С такого расстояния мы муху разглядим!

— Но сначала — общий план, — сказала Праа. — Идет запись в память зонда. Сними, Бо, общий план с трех-четырех позиций, сформируем голограмму.

— Слушаюсь, мэм. Рад стараться, мэм. Ради ваших жгучих глаз и алых губ. — Бо, он же Бонифаций Антонио Серджи Гектор Сантини был весельчак и балагур, но пилот от Бога. Все, что плавало, ездило, ныряло или летало, покорялось ему с особой охотой — быть может, потому, что шесть имплантов, вживленных в тело Бо, делали его отчасти родичем всякой штуковины с дюзами, винтом или колесами.

MAP начал двигаться, выбирая лучшую точку обзора, и казалось, что глыба Обскуруса поворачивается, словно желая продемонстрировать все свои тайны и секреты. Горная цепь, бывшая ребром тетраэдра, плавно сползла за обрез экрана, за ней распахнулась темная, мрачная поверхность, иссеченная тенями, изрезанная трещинами, змеившимися, точно черное кружево на фоне умбры и пепла. Но черно-серо-бурое оказалось не единственным оттенком этой равнины — в самом ее центре слабо светился синеватый овальный купол, и в глубине, под его эфемерной защитой, сияли яркие огни. Три одинаковых круга, оконтуренных ими, были видны отчетливо и ясно.

— Посадочные площадки? — задумчиво произнес Туманов. — Как думаешь, Егор?

— Нет, скорее…

В рубке вдруг повисло молчание. Коркоран заметил, что его помощник замерла, приоткрыв в изумлении рот.

— Командуй, Селина. Что там с общим планом? Отсняли?

Праа вздрогнула.

— Да, капитан. Бо, покажи нам теперь это поближе. Не вертикально, а под углом градусов сорок-пятьдесят. Мне кажется, там пустота… там, за этими огнями…

Картина сместилась и приблизилась. Синеватое марево затопило обзорный экран, но наблюдать эта дымка не мешала, даже наоборот: в ее мягком ровном сиянии и свете огней угадывалась огромная пропасть, шахта или природная каверна эллиптического сечения и три погруженных в нее цилиндрических корпуса. Огни горели на их торцах, а вниз тянулись гладкие блестящие поверхности, охваченные где-то в глубине провала системой гигантских колец, соединенных друг с другом и со стенами шахты балками, кабелями и переходами. Там, среди этих решетчатых и трубчатых конструкций, что-то двигалось, ползало туда-сюда, то появлялось, то исчезало в круглых отверстиях, усеивающих стены; там ритмичными вспышками посверкивали пламенные языки, рассыпались фонтаны жарких оранжевых искр, тянулись полупрозрачные отростки, то длинные и тонкие, то вдруг вспухавшие пенистой белесой массой. В этой суете, на первый взгляд хаотичной, беспорядочной, все же ощущались некие смысл и цель, будто в странной дисгармоничной симфонии, которая, несмотря на вопли труб и грохот литавр, продвигается согласно замыслу ее творца.

— Этот купол… — вымолвила Праа. — Силовое поле? Экран, который удерживает воздух?

— Безусловно, так, — согласился Туманов. — Удерживает атмосферу и защищает от метеоритов. С этой технологией фаата мы знакомы, ее уже используют в марсианских городах. Чтобы прикрыть поселение таким экраном, нужно…

— Не поселение, — раздался сзади негромкий голос Зибеля. — Не поселение, Николай, а верфь. Или, если угодно, док. Огромный док, где собирают три межзвездных корабля. Таких же, как прилетевший к нам.

— Клянусь Владыкой Пустоты!.. — пробормотал Серый и заворочался в кресле, оглядываясь на Коркорана. — Три такие штуки разнесут нас в пыль и прах! Все разнесут, от Плутона до Меркурия! Подойти бы ближе, капитан, пока там дело не закончено, и врезать на полную мощность из всех стволов!

— Это решит коммодор. Мы только наблюдатели.

Коркоран подался к дисплею, всматриваясь в глубь чудовищной пропасти под силовым колпаком. Ему доводилось бывать на заатмосфсрных верфях — и тех, что вблизи Земли, и тех, что воздвигли в последние десятилетия на Церере и Палладе, — но нынешнее зрелище потрясало. Он понимал, что видит лишь вершину айсберга: наверняка Обскурус был источен ходами и пещерами вдоль и поперек и в его недрах таились гигантские промышленные комплексы. Они, очевидно, перерабатывали сырье, взятое из атмосферы планеты и с ее спутников, в миллионы тонн металла, керамики, пластмасс, всего, что нужно для наружной обшивки, для переборок и палуб, для разгонных шахт и гравитационных двигателей, для тысяч боевых модулей, для тонких и сложных приборов, механизмов, оружия, генераторов поля… И, разумеется, этим хозяйством надо было управлять, координировать усилия работников всех производственных звеньев.

— Дюпресси, — позвал Коркоран, — что у нас слышно, Дюпресси?

— Тишина, сэр. Ничего такого, что похоже на закодированные сигналы. Корабль в зоне радиомолчания, но антенны «филина» ориентированы прямо на объект. Если бы там говорили, я поймал бы передачу.

— Что-нибудь похожее на луч локатора не видишь?

— Нет, сэр. Никаких средств обнаружения. Кажется, они не контролируют пространство.

— Ясно. Поиски не прекращать.

Между тем Селина давала инструкции Бо, и в результате изображение на экране стало укрупняться — Сантини выжимал максимум из чувствительной оптики МАРа. Теперь Коркоран разглядел, что среди сплетения кабелей и балок ползают механизмы, похожие на многолучевую морскую звезду с множеством гибких отростков. Они были очень велики — над центральной частью каждого, полупрозрачной и зыбкой, торчала крохотная человеческая голова, не больше гречишного зернышка на блюдце. Тела операторов слабо просвечивали сквозь субстанцию машин и казались неподвижными, но сами машины трудились не покладая рук — или, точнее, щупальцев. Их гибкие манипуляторы были в непрестанном движении, вытягивались и сокращались, подтаскивая какие-то детали или узлы, пристраивали их на место, потом заливали пеной или вязкой белесой жидкостью, обдавая ее фейерверками огня. Монтажные агрегаты, подумал Коркоран. Их было тут как термитов в термитнике — тысячи, десятки тысяч, но он сосредоточился на фигурках работников. Первые живые фаата, которых он наблюдал, не считая, конечно, Йо… Но Йо была красавицей, а эти, похоже, приятной внешностью не отличались. Их лиц он не мог разглядеть даже при максимальном увеличении, но казалось, что черепа их безволосы и странно деформированы — не купол, вмещающий мозг и разум, а нечто приплюснутое, плоское.

— Глядите, глядите! — вдруг возбужденно выкрикнул Туманов. — Транспорты! Может, контейнеры с сырьем… Но как они ими управляют? Камилл, ты что-нибудь слышишь?

— Нет, сэр, — виноватым тоном ответил Дюпресси.

Над горной грядой, что ограничивала равнину, возникли удлиненные пузыри, виденные ими раньше. Теперь уже не было сомнений ни в их искусственном происхождении, ни в том, что они напоминают боевые модули фаата, только побольше размером и не такие угловатые. Каждый аппарат описывал изящную кривую над темными пиками гор и исчезал у края защитного поля, словно погружаясь в почву. Там, вероятно, был приемный шлюз, но мнилось, что сама поверхность Обскуруса стремительно и жадно заглатывает транспортные корабли вместе с их грузом. Они тянулись бесконечной чередой — минуту, пять минут, десять, пятнадцать, словно пространство выстреливало их из какого-то неиссякаемого хранилища.

Поток прекратился на семнадцатой минуте.

— Сколько же их? — в растерянности прошептал Туманов. — Тысяча? Больше?

— Праа, точное число, — потребовал Коркоран.

— Восемьсот тридцать два, сэр. — Ее голос дрогнул. — Флот всех земных компаний включает больше транспортных судов, но эти такие огромные! До полукилометра по предварительной оценке.

Коркоран кивнул, соображая, что здесь возможны любые сюрпризы, и значит, неплохо бы еще понаблюдать за верфью. Ценность этих наблюдений увеличивалась с ростом длительности и детальности, и, если фаата не контролируют ближний космос, он мог провисеть у прикрывавшей их скалы хоть целую неделю. Затем ему подумалось, что сюрпризы бывают всякие, в том числе фатальные, и лучше бы на этот счет подстраховаться — тем более что на борту полдюжины информзондов и жалеть их нечего.

— Отбой «зеленой тревоги», — произнес он, расстегивая кокон. — Все, кроме вахтенных, могут отдыхать. Бо, «филинов» переведи на автоматику. Селина, что у нас с информзондом? Загружен?

— Да, капитан.

— Сделай комментарий к видеозаписям и сообщи, что мы пробудем здесь двое суток. Отправь первый зонд, а через сорок восемь часов пошлем второй, с результатами последующих наблюдений.

— Можно было бы выслать все одним пакетом, — сказала Селина. — Я имею в виду через двое суток.

— Нет. Информация не должна потеряться, а что будет с нами через два дня, о том известно лишь Владыке Пустоты, — сказал Коркоран и покинул рубку.

В каюте Зибеля ничего не изменилось, только колпак с похожей на осьминога безделушкой был накрыт пакетом из непрозрачного пластика. Тем не менее он притягивал Коркорана словно магнитом; ему приходилось делать усилие, чтобы отвести глаза и не потянуться к странной штуковине руками. Ее смутный образ — гроздь цветных пятен, едва различимых под матовой поверхностью колпака, — прочно засел в подсознании.

— Верфь, — сказал Клаус, — верфь и эти строящиеся корабли… В своих Снах ты видел что-нибудь подобное?

Коркоран помотал головой:

— Определенно нет. Ты ведь знаком со всеми моими Снами, я их тебе рассказываю… Такие сюжеты в них пока не попадались. — Он сдвинул брови и уставился в пол, чтобы не глядеть на черный пакет из пластика. — Должно быть, среди моих предков по линии фаата астронавтов не было.

— Наверняка были. Наша служба полагает, что ты происходишь не от работника-тхо, а от бино фаата, человека высшей касты. Все они потомки звездных странников, вернувшихся домой в период Второго Затмения… Впрочем, одно дело — летать на корабле и совсем другое — его строить. Я думаю, что на этой верфи очень мало полностью разумных — двое-трое, не больше, и все они Держатели Связи.

— Держатели Связи? — Коркоран нахмурился. — То есть специалисты по ментальному контакту с квазиразумом? Те, кто поддерживает его психическую стабильность? Не инженеры, не конструкторы, не технологи? Это маловероятно, Клаус. Тут десятки, если не сотни тысяч работников, сложные механизмы, транспортная сеть и мощное, а потому опасное оружие… Кто же тогда руководит строительством? И, кстати, как это происходит? Мы ведь не обнаружили радиосигналов, а такой гигантский комплекс нуждается в управлении.

Пол под его ногами дрогнул — Селина выслала информзонд. Эта машина была побольше МАРа — двухметровый цилиндр с контурным приводом, способным зашвырнуть ее на край Вселенной, но лишь единожды: переходы в Лимб и обратно при малом объеме разгонной шахты разрушали двигатель. Фаата, похоже, с этой проблемой вообще не справились — их боевые модули с гравитягой не были рассчитаны на полеты к звездам.

— Капитан, зонд ушел, — раздался в интеркоме голос Праа.

— Благодарю. — Коркоран прикинул, что через несколько миллисекунд их донесение будет в компьютере «Европы», и снова поднял взгляд на Зибеля.

Тот улыбался, и эта улыбка делала его моложе. Или он в самом деле решил помолодеть ради Селины?.. — подумалось Коркорану.

— Хочешь знать, кто у нас в главных строителях? Даскинская тварь, кто же еще! Она на одном из кораблей, и инженеры ей не требуются, только эффекторы-тхо рабочей касты. С ними она управляется телепатически, ну а Держатели… Держатели так, на всякий случай, для контроля.

По спине Коркорана пробежал холодок. Внезапно вспомнились ему рассказы матери и дяди Павла, и он почти увидел пятиугольную тесную камеру в недрах чужого корабля, посреди которой бугрилась буро-коричневая, медленно пульсирующая масса. Потом — беззвучный взрыв, всколыхнувший воздух, и возникшая из ниоткуда фигура человека, высокого и тощего, со светлыми растрепанными волосами. Гюнтер Фосс, как он запомнился Павлу Литвину… Фосс, а у его колен — тяжелый, негромко гудящий контейнер сигги… Фосс, Изгой, Оберегающий — существо, которое тут, рядом с ним, метаморф, надевший личину Клауса Зибеля!

Сознание этой невероятной ситуации на миг пронзило Коркорана. Он наклонился к Зибелю и медленно произнес:

— Значит, здесь, на одном из кораблей, квазиразумный… Такая же тварь, какую прикончили вы с Литвиным… И ты мог бы меня к ней телепортировать?

— Нет. Надо было внимательнее слушать мою историю — тебя я могу перебросить на двадцать-тридцать тысяч километров, а до Обскуруса больше миллиона.

— Ну хорошо… я понимаю, дистанция слишком велика… А если мы приблизимся к верфи на расстояние земного диаметра? Как тогда?

— Тогда без проблем. — Зибель ухмыльнулся. — Только для чего? Хочешь уничтожить эту тварь или подчинить ее? Но у меня нет ни сигги, ни ментального усилителя! А тебе, мой друг, незачем геройствовать. Сейчас не год Вторжения, и ваши крейсера — не беззащитные скорлупки. Больше трети века миновало, у вас другие корабли, другое оружие, колонии у всех ближайших звезд… Вы — галактическая раса!

— Это ты к чему? — спросил Коркоран, глядя на своего друга с большим подозрением.

— По-прежнему к тому, что геройствовать не надо, — коммодор Врба разделается с верфью без пашей помощи. Ты уж мне поверь! Верфь не планета, а объект локальный и очень уязвимый. Внезапный удар по сателлиту — и вся эта глыба станет паром вместе с недостроенными кораблями, тысячами тхо и даскинской тварью. Ты ведь это понимаешь, не так ли?

— Разумеется. — Коркоран начал остывать. «Прав Клаус, — подумалось ему, — вчерашний подвиг не нуждается в повторении». Он сделал несколько глубоких вздохов и произнес: — Вернемся к нашей ситуации. Ты утверждаешь, что на одном из кораблей есть квазиразумный. Это предположение или точное знание?

— Можешь проверить сам.